Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 1"

Так по-военному окликали ребята какого-нибудь грибника. Трусливые сразу убегали, и никто их не догонял, но большинство людей, гуляющих по лесу, поднимало от неожиданности руки вверх, а некоторые принимали стойку боксёра. Тут и начиналось веселье.

Данью могло стать всё что угодно: от пяти центов до зелёного яблока.

Одна девушка, гулявшая по лесу в белом платье в синий горошек, руки на окрик не подняла, а протянула одному из окруживших её парнишек скромный букетик лесных цветов. Букетик достался Ронни, а остальные молодые бандиты опустились перед ней на колено. Потом под рыцарской охраной из пяти человек девушка была доставлена к автобусной остановке, что находилась по соседству с бункерами.

Если нарушитель территории платил дань щедро, то к нему подходил лидер банды по кличке Белый, который участливо спрашивал пленника: «Ты думаешь, что тебя ограбили?» В таких случаях человек обычно не знал, как лучше ответить, и за него отвечал сам бандит: «Спасибо, дорогой друг, за то, что ты столь щедро оплатил персональный концерт».

Для любителя пеших прогулок выносилось из бункера кресло, которое Де Гроте смастерил для себя из немецкого хлама времён Второй мировой войны, чтобы ему было удобно слушать новые песни, сочинённые Белым. Белый пел чуть охрипшим голосом под гитару, с который не расставался ни ночью, ни днём, а когда начинал перебирать струны, то забывал обо всём на свете, а о «госте» в первую очередь.

Иногда среди «пленников» встречались и родственные души, для которых гостеприимные любители рок-н-ролла устраивали уже настоящие концерты, где звучали знаменитые мелодии Клиффа Ричарда, Элвиса Пресли, Пола Анка и Чабби Чекера. (Пройдут годы, и музыкальная группа Белого окрепнет и будет с успехом гастролировать по всей Европе.)

Время от времени «Бункерские крысы» выходили на рукопашные бои со своими соседями из других посёлков. Бои обычно приурочивались к поселковым праздникам, проводившимся в честь святого, имя которого носила поместная церковь. Назывались эти праздники «кермес» – ярмарка.

На праздник «кермес» сходились вместе все жители посёлка, от мала до велика. С самого утра на всю деревню звучала весёлая музыка. Деревенская площадь становилась ареной цирка, где артистами были сами односельчане и их дети. Прямо на улицы посёлка выносились столы, на которых раскладывалось всё, что было лишним, но могло пригодиться другим. Эти базарчики так и назывались – «распродажа хлама». Всем было весело продать свой хлам и за те же деньги покупать его у соседей. Кругом носились радостные дети. Над гуляющим народом витал запах жареного мяса и кипящего масла, в котором плавали золотистые колобочки дрожжевого теста. Они продавались в кулёчках и были густо обсыпаны сахарной пудрой.

На площади под шарманку крутились карусели со сказочными лошадками. В день поселкового праздника каждый желающий мог попробовать себя в стрельбе по металлическим зайцам, снующим в глубине тира, или в точности метания теннисного мячика. Тот, чей мячик попадал в пустую консервную банку, получал за меткость плюшевого медведя. Детвора за пять центов ловила маленьким ситом золотых рыбок из «речки», что струилась по прилавку.

В центре базарчиков, за столами, украшенными цветами в вазочках, сидела степенная публика. Уважаемые дамы в модных шляпках и господа в начищенных ботинках под открытым небом любовались народным гулянием. Перед ними стояли высокие бокалы с золотистым пивом, и услужливый официант, которого все знали ещё мальчишкой, заботился, чтобы пиво в бокалах не кончалось.

К полудню гордые крестьяне, собственники сельскохозяйственных угодий, выводили на окраину посёлка своих откормленных быков и породистых лошадей в надежде получить приз за лучший приплод года, который выдавался самим бургомистром. Посёлок гулял до позднего вечера, чтобы вдоволь напеться, натанцеваться и навеселиться до следующего кермеса.

После таких праздников и начинались бои «стенка на стенку». Они не были запланированы бургомистром и обычно заканчивались полной победой «Бункерских крыс». В этих боях и прославился Ронни своей силищей. Победу в кулачных боях праздновали ребята до утра. Они зажигали в бункере свечи, пламя которых в демоническом танце теней металось по каменным холодным стенам, и, перебирая струны гитар, пели новые песни того времени.

Пусть эти песни были непонятны их родителям, но с этими песнями молодёжи было легче перенести стремительные перемены в обществе, быстро теряющем в настоящем свои вековые ценности и традиции.

Ронни и Раймонд петь не умели, поэтому они нашли себя в танце. Под мелодию Чабби Чекера два друга выкручивали такой акробатический твист, что могли бы побить все установленные в мире рекорды. В самый эффектный момент танца Раймонд запрыгивал на плечи Ронни, а тот на одной ноге штопором вкручивался в каменные полы бункера под шумные овации развеселившихся ребят. Твист сменялся рок-н-роллом, рок-н-ролл чарльстоном, и так до самого рассвета. В то время Ронни не знал, что такое усталость, и силы его только прибывали.

Незаметно прошло два года. Ронни получил аттестат зрелости, диплом сварщика и стал квалифицированным рабочим мясной фабрики. Однажды во время рабочего перерыва он сидел на скамейке со своим напарником, пожилым рабочим, который ел изготовленные на фабрике сосиски. Двумя грязными пальцами напарник вытягивал сосиску из высокой стеклянной банки с маринадом, а потом пальцами другой руки очищал мокрую сосиску от кожуры, и только затем начинал есть. Сок из надкушенной сосиски стекал по его руке и капал на землю. После такой трапезы руки пожилого рабочего требовали мытья и полотенца, но время обеда заканчивалось, и рабочий вытирал мокрые руки о свои штаны и уходил в цех.

Однажды Ронни высказал мастеру свою идею об изготовлении маленьких сосисок без оболочки, которые можно без проблем вытаскивать из банки и целиком класть в рот. Обычные сосиски готовились в очищенной кишке овцы, а Ронни предлагал варить маленькие сосиски в пластиковых обёртках, а потом вытаскивать сосиски из обёртки и укладывать их в банки для консервации. Мастер выслушал юношу внимательно и обещал сообщить о его идее начальству.

Через несколько недель у Ронни был день рождения. В этот день первым его поздравил мастер цеха, и самолично пожал ему руку как от себя, так и от имени руководства фабрики. Ронни смотрел на него и не понимал, за что ему выпала такая честь.

– Твоя идея по изготовлению маленьких очищенных сосисок превзошла ожидаемый эффект и принесла большую прибыль предприятию, – с расстановкой произнёс мастер и продолжил с нарастающим вдохновением. – Директор фабрики предлагает тебе за твоё новаторство самому выбрать место твоей будущей работы.

За ответом Ронни не нужно было лезть в карман, ответ на этот вопрос он знал без подготовки.

– Спасибо, я хочу работать грузчиком на машине.

В конце недели мастер обнародовал приказ по цеху, по которому Де Гроте переводится в транспортный цех. В честь этого повышения по службе юноша был отпущен домой до окончания рабочего дня.

Погода стояла замечательная. После прохладного утреннего дождя на небо выкатилось яркое солнце, залившее всё вокруг теплом и светом. Возможно, это осеннее тепло, предвещающее скорое увядание, вкупе с грядущими переменами в его трудовой биографии во время поездки домой, когда ноги на автомате крутили педали, заставило задуматься над своей сердечной жизнью.

Уже четыре года Ронни одолевала сладкая истома первой влюблённости, а теперь настала пора расстаться с этим любовным недугом.

Первая влюблённость – это чувство сродни полёту радужной бабочки, которая трепещет в сердце, над которой не властны законы притяжения и которая может пропасть в один миг.

Эта влюблённость мучила юношу со времени обязательного причащения, когда двенадцатилетние дети входят в возраст, когда человек должен сам отвечать за свои поступки.

В день причастия Ронни в своей крепкой мальчишеской руке держал нежную руку Герды. Одет он был в тёмно-синий костюм с короткими брюками. Его ноги в белых гольфах были обуты в чёрные блестящие туфли, а Герда красовалась в бальном кружевном белом платье. Она светилась как прекрасный ангел.

Ронни никогда в жизни не видел живого ангела. Ангелы, изображённые на картинах и стенах в церкви, казались ему ненастоящими, потому что они, имея крылья, не летали, а девочка, шагающая с ним по ковровой дорожке, крыльев тоже не имела, но двигалась по-ангельски. Она была выше Ронни и гораздо крупнее, чем он. На её пухленьком личике светились живые светло-коричневые глаза, и курносый нос весело задирался кверху.

Ронни и Герда немели от торжественности момента, в церкви не было пустых мест, и все прихожане с умилением смотрели на проходивших мимо детей. Пастор, одетый в белый, украшенный золочёной вышивкой балахон, ждал причащающихся у алтаря.

Двумя пальцами поднимал он круглый сухарик кверху, чтобы он был виден всем присутствующим в здании церкви, а потом вкладывал его в рот детям, напоминая, что они едят тело Христа. Это был прекраснейший момент в жизни Ронни, момент, когда он был по-настоящему счастлив.

После таинства причастия детей поздравляли пастор и дьяконы, родители и родственники. Завершался праздник чаепитием с выносом белоснежного бисквитного торта, украшенного розовыми кремовыми розочками. Ронни был рад, что сидел рядом со своей любимой девочкой и что на этот раз с ним не приключилось то, что произошло с ним на первом причастии, когда ему исполнилось семь лет.

Во время своего первого причастия его стошнило прямо у алтаря.

Сначала всё шло своим ходом, к алтарю его вёл за руку крёстный, Маленький Франц. Дед сжимал руку внука в своей сухой крепкой руке и не заметил, как с каждым шагом по направлению к алтарю мальчик бледнел. Маленький Франц сам не ходил в церковь, но в этот раз он решил исправиться и согласился на уговоры дочери подвести внука к алтарю, а когда тот пожаловался, что его сильно тошнит, дед не придал этому значения, потому что его тоже тошнило от всей этой кутерьмы.

Перед причастием полагалась исповедь, на исповедь мальчик пошёл без деда.

– В чём ты согрешил, дитя моё? – спросил Ронни дьякон.

– Я не грешил, – честно признался Ронни и думал, что теперь его похвалят, но дьякон приоткрыл занавеску в окошке и с любопытством посмотрел на «безгрешного» мальчика. В столь торжественный момент своей жизни Ронни не мог соврать. Он всегда говорил правду и ничего не брал без разрешения.

– Бедная заблудшая овечка, – вздохнул священник и продолжил поучительно. – Теперь вспомни, что ты учил на уроке богословия, и скажи мне, сколько раз ты соврал или украл.

Ронни молчал, тошнота подступила к горлу, ведь мама не разрешила ему завтракать, потому что нельзя причащаться сытым.

– Господин, мне папа запретил врать и красть, когда я был ещё маленьким.

– Сын мой, тебе не надо много говорить, а надо сознаться в том, в чём согрешил, а иначе праздник причастия для тебя не состоится.

– Ну, хорошо. Я один раз соврал.

Ронни опять не врал, потому что был уверен, что сейчас он первый раз говорит неправду.

– Именем Иисуса прощается тебе этот грех!

Это первое причастие закончилось для Ронни и его семьи настоящим позором.

После того как мальчик проглотил сухарик, данный ему пастором у алтаря, его тут же вырвало прямо на брюки деда. Валентина стала платочком вытирать сначала брюки отца, а потом и ковровую дорожку перед алтарём. Франц бубнил себе под нос ругательские слова, а Ронни, почувствовав себя лишним, убежал на улицу.

На втором причастии мальчик не подкачал, он уже имел слишком много грехов, чтобы все грехи перечислить на исповеди, и очень хороший аппетит, чтобы помочь своей возлюбленной доесть пышный бисквитный торт.

Герда была дочерью директора сосисочной фабрики, и Ронни так надеялся на встречу с ней, но с переходом на работу в транспортный цех его сердце освободилось от ненужных надежд.

Работа грузчика в транспортном цехе недолго радовала юношу, шоферы не признавали его своим, считая, что он директорский любимчик. Иногда его высаживали из машины на пути к месту погрузки, а на обратном пути забирали, то есть в труде грузчика нужды не было. Ездить по городу с недружелюбным водителем грузовика быстро надоело, время в поездках тянулось дольше обычного, а то, что теперь Ронни стал получать не семь центов в час, а десять, радовало только его маму.

Как-то раз машина заехала не в магазин, а в чей-то частный дом, где была выгружена часть товара. На недоумённый взгляд молодого грузчика шофер глухо проговорил: «Не болтай лишнего, пацан, а то твой папка по тебе плакать будет». Кому понравятся такие угрозы?

А тут, как нельзя кстати, Ронни познакомился с бригадой строителей.

По дороге на работу находилась стройка. Каждое утро и вечер проезжал он мимо стройки, и вскоре его стали узнавать строители, приглашая на перекур. Ронни останавливался, раскуривал сигаретку и иногда, забавы ради, подносил на этажи то бадью с бетоном, то кладку кирпичей.

На стройплощадке с раннего утра звучало радио, сообщая прохожим последние новости, точное время, принуждая жителей соседних домов весь рабочий день слушать популярную музыку и последние новости под бойкий перестук мастерков.

Ронни радовался новому общению, тем более что работа грузчиком в транспортном цехе ему порядком наскучила. Оказалось, что поднять наверх все сорок два кирпича, аккуратно сложенные на маленькой узкой дощечке, было необычно интересно, для этого требовались виртуозность и мастерство.

– Сколько тебе платят на фабрике? – спросил его однажды бригадир строителей.

– Десять центов в час, – ответил юноша.

– Я буду платить тебе все тридцать. Что, согласен у меня работать?

– Хорошо, я поговорю с мамой.

«Тридцать центов в час» были магическими словами для Валентины, и она тут же согласилась отпустить сына поработать на стройку. Только Альфонс, вздохнув, сказал:

– Сын, на фабрике работа под крышей, а на стройке – круглый год под открытым небом.

Но это как раз было то, чего хотелось самому Ронни, работать под открытым небом, и теперь он опять отправился в вечернюю школу, чтобы учиться на мастера-строителя.

Со временем банда «Бункерских крыс» стала распадаться. Это происходило само собой, потому что мальчики и девочки взрослели, они создавали семьи, рождались дети.

Дружба Раймонда с Ронни продолжилась и после распада банды. Раймонд учился уже в высшей школе, а Ронни работал на стройке и имел диплом строителя. Когда у друзей выдавались свободные дни, они встречались и весело проводили время, придумывая различные авантюры. Ронни часто приходил в гости к другу, где познакомился с его отцом.

Отец Раймонда, худой и мрачный, был вечно недоволен женой и сыном, своей работой и своим соседом, своей страной и своим правительством, всем миром и даже самим собой. Завидев Ронни, он шёл ему наперерез, чтобы отчитать его за участие в банде «крыс», а когда друзья покинули банду и стали заниматься гоночным мотоспортом, то он принялся пилить их за то, что они впустую тратят своё молодое время на глупости, вместо того чтобы подыскивать хороших невест. Друзьям же было не до невест, они вместе готовились к службе в армии, укрепляя свою молодецкую силу в соревнованиях на выносливость. Когда выдались свободные дни, то они совершали велосипедные рейды по всей Фландрии, а в обычные дни на спор поднимали тяжести и повышали свою спортивную форму, используя как полигон высокий старый амбар, в котором ещё до войны деды Раймонда хранили сухое сено. Ронни и Раймонд взбирались на балки амбара и ходили по ним под самой крышей, подтягивались на высоких дверных проёмах.

Как-то в такой дождливый день Ронни, пробегая по балке амбара, поскользнулся и полетел головой вниз. Ястребом летел юноша с четырёхметровой высоты амбара, но не для того, чтобы схватить добычу, а для того, чтобы встретить свою неминуемую смерть. Пикируя головой прямо в землю, он интуитивно вытянул полусогнутые руки вперёд и, коснувшись земли, оттолкнулся от неё, как это делает кошка при падении, потом перекувыркнулся в воздухе и встал на ноги, живой и невредимый. Ронни ещё не успел опомниться от этого головокружительного прыжка, как на него налетел отец Раймонда.

– Эл-ла, что это ты учудил? … (подзатыльник). Это тебе не натовский полигон, а наследный фамильный амбар! (подзатыльник). Захотелось убиться насмерть, так прыгай себе с церковной башни, там тебе крест сразу в землю воткнут, а амбару от ваших выкрутасов одни убытки.

Что-что, а подзатыльники старый земледелец отвешивал удальски. Потом к отцу подошёл Раймонд, который издалека видел, как его друг пикировал с амбарной крыши, и теперь смотрел на друга как на пришельца с того света. Увидев своего сына, хозяин амбара ещё больше разгорячился.

– Вот ещё один варвар явился, ядрёный миллиард! От ваших развлечений амбарная крыша в дырках, как решето! Амбару-то уже все сто… сто… сто шестьдесят лет набежало, а вы тут распрыгались. Прямо, как Мэри Поппинс без зонтика, разлетались. Я тебе, Ронни, лучше метёлку в зад воткну, чтобы разбег был хороший, а то…

Теперь подзатыльники старого ворчуна получали уже оба друга по очереди, и это было очень смешно. Сначала юноши пытались хранить серьёзность, как-никак, а отец Раймонда, пожилой человек, но надолго их не хватило, и они громко расхохотались, а старик обиделся, махнул на ребят рукой и поспешно удалился домой, в надежде найти жену, которая никогда не перебивала его на полуслове.

Подходило время призыва в армию. Раймонда должна была провожать на службу Элла, а у Ронни никаких привязанностей не было, если не считать Ингрид, которая жила по соседству.

Как-то Ингрид позвала его к себе, чтобы починить кран, когда её мамы дома не было. Ронни быстро справился с задачей и хотел было уйти домой, но девушка осторожно взяла его за руку и, прикрыв ресницами глаза, поцеловала в губы. Затем робко прижалась головой к широкой груди юноши, и её руки сомкнулись на его шее. Юноша чувствовал упругость девичьей груди, лёгкое дрожание её худого тела, ему хотелось большего, но он остерегался. Предательство Диан, поцелуй проститутки и бесплодное мечтание о Герде были тогда его единственным любовным опытом в отношениях со слабым полом, но Ингрид не знала причины упорства юноши к её чарам обольстительницы и сама повела своего мастерового соседа в мамину спальню, где стояла кровать под розовым покрывалом.

Когда Ронни осознал, что случилось в эти полчаса, он принял твёрдое решение жениться. Ингрид была старше Ронни на пять лет и не ожидала такого быстрого успеха от своей любовной забавы. Победа, к которой они с мамой так хорошо подготовились, наступила слишком легко.

Мама девушки работала на улице, знаменитой высококлассными проститутками, и знала способы, как привлечь подходящего жениха для дочери. Ронни был перспективным женихом – богатым наследником и очень покладистым пареньком с хорошей репутацией, но мама девушки не учла одного, что её дочь была совсем не готова стать женой и матерью. Её влекло другое искусство – искусство искушать мужчин прелестями своего тела, испытывать власть над ними, приводить их в чувственный трепет и получать за это большие деньги, не ожидая подачек или мистического наследства.

Де Гроте не подозревал, как он был наивен в этой игре с будущей проституткой. Он приходил к ней в гости, съедал принесённый им же шоколад, ремонтировал в доме то, что требовало мужской руки, и с чувством исполненного долга уходил домой. Как-то раз Ронни решил проехаться со своей девушкой до магазина, но к магазину он приехал один. На обратном пути он нашёл Ингрид, сидящей на обочине дороги. Он не понял, чем обидел свою девушку, ведь она сама свалилась с мотоцикла, и на этом их пути разошлись.

Ронни ждала служба в армии, а Ингрид – высококлассный бордель.

– Все женщины продажны, – подытожил Ронни и забыл о женщинах на целых два года.

Для Ронни Де Гроте пришло время служить в армии и стать настоящим мужчиной.

– Ронни, ты опять хочешь отличиться. Скажи мне, зачем надо всегда на рожон лезть? Мы же не дети дикарей, чтобы идти в самое пекло событий и чужой жар руками разгребать! В спецназе служат те, кому жить надоело, а жизнь, как там ни крути, прекрасна! Ты мне скажи честно, как другу, во имя чего ты собрался героем стать? – допытывался у друга Раймонд, смотря в окно поезда, за которым мелькали земли провинции Брабант, а Ронни медлил с ответом и тоже смотрел в окно.

Разговор не клеился. Езда в поезде под перестук колёс располагала к молчанию, а за окном мелькали ухоженные поля, перелески, зелёные выгоны, по которым бродили то откормленные коровы, чьё вымя чуть ли не волочилось по земле, то кудрявые барашки, то статные кобылицы.

Это был особый день года, Королевство Бельгии призвало своих сынов на службу.

Ронни и Раймонд, как и их сверстники, с раннего утра проходили в Брюсселе всевозможные медицинские тесты на пригодность к службе в армии, чтобы каждого призывника распределить по родам войск с учётом здоровья, а вечером все разъехались по домам, мысленно готовясь к грядущим переменам.

Подъезжая к пригородам Антверпена, Ронни вдруг с хитринкой посмотрел на заскучавшего друга.

– Раймонд, ты меня спрашиваешь, зачем я записался в спецназ. Я подумал и отвечу честно, как мужчина мужчине. Я записался в десантники, чтобы выделиться и понравиться твоей Элле!.. Э, не кипятись… тут ничего не поделать, нравятся Элле десантники!

– Скажешь тоже, – обиделся Раймонд, но смолчал.

Надо сказать, что Ронни до этого момента сам не задумался над вопросом, почему хотел стать десантником. Перед медицинским осмотром он очень тревожился, что при обследовании может обнаружиться тот порок сердца, из-за которого ему в детстве запрещались физические нагрузки, и только к вечеру, когда всё обследование завершилось, стало поспокойнее на душе.

Сидя в холле старинного замка вместе с другими призывниками, Ронни вычислил закономерность, с которой призывники вызывались к капитану для ознакомления с результатами осмотра. Новобранцы вызывались не в алфавитном порядке, а по качеству пройденных тестов, то есть самых подготовленных ребят оставляли «на потом».

К капитану Де Гроте был вызван на собеседование предпоследним.

– Та-а-к, Де Гроте Ронан, – протянул нараспев капитан, – что мы имеем в твоём случае? Здоровье у тебя, Ронан Де Гроте, отменное. Физические нормативы сданы на «суперотлично». И тест на интеллект зашкаливает. IQ 165 – это совсем неплохо, при нормативе в 80—110. Или произошла ошибка?

– Дважды проверяли, господин капитан! Первый раз IQ был 163, как у господина Альберта Эйнштейна, – ответил польщённый юноша.

– Так хочешь ли ты, наш «Эйнштейн», учиться в офицерской школе?

– Среднее образование получил в вечерней школе, поэтому для офицерской школы не гожусь.

– Почему же ты не доучился, Де Гроте? Или нужда была? Или лень на рога взяла?

– Нет, господин капитан. Школьные программы подготовлены для примерных мальчиков и девочек, которым всё равно что учить, лишь бы учиться. Диплом об окончании средней школы в нашей стране – это свидетельство хорошего поведения и примерной успеваемости, ибо диплом ничего не говорит о способности выпускника и его умении применять знания на практике. Я убеждён, что в школе нужно учить тому, что может пригодиться человеку в жизни, и по уровню его способности, а иначе учёба не имеет смысла.

– Если ребёнка с малолетства не учить мыслить и быть в курсе достижений человечества, то ему предстоит вновь изобретать колесо, и мы получим общество современных неандертальцев! Любая учёба делает человека всесторонне развитым, и не надо изобретать лампочку дважды. Вот ты, Де Гроте, например, что-нибудь в своей жизни изобрёл?

– Велосипед с динамо-машиной, когда мне было 17.

– И что?

– Батарея от старой машины оказалась слишком тяжёлой, чтобы её возить в велосипедной сумке.

– Вот видишь, не учился в своё время, так скоро и без тебя велосипедный мотор изобретут. Так что, Де Гроте, прими к сведению, что человек – это не консервная банка, чем её заполнишь, то и получишь, если не протухнет. А человеку надо самому развиваться, но прежде надо иметь плацдарм, который наши отцы и прадеды для вас, самоучек, создали, а диплом хоть и бумажка, а цену имеет, без диплома ты недоросль.

– Я имею дипломы строителя, автомеханика.

– Да я не о том, и кошку можно научить в туалет ходить, я о том, что человек – лошадь, извозчик которой ограничивает ей взгляд, чтобы она не испугалась, у человека перспектива должна быть – всестороннее развитие, а не только мастерство рук. Пойми, умник, как человек без души – труп, так и десантник без знаний и характера – портянка. Ну, Де Гроте, ты где сам хочешь служить?

– В «Паракомандо», господин капитан! – ответил Ронни без колебания.

Густые брови капитана удивлённо вскинулись.

– Почему именно в десантных войсках особого назначения?

– Хочу служить родине в самых элитных войсках, господин капитан!

– Вот оно что! Значит красный берет хочешь носить? В школе «Паракомандо» учат офицеров, там надо не только силу и мужество иметь, но и знания. Потянешь, без диплома?

– Справлюсь, характер я имею!

Этот разговор с капитаном не выходил из его головы всю дорогу домой, а тут ещё и Раймонд в огонь вино подлил, ему тоже стало интересно, почему Ронни хотел стать десантником.

Раймонд перед призывом в армию мог похвастаться дипломом высшей школы, а последнее время в его разговоре с другом стала появляться некая снисходительность. Ронни видел, что обидел друга своей шуткой об Элле, и на перроне в Антверпене протянул ему руку для перемирия. Раймонд руку пожал и опять попытался повлиять на друга, чтобы тот проявил разумность в выборе службы, на благо родине можно служить где угодно.

– Вот ты всё шутишь, Ронни, а мы с Эллой на свадьбу тебя приглашаем, пример тебе подаём, что семьёй пора обзаводиться. …Надеюсь, что мне дадут увольнение по поводу рождения моего первенца, но дело не в этом. Ронни, пойми, война окончилась восемнадцать лет назад. Зачем её нужно выдумывать в мирное время? С твоим опытом строителя и автомеханика ты можешь в армии отслужить, как у Христа под мышкой. Это безумие, идти в наше время служить в «Паракомандо», да ещё добровольцем! Говорят, что единицы получают красные береты, а требования к новобранцам просто изуверские. А вдруг ты не выдержишь, и что? Потом всю дальнейшую жизнь будешь чувствовать себя неудачником. Зачем тебе это надо?

– Знаешь, Раймонд, как ты сейчас похож на своего отца, только он старик, а ты молодой старик! Как родителя твоего вспоминаю, так стыдом заливаюсь. Ведь это я ёлку на вашем газоне в прошлое Рождество срубил, уж больно красивая она была, а никому не нужная. Ты мне веришь, что я срубил её по зову сердца?.. Нет? Вот и отец твой мне не поверил, хотя я извинялся… Служить пехотинцем не мой удел, так что ты отдыхай, а мне предстоит ещё и завтра проходить дополнительные отборочные тесты, чтобы стать офицером «Паракомандо», и я их пройду! Обещаю, приду домой с красным беретом и твоему отцу плакучую иву перед домом посажу. Ива – дерево лиственное, грустное, на него никто с топором не кинется.

Друзья простились как хорошие знакомые и разошлись по домам.

Через месяц после этого разговора в дом Де Гроте пришло заказное письмо на имя Ронана Марии Альфонса Де Гроте, оно было из министерства вооружённых сил страны. Вечером после работы Альфонс передал нераспечатанный конверт сыну. В конверте лежало официальное уведомление, что Ронан Мария Альфонс Де Гроте обязан прибыть в расположение воинской части в Брюсселе, для прохождения службы в войсках специального назначения.

– «Паракомандо»? Ты захотел служить в «Паракомандо»? Почему ты выбрал службу именно в этих войсках?.. Или, сын мой, друзья тебя напоили и подговорили, или немцы под ружьём вели?

Альфонс в недоумении посмотрел на сына, а тот был рад, потому что уже знал, что отвечать.

– Папа, я действительно хочу стать десантником, и не простым десантником, а десантником в самых элитных войсках страны. Если служить родине, то служить там, где труднее всего, и так, чтобы быть лучшим из лучших.

Альфонс одобрил сына своим молчанием, и это было для Ронни больше чем похвала. Ронни не выполнил ещё ни одного задания, ещё не имел права носить красный берет, зато он твёрдо знал, что не отступит от намеченной цели и станет лучшим из лучших десантников команды специального назначения, потому что его поддержал отец.

2 августа 1963 года за спиной Ронни закрылись тяжёлые ворота в расположении «School-companie», где ему предстояло выдержать все поставленные командиром задачи и не сойти с дистанции, чтобы его юношеская мечта осуществилась.

Кандидатов в «Паракомандо» набралось три отряда, по тридцать новобранцев в каждом. Через четыре месяца учёбы в каждом отряде осталось по десять-двенадцать человек, и оставшихся новобранцев из трёх отрядов объединили в один отряд.

Тренировки проходили до полного изнеможения. Выполнение учебно-боевых задач требовало от каждого курсанта напряжения не только всех физических сил, но и силы воли, чтобы побеждать при любых обстоятельствах. Учения проходили в экстремальных условиях, превышающих человеческие возможности, но вопрос, зачем себя истязать ради службы, в «Паракомандо» никогда не вставал на повестке дня, и никто из отряда будущих десантников сдаваться не собирался.

Мужской плач в казарме после отбоя случался, но только в первый месяц службы, на эти минуты слабости никто не обращал внимания, потому что главное было одно – остаться в школе «Паракомандо».

К отчисленным новобранцам, которые не смогли выдержать нагрузок, относились с пониманием, их переводили в роты связистов-мотоциклистов или в штурмовые отряды, там ребятам присваивали звание сержанта или капрала, но выполнять рискованные боевые задания они уже не имели чести.

Через два месяца учёбы Ронни получил звание сержанта и был официально зачислен в офицерскую школу «Паракомандо». К этому времени он свободно подтягивался тридцать раз на одной руке и другой. Впрочем, планка персональных рекордов Де Гроте постоянно поднималась его командиром. Десантник должен всегда иметь перспективу для совершенствования своих физических и волевых возможностей.

Отжимания от земли, подтягивания на турнике и другие атлетические упражнения давались Ронни легко, но «камнем преткновения» в спортивной подготовке были его короткие ноги.

Как с такими короткими ногами не отставать от отряда во время бега с ускорением, бега на марафонские дистанции, бега с полной боевой выкладкой или с партнёром на спине, бега с препятствиями или в одном ряду с длинноногими товарищами?