Текст книги "Мировая революция. Основные труды"

И когда говорят, что у нас нет внешней международной политики, то я говорю: всякая другая политика сознательно или бессознательно сбивается на то, чтобы сыграть роль провокации и сделать из России орудие союза с империалистами типа Чхенкели или типа Семенова.

И мы говорим: лучше пережить и претерпеть, перенести бесконечно большие национальные и государственные унижения и тягости, но остаться на своем посту, как социалистическому отряду, отколовшемуся в силу событий от рядов социалистической армии и вынужденному переждать, пока социалистическая революция в других странах подойдет на помощь. И она идет к нам на помощь. Медленно, но идет. И та война, которая на Западе теперь разыгрывается, революционизирует массы больше, чем прежде, и приближает час восстания.

Та пропаганда, которая до сих пор велась, говорила, что империалистическая война есть преступнейшая и реакционнейшая война из-за захватов. Но теперь подтверждается, что на западном фронте, где сотни тысяч и миллионы солдат французов и немцев, ведущих бойню, что там созревание революции не может не идти быстрее, чем раньше, хотя революция эта идет медленнее, чем мы того ожидали.

Я остановился на вопросе внешней политики больше, чем хотел, но мне кажется, что здесь мы видим наглядно, как, в сущности говоря, в вопросе внешней политики перед нами две основные линии – линия пролетарская, которая говорит, что социалистическая революция дороже всего и выше всего, и надо учесть, скоро ли возникнет она на Западе, и другая линия – буржуазная, которая говорит, что для нее государственная великодержавность и национальная независимость дороже всего и выше всего.

По вопросам внутренним мы видим то же самое со стороны группы «левых коммунистов», которые повторяют основные доводы, направляющиеся против нас из лагеря буржуазии. Например, основным доводом группы «левых коммунистов» против нас является то, что замечается правобольшевистский уклон, который грозит революции тем, что она направится по пути государственного капитализма.

Эволюция в сторону государственного капитализма – вот зло, вот враг, с которым нас приглашают бороться.

И вот, когда я читаю эти ссылки на подобных врагов в газете «левых коммунистов», я спрашиваю: что сделалось с этими людьми, как они могут из-за обрывков книжки забыть действительность? Действительность говорит, что государственный капитализм был бы для нас шагом вперед. Если бы мы могли в России через малое число времени осуществить государственный капитализм, это было бы победой. Как они могли не видеть, что мелкий собственник, мелкий капитал – наш враг. Как они могли в государственном капитализме видеть главного врага? Переходя от капитализма к социализму, они не должны забывать, что наш главный враг – это мелкая буржуазия, ее навыки, ее привычки, ее экономическое положение. Мелкий собственник прежде всего боится государственного капитализма, потому что у него одно желание – урвать, получить себе побольше, разорить, добить крупных помещиков, крупных эксплуататоров. И в этом мелкий собственник охотно поддерживает нас.

Тут он революционен больше, чем рабочие, потому что у него больше озлобления, возмущения, и потому на то, чтобы добить буржуазию, он идет охотно, но не как социалист, чтобы, сломив сопротивление буржуазии, начать строительство социалистического хозяйства на принципах твердой трудовой дисциплины, в рамках строгой организации, при условии правильного контроля и учета, а чтобы, урвав себе побольше, использовать для себя и в своих целях плоды победы, нимало не интересуясь интересами общегосударственными и интересами класса трудящихся в целом.

Что такое государственный капитализм при Советской власти? В настоящее время осуществлять государственный капитализм – значит проводить в жизнь тот учет и контроль, который капиталистические классы проводили в жизнь. Мы имеем образец государственного капитализма в Германии. Мы знаем, что она оказалась выше нас. Но если вы подумаете хоть сколько-нибудь над тем, что бы значило в России, Советской России, обеспечение основ такого государственного капитализма, то всякий не сошедший с ума человек и не забивший себе голову обрывками книжных истин должен был бы сказать, что государственный капитализм для нас спасение.

Я сказал, что государственный капитализм был бы спасением для нас; если бы мы имели в России его, тогда переход к полному социализму был бы легок, был бы в наших руках, потому что государственный капитализм есть нечто централизованное, подсчитанное, контролированное и обобществленное, а нам-то и не хватает как раз этого, нам грозит стихия мелкобуржуазного разгильдяйства, которая больше всего историей России и ее экономикой подготовлена и которая как раз этого шага, от которого зависит успех социализма, нам не дает сделать. Я позволю себе напомнить вам, что мои слова о государственном капитализме мне приходилось писать за несколько времени до переворота, и вопиющая нелепость пугать нас государственным капитализмом. Я напомню, что в моей брошюре «Грозящая катастрофа»[252]252
  См. Сочинения, 5 изд., том 34, стр. 151–199. Ред.


[Закрыть] я писал тогда…

(Читает.)

Это я писал про революционно-демократическое государство, государство Керенского, Чернова, Церетели, Кишкина и братии, про то государство, которое стояло на буржуазной почве и с нее не сходило и не могло сойти; я говорил тогда, что государственный капитализм есть шаг к социализму; я писал это в сентябре 1917 г. и теперь, в апреле 1918 года, после того, как в октябре пролетариат взял власть, когда он доказал свою способность: многие фабрики и заводы конфискованы, предприятия и банки национализированы, сопротивление военное буржуазии и саботажников сломлено, – теперь, когда нас пугают капитализмом – это такая смехотворная, настолько архимахровая нелепость и выдумка, что становится удивительно, и спрашиваешь себя: как могли люди к ней прийти? Они забыли ту мелочь, что в России мы имеем массу мелкой буржуазии, которая сочувствует уничтожению крупной буржуазии всех стран, но не сочувствует учету, обобществлению и контролю, – в этом опасность для революции, вот где единство социальных сил, которое великую французскую революцию сгубило и не могло не сгубить, и которое может, если русский пролетариат окажется слабым, только одно может сгубить русскую революцию. Мелкая буржуазия, как мы видим, всю общественную атмосферу пропитывает мелкособственническими тенденциями, – стремлениями, которые попросту выражаются в том: у богатого взял, а до других мне дела нет.

В этом главная опасность. Если бы мелкие буржуа были подчинены другим классовым элементам, были подчинены государственному капитализму, то сознательный рабочий должен приветствовать это обеими руками, потому что государственный капитализм при демократии Керенского был бы шагом к социализму, а при Советской власти был бы ³/₄ социализма, – потому что, кто является организатором государственно-капиталистических предприятий, того можно сделать своим помощником; а «левые коммунисты» относятся к этому иначе, они относятся с пренебрежением, – и, когда с «левыми коммунистами» мы имели первое совещание 4 апреля, между прочим, доказывающее, что этот вопрос из далекой истории, имеющий долгие дискуссии, есть уже прошедшее, – я сказал, что нужно, если мы правильно понимаем свои задачи, учиться социализму у организаторов трестов.

Эти слова «левых коммунистов» ужасно возмутили, и один из них – т. Осинский – посвятил всю свою статью тому, чтобы эти слова разнести. Вот к чему сводится суть его аргументов. – Ведь мы не учить их хотим, а учиться у них. – Мы «правые» большевики, – мы хотим учиться у организаторов треста, а вот «левые коммунисты» хотят учить. – Но чему же вы хотите их учить? Может быть, социализму? – Это – купцов-то, деляг-то учить социализму?

(Аплодисменты.)

Нет, занимайтесь, если хотите, этим делом, мы вам пособлять не станем, это дело пустое. – Нам их, этих инженеров, деляг, купцов учить нечему. – Социализму их учить нечего. – Если бы мы имели буржуазную революцию, то нам учиться у них было бы нечему, – разве только тому, что ухватить, что можно, и довольно, а больше учиться нечему. – Нет, это еще не социалистическая революция. – Это то, что было во Франции в 1793 г., это то, где социализма нет, а это только вступление к социализму.

Помещиков надо скинуть, буржуазию надо скинуть, и миллионы раз правы перед историей, будут оправданы все действия большевиков, вся их борьба, насилие против помещиков и капиталистов, экспроприация, насильственное подавление их сопротивления. В общем и целом, это была величайшая историческая задача, но это был только первый шаг. Здесь дело в том, для чего мы их подавили; для того, чтобы сказать, что теперь, подавив окончательно, мы будем кланяться их капитализму? Нет, теперь мы будем учиться у них, потому что у нас не хватает знаний, потому что этих знаний у нас нет. Знание социализма у нас есть, но знания организации в масштабе миллионном, знания организации и распределения продуктов и т. д., – этого у нас нет. Этому старые большевистские руководители не учили нас. Этим партия большевиков в своей истории похвалиться не может. Этого курса мы еще не проходили. И мы говорим, пусть он будет хоть архижуликом, но раз он организовал трест, раз это купец, который имел дело с организацией производства и распределения для миллионов и десятков миллионов, раз он обладает опытом, – мы должны у него учиться. Если мы этому у них не научимся, то мы социализма не получим, тогда революция останется на той ступени, до которой она дошла. Только развитие государственного капитализма, только тщательная постановка дела учета и контроля, только строжайшая организация и трудовая дисциплина приведут нас к социализму. А без этого социализма нет.

(Аплодисменты.)

Нам нечего браться за смешную задачу – учить организаторов треста, – их учить нечему. Их нам нужно экспроприировать. За этим дело не стоит. В этом никакой трудности нет.

(Аплодисменты.)

Это достаточно мы показали и доказали.

И всякой рабочей делегации, с которой мне приходилось иметь дело, когда она приходила ко мне и жаловалась на то, что фабрика останавливается, я говорил: вам угодно, чтобы ваша фабрика была конфискована? Хорошо, у нас бланки декретов готовы, мы подпишем в одну минуту.

(Аплодисменты.)

Но вы скажите: вы сумели производство взять в свои руки и вы подсчитали, что вы производите, вы знаете связь вашего производства с русским и международным рынком? И тут оказывается, что этому они еще не научились, а в большевистских книжках про это еще не написано, да и в меньшевистских книжках ничего не сказано.

Лучше всего стоит дело у тех рабочих, которые этот государственный капитализм проводят: у кожевников, текстилей, сахарного производства, потому что они с трезвостью пролетария знают свое производство и хотят сохранить его и сделать более крупным, – потому что в этом наибольший социализм. Они говорят: я еще сейчас с такой задачей не слажу, я капиталистов посажу, 1/3 мест предоставлю им и научусь у них. И когда я читаю у «левых коммунистов» иронические слова: еще неизвестно, кто кого использует, то мне становится странной их недальновидность. Конечно, если после взятия власти в октябре и после победного похода против всей буржуазии с октября по апрель, мы можем сомневаться в том, кто кого использует – рабочий организаторов треста, или деляга и выжига использует рабочих, если бы так было, то нужно складывать пожитки и убираться восвояси, предоставляя место Милюковым и Мартовым. Но это не так. И сознательный рабочий не поверит, и смешна боязнь мелкой буржуазии; они знают, что социализм начинается там, где начинается более крупное производство, что этому делу купцы и деляги учились на собственном опыте.

И мы говорили: вот только эти материальные условия, условия крупной машинной индустрии, гигантских предприятий, обслуживающих десятки миллионов, только они есть основа социализма, и научиться этому делу в стране мелкобуржуазной, крестьянской, трудно, но можно. Революция придет ценой гражданской войны, но это тем более тяжелая штука, чем цивилизованней, чем развитей государство; в Германии господствует государственный капитализм, и потому революция в Германии будет во сто раз разорительнее и губительнее, чем в мелкобуржуазной стране, – и там будут гигантские трудности и гигантский хаос и неуравновешенность. И поэтому ни тени и ни малейшего основания для отчаяния и уныния не вижу я в том, что русская революция решила сначала более легкую задачу – сшибить помещика и буржуазию, и стала теперь перед более трудной задачей социалистической: организовать всенародный учет и контроль, – той задачей, с которой настоящий социализм начинается, перед той задачей, за которую стоит большинство рабочих и сознательных трудящихся. Да, большинство рабочих, организованное лучше, прошедшее школу профессиональных союзов: оно стоит с нами вполне.

Те вопросы, что пытаются издевательски отбросить гг. из «Впереда», о сдельной плате и о системе Тейлора, – это большинство раньше нас поставило эти вопросы в советах профессиональных союзов, раньше еще, чем пришла Советская власть с ее Советами, – они поднялись и взялись за работу, чтобы выработать нормы трудовой дисциплины. Эти люди показали, что в своей пролетарской скромности они знали обстановку фабричного труда, они схватили суть социализма лучше тех, кто швырялся революционными фразами, а на деле сознательно или бессознательно опускался на уровень мелкой буржуазии, которая стояла на точке зрения: богатого сшибить, но себя неинтересно поставить под учет и контроль организации; это мелким собственникам излишне, это им не нужно, – а в этом только и лежит залог прочности и победы нашей революции.

Товарищи, не буду касаться дальнейших подробностей и цитат из газеты «Левый Коммунист», а в двух словах скажу: впору кричать, когда люди договорились до того, что введение трудовой дисциплины будет шагом назад, – и я должен сказать, что усматриваю в этом такую неслыханную реакционную вещь, такую угрозу революции, что если бы я не знал, что это говорит группа без влияния и что на любом сознательном собрании рабочих это опровергнут, то я сказал бы: погибла русская революция.

Левые коммунисты пишут: «введение трудовой дисциплины, в связи с восстановлением руководительства капиталистов в производстве, не может существенно увеличить производительность труда, но оно понизит классовую самодеятельность, активность и организованность пролетариата. Оно грозит закрепощением рабочего класса…». Это неправда; если бы это было так, наша русская революция в ее социалистических задачах, в ее социалистической сущности стояла бы у краха. Но это неправда. Это деклассированная мелкобуржуазная интеллигенция не понимает того, что для социализма главная трудность состоит в обеспечении дисциплины труда. Об этом социалисты писали давно, об этом в далеком прошлом больше всего думали социалисты, на это напрягали наибольшую заботливость и анализ, они понимали, что тут для социалистической революции начинаются действительные трудности. И до сих пор бывали революции неоднократно, которые сбрасывали беспощадно буржуазию, не менее энергично, чем мы, но когда мы дошли до того, что создали Советскую власть, этим самым мы показали, что делаем практический переход от экономического раскрепощения к трудовой самодисциплине, что наша власть это есть власть, которая должна быть действительно властью труда. Когда нам говорят, что диктатура пролетариата признается на словах, а на деле пишутся фразы, это собственно показывает, что о диктатуре пролетариата не имеют понятия, ибо это вовсе не то только, чтобы свергнуть буржуазию или свергнуть помещиков, – это бывало во всех революциях, – наша диктатура пролетариата есть обеспечение порядка, дисциплины, производительности труда, учета и контроля, пролетарской Советской власти, которая более прочна, более тверда, чем прежняя. Вот чего вы не решите, вот чему мы не научили, вот что нужно рабочим, вот почему хорошо им показывать зеркало, в котором все эти недочеты явственно видны. Я считаю, что это полезная задача, ибо она всех думающих, всех сознательных рабочих и крестьян заставит направить на это все свои главные силы. Да, тем, что мы свергли помещиков и буржуазию, мы расчистили дорогу, но не построили здания социализма. Ибо на расчищенной от одного буржуазного поколения почве постоянно в истории являются новые поколения, лишь бы почва рожала, а рожает она буржуев сколько угодно. И те, кто смотрит на победу над капиталистами, как смотрят мелкие собственники, – «они урвали, дай-ка и я воспользуюсь», – ведь каждый из них является источником нового поколения буржуев. Когда нам говорят, что введение трудовой дисциплины в связи с восстановлением руководителей-капиталистов есть будто бы угроза революции, я говорю: эти люди не поняли как раз социалистического характера нашей революции, они повторяют как раз то, что их легко объединяет с мелкой буржуазией, которая боится дисциплины, организации, учета и контроля, как черт ладана.

Если они скажут: ведь вы тут предлагаете вводить к нам капиталистов, как руководителей, в число рабочих руководителей. – Да, они вводятся потому, что в деле практики организации у них есть знания, каких у нас нет. Сознательный рабочий никогда не побоится такого руководителя, потому что он знает, что Советская власть – его власть, что эта власть будет твердо стоять на его защите, потому что он знает, что хочет научиться практике организации.

Мы организовали при царе тысячи и при Керенском сотни тысяч. Это ничего, это в политике не считается. Это была подготовительная работа, это был подготовительный класс. И пока передовые рабочие не научатся организовывать десятки миллионов, до тех пор они – не социалисты и не творцы социалистического общества, и необходимых знаний организации они не приобретут. Путь организации – путь длинный, и задачи социалистического строительства требуют упорной продолжительной работы и соответственных знаний, которых у нас недостаточно. Едва ли и ближайшее будущее поколение, более развитое, сделает полный переход к социализму.

Припомните, что писали прежние социалисты о будущей социалистической революции; сомнительно, чтобы можно было перейти к социализму, не учась у организаторов треста, ибо они занимались этим производством в крупном масштабе. Нам не нужно их учить социализму, нам нужно их экспроприировать, сломить их саботаж. Эти две задачи мы выполнили. Надо заставить их подчиниться рабочему контролю. И если наши критики из «левых коммунистов» упрекали нас в том, что мы в нашей тактике не ведем к коммунизму, а движемся назад, то их упреки смешны: они забывают, что мы отстали с учетом и контролем, потому что очень трудно было сломить это сопротивление и повести к себе на службу буржуазию и ее техников, и ее буржуазных специалистов. А их знания, их опыт и труд нам нужны, без них невозможно на деле взять ту культуру, которая создана старыми общественными отношениями и осталась как материальный базис социализма. Если «левые коммунисты» этого не заметили, то потому, что они действительной жизни не видят, а сочиняют свои лозунги из противопоставления идеальному социализму государственного капитализма. А мы должны сказать рабочим: да, это шаг назад, но мы должны помочь себе найти средство. Средство одно: организуйтесь до последнего человека, организуйте учет над производством, организуйте учет и контроль над потреблением и сделайте то, чтобы мы не бросали сотни миллионов денег из-под печатного станка, и ни одна сторублевка, неправильно попавшая в чьи-либо руки, не миновала бы назад государственной казны. Это нельзя сделать никаким порывом революции, никаким добиванием буржуазии. Это можно сделать только самодисциплиной, только организацией рабочего и крестьянского труда, только учетом и контролем. Этого еще у нас нет, и за это мы платили дань более высоким жалованьем, чем организаторы-капиталисты платили вам. Этому мы не научились, но должны учиться, это есть путь к социализму, единственный путь – обучать рабочих практическому делу управления колоссальными предприятиями, организации крупного производства и крупнейшего распределения.

Товарищи, я очень хорошо знаю, как легко говорить об учете, о контроле, дисциплине и самодисциплине, когда говорит человек, занимающий известное общественное положение. Но как много из этого можно сделать материала для острот и заявить: когда ваша партия не была у власти, то она рабочим сулила молочные реки, кисельные берега, а когда оказались эти люди у власти, тут обычное превращение, начинают говорить об учете, о дисциплине, о самодисциплине, о контроле и пр. Я очень хорошо знаю, какой это благодарный материал для публицистов типа Милюкова и Мартова.

Я хорошо знаю, какой это богатый материал для людей, которые интересуются построчными или эффектами и склонны пользоваться малейшими доводами, которые среди сознательных рабочих встречают мало сочувствия.

В газете «Левый Коммунист» я встретил рецензию такого выдающегося публициста, как Бухарин, на мою книжку, и притом рецензию сочувствующую, но все, что было в ней ценного, потеряло для меня всякую ценность, когда я прочитал рецензию до конца; я увидал, что Бухарин не увидел того, что нужно было увидеть, и это случилось потому, что он писал свою рецензию в апреле, а брал в цитатах то, что уже для апреля устарело, что является вчерашним, именно то, что нужно разбить старое государство; это мы уже сделали, это – задача вчерашнего дня, и надо идти вперед и смотреть не на прошлое, а на будущее и создавать государство коммуны; он писал о том, что уже воплощено в советских организациях, а умолчал о том, что касается учета, контроля, дисциплины. Как умоначертание этих людей, как их психология совпадает с настроениями мелкой буржуазии: богатого скинуть, а контроля не надо, так они смотрят; это их пленяет и отделяет сознательного пролетария от мелкой буржуазии и даже от самых крайних революционеров; это когда пролетарий говорит: организуемся и подтянемся, или некий маленький чумазый, число ему миллион, нас скинет.

Тут расходится сознательный пролетарий с мелким буржуа; здесь отходит революция от мелкой буржуазии. И как такие люди слепы, об этом они не говорят.

Я еще позволю себе напомнить вам несколько моих цитат; я говорил, что люди смогут обойтись без насилия, когда привыкнут так действовать; конечно, такая привычка может явиться результатом долгого воспитания.

Когда слышат это «левые коммунисты», то хватаются за голову и говорят: как же мы не заметили этого; Бухарин, отчего вы этого не критиковали? Мы показали свою силу в деле подавления помещиков и буржуазии, и теперь надо показать свою силу в деле самодисциплины и организации, потому что из прошлых тысячелетних опытов это известно, и надо сказать народу, что только в этом сила нашей Советской власти, рабочей диктатуры, нашего пролетарского авторитета. А мелкие буржуа от этой истины прячутся за щит революционной фразеологии.

Надо показать свою силу. Да, мелкие хозяйчики, мелкие собственники готовы нам, пролетариям, помочь скинуть помещиков и капиталистов. Но дальше пути у нас с ними разные. Они не любят организации, дисциплины, они – враги ее. И тут нам с этими собственниками, с этими хозяйчиками придется вести самую решительную, беспощадную борьбу. Ибо здесь, в области организации, и начинается для нас социалистическое строительство. И когда я возражаю тем людям, которые говорят, что они-де социалисты, обещают рабочим сколько угодно и чем угодно пользоваться, я говорю, что коммунизм предполагает не теперешнюю производительность труда. Наша производительность слишком низка, это – факт. Капитализм нам оставляет в наследство, особенно в отсталой стране, тьму таких привычек, где на все государственное, на все казенное смотрят, как на материал для того, чтобы злостно его попортить. Эта психология мелкобуржуазной массы чувствуется на каждом шагу. И в этой области борьба очень трудна. Только организованный пролетариат может все выдержать. Я писал: «До тех пор, пока наступит высшая фаза коммунизма, социализм требует строжайшего контроля со стороны общества и со стороны государства»[253]253
  См. Сочинения, 5 изд., том 33, стр. 97. Ред.


[Закрыть].

Это я писал до октябрьского переворота и на этом настаиваю теперь.

В настоящее время пришла пора, когда, подавив буржуазию, сломив саботаж, мы получили возможность заняться этим делом. Пока этого не было, героями дня и героями революции были красногвардейцы, которые делали свое большое историческое дело. Они брали ружье вопреки согласию имущих классов. Они делали это великое историческое дело. Они взяли ружье для того, чтобы скинуть эксплуататоров и обратить свое ружье в орудие для защиты рабочих, чтобы следить за мерой производства и труда и мерой потребления.

Мы этого не дали, а в этом гвоздь и основа социализма. Если кому-нибудь кажется такая работа скучной и неинтересной, то это – представителям мелкобуржуазной лености.

Если бы наша революция остановилась здесь, она бы вошла в историю не меньше революции 1793 г. Но нам скажут: то было в XVIII веке. Для XVIII века это было довольно, а для XX – этого мало. Учет и контроль – вот главное, что требуется для правильного функционирования коммунистического общества. Так я и писал до октябрьского переворота[254]254
  См. Сочинения, 5 изд., том 33, стр. 101. Ред.


[Закрыть]. Повторяю, что за это дело нельзя было взяться, пока Алексеевы, Корниловы, Керенские не были подавлены. Теперь военное сопротивление буржуазии подавлено. Наша задача: всех саботажников разместить на работы под нашим контролем, под контролем Советской власти, создать органы управления, чтобы учет и контроль был строго налажен. Страна гибнет оттого, что после войны в ней нет элементарных условий для нормального существования. Наши враги, идущие на нас, страшны нам только потому, что мы не сладили с учетом и контролем. Когда слышу сотни тысяч жалоб на голод, когда видишь и знаешь, что эти жалобы правильны, что у нас есть хлеб, но мы не можем его подвезти, когда мы встречаем насмешки и возражения со стороны «левых коммунистов» на такие меры, как наш железнодорожный декрет, – они два раза его упоминали, – это пустяки.

На совещании с «левыми коммунистами» 4 апреля я говорил: дайте ваш проект декрета, ведь вы – граждане Советской республики, члены советских учреждений, – вы не те критики со стороны, из подворотни, как буржуи-купчики и саботажники, которые критикуют, чтобы излить свою злобу. Вы, я повторяю, руководители советских организаций; попробуйте дать ваш проект декрета. Они дать его не смогут и никогда не дадут, потому что наш железнодорожный декрет правильный, потому что, вводя диктатуру, он встречает сочувствие всех масс и сознательных тружеников железнодорожного дела, – а встречает оппозицию тех управленцев, кто хапает и взятки берет; потому что с колебанием к нему относятся все те, кто колеблется между Советскою властью и ее врагами, – а пролетариат, который учился дисциплине у крупного производства, знает, что социализма не может быть, пока более крупное производство не будет организовано и пока не будет еще более строгой дисциплины. – Этот пролетариат за нас в железнодорожном движении; он пойдет на бой со стихией мелких собственников и покажет, что русская революция, умеющая одерживать блестящие победы, сумеет также победить свою собственную неорганизованность. И из лозунгов 1 мая, с точки зрения задач момента, сумеет оценить тот лозунг ЦК, который гласит: «мы победили капитал, мы победим и свою собственную неорганизованность». И только тогда мы придем к полной победе социализма!

(Бурные аплодисменты.)