Текст книги "Тайный посол. Том 1"

После успешного нападения на замок Аксу повстанческий отряд Чернобородого третий день отдыхал в труднодоступном ущелье на берегу горного озера.

Перед шатрами из кошмы, навесами из бычьих шкур и суконных одеял, перед пещерами, размытыми дождевыми потоками в мягких известняках окрестных скал, полыхали костры. Над ними, в висящих на треногах казанах варилась баранина, приправленная лавровым листом и ароматными кореньями каких-то съедобных трав.

Хотя ислам запрещал правоверным пить вино, в лагере многие были пьяны. Повстанцы пили, распевали песни и рассказывали неистощимые анекдоты о Ходже Насреддине, который так горазд на выдумки.

Все это настораживало Звенигору. Люди распускались от безделья и, вместо воинского обучения, занимались кому чем заблагорассудится.

– Так мы плохо закончим, – посетовал казак, когда Мустафа собрал вожаков отрядов на совет. – Кроме ближних дозоров у нас нет никакой охраны, не следим ни за дорогами, ни за врагом. Да и ближние дозорные пьяные. В лагере шум и гам, повсюду песни горланят, словно это не военный лагерь, а сборище ошалевших ослов! И потом – почему сидим сложа руки? Нужно самим нападать, пока не поздно!

– Ты слишком много на себя берешь, урус, – раздраженно заявил Арсену Мустафа. – Люди в бою заработали себе отдых и пускай пользуются им как хотят. А заведем в отряде муштру, как у янычар, все разбегутся…

– Военная наука – очень важное дело, – не сдавался Арсен, вспоминая, как учат запорожцы молодых казаков. – А наши люди не умеют оружия держать в руках… Порядка нет.

– Замолчи, урус! – гаркнул Чернобородый. – Тебя не спрашивают! Благодари Аллаха, что в живых остался!..

Это была откровенная угроза, и Арсен умолк. Сидел, по-турецки сложив под собой ноги, насупившись, равнодушно слушал неторопливую беседу турок.

Речь шла о подготовке нового нападения на усадьбу какого-нибудь спахии, спорили, где можно больше поживиться. Арсену показалось, что если бы не угроза голода, никто из них и не подумал бы о новом военном походе. Это настроило казака на грустные мысли.

Возникший за шатром шум и гвалт прервал совещание.

– Что там? – недовольно спросил Мустафа часового.

– Дозорные захватили какого-то гяура. Он так избит, что еле держится на ногах.

– Давай его сюда, – приказал Мустафа. Если это спахия, который выдает себя за бессловесного гяура, мы быстро развяжем ему язык, клянусь Аллахом!

Два вспотевших дозорных подтащили к шатру оборванного окровавленного человека, почти висевшего у них на руках.

– Ой Боже, что они со мною сделали! Ой горюшко мое неутешное! – причитал человек, размазывая заскорузлой ладонью кровь по лицу. – Не жилец я на белом свете!.. Ой потише, черт вас забери! Не тащите так, иродовы души!

Дозорные поставили незнакомца перед главарем отряда и отошли в сторону.

Арсен едва удержался, чтобы не вскрикнуть от удивления: перед ним стоял Многогрешный. Сквозь лохмотья просвечивало исполосованное кнутами тело; под левым глазом – огромный припухший синяк; из разбитой губы стекала на бороду струйка крови.

– Кто ты? – спросил его Мустафа.

– Я раб спахии Энвера Исхака-бея, пусть проклято будет имя его и имя сына его Ферхада! – воскликнул Многогрешный на ломаном турецком языке. – Это он с сыном, которого я на свою погибель выходил от смерти, чуть не убил меня в долине Трех баранов…

– Почему в долине Трех баранов? И откуда ты знаешь эту долину, гяур?

– Как? Разве почтенный ага не знает, что там стоит отряд Гамид-бея и Ферхад-бея? – удивленно воскликнул Многогрешный.

– Гамид живой! Посчастливилось сбежать собаке! – заговорили вокруг.

Арсен вскочил на ноги и встал перед Многогрешным, тот сразу узнал запорожца, и его глаза сверкнули злобой.

– А, это ты, висельник! – закричал он. – Лучше бы мне с тобой не встречаться! Видишь, к чему привела та встреча! На мне живого места нет…

– Не об этом сейчас разговор, – перебил его запорожец. – Сколько у Гамида и Ферхада войска и из кого оно состоит?

– У Ферхада тридцать воинов, его слуг… Да еще Гамид привел полсотни или чуть больше… таких же проходимцев.

Звенигора перевел Мустафе ответ и снова спросил:

– Почему они стоят в долине Трех баранов?

– Они ждут подкрепления от санджак-бея, который обещал подойти через несколько дней с большим отрядом янычар…

– Какие у них замыслы?

– А кто знает?.. Да уж, наверное, не ради развлечения жарятся на солнце в этих проклятых Богом ущельях! Особенно злющий Гамид… Так зол, что готов без помощи санджак-бея напасть на вас…

– А как же ты, дядько Свирид, вдруг оказался среди них?

– После того как я спас Ферхада, он проникся ко мне благодарностью и сделал своим слугой. Таскал меня всюду за собой, кормил как на убой… Одел, обул, дал коня. Казалось, лучшей доли для невольника и желать не надо…

– Почему же ты убежал от него?

Многогрешный провел языком по разбитой губе, помрачнел, маленькие желтоватые глазки заблестели.

– Посылал меня шпионом к вам. А я отказался. За это Ферхад заехал мне в зубы, а Гамид велел приготовить из меня шашлык… Чуть было и вправду не сделали, шайтановы дети, но я ночью сбежал. Подобрали меня ваши люди… еле живого.

Арсен пересказал Мустафе разговор с Многогрешным.

– Он принес важные вести, если все это правда, – задумчиво проговорил Чернобородый. – Безусловно, Гамид сделает все, чтобы разгромить нас. Но мы будем хитрее. Надо сегодня же напасть на Ферхада и Гамида, пока к ним не подошел санджак-бей. До долины Трех баранов – два фарсаха. Если мы выступим через час, то к вечеру будем там и захватим обоих врагов сразу, вместе с их людьми.

– А если Гамид заманивает нас в западню?

– Ты подозреваешь этого человека в вероломстве? – быстро спросил Мустафа. – Он твой единоверец. Тебе видней.

– Я не подозреваю, просто не исключаю и такой возможности.

– Ладно, пошлем вперед лазутчиков. Если они выявят бо́льшие силы, чем те, о которых сказал этот старик, мы скроемся. Поднимайте людей! Через полчаса выступаем… А этого перебежчика возьмем с собой. Если обманул – гнев Аллаха на его голову! По отрядам, друзья! Торопитесь! На этот раз Гамид не выскользнет из моих рук!

Солнце быстро опускалось за далекие вершины гор. В долинах сгущались прохладные сумерки и бодрили утомленных ходьбою повстанцев.

Дозорные донесли, что в долине Трех баранов, названной так, очевидно, потому, что ее обрамляли скалы, чем-то похожие на диких жителей этих пустынных мест – баранов, стоит небольшой отряд врага. Мустафа Чернобородый приказал с ходу напасть на него и уничтожить всех до единого. Только Гамида велел поймать живьем.

– Слушай, урус, – обратился он к Звенигоре, когда они остановились на перевале, с которого открылся вид на глубокую долину, поросшую редким кустарником. – Ты видишь ущелье, которое справа прилегает к долине Трех баранов? Оно идет до Кызыл-Ирмака. Возьми свой отряд урусов и часть людей Бекира, зайди в тыл Гамиду по тому ущелью и перережь ему дорогу к отступлению – чтоб ни одна собака не ушла. Иди и пусть бережет тебя Аллах!

Бекир передал Арсену часть своих воинов во главе с Исметом. Среди них находился и меддах Якуб. За эти дни он отдохнул и, хотя годы, проведенные в подземелье, наложили на его лицо тяжкий отпечаток, довольно бодро ходил по земле. Голубая чалма прекрасно гармонировала с белыми серебристыми волосами, а кривая, инкрустированная перламутром сабля придавала ему воинственный вид.

Подходя к отряду Арсена, Мустафа Чернобородый улыбнулся:

– Собака Гамид и не подозревает, что в четверти фарсаха собрались люди, желающие ему ужаснейшей смерти. Но, друзья, во имя пророка, если он попадется вам в руки, оставьте его живым! Я должен посмотреть в его глаза, когда мои пальцы сожмут его жирную шею, хочу услышать его предсмертный хрип! Оставьте его живым для меня!

– Хорошо, атаман, – ответил Арсен и велел трогаться.

Отряды отправились каждый в своем направлении. С вершины долго видна была сгорбленная фигура Свирида, за которым неотлучно следовал Ахмет Змея. Мустафа Чернобородый приказал кузнецу строго следить за гяуром и при попытке сбежать – перерезать ятаганом горло.

Среди кустарников отряд Чернобородого наткнулся на вражескую засаду. Пронесся тревожный крик. И хотя оба дозорных упали под саблями, долина сразу наполнилась бряцаньем оружия, топотом, криками…

Мустафа Чернобородый первым ринулся вперед. За ним двинулся в наступление весь отряд. Навстречу повстанцам из-за скал ударил залп из самопалов и пистолетов. Просвистели в воздухе стрелы. Кто-то споткнулся, вскрикнул от боли, кто-то упал на землю…

Многогрешный бежал вместе со всеми. От него не отставал Ахмет Змея. Заметив, что перед ними упал пронзенный стрелой повстанец, Многогрешный нагнулся и выхватил из холодеющих рук убитого ятаган.

– Не смей брать, гяур! – закричал кузнец.

Но Многогрешный или действительно не слышал, или же не обратил внимания на эти слова и быстро помчался вперед. Ахмет Змея бросился за ним.

Впереди уже завязался рукопашный бой.

Опьяненный мыслью, что Гамид на этот раз не выскользнет из рук, Мустафа Чернобородый вскочил на большой валун и окинул быстрым взглядом весь вражеский отряд. Гамида нигде не было видно. А воины врага были похожи не на слуг спахии, а, скорее, на хорошо вымуштрованных янычар. Они закрывались прочными щитами из дерева и буйволовых шкур и медленно отходили на середину долины под натиском повстанцев.

«Где же Гамид? Неужели это другой отряд? Или тот старый гяур обманул нас? – думал вожак отряда. – Проклятье на его голову! Надо допросить его немедленно!»

Он заметил Ахмета Змею, на целую голову возвышавшегося над повстанцами, а рядом с ним гяура. Мустафа хотел подбежать к ним, но тут по обеим сторонам долины разнесся грозный многоголосый боевой клич.

Глаза Чернобородого расширились от ужаса. Из потайных засад, из расселин и пещер, из-за кустов и скал вынырнули свежие вражеские отряды и быстро начали окружать повстанцев.

«Нас обманули!» – пронеслось в голове Мустафы.

Первым его порывом было убить гнусного гяура-изменника, который завел их в западню. Но не успел он соскочить с камня, как Многогрешный вдруг повернулся к своему охраннику и всадил ему в грудь ятаган. Ахмет Змея несуразно взмахнул руками, в беззвучном крике широко раскрыл огромный черный рот и медленно осел на землю. Убийца быстро, как молодой, помчался навстречу воинам Гамида.

– Проклятье! – проревел Чернобородый. – Задержите его! Убейте, собаку!

Несколько повстанцев кинулись вслед за беглецом. Кто-то метнул копье, но не попал. Преследователи, увидев, что на них надвигается вражья лавина, повернули назад. Их отчаянные крики и вопли внесли в ряды повстанцев неуверенность и страх.

Какое-то время Чернобородый не знал, на что решиться. Как безумный смотрел он на две лавины, которые вот-вот сомкнутся и захлестнут собой не приученных к бою повстанцев. Отряд оказался в западне. В чем спасение? Неужели его беспечность и легкомысленное доверие приведут к гибели всего отряда, всего дела, на которое он поднял этих людей? Что делать? Увидев, что Звенигора ударил по врагу с тыла, Мустафа спрыгнул с камня и, размахивая над головой длинной кривой саблей, рванулся в самую гущу боя.

– Вперед, друзья! Бейте шакалов! – загремел его голос – За мной! За мной!..

Уверенность вожака придала людям смелости и силы. Громкий клич «Алла, алла!» подстегнул их и кинул вперед. Засверкали над головами сабли, замелькали в синеватой вечерней мгле темные копья.

Натиск был таким сильным и неожиданным, что многие вражеские воины упали под ноги повстанцев.

– Нажмем, нажмем еще, друзья! – подбадривал Мустафа Чернобородый своих людей. – Вперед! Вперед! Не дадим окружить себя! Бекир, прорывайся правым краем!..

Бекир с группой повстанцев пытался пробиться из окружения, но никак не мог. У него осталось совсем мало людей. Остальные либо полегли, либо были ранены. Однако он отважно налетел на вражью лавину, саблей прокладывая дорогу товарищам. За ним ринулись другие…

Златка с Яцьком сидели под скалой и прислушивались к далеким крикам. Яцько был явно не в духе. Ему совсем не хотелось охранять эту турчанку, о которой заботился Арсен. Яцько хотел стать участником настоящего боя. Штурм замка он не принимал в расчет. Разве это настоящий бой? Куда-то бежал, что-то кричал в исступлении. Ткнул факел какому-то турку в рожу – вот и все… Паренек мечтал о таком бое, где бы на него налетали десятки врагов, а он одним взмахом сабли разрубал бы их от плеча до пояса!.. И все поражались бы необычайной храбрости молодого героя…

– Я пойду с тобой, Арсен, – просился Яцько, когда тот собирался в бой. – Ну позволь!.. Златка и одна посидит…

– Молчи и делай, что приказываю! – строго отрезал тогда Арсен и подошел к девушке.

Златка встала, вздохнула. В последние дни ее закрутило, как щепку в водовороте. Не успела прийти в себя после нападения повстанцев на замок Аксу, как рассказы Арсена, а потом Якуба о ее далекой отчизне и родных еще больше растревожили душу. Сердце замирало от сознания того, что осталась она одна-одинешенька, как сломленная ветка на дороге. Разве может она надеяться на встречу с родителями? Они существуют словно в другом времени и в другом мире. Встретиться с ними так же невозможно, как и с теми, кто в могиле. Девушку охватывал страх. И только ласковые слова Якуба и полный нежности взгляд отважного казака, который уже дважды спасал ее от смерти, удерживали ее от отчаяния.

– Златка, – сказал Арсен, беря девушку за руку, – наступают минуты, которые могут навеки разлучить нас. Иду в бой. А в бою все случается, даже смерть! Поэтому я хочу тебе сказать, что мне очень не хочется погибнуть теперь, когда я встретил тебя… Встретил и полюбил…

Златка вспыхнула и опустила глаза. Однако руку не отняла. Сердце ее тревожно забилось. Приятно слышать это, но как жаль, что заветные слова, о которых мечтает каждая девушка, произносятся при таких обстоятельствах.

Арсен словно прочел ее мысли и, помолчав, сказал:

– Если меня не станет, положись на Якуба. Он найдет путь в Болгарию… Если и его убьют, тогда твоим защитником останется один Яцько. Пусть прикинется глухонемым, и вы, как брат с сестрой, сможете, помогая друг другу, пробираться куда захотите – в Болгарию или на Украину. Мир огромен, и ты еще найдешь свое счастье… А чтобы легче было в дороге, я оставлю тебе свой пояс – в нем золото. Пока я жив, оно не принадлежит мне, а если погибну, ты можешь воспользоваться им.

Он протянул ей тяжелый широкий черес.

– Надень на себя.

Златка спрятала пояс под покрывало.

– Пусть бережет тебя Аллах, – пожелала девушка чуть слышно. – Иди! Я буду ждать тебя…

Из долины долетели крики. Арсен пожал холодные пальцы девушки, прошептал:

– Златка… Милая…

Потом обернулся к Яцько:

– Ты все понял, что я тебе приказал?

– Да.

– Смотри мне – без проделок! Увижу на поле боя – высеку, как мальчишку, при всех! – Арсен взобрался на скалу, окинул взглядом местность и махнул рукой отряду. – Вперед, друзья!

Отряд выскочил из засады и помчался в долину на помощь товарищам…

Яцько примостился на вершине скалы, ничуть не опасаясь вражеских стрельцов из лука, так как свято верил в победу повстанцев. Хотя уже смеркалось, он хорошо видел все происходящее в долине, имевшей в длину более полумили. Ближе к нему, шагах в двухстах, Чернобородый прилагал отчаянные попытки прорваться через вражеские ряды. Вот отряд Арсена налетел на неприятеля с тыла. Враги смешались было, но, увидев подкрепление, двигавшееся к ним с обеих сторон, стали спинами друг к другу и начали ожесточенно отбиваться от повстанцев.

Яцько понял, что с повстанцами ведут бой не слуги Ферхада или Гамида, а хорошо вооруженные и вышколенные воины, которые противопоставили большей численности повстанцев выучку и воинское мастерство. Они нарушили все расчеты Чернобородого. Хотя многие из них пали во время боя, оставшиеся сдерживали повстанцев до подхода свежих подкреплений.

Ряды повстанцев быстро редели.

У паренька сжалось сердце, когда он увидел, как две вражеские лавины, хлынувшие из укрытий, окружили повстанцев со всех сторон. Битва разгорелась еще сильнее. Звенигора со своим отрядом мог бы вырваться из кольца врагов, но, видимо, и не помышлял об этом, он врубался все глубже и глубже в строй янычар, блеск его сабли наводил на них ужас: они расступались перед ним, как отара перед разъяренным быком. Рядом с ним рубились Якуб с Исметом, и эта тройка, как клином, раскалывала густые ряды врагов…

Зашло солнце, и в глубоком горном ущелье сразу стало темно. Все слилось в глазах у Яцька, – казалось, что копошится огромный муравейник. Вскоре тьма черной пеленой окутала и его. Долетали лишь жуткие крики озверевших людей, бряцанье оружия да стоны и проклятия раненых.

Постепенно шум боя начал стихать, и паренька охватила тревога. Теперь нечего и думать о победе повстанцев – чересчур неравны были силы. Оставалось лишь надеяться, что кто-нибудь из своих спасется и он не останется одиноким в этой кровавой долине.

Но вот до его слуха донесся голос Арсена:

– Яцько, беги! Не жди нас! Беги!..

Яцько вздрогнул и напряг все внимание, стараясь хоть что-нибудь увидеть внизу или еще раз услышать голос старшего друга. Но ничего больше не услышал и не увидел. Битва закончилась. Воцарилась тишина, изредка нарушаемая предсмертными хрипами умирающих да радостной перекличкой победителей.

Что же делать? Бежать со Златкой подальше от этого страшного места? А как же Арсен? Может, он раненый лежит где-нибудь под кустом и ждет помощи?

Златкины плечи вздрагивали от беззвучных рыданий.

– Все наши погибли, – не то утверждала, не то спрашивала она.

– Может, и не все, – утешал ее Яцько, – стемнеет, пойду поищу…

Эта мысль – пойти на поиски – возникла внезапно и не давала пареньку покоя. Он еле дождался, когда в долине стихла суетня победителей, которые стаскивали своих раненых к кострам, запылавшим под горой, в стороне от поля боя.

Издалека было слышно, как перекликаются часовые.

Строго наказав Златке никуда не отлучаться, Яцько осторожно спустился со скалы и лощиной, между кустами, пополз к полю битвы.

Больше часа шнырял он, стараясь среди множества трупов отыскать Арсена. Ночь была темная, далекие костры давали лишь слабые отблески. Паренек поднимал головы убитых, поворачивал к свету костров и тихо опускал на землю. Арсена нигде не было.

Где же он? Может, раненый и в плену?

Одержав полную победу, вражеские воины устраивались вокруг костров на отдых. Лишь несколько силуэтов часовых виднелось на границе лагеря.

Яцько осторожно подкрался поближе к ним и залег под кустом. Послышался тихий стон, долетевший из ночной тьмы, а вслед за ним грубая ругань часового:

– Буду я еще искать для тебя воду, нечестивый! Сдохнешь и так до утра! Замолчи, а то прикончу, собака!

Кому так отвечает часовой? Наверняка не своему раненому, а пленному повстанцу. А вдруг и Арсен там же?

Яцько пробрался за кустами и оказался рядом с часовым, который сидел на камне, подстелив под себя какие-то лохмотья. Перед ним в неглубоком овражке, размытом дождевыми потоками, лежало несколько связанных пленных. Ближний костер начал уже гаснуть.

Сердце паренька забилось сильнее. Значит, не все повстанцы погибли! Может, и Арсен среди них, ведь в самом конце боя он был еще живой.

Он задумался: как же помочь пленным освободиться?

Проще всего – убить часового. Так и решил поначалу: подкрасться и ударить ятаганом по склоненной шее. Но тот мог вскрикнуть, поднять тревогу – и тогда все пропадет. Нет, так не годится. Может, подождать, пока он заснет?

Но часовой, как назло, не засыпал, а тихонько мурлыкал себе под нос какую-то песенку, покачиваясь с боку на бок.

Яцько был в отчаянии. Время шло, уносилось бесповоротно. Скоро взойдет луна, и тогда вообще ничего нельзя было сделать. Нужно на что-то решаться! Но на что?

Вытянув ятаган, юноша осторожно пополз вперед, замирая при малейшем шорохе. Сердце громко стучало в груди. От волнения вспотели руки и пересохло во рту. Сейчас, впервые в жизни, ему нужно убить человека! Пусть врага – но все равно человека!

Однако убивать ему не пришлось.

Часовой зашевелился, встал и поплелся к костру, на ходу собирая сухой хворост. Яцько, согнувшись, мигом перебежал через открытое место и прыгнул в яму. Скатившись по крутому склону на дно, он ударился лицом обо что-то твердое.

– Что за черт тут топчется? – послышался знакомый голос.

– Арсен! – прошептал Яцько. – Это ты? Не ранен?

– Яцько? – обрадовался казак. – Как ты сюда попал? – в голосе прозвучала тревога. – Сам пришел или привели?

Яцько не ответил. Судорожно нащупал связанные руки казака и ятаганом разрезал веревку.

– Быстрее! Пока нет часового, бежим!

– Здесь еще Исмет и Якуб. Исмет ранен. Дай ятаган!..

Он быстро освободил от пут товарищей и выглянул из ямы. Часовой возвращался назад.

– Жаль, не успеем выбраться до него. Придется отправить к праотцам… Ты ляг, Яцько, мы с Якубом сами. Если поднимется тревога, беги, не дожидаясь нас!

Арсен и Якуб притаились в тени за валуном. Часовой, ничего не подозревая, примостился на своем джеббе и сладко зевнул, закрыв в истоме глаза. В тот же миг жесткий шерстяной кляп заткнул ему рот, а железные руки сдавили горло. Часовой заметался, стараясь вырваться, захрипел, но быстро умолк.

– Айда, друзья! – шепнул Арсен и поднял на плечо Исмета.

Хворост, который янычары подбросили в это время на костер, пригасил огонь. Три фигуры проскользнули незамеченными через мрачное поле, где вперемешку лежали повстанцы и янычары. На земле повсюду валялось оружие. Беглецы взяли по сабле и прошмыгнули в ущелье, где пряталась Златка. Забрав с собой девушку, быстро растворились в ночной темноте.

К полуночи достигли берега Кызыл-Ирмака. Начала всходить луна, и мутные волны реки заиграли мерцающими серебристыми блестками. Слева виднелось какое-то небольшое село. На кольях, вбитых в землю, сушились рыбацкие сети. Возле причала темнело несколько остроносых челнов.

Исмет не приходил в сознание. Его положили на землю и прикрыли шерстяным одеялом.

– Что станем делать, друзья? – спросил Арсен. – Скоро утро, и по нашим следам кинутся преследователи. Якуб, ты старше нас всех, хорошо знаешь страну, посоветуй, как нам поступить.

– Я думаю так: бежать отсюда немедленно и подальше. Удобнее всего – спуститься на лодке вниз по Ирмаку. Течение здесь быстрое, и мы затемно отплыли бы на десять, а то и на пятнадцать фарсахов… Правда, на реке есть пороги, но я их знаю. Переплывем!

– А что – это недурно! Толковый совет! Айда!

Они подбежали к причалу, отвязали челн побольше. Вместо весел вырубили длинные шесты. Но вдруг настороженный слух уловил глухой стон. Потом послышался топот ног. Беглецы замерли, притаились за кустами. Не сомневались, что по их следам идет погоня. Выплывать на середину реки было опасно, и Арсен держался руками за ветви, хорошо защищавшие их от постороннего взгляда.

Кто-то быстро приближался. Под ногами шелестела трава, трещали сухие ветки.

Якуб прикрыл лицо Исмета кауком, чтобы стон раненого не выдал их. Яцько сжал в руке ятаган. Златка съежилась, дрожа от ночной прохлады и страха. Только Арсен, уловив острым слухом, что идет кто-то один с тяжелой ношей, спокойно ждал, пока неизвестного поглотит ночная тьма.

Но неизвестный остановился за кустом как раз напротив лодки и пробормотал что-то неразборчиво. Арсен подумал с досадой, что придется, должно быть, отправить непрошеного гостя к чертям в пекло.

Держась левой рукой за ветку, начал осторожно вытягивать из ножен саблю. Но за кустом послышались знакомые голоса:

– Брось меня здесь, пан Мартын. Не тащи… Я уж не жилец на белом свете… Спасайся сам, пока не поздно…

– Э, пан Квочка, это было бы не по-рыцарски, – прогудел в ответ Спыхальский. – Разрази меня гром, если я оставлю товарища в беде!

– И сам погибнешь – и меня не спасешь…

Арсен убрал саблю в ножны и, облегченно вздохнув, позвал шепотом:

– Сюда, пан Спыхальский, сюда! Спускай раненого в лодку.

– О Матка Боска! – воскликнул пан Спыхальский. – Ты чуешь, пан Квочка? Там наши! Теперь мы спасены!

На берег вышел, сгибаясь под тяжелой ношей, мокрый от крови и пота поляк. Арсен принял у него раненого, положил на дно лодки.

– Быстрее садись, пан Мартын! Отплываем.

Спыхальский сел на лавочку. Арсен и Якуб сильно оттолкнулись от берега, и лодка, подхваченная стремительным потоком, выплыла на середину реки.