Текст книги "От Карпат до Амура"

Забрался в свинарник, почавкал подсыхающими остатками из корыта вместе с хрюшками. Все равно мне уже было. И уходить далеко не стал – даже после такой малости голова сильно закружилась. Пошатываясь и цепляясь руками за все, за что удавалось зацепиться, добрел до стоящего тут же овина, растолкал в стороны лохматых овец, забрался на сеновал и зарылся поглубже в сено…

Проснулся от рези в животе. Кишки от голода скрутило, хоть криком кричи. Плюнул на все, слез вниз. Овец уже не было. А я и не слышал, как их выгоняли на улицу. Выглянул наружу. Светло. И, на мое счастье, никого из людей во дворе нет.

Оттолкнул от кормушки чавкающих хрюшек, наклонился, сгреб в ладонь остатки свиного пиршества, проглотил. И даже не поморщился, когда грязные пальцы облизал. Вообще никаких мыслей не было. Зато боль в кишках поутихла сразу же. Здесь же удалось и напиться. Только потом сообразил осмотреться.

Как меня никто не заметил, не знаю. И свиньи с овцами тревогу не подняли. Похоже, за своего по внешнему виду и запаху приняли. Ухмыльнулся пришедшей в голову мысли. Значит, еще не до конца оскотинился, раз юморю – не доломали меня здесь. Начинаю потихоньку приходить в себя.

Здесь провел еще два дня и две ночи. Почти сроднился с животными. По крайней мере, к кормушке подпускали без помех и даже место уступали. Расталкивать никого не нужно было. Говорю же – за своего приняли. Не то что люди. Но хоть в себя более или менее пришел. Синяки из страшных фиолетовых превратились в желтозеленые, такие же страшные. Но хоть двигаться стал более ловко. До полного восстановления еще далеко, да и на подобной еде особо не восстановишься. Но я уже наметил себе план дальнейших действий. Птичник рядышком, я оттуда пару раз куриные яйца таскал. Брал одно, чтобы подозрений не вызвать у хозяев. Мало, конечно, но и то за счастье. А буду уходить, прихвачу какую-нибудь курицу. Или гуся. Вот гуся было бы лучше. Это же сразу столько мяса…

С одеждой пока ничего не решил. То ли у местных дело до стирки еще не дошло, то ли они вообще не стираются. Подожду еще денек, а там посмотрим…

Проснулся от болючего укола в бок. Замер, приоткрыл глаза – попался!

Хозяева меня вычислили! Обступили мою лежку, вилами и прочим железноострым сельхозинвентарем в мою сторону тычут. Впрочем, вру, уже не тычут. Просто наготове держат, чтобы я даже попыток дернуться не сделал. Лежу, смотрю. И молчу. А что еще делать? Жду, что дальше будет.

– Ты кто?

А это самый старший говорит из этой семьи. Хозяин. Уж это-то я успел вызнать. И понять, о чем спрашивают, тоже понимаю. Не так это и мудрено. Ну что? Придется ведь что-то отвечать.

– Кто-кто, конь в пальто… – пробормотал на русском. Ну а на каком еще? И почему бы не пошутить? Все равно ведь ничего не поймут. Интересно, за полицией уже послали?

А эти отступили к дверям, между собой заговорили. Да быстро так, я даже смысл сказанного ухватить не могу, хоть и слышу все. По интонации и жестам могу догадаться, что точно обо мне говорят. Да о ком еще-то? А вот что именно… Ну да сейчас узнаю…

Поманили рукой на выход. Спрыгнул вниз, пошел вперед, прямо на попятившихся хуторян. Только на улице солнце по глазам ударило, заставило зажмуриться, потому-то первый удар я и прозевал. Навернули дубиной со спины. Удар бросил на колени, дыхание перехватило. Чтобы не упасть, пришлось опереться руками о землю. Да не помогло это, тут же кто-то ногой руки подбил. Я и сунулся головой в грязь под дружный злобный гогот. А грязь тут своеобразная – земля, перемешанная со свиным и овечьим дерьмом. Да и не только с дерьмом. Вот же сволочи! Только-только в себя приходить стал!

Пару раз сапогами по ребрам прилетело, но не в полную силу, иначе бы точно ребра переломали. А так, вполсилы, чтобы покуражиться, поиздеваться. А следом спину ожгло. И поехало, посыпались удары кнутом один за другим, да так больно, что предыдущие побои сразу забылись. Зато в один момент дошло, что засиделся я тут, пора бы и когти рвать. Уходить нужно.

Водой из ведра окатили. Ледяной водой, из колодца, и даже не подогрели, сволочи. Подумаешь, в сене у них немного полежал, я же его не сточил… А то, что из свиного корыта немного отъел, так ведь немного же! А за пару яиц из курятника вот так кнутом охаживать… Это явный перебор!

Опять чего-то там требуют. Голову приподнял. Понятно, чего уж там, приказывают вставать. Встану. Руки перед собой выставил, начал приподниматься… И вновь удар сапогом заставляет плюхнуться в грязь. Теперь уже раскисшую и жидкую. Даже брызги в разные стороны полетели. Ну а иначе бы обступившие меня мужики вряд ли бы в стороны отпрыгнули. Ну а я этим и воспользовался. Очень уж здорово разозлился и решил этой злостью в полной мере воспользоваться – повторного шанса может и не быть! Вскочил на ноги, крутнулся чертом, руки в стороны мельницей – кулаком по горлу первому попавшемуся попал, второму куда-то в лицо грязью сыпанул, надеюсь, по глазам получилось, у третьего продолжающимся махом вилы из рук выбил. Тут же этого третьего плечом толкнул. И пока он падал, освободившимися руками вилы перехватил и, не глядя, тут же ими куда-то за спину на слух отмахнулся. Попал, потому как кто-то там за спиной взвизгнул не хуже поросенка. А я прыгнул на живот только что сбитому хуторянину и еще раз мстительно подпрыгнул, не обращая никакого внимания на хруст и вскрик подо мной. Вилы перед собой выставил, осмотрелся.

Двое лежат, третий сгорбился, шипит что-то и глаза усиленно трет. Четвертый на коленях сидит, лбом в грязь воткнулся, скрючился, за пах обеими руками держится, качается из стороны в сторону и подвывает при этом сдавленно как-то.

И еще двое почти что пацанов пятятся назад, в сторону дома, на крыльце которого две бабки в ступоре полном замерли и еще две молодухи на земле перед крыльцом рты некрасиво как-то пораззявили, вроде бы как кричать собрались. И совсем малые девчушки, числом не углядел, сколько, с любопытством явным наоборот вперед просунулись, с отступающими пацанами столкнулись, кучу малу образовали.

Вот все это успел одним махом углядеть и понять. Прямой опасности пока не наблюдаю. Ан нет, мужичок, которому грязь в глаза досталась, проморгался, протер глаза. Ну и я не стал дожидаться последующей его реакции, поспешил с опережением – тупым концом вил, черенком, короче, ему в живот со всей дури сунул. В последний момент руку придержал – черен-то острый, пузо проткнуть на раз можно. Убивать не стал почему-то. Детишек, наверное, застеснялся. Или пожалел. Я же не такой, как они.

Молодухи орать передумали, с крыльца слетели, метнулись к стоящему на коленях. На меня глянули, что-то спросили. Не понял, но тут и понимать не нужно. Головой кивнул согласно, они его и подхватили под руки, домой потащили, такого скрюченного. А я следом пошел, с вилами в руках. Иду, а сам думаю – и какого черта я чуть раньше не ушел, а здесь задержался?

Глава 5

Подхожу к крыльцу, слышу в доме яростную приглушенную ругань. Разобрать отдельные слова не получается, но по общему тону точно понимаю, что между собой спорят. Насторожился, вилы на изготовку взял, мягко и плавно шагнул на первую ступеньку. А мне навстречу старший из пацанов вылетает. Глаза в пол-лица, губы в тонкую нитку сжаты, а в руках изготовленное к стрельбе ружье. Ну а какое оно еще может быть? Хорошо хоть на моей стороне солнышко сыграло – пацан после сумрака в доме выскочил на солнечный свет… Ну и прищурился на секунду. Но мне и этого мгновения хватило. Только что и успел сделать, так это… Нет, не вилами ткнуть, а ствол вверх зубьями подбить. Тут-то выстрел и грохнул.

Да громко так. С деревьев на опушке ворон согнал. После выстрела на дворе замерли все, притихли, только снявшиеся со своих излюбленных мест птицы громко и возмущенно закаркали.

Ну и я не растерялся, перехватил стволы одной рукой под вороний грай, из второй черенок вил сразу же выпустил, кулак сжал и коротко так, но от всей своей измученной души прямо в грудину пацану и приложился. И не дрогнул ни капельки, ребенка этого обижая. Сильно или не сильно, уже и не разбирал. Ружье-то двуствольное, медлить нельзя. И если ты оружие в руки взял, то точно уже не ребенок и готов отвечать за свои действия…

Незадачливый стрелок успел еще что-то вякнуть на лету, а скорее всего, это мой удар из него воздух вышиб – сложился, прогнулся в груди и назад в дом упорхнул. Мягкий смачный шмяк раздался, следом сразу же загремело там что-то, по полу покатилось, да под еще более визгливую женскую ругань. А я оглянулся быстренько за спину, не затевает ли кто что-либо дурное в мою сторону. Нет, лежат, хрипят по-прежнему.

Перехватил трофейное ружье как положено, переломил, выбросил стреляную гильзу. Еще один патрон есть. Щелкнул замком, изготовился к стрельбе, ну и поднялся еще на ступень – шагнул вперед через высокий порог, миновал распахнутую до упора дверь и остановился сразу же. Осмотрелся быстренько, привыкая к темноте помещения. В полной тишине, что сначала здорово насторожиться заставило. Потом глаза привыкли, и я немного расслабился, выдохнул. Эти всей толпой в угол забились, с ужасом в глазах на меня смотрят. И раненый выть перестал, что удивительно, тоже вместе с ними в том же углу стоит. Скособочился, скривился, но пока еще на ногах держится. Штаны в крови, на брючинах две дырки от вил. А я-то думал, что в пах ему угодил. Промахнулся, похоже. Как-то мне даже интересно стало. У этих вил точно три зуба было. Две дырки я вижу, одна в одной брючине, другая во второй. А куда же третий зубец воткнулся? Средний? Неужели между ног проскочил? Повезло мужику…

Шагнул было вперед, да притормозил. Не дело за спиной оружие оставлять. Вилы же… Пришлось возвращаться и с собой их прихватывать. Пусть рядом со мной постоят, у стеночки. Так оно спокойнее будет.

Прошел к столу, осмотрелся. Еды на виду нет, вот что плохо. Поманил пальцем к себе молодуху.

Стоит на месте, не двигается и не понимает – глазами хлопает, бестолочь. Ну да, куда же им до нас, до умных таких. Пришлось язык вспоминать, налаживать общение. Короче, известные мне слова жестами подкрепил и дал задание в мешок еды быстренько собрать. Вот как только насчет еды растолковал, так сразу и зашевелилась активно, забегала туда-сюда, на стол этот все найденное сносить начала. Ну а я первым делом, после решения вопроса с едой, конечно, высмотрел, откуда пацан ружье взял. Интересует, есть ли там еще снаряженные патроны? Оказалось, есть.

Пока мой мешок наполнялся продуктами, а это дело я старался особо не контролировать из-за сразу же выделяющихся слюней, разобрался с патронами. Калибр невеликий, на глазок с мизинец или чуть меньше. Двадцатый, что ли? Или двадцать второй? В этой темноте не вижу мелкие цифирки на донце гильз. Да какая мне разница? Что двенадцатый, что двадцатый – и тот, и другой гарантированно убить могут. Патроны все дробовые, но мне сойдет. Главное, патронташ полный. Его тут же на плечо повесил, наискосок, да ружье переломил, новую гильзу вставил. Что интересно, эти так и продолжали в углу всем семейством толпиться. Даже во время перезарядки не дернулись, когда я в принципе к бою был не готов. Навел я на них страху. Навел-то навел, но и сам натерпелся не меньше.

А у уколотого штанины полностью намокли и кровь уже на пол капать начала… Вот же, кстати, а что это я только о еде думаю? Мне же еще и одежда нужна! И обувь соответствующая, лучше всего сапоги…

Пришлось и это объяснять, словами и в основном жестами.

На крыльцо сразу выходить не стал, сначала на стволы пиджак повесил и обманку эту в дверной проем наружу высунул. Вот в этот момент сверху наискосок по ней дубиной и прилетело. Чудом ружье в руках удержал…

Пиджачок мой почти что новый падает на крыльцо, следом за ним я выбрасываю мешок с продуктами и вдогонку выпрыгиваю сам. Ну как выпрыгиваю? Выскакиваю на полусогнутых со всей осторожностью. И в полной готовности начинать по кому-нибудь стрелять. И опускаю стволы…

Потому что сейчас этому геройскому хуторянину не до меня. Богатырский удар со всего размаха крепкой дубиной, а дубина эта своими размерами больше на оглоблю похожа, да вдобавок по такому же твердому дереву, здорово отсушил бедолаге руки. Да еще и обратка от отскочившей жердины обратным концом по многострадальным ребрам прилетела и хорошо так приложилась. Похоже, от души мужик бил, всю силу в этот удар вложил. М-да, не повезло… Ему. Так что сидит селянин на земле да руками трясет от боли. И скособочился набок, рожу в противоположную сторону скривил, больно ему. И на меня с ненавистью понятной в глазах косится.

Ну а я пиджачок подхватил да с крылечка в два коротких скачка и спустился.

Первое из тел так и продолжает на земле лежать, но вроде бы как хрипит еще, не хочет отходить в мир иной, упирается. Может, так и выкарабкается… По горлу я ему вроде бы не так и сильно попал, зацепил чутка пальцами, удар скользящий получился. Тем не менее чувствительный и, главное, эффективный…

Уже прочь со двора попятился, да мысль в голову пришла весьма своевременная, заставила остановиться и осмотреться. Если это оглобля, то где-то тут должна же и лошадка быть? Правда, я ее пока не видел. Ну а вдруг она и впрямь у них имеется? Хутор же? Землепашцы они, опять же, судя по сельхозинструменту в том сарае. На лошадке-то мне по-всякому проще будет передвигаться…

Конюшня оказалась с другой стороны дома. И впрямь в ней стояло две лошадки. Одна покрупнее, другая поменьше и поизящнее.

Тут же и сарай каретный оказался с телегой и какой-то небольшой коляской. Не знаю, как она называется, но четверых точно увезет. Но мне-то столько не нужно, да и запрягать я в эти повозки лошадей не умею.

Лучше уж так, верхом. Тут я хоть что-то понимаю, спасибо казакам – научили. Да, ту, что поменьше, я и заберу, пожалуй. Распахнул створку ворот, лошадку за гриву на себя потянул… Тут один из мужичков из-за угла осторожно выглянул, вякнул что-то еле слышное, вроде бы как привлекая тем самым мое внимание. Но я услышал, оглянулся.

Селянин приободрился, увидел, что я стрелять сразу не стал, залопотал что-то умоляюще, руки перед собой сложил. Да понятно, что лопочет. Лошадку просит не трогать. И одновременно за угол смотрит краем глаза, своим что-то жестами приказывает. Вот оттуда-то, из-за угла, к моему великому удивлению, мне велосипед и выкатили. Так получается, что вместо лошадки предлагают им воспользоваться. На какой богатый хутор я наткнулся…

А что? Вот это самый лучший вариант. Ни ухаживать за ним не нужно, ни запрягать-распрягать, ни кормить-поить. Согласился, что уж тут. Мешочек, плотно набитый на багажник перед собой пристроил, привязал – мужичок мне для этого веревку кинул. Ружье на грудь перевесил, оседлал двухколесного коня и выехал со двора в предусмотрительно открытые ворота. Спасибо вам, добрые люди, за такую заботу. Налег на педали, заскрипела цепь, в лицо полетел ветер. Ну их куда подальше с таким гостеприимством и такой заботой…

Педали до леса докрутил кое-как, а дальше пришлось останавливаться, отдыхать. Сил-то у меня маловато. Прошел еще немного по дороге, велик в руках покатил, отдышался и остыл немного. Ну и осмотрелся по сторонам да назад пару раз оглянулся. Затем через обочину перебрался, когда совсем с глаз этих хуторян скрылся.

И напрямую через опушку к ближайшим деревьям потопал, там за ними и уронил аккуратно велик на землю, и сам рядом упал. Закончились у меня силы, иссякли полностью. Теперь бы отдышаться хоть немного да в себя прийти. Пот вон градом по лицу течет, одежда почти что новая вся насквозь мокрая, хоть выжимай. Так что сейчас мне полноценный отдых требуется. Ну и отдых отдыхом, а силы на то, чтобы горловину мешка от веревки освободить, я все-таки нашел. Благо велик на боку лежит, как раз горловиной мешка кверху. Да еще бы не нашел, если одуряющий запах еды всю эту короткую дорогу покоя не давал, пробивался через дерюжку мешка, лез в нос, заставлял принюхиваться и активно выделять желудочный сок, капать на дорогу слюнями. Развязал. Ну и сразу в первый же кусман мяса вгрызся, молоком из бутылки сверху запил. Целых два укуса сделал. Глотков только больше чем два получилось. Не смог удержаться.

Потом мощнейшим волевым усилием заставил себя прекратить набивать брюхо. Перерыв нужно сделать. Мясо в мешок убрал подальше от соблазна. Головину веревкой покрепче перетянул. Запах-то по опушке одуряющий плывет, по мозгам не хуже той дубины бьет. Пробку самопальную в горлышко бутыли сунул, ладонью сверху прихлопнул да рядышком с мешком и определил. Пусть пока так постоит.

Даже отлежаться не вышло, буквально минут через пятнадцать в кусты побежал. Молоко, наверное, подействовало. Да, это тебе не грубую пищу в виде тех же отрубей жрать!

Побежал-то я побежал, но стволы не бросил, с собой прихватил…

Так что пришлось мне после нежданного казуса с этой полянки уходить. Воздух здешний не понравился. Перебрался вдоль опушки чуть назад, в сторону хутора. Там еще лучше местечко нашел. На этой полянке пришлось задержаться гораздо дольше намеченного. На мое счастье, как оказалось.

Хоть я и достаточно далеко от хутора отъехал, но с этой новой опушки все равно что-то просматривается. А я на всякий случай в ту сторону периодически поглядываю. Ну, мало ли что… А на зрение мне грех жаловаться. Так что вскоре увидел именно то, чего я ожидал и одновременно опасался: из тех же ворот один из пацанов вывернулся, помчался в сторону города на таком же, как у меня, велике. Да у них этих велосипедов как-то подозрительно много! Ну чего-то подобного все-таки стоило от них ожидать. Хорошо хоть недалеко я успел уехать. Так бы все время за спину оглядывался. Гадал бы, будет погоня или нет. А сейчас и гадать не нужно. И спешить тоже.

Но из кустов на дорогу выбрался, на свой след встал да чуть дальше и проехался. Потом уже, когда след от колес велосипедных наложился на многочисленные следы от тележных и смешался с ними, остановился и спешился. Здесь как раз перекресток дорог и следов что тележных, что пеших достаточно много. Опытный следопыт, само собой, сразу в этом переплетении разберется, а неопытный… Может, мне хоть здесь повезет? И я водрузил велосипед на плечо и вновь перебрался через придорожную канаву в чистое поле. И уже по его кромке покатил свой трофей назад, к оставленному мешку с продуктами. Там перебрался чуть в сторону, подальше от дороги. Заодно и местечко нашел поудобнее. Где и залег прямо на земле со всем подобающим комфортом. Ну а что? Солнышко сверху хорошо так прогревает. Понаблюдаю за дальнейшим развитием событий…

Ждать пришлось долго. Уже во второй половине дня, ближе к вечеру, услышал тарахтение автомобильного мотора и поднимавшуюся на дороге густую пыль. Издалека увидел. А там и сам грузовичок подъехал, остановился у ворот хутора, клубами пыли окутался. Мне отсюда не видно по этой причине, что там и как, но понятно же, что господа полицейские из кузова высыпались да во дворе скрылись. Так что пришлось подождать, пока пыль осядет. Зато тут же и успокоился, перестал дергаться – все происходит точно так, как я и думал.

Пробыли они там недолго. А зачем надолго задерживаться? Расспросили всех быстренько, показания зафиксировали и дальше по моим следам поехали. Пропылили бодро по грунтовке мимо моей лежки на хорошей такой скорости. Километров двадцать точно будет. Пропылили и скрылись за деревьями. А я остался на месте. Спешить мне некуда. Времени у меня вагон, одежда, еда и питье пока есть. Вот и буду потихоньку приходить в себя, отъедаться да отпиваться. А там поглядим, может, и еще разок на этот же хутор наведаемся. Ну а зачем было полицию вызывать? И опасаться мне теперь нечего. Когда поднятая грузовичком пыль на дорогу осядет, она не только мои следы скроет, там потом вообще ничего не разберешь…

Просидел я в этом леске два дня. Живот мой в себя пришел почти сразу же. По крайней мере после того первого раза больше подобных попыток избавиться от добросовестно съеденной пищи не делал. Ну и отлично! Нечего попусту полезные продукты переводить.

Ну и по уже устоявшейся привычке ближе к ночи второго дня оседлал своего двухколесного коня и покрутил педали в сторону хутора.

М-да, моего повторного и такого эффектного появления явно никто из сельчан не ожидал. Наказывать за вызов полиции никого из них не стал, люди в своем праве были. Зато глаз порадовали два перевязанных, но явно живых тела. Выспрашивать, оклемался ли от моего удара тот, с поврежденной гортанью, не стал. Не интересно. Да и вины своей совершенно не ощущаю, не я первый махаться начал. Но вот мешочек, тоже уже свой, продуктами свежими наполнить приказал. Той же молодухе. Ну а что? Не по новой же начинать кому-то свои объяснения? А этой только намека хватило, да брошенного на стол пустого мешка. Враз сообразила и сразу же метнулась выполнять неявный приказ. Похоже, что тем самым надеется от моего присутствия поскорее избавиться…

Пусть старается. Ну а почему бы ей не наполнить мешок? Почему бы и не поделиться едой с голодным путником? Когда он об этом довольно-таки вежливо просит? Ну, то, что у него при этом заряженное ружье в руках, так что из этого? У меня вот ружье, а у вас то вилы, то дубины, то оглобли. У кого что имеется, тот тем и пользуется. Так что все нормально.

Потом всех вежливым жестом из дома наружу выпроводил и опять же вежливо пригласил к свинарнику отойти. Ну а что? Я же не ругаюсь, не кричу. Подумаешь, ружьем демонстративно пригрозил. По-другому бы вряд ли поняли. А тут сообразили все сразу и пошли, куда стволами указал. И внутрь сараюшки этой вошли. А я за ними еще и двери прикрыл на засов. Так оно мне спокойнее.

Ждал недолго. Испугалась за своих молодуха – мешок в один момент собрала, на улицу вынесла и тут же привязала его к велосипеду, после чего отошла в сторону. Покосилась на закрытый свинарник, но промолчала. Ну а я взгромоздился на велик и выехал со двора, провожаемый в спину недобрым взглядом селянки. Злится, наверное…

Пришлось вернуться, определить ее в компанию к родственникам. Пусть там злится да о жизни своей скорбной думает…

На знакомом перекрестке свернул направо. Потом, уже в явных сумерках, на следующем перекрестке свернул еще раз направо. И почти сразу же остановился. Слишком темно, ничего не видно. Пришлось осторожно пробираться к лесу и устраиваться на ночлег. Ну да, темно и сыро, плюс место незнакомое. Будет холодно, но одну ночь можно и потерпеть. Зато точно не просплю…

Промерз, это да, до чертиков, но зато на дороге я оказался с самого раннего-прераннего рассвета. Правда, совершенно не выспался, но это не страшно. В город въехал часика через четыре, велосипед свой и ружье с патронами сразу продал на первом же окраинном рынке. На вырученные деньги снял меблированную невеличку-комнатенку тут же совсем рядышком с рынком, в крайнем пригороде, и продолжил приводить себя в порядок. Уверен, что подобной наглости с возвращением от меня не ждут, да и вряд ли ищут именно меня. Насколько я понял, после ничего не давшего допроса на меня, скорее всего, махнули рукой. Если бы было по-другому, то вряд ли меня перевели в простую тюрьму и вряд ли выпустили из-под надзора и присмотра просто так. И искали бы сейчас ого-го как. А прессинг в камере… Так это обычная история. Все делается по-накатанному, на автомате, по давным-давно отработанной схеме. Просто так принято и так всегда привыкли делать…

Так что нужно просто лишний раз не нарываться на неприятности и постараться не привлекать к себе внимание.

Прожил я на этой квартирке почти две недели. Пришел полностью в себя, поправился, наел мяска на кости. А то исхудал до такой степени, что только кости и остались. Вот как немного подъелся, так и расстался с хозяевами, распрощался с ними по-доброму. Нельзя мне на одном месте долго оставаться. Вопросов мне никто лишних не задавал, главное – чтобы деньги за проживание вовремя платил. Ну а то, что язык слабо знаю… Так город-то портовый, тут таких, как я, много… Так что с одной квартирки съехал и тут же в другую заселился. Нашел новое жилье почти сразу же, всего лишь через несколько улиц от первой, но с противоположной стороны рынка. И нашел за точно такие же деньги. Война, инфляция…

В чем преимущество подобного жилья? А из-за его расположения господа полицейские в подобные трущобы весьма редко забредают. Соглядатаи свои, конечно, у них везде есть, но мне пока повезло в этом смысле. Никто из служивых меня за эти дни не побеспокоил.

А дальше я сменил одежду на более городскую, посетил парикмахера, окультурил бороду и усы. В общем, превратился в порядочного горожанина. Новое жилье, новый имидж. И только теперь приступил к поискам хоть каких-то следов своего самолета.

Потребовалось на это дело немного времени – в три дня уложился. Но ночевать всегда домой возвращался, хоть порой приходилось изрядно ногами поработать. Общественным транспортом по понятным причинам не пользовался, извозчиков не нанимал по ним же, вот и пришлось рассчитывать только на свои силы. Сто раз пожалел о проданном велике…

Пожалел не пожалел, но ноги не подвели, и через три дня я выяснил все, что хотел. Увы, нет больше моего самолета. Разобрали его на части. Расстраиваться особо не стал. Понятно же было, что просто так его не оставят – будут изучать, копировать. Все почему-то только на китайцев во всем мире грешат за подобные дела, а на самом-то деле китайцы всего лишь более успешно переняли чужой опыт и теперь просто идут вслед за другими. Или нет, уже давно не так… Обогнали они всех значительно. Стоп! Что-то я времена попутал. Пока еще не обогнали, пока еще все у них впереди. А на самом деле первыми в этом деле оказались островитяне. Они же со всего мира все полезное к себе в королевство тащили.

И что теперь делать? Выбираться с острова по воздуху вряд ли хорошая идея, не получится ничего. И охрана на всех разведанных аэродромах усиленная, как я успел заметить, и явно она не дремлет. Да и не только на этих столичных аэродромах, так полагаю, а повсеместно…

И морем вряд ли получится выбраться. Несмотря на некоторые внутренние беспорядки, сама государственная машина продолжает отлично работать. Опять же у них с германцами вроде бы как война продолжается. Пусть и вялотекущая, но бдительность от этого у населения не уменьшилась. Судя по тому, как меня быстро хуторяне вычислили и обнаружили. С поимкой, правда, немного не рассчитали… Да и господа полицейские довольно быстро среагировали на сигнал. Поэтому больше чем уверен, что и в портах все отходящие суда тщательно досматривают. Тогда что остается? А ничего. Пешком отсюда на материк не уйдешь. Мне что, теперь всю жизнь по этому острову мотаться?

Лежу на кровати, в потолок над головой пялюсь. Мыслей ноль. Не вижу пока никакого способа отсюда выбраться…

Царское Село. Тот же кабинет и почти те же лица, добавились военные

В этот раз первую скрипку в разговоре играет Николай Александрович:

– Николай Степанович, вы отдаете себе отчет, что сейчас от вашей уверенности в своих словах зависит судьба империи?

– Так точно, ваше императорское величество. Самолет находится на одном из аэродромов Лондона. Полностью разобранный. По нашим данным, англичане сейчас возятся с моторами, стараются разобраться в составе металла. Но это дело долгое, деталей в этих моторах много. Следов полковника нами пока нигде не обнаружено, – генерал прервал свой доклад, сделал короткую паузу, во время которой сдавленно откашлялся в платок. Промокнул губы, покосился в сторону стола на графин с водой, сглотнул тугую слюну и убрал накрахмаленный лоскут ткани в карман. – Сложно работать в той обстановке.

– Работу продолжайте, но людей берегите и попусту на рожон не лезьте.

– Что делать с самолетом?

– А вы что-то сможете с ним сделать?

– Можно попробовать устроить диверсию в мастерских. Например, пожар…

– Не слышу уверенности в вашем голосе. Поэтому никаких проб! Если бы это было настолько нам важно, мы бы этот самолет вообще никуда за границу не посылали. Рано или поздно, а все равно подробные чертежи конструкции утекли бы за границу. А так получилось как нельзя лучше – из двух приманок сработали обе. Так что постараемся в полной мере воспользоваться этой ситуацией. И воспользоваться именно в своих целях…

– Я понимаю, ваше величество. И все помню о ваших планах. Но и прощать подобную наглость не хотелось бы…

– А мы и не собираемся прощать! – Николай Александрович распрямил плечи и приподнял подбородок. И резко развернулся к Джунковскому. – Владимир Федорович, немедленно начинайте действовать! Вот и посмотрим на результаты вашей многодневной работы. Действительно ли все настолько хорошо, как вы нам об этом докладывали.

– Будем брать всех? – подобрался жандарм.

– Конечно, – чуть удивился император. – Иначе и не стоило бы затеваться.

– А что будем делать с задержанными? Позвольте еще раз уточнить… Может быть, все-таки высылать, так сказать, за пределы?

– Нет! Делаем, как решили!

– И без суда?

– Владимир Федорович, мне непонятны ваши сомнения в последний момент. Вам не кажется, что это сейчас не то что неуместно, а позволяет усомниться в вашей преданности Отечеству и Престолу?

– Ваше величество, мои сомнения продиктованы именно заботой о вас и об Отечестве. Может быть, все-таки перед отправкой проведем суд? Хотя бы один? Чисто символический? Возможен международный скандал…

– С каких это пор жандармы стали опасаться скандалов? – впервые в кабинете прозвучал голос Марии Федоровны. – Вашему ведомству к ним не привыкать! Да и не скандалов сейчас опасаться нужно. Ведь так, Николай Николаевич? Армия готова выполнить свою задачу в случае обострения обстановки?

– Мы уже оговаривали это не один раз, – на бесстрастном лице главнокомандующего не промелькнуло ни одной эмоции.

– Вам понятно, Владимир Федорович? Не нужно оглядываться на Европу. Здесь вам не там! Здесь Россия! Делайте свое дело и не сомневайтесь! От решительных действий каждого вашего подчиненного будет зависеть качество всей проделанной работы в целом, – Николай Александрович перехватил у матери нить разговора. – Можете идти. И начинайте, начинайте уже работать, арестантские вагоны простаивают. Докладывать о результатах будете каждый час лично мне.

Император проводил взглядом вышедшего из кабинета Джунковского, подождал, пока за ним закроются двери, и повернулся к Батюшину:

– Вам все понятно, Николай Степанович?

– Так точно! Мои люди стараются по мере сил.

– Вы тоже можете идти. И тоже докладывайте каждый час. У вас сейчас будет очень много работы как у нас в стране, так и за рубежом. Еще никогда в истории России не случалось того, что мы с вами решили проделать. В случае возникновения чрезвычайных ситуаций связывайтесь со мной немедленно. И постарайтесь не перетягивать на себя одеяло, работайте с жандармским ведомством сообща. Общее дело ведь делаете… Ступайте…