Текст книги "Император двух Империй"

– Особый протокол «Казань».

– Слушаюсь, государыня.

Генерал быстро вышел из «Аквариума» и начал отдавать распоряжения, вводя в действие протокол.

Маша, слегка ошалев, следила за его действиями. Вообще-то она хотела, чтобы ей подали папку с протоколом, но, видимо, генерал ни на мгновение не усомнился в ее праве вводить в действие «Особые протоколы». Впрочем, он бы наверняка и сам бы его ввел, но ощутимо позже, когда в Пскове уже бы началось что-то серьезное.

В принципе, вводить протокол было рано. Из сообщения нельзя было понять, насколько серьезным является пожар и насколько велика угроза взрыва боеприпасов. Возможно, там ничего серьезного и не случится. А если случится?

Что ж, как говорят в России, назвался груздем – полезай в кузов. Ввела, пусть и невольно, в действие «Особый протокол» – вот и давай дальше веди это дело. Как говорит муж – хуже нет, когда начальник показывает подчиненным свою растерянность. Хотела, чтобы тебя воспринимали всерьез? Вот и получи!

И когда Артемьев вновь появился в «Аквариуме», Маша уже не колебалась, начав четко отдавать повеления:

– Образовать чрезвычайный штаб по ликвидации последствий пожара «Псков-А». Согласно протоколу «Казань» в штаб входят представители Минобороны и штаба Северного фронта, Минспаса, Минтранса, МВД, ИСБ, Минвооружений, Минрезервов, Мининформа, Минсвязи и Корпуса служения. Руководство штабом принимаю на себя. Объявляю в Пскове чрезвычайное положение. Незамедлительно начать эвакуацию населения в радиусе пяти верст от складов. Особо запретить прятаться по подвалам. Обывателям сообщить о диверсии германского Генштаба на артиллерийских складах, которая привела к пожару, и есть угроза взрыва. С узловой станции Псков начать незамедлительный вывод эшелонов с войсками и боеприпасами. Минспасу начать создание временных палаточных лагерей для эвакуированного населения, совместно с Минрезервов обеспечить их всем необходимым. Военным госпиталям и земским больницам окрестных населенных пунктов быть готовыми к приему раненых. Все сообщения, касающиеся «Пскова-А», докладывать незамедлительно. Все. Выполняйте!

Генерал, записав все, кивнул и вышел.

Вот будет смешно, если там просто горит сарай с тряпками.

Балтийское море. Где-то западнее острова

Эзель. Линкор «Кениг».

27 августа 1917 года

Гюйс «Байерна» оказался пророческим. Получив еще две торпеды в борт, новейший германский линкор опрокинулся на правый борт и быстро тонул. Тонули многострадальный «Мольтке», авиаматка «Санта Елена», три эсминца, тендер «Блиц» и транспорт «Эквити». «Гроссер Курфюрст» сумел уклониться от торпед гидропланов, но налетел на русскую мину и вдобавок получил торпеду от вражеского эсминца. Получили по торпеде и «Маркграф» с «Кайзером», а «Принц-регент Луитпольд» ухитрился получить целых три и лишился хода. Да и сам «Кениг» не остался неповрежденным.

Пылали пожары. Кричали раненые и обожженные. Из воды пытались выловить тех, кто прыгал за борт с тонущих кораблей. Катастрофа приобретала ужасающие размеры.

Потеряны два линкора и линейный крейсер. И это не считая всего остального.

Но немцы не были бы немцами, если бы и в такой ситуации, изменили своему знаменитому Ordnung muss sein. Полученный приказ выполнялся, невзирая ни на что.

Транспорты, воспользовавшись отсутствием налетов, спешили покинуть минное поле. Эсминцы спешили в голову колонны. Тральщики расчищали проход, делая все, чтобы эскадра боевых кораблей все-таки добралась до русского флота.

Сражение переходило в решающую фазу.

Рига. Рижский укрепрайон.

Штаб операции «Квартет».

14 (27) августа 1917 года

– Государь, наблюдатели «Сибири» передают о видимых результатах атаки торпедоносцев. По предварительной оценке, тонут еще два линкора или, возможно, линкор и линейный крейсер, а также два эсминца и два парохода. Наблюдение затруднено ввиду сильного задымления. Наши потери флота – три эсминца затонули и пять вышли из боя с серьезными повреждениями. Отмечено попадание шального снаряда главного калибра в броненосец «Слава». На борту вспыхнул пожар. Имеются погибшие и раненые. Повреждены машины. Броненосец потерял ход.

– Опять «Славе» не повезло.

Поймав озадаченный взгляд Канина, поясняю:

– Не повезло не принять участие в Цусимском сражении, похоже, не удастся и здесь.

Зато, возможно, удастся уцелеть, а не потонуть, как это случилось в моей истории в Моонзундском сражении.

Адмирал продолжил доклад:

– Также наблюдатели передают об эволюциях в построении германской колонны. Подтягиваются эсминцы, бывшие в охранении транспортов, а головные линкоры начинают перестроение. Судя по действиям тральщиков, германцы собираются идти на сближение с эскадрой Балтфлота.

Киваю Канину.

– Решились на генеральное сражение? Вот так, напрямую, через мины?

Адмирал кивнул.

– Похоже на то, ваше величество. Решили не ждать новых налетов и не дожидаться торпед от наших эсминцев.

Я задумчиво глядел на планшет. Первоначальный план операции предусматривал максимальную трепку германской эскадры до начала сражения, и при этом Балтфлот должен был не только сохранять дистанцию, не позволяющую немцам стрелять по нашим кораблям, но и в случае, при котором немцы все же пройдут минное поле и торпеды эсминцев, пользуясь преимуществом в скорости, отходить мористее, давая нашим подлодкам возможность вдоволь порезвиться. Но эти планы исходили из того, что германцы все же пойдут к точке «Вейс», но явно они не собирались это делать.

– Вот что, Василий Александрович, шифрограмму Эбергарду. Дивизии подводных лодок выдвинуться к кромке минного поля и встречать выходящие корабли противника. Эскадре Балтфлота на всех парах идти на сближение с германской эскадрой и дать бой.

– Прошу простить, государь, но девять первоклассных германских линкоров против наших четырех линкоров и, с учетом обездвиженной «Славы», трех броненосцев?

– Василий Александрович! Если эти девять линкоров вырвутся из ловушки на чистую воду, то нашему флоту останется только позорно удирать на всех парах! Вы понимаете, что это будет означать?

– Понимаю, ваше величество! Но бой с германской эскадрой при таком соотношении сил – это вторая Цусима!

Я рявкнул:

– Так сделайте это соотношение лучше! Передавайте приказ Эбергарду!

Балтийское море. Где-то западнее острова Эзель.

Линкор «Кениг».

27 августа 1917 года

Русские эсминцы и береговые орудия доставляли немало проблем, но и мины вносили свою лепту. «Гроссер Курфюрст» наткнулся на свою вторую мину и получил заметный дифферент на нос. «Маркграф» получил попадание 30-сантиметрового снаряда в надстройку, в результате чего возник пожар. «Кениг Альберт» получил торпеду в правый борт. Немецкая эскадра потеряла еще два эсминца. Правда, удалось потопить и два русских, но ситуация явно не располагала к оптимизму.

Сообщения поступали лавиной, причем одно хуже другого.

– Герр вице-адмирал! Донесение от воздушных наблюдателей. Русская эскадра на всех парах идет нам навстречу! Их корабли вошли в зону действия нашего главного калибра!

Ну, русские свиньи, вот теперь вы заплатите за все.

Рига. Рижский укрепрайон.

Штаб операции «Квартет».

14 (27) августа 1917 года

– Государь, пожар на артиллерийских складах в Пскове! Начались взрывы снарядов и сигнальных ракет!

Я бросил гневный взгляд на побледневшего главкосева Балуева, а затем вновь повернулся к генералу Винекену.

– Объявляйте «Особый протокол «Казань», штаб…

Смотрю на растерянное лицо руководителя моего походного Ситуационного центра и спрашиваю:

– Что?

Тот кашлянул и сообщил:

– Так это, ваше величество. Протокол «Казань» введен в действие час назад ее величеством, она же и возглавила штаб. Я не стал вас отвлекать, если решение уже было принято. Вот.

Он протянул мне папку. Бегло просматриваю принятые решения и сделанную работу. Да уж, не ожидал. Честно скажу, не ожидал. Да.

– Хорошо. Принятые решения утверждаю, повеления ее величества одобряю.

Вновь оборачиваюсь к мертвенно-бледному Балуеву и замечаю тоном, который не сулил ему ничего хорошего:

– Вот, генерал, вас это тоже касается. Включайтесь в работу и обеспечьте, чтобы штаб Северного фронта в этом вопросе меня больше не расстраивал. Ее величеству помогать во всем. Вам понятно?

Генерал кивнул и буквально выбежал из «Аквариума».

Работнички!

А девочка – молодец.

Балтийское море. Где-то западнее острова

Даго. Линкор «Кениг».

27 августа 1917 года

Сражение началось.

Русские, приблизившись на дистанцию эффективного огня, повернули свои линкоры бортом, что позволило им бить по германской эскадре полным залпом, что они и делали, посылая во вражеские корабли снаряд за снарядом, продолжая активно маневрировать. Немцы же были в куда менее выгодном положении, сжатые с двух сторон минными полями и необходимостью скорейшего выхода на чистую воду, где они смогут дать маневренный эскадренный бой. По этой причине стрелять они могли только из носовых орудий своих линкоров.

Впрочем, и остальные орудия не простаивали, ведя бой с русскими эсминцами по правому борту и подавляя русскую артиллерию на островах, которой оказалось неожиданно много.

Но и русские не скучали, расстреливая германские корабли из всего, что только возможно. Получили по торпеде «Кронпринц Вильгельм» и «Кайзерин», уже получил второе попадание из главного калибра русских «Маркграф», а «Фридрих дер Гроссе» напоролся на мину. Тонут еще два эсминца и судно-мастерская «Дунай». Пожар на «Маркграфе» пока лишь разрастается.

У русских тоже потери. Потоплен эсминец, а один из броненосцев основной эскадры получил прямое попадание и густо чадил.

Но пока все равно соотношение сил в пользу Кайзерлихмарине. Вот только русским фактически удалось взять их в классический «crossing T». Даже хуже, чем в классический. Пока линейная русская эскадра методично била по головному линкору, по остальным били торпедами русские эсминцы и батареи с берега, а сама их колонна была начисто лишена маневра и фактически являла собой мишень для стрельб. Пусть яро огрызающуюся, но мишень.

– Герр вице-адмирал! Бомбардировщики возвращаются!

Захлопали уцелевшие противоаэропланные орудия, били в воздух ручные пулеметы, огрызались небу эсминцы. Вот одна из русских воздушных машин, словно сбитая птица, рухнула в море. Вот загорелась еще одна и, сбросив бомбы в воду, отвернула к близкому берегу. Вот зачадил еще один бомбардировщик. Но вражеский воздушный флот неумолимо приближался.

Нагнав германскую колонну, аэропланы начали бомбардировку, и, судя по тому, что сзади «Кенига» то и дело вспухали огненно-дымные взрывы, не все бомбы падали в воду.

Еще один вражеский аэроплан рухнул в море.

Но бомбардировщики неумолимо приближались к голове колонны.

Тут линкор сотряс мощный удар. «Кениг» тоже нашел свою мину.

– Торпеда по правому борту!

Но заметили ее слишком поздно, и длинный цилиндр ударил ближе к корме.

И тут на них посыпались бомбы…

Крым. Дворец Меллас.

Императорский командный пункт.

14 (27) августа 1917 года

Бумаги на ее столе множились, и картина от этого более радостной не становилась.

Несмотря на принятые меры, пожар перекинулся на склады со снарядами, и взрывы зазвучали все чаще, а небо над Псковом скорее напоминало Везувий своим черным столбом и сполохами множества сигнальных ракет, взлетающими из пламени пожара внизу.

Хорошо хотя бы то, что благодаря тому, что вовремя хватились, удалось более-менее разгрузить железнодорожную станцию и вывести из зоны поражения немало людей. Но наверняка не всех. Ну, тут уж она была бессильна что-то сделать.

Маша только и успевала отдавать распоряжения, слушать отчеты, смотреть какие-то документы, поступающие из разных ведомств, и лишь Натали время от времени выручала, принося то чай, то бутерброд, то выполняя мелкие поручения.

Но чай чаще всего уносили холодным, бутерброды черствели, откусанные пару-тройку раз, а дела только прибавлялись.

Что ж, милая, ты же хотела быть значимой, а не просто быть женой императора, не так ли?

Балтийское море. Где-то западнее острова Даго.

Линкор «Кениг».

27 августа 1917 года

Они потеряли сразу два линкора.

Шедший головным «Кайзер» получил несколько попаданий снарядов и поймал выпущенную подводной лодкой торпеду и теперь кренился на левый борт, фактически перекрыв проход в относительно разминированном фарватере. А «Маркграф», щедро засыпанный бомбами, был еще дважды торпедирован русским эсминцем. Правда, затонул и атаковавший «Маркграф» русский эсминец, но от этого было не легче.

Да и повреждения оставшихся множились с каждой минутой.

Слегка облегчало ситуацию то, что полыхнул пожар на еще одном русском броненосце, и он на время закрыл черным дымом обзор вражеским наводчикам, но это было явно ненадолго, поскольку горящий русский спешил уйти мористее, торопясь очистить видимость остальным.

Нужно скорее вырываться из теснин минных банок и дать русским бой, пока все немецкие линкоры не погибли здесь!

Отдав приказ обходить тонущий «Кайзер» и не отвлекаться на спасательные работы, Бенке велел идти на самом полном ходу вперед. Правда, понятие «самый полный» теперь для шести немецких линкоров было весьма относительным и притом у всех разным. К тому же пожар на «Гроссер Курфюрст» потушить пока не удавалось.

В этот момент «Фридрих дер Гроссе» вновь налетел на мину, а справа по борту один из русских эсминцев, получив прямое попадание главного калибра кого-то из немцев, вспух огромным взрывом.

Со всей очевидностью нужно признать, что бой они проиграли, и проиграли так, как не проигрывала Германия никогда. Это настоящий разгром, и впереди их ждет только смерть.

Но смерть в бою. И они будут сражаться.

Балтийское море.

Где-то западнее острова Даго.

Линкор «Севастополь». 27 августа 1917 года

Адмирал Эбергард то и дело поднимал к глазам бинокль. Пять немецких линкоров вырвались из ловушки и вышли на свободную от мин воду, пытаясь маневром влево вырваться из гибельного для них положения «crossing T» и получить возможность для ведения огня всем бортом.

Выглядели германцы откровенно плохо, да и эсминцев у них почти не осталось. А это им ой как аукнется!

Грохнул очередной залп орудий главного калибра, и палуба «Севастополя» содрогнулась. На расстоянии в сорок кабельтовых бой принимал характер избиения младенцев, в котором четыре русских линкора и два броненосца, окруженные многочисленными эсминцами, имели значительное превосходство в скорости и в маневре. Что не могло не сказаться на ходе артиллерийской дуэли. Русские снаряды попадали в цель чаще немецких.

Внезапно немецкие корабли украсились целым веером мощных взрывов.

Адмирал Эбергард крякнул.

– Так нам ничего не достанется, а всю славу заберет дивизия подводных лодок…

Балтийское море.

Где-то западнее острова Даго.

Линкор «Кениг». 27 августа 1917 года

«Кениг» заваливался набок, погружаясь в воду все быстрее, но орудия единственной уцелевшей башни главного калибра продолжали стрелять.

Вице-адмирал Бенке смотрел в море не видящим ничего взглядом.

Скоро волны моря скроют их от позора.

Как бездарно все.

Лучше бы он погиб раньше и не был всему свидетелем.

Даже не свидетелем.

Виновником.

Так скажут все.

И он сам.

С тяжелым всплеском перевернулась «Кайзерин», а «Кениг Альберт» уже поглотила морская пучина. Горел и тонул «Кронпринц Вильгельм». Заваливался на правый борт «Фридрих дер Гроссе». Да и самому «Кенигу» недолго осталось.

Одиннадцать линкоров.

Лишь одна башня продолжала стрелять из всего могучего флота, вышедшего из Либавы за победой и славой.

Внезапно вокруг приветственно закричали, и Бенке, очнувшись от горестных дум, поднял бинокль. Их последний залп угодил прямо в русский линкор.

Что ж, прощальный салют произведен.

Рига. Рижский укрепрайон.

Штаб операции «Квартет».

14 (27) августа 1917 года

– Государь! Это величайшая победа в истории!

Вокруг все загомонили, наперебой поздравляя меня, произнося здравицы и прочие оды. Я устало откинулся в кресле.

Я был полностью опустошен. В голове почему-то крутился стишок про десять негритят.

 
…Четыре негритенка пошли купаться в море,
Один попался на приманку, их осталось трое.
Трое негритят в зверинце оказались,
Одного схватил медведь, и вдвоем остались.
Двое негритят легли на солнцепеке,
Один сгорел – и вот один, несчастный, одинокий.
Последний негритенок поглядел устало,
Он пошел повесился, и никого не стало…
 

М-да.

Остался последний рывок. Встаю с кресла, надеваю на голову фуражку и прикладываю ладонь к козырьку.

– Я благодарю вас, господа. Для меня была честь сражаться вместе с вами в этом бою. Мы победили в невозможном сражении. Сражении, которое, возможно, назовут «Избиение в Моонзундских полях».

Все заулыбались.

– И кстати, господа, а как у нас дела в Пскове?

Глава IX
Моонзундская симфония
Апофеоз и овация

От Российского Информбюро.

Сводка за 14 (27) августа 1917 года

За истекшие сутки наши войска продолжали наступление на южном направлении. Армии Кавказского и Царьградского фронтов двигались вдоль южного побережья Черного моря в направлении Синопа и Зонгулдака, имея целью соединение с десантными частями, занявшими указанные порты накануне.

Победоносно завершилось сражение за овладение последним бастионом Османской империи в Европе – городом Андрианаполем. В ходе сражения особо отличилась бойцы Сводной армянской добровольческой бригады генерал-майора Андраника Озаняна.

Находящиеся в окружении русско-болгарских сил войска Османской империи капитулировали. В настоящее время идет процесс фильтрации пленных, имеющий целью выявление военных преступников, прячущихся среди солдатских масс. Войска союзников входят в город.

Рига. Рижский укрепрайон.

Штаб операции «Квартет».

14 (27) августа 1917 года

– Ну что, господа? Водички попили? В гальюн, извините, наведались? Тогда поехали дальше. Вице-адмирал Бахирев принял командование?

– Так точно, ваше величество. Вместо погибшего адмирала Эбергарда командование над эскадрой Балтийского флота принял вице-адмирал Бахирев. Телеграфировал о готовности эскадры к походу. Авиаматки выйдут сразу после приема вернувшихся гидропланов.

– Дивизия гидропланов?

– На подлете к цели.

– Дивизион подлодок у входа в немецкое минное поле?

– Ждет подхода противника.

– Телеграфируйте Бахиреву мое «добро». Что немецкие линкоры?

– На оба германских линкора передан ультиматум. Ждем четверть часа. В случае если не согласятся открыть кингстоны и сесть в шлюпки, мы их атакуем. Для этой цели на месте остаются раненый «Севастополь», два поврежденных броненосца, артиллерия ТАОН и отряд эсминцев. Дивизия подводных лодок из района севернее острова Эзель выдвинулась в Гапсаль для пополнения запасов торпед и провизии.

– Пленных принимаем?

– Государь, подбор пленных пока затруднен огнем немецких линкоров «Принц-регент Луитпольд» и «Гроссер Курфюрст».

Я побарабанил пальцами по столу.

– В общем, так. Эскадре Бахирева выдвигаться в намеченный квадрат. Авиаматки, приняв гидропланы, следуют тем же курсом в сопровождении крейсеров. Если по истечении четверти часа немцы не разродятся ответом, который нас устроит, топите всех, у кого не будет белого флага, будь то линкор или шлюпка. Возиться с ними некогда, а убеждать добрым словом – много чести. Хватит торпед и снарядов.

– А если будет поднят белый флаг, государь?

– Гм… Ну, мы люди цивилизованные и можем дать возможность сдаться и принять призовые команды. Экипажи сдавшихся военных кораблей с борта снимать и переводить на наши транспорты. Прочие же суда составить в конвой и отправить в наш плен своим ходом. Не отвлекайте на это чрезмерные силы. А вдруг начнут бузить – топите. Нам не до игр сейчас.

Балтийское море. Где-то западнее острова

Эзель. Пароход «Франкфурт».

27 августа 1917 года

Небо позади «Франкфурта» было затянуто черными дымами. Где-то там шло сражение, и доблестные германские моряки ставили русских свиней на место. Плохо, что операция сорвалась, но, по крайней мере, погибшие за сегодня немецкие моряки будут отмщены сполна.

Что им скажут по приходе в Либаву? Капитан Макс Дитрих пожал плечами. Это как раз тот классический случай, когда невеликий чин и должность – благо. Не он отвечал за подготовку операции и не он ею командовал. И, к счастью, потопили сегодня не его пароход.

Капитан бросил взгляд на переполненную палубу. Собственно, самой палубы видно как раз и не было, настолько много было людей на ней. И тех, кто шел на его пароходе в десант, и тех, кого удалось выловить из воды после потопления более неудачливых собратьев «Франкфурта».

Перегруженный выше всяких норм пароход нес на себе сейчас почти две с половиной тысячи солдат и моряков, спеша доставить их в спасительную гавань. Впрочем, «спеша» – это слишком громко сказано, ведь они буквально болтались в этом, как прямая кишка, узком и длинном проходе через минное поле, двигаясь со скоростью лишь в пять узлов. И тут ничего не поделать, поскольку в колонне хватало медленных транспортов и вспомогательных кораблей, а когда ты идешь в арьергарде, то и выбор у тебя невелик.

Но хорошо хоть так. Пусть медленно, но миля за милей уходить подальше от места битвы больших кораблей. Что ж, линкоры для того и строят, чтобы они сражались. А транспортный флот сделал все, что только было возможно и к ним претензий быть не может.

Капитан Дитрих поймал себя на том, что он словно уговаривает сам себя, как будто он маленький мальчик, который от испуга забрался с головой под одеяло и убеждает себя, что он не боится и в спасительной темноте одеяла ему ничего не грозит.

Впрочем, чего греха таить, они все испуганы. Достаточно взглянуть на перепуганные лица скопившихся на палубе солдат. Если вдруг что-то случится, то последствия паники могут стать катастрофическими.

Да что скрывать, сегодня черный день для Фатерлянда. Счет погибшим немцам наверняка идет на тысячи. Русские варвары пренебрегли законами честной морской войны и нанесли подлый коварный удар, множество славных сынов Германии…

Вдруг вокруг закричали, поднялась какая-то суматоха, и появились первые признаки паники. Макс Дитрих обернулся и вскинул бинокль. Над морем шли два десятка гидропланов, и уже можно было разглядеть у них под брюхами вытянутые силуэты торпед.

Капитан скрипнул зубами. Проклятье! Русские свиньи настигли их даже здесь! А с уходом эсминцев у них не осталось противоаэропланных орудий, а четверка немецких истребителей, которые барражировали над конвоем, вряд ли могла их надежно прикрыть.

– Ручные пулеметы и карабины к бою! Цель – аэропланы противника. Огонь по готовности!

Однако строй русских торпедоносцев прошел далеко в стороне от «Франкфурта», явно намереваясь нанести свой удар где-то в голове колонны. Что ж, нахождение в арьергарде имеет свои преимущества.

Не успел Дитрих об этом подумать, как вновь раздались крики. С другой стороны заходила новая группа гидропланов. К счастью, торпед видно не было, а это давало шанс. К тому же четверка немецких истребителей как раз и кинулась именно на эту группу. Возможно, авангард колонны прикрывала другая четверка. Впрочем, не все ли равно в эту конкретную минуту?

У русских тоже оказались истребители, и воздушный бой начался еще на подлете к «Франкфурту».

Гидропланы-бомбардировщики обогнули бой и приближались к колонне.

– Огонь!

Множество пулеметов заговорили разом, к ним присоединилась беспорядочная пальба из всего, что стреляет. Но и на русских аэропланах заговорили пулеметы, выкашивая целые ряды в плотно стоящей толпе. Раздались крики паники, вопли ужаса, стоны раненых. Падали тела, забурлил людской водоворот, но как скрыться от огня с небес, если в толпе нельзя никак протиснуться?

Дитрих пригнулся, пытаясь укрыться от пуль за оборудованием рубки, хотя и прекрасно понимал, что «Франкфурт» отнюдь не крейсер и брони не имеет. Вскрикнул раненый рулевой, упал рядом с простреленной головой первый офицер, а сам капитан лишь прикрывал голову руками, спасаясь от летящих со всех сторон кусков обшивки и битого стекла.

И тут грохнуло, да так, что палуба ушла из-под ног, а сверху посыпались большие и мелкие осколки, бывшие несколькими мгновениями ранее частями его парохода.

Прямое попадание.

Дитрих выглянул из рубки. Кормовая надстройка была объята пламенем, и пожар стремительно разрастался. Еще быстрее на судне распространялась паника. Уже даже нашлись те, кто прыгнул за борт. А может, их просто вытолкнули в общей кутерьме.

Выслушав доклады, капитан приказал готовить шлюпки к спуску на воду. Вот только шлюпок не хватит даже на четверть тех, кто сейчас на борту. И это при условии, что сами шлюпки не пострадали.

Русский аэроплан тем временем вернулся и прошелся еще раз длинной пулеметной очередью по обезумевшей от ужаса толпе.

Дифферент на корму увеличивался, и «Франкфурт», потеряв ход и все быстрее набирая воду, смещался по воле волн все ближе к границе прохода в минной банке.

Балтийское море. Где-то западнее острова

Эзель. 27 августа 1917 года

Их М-9 сделал вираж, готовясь сделать новый заход на немецкий лайнер. Они удачно отбомбились и отстрелялись, пароход явно набирал кормой воду и, вероятнее всего, был обречен. Но это не препятствовало желанию нанести врагу как можно больший урон хотя бы из пулемета.

Прокофьев-Северский огляделся. Вроде ребята из его звена все на месте, атакуют каждый свою цель, и, судя по огню и дымам впереди, поразить объект повезло не только их экипажу.

– Командир! Смотри!

Прапорщик Горемыкин указал куда-то в сторону водной поверхности, и лейтенант Прокофьев-Северский разглядел тонущий аэроплан со Звездой Богородицы.

– Похоже, истребитель сбили! А вон пилот в воде!

– Горемыкин, готовься! Сейчас будем приводняться и подбирать! К себе забирай! Так что ужмись там!

Гидроплан пошел на снижение, готовясь коснуться воды своими поплавками.

Командир звена напряженно вглядывался в поверхность моря перед собой, пытаясь разглядеть возможные препятствия, коих тут могло быть предостаточно. А даже небольшой плавающий обломок мог стать причиной катастрофы. И была лишь призрачная надежда на то, что удастся заметить и рвануть штурвал, поднимая машину вверх. Но на скорости было трудно что-то разглядеть. К тому же водная поверхность то и дело вспухала фонтанчиками от попадания пуль.

– Карета подана! Влезай, браток!

Горемыкин ухватил пилота за шиворот и ремень и, напрягая силы, помог тому взобраться в гнездо стрелка на носу аэроплана.

Прокофьев-Северский начал разгон, моля Бога, чтобы им удалось оторваться в воздух. Лишний груз впереди смещал центр тяжести и затруднял взлет, а свистящие вокруг пули не всегда пролетали мимо, не задев аэроплан, что не могло прибавить ему мощности и аэродинамики. Точнее уж, сильно наоборот.

Но наконец-то поплавки оторвались, и машина начала медленно подниматься в небо. К их командирскому аэроплану присоединились другие крылатые машины, и вот строй звена выровнялся и взял курс на «Орлицу».

Горемыкин покосился на втиснувшегося рядом спасенного пилота и полюбопытствовал:

– Как звать-то тебя, орел небесный? Меня вот Иваном кличут.

Пилот хмыкнул и отрекомендовался:

– Разрешите представиться – княгиня Шаховская Евгения Михайловна. Благодарю за спасение!

Прапорщик ахнул.

– Итить! Баба!

Та иронично смерила Горемыкина взглядом и пообещала:

– Сейчас кто-то от радости за борт вылетит.

Прокофьев-Северский хохотнул.

– А жизнь-то налаживается!

И повел свое звено к уже видимой аэроматке. Лишь летело над морем слышимое сквозь гул моторов разухабистое хоровое пение:

 
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывают расписные
Острогрудые челны.
На переднем Стенька Разин,
Обнявшись, сидит с княжной…
 

Рига. Рижский укрепрайон.

Штаб операции «Квартет».

14 (27) августа 1917 года

– Итак?

– Государь! Отпущенные четверть часа истекли. С борта линкора «Принц-регент Луитпольд» получен сигнал о том, что экипаж затопит корабль, заняв места в шлюпках и открыв кингстоны.

– Проследите, чтобы всех подобрали.

– Да, государь!

– И предупредите их еще раз, если они попытаются повредить корабль взрывом, то мы немедленно открываем огонь на поражение из всего имеющегося арсенала, а вылавливать из воды никого не станем.

– Слушаюсь, ваше величество!

– Что второй линкор?

– Со вторым пока непонятно, государь.

Удивленно смотрю на Канина.

– То есть? Объяснитесь, адмирал!

– Дело все в том, ваше величество, что сначала на линкоре «Гроссер Курфюрст» подняли гюйс «Умираю, но не сдаюсь». Потом там произошла какая-то суета, и гюйс сняли.

Я нахмурился:

– И что это значит, по-вашему?

Канин сделал неопределенный жест.

– Пока трудно сказать что-то определенное, государь. Посты наблюдения показывают, что нездоровая суета на борту продолжается и имеются признаки того, что на борту идет перестрелка.

– Гм… Знаете что, а начинайте-ка обстрел. Но пока больше демонстративно. Прикажите приложить тяжелым снарядом недалеко от линкора, затем еще, но уже ближе, а потом еще парочку, но так, чтобы было понятно, что следующий чемодан прилетит им в голову. Пусть решают быстрее, а мы их простимулируем.

– Слушаюсь, государь!

– Что в районе Двинска?

Генерал Балуев встал и доложил обстановку.

– Ваше императорское величество! Артподготовка на намеченном участке ведется в полном соответствии с планом и графиком. Судя по данным разведки, германцы отошли на вторую линию, оставив лишь укрепленные заслоны. В тылу явно идет перегруппировка сил. Утром можем начинать.

– Ваши слова да Богу в уши, генерал. Авиация готова?

– Так точно, государь!

– Типографии?

– Ждут текст и литографии.

– Что Псков?

– Ваше императорское величество! Пожар на складе боеприпасов Северного фронта продолжается. Потушить пока не представляется возможным. Снаряды и осколки разлетаются по всей округе в радиусе двух-трех верст от места очага. Штаб фронта пришлось временно эвакуировать в Изборск.

– Эвакуация населения?

– Делаем все возможное. Организованно вывозятся люди, выгоняется скот. Задействованы все силы и ресурсы. Однако смею заметить, что угроза большого взрыва сохраняется. Ее величество повелели отодвинуть лагеря спасения еще на три версты дальше, а это также занимает наши силы и ресурсы.

Я хмуро смотрел на генерала.

– Если случится большой взрыв, какой будет радиус поражения?

Балуев замялся.

– Мы не знаем, ваше величество. Быть может, и три версты, а может, и четыре.

– А не исключено, что и пять?

– Этого тоже нельзя исключать, я понимаю…

– Понимаете? Так какого черта вы развернули лагерь в пяти верстах от эпицентра возможного взрыва?

– Так повелели ее величество…

Зло хлопаю ладонью по столу.

– А вы зачем? У кого был штаб фронта в Пскове? У вас или у ее величества? Кто должен лучше знать местные условия? Почему не подсказали и не указали на возможную опасность? Раз уж вы оплошали, так хоть имели бы мужество отвечать за свой промах!