Текст книги "Избранное"

ВОЗЬМЕМ ВИНТОВКИ НОВЫЕ

 
Возьмем винтовки новые,
на штык флажки!
И с песнею
в стрелковые
пойдем кружки.
Раз,
два!
Все
в ряд!
Впе-
ред,
от-
ряд.
Когда
война-метелица
придет опять —
должны уметь мы целиться,
уметь стрелять.
Ша-
гай
кру-
че!
Цель-
ся
луч-
ше!
И если двинет армии
страна моя —
мы будем
санитарами
во всех боях.
Ра-
нят
в ле-
су.
к сво-
им
сне-
су.
Бесшумною разведкою —
тиха нога —
за камнем
и за веткою
найдем врага.
Пол-
зу
день,
ночь
мо-
им
по-
мочь.
Блестят винтовки новые,
на них
флажки.
Мы с песнею
в стрелковые
идем кружки.
Раз,
два!
Под-
ряд!
Ша-
гай,
от-
ряд!
 

1927

МАЙСКАЯ ПЕСЕНКА

 
Зеленые листики —
и нет зимы.
Идем
раздольем чистеньким —
и я,
и ты,
и мы.
Весна сушить развесила
свое мытье.
Мы молодо и весело
идем!
Идем!
Идем!
На ситцах, на бумаге —
огонь на всем.
Красные флаги
несем!
Несем!
Несем!
Улица рада,
весной умытая.
Шагаем отрядом,
и мы,
и ты,
и я.
 

1928

КЕМ БЫТЬ

 
У меня растут года,
будет и семнадцать.
Где работать мне тогда,
чем заниматься?
Нужные работники —
столяры и плотники!
Сработать мебель мудрено:
сначала
мы
берем бревно
и пилим доски
длинные и плоские.
Эти доски
вот так
зажимает
стол-верстак.
От работы
пила
раскалилась добела.
Из-под пилки
сыплются опилки.
Рубанок
в руки —
работа другая:
сучки, закорюки
рубанком стругаем.
Хороши стружки —
желтые игрушки.
А если
нужен шар нам
круглый очень,
на станке токарном
круглое точим.
Готовим понемножку
то ящик,
то ножку.
Сделали вот столько
стульев и столиков!
 
 
Столяру хорошо,
а инженеру —
лучше,
я бы строить дом пошел,
пусть меня научат.
Я
сначала
начерчу
дом
такой,
какой хочу.
Самое главное,
чтоб было нарисовано
здание
славное,
живое словно.
Это будет
перед,
называется фасад.
Это
каждый разберет —
это ванна,
это сад.
План готов,
и вокруг
сто работ
на тыщу рук.
Упираются леса
в самые небеса.
Где трудна работка,
там
визжит лебедка;
подымает балки,
будто палки.
Перетащит кирпичи,
закаленные в печи.
По крыше выложили жесть.
И дом готов,
и крыша есть.
Хороший дом,
большущий дом
на все четыре стороны,
и заживут ребята в нем
удобно и просторно.
 
 
Инженеру хорошо,
а доктору —
лучше,
я б детей лечить пошел,
пусть меня научат.
Я приеду к Пете,
я приеду к Поле.
– Здравствуйте, дети!
Кто у вас болен?
Как живете,
как животик? —
Погляжу
из очков
кончики язычков.
– Поставьте этот градусник
под мышку, детишки.
И ставят дети радостно
градусник под мышки.
– Вам бы
очень хорошо
проглотить порошок
и микстуру
ложечкой
пить понемножечку.
Вам
в постельку лечь
поспать бы,
вам —
компрессик на живот,
и тогда
у вас
до свадьбы
все, конечно, заживет.
 
 
Докторам хорошо,
а рабочим —
лучше,
я б в рабочие пошел,
пусть меня научат.
Вставай!
Иди!
Гудок зовет,
и мы приходим на завод.
Народа – уйма целая,
тысяча двести.
Чего один не сделает —
сделаем вместе,
Можем
железо
ножницами резать,
краном висящим
тяжести тащим;
молот паровой
гнет и рельсы травой.
Олово плавим,
машинами правим.
Работа всякого
нужна одинаково.
Я гайки делаю,
а ты
для гайки
делаешь винты.
И идет
работа всех
прямо в сборочный цех.
Болты,
лезьте
в дыры ровные,
части
вместе
сбей
огромные.
Там —
дым,
здесь —
гром.
Гро-
мим
весь
дом.
И вот
вылазит паровоз,
чтоб вас
и нас
и нес
и вез.
 
 
На заводе хорошо,
а в трамвае —
лучше,
я б кондуктором пошел,
пусть меня научат.
Кондукторам
езда везде.
С большою сумкой кожаной
ему всегда,
ему весь день
в трамваях ездить можно.
– Большие и дети,
берите билетик,
билеты разные,
бери любые —
зеленые,
красные
и голубые.
Ездим рельсами.
Окончилась рельса,
и слезли у леса мы,
садись
и грейся.
 
 
Кондуктору хорошо,
а шоферу —
лучше,
я б в шоферы пошел,
пусть меня научат.
Фырчит машина скорая,
летит, скользя,
хороший шофер я —
сдержать нельзя.
Только скажите,
вам куда надо —
без рельсы
жителей
доставлю на дом.
Е-
дем,
ду-
дим:
«С пу-
ти
уй-
ди!»
 
 
Быть шофером хорошо,
а летчиком —
лучше,
я бы в летчики пошел,
пусть меня научат.
Наливаю в бак бензин,
завожу пропеллер.
"В небеса, мотор, вези,
чтобы птицы пели".
Бояться не надо
ни дождя,
ни града.
Облетаю тучку,
тучку-летучку.
Белой чайкой паря,
полетел за моря.
Без разговору
облетаю гору.
«Вези, мотор,
чтоб нас довез
до звезд
и до луны,
хотя луна
и масса звезд
совсем отдалены».
 
 
Летчику хорошо,
а матросу —
лучше,
я б в матросы пошел,
пусть меня научат.
У меня на шапке лента,
на матроске
якоря.
Я проплавал это лето,
океаны покоря.
Напрасно, волны, скачете —
морской дорожкой
на реях и по мачте
карабкаюсь кошкой.
Сдавайся, ветер вьюжный,
сдавайся, буря скверная,
открою
полюс
Южный,
а Северный —
наверное.
 
 
Книгу переворошив,
намотай себе на ус —
все работы хороши,
выбирай
на вкус!
 

1928

ПЕСНЯ-МОЛНИЯ

 
За море синеволное,
за сто земель
и вод
разлейся, песня-молния,
про пионерский слет.
Идите,
слов не тратя,
на красный
наш костер!
Сюда,
миллионы братьев!
Сюда,
миллион сестер!
Китайские акулы,
умерьте
вашу прыть, —
мы
с китайчонком-кули
пойдем
акулу крыть.
Веди
светло и прямо
к работе
и к боям,
моя
большая мама —
республика моя.
Растем от года к году мы.
смотри,
земля-старик, —
садами
и заводами
сменили пустыри.
Везде
родные наши,
куда ни бросишь глаз.
У нас большой папаша —
стальной рабочий класс.
Иди
учиться рядышком,
безграмотная старь.
Пора,
товарищ бабушка,
садиться за букварь.
Вперед,
отряды сжатые,
по ленинской тропе!
У нас
один вожатый —
товарищ ВКП.
 

1929

Пьесы
ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ

Трагедия

ПРОЛОГ

ДВА ДЕЙСТВИЯ

ЭПИЛОГ

ДЕЙСТВУЮТ:

Владимир Маяковский (поэт 20-25 лет).

Его знакомая (сажени 2-3. Не разговаривает).

Старик с черными сухими кошками (несколько тысяч лет).

Человек без глаза и ноги.

Человек без уха.

Человек без головы.

Человек с растянутым лицом.

Человек с двумя поцелуями.

Обыкновенный молодой человек.

Женщина со слезинкой.

Женщина со слезой.

Женщина со слезищей.

Газетчики, мальчики, девочки и др.

ПРОЛОГ

В. Маяковский

Вам ли понять,

почему я,

спокойный,

насмешек грозою

душу на блюде несу

к обеду идущих лет.

С небритой щеки площадей

стекая ненужной слезою,

я,

быть может,

последний поэт.

Замечали вы —

качается

в каменных аллеях

полосатое лицо повешенной скуки,

а у мчащихся рек

на взмыленных шеях

мосты заломили железные руки.

Небо плачет

безудержно,

звонко;

а у облачка

гримаска на морщинке ротика,

как будто женщина ждала ребенка,

а бог ей кинул кривого идиотика.

Пухлыми пальцами в рыжих волосиках

солнце изласкало вас назойливостью овода —

в ваших душах выцелован раб.

Я, бесстрашный,

ненависть к дневным лучам понес в веках;

с душой натянутой, как нервы провода,

царь ламп!

Придите все ко мне,

кто рвал молчание,

кто выл

оттого, что петли полдней туги, —

я вам открою

словами

простыми, как мычанье,

наши новые души,

гудящие,

как фонарные дуги.

Я вам только головы пальцами трону,

и у вас

вырастут губы

для огромных поцелуев

и язык,

родной всем народам.

А я, прихрамывая душонкой,

уйду к моему трону

с дырами звезд по истертым сводам.

Лягу,

светлый,

в одеждах из лени

на мягкое ложе из настоящего навоза,

и тихим,

целующим шпал колени,

обнимет мне шею колесо паровоза.

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

Весело. Сцена – город в паутине улиц. Праздник нищих. Один В. Маяковский. Проходящие приносят еду – железного сельдя с вывески, золотой огромный калач, складки желтого бархата.

В. Маяковский

Милостивые государи!

Заштопайте мне душу,

пустота сочиться не могла бы.

Я не знаю, плевок – обида или нет,

Я сухой, как каменная баба.

Меня выдоили.

Милостивые государи,

хотите –

сейчас перед вами будет танцевать

замечательный поэт?

Входит старик с черными сухими кошками. Гладит. Весь – борода.

В. Маяковский

Ищите жирных в домах-скорлупах

и в бубен брюха веселье бейте!

Схватите за ноги глухих и глупых

и дуйте в уши им, как в ноздри флейте.

Разбейте днища у бочек злости,

ведь я горящий булыжник дум ем.

Сегодня в вашем кричащем тосте

я овенчаюсь моим безумием.

Сцена постепенно наполняется. Человек без уха. Человек без головы и др. Тупые. Стали беспорядком, едят дальше.

В. Маяковский

Граненых строчек босой алмазник,

взметя перины в чужих жилищах,

зажгу сегодня всемирный праздник

таких богатых и пестрых нищих.

Старик с кошками

Оставь.

Зачем мудрецам погремушек потеха?

Я – тысячелетний старик.

И вижу – в тебе на кресте из смеха

распят замученный крик.

Легло на город громадное горе

и сотни махоньких горь.

А свечи и лампы в галдящем споре

покрыли шепоты зорь.

Ведь мягкие луны не властны над нами, –

огни фонарей и нарядней и хлеще.

В земле городов нареклись господами

и лезут стереть нас бездушные вещи.

А снеба на вой человечьей орды

глядит обезумевший бог,

И руки в отрепьях его бороды,

изъеденных пылью дорог.

Он – бог,

а кричит о жестокой расплате,

а в ваших душонках поношенный вздошек.

Бросьте его!

Идите и гладьте –

гладьте сухих и черных кошек!

Громадные брюха возьмете хвастливо,

лоснящихся щек надуете пышки.

Лишь в кошках,

где шерсти вороньей отливы,

налепите глаз электрических вспышек.

Весь лов этих вспышек

(он будет обилен!)

вольем в провода,

в эти мускулы тяги, —

заскачут трамваи,

пламя светилен

зареет в ночах, как победные стяги.

Мир зашевелится в радостном гриме,

цветы испавлинятся в каждом окошке,

по рельсам потащат людей,

а за ними

все кошки, кошки, черные кошки!

Мы солнца приколем любимым на платье,

из звезд накуем серебрящихся брошек.

Бросьте квартиры!

Идите и гладьте –

гладьте сухих и черных кошек!

Человек без уха

Это – правда! Над городом

– где флюгеров древки –

женщина

– черные пещеры век –

мечется,

кидает на тротуары плевки, —

а плевки вырастают в огромных калек.

Отмщалась над городом чья-то вина, —

люди столпились,

табуном бежали,

А там,

в обоях,

меж тенями вина,

сморщенный старикашка плачет на рояле.

Окружают.

Над городом ширится легенда мук.

Схватишься за ноту –

пальцы окровавишь!

А музыкант не может вытащить рук

из белых зубов разъяренных клавиш.

Все в волнении.

И вот

сегодня

с утра

в душу

врезал матчиш губы.

Я ходил, подергиваясь,

руки растопыря,

а везде по крышам танцевали трубы,

и каждая коленями выкидывала 44!

Господа!

Остановитесь!

Разве это можно?!

Даже переулки засучили рукава для драки.

А тоска моя растет,

непонятна и тревожна,

как слеза на морде у плачущей собаки.

Еще тревожнее.

Старик с кошками

Вот видите!

Вещи надо рубить!

Недаром в их ласках провидел врага я!

Человек с растянутым лицом

А может быть, вещи надо любить?

Может быть, у вещей душа другая?

Человек без уха

Многие вещи сшиты наоборот.

Сердце не сердится,

к злобе глухо.

Человек с растянутым лицом

(радостно поддакивает)

И там, где у человека вырезан рот, многим вещам пришито ухо!

В. Маяковский

(поднял руку, вышел в середину)

Злобой не мажьте сердец концы!

Вас,

детей моих,

буду учить непреклонно и строго.

Все вы, люди,

лишь бубенцы

на колпаке у бога.

Я

ногой, распухшей от исканий,

обошел

и вашу сушу

и еще какие-то другие страны

в домино и в маске темноты.

Я искал

ее,

невиданную душу,

чтобы в губы-раны

положить ее целящие цветы.

(Остановился.)

И опять,

как раб

в кровавом поте,

тело безумием качаю.

Впрочем,

раз нашел ее – душу.

Вышла

в голубом капоте,

говорит:

«Садитесь!

Я давно вас ждала.

Не хотите ли стаканчик чаю?»

(Остановился.)

Я – поэт, я разницу стер

между лицами своих и чужих.

В гное моргов искал сестер.

Целовал узорно больных.

А сегодня

на желтый костер,

спрятав глубже слёзы морей,

я взведу и стыд сестер

и морщины седых матерей!

На тарелках зализанных зал

будем жрать тебя, мясо, век!

Срывает покрывало. Громадная женщина. Боязливо. Вбегает Обыкновенный молодой человек. Суетится.

В. Маяковский

(в стороне – тихо)

Милостивые государи!

Говорят,

где-то,

– кажется, в Бразилии –

есть один счастливый человек!

Обыкновенный молодой человек

(подбегает к каждому, цепляется)

Милостивые государи!

Стойте!

Милостивые государи!

Господин,

господин,

скажите скорей:

это здесь хотят сжечь

матерей?

Господа!

Мозг людей остер,

но перед тайнами мира ник;

а ведь вы зажигаете костер

из сокровищ знаний и книг!

Я придумал машинку для рубки котлет.

Я умом вовсе не плох!

У меня есть знакомый –

он двадцать пять лет

работает

над капканом для ловли блох.

У меня жена есть,

скоро родит сына или дочку,

а вы – говорите гадости!

Интеллигентные люди!

Право, как будто обидно.

Человек без уха

Молодой человек,

встань на коробочку!

Из толпы

Лучше на бочку!

Человек без уха

А то вас совсем не видно!

Обыкновенный молодой человек

И нечего смеяться!

У меня братец есть,

маленький, —

вы придете и будете жевать его кости.

Вы всё хотите съесть!

Тревога, Гудки. За сценой крики: «Штаны, штаны!»

В. Маяковский

Бросьте!

Обыкновенного молодого человека обступают ее сторон.

Если б вы так, как я, голодали –

дали

востока и запада

вы бы глодали,

как гложут кость небосвода

заводов копченые рожи!

Обыкновенный молодой человек

Что же, —

значит, ничто любовь?

У меня есть Сонечка сестра!

(На коленях.)

Милые!

Не лейте крепь!

Дорогие,

не надо костра!

Тревога выросла. Выстрелы, Начинает медленно тянуть одну ноту водосточная труба. Загудело железо крыш.

Человек с растянутым лицом

Если бы вы так, как я, любили

вы бы убили любовь

или лобное место нашли

и растлили б

шершавое потное небо

и молочно-невинные звезды.

Человек без уха

Ваши женщины не умеют любить,

они от поцелуев распухли, как губки.

Вступают удары тысячи ног в натянутое брюхо площади.

Человек с растянутым лицом

А из моей души

тоже можно сшить

такие нарядные юбки!

Волнение не помещается. Все вокруг громадной женщины. Взваливают на плечи. Тащат.

Вместе

Идем, —

где за святость

распяли пророка,

тела отдадим раздетому плясу,

на черном граните греха и порока

поставим памятник красному мясу.

Дотаскивают до двери. Оттуда торопливые шаги. Человек без глаза и ноги. Радостный. Безумие надорвалось. Женщину бросили.

Человек без глаза и ноги

Стойте!

На улицах,

где лица –

как бремя,

у всех одни и те ж,

сейчас родила старуха-время

огромный

криворотый мятеж!

Смех!

Перед мордами вылезших годов

онемели земель старожилы,

а злоба

вздувала на лбах городов

реки –

тысячеверстые жилы.

Медленно,

в ужасе,

стрелки волос

подымался на лысом темени времен.

И вдруг

все вещи

кинулись,

раздирая голос,

скидывать лохмотья изношенных имен.

Винные витрины как по пальцу сатаны,

сами плеснули в днища фляжек.

У обмершего портного

сбежали штаны

и пошли –

одни! —

без человечьих ляжек!

Пьяный –

разинув черную пасть –

вывалился из спальни комод.

Корсеты слезали, боясь упасть,

из вывесок «Robes et modes» '.

Каждая калоша недоступна и строга.

Чулки-кокотки

игриво щурятся.

Я летел, как ругань.

Другая нога

еще добегает в соседней улице.

Что же,

вы,

кричащие, что я калека?! –

старые,

жирные,

обрюзгшие враги!

Сегодня

в целом мире не найдете человека,

у которого

две

одинаковые ноги!

3анавес

Платья и моды (фр).

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Скучно. Площадь в новом городе. В. Маяковский переоделся в тогу. Лавровый венок. За дверью многие ноги.

Человек без глаза и ноги

(услужливо)

Поэт!

Поэт!

Вас объявили князем.

Покорные

толпятся за дверью,

пальцы сосут.

Перед каждым положен наземь

какой-то смешной сосуд.

В. Маяковский

Что же,

пусть идут!

Робко. Женщины с узлами. Много кланяются.

Первая

Вот это слезка моя –

возьмите!

Мне не нужна она.

Пусть.

Вот она,

белая,

с щелке из нитей

глаз, посылающих грусть!

В. Маяковский

(беспокойно)

Не нужна она, зачем мне?

(Следующей.)

И у вас глаза распухли?

Вторая

(беспечно)

Пустяки!

Сын умирает.

Не тяжко.

Вот еще слеза.

Можно на туфлю.

Будет красивая пряжка.

В. Маяковский испуган.

Третья

Вы не смотрите, что я

грязная.

Вымоюсь –

буду чище.

Вот вам и моя слеза,

праздная,

большая слезища.

В. Маяковский

Будет!

Их уже гора.

Да и мне пора.

Кто этот очаровательный шатен?

Газетчики

Фигаро!

Фигаро!

Матэн!

Человек с двумя поцелуями. Все оглядывают. Говорят вперебой.

Смотрите – какой дикий!

Отойдите немного.

Темно.

Пустите!

Молодой человек,

не икайте!

Человек без головы

И-и-и-н…

Человек с двумя поцелуями

Тучи отдаются небу,

рыхлы и гадки.

День гиб.

Девушки воздуха тоже до золота падки,

и им только деньги.

В. Маяковский

Что?

Человек с двумя поцелуями

Деньги и деньги б!

Голоса

Тише!

Тише!

Человек с двумя поцелуями

(танец с дырявыми мячами)

Большому и грязному человеку

подарили два поцелуя.

Человек был неловкий,

не знал,

что с ними делать,

куда их деть.

Город,

весь в празднике,

возносил в соборах аллилуйя,

люди выходили красивое надеть.

А у человека было холодно,

и в подошвах дырочек овальцы.

Он выбрал поцелуй,

который побольше,

и надел, как калошу.

Но мороз ходил злой,

укусил его за пальцы.

«Что же, —

рассердился человек, —

я эти ненужные поцелуи брошу!»

Бросил.

И вдруг

у поцелуя выросли ушки,

он стал вертеться,

тоненьким голосочком крикнул:

«Мамочку!»

Испугался человек.

Обернул лохмотьями души своей дрожащее тельце,

понес домой.

чтобы вставить в голубенькую рамочку.

Долго рылся в пыли по чемоданам

(искал рамочку).

Оглянулся –

поцелуй лежит на диване,

громадный,

жирный,

вырос,

смеется,

бесится!

«Господи! –

заплакал человек, —

никогда не думал, что я так устану.

Надо повеситься!»

И пока висел он,

гадкий,

жаленький, —

в будуарах женщины

– фабрики без дыма и труб –

миллионами выделывали поцелуи,

всякие,

большие,

маленькие, —

мясистыми рычагами шлепающих губ.

Вбежавшие дети-поцелуи

(резво)

Нас массу выпустили.

Возьмите!

Сейчас остальные придут.

Пока – восемь.

Я –

Митя.

Просим!

Каждый кладет слезу.

В. Маяковский

Господа!

Послушайте, —

я не могу!

Вам хорошо,

а мне с болью-то как?

Угрозы:

Ты поговори еще там!

Мы из тебя сделаем рагу,

как из кролика!

Старик с одной ощипанной кошкой

Ты один умеешь песни петь.

(На груду слёз.)

Отнеси твоему красивому богу.

В. Маяковский

Пустите сесть!

Не дают. В. Маяковский неуклюже топчется, собирает слезы в чемодан. Стал с чемоданом.

Хорошо!

Дайте дорогу!

Думал –

радостный буду.

Блестящий глазами

сяду на трон,

изнеженный телом грек.

Нет!

Век,

дорогие дороги,

не забуду

ваши неги худые

и седые волосы северных рек!

Вот и сегодня –

выйду сквозь город,

душу

на копьях домов

оставляя за клоком клок.

Рядом луна пойдет –

туда,

где небосвод распорот.

Поравняется,

на секунду примерит мой котелок.

Я

с ношей моей

спотыкаюсь,

ползу

дальше

на север,

туда,

где в тисках бесконечной тоски

пальцами волн

вечно

грудь рвет

Океан-изувер.

Я добреду –

усталый,

в последнем бреду

брошу вашу слезу

темному богу гроз

у истока звериных вер.

Занавес

ЭПИЛОГ

В. Маяковский

Я это все писал

о вас,

бедных крысах.

Жалел – у меня нет груди:

я кормил бы вас доброй нененькой.

Теперь я немного высох,

я – блаженненький.

Но зато

кто

где бы

мыслям дал

такой нечеловечий простор!

Это я

попал пальцем в небо,

доказал:

он – вор!

Иногда мне кажется –

я петух голландский

или я

король псковский.

А иногда

мне больше всего нравится

моя собственная фамилия,

Владимир Маяковский.

1913

МИСТЕРИЯ-БУФФ

Героическое, эпическое и сатирическое изображение нашей эпохи

ВТОРОЙ ВАРИАНТ

«Мистерия-буфф» – дорога. Дорога революции. Никто не предскажет с точностью, какие еще горы придется взрывать нам, идущим этой дорогой. Сегодня сверлит ухо слово «Ллойд-Джордж», а завтра имя его забудут и сами англичане. Сегодня к коммуне рвется воля миллионов, а через полсотни лет, может быть, в атаку далеких планет ринутся воздушные дредноуты коммуны. Поэтому, оставив дорогу (форму), я опять изменил части пейзажа (содержание). В будущем все играющие, ставящие, читающие, печатающие «Мистерию-буфф», меняйте содержание, – делайте содержание ее современным, сегодняшним, сиюминутным.

Д Е Й С Т В У Ю Т:

1. Семь пар чистых: 1) Негус абиссинский, 2) Раджа индийский, 3) Турецкий паша, 4) Российский спекулянт, 5) Китаец, 6) Упитанный перс, 7) Клемансо, 8) Немец, 9) Поп, 10) Австралиец, 11) Жена австралийца, 12) Ллойд-Джордж, 13) Американец и 14) Дипломат.

2. Семь пар нечистых: 1) Красноармеец, 2) Фонарщик, 3) Шофер, 4) Шахтер, 5) Плотник, 6) Батрак, 7) Слуга, 8) Кузнец, 9) Булочник, 10) Прачка, 11) Швея, 12) Машинист, 13) Эскимос-рыбак и 14) Эскимос-охотник.

3. Соглашатель.

4. Интеллигенция.

5. Дама с картонками.

6. Черти: 1) Вельзевул, 2) Обер-черт, 3) Вестовой, 4) 2-й вестовой, 5) Караульный, 6) 20 чистых с рогами и хвостами.

7. Святые: 1) Мафусаил, 2) Жан-Жак Руссо, 3) Лев Толстой, 4) Гавриил, 5) Ангел, 6) 2-й ангел и 7) ангелы.

8. Саваоф.

9. Действующие Земли обетованной: 1) Молот, 2) Серп, 3) Машины, 4) Поезда, 5) Автомобили, 6) Рубанок 7) Клещи, 8) Игла, 9) Пила, 10) Хлеб, 11) Соль, 12) Сахар, 13) Материя, 14) Сапог, 15) Доска с рычагом.

10. Человек будущего.

МЕСТА ДЕЙСТВИЙ

1. Вся вселенная. 2. Ковчег. 3. Ад. 4. Рай. 5. Страна обломков. 6. Земля обетованная.

ПРОЛОГ

Нечистый

Через минуту

мы вам покажем…

Мистерию-буфф.

Должен сказать два слова я:

это

вещь новая.

Чтобы выше головы прыгнуть,

надо чтоб кто-нибудь помог.

Перед новой пьесой

необходим пролог.

Во-первых,

почему

весь театр разворочен?

Благонамеренных людей

это возмутит очень.

Вы для чего ходите на спектакли?

Для того, чтобы удовольствие получить —

не так ли?

А велико ли удовольствие смотреть,

если удовольствие только на сцене;

сцена-то —

всего одна треть.

Значит,

в интересном спектакле,

если все застроишь,

то и удовольствие твое увеличится втрое ж,

а если

спектакль неинтересный,

то не стоит смотреть

и на одну треть.

Для других театров

представлять не важно:

для них

сцена —

замочная скважина.

Сиди, мол, смирно,

прямо или наискосочек

и смотри чужой жизни кусочек.

Смотришь и видишь —

гнусят на диване

тети Мани

да дяди Вани.

А нас не интересуют

ни дяди, ни тети, —

теть и дядь и дома найдете.

Мы тоже покажем настоящую жизнь,

но она

в зрелище необычайнейшее театром превращена.

Суть первого действия такая:

земля протекает.

Потом – топот.

Все бегут от революционного потопа.

Семь пар нечистых

и чистых семь пар,

то есть

четырнадцать бедняков-пролетариев

и четырнадцать буржуев-бар,

а меж ними,

с парой заплаканных щечек —

меньшевичочек.

Полюс захлестывает.

Рушится последнее убежище.

И все начинают строить

даже не ковчег,

а ковчежище.

Во втором действии

в ковчеге путешествует публика:

тут тебе и самодержавие,

и демократическая республика,

и наконец

за борт,

под меньшевистский вой,

чистых сбросили вниз головой.

В третьем действии показано,

что рабочим

ничего бояться не надо,

даже чертей посреди ада.

В четвертом —

смейтесь гуще! —

показываются райские кущи.

В пятом действии разруха,

разинув необъятный рот,

крушит и жрет.

Хоть мы работали и на голодное брюхо,

но нами

была побеждена разруха.

В шестом действии —

коммуна, —

весь зал,

пой во все глотки!

Смотри во все глаза!

Все готово?

И ад?

И рай?

Из-за сцены.

Г-о-т-о-в-о!

Давай!

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

На зареве северного сияния шар земной, упирающийся полюсом в лед пола. По всему шару лестницами перекрещиваются канаты широт и долгот. Между двух моржей, подпирающих мир, эскимос-охотник, уткнувшись пальцем в землю, орет другому, растянувшемуся перед ним у костра.

Охотник

Эйе!

Эйе!

Рыбак

Горланит.

Дела другого нет —

пальцем землю тыркать.

Охотник

Дырка!

Рыбак

Где дырка?

Охотник

Течет!

Рыбак

Что течет?

Охотник

Земля!

Рыбак

(вскакивая, подбегая и засматривая под зажимающий палец)

О-о-о-о!

Дело нечистых рук.

Черт!

Пойду предупрежу Полярный круг.

Бежит. На него из-за склона мира наскакивает выжимающий рукава немец. Секунду ищет пуговицу и, не найдя, ухватывает шерсть шубы.

Немец

Гер эскимос!

Гер эскимос!

Страшно спешно!

Пара минут…

Рыбак

Ну?

Немец

Так вот – сегодня сижу я это у себя в ресторане

на Фридрихштрассе.

В окно солнце

так и манит.

День,

как буржуй до революции, ясен.

Публика сидит

и тихо шейдеманит.

Суп съев,

смотрю я на бутылочные эйфели.

Думаю:

за какой мне приняться беф?

Да и приняться мне за беф ли?

Смотрю —

и в горле застрял обед:

что-то неладное с Аллеей Побед.

Каменные Гогенцоллерны,

стоявшие меж ромашками,

вдруг полетели вверх тормашками.

Гул.

На крышу бегу.

Виясь вокруг трактирного остова,

безводный прибой,

суетне вперебой,

бежал,

кварталы захлестывал.

Берлин – тревожного моря бред,

невидимых волн басовые ноты.

И за,

и над,

и под,

и пред —

домов дредноуты!

И прежде чем мыслью раскинуть мог,

от Фоша ли это или от…

Рыбак

Скорей!

Немец

Я весь

до ниточки взмок.

Смотрю —

все сухо,

но льется, и льется, и льет.

И вдруг,

крушенья Помпеи помпезней, картина разверзлась —

с корнем

Берлин был вырван

и вытоплен в бездне,

у мира в расплавленном горне.

Я очнулся на гребне текущих сел.

Я весь свой собрал яхт-клубский опыт, —

и вот

перед вами,

милейший,

все,

что осталось теперь от Европы.

Рыбак

Н-н-немного…

Немец

Успокоится, конечно…

Дня-с на два-с.

Рыбак

Да говори ты без этих европейских юлений!

Чего тебе надо? Тут не до вас.

Немец

(показывая горизонтально)

Разрешите мне около ваших многоуважаемых тюленей.

Рыбак досадливо машет рукой костру, идет в другую сторону – предупреждать Круг – и натыкается на выбегающих из-за другого склона измокших австралийцев.

Рыбак

(отступая в удивлении)

А еще омерзительней не было лиц?!

Австралиец с женой

(вместе)

Мы – австралийцы.

Австралиец

Я – австралиец.

Все у нас было.

Как-то-с:

утконос, пальма, дикобраз, кактус…

Австралийка

(плача в нахлынувшем чувстве)

А теперь

пропали мы,

все пропало:

и кактусы,

и утконосы,

и пальмы —

все утонуло…

все на дне…

Рыбак

(указывая на разлегшегося немца)

Вот идите к ним.

А то они одне.

Собравшись вновь идти, эскимос остановился, прислушиваясь к двум голосам с двух сторон земного шара.

Первый голос

Котелок, у-ту!

Второй

Цилиндр, у-ту!

Первый

Крепчает!

Держитесь за северную широту!

Второй

Яреет!

Хватайтесь за южную долготу!

По канатам широт и долгот скатываются с земного шара англичанин и француз. Каждый водружает национальное знамя.

Англичанин

Знамя водружено.

Хозяин полный в снежном лоне я.

Француз

Нет, извините!

Я раньше водрузил.

Это – моя колония.

Англичанин

(раскладывая какие-то товары)

Нет – моя,

я уже торгую.

Француз

(начиная сердиться)

Нет – моя,

а вы себе поищите другую.

Англичанин

(взъярясь)

Ax, так!

Да чтобы ты погиб!

Француз

(взъярясь)

Ах, так!

Насажу я тебе шишку на нос!

Англичанин

(лезет с кулаками на француза)

Англия, гип-гип!

Француз

(лезет с кулаками на англичанина)

Вив ла Франс!8

Австралиец

(бросается разнимать)

Ну и народ!

Не народ, а сброд чистый:

уже ни империй нет,

ни империалов,

а они все еще морду друг другу бьют.

Рыбак

Эх, вы,

империалисты!

Немец

Бросьте, что вы, право!

Рыбак

Ну и орава!

Прямо на голову вновь собравшемуся идти эскимосу низвергается наш купчина.

Купец

Почтенные,

это безобразие!

Да рази я Азия?

«Уничтожить Азию» – постановление совнеба.

Да я и в жисть азиатом не был!

(Успокоившись немного.)

Вчера в Туле

сижу я спокойно в стуле.

Как рванет двери!

Ну, думаю —

из Чека!

У меня, сами понимаете,

аж побледнела щека.

Но

бог многомилостив на свете:

оказывается, не Чека – ветер.

Крапнуло немного,

потом пошло,

дальше – больше,

больше – выше,

хлынуло в улицы,

рвануло крыши…

Все

Тише!

Тише!

Француз

Слышите?

Слышите топот?

Множество приближающихся голосов.

Потоп! потопом! потопу! о потопе! потопа!

Англичанин

(в ужасе)

О, господи!

Несчастие – как из трубы водосточной,

а тут еще этот вопрос восточный.

Впереди негус, за ним – китаец, перс, турок, раджа, поп, соглашатель. Шествие замыкают вливающиеся со всех сторон все семь пар нечистых.

Негус

Хоть чуть чернее снегу-с,

но тем не менее

я абиссинский негус.

Мое почтенье.

Я покинул сейчас мою Африку.

Извивался в ней Нил, удав-река.

Как взъярился Нил, царство сжав в реку,

и потопла в нем моя Африка.

Хоть нет именья,

но тем не менее…

Рыбак

(досадливо)

…но тем не менее

мое почтенье.

Слыхали, слыхали!

Негус

Прошу не забываться —

с вами говорит негус,

и негус хочет кушать.

Что это?

Должно быть, вкусная собачка?

Рыбак

Я те дам – собачка!

Это морж, а не собачка.

Негус по ошибке пытается сесть на похожего как две капли воды на моржа Ллойд-Джорджа.

Рыбак

Иди садись, да никого не запачкай.

Англичанин

(перепуганно)

Это не я морж,

это он морж,

а я не морж,

я Ллойд-Джордж.

Рыбак

(обращаясь к остальным)

А вам чего?

Китаец

Ничего!

Ничего!

Утоп мой Китай!

Перс

Персия,

моя Персия пошла на дно!

Раджа

Даже Индия,

поднебесная Индия, и та!

Паша

И от Турции осталось воспоминание одно!

Из толпы чистых прорывается дама с бесконечным количеством картонок.

Дама

Осторожней!

Не рвите!

Шелк тонкий!

(Рыбаку.)

Мужик,

помоги поставить картонки.

Голос

(из толпы чистых)

Какая милая!

Какая пикантная!..

Рыбак

Дармоедка праздная!

Француз

Вы какой будете нации?

Дама

Нация у меня самая разнообразная.

Сначала была русской —

Россия мне стала узкой.

Эти большевики – такой ужас!

Я женщина изящная,

с душою тонкой —

я взяла и стала эстонкой.

Стали большевики наседать на окраины —

я и стала гражданкой Украины.

Брали Харьков раз десять —

я в какой-то республике устроилась в Одессе.

Одессу взяли, Врангель в Крыму —

я взяла и подчинилась ему.

Гнали белых по морю и по полю —

я уже турчанка.

Гуляю по Константинополю.

Стали большевики подходить ближе —

а я уже парижанка.

Гуляю в Париже.

Наций сорок переменила, признаться, я —

теперь у меня камчатская нация.

Какое паршивое на полюсах лето:

нельзя показать ни одного туалета!

Рыбак

(прикрикивает на чистых)

Тише!

Тише!

Что это за гул?

Соглашатель

(в истерике отделяется от толпы)

Послушайте!

Я не могу!

Послушайте!

Что же это такое?

Сухого места на свете нет!

Послушайте!

Оставьте меня в покое!

Отпустите меня домой,

в кабинет!

Послушайте!

Я не могу!

Я думал, потоп по Каутскому будет.

И волки сыты,

и овцы целы.

А теперь —

убивают друг друга люди.

Милые красные!

Милые белые!

Послушайте, я не могу!

Француз

Да не трите глаз…

не кусайте губ…

(Придвигающимся к костру нечистым, заносчиво.)

А вы которых наций?!

Нечистые

(вместе)

По свету всему гоняться

привык наш бродячий народина.

Мы никаких не наций,

труд наш – наша родина.

Француз

Старые арии!

Испуганные голоса чистых

Это пролетарии!

Пролетарии…

Пролетарии…

Кузнец

(французу, похлопывая его по изрядному животу)

Шум потопа, небось, в ушах-то?

Прачка

(ему же, насмешливо и визгливо)

Лег бы сейчас и уснул на кровати?

Пустить бы тебя в окопы да в шахты!

Красноармеец

(грозно)

Пошел бы в окопы —

в окопах мокроватей.

Видя назревающий «конфликт» между чистыми и нечистыми, разнимать их бросается соглашатель.

Соглашатель

Милые! Ну, не надо! Не подымайте ругань!

Бросьте друг на друга коситься.

Протяните руки,

обнимите друг друга.

Господа, товарищи,

надо согласиться.

Француз

(злобно)

Чтоб я согласился?

Это уж слишком!

Рыбак

(злобно. И рыбак и француз костыляют шею соглашателю)

Ах ты, соглашатель!

Ах ты, соглашателишка!

Соглашатель

(отбегал, побитый, скулит)

Ну вот,

опять…

Я ему по-хорошему,

а он…

Так вот всегда:

зовешь согласиться,

а тебе наложат с двух сторон.

Нечистые проходят, разделяя брезгливо жмущуюся толпу чистых, рассаживаются у костра. Толпа чистых смыкается за ними в круг.

Паша

(вылазит в середину)

Правоверные!

Надо обсудить, что же произошло.

Давайте вникнем в суть явления.

Купец

Дело простое —

светопреставление.

Поп

А по-моему – потоп.

Француз

И вовсе не потоп,

а то б

дождик был.

Раджа

Да,

не было дождика.

Дипломат

Значит, и эта идея тоже дика…

Паша

Но все-таки —

что же, правоверные, произошло?

Давайте, правоверные, посмотрим в корень.

Купец

Народ, по-моему, стал непокорен.

Немец

Думаю, война, я.

Интеллигенция