Текст книги "Тетрадь. Находка при отягчающих обстоятельствах"

Тетрадь
Находка при отягчающих обстоятельствах
Владимир Майоров

Дизайнер обложки Ренёва Мария

© Владимир Майоров, 2024

© Ренёва Мария, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0064-9233-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не посещайте забытых подвалов

Заброшенный дом Коля обнаружил по дороге к Олесе Макароновой. Накануне он в поисках дневника обежал все окрестные магазины, даже на Лубянку ездил. Продавщицы утешали – сегодня тридцать первое – всё и разобрали. Заходи на неделе – завезут. Легко сказать, на неделе. Классная, Вера Алексеевна, заявила:

– У кого завтра дневника не будет, тому замечание запишу.

– Куда же запишите, если дневника нет? – съехидничал Зимин.

– В дневник. Когда появится. А сначала родителям позвоню, сообщу, что сын-разгильдяй не соизволил подготовиться к учебному году.

Зимин заткнулся, потому что не любил, когда звонят его родителям. Имел большой опыт.

– Я, Вера Алексеевна, вчера все магазины объездил – нигде дневников нет.

– Никитин, ты только вчера узнал, что первого сентября начинается учебный год? Учись отвечать за разгильдяйство.

Классная, хотя и преподавала любимый Колей предмет, была женщиной строгих правил. И всегда выполняла обещанное.

Лёгкое прикосновение к локтю выдернуло Колю из трясины невесёлых мыслей. Рядом стояла Макаронина и терпеливо ожидала, пока Коля обратит на неё внимание:

– У меня есть лишний.

– Чего?

– Не чего, а что. Дневник.

Откровенно говоря, прозвище Макаронина к ней не подходило. Макаронина – это что-то высокое и тощее. А она была маленькая, меньше всех в классе, и жутко умная. Отвечала на уроках всегда тихо, словно ей было неудобно – вот, никто не знает, а она знает. И причёсывалась не как отличница, а как-то чудно – заплетала четыре косички, которые торчали в разные стороны. Причём всегда точно на Юг, Запад, Север и Восток. Нет, правда, Кузнечик компас приносил. Юг, Запад, Север и Восток. Алексевна даже стыдила её: «Оля, ты же отличница, а какой пример девочкам подаёшь?!»

– Мама купила, и я купила, – рассказывала, чуть задыхаясь, когда перебирались через кучи мусора на строительной площадке. – Вчера специально на «Планерную» ездила. Нигде не было, я даже заплакала, продавщица, такая хорошая, пожилая, лет тридцать, говорит, девочка не плачь, сейчас узнаю, позвонила в коллектор, говорит, поезжай на «Планерную», метро, конечная станция, там есть, только мало, так что сразу езжай. Я поехала – и купила. А мама не знала – и тоже купила.

– Она нарочно за вторым дневником моталась, – съязвила Светка на следующий день. – Хотела тебя на чай заполучить.

– А зачем дневник? – удивился Коля. – Сказала бы – я и так пришёл.

Светка выразительно покрутила у виска пальцем.

Во время чая с вареньем Коля рассказывал, как прыгал в море со скалы и плавал среди медуз. В августе он с родителями отдыхал в Крыму.

– Везёт тебе, – вздохнула Олеся. – А я всё лето на даче просидела.

 
                                     * * *
 

Так вот, заброшенный дом Колян (любил, когда его так называли – звучало мужественно) приметил, когда шёл к Макоронине. А что может быть интереснее и опаснее заброшенных домов? Опасности влекли Коляна ещё с пелёночных лет жизни.

– Стас! – едва Олеся вышла не кухню, накрутил номер друга. – В половине четвёртого у входа в Детский парк.

– Я английский делаю, – грустно сообщил Кузнечик.

– Наплюй на английский. Тут такое!… Меня знаешь – зря врать не буду.

– Ладно. Только в четыре. А ты чего шипишь?

– Не шиплю, а шепляю, – скаламбурил Колян. – Замётано. И фонарик прихвати.

– Ещё чаю налить? – по-хозяйски поинтересовалась Олеся, водрузив на стол тарелку, полную пирожков с измазанными вареньем бочками.

 
                                     * * *
 

После двух тарелок пирожков, не только с повидлом, но и с капустой, бежалось тяжело. Колян чувствовал, как всё их немереное количество приподымалось и опускалось при каждом шаге. Медленно Коля ходить не умел, всегда опаздывал, потому что считал, что настоящий мужчина должен быть пунктуален. Оттого и бегал: в школу и из школы, в магазин и… Да мало ли куда приходится бежать серьёзному человеку. Не мог понять взрослых, которые плелись, еле переставляя ноги.

Ко входу в Детский парк подошли одновременно, но с разных сторон.

– Ну и чего? – поинтересовался Кузнечик.

– Пошли, – небрежно бросил Колян и незаметно огляделся.

Слежки не было.

 
                                     * * *
 

Что самое интересное в заброшенных домах? Конечно, подвалы. Много замечательного можно встретить и в подвалах живых домов, но попасть туда трудно, поскольку обычно заперты на большие железные замки. А в домах заброшенных замков нет, потому как никакому психу в башку не стукнет – взрывать такую развалюху, а если и стукнет, управа только спасибо скажет – хлопот меньше.

Путь был свободен – дверь болталась на одной петле. Вот только свет не зажигался, сколько Колян ни крутил выключатель.

– Фонарик давай!

Луч фонарика урывал у тьмы только маленький круг, который скакал по полу и стенам. Подвал был завален ломаными стульями, скрученными проводами, битым кирпичом. Ничего интересного. Кроме двери, которая притаилась в самом дальнем, самом захламлённом углу. Дверь запиралась четырьмя большими поворотными рычагами. Такую же Коля видал в школьном подвале.

– Бомбоубежище, – сообразил Кузнечик.

– И глухому ясно, – Коляну было досадно, что не он первый сообразил, что скрывается за стальной дверью.

Но Кузнечик ошибся. За дверью начиналась винтовая лестница. Крутая, без перил, с каменными ступенями и капельками влаги на кирпичной стене. Куда она вела? В саму преисподнюю!

– Я дальше не пойду, – заявил Кузнечик, когда они опустились на несколько витков.

– Ты что? Там же самое интересное! – изумился Колька. Он не понимал, как можно остановиться, не дойдя до конца лестницы.

– Мама запрещает мне лазать по стройкам и забираться в старые дома.

Спорить с Кузнечиком было бесполезно. Если он заупрямится – ничем не перешибёшь.

– Хорошо. Оставайся в темноте. Фонарь я заберу с собой.

Коля надеялся, что перспектива остаться одному во влажной тьме пересилит страх друга. Но напрасно.

– Ты только недолго, – попросил Кузнечик.

– Туда – и обратно, – пообещал Колян.

Коля думал, что спуск скоро закончится, но ошибся. Круг за кругом, всё дальше и дальше… Что будет, если фонарик погаснет? Из черноты докатился глухой рокот, будто камни катились. Коля замер. Камни прокатились, и снова воцарилась тишина. Этого только не хватало. Чего – «этого»? – поинтересовалось левое, рациональное, полушарие. В подземных драконов оно не верило, хотя глупое правое полушарие их существование вполне допускало. А кто ещё мог там водиться? Гигантские крысы?… Так они ведь не рычат.

Раздвоения личности не хватает – всполошился Коленька, пытаясь утихомирить рассорившиеся мозги. Ещё и ноги приросли к ступеням… «Ноги приросли к земле». Раньше, когда он читал такое, думал, это поэтическая гипербола. Выдумка писателя. Сидел, сидел – от нечего делать и выдумал. Но сейчас его ноги, действительно, приросли к земле, точнее, к камню. Захотел шагнуть – и не смог. Словно забыл, как это делается.

Чепуха! Я же мыслящий человек. Значит, могу усилием мысли заставить ногу приподняться. «Давай, давай, – хихикнуло, явно в отместку, правое полушарие. – А ещё расскажи, как ты прикажешь желудку: Переваривай пищу! Послушается он тебя! На то – спинной мозг есть».

Но Коля был материалистом и свято верил в силу разума. Сконцентрировав волю, он, правда с трудом, заставил правую ногу приподняться. Теперь её надо было поставить. Но куда? Вверх или вниз?

Очень хотелось вверх. «Колян! Колян! Колян!» – повторил несколько раз и, обредши каплю мужества, шагнул вниз. Следующий шаг дался легче. Только бы фонарик не подвёл. Белый круг смело скакал со ступеньки на ступеньку, словно подбадривая хозяина: пошли, пошли.

Любая, даже самая длинная лестница имеет последнюю ступеньку. Или первую – смотря откуда считать. И вот Коля (Колян, Колян, – поправляет он), вот Колян стоит на бетонном полу, и перед ним арка, в которую можно пройти, низко пригнув голову. За аркой – темнота. И не просто темнота, а темнота большого помещения. Подземелье? Пещера? Колян пригнулся, хотел шагнуть – и был отброшен назад ударом наотмашь, ударом грохота и бесноватого света. Его придавило ужасом к пупырчатой, царапающей стене, больно ударило головой о какой-то выступ. Ждал, что чудище ворвётся в дыру и пожрёт его. Но грохот и вспышки, отражавшиеся на полу, стихли так же внезапно, будто взрыв юркнул обратно в утробу бомбы. Остался лишь мерцающий успокаивающийся гул и дрожащий комочек света. Обернувшись, дабы убедиться в надёжности тыла, Коля обнаружил на стене серую коробочку с двумя кнопками: чёрной и красной. На красной было выдавлено: «Пуск». Если перед вами появится такая кнопка, неужели вы не нажмёте её? Нажмёте, не подумав о разрушительных последствиях…

Но Коля ни о чём не думал. Более всего мечтал оказаться наверху под противным моросящим осенним дождиком. Раз «Пуск» – значит наверх, куда же ещё? Взял и нажал. И зажмурился, потому что сразу стало ослепительно светло. Вынесло! Вот только пахло почему-то не строительной свалкой, а тем же подземельем. Осторожно разлепил левый глаз, затем правый. Подземелье никуда не делось, окружало со всех сторон, но было теперь освещено яркой лампочкой, прикрытой проволочной сеткой. Драконами, а также другими чудищами и не пахло. Арка в преисподнюю уже не казалась такой устрашающей. Подошёл, осторожно заглянул. Тень упала на тускло отблёскивающие рельсы. Справа колко щурился красный уголёк семафора. Слева, далеко-далеко, угадывалось светлое пятнышко станции. Метро. «Надо смотреть, куда шагаешь», – подытожило разумное левое полушарие.

Метро – это здорово! Сейчас он поднимется и приволочёт сюда Кузнечика. И выключит фонарь перед появлением мерцающего дракона. Представил, как у Стаса душа спасается в пятках, и ему стало жалко друга. Лучше завтра Светку попугаем, или Олесю. Потому свет гасить не стал, и перепрыгивая через две ступеньки, задыхаясь, заспешил к другу.

Поднимался бы в темноте – ничего не заметил. Да и сейчас задержался лишь потому, что увидел – на стене висит замок. А вы бы не удивились? Представьте – на ровной стенке болтается замок. Словно украшение какое. Это крупным психом надо быть, чтобы так стенку шахты украшать! Подойдя ближе, убедился – не зря замок висит! Потому что, как и полагается, сторожит дверь. Точнее – дверцу. Доски шершавые, серые – под цвет камня. Петли чудные, кованые, а в них – большой замок. И не то, чтобы ржавый, но очень старый. Колька рукой дотронулся и почувствовал – старинный, много видел и знает. Колька даже головой помотал, чтобы сбросить наваждение. К такому и ключа не подберёшь. Ломик принести?… Справится ли ломик?

Очень хотелось заглянуть за дверь. Даже забылось, что где-то наверху в темноте ждёт Кузнечик. Коля потрогал замок – тот был холодный, глубоко холодный, заметно холоднее окружающего мира. Так хотелось, чтобы произошло чудо и замок открылся – уж очень обидно было возвращаться ни с чем. Вдруг внутри замка что-то щёлкнуло, и массивный изогнутый палец откинулся, дозволяя Кольке протиснуться в дверной проём. Пошарил вокруг – вдруг найдётся выключатель. Выключателя не было, и пришлось зажечь фонарик. Вероятно, в нём были старые батарейки, потому светил тускло. Немощный луч с трудом добирался до окружавших предметов. Ещё чуть-чуть – и он просто затеряется по пути. Казалось, эти укрытые пылью предметы не находились всё время здесь, а нехотя возникали, будто проявлялись, откликаясь на призыв одинокого луча. Какие-то сундуки, каменные саркофаги, выщербленные плиты у стен. Пещера, а помещение более всего походило на пещеру, круто изгибалась, будто тело змеи. Колька оглянулся – уж нет тёплого прямоугольника двери, а луч фонарика так ненадёжен, сейчас иссякнет и бросит Коляна наедине с темнотой. Сможет ли он найти выход?

Будто издеваясь, пятнышко на полу пожелтело и будто подсохло. Коля встряхнул фонарик, тот вспыхнул на мгновение – и вовсе погас. Не отзывался на потряхивания, удары и проклятия. Обрадованная темнота наползала со всех сторон, просачивалась сквозь поры, заполняла, холодила, лишала воли. Колька чуть не бросился бежать, но вовремя остановил себя, будто за руку ухватил. Не паникуй! Надо сделать два-три шага – и откроется спасительный светящийся проём. Два-три шага, он точно помнил. Только куда? Его караулила неразведанная пещера, заворачивающая направо. И он не поворачивался… Точно, не поворачивался? А когда тряс фонарь?.. Предположим, не поворачивался. Значит, надо развернуться, как на физкультуре: раз – два! Теперь осторожно шагать: раз… два… Неужели ошибся, и надо было в другую сторону? Три! Ур-р-р-а! Дверь. Впереди. Будто зажглась. Вдруг. Как награда. Жёлтый прямоугольник.

Бросился к нему – и зря. Споткнулся, больно ударился коленкой, растянулся, ошкрябав ладони. Подымаясь, ругал себя: кретин, мог и череп раскроить. А светлый прямоугольник – куда он убежит.

Пошёл осторожно, вполшага, ощупывая будто специально лезущие под ноги каменные и кованые железом старости. Вдруг пальцы наткнулись на что-то бумажное. Сердце застыло на мгновение. Манускрипт? Свиток с рассказом, где зарыты сокровища? На ощупь – просто тетрадка. Но это снаружи, а что внутри? Какие тайны скрывает?

Оказалось – никаких. На свету так и явилась простой тетрадкой. Новенькой, в розовой обложке, с нетронутыми страницами. Кто-то зашёл, положил и вышел. Недавно, потому что везде слой пыли, а тетрадка – свеженькая, будто вчера из магазина. Оставался вопрос – на фига кто-то тащил школьную тетрадку в подземелье? Но задавать вопрос было некому.

И тут он сообразил, что в руке нет фонарика. Наверно, выронил, когда упал. Возвращаться? Колька с тоской посмотрел во тьму, казавшуюся кромешной. Разве найдёшь? – прошептало подсознание… Да ну его. А Кузнечику я потом свой отдам. Он даже лучше – на светодиодах.

 
                                     * * *
 

На лестнице Кузнечика не было, а был он на бетонных плитах, что лежали возле подъезда.

– Холодно, – проворчал он. – Свет зажёгся, я и полез вверх. Чего так долго не было?

Находка друга не впечатлила.

– Подумаешь! У меня дома полно таких. Да и цвет какой-то девчачий.

А рассказ о пещере, заворачивающей в неизвестность, заинтриговал. На следующий день, прихватив фонарик Коляна, снова отправились в экспедицию, облазили всю лестницу, трижды ощупали стены, но дверцы так и не нашли. Да ладно дверца, замок-то такой заметный куда подевался?

Хотели ещё раз пойти поискать, но тут начались такие события, что о пещере позабыли.

А виной всему оказалась тетрадка.

Не трогайте чужие тетрадки

Коля точно помнил, что положил найденную тетрадь в рюкзак. Утром проспал, опоздал на урок, заработал замечание, воспоминания о тетради совсем вылетели из головы, а вечером…

Новая англичанка велела записывать слова на карточки: с одной стороны по-английски, с другой – по-русски, и потом учить. Смотрите кино по телику, рекламная пауза, чтобы не скучать, достали бумажку и слово вызубрили, сколько рекламных пауз, столько и слов, и маме есть что ответить, не бездельничаю, а слова учу, англичанка велела, вон, в дневнике записано.

Розовую тетрадь как раз сподручно под это дело употребить. Порезать на карточки, а обложку выбросить, чтобы Кузнечик не цеплялся.

Колька раскрыл тетрадь, дабы аккуратно разобрать на листочки, и замер, а рот сам раскрылся от изумления. Весь разворот был разукрашен формулами. Коля перевернул страницу, но формулы захватили и её. Нагло расползлись по бумаге, заполонили почти всю тетрадку. В этом Колян убедился, перелистнув страницы.

– Ничего себе! – присвистнул Колька, – тетрадку подменили. Чистенькую вытащили, а никому не нужную, исписанную, подсунули. Интересно, чья это?

Колька посмотрел на обложку и рот разинул. А потом долго не мог закрыть, потому что просто забыл о нём. А забыл, потому что на обложке чёрным по белому, вернее, синим по розовому было аккуратно выведено: «Тетрадь для самостоятельных и контрольных работ по физике ученика 7 «Б» класса Никитина Николая. Слегка успокоив запутавшиеся мозги, усмехнулся и, обнаружив разинутый рот, захлопнул его. Потому что было две неправды. Первая – у них не было тетрадей по физике. То есть, тетради, конечно, были, толстые, у каждого своя, а специальных для контрольных не было. Контрольные писали на листочках.

Во-вторых, у них вообще не было розовых тетрадей. Тетради закупал родительский комитет на весь класс, и были они синие, а розовой не было ни одной.

Пошутили… Кто же шутник такой? Надо бы найти и поблагодарить… по шее… чтобы неповадно было. По почерку можно вычислить. В детективах всегда по почерку преступников узнают. Знакомый почерк. Точно, видел где-то. Тем хуже для шутника.

Перевернув страницу, Колян обнаружил раздражённую двойку. Двойка! Конечно, двойка. На большее фантазии не хватило. Козлы. Четвёрки пожалели. Им-то что? Не рассыпались бы. Перевернул ещё два листа и наткнулся на четвёрку.

Вот те и на! Накликал. Ну, это уж полное издевательство. Четвёрок по физике отродясь не было. Тройки вымученные случались. А четвёрки… Поймаю – точно шею намылю.

 
                                     * * *
 

– Кто? – вопросил Колька, передвигая Кузначику тетрадь.

– Что «кто»? – не понял товарищ.

– Писал кто?

Кузнечик поправил указательным пальцем очки и вперился в тетрадку.

– Почерк, вроде, знакомый.

– Во, во! И мне знакомым показался. Светка?

– Свет! – Кузнечик повернулся к задней парте, – Дай тетрадку по физике.

– Зачем тебе? – Светка, словно линкор, ощетинилась всеми орудиями, ожидая подвоха.

– Я пробку, что в стакане болтается, не зарисовал.

– Что, что?

– Закон Архимеда, – уточнил Колян.

– Ага, Архимеда. А ты всё так аккуратно пишешь.

– И рисуешь классно. Разноцветными фломастерами.

Светка обалдело смотрела то на одного, то на другого. А рука сама выуживала из сумки тетрадку.

– Только, будете задачку списывать, поменяйте что-нибудь. А то Рудольф ругается.

– Да на кой нам, – попытался возразить Кузнечик, прекрасно понимая, что ему не поверят.

Колян пхнул его в бок:

– Она! Смотри!

– Похоже… Хотя, нет.

– Да она, говорю. Смотри, как букву «ве», объём, пишет. И цвет тот же.

– Цвет, цвет… Ручку и сменить может. А вот «Задача» не так написано, и номер пишет по-другому, и… Смотри, смотри! Знак равенства – у неё ровненький, а у тебя – в раскорячку.

– Это почему же у меня? – обиделся Колян.

– Ну, в твоей тетрадке.

– Да не моя она, сколько говорить можно!

– Не твоя, не твоя. А почерк всё же знакомый.

– Вот и я о том же.

– Откройте дневники и запишите задание, – втемяшился в их дискуссию голос исторички.

Коля открыл дневник.

– Куда писать то? – близорукий нос Кузнечика чуть не уткнулся в правую Колькину руку.

– На четверг. Сам не знаешь, что ли?

Кузнечик не отвечал и заворожённо следил за буквами, выбегающими из под шарика Колькиной ручки.

– Ты чего?

– Тетрадь дай! – вдруг прошептал он.

– Какую?

– По физике. Быстрее давай!

Кузнечик произнёс это таким тоном, будто ухватил за хвост кобру, и Колька не осмелился возражать. Покопавшись в сумке, выудил нужную тетрадь.

– Держи!

Кузнечик принял её двумя руками, словно древний фолиант, раскрыл и положил аккурат под розовой.

– Ты чего делаешь?

– Смотри! Я же говорил, что почерк знакомый.

– Ты чего, обалдел?

– Смотри, смотри! Вот «Задача», вот знак равенства. Говорил же, что у тебя чёрточки враскорячку.

– Щас получишь!

Но Кузнечик так увлёкся, что не воспринимал угроз. В нём проснулся азарт гончей, ухватившей добычу.

– И девятка такая же, и буква «б» ненормальная…

– Почему ненормальная? Ты сам ненормальный.

– И рисунки кривые, и «Дано» пишешь с маленькой буквы, и самолётики на полях рисуешь.

– Где с маленькой, покажи «с маленькой»? Это большая, просто я пишу так.

– Твоя тетрадь. Однозначно.

– Но я же её не писал.

– А ты в этом уверен?

Из очкастого взгляда Кузнечика просачивалось некое сомнение в нормальности друга. «Раз уж он не верит – никто не поверит», – с тоской подумалось Кольке.

– Но ты же видел, как я вынес её из подземелья.

– Видел, – согласился друг, и добавил. – Но не видел, как внёс, – и показал на рюкзак.

Мысль была столь глубокой, чуть не захлебнулся в ней. Спас его весёлый мотив звонка на перемену.

 
                                     * * *
 

Удивительно, что школьные звонки по-прежнему называют звонками, хотя это давно уже не звонки, а мелодии: легкомысленные – на перемену, и жизнеутверждающие – на следующий урок. Следующим уроком было физика.

– С сегодняшнего дня писать контрольные будем в тетрадях. Скажем спасибо нашей старосте, – и поднял над головой стопку розовых тетрадок.

Кузнечик торжествующе пхнул Кольку в бок – дескать, теперь всё ясно. Но он был не прав. Всё окончательно запуталось.

 
                                     * * *
 

– Всё окончательно ясно, – убеждал Кузнечик, – Ты проник в лаборантскую, выкрал розовую тетрадь и исписал её свойственным тебе почерком.

– Не делал я этого. Не помню.

– Естественно, не помнишь, поскольку действовал в летаргическом сне.

– Кончайте нести чушь, – обернулась Светка, – Летаргический – это когда хоронят. Когда живой, как мёртвый. А когда хулиганят и не помнят – это сомнамбулы, – и отвернувшись, демонстративно сделала вид, что слушает учительницу.

– Я и говорю – в собнамбулическом сне, – поправился Кузнечик. – Потому как без памяти был.

– Ну, на кой мне исписывать тетрадь? – из последних сил возразил Колян.

– Это ты спроси у своего подсознания.

Кузнечик знал много непонятных слов.

 
                                     * * *
 

На следующий день прояснилось, что пресловутую тетрадь Коля не писал. Но легче от этого не стало.

Физик раздал тетради с проверенной контрольной. Коля осторожно приоткрыл свою, словно опасаясь спугнуть удачу. Но опасаться было нечего, поскольку удача и не помышляла сюда заглядывать. Страница была исчёркана красными чернилами, на полях красовались большие вопросительные знаки, и всё это великолепие подытоживала неумолимая в своей уверенности двойка.

Колян надеялся на три, пусть, три с минусом, понимая в душе, что эти надежды эфемерны. Он, конечно, учил, вернее, пытался учить, но все эти плотности-объёмы никак не хотели укладываться в голове, видать, не приучены были. И всё-таки Колян был достоин тройки, пусть самой маленькой, просто мысли его были заняты розовой тетрадкой, и он напутал даже в том, что знал.

Особенно паршиво, что обещал родителям подтянуть физику. При этом условии на день рождения ему подарят компьютер. Подтянул.

– Дай посмотреть, – Кузнечик почему-то заинтересовался его контрольной.

– Смотри, – и равнодушно пододвинул тетрадку.

Кузнечик глянул на двоечную работу и вдруг, так небрежно, нехотя, попросил:

– Достань тетрадку, ну ту, что нашёл.

– Зачем тебе?

– Зачем, зачем – чего хочу, то и съем.

Колька пожал плечами и вытащил пресловутую тетрадь.

– Посмотри! – прошептал Кузнечик.

– Чего смотреть. Пара – она пара и есть.

– Да ты посмотри, болван. Контрольная та же!

Колька глянул. Ничего особенного. Тут двойка и там двойка. Противная, как все её подружки.

– Усёк?

– Чего?

– Ты что, слепой? Сравни задачи.

Колька посмотрел внимательнее и обалдел. В контрольной были те же задачи, что и в тетради, найденной в подземелье, один к одному.

– Понимаешь, что это значит? – разошёлся Кузнечик. – Твоё подсознание угадало, какие задачи будут на контрольной!

– Ну, угадало. А чего ж не подсказало, как решать. Знает, небось.

– Подсознание – вещь тонкая. Учёные ещё не разобрались. Но… – Кузнечик перевернул страницу. – Если оно угадало одну контрольную, вполне могло угадать и другие. Видишь, через неделю ты все задачи решишь правильно.

– Почему правильно?

– У тебя башка чем заполнена? Навозом или серым веществом? Что ты поставил себе за следующую работу? Четыре. Значит, подсознание намекает тебе, что задачи решены правильно. И если ты, болван, поверишь ему и вызубришь решение, вполне можешь пятёрку отхватить.

Кузнечик говорил убедительно, и потом, это было, пусть невероятное, но всё же объяснение.

А другого объяснения не было.

– Никитин! Довольно переживать. Будешь работать – через неделю исправишь свою двойку, – обнадёжил физик.

 
                                     * * *
 

Минула перемена, накатил следующий урок – биология, а в голове, как заезженная пластинка, крутилось: «Другого объяснения нет».

Или есть? Кольке неприятно было осознавать, что кто-то может бесконтрольно водить его рукой по бумаге, пусть даже собственное подсознание. Мало ли что взбредёт ему накалякать в следующий раз. Постепенно сомнения обросли доводами…

– Никитин, хватит ворон ловить. Иди к доске и напомни нам о простейших.

Поскольку все воспоминания об инфузориях покоились под толстым пластом догадок и размышлений о розовой тетради, Коля не смог изречь ничего путного.

– Никитин, что с тобой приключилось? Ты не заболел? Ты же на прошлой неделе по этой теме пятёрку получил.

– Марья Ивановна, – вступилась Светка, – он по физике двойку хапнул и страшно переживает. Ему родители компьютер не подарят.

– Чего переживать-то? – изумилась биологичка, – Надо исправить двойку, и всё. Ты же мужик, неужели не сможешь? У нас в деревне такие молодцы с тракторами да комбайнами управлялись…

Всё. Понесло Марью Ивановну по колхозным просторам её детства. А забытый Колька так и простоял у доски до звонка, и к этому звонку в его распухшей от мыслей башке окончательно оформилось убеждение в своей нормальности, то есть непричастности к безобразию в розовой тетради.

На перемене он заявил Кузнечику:

– Это не я писал в той тетрадке. Железно.

– Конечно, ты не помнишь, ведь твоё подсознание… – снова занудил своё Стасик.

– К чертям подсознание. Тетрадка в сумке, без дела, только сутки провалялась. А чтобы исписать её – сколько часов надо корпеть? Когда мне с ней возиться?

– Ну, за ночь ты бы мог…

– Если бы я ночь не спал, знаешь как бы мне родители всыпали? И потом, – под занавес Коля приберёг самый убийственный аргумент, – у меня нет красной ручки.

– Как? – Кузнечик из последних сил пытался спасти свою гипотезу, – Может, у родителей?..

– На кой она родителям? Нет в доме ни одной. Даже если бы психованное подсознание смогло всё это написать, чем бы оно двойки ставило?

– Но тогда… Мистика какая-то получается.

– Никакой мистики. Какие варианты даёт мне Рудольф?

– Какие?

– Как всем двоечникам.

– Первые, упрощённые! – сообразил Кузнечик

– Варианты у Рудольфа каждый год одни и те же. Значит, надо было достать у восьмиклассников прошлогоднюю тетрадку и перекатать её. И всё.

– И подделать твой почерк, – уточнил Стасик.

Они уставились друг на друга и рванули в класс. Вырывая друг у друга, вытащили исписанную тетрадь. Открыли будущую, ещё не написанную контрольную. В начале страницы была означена ещё не наступившая дата. А под ней – Первый вариант.

– Кто? – застонал Колька.

 
                                     * * *
 

– Ну, это возможно. Девчонки, они знаешь какие упорные.

– Почему думаешь, что девчонки. А может ребята?

– Ты смог бы ради шутки исписать тетрадь, да ещё чужим почерком? Причём, без помощи подсознания.

– Не-а.

– Вот то-то же. Значит, одна из них.

– Макаронина! Или её подружка, – Кузнечик с такой яростью ухватился за пуговицу на Колькином пиджаке, что отодрал её, – Она должна была знать, что куплены розовые тетради.

– Олька не будет. Она не такая.

– Не знаешь ты женщин. Как же выяснить – кто?

Но сначала надо было подготовиться к подкатывающейся контрольной.