Текст книги "Иван IV «Кровавый». Что увидели иностранцы в Московии"

Посольство Ер. Бауса (1583—84 гг.)
Джером Боус

Покойный русский царь, Иван Васильевич, вполне понимал, что для усиления своего положения ему необходимо возобновить торговые сношения с английск. королевой и притом с такими преимуществами и иммунитетами для славы и выгоды обоих государств и их подданных, какие могут быть допущены по взаимном обсуждении. Для этой цели царь отправил в наше государство в 1582 г. своего посланника, старинного доверенного дворянина своего Феод. Андр. Писемского и с ним одного из своих дьяков для пособия в этом деле. Кроме многих предложений, из которых одни были переданы устно, а другие изложены в грамоте с царскою печатью на имя Ее Величества, этому послу поручено было просить Ее Величество отравить с ним к его государю от себя посла для переговоров и окончания важных дел, касающихся обоих государств, которые были главною целью его (посла) приезда в Англию. Ее Величество, любезно соглашаясь на желание царя и снисходя на нижайшую просьбу английских купцов, торгующих в тех землях – удовлетворить эту просьбу царя, выбрала с. Ер. Бауса, дворянина, состоящего при Ее особе; доверением такого дела ему, очевидно, была оказана милость и лестное мнение о нем.

По получении им этого дела, грамот к русскому царю и инструкций касательно его обязанностей и по дозволении русскому послу возвратиться домой к своему государю (принят он был с почетом и награжден), английский посланник, в сопровождении, по меньшей мере, 40 лиц, в числе которых было много дворян и м. Гумор. Коль, ученый проповедник, получил прощальную аудиенцию у Ее Величества в Гринвиче 18 Июня. Затем он с русским посланником и его свитой сели на корабль в Гарвиче 22 Июня и, после бурного путешествия по морю, оба они благополучно прибыли на рейд св. Николая 23 Июля. Русский посол поместился в монастырь св. Николая, английский был радушно принят в доме купцов на Розовом острове. Русский посол, отдохнувши день, простился с английским и уехал в Москву. Последний же прожил у рейда св. Николая еще 4 или 5 дней, нанимая суда и пр.; затем он тронулся в свое путешествие к Москве в гор. Холмогоры в 80 мил. от св. Николая.

Должно знать, что до приезда английск. посла в Россию, там жило много иностранцев, особенно Голландцев, которые незаконно вторглись в торговлю с этими странами. Не смотря на то, что привилегия на исключительное право англичан давно уже была дана царем, голландцы так повели дело, что средствами, требующими расходов, они сделали трех главнейших советников царя верными себе друзьями, именно Никиту Романовича, Богдана Бельского и дьяка Андрея Щелкалова; кроме постоянных подарков этим 3 лицам, Голландцы взяли у них в доме такую сумму денег с платежом 25 %, что только одному из этих трех лиц они платили ежедневно 5 тыс. марок. Английские же купцы в это время не имели ни одного приятеля во Дворе.

После того как посол прожил у мон. (монастыря. – Примеч. ред.) св. Николая и в Холмогорах 5 недель, к нему приехал дворянин, посланный царем принять его, проводить по рекам в Москву и снабжать его всем необходимым.

Этот дворянин, приятель Щелкалова, был им подсунут (как оказалось) в эту должность, чтобы, как это видно из принятого им образа действий, оказывать послу невежливости и неудовольствия. При этом должно заметить, что дьяк и два других важных советника (о которых было говорено, как о приятелях Голландцев) собирались препятствовать посольству Ее Величества, главным образом за старание исключить прочих иностранцев от торговли в этих странах.

Дворянин этот провожал английск. посла 1000 миль по рекам Двине и Сухоне до гор. Вологды, где посла принял другой дворянин, лучшего поведения, чем прежний; он подвел послу в подарок от царя двух прекрасных меринов, с красивой сбруей русского образца. В гор. Ярославле на Волге посла встретил князь с большой свитой, посланный царем; этот подарил от царя послу карету и 10 лошадей для более удобного путешествия в Москву, до которой отсюда 500 миль.

За 2 мили до Москвы посла встретили 4 дворянина, доброго звания, в сопровождении 200 всадников; они после небольшого приветствия, не радушного, без объятий, передали ему, что имеют сказать ему от имени царя, и хотели было заставить его слезть с лошади для выслушания этого, а им самим остаться на лошадях; но посол отказался это сделать, и они долго спорили, должны ли обе стороны слезать с лошадей, и даже когда пришли к этому соглашению, было большое пререкание, чья нога должна быть раньше на земле.

Исполнивши данное им поручение, эти дворяне обнялись затем с послом и повели его в его помещение в Москве, в дом, нарочно для посла выстроенный; сами же они поместились в соседнем доме, так как они назначены были снабжать посла провизией и сопровождать его во всех случаях.

Посол провел несколько дней в Москве, с ним обращались за это время очень любезно (такова была воля царя, хотя некоторые его главные советники имели другие намерения и частью искусно пользовались обстоятельствами). После был приглашен явиться ко двору; туда его сопровождало до 40 дворян, роскошно одетых, ехавших верхом; во время проезда посла от его помещения до дворца было расставлено 5 или 6 тысяч стрельцов, царской стражи. При входе посла во дворец его встретили 4 знатных лица, в парчовых платьях и богатых мехах, шапки их были усыпаны жемчугом и драгоценными камнями. Эти лица провожали посла к царю, пока их не встретили 4 других, более важных, чем первые; те и повели посла дальше к царю. Во время прохода стояло вдоль стен и сидело на скамейках шеренгами до 700 или 800 знатных лиц (говорили, что это знатные дворяне, все они одеты были в платья из цветного атласа и парчи).

Последние 4 лица довели посла до дверей царской палаты, у которых его встретили царский герольд, должность которого здесь считается важной, и прочие главные чины царской палаты, которые все проводили его к месту, где сидел на троне царь, имея возле себя три короны: Московскую, Казанскую и Астраханскую. Около царя стояло 4 молодых знатных, лет 12, по 2 с каждой стороны, в богатых белых платьях; каждый из них держал на плече по широкому топору, очень схожему с Ирландскими топорами: тонкий, очень острый, рукоятка не более полуаршина. Вокруг палаты сидело на лавках и других низких сиденьях больше 100 знатных лиц в дорогих парчовых платьях. Посол был подведен для целования царской руки; после любезных расспросов о здоровье Ее Величества, царь указал ему сесть на приготовленном для этого месте, в 10 шагах от себя, откуда посол, по желанию царя, должен был передать ему грамоты и подарки Ее Величества, посол, не считая это удобным, сделал несколько шагов по направлению к царю; Думный дьяк подскочил к нему и хотел было взять у него грамоту, но посол сказал ему, что не к нему послана грамота Ее Величества, и, подошедши, передал ее в руки царю.

Когда он передал грамоту и то, что он имел сказать, то он был проведен в комнату совета, откуда по совещании с думой о делах своего посольства, он снова был скоро позван к царю; он обедал в присутствии царя, за боковым столом, близко к царю, свита обедала за другим столом; за остальными столами обедали все главнейшие знатные люди, числом до 100. Во время обеда царь оказывал послу большое внимание и посреди обеда, поднявшись, выпил большой кубок за здоровье королевы, своей доброй сестры и пожаловал послу большой кубок рейнского вина с сахаром выпить за свое здоровье.

После этого, посла часто призывали ко двору, где он имел совещания с царем и его советниками о делах посольства, причем происходило много споров. Наконец после разных совещаний царь, видя, что его желания не удовлетворены, (потому что посол не имел права, по данному ему наказу, принимать все, что царь считал нужным), как человек, не привыкший, чтоб отвергали его желание, дал волю своему гневу и сказал сурово и досадливо послу, что он не считает английскую королеву своим другом, «те, которые у меня есть, сказал он, лучше ее».

Посол, сильно огорченный такими речами, не желал однако ж (как бы опасно ни было для него самого) позволить царю нарушить приличие по отношению к чести Ее Величества и, полагая, что, подчиняясь его дурному расположению, не получишь от него должного, отвечал ему смело и выразительно, что королева, его повелительница, величайшая в христианском мире государыня, равна ему, считающему себя сильнейшим, что она легко защитится от его злобы, не имеет она ни в чем недостатка, чтобы напасть на всякого, кого она или имеет врагом или будет иметь. «Хорошо, сказал царь, что скажешь ты о французском короле или испанском». «Истинно, отвечал посол, я считаю королеву, мою государыню, столь же сильной, как и каждого из них». Тогда царь сказал: «а что ты скажешь о германском императоре». «Такова сила королевы, моей государыни, отвечал тот, что король, ее отец (не очень давно) платил субсидии императору в его войнах против французов».

Этот ответ так не понравился царю, что он сказал послу, что тот не посол и что он выгонит его из комнаты. На это тот отвечал, что царь может поступать по желанию, так как он (посол) находится в его стране, но что он имеет государыню, которая, без сомнения, отомстит за всякую причиненную ему обиду. Царь вдруг приказал ему идти домой. Посол, поклонившись не больше, чем требовал обычай, вышел. Однако немного спустя по выходе посла из палаты, когда гнев царя несколько утих, он говорил стоявшим около советникам многое в похвалу послу за то, что тот не хотел допустить ни одного обидного слова о своей государыне, и высказал при этом желание иметь самому таких же слуг.

Едва посол провел в своем помещении какой-нибудь час, как царь, поняв по особенному поведению посла (он не имеет недостатка в способности право судить), что тот знал, что это был припадок (болезнь) царя, послал к нему своего думного дьяка сообщить, что несмотря на все, что произошло, царь по своей великой любви, какую он питает к королеве, своей сестре, призовет его (посла) к себе и даст ответ на все пункты просьбы; далее этот дьяк с радостью сообщил, что царь окончательно решил отправить знатного вельможу послом к королеве, своей сестре, какого он еще никогда не отправлял, а также, что он решил послать королеве подарок ценою в 3 тыс. фунтов, а посла он удовлетворит при отъезде подарком в 1 тыс. фун., далее этот же дьяк объявил, что на следующий день царь пришлет к нему вельможу для расследования дела об обидах, причиненных ему думным дьяком Щелкаловым и его прислужниками. На следующий день царь прислал Богдана Бельского, главнейшего и самого доверенного своего советника; этот муж расспрашивал посла обо всем, в чем тот считал себя обиженным, дополнил ему недостающее и восстановил справедливость там, где тот был обойден. Немного спустя по уходе этого вельможи, царь приказал давать теперь же новое, более щедрое жалованье на корм послу, чем то, что полагалось прежде, и оно в скором времени принесено было послу думным дьяком, Сав. Фроловым. Корм этот был так обилен, что посол несколько раз просил отменить его, но царь ни за что не соглашался на это.

Роспись нового корма…

Для удобства чтения перечень и объемы продуктов воспроизведены в формате таблицы (здесь и далее, кроме текста Мединского, комментарии редактора выделены курсивом).

Примечание: 1 бушель = 36,36872 л (дм³).

2 бочонка (reathers) соленой капусты, 1 гарнц луку, 10 фунт. соли, на 1 алтын или 6 пенсов восковых свечей, на 2 алтына сальных, 1/4 бочонка (reather) вишневого меду, столько же мамонового, 1/2 галлона горячего вина, 3 галл. сладкого меда, 10 галл. белого, 15 галл. обыкновен. меда, 4 галл. сладкого пива, 15 галл. – простого, 1/2 фунт. перцу, 3 золотника или унц. шафрана, 1 зол. of mase, 1 – мушката, 2 – гвоздики, 1 – корицы. Фуражу: 1 бушель овса, сена и соломы…

Далее автор подробно рассказывает о том, чего удалось добиться британскому послу. Начиная от получения разрешения на отъезд на родину отдельных британских подданных, например, «царскому хирургу Рич. Элмсу», и заканчивая получением различных привилегий для купцов.

На все это последовало согласие, нечто было уже уплачено до отъезда посла из Москвы, старые привилегии были подписаны, новые – написаны, подписаны и скреплены печатью и оставалось только передать их послу в ближайший его приезд ко двору. Как вдруг царь заболел от пресыщения и помер[3]3
  Существует версия о том, что царь был отравлен «коктейлем» из мышьяка и ртути, который давали ему в течение какого-то времени.


[Закрыть]…

(Пер. С.М. Середонина)

Текст воспроизведен по изданию: Известия англичан о России XVI в. // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. № 4. М., 1884.

Путешествие Томаса Рандольфа (1568–1569 годы)
Томас Рандольф

22 июня я со своей свитой взошел на борт «Гарри», стоявшего на Граузендском рейде; моя свита состояла приблизительно из 40 челов.; половину составляли джентльмены желавшие посмотреть свет.

Через день плавания мы потеряли из виду землю; мы взяли курс прямо на Сев., пока не достигли Нордкапа; 12 дней мы плыли под попутным ветром, без бурь и волнений. Поравнявшись с Нордкапом, мы взяли курс на Юг. – Вост., имея на правой руке Норвегию, Вардгуус, Лапландию, но мы не видали до тех пор, пока не подплыли к мысу Gallant; тогда мы плыли между 2 заливов, а на 32 день по отплытии из Гарвича, мы бросили якорь на рейде св. Николая….

23 июля мы вышли на берег св. Николая, здесь стоит монастырь, в котором около 20 монахов; он весь выстроен из дерева; монахи одеты, как и наши прежние, в черные капоры; их церковь красива, но переполнена нарисованными образами и восковыми свечами. Дома их низки, с маленькими комнатками. Живут монахи отдельно, едят вместе, сильно предаются пьянству, не учены, писать умеют, но никогда не поучают, в Церкви торжественны, молятся долго.

При первом моем приходе настоятель подарил мне 2 больших ржаных хлеба, рыб: свежей, соленой, морской и ручной, живого черного барана с белой мордой, это для того, чтобы радушнее встретить меня; затем, пригласив меня торжественно посетить их жилища, они простились с нами. Городка или жилищ около мон. св. Николая нет; только 4 дома, да здание, построенное английской компанией для собственных нужд.

Эта часть страны, большею частью, покрыта лесами, кое-где пастбища и пахотные земли, много рек и необитаемых островов, как и большая часть этой области, по причине зимних холодов. Монастырь св. Николая на Сев. – Вост., под 64° шир. Река, впадающая тут в море, называется Двиной; она очень велика, но с отмелями; берет свое начало за 700 миль отсюда в глубь страны; на ней стоят Холмогоры и много красивеньких деревень с пастбищами, пашнями и водой. Река эта очень красива между высокими холмами с той и другой стороны, не населенными и представляющими с высокими соснами и др. деревьями своего рода пустыню.

До Холмогор 100 верст (по нашему счету 3/4 мили = 1 вер.); в Холмогорах мы прождали 3 недели, нам не позволяли ехать прежде, чем царь не узнает о нашем прибытии. Царь назначил одного дворянина встретить и проводить нас и наблюдать за доставкой нам провизии и всего нужного на его счет. Мяса и напитков отпускалось ежедневно на 2 руб., кроме издержек на воде – на суда, а на земле на 80 почтовых лошадей с 100 телегами для перевозки моих вин и друг. багажа. Холмогоры большой город, весь построенный из дерева, не обнесенный стеной, с разбросанными в беспорядке домами. Население по манерам грубое, одевается крайне просто, за исключением праздников и свадебных дней. Жители, находя выгодным торговлю с англичанами, очень внимательны к ним, но они много предаются пьянству и другим отвратительным порокам. В этом городе англичане имеют собственную землю, пожалованную царем, и много хороших домов с конторами для собственного удобства. О других городах до Вологды я не пишу, потому что они очень похожи на Холмогоры, и жители не отличаются от тамошних. На Двине я ехал до Вологды 5 недель, так как против течения наши суда тащили люди; другого способа проезда здесь нет. Вологда стоить на р. Вологде, впадающей в Двину. Город длинен и обширен, весь деревянный, как и все прочие здешние города. В этом городе царь построил крепость, обнесенную красивыми, высокими каменными и кирпичными стенами. Здесь (как и в других городах) много церквей; некоторые построены из кирпича, остальные из дерева. Много монахов и монахинь; в городе большая торговля, и здесь живет много богатых купцов. Отсюда мы поехали по земле в Москву на почтовых, до Москвы 500 больших верст (1 вер. = 1 мил. нашей). Ели и ночевали в почтовых городках. Страна здесь очень красива: ровная, приятная, густо населенная, пашни, пастбища, много лугов, рек, красивых и больших лесов. В Ярославле мы переехали чрез Волгу, имеющую больше мили в ширину. Эта река берет свое начало из Белого озера, впадает в Каспийское море, удобное для больших, плоскодонных судов, которые плавают дальше, чем у нас. Английская компания для плавания по этой реке в Каспийское море велела построить барку в 27 тонн, такой здесь и не видывали. Постройка, оснащение и снаряжение всем нужным для морского плавания обошлось английск. компании не дороже 100 здешних марок.

В Москву мы приехали в конце Сентября; никто нас не встретил; также никому из наших соотечественников не позволили выйти к нам на встречу, что породило во мне подозрение об ином течении, чем то, которое мы находили здесь до сих пор. Нас привезли в дом, выстроенный царем для приема послов, обширный и красивый на здешний образец. Два дворянина были назначены состоять при мне: один для наблюдения за доставкой нам припасов, и чтобы у нас ни в чем не было недостатка из царского жалованья; другой – чтобы мы не выходили из дому и никто не приходил бы к нам. Оба ничего не опустили из своих обязанностей. Но тот, особенно, который наблюдал за нами, обходился с нами так строго, что не мало причин было нам думать, что какое-либо насилие намереваются учинить нам. Ни прошения, ни просьбы, ни жалобы не могли дать нам ни свободы, ни аудиенции. Больше 17 недель мы прожили так. Царь, наконец прислал сказать, чтоб мы были готовы во вторник 20 февраля, к 8 ч. утра.

Когда наступил час ехать мне ко двору, явились 2 пристава (так они называются), одетые гораздо лучше, чем я видел их раньше. Они пригласили нас ехать и сели на своих лошадей; посол также сел на лошадь, взятую в займы; его свита шла, к своему большому сожалению, пешком. Посол (т. е. я) был проведен в палату, где обыкновенно сидит один из дьяков, в сопровождении двух вышеупомянутых дворян. Я прождал 2 долгих часа, прежде чем меня позвали к царю. Наконец по получении известия, что царь сел, я был проведен дворянами вверх по 2 лестницам в обширную комнату, где, по моему счету, сидело 300 лиц, все в богатых платьях, взятых на этот день из царского гардероба, они сидели на трех рядах скамеек, поставленных вокруг комнаты, больше для придания величественности, а не то, чтоб они были люди знатные или с отличиями. При входе в комнату я поклонился им своей шляпой, что я считал приличным по их сановитому возседанию, важным лицам и богатым одеждам; но видя, что никто не отвечает мне, я накрыл свою голову и проследовал в палату, где сидел царь, здесь в дверях меня приняли от моих двух дворян или проводников 2 царских советника; они представили меня царю и провели на середину палаты, где я был приглашен стать и говорить, что имею сказать. Я чрез посредство своего толмача сообщил цель моего посольства, как я получил его от королевы, моей повелительницы, от которой я прибыл; при произнесении ее имени царь встал и спросил об ее здоровье и положении; по моем ответе на это он пожаловал мне свою руку в знак своего удовольствия; пригласил меня сеть и расспрашивал меня о различных делах. По окончании чего я передал подарок Ее Величества, чрезвычайно большой серебряный кубок, замечательной работы, с награвированными стихами, объясняющими нарисованные на кубке сцены. Когда все было сказано и сделано к его удовольствию (как казалось), он позволил мне и всей моей свите бывшей на аудиенции уходить и поклонился мне наклонением головы, сказав: «за важными делами у меня нет сегодня торжественного обеда; но я пришлю тебе свой обед, даю позволение тебе и твоим свободно выходить из дому, увеличиваю тебе свое жалованье в знак любви и расположения к нашей сестре, английской королеве». Поклонившись, я вышел, провожаемый двумя сановниками высшего звания, чем те, которые представляли меня царю, они передали меня моим прежним дворянам, которые провели меня в палату, где я уже был, и куда ко мне пришел большой боярин (Long duke), с которым я совещался обо всем, а затем возвратился домой. Чрез час после моего возвращения пришел богато одетый боярин, в сопровождении 50 лиц, из коих каждый нес серебряное блюдо с кушаньем, накрытым серебром же. Боярин сначала передал 20 кусков хлеба с собственного стола царя, откушав их, затем передавал мне в руки великое блюдо и отведав всех принесенных им напитков. По совершении этого, боярин и его спутники сели со мной и приняли участие в царском обеде, порядочно всего наелись и не ушли от меня без подарков.

Немного дней спустя царь пожелал говорить со мной секретно и прислал за мной ночью Ближнего боярина; место свидания было далеко, ночь холодная, и я, переменив свое платье на русское, испытал от этого большое неудобство. Я говорил с царем около 3 часов, к утру я был отпущен и возвратился домой, где провел 6 недель, когда снова получил известие от царя, уехавшего на другой день (после свидания) в Слободу, в свой дом отдохновения; по прошествии же 6 недель, что было в начале Апреля, царь возвратился из Слободы и призвал меня к себе. Явившись к нему, я толковал с ним успешно о наших английск. купцах и нашел его столь расположенным к ним, что получил удовлетворение на все просьбы, как относительно больших привилегий, так и др. дел с Ее Корол. Величеством. Отпущенный с полным удовлетворением, я с послом выехал, сел на корабль у св. Николая в конце июня, а в сентябре благополучно прибыл в Англию.

Текст воспроизведен по изданию: Известия англичан о России XVI в. // Чтения в императорском обществе истории и древностей.