Текст книги "Иван IV «Кровавый». Что увидели иностранцы в Московии"

Чтобы захватить, занять и удержать страну – достаточно 200 кораблей, хорошо снабженных провиантом; 200 штук полевых орудий или железных мортир и 100.000 человек: так много надо не для борьбы с врагом, а для того, чтобы занять и удержать всю страну.

Для этого христианского предприятия вашему римско-кесарскому величеству датский король одолжит 100 кораблей, хорошо обеспеченных продовольствием и снаряжением. Причина: великий князь отобрал у него несколько замков и еще намеревается, как только заключит мир с Польшей, отобрать от него (т. е. датского короля) всю Норвегию. И еще: с его братом, герцогом Магнусом, великий князь обошелся не по-христиански.

Другие 100 кораблей охотно одолжит вашему римско-кесарскому величеству Ганза, или поморские города…

Для просвещения императора Рудольфа II относительно Московии Штаден составил ее описание, уточнив, что сделал это «коротко, но беспристрастно». Начинает он с перечня наиболее известных русских князей – преимущественно уже умерших к середине 70-х годов. Рассказывает о деятельности приказов, но приказные люди, которых он упоминает, исполняли свои должностные обязанности только до 1570 года. Многие приказы неправильно названы, указаны имена не существовавших дьяков и т. д. Зато автор «Записок» буквально всех обвинял в служебных злоупотреблениях и казнокрадстве. И ни одного конкретного примера.

Так же мало знал он и опричников. Скорее всего, он и не был одним из них. А был он рядовым служилым иноземцем, имевшим в Москве свое небольшое дело – корчму, которая приносила ему хороший доход. («Записки» свидетельствуют о хорошем знакомстве с данным предметом.) Бежать за границу его, видимо, заставило назначение в действующее войско, отправленное в Ливонию. Воевать немцу не хотелось, поэтому он предпочел покинуть царскую службу и отправиться в Империю. Там сочинением пасквилей на Россию он пытался доказать императору Рудольфу свою нужность.

Из его автобиографии следует, что под видом опричника с отрядом бродяг он грабил русские деревни и села, был весьма нечистым на руку человеком, способным присваивать чужие деньги, был склонен ко лжи, клевете и подлости. Такой человек мог написать полностью клеветническое произведение про царя Ивана Грозного и про порядки и нравы в Русском государстве. Штаден уделил много внимания описанию жестоких казней в разных городах. Ужасы и издевательства над жертвами были им придуманы, чтобы убедить новых хозяев в своей нужности и получить деньги за свою службу.

Удивительно, но в конце не удержался от такого заявления: «Сильно и неоднократно тянуло меня при этом в Русскую землю, в Москву ко двору великого князя». Тут он вряд ли врал – не было смысла.

А между тем с середины 70-х годов XVI века обострившаяся борьба за польский престол заставила Рудольфа увидеть в Иване IV не «зловещего московита», а «дружественного государя». Вектор сменился – появилась необходимость в «хорошем» Иване IV и «хорошей» России.

И такое сочинение вскоре, в июле 1581 года, было написано. «Известия о России» со слов флорентийского купца Джованни Тедальди были записаны одним из представителей католического духовенства. Это произведение было обнаружено в Ватиканском архиве, оно хранилось в бумагах А. Поссевино.

ТЕДАЛЬДИ

Джованни Тедальди – флорентийский купец, который с 1551 по 1565 годы многократно ездил в Москву. Его торговые пути проходили от Нарвы до Астрахани. Бывал он и в Польше при Сигизмунде II и Стефане Батории. На момент составления сочинения о Русском государстве ему было уже 78 лет.

ТЕДАЛЬДИ. ИЗВЕСТИЯ О РОССИИ

Поименованный Тедальди добавил мне, что последний король Сигизмунд так много наговорил ему худого о Московите, что, будучи в Полоцке, он уже подумывал вернуться обратно; но полоцкий воевода, предшественник нынешнего, видя его задумчивым и узнав причину, сказал ему: «не так страшен черт, как его малюют». А между тем Тедальди заверяет меня, что воевода этот был католик и человек с хорошей репутациею!

Кроме того, Тедальди поведал, что этот самый великий князь расспрашивал его, что говорят про него в христианском мире, и Тедальди отвечал, что его считают одним из величайших государей Европы, так как владения его простираются от Ледовитого океана вплоть до Каспийского моря. Но великий князь возразил: «Я спрашивал не об этом, но спрашиваю, что говорят обо мне самом». Тогда Тедальди сказал: «Извините меня, ваше величество, вас считают немного жестоким». Он же тогда ответил: «Это правда, но я таковым бываю для злодеев, а не для добрых».

О тех фактах, что написал против Московита и поныне еще живущий веронец Гваньини, он, Тедальди, во время пребывания своего в Московии ничего не ведал и не слышал, что своевременно и было им выставлено на вид названному писателю.

Однажды Тедальди спрашивал великого князя, почему он не позволяет выезжать из Москвы иностранцам (всего больше у него итальянцев, которых он зовет фрязями и держит за их искусство; за это, по его словам, он их и любит, так что однажды охотно простил каких-то братьев из Феррары, убивших товарища своего старшины), – он ответил, что поступает так потому, что иначе они больше не возвратились бы и что король Сигизмунд, брат его (так он его называл), помешал бы их возврату. Действительно, польский король, когда у него просили позволения об этом, в особенности о позволении отправиться в Московию лицам, посланным от его святейшества, обыкновенно отвечал: «лично я согласен, но необходимо узнать, разделят ли такой взгляд сенаторы литовские». Вот почему с тех пор, как Нарва принадлежит Московиту, ему легче допускать отъезд итальянцев и иностранцев вообще.

Итальянский купец с большим сочувствием относился к Ивану Грозному и России в целом. Одобрял справедливое правосудие – он видел суд и расправу только над преступниками. Хвалил воздержание русских людей от вина, их гостеприимство и отмечал, что не видел тех ужасов, которые были описаны в сочинении Гваньини (напомним, тот заимствовал информацию из «Записок» Шлихтинга).

Автор сразу указывает, что посещал Москву достаточно давно. Он был обласкан великим князем и три года жил за счет казны. Разъезжая по стране, встречал много людей, достойных уважения. Затем без каких либо осложнений вернулся на родину.

Тедальди заметил, что «многое, что распространяют в Польше и Литве про Московита, несправедливо… Неправда, что после взятия Полоцка царь утопил монахов бернардинов». Ложью были и данные о массовой расправе над евреями. Только двое или трое из них были насильственно крещены и утоплены, остальных просто изгнали из города. Итальянец пояснил, что нелюбовь Ивана IV к евреям была связана с одной некрасивой историей, в которой те были замешаны, а не с личной неприязнью к ним царя.

Про ужасы, творимые Иваном Грозным и опричниками, итальянец сообщил, что «ничего этого в Московии он не видел и не слышал». Напротив, он заметил, что государь очень хорошо обращался с иностранными послами, в отличие от поляков, которые не оказывали им должного почтения. В Москве уважали чужую веру, поэтому царь один раз даже выслушал проповедь лютеранского священника, правда, назвал ее ересью. Католики жили в слободе Наливки, и там им разрешали изготавливать и продавать спиртные напитки. Царь с уважением отзывался о папском престоле.

Своих священников русские люди очень уважали. Особое почтение они оказывали митрополиту, который жил скромно, в отличие от Римского папы. Заслугой местного духовенства, по мнению итальянского купца, было отсутствие каких-либо еретических учений в стране. Католическое духовенство, как известно, этим похвастаться не могло.

Тедальди сообщил, что в Москве было немало людей, знавших итальянский язык. Самим итальянцам было позволено ездить для торговли в Персию…

Из его известия можно сделать вывод, что «Записки» Шлихтинга и связанные с ними сочинение Гваньини, донесение Таубе и Крузо и труд Штадена содержали массу недостоверных сведений о Русском государстве, Иване IV, опричнине и русских людях. Что и не удивительно: это были заказные произведения, ставившие целью представить русского царя кровавым деспотом и тираном.

Их сквозной мотив – Грозный вызывает у знати и простых людей такую ненависть, что они ждут освобождения извне. Это должно было полностью оправдать любую агрессию против России и порабощение ее одной из западных стран. Планы нападения на Московию строились в Польше уже в 70-е годы XVI века. Первым осуществлять их начал Стефан Баторий, потом его дело продолжил Сигизмунд III, который поддержал самозванца Лжедмитрия и тем самым спровоцировал Смуту.

В 1578 году Баторий начал активные военные действия против России. В августе 1579 года он взял Полоцк, затем – Сокол. В сентябре 1580 года поляки заняли Великие Луки, Невель и Заволочье и двинулись к Пскову. Одновременно в 1579 году в Новгородские земли с севера вторглись шведы. В мае 1581 года они заняли Нарву, лишив Русское государство выхода в Балтийское море.

В тяжелейших условиях Иван IV искал союзников. На заседании Боярской думы в августе 1580 года решили послать гонцов в Рим к папе и в Прагу к императору Рудольфу. Их хотели привлечь как посредников на переговорах о мире с польской и шведской сторонами.

В Риме русский посланник И. Шевригин был встречен с радостью. Римские папы тоже нуждались в союзниках. В качестве ответного посланника в Москву был избран Поссевино.

ПОССЕВИНО

Антонио Поссевино родился в 1534 году в Мантуе в семье ремесленника. Духовное образование получил в Риме. Кардинал Гонзага взял его к себе секретарем. В 1559 году Антонио вступил в орден иезуитов и начал активную борьбу с протестантами. В 1568 году он даже написал книжку «Христианский воин», в которой призывал убивать протестантов. В 1569 году он принял высший обет ордена и стал ратовать за возрождение инквизиции.

С 1578 года Поссевино занялся дипломатической деятельностью. В 1580 году в Вильно участвовал в диспуте с кальвинистами, встречал в Риме русское посольство во главе с Шевригиным. Когда папа принял решение отправить Антонио в Москву, ему следовало не только стать посредником на переговорах о мире с польской стороной, но и попытаться склонить Ивана IV к союзу против османов и к унии с католиками.

Перед отъездом папский посол ознакомился с сочинениями Герберштейна, Гваньини, Йовия, Кампензе и других авторов.

В конце марта 1581 года Поссевино выехал из Рима. В июне он прибыл в Вильно и стал уговаривать Стефана Батория заключить мирный договор с Русским государством. Получив предварительное согласие, он направился в Старицу, где находился Иван IV. Здесь с середины августа по середину сентября продолжались дискуссии об условиях перемирия. Стороны долго не могли прийти к согласию. Но героическая оборона Пскова заставила польского короля сесть за стол переговоров. В январе 1582 года в Яме Запольском было подписано перемирие на 10 лет. Согласно его условиям, Россия теряла Ливонию и завоевания в Литве.

Поссевино взял на себя функцию председателя заседания во время переговоров. В итоге и русская, и польская стороны остались им недовольны. Сам же посол считал свою деятельность успешной. В феврале он принял участие в публичном диспуте о вере, устроенном в Москве, и 4 марта отбыл на родину.

В Риме Поссевино начал работать над сочинением о Московии. Потом он прибавил к нему тексты «Ливония» и «Трансильвания».

С 1582 по 1586 годы папскому послу пришлось находиться при дворе Стефана Батория, где он принял участие в обсуждении планов по захвату Русского государства. Польский король говорил, что, если он этого не сделает, Россия будет порабощена крымскими татарами и турками. Поссевино поддержал план Батория и даже помог получить от папы субсидию в размере 25 тысяч скуди. Приступить к реализации этого проекта помешала смерть короля в 1586 году.

Вернувшись в Италию, Антонио продолжил заниматься литературной деятельностью. При этом он испытывал интерес к России и пристально следил за событиями в стране. Когда в Польше появился Лжедмитрий I, он стал оказывать ему всяческую поддержку. В 1605 году написал «Повествование о чудесном завоевании отцовской власти яснейшим юношей Дмитрием». Оно было опубликовано в Венеции в том же году.

Поссевино умер 26 февраля 1611 года в Ферраре.

Сочинение «Московия», по мнению исследователей, было написано в 1581 – 1584 годах и вместе с дипломатической перепиской впервые издано в 1586 году в Вильне. Затем в 1587 году и 1595 году – в Кёльне. В 1587 году – в Антверпене, в 1592 году – в Ферраре на итальянском языке. На русском труд Поссевино был опубликован в 1983 году.

Историки по-разному оценивали это сочинение. Ключевский писал: «Достоверного они (иностранцы) сообщают мало, за исключением Поссевино, который сам два раза был в Москве». Другие исследователи называли «Московию» уникальным источником, но отмечали тенденциозность папского посла, плохое знание ситуации, ошибки в изложении ряда фактов и событий.

Иван IV, по мнению Поссевино, был похож на Римского папу, «во всем был велик» и даже носил на голове тиару, как глава католической церкви. Царевич Федор показался ему непорочным юношей, склонным к католичеству. Почему посол сделал такой вывод, неизвестно. Описывая прием посольства Иваном IV, Поссевино заметил, что царь «мягче по сравнению с тем мнением, которое сложилось об его характере». И указал, что «великий князь ищет дружбы с папой и христианскими государствами», хотя титул ни от кого принимать не хочет. Иван IV в реальности не выглядел кровавым тираном и был достаточно мягок и обходителен.

Характерно, что в окружении царя Поссевино называл не тех лиц, которые фигурировали у Шлихтинга, Таубе, Крузо и Штадена. Посол, несомненно, видел реальных людей, которые помогали царю руководить страной. Это князь И.Ф. Мстиславский с сыновьями, Никита Романович Юрьев, Б.Я. Бельский, В.Г. Зюзин, М.А. Безнин, П.И. Головин, братья Щелкаловы и другие. Сочинители же опусов про опричнину, не имея доступа ко двору, пользовались случайными источниками. Поэтому в их перечень попали преимущественно уже умершие или сбежавшие за границу люди. Причем умершие представлены жертвами царского произвола, хотя на самом деле могли скончаться от самых различных причин.

Осудил же папский посол у царя его обычай омывать руки после общения с иностранцами. Хотя эта процедура носила чисто гигиенический характер и была очень полезна в период эпидемий.

Поссевино, вслед за другими иностранцами, отметил, что из России нельзя выезжать без разрешения властей. Указал он и на то, что в стране тогда не было высших учебных заведений – только школы для мальчиков. Заметил, что книги переписывались от руки, типография была только в Александровой слободе. Исследователи же полагают, что книги печатались в это время и в Москве.

Без каких-либо доказательств папский посол заявил, что представители русского духовенства были очень невежественны. По мнению итальянца, греческий в России никто не знал, но латынь была известна многим. Русский язык он не считал славянским, повторив мнение М. Меховского по этому вопросу. Следы влияния «Трактата о двух Сарматиях» очевидны – утверждение, что «московиты произошли от смешения скифов с татарами» и именовались москами.

Часть сведений о Русском государстве Поссевино взял из сочинения Герберштейна. Вслед за ним указал на необычайное трудолюбие простого народа, который работал даже в праздники. Русские склонны к воздержанию, испытывают отвращение к богохульству, хотя и тверды в схизме, угодничество и раболепие впитывают с молоком матери.

Понравились Поссевино благопристойные изображения святых на иконах – без обнаженных частей тела. Отметил папский посол благочестие русских людей и их твердость в вере. Что, по его мнению, создавало большие трудности в распространении католичества.

Поссевино полагал, что для введения в Русском государстве католичества следовало лишь искоренить вымыслы еретиков, т. е. православного духовенства. В Вильно или Полоцке нужно было основать семинарию и готовить в ней католических священников. Проводниками новой веры на первом этапе должны были, по его мнению, стать купцы. Затем следовало отправлять специально подготовленных послов с книгами и священными реликвиями.

Отмечая, что русские епископы постоянно постились, хранили целомудрие и сохраняли облик бедности, Поссевино полагал, что такими должны быть и католические посланцы: в длинной скромной одежде, закрывающей все тело и крест, со степенной походкой, обходительными, умеренными, благочестивыми. Только в этом случае они могли заслужить уважение русских людей.

Папский посол специально оговаривал вопрос о внешнем облике и личных качествах представителей католического духовенства, которых следовало посылать в Россию. У себя на родине они могли одеваться в слишком пышные одеяния с открытыми частями тела, носить крест на поясе ниже живота, вести себя грубо и вызывающе. В Русском государстве, которое европейцы часто называли варварским, все это считалось абсолютно недопустимым. Здесь ценились скромность, целомудрие и степенность.

В общем, сочинения иностранцев, написанные в период правления Ивана Грозного, имели разную степень достоверности.

Англичане стремились достаточно обстоятельно описать Русское государство, его природные ресурсы, товары, которые можно было в нем купить. При этом они пользовались сочинениями других авторов, взяв оттуда целый ряд негативных стереотипов. Но в целом в произведениях англичан обнаруживается много правдивой информации о времени правления Ивана Грозного и крайне мало негатива о нем самом.

Совершенно иной характер носят несколько сочинений немецких авторов о периоде опричнины. Все они были заказными и писались ради дискредитации Ивана IV. Оправдать откровенную агрессию против Русского государства, его захват, разграбление и превращение в колонию либо Речи Посполитой, либо Империи – вот их цель. Достоверной информации писания немцев почти не содержат, полны вздорных выдумок и откровенной лжи. Авторы, которые выдавали себя за лиц из окружения русского государя – переводчиков, опричников, наемников в государевом войске, – были случайными людьми, оказавшимися на территории Польско-Литовского государства и за деньги согласившимися составить свои пасквили на Ивана IV. Сравнение этих сочинений с документальными источниками показывает плохую осведомленность и выявляет откровенную ложь. К сожалению, многие историки, отечественные и зарубежные, используют произведения Шлихтинга, Крузе и Таубе и Штадена как источники по опричнине Ивана Грозного.

На этом мрачном фоне сочинение папского посла Поссевино, на первый взгляд, дает более объективное представление о России Ивана Грозного. Но то, что оно содержало программу насильственного введения католичества в Русском государстве, не может не породить сомнений.

ПОССЕВИНО. МОСКОВИЯ

Великий князь московский Иван Васильевич от своей первой жены Анастасии имел двух сыновей – Ивана и Федора. В первый мой приезд оба они были живы. Ко второму приезду первенец Иван, достигший 20 лет, уже способный управлять государством и любимый московитами, скончался. Говорят, у князя рождались сыновья и от других жен, но впоследствии умирали.

Сведения о смерти Ивана имеют большую ценность. Это обстоятельство достойно упоминания потому, что оно оказало большое влияние на смягчение нрава князя, так что во время наших бесед он многое выслушивал снисходительнее, чем, может быть, сделал бы раньше.

По достоверным сведениям, сын Иван был убит великим князем московским в крепости Александровская слобода. Те, кто разузнавал правду (а при нем в это время находился один из оставленных мною переводчиков), передают как наиболее достоверную причину смерти следующее:

Все знатные и богатые женщины по здешнему обычаю должны быть одеты в три платья, плотные или легкие в зависимости от времени года. Если же надевают одно, о них идет дурная слава. Третья жена сына Ивана как-то лежала на скамье, одетая в нижнее платье, так как была беременна и не думала, что к ней кто-нибудь войдет. Неожиданно ее посетил великий князь московский. Она тотчас поднялась ему навстречу, но его уже невозможно было успокоить. Князь ударил ее по лицу, а затем так избил своим посохом, бывшим при нем, что на следующую ночь она выкинула мальчика. В это время к отцу вбежал сын Иван и стал просить не избивать его супруги, но этим только обратил на себя гнев и удары отца. Он был очень тяжело ранен в голову, почти в висок, этим же самым посохом. Перед этим в гневе на отца сын горячо укорял его в следующих словах: «Ты мою первую жену без всякой причины заточил в монастырь, то же самое сделал со второй женой и вот теперь избиваешь третью, чтобы погубить сына, которого она носит во чреве».

Ранив сына, отец тотчас предался глубокой скорби и немедленно вызвал из Москвы лекарей и Андрея Щелкалова с Никитой Романовичем, чтобы всё иметь под рукой. На пятый день сын умер и был перенесен в Москву при всеобщей скорби.

Отец следовал за телом и (при приближении к городу) даже шел пешком, в то время как знатные люди, все в трауре, прикасаясь к носилкам концами пальцев, как бы несли. Одежду, сшитую по случаю траура, они носили и при нашем возвращении. Волосы их были распущены в знак скорби, они не носили шапочек, обличающих их знатное происхождение. В этом мы увидели дивную милость божественного провидения и справедливости, так как при первом нашем приезде к князю они насмехались над тем, что мы одеты в черное и приехали как бы в лохмотьях (ведь этот цвет им непривычен и служит знаком скорби); теперь сами по случаю траура по умершем Иване они вынуждены им пользоваться, и не осмеливаются заикнуться об этом.

Что касается прочего, то князь, созвав думу, сказал: по его грехам случилось, что Иван умер, были некоторые другие обстоятельства, которые давали повод сомневаться, будет ли власть прочной, если она перейдет к младшему сыну Федору. Князь потребовал от бояр, чтобы те подумали, кто из наиболее знатных людей царства мог бы занять место государя. Они ответили ему, что не хотят никого другого, кроме того, кто остался в живых, – Федора, потому что им нужен тот, кто является сыном государя. Они убеждали его снять с души скорбь, и, хотя он объявил, что примет монашеский чин, пусть он оставит это намерение, хотя бы на время, пока дела в Московии не станут более прочными. Бояре держались того мнения, что о подыскании другого он говорит для того, чтобы узнать настроения, и, если бы он заметил, что кто-нибудь обратил внимание на другого, то и он, и тот, который пришелся ему по душе, расстались бы с жизнью.

Каждую ночь князь под влиянием скорби (или угрызений совести) поднимался с постели и, хватаясь руками за стены спальни, издавал тяжкие стоны. Спальники с трудом могли уложить его на постель, разостланную на полу (таким образом он затем успокаивался, воспрянув духом и снова овладев собой). Однако некоторые не переставали обдумывать разные варианты, кто же, наконец, мог бы быть наследником, если бы что-нибудь случилось с Федором, так как не было из этого рода другого и 30 лет оставалось свободным место конюшего, которому эта власть могла быть передана (как наместнику).

После смерти Ивана князь, отдаваясь слезам, одетый в полный траур, приказал тем послам, которые отправлялись вместе со мной к вашему святейшеству, не выдавать другой одежды, кроме черной, хотя и шелковой. Во всем его царстве (и особенно при дворе) тот же вид, заупокойная служба, корона снята, и, если кто-нибудь блистал другой одеждой, едва ли она была великолепной.

Во все монастыри он разослал много денег на спасение души сына. Кроме того, с Ахматом, не то турецким послом, не то наместником, который был в Москве в течение трех лет, потому что войско польского короля бродило и дороги для возвращения были небезопасны, он послал двух московитов к патриархам и в восточные монастыри, дав им по 10 тысяч рублей (рубль ценится немного больше двух крон) на раздачу милостыни и чтобы получить утешение по смерти сына. Ведь каждые три года к ним же на Восток он посылает деньги, так как русские там почерпнули в старину знакомство с греческой верой, которую имеют и сейчас, хотя уже во многом расходятся.

Затяжная Ливонская война ослабила Русское государство. Оно стало объектом откровенной агрессии со стороны соседних держав – Крымского ханства, Речи Посполитой и Швеции. Одновременно нашими врагами велась информационная война. Негативная информация об Иване IV и русских людях буквально наводнила Европу к концу XVI века.