Текст книги "Древний Рим"

Книжные свитки

По мере того как культура римлян, да и вообще многих латинян, росла, они потянулись к книгам… Уже во II–I вв. до н. э. в Риме появились первые частные библиотеки. Обычно книги доставались полководцам вместе с награбленными сокровищами. Луций Эмилий Павел после победы над македонцами перевез в Рим книжное собрание македонского царя Персея. Сулла отправил из Афин в Рим часть библиотеки Аристотеля, принадлежавшую Апелликону с острова Теос. Появились и публичные библиотеки. Такую библиотеку вздумал создать еще Цезарь, поручив это дело Марку Теренцию Варрону. Смерть его помешала тогда строительству. Несколько десятилетий спустя к проекту Цезаря вернулся Азиний Поллион, который и основал такую библиотеку при храме Свободы на римском Форуме. Октавиан Август открыл свою библиотеку на Палатине при храме Аполлона в 28 г. до н. э., хотя та сильно пострадала при пожаре Рима (64 г.). И хотя библиотеки часто горели, все же к царствованию Константина в Риме насчитывалось 28 библиотек. Существовали библиотеки и в иных городах.

Двустворчатый «книжный шкаф» для папирусов

Политики, полководцы, сенаторы и даже императоры стали, что называется, «пописывать». Будущий император Клавдий I в юности написал на латинском языке свою биографию, а также ряд сочинений на греческом – карфагенскую историю и историю этрусков. Но чтобы что-то написать, прежде надо было немало прочесть, а для чтения необходимы книги. Книги же содержатся, как известно, в библиотеках. Витрувий отмечает огромную значимость библиотеки для лиц, занимающихся государственными, научными или литературными делами: «Кроме того, их библиотеки, картинные галереи и базилики должны сооружаться с пышностью, в которой они не уступят общественным постройкам…» О своей библиотеке писал и Плиний Младший. Богатые библиотеки имели в Риме Марк Теренций Варрон, известный ученый-энциклопедист, а также Лукулл, прославившийся не только роскошными приемами, но и весьма ценным и обширным собранием книг.

С. В. Балакович. Катулл читает свои стихи

Литература, разумеется, потребовала немалых усилий и по развитию издательского дела (перепись стихов, трагедий, комедий, басен и т. д.). Известностью в Риме пользовался Спурий Кларан, поставлявший сенату и читавший на публике трагедии Энния («римского Гомера»), стихотворения Катулла, лирику. Иным поэтам платили за рифмоплетство вполне прилично (груды серебра). Особенно популярен был Катулл, нравившийся одинаково знати и простонародью. Правда, чаще уделом поэтов оставалась почти неприкрытая бедность. Катулл, бесстрашный Катулл, бичевавший своими политическими эпиграммами даже Цезаря, писал друзьям:

 
Мой Фабулл! Накормлю тебя отлично
В дни ближайшие, если бог поможет.
Только сам озаботься угощеньем,
И вином, и хорошенькой девчонкой,
И весельем, и острыми словами.
Озаботься всем этим, и отлично
Угостишься, дружок! А у Катулла
В кошельке загнездилась паутина…
 

А. Карраччи. Адонис находит Венеру

Тогда в Риме вошло в моду собирание редких книг. За ними охотились, их бережно хранили, любовно переписывали. Цицерон сообщает в письме Аттику, что получил от некоего Петта множество книг, и в другом письме приглашает того в свое поместье, желая похвастаться своим богатством: «Увидишь удивительный перечень моих книг, составленный Тираннионом…» В библиотеке были как латинские, так и греческие книги. Как и в поздние времена, для иных богачей собрания книг становились предметом накопительства, символом престижа, чтобы пускать пыль в глаза. Таких людей высмеивали Сенека, Лукиан, Ювенал. Ведь представители бедной «римской интеллигенции» не имели средств для покупки книг. Эту столь типичную для всех времен ситуацию и описал Ювенал:

 
Старый ларь бережет сочинения
греков на свитках
(Мыши-невежды грызут эти
дивные стихотворенья).
Кодр не имел ничего…
 

Предпринимаются усилия в направлении создания специальной литературы для детей. Марк Порций Катон, известный оратор, бывший консулом и цензором (184 г. до н. э.), пишет первую римскую историю на латинском языке, создает первую энциклопедию и детскую историю для сына (в них собраны сведения по истории, военному делу, медицине, сельскому хозяйству). Катон прославился тем, что оберегал молодежь от дурных обычаев (попоек, разгула, роскоши). Он говорил, что достойным не к лицу походить на попугаев. Он ввел налоги на роскошь. Кстати, досталось от него и некоторым академикам, во главе с «идеологом» Карнеадом, соблазнявших молодежь дурными мыслями. Китайцы верно говорят: «Воспитание бывает часто личиною, пригодною для того, чтобы скрыть безобразие…»

Антонио Канова. Амур и Психея

Искусство воспитывало в молодежи чувство гордости за свое отечество. В Риме оно служило как воспитанию нравов, так и удовлетворению тщеславия. Это правило демонстрировали оба древних народа – греки и римляне. «Искусство смягчает нравы», – гласил афоризм.

Ф. А. Бруни. Вакханка и Амур. Русский музей

Глядя на древнюю историю, этого не замечаешь, но то, что оно тешило тщеславие и честолюбие сильных мира сего, сомнений нет. Так, римские патриции особенно высоко ценили право оставлять потомкам свое изображение (jus imaginum). Поэтому до нас дошло такое огромное количество скульптур, портретов и гемм. С ростом римского могущества, с притоком все новых богатств Рим стал отстраиваться и разрастаться. Из Греции пришли в архитектуру совершенные художественные скульптуры и фризы. В последние века республики вспыхнула строительная лихорадка. Императоры и вожди ее всячески поощряли. Красс, Цезарь, Помпей воздвигают пышные здания. Богачи и знатные люди стараются перещеголять друг друга. Дом Цицерона стоил 100 тысяч, дом Клодия – 740 тысяч сестерций. Появляется роскошный дворец Августа. При Августе Рим из кирпичного города становится мраморным. Растет и общее число частных домов. Стали создаваться многоэтажные здания (insulae) в 3–4 и даже более этажей. Каждый этаж имел особый вход и лестницу. Так, поэт Марциал, чтобы попасть в свою квартиру, должен был подниматься по трем лестницам. Окна в домах были небольшими, а покои освещались через небольшие отверстия. Дома согревались каминами с помощью теплого воздуха, поступавшего через проложенные в стенах трубы. При этом дым выходил через окна и отверстия в кровле. Пол в домах состоял из смеси земли, извести, камня. И лишь в дальнейшем возникает мраморный пол. На нем изображались цветы, ветви деревьев, животные и даже целые сцены из истории. Примечательна одна из подобных половых мозаик, найденная в 1831 году. На ней изображен эпизод битвы Александра Македонского. Другой образец подобной красочной мозаики – «Капитолийские голуби». Над внешним, передним входом в дом обычно находилась надпись «Salve» («Здравствуй») и висел молоток или колокольчик.

Античная мозаика. Голубки

Искусство и тогда не могло оставаться вне политики, активно участвуя в споре и схватках. В бурную эпоху гражданских войн оно являлось острейшим оружием в политической борьбе. П. Яль образно охарактеризовал художественную жизнь Рима как «войну картин и статуй!». Тот, кто узурпировал власть или рвался к ней, пытались поставить деятелей искусств на службу своим амбициям. В то же время за «опасные» книги и портреты и тогда иных порой преследовали и высылали. Цицерон приводит текст такого указа: «Всякий, кто, храня у себя изображения мятежника и врага отечества, тем самым чтит его, недостоин оставаться в числе граждан». Плутарх рассказывал, как юный Цезарь, заигрывавший с популярами, ночью принес на Капитолий уничтоженные Суллой и вновь им изготовленные статуи Мария. Огромная толпа собралась у них утром. Это была подлинная политическая демонстрация, объектом которой стали портреты погибшего вождя демократов.

Геракл преклоняет колена перед богами Олимпа

Взаимоотношения греков и римлян были весьма далеки от идиллии. Во многих отношениях Рим представлял собой полнейшую противоположность Греции. Если греки с самого начала являли собой пеструю массу свободных, а потому в высшей степени независимых и самодостаточных государств-полисов, то римляне являлись более тесным политическим объединением. Г. Дельбрюк отмечал: «Раздробленные греческие государства либо сохраняли в своем государственном строе нечто косное, застойное (как Спарта), и до нас не дошло о них никаких достоверных известий; или же их кидало от одного коренного переворота к другому, так что, например, для Афин Аристотель насчитывает 11 сменявших друг друга различных образов правления». К тому же Рим во всех потрясениях все-таки следовал неуклонной линии развития. Даже при переходе от монархии к республике, совершившемся революционным путем, сохранилась в значительных чертах основная сущность прежнего государственного строя. Римляне были более привычны (в первые столетия их истории) к более суровым условиям не только обитания, но и службы. Известно, что в Афинах на каждого гоплита (тяжеловооруженного воина) приходился один легковооруженный, а в Риме это соотношение составляло один к трем. В Афинах сопровождающим воина выступал раб, а в Риме эту функцию выполнял гражданин, подлежавший воинской повинности. Рим был скорее, чем Греция, приспособлен к ведению долгих и изнурительных боевых действий. Народ его был воспитан в военном духе. Экономические основы римского государства были лучше приспоблены к существованию на грани войны и мира. Поэтому Греция побеждала в культуре, тогда как Рим оказывался победителем во всех решающих сражениях и битвах.

Одиссей пускается в путь

Разница в типах и идеалах вела к тому, что часть римлян относилась к грекам настороженно. Иные из них считали греческих врачей отравителями, а риторов – краснобаями, сбивающими с толку порядочных людей, философов же – людьми бесполезными для республики. Когда во-след Цицерону кричали «грек» и «философ», это у римской толпы считалось обидным и почти бранным словом. Случалось, что философов и риторов высылали из Рима, а их школы закрывали, как чуждые традициям и установлениям предков. Крайнее эллинофильство резко осуждалось. Политик Катон при всяком удобном случае высмеивал и резко бранил греков, видя в их образовании семена гибели для Рима. Ведь греки учили утонченности в ущерб простоте нравов, изнеженности в ущерб закаленности и здоровью, словесной эквилибристике в ущерб простоте мысли. Греки, по его твердому убеждению, всех развратили своей литературой. Они же испортили и римские нравы. Будучи цензором, он наложил на богатые платья и драгоценности пошлину, в десять раз превышающую их стоимость. По его настоянию из Рима изгнали эпикурейцев Фалиска и Алкея. Вышел и указ сената о закрытии всех театров и изгнании всех риторов. Когда римляне заинтересовались диалектикой, Катон выслал из города греческих послов, ставших преподавать в Риме «зловредную риторику» (в 155 г. до н. э.). Похоже, в позднюю эпоху в тогу Катона решил облечься и Фридрих Ницше. Он восклицал: «Грекам я не обязан подобными по силе впечатлениями; и, говорю это прямо, они не могут быть для нас тем, чем являются римляне. Учатся не у греков – их порода слишком чужда нам, она также слишком текуча, чтобы действовать императивно, действовать «классически». Кто учился когда-либо писать у грека! Кто учился этому когда-либо без римлян!».

Мавзолей в Галикарнасе

Древние говорили: «Пока молод, сердцем чистым словам внимай и вверяйся мудрейшим». Жизнь каждого строго индивидуальна. Время вносит коррективы и планы. Те, кто не смогли выйти из-под опеки предшественников, терпели поражение. Они будут повторять чужие слова, оставаясь переписчиками и пересказчиками чужих мыслей. Истина открыта для всех, но не всем она доступна. Воспитанные в духе опеки и рабского служения люди никогда не достигнут великих целей. Мудрость веков предостерегала против чрезмерного упования на чужой опыт. Каждый из великих народов, греки и римляне, внесли ценный вклад в культуру.

Глава 2. Власть диктаторов и императоров

Одной из интереснейших проблем в истории древнего мира является решение вопроса о том, как и в силу каких причин римское государство, построенное на основах античного народоправства, то есть свободного гражданского строя, и просуществовавшее на этих основах ряд столетий, в результате процесса, длившегося всего несколько десятилетий, оказывается в руках носителей абсолютистской власти и притом не преходяще, как это наблюдается в ряде греческих городов-государств, а длительно. Раз появившись и укрепившись, Римская империя, все более и более выявляющая свое абсолютистское лицо, существует непрерывно ряд столетий, погибая только вместе с гибелью римского государства или, вернее сказать, переживая эту гибель и возрождаясь в новой обстановке и при новых условиях.

М. И. Ростовцев. Рождение Римской империи.

Путь к диктатуре: Сулла, Помпей, Цезарь, Брут

Если Карлейль прав хотя бы частично и история мира это действительно биография великих людей, то историку, писателю, а уж тем более политику или государственному мужу не обойтись без обращения к именам Суллы и Цезаря, хотя нас (да и вас) собственная жизнь волнует куда «больше, чем жизнь Юлия Цезаря».

Сулла – молот, что нанес первый весьма ощутимый удар против Республики… Говорят, он был человеком огромной физической силы. Хотя он и не получил систематического образования, отличался высокой культурой, писал сочинения по естественной истории и якобы знал 22 языка. События, приведшие его на вершину власти, развивались так. Римский сенат поручил оптимату вести войну против Митридата. Он разгромил войска противника в битвах за Афины и при Херонее. В первом случае римляне не встретили особого сопротивления. Когда же во время переговоров греки стали напоминать ему о славном прошлом Афин, он рассердился и выгнал послов, заявив, что римляне пришли побеждать, а не слушать уроки по истории. В городе его солдаты вели себя как варвары. Ведь Сулла предоставил им полное право грабить и убивать. Солдаты грабили все, что попадалось под руку. Многих афинян просто задушили. Многие покончили жизнь самоубийством. Сулла присвоил богатства из сокровищницы Парфенона (60 золотых и 600 серебряных талантов), увез в Рим колонны храма Юпитера Олимпийского. Еще худшей участи подвергся захваченный Пирей. Этим дело не ограничилось. От жестокости и жадности Суллы пострадали Делос, Дельфы, Олимпия. Он буквально стер с лица земли целый ряд городов. «С похода Суллы в Грецию началось ее падение и уменьшение ее народонаселения, – открыто писал Г. Финлей. – Опустошения, произведенные им в Аттике, до такой степени уничтожили там всякую собственность, что Афины с тех пор утратили не только свое политическое, но и торговое значение. Раса афинских граждан была почти совсем истреблена, а права гражданства перешли к новому населению, состоявшему из массы разнородных поселенцев». Хотя Сулла оставил Афинам как союзному государству свободу и автономию, но это была лишь призрачная свобода. С тех пор Греция исчезла как самостоятельная национальная сила, став добычей тиранов и пиратов. Отныне ее судьба решалась Римом и Востоком.

Диктатор Сулла

О том, как действовал Сулла, писал и Аппиан… Когда его войска ворвались в Афины, началось ужасное и безжалостное избиение: «Ни бежать они не могли вследствие истощения, ни пощады не оказывалось ни детям, ни женщинам. Сулла приказал всех попадавшихся на пути избивать, в гневе за их поспешный и нелепый переход на сторону варваров и раздраженный их неумеренными оскорблениями. Очень многие, услышав об этом приказе, сами бросались к убийцам, чтобы они скорее выполнили свое дело. Лишь у немногих хватило сил добежать до Акрополя. Сулле удалось остановить пожар города, он отдал его на разграбление войску. И римские воины во многих домах находили человеческое мясо, приготовленное для еды. На следующий день Сулла продал рабов. Гражданам, которые в течение прошлой ночи не успели быть убитыми, – их было очень мало, – он объявил, что дарует свободу, но право голосования, камешками ли, поднятием ли рук, он отнимает, так как они воевали с ним, но их потомкам обещал вернуть это право. Так в полной мере беды постигли Афины. Сулла поставил гарнизон в Акрополе, так как Аристион и бежавшие сюда вместе с ним под гнетом голода и жажды в скором времени сдались. Из них Аристиона и его свиту, равно и тех, которые несли какую-либо официальную должность и совершили что-либо против того, что было ранее установлено, когда Эллада была завоевана римлянами, – этих Сулла наказал смертью; других же он пощадил и установил для всех них законы, близкие к тем, которые раньше были определены им римлянами. Из Акрополя было вывезено золота около сорока футов, а серебра – около шестисот. Но эти события в Акрополе произошли несколько позднее» (Аппиан Александрийский). Но Сулла говорил, что прекратил разграбление Афин, сказав, что «милует живых ради мертвых».

Митридат VI Евпатор, царь Понта

Удачливый военачальник, успешно закончивший войну против Митридата, царя Понта, и заключивший с ним Дарданский мир (85 г. до н. э.), он был подготовлен к роли диктатора. Сулла уничтожил 200 тысяч воинов Митридата. В глазах римлян это был типичный восточный деспот, весьма жестокий и коварный. Он приказал убить тетрархов Галатии, своих верных друзей. Пригласил на банкет с женами и детьми и всех их уничтожил. Италиков он убивал повсюду, несмотря ни на возраст, ни на пол. При оценке этой очередной схватки Рима с Азией надо учесть, что Митридат в глазах многих обитателей Малой Азии выступал в роли освободителя, ибо освобождал подвластные Риму территории и города. Когда же он стал терпеть поражения, те вновь становились зависимыми от Рима. Рабы должны были вернуться к ненавистным римским хозяевам. Борьба с ним стала для Суллы важной ступенью на пути к венцу императора. В результате побед Суллы были созданы еще 44 фискальных округа, для разверстки и получения налогов. Союзники Рима – Хиос, Лиция, Магнесия, Родос и другие – объявлены свободными и исключены из каких-либо фискальных и военных обязательств. Ряд городов получили почетные грамоты. К диктатуре Суллу подталкивала не только война с Митридатом VI Евпатором (120—63 гг. до н. э.), но и политическая обстановка в самом Риме. Суллу оскорбило то, что его, победителя Митридата, ждал не триумф, как следовало бы предполагать, а преследование со стороны сената Рима. Тот осмелился поставить его вне закона. Диктаторы появляются в том случае, когда социальные силы в обществе разделены или расколоты столь глубоко, что не в состоянии выполнить ключевые задачи нации и государства. В схожих условиях произошло и призвание Цинцинната к власти диктатора.

Дж. Б. Тьеполо. Призвание Цинцинната к власти диктатора

История превращения Суллы в диктатора довольно тривиальна. Победы дали ему власть и поддержку войска. Так он стал «солдатским императором». Этим титулом солдаты приветствовали вождя-победителя на полях сражений. Нравы тогда были жестокими и соответствовали времени. Для празднования триумфа надо было убить в сражении не менее 5 тысяч врагов. По подсчетам Р. Вернера, за период с 435 г. по 350 г. до н. э. из 19 назначенных из-за внешней войны диктаторов 11 справляли триумф. В воздухе носилась идея диктатуры. Власть в столице из-за непрекращающихся гражданских смут и убийств пошатнулась. Не останавливаясь перед чудовищными преступлениями, претенденты на власть рвали друг у друга собственность, деньги, земли и посты. Путем проскрипций тогда делались огромные состояния. Сулла был умелым демагогом. Формально он вроде бы даже ратовал за демократию. Состав сената увеличил с 300 до 600 членов. На деле это был оплот олигархов и плутократов (как и Ельцин в России). Сулла фактически уничтожил опору реальной народной демократии, ограничив права народных трибунов. Он создал себе опору в лице 10 тысяч рабов (корнелиев).

Гай Марий – полководец Рима

Дав свободу этим элементам, он манипулировал ими, как манипулировал Ельцин коррумпированным чиновничеством и полууголовным сбродом. В конце концов он восстановил олигархическую республику, на деле выступая в роли монарха при этом строе. Что же касается господ сенаторов, то они исполняли при нем роль говорящих и голосующих статистов. Российский правовед и социолог Б. А. Кистяковский писал: «Со времени Суллы сенат оказался обладателем государственной власти, но лишился авторитета; «он имел право приказывать, но его приказания не имели силы». Ему были противопоставлены авторитеты или заговорщиков и революционеров, как Катилина и Спартак, или новых повелителей, как Красс, Помпей и Юлий Цезарь. Наконец, после возникновения принципата римский сенат утратил и авторитет, и власть, которые оба перешли к императорам. Но в правление неспособных императоров к сенату снова возвращалась тень былого авторитета». Примерно в таком же духе складывалась судьба сената и в России.

Сцены из римской жизни

Естественно, при нем крупные собственники вконец распоясались… Соперник Суллы Марий выстроил роскошную виллу в Кампании. Власти открыто занимались спекуляциями, вовлекая в сей бизнес своих детей и родственников. Дочь Суллы Корнелия купила виллу Мария за 75 000 денариев и продала ее за более чем 500 000 денариев. По данным тех, кто смог пережить семь лет гражданской войны, властью было роздано около 2,5 миллиарда сестерциев. В Италии брали всё, что плохо лежит (точно как у нас, в России). Марк Лициний Красс обладал 200 миллионами сестерциев, однако не желал считать себя богачом на том основании, что не мог содержать армию на годовой доход. Страну грабили те, что пришел к власти на волне народных чаяний и надежд. В Риме марианцы пытались сопротивляться, но офицерам и солдатам надоела власть демократов в столице. Явившиеся в армию их парламентарии были растерзаны солдатами на месте. Ненависть к былой власти была всеобщей. Ее никто не хотел защищать. В ходе гражданской войны произошел передел собственности среди римской аристократии. Это, так сказать, «материальная подкладка» любой гражданской войны и любых реформ.

Знаменосец с портретом императора и воин с орлом

Одержав ряд побед в Азии и Греции, Сулла вернулся в Италию. Он ввел режим неприкрытого террора. По некоторым данным, при нем перебили 90 сенаторов и 2600 всадников. Приближенные Суллы, его солдаты и вольноотпущенники, устроили кровавый передел имуществ казненных (таким путем многие из них стали богатыми). Целые города были отданы им на разграбление. И Сулла стал первым, кто составлял списки приговоренных к смерти, назначал подарки тем, кто их убьет, деньги – кто донесет, наказания – тем, кто приговоренных укроет. В 82 г. до н. э. впервые был принят закон, по которому Суллу назначили диктатором с неограниченными полномочиями на неопределенное время. Такого Рим еще не видел. Поэтому он сумел так легко прибрать Рим к рукам. Республика погибла. «Как только потребность в общем для всех законе и праве исчезает из сердца народа, на место закона и права становится отдельный человек. Поэтому люди не замечают тирании даже тогда, когда она уже наступила». Тирания Суллы, это надо учесть, стала ответом на другую тиранию. Марий-младший хотел бежать из Пренесте, где укрывался, но, узнав, что все выходы охраняются, предпочел покончить собой. Когда находящемуся в Риме Сулле принесли голову молодого «демократа» Мария, тот произнес по-гречески: «Надо сначала научиться грести, прежде чем держать руль» (Ф. Инар). Стоило бы это сказать в XX в. и «головам демократов» в России, тогда мы ныне не стали бы жертвой стольких трагедий.

Представления на Колизее

В столице диктатор устроил всё по своему желанию. Не было и речи о каких-либо законах, голосованиях и выборах по жребию. Римляне «от страха дрожали, попрятались, безмолвствовали», воздвигли конную статую с надписью: «Статуя Корнелия Суллы, счастливого императора». Это был тиран «не по избранию, а по силе и мощи». Чтобы оправдать свою диктатуру в глазах народа, он заявил собранию, что, по мнению его, Суллы, для Рима в настоящее время было бы полезно диктаторское правление, хотя этот обычай и прекратился 400 лет тому назад. Диктатура эта должна существовать до тех пор, пока римская держава, потрясенная междоусобицами, распрями и войнами, не укрепится. И чтобы у народного собрания не было сомнений в отношении того, кто же должен быть этим диктатором, он прямо заявил, что, по его мнению, именно он, Сулла, в настоящее время будет наиболее полезен для Рима. После долгого периода власти царей, а затем консульской демократии (в течение 100 олимпиад Римом управляли по году консулы) Рим вновь испробовал царскую власть. Многие называли власть Суллы общепризнанной тиранией. О том, что на деле представляла собой его власть, ни у кого не было сомнений: он истребил более 100 000, убил и изгнал многих. С тех пор то, что можно было бы назвать Terror Antiquus, стало обычной практикой Рима.

В Риме это была первая успешная попытка захвата власти с помощью армии, вооруженным путем. Создан кровавый прецедент, который и стал популярен в дальнейшем. Как бы там ни было, Сулла пользовался огромным авторитетом у солдат. В 79 г. до н. э. он неожиданно добровольно уступил власть. Аппиан считал, что диктатор пресытился войнами, властью и Римом, а потому и уступил власть. Такая власть не могла держаться долго. В 78 г. до н. э. он умер, и говорят, был страшен даже после своей смерти. Полагаю, даже противников он удерживал не только террором.

Кто такой Сулла? Одни клеймят его, видя в нем «кровавую руку олигархов». Моммзен, говоря о роли твердой руки, называл его «оплотом олигархов», что не совсем верно, ибо он почему-то ставит на одну доску олигархов и пролетариев. Он пишет: «Став самым абсолютным властелином, Сулла вместе с тем всегда твердо стоял на почве формального права; он обуздал ультрареакционную партию и уничтожил гракховские учреждения, которые в течение сорока лет ограничивали олигархию, т. е. капиталистов и столичный пролетариат, а затем и зазнавшихся военных в своем собственном штабе. Сулла создал для олигархии самое независимое положение, он отдал в ее руки в качестве послушного орудия государственные должности, отдал в распоряжение олигархии законодательство, суды, высшую военную и финансовую власть, создал для нее своего рода телохранителей в лице освобожденных рабов и своего рода армию в лице военных колонистов. А когда дело было завершено, творец уступил место своему творению». Олигархия – дьявольское творение. Однако со времен Суллы многие вожди станут опираться не на деньги, а на армию как на главную силу. В то же время Моммзен отмечал полнейшее отстутствие в нем политического эгоизма и почему-то ставил его на одну доску с Вашингтоном (пример явно неудачный, ибо Вашингтон, как и все политики Америки, крайне честолюбивы).

Другие видели в нем борца с несправедливостью, бюрократией, даже чуть ли не народного мстителя (возможно не без оснований). Инар пишет: «Следовательно, объявляя задолго до окончательной победы то, что он рассчитывает отомстить за всех те, кто был жертвой марианских жестокостей, а также отомстить за Республику, подвергшуюся их лихоимству, Сулла в некотором роде заранее взял на себя возможность повышенного наблюдения за операциями по очистке: он был Мститель, и многие древние авторы свидетельствовали о реальности этой пропаганды. Когда Сулла, победитель, приказал убить Дамасиппа и весь сброд, увеличивший свое состояние на несчастьях Республики, был ли кто-нибудь, кто не приветствовал эту меру? Говорили, что они преступники, что эти мятежники, чьи опасные действия не прекращали тревожить государство, заслуживали смерти. И действительно, радикализация марианского режима в 83 и 82 годах напомнила всем, кто забыл, что он устанавливался на трупах…»

Сулла – личность чрезвычайно яркая и неординарная. В культурном плане он был образованный человек (превосходно знал греческую литературу, философию). Когда один бездарный поэт преподнес ему стихотворный панегирик, он велел дать ему денег с одним условием, чтобы он впредь никогда больше не писал стихов. Как его оценивать? Дело не в том, был ли он холодным и расчетливым честолюбцем (да в политике иных, пожалуй, и не бывает), а вот важнее то, что он привнес в общество, что в нем изменил, как повлиял на судьбы Рима и историческое развитие ойкумены. Понимая всю спорность подобного вердикта, мы склонны считать, что Сулла выступил детонатором накапливавшейся годами народной ненависти к сенату, олигархам и аристократам… Сулла презирал не государственные учреждения, и не людей, а коррумпированных римских чиновников, зажравшихся богачей и правителей. Остерман так пишет о действиях Суллы: «Пожалуй, придется даже признать, что именно это спокойное попрание общепринятых нравственных основ общественных взаимоотношений явилось наиболее серьезным вкладом Суллы в эволюцию общественно-политической жизни Рима. Действительно, впервые в его истории доносительство и убийство политических противников с такой циничной откровенностью оплачивалось наличными деньгами. С неведомым до той поры бесстыдством имущество жертв тут же продавалось с молотка. А гнусное зрелище окровавленных голов, наваленных кучей на плитах римского форума! И, наконец, проскрипции – дьявольское изобретение, породившее отвратительную охоту на людей. А вокруг всего этого – бесчинство разнузданной солдатни, стихия насилия, разбоя, грабежей и убийства граждан, вовсе не причастных к политической борьбе. Да, после Суллы уже все было возможно! Через сорок лет проскрипции будут повторены Октавианом и Антонием в еще более отвратительном виде». Здесь многое верно схвачено и отмечено (в отношении тех, кто стал его жертвой), хотя ничего не говорится о тех, кто в свою очередь были жертвой чуть более мелких тиранов и кровопийц.

Разве не так же нынешние «мудрецы» ломают голову над феноменом Сталина? Ведь он также презирал общепринятые нормы буржуазной «морали», впрочем, как и многих политиков-коллег. В нем также возобладало сатанинское начало, но дело свое он знал: политическая элита боялась его, как огня, и работала как бешеная.

Понятно, что традиционная буржуазная историография (в лице ее корифееев) не могла простить Сулле жестокого обращения с привилегированными кругами римского общества (сенаторами, патрициями и богачами). Вольтер в «Письмах Меммия к Цицерону» (1771), в воображаемых эпистолах якобы обращенных к Цицерону, наряду с признанием заслуг Лукреция и призыва к материализму утверждает: «После Суллы Рим должен был возбуждать жалость мира, бичом которого он являлся. Мы плавали в собственной крови. По всему тому, что я вижу и слышу, я предчувствую: Цезарь вскоре будет убит… И что увидел и создал в течение всей своей жизни сам Цезарь? Он видел и творил несчастных». Так зарождался цезаризм.