Текст книги "И никто не понимал в июле"

– Я вам кто – Шахеризада? – удивился Олег, сразу поняв, что Эля имела в виду «сказку на ночь».

– Скажи честно: с какой целью ты рассказал вчерашнюю историю?

– Никакой цели у меня не было.

– Врёшь. Но, как говорится…

– И, кроме того, – перебил её Олег, – почему ты вдруг решила, что это правда? Я мог всё выдумать.

– Мог. Но тогда у тебя точно была определённая цель.

Эльвира сделала несколько шагов к своей палатке.

– Я вчера пообещала, что разгадаю эту загадку, – внезапно обернулась она. – И разгадала. Но не нашла ничего удивительного. У каждого человека своя глубина подсознательного проникновения в любую тайну, в том числе историческую. Твой дед Василий интуитивно схватывал «замысел», сформировавшийся в умах тех людей, которые творили очередной исторический акт.

– Нет. Ты не права. Первый эпизод и третий ещё объяснимы. Точнее, третий – смерть «вождя» – в твою гипотезу если и вписывается, то не идеально. А второй и четвёртый – никак. Замыслы, конечно, были, но с разных сторон, в том числе, противоборствующих. И к моменту конкретного исторического воплощения этих замыслов зачастую оказывалось, что они и реальные события никак не похожи друг на друга. Исторические события – не всегда результат замыслов. В двадцатом веке это стало очевидным. История богаче человеческой фантазии.

– Да я всё поняла. Мы говорим об одном и том же. Надо только научиться эти замыслы складывать, – Эльвира приподняла руки ладонями вверх, как бы давая понять, что тема исчерпана.

Солнце ушло за горизонт. И море, и степь одновременно смолкли, надеясь отдохнуть перед ночным пиршеством. После второго купания археологи пошли домой. Стерва Эля всё-таки не удержалась и напомнила, что завтра они ожидают переезда экспедиции на берег. Студенты промолчали. ПАФ тяжело вздохнул, смирившись, теперь уже окончательно, с потерей статуса начальника.

* * *

16 июля, 23.41

На середине пути Настя остановилась для того, чтобы вытрясти из сандалий мелкие камешки. Олег поддержал её за локоть.

– Боюсь, что ты была права с самого начала, – сказал он, едва Настя выпрямилась. – «Они» здесь не на отдыхе. Им нужны мы. Слушай и запоминай всё, что они скажут. И… хочу надеяться, что наша с тобой «новая профессия» не станет опасной.

Настя покорно кивнула, будто всё ей было давно известно. Через минуту она спросила:

– А что вы ожидаете от них?

– Не знаю. Единственное, что мне удалось понять – это их заинтересованность в раскопках именно на этой новой площади. Короче, самая правдоподобная версия – поиск артефактов. Возможно, они каким-то чутьём определили место, и теперь постараются втихаря, без нас, что-то там нарыть. Мы – всего лишь законное прикрытие. Возможна и другая версия: заинтересованность во мне. Но я же не Буратино с ключиком за пазухой. Я – обычный историк и обычный археолог.

– Олег Денисович, помните, как-то однажды, дней семь или восемь назад, вы сказали о том, что некоторые исторические события удобно интер-пре…

– Интерпретировать с помощью эгрегоров? – моментально вспомнил Олег.

– Да-да, – оживилась Настя. – Но вы тогда рассказывали о других вещах, а эгрегоров упомянули, когда объясняли, что такое метаистория. Обычно их представляют в виде каких-то монстров. Расскажите о них, но так, чтобы я хоть что-то поняла.

– Вот этих-то «зверушек» я и хочу исключить. Они – порождение нашей фантазии, и потому, в принципе, могут существовать как некая реальность.

– Непонятно.

– Видишь ли, на них держится одна из самых популярных версий метаистории – именно та, которая нам известна из «Розы Мира» Даниила Андреева. Но эта версия мифологическая. А мифология без науки, точнее, без философии, выглядит не совсем убедительно. Индусы в своё время нашли непротиворечивый синтез, как дом с двумя фасадами. Один – ведическая мифология, другой – ортодоксальная философия, например, веданта, самая красивая из индийских философий. Входи с любой стороны. Но философскую сторону главной идеи лучше выразил не Андреев, а Тейяр де Шарден. Он был теософом и потому обошёлся без эгрегоров.

– Олег Денисович, – неожиданно осмелела Настя, – вы ведь преподаватель университета; вы должны говорить понятно.

– А ты слушай и не перебивай. Идея в конечном итоге одна: мы творим историю сами и несём за неё ответственность. В полной мере. Но это внешняя сторона. Мы как бы повторяем одну из аксиом исторического материализма. А вот существенная сторона этой идеи не зря напугала религиозных ортодоксов, потому что Бог, или Мировой разум, как и всё в мире, изменяется, совершенствуется. И в этом процессе участвуем мы. Пока понятно?

– Да.

– А вот теперь о том, кто такой эгрегор. Можно его представить как обычного паразита, который формируется из наших мыслей и, в большей степени, из желаний и опасений. Есть якобы энергоинформационное поле, и в его низшем слое и существуют все эти «монстры». И, хотя они всецело зависят от людей, очень нас почему-то не любят и всеми силами стараются подчинить нас своей воле. А воля эгрегора – это некая, сотворенная нами, людьми, идея… Чувствуешь противоречие?

– Да. Получается замкнутый круг.

– Именно так. Созидатели все-таки мы, но мы все разные. И вот, наконец, мы подошли к главному. Если мы сами создаем какие-то зависящие от нас и, в то же время, отделённые от нашего разума существа, то кто такой Бог? Он – только такой, каким мы Его себе представляем? Или Он абсолютно независим от нас? Как мы вообще формируем сейчас всю эту иерархию? Индуктивно, от частных проявлений надчеловеческого разума к общему? В этом случае эгрегор – заурядный языческий идол, смахивающий на рядового древнегреческого бога, некий кирпич в строительстве грядущего монотеизма. Или же мы, принявшие на веру существование Высшего Разума, отказываем эгрегорам в реальной, побуждающей нас к созиданию, силе, поскольку он – действительно паразит, не имеющий с Богом ничего общего? Индусы-то эту задачу разрешили. У них Бог пронизывает «всё», он присутствует везде. Он – невидимый, непостижимый – имеет свои эманации, скажем, личных представителей, которые «нисходят» до образа реального человека. И, в то же время, никто не запрещает Богу, как в классической демократии, получать информацию «снизу» и изменять свои решения.

Прервав объяснение, Олег понял, что они стоят на месте.

– Уже первый час, – напомнила Настя. – Погода меняется.

– Что меняется? – не расслышал Олег.

– Погода.

– Вот и хорошо. Кончится эта духота… Слушай, Анастасия, может быть, действительно на берег переедем?

– Давно пора.

– Значит, решено. ПАФ уже спёкся; думаю, в глубине души он тоже хочет на море. Где разобьём лагерь? На нашем пляже?

– Нет, мне больше нравится место наверху, чуть правее от «них».

– Западнее? Но там береговой обрыв круче. Он опасный.

– Почему?

– Если будет продолжительный дождь, там может случиться оползень или обвал. В этом деле у меня опыт есть.

Настя не ответила и, понурив голову, пошла на свет лагерных фонарей.

* * *

17 июля, 7.40

Вопреки опасениям, Олег выспался идеально. Бессонница одолела лишь Анну Георгиевну; она всю ночь о чём-то размышляла и устроила один перекур – как раз перед рассветом. Она даже хотела поделиться своими мыслями, но, увидев чересчур бодрого начальника, махнула, в прямом смысле, на него рукой.

– Переезжаем на берег! – провозгласил Олег к восторгу собравшихся на завтрак коллег. – Уверен, что Павел Фёдорович втайне желает того же. Место выберет Анастасия. Кстати…

Олег заметил, что Настя украдкой зевает.

– Неужто после твоего исчерпывающего заявления может быть какое-то «кстати»? – покосилась на него Анна Георгиевна.

– Кстати, о погоде, – Олег повернулся к Никите. – Что нам сегодня обещают синоптики?

– Усиление ветра и небольшое понижение температуры. Возможны непродолжительные осадки.

– Замечательно! Сразу после еды Никита, Костя, Андрей и я – на погрузку-разгрузку. Четверых хватит. Кое-что можно перевезти днём или вечером.

После завтрака Олег «отсёк» Настю от толпы, идущей на раскоп.

– Ты куда намылилась? Я же сказал, что место покажешь ты.

– Ага, – Настя развернулась, как дистанционно управляемая кукла, и так же машинально двинулась назад.

– Да погоди ты! – прикрикнул на неё удивлённый Олег. – Что случилось? Не проснулась?

– Не выспалась, – ответила она. – Всю ночь думала.

Олег чуть было не бросился извиняться за то, что опрометчиво нагрузил юную леди непосильной работой.

– Подожди, – повторил он и для верности взял Настю за совершенно сухую холодную ладонь. – Что ты надумала?

Настя остановилась.

– Слушайте! – чётко сказала она. – Я не верю вашей Эльвире. Она всё видит и всё понимает. Ну, не совсем всё, но почти… А Вадим… у него взгляд человека, который не знает жалости. Он какой-то непрошибаемый. Как чугун. В нём не чувствуется ни единой слабости. Короче, идеальный киллер…

– Вот-те на! – присвистнул Олег. – А остальные?

– И остальные…

– Даже Арнольд?

Настя пожала плечами.

– Ясно… Ну, что? Пора ехать? – с некоторым сомнением спросил он.

– Подождите, это не всё. Они вам что-то готовят. Может быть, ловушку.

Олег посмотрел Насте в лицо.

– За что? – не веря своим ушам, тихо спросил он.

– Не знаю. Думайте сами.

– Но откуда ты это взяла?

Настя осторожно выдернула свою руку и отвернулась.

– Я хочу, чтобы с вами ничего плохого не произошло.

– А что ж ты не воспротивилась нашему переезду на берег? Ведь этот переезд, если верить тебе – тоже замысел Эльвиры.

– Да какая разница – здесь или там? Неужели вы думаете, что мы чем-то можем им помешать? И потом… вы уже сами от неё…

Действительно, едва услышав последние слова, Олег с отстранённым удивлением сознался: предупреждения Насти уже не заставят его ни на йоту «отдалиться» от Эльвиры. Поздно… Вадим – дело другое; он не вызывал особых симпатий, и воспринимать его в роли некой персонифицированной опасности оказалось несложно.

– У нас начинает вырисовываться интересное противостояние, – словно разговаривая сам с собой, произнёс Олег. – С «той» стороны – экстрасенс Эльвира, с нашей – экстрасенс Настя… Кто же она, Эльвира? Вообще-то, с таким именем женщина не может не быть… если не колдуньей, то хотя бы мистически одарённой личностью.

– Она – мастер спорта по фехтованию, – неожиданно «подбросила дров» Настя.

– Сама сказала?

– Нет. Арнольд.

– Верю. Более того, я буду удивлён, если она однажды не признается, что в детстве продырявила кого-то шпагой. Вернее, не кого-то, а идейного противника. Кроме того, мы ещё узнаем, что она чемпионка Сумской области по стрельбе из лука.

Все палатки и часть кухонной утвари уже покоились в багажниках. Костя, обиженный невниманием начальника, скромно стоял у готового к отъезду джипа. Никита и Андрей с детским азартом запихивали в «Волгу» табуретки, поминутно наклоняясь, как большие знатоки техники, и проверяя рессоры.

– Хватит, пока хватит! – остановил их Олег. – Берите Настю – и в путь! Она останется там.

– Так она будет место выбирать? – нажав на слово «она», поинтересовался Андрей.

– Да. Прошу ей не преко… – неожиданно запнулся Олег и с ужасом понял, что без видимого повода скопировал Элю. – Короче, слушайтесь её.

После отъезда двух машин Олег стал в одиночку загружать маленький джип. Десяти минут оказалось достаточно, чтобы забить его под крышу. То, что осталось, могли спокойно увезти Никита и Костя вторым рейсом.

Олег повёл машину на берег. Едва успев переключиться на вторую передачу, он увидел знакомый джип. Вскоре они поравнялись.

Из окна высунулся Арнольд.

– Приветствую ваше решение, – подняв в знак одобрения левую руку, сказал он. – У нас опять большой улов, так что приходите на обед.

– Принято, – ответил Олег.

– Эля на берегу. Она, кстати, была уверена, что как раз часам к девяти вы начнете ставить лагерь.

– А вы куда? – оторопел Олег.

– На раскоп! Там сейчас самое интересное! – зеркально удивился Арнольд, но тут же усмехнулся. – Впрочем, если она не захотела сегодня ехать, то не «самое».

Олег неопределённо кивнул головой и нажал на газ.

* * *

17 июля, 9.46

Настя обосновалась «наверху», в сотне метров от стоянки столичных машин. Чтобы спуститься к морю, надо было пройти метров двадцать и сбежать вниз по промоине. Единственное неудобство – хорошо накатанная колея по-над обрывом. Близится август – а в последний летний месяц, как помнилось Олегу, народ наезжал сюда часто и, бывало, толпами. Но здесь всё же лучше, чем на «материке». Море не просто видно и слышно – оно ощущается всеми органами чувств. И несколько чахлых кустиков, которых никто не заприметил ранее, тоже включились в морской ансамбль, ритмично шелестя при лёгких порывах бриза.

Палатки установили моментально. Осталось забить несколько боковых колышков. И опять, как в «степи», лагерь повторил своими очертаниями некую устойчивую композицию, будто сама крымская почва через века воспроизводила один и тот же исторический архетип, как послойно нарастающий коралловый остров.

Хмурая Настя забивала последние колья. Никита и Андрей поехали за второй партией снаряжения. Олег хотел помочь Насте закрепить оставшиеся три палатки, но с удивлением обнаружил, что ноги несут его в другую сторону. «Давно ли я влюблялся до такой степени, чтоб ноги не слушались головы?» – хотел пошутить он над собой, но не успел даже усмехнуться. Эля «материализовалась» как раз над той промоиной, куда боком двигался Олег. Настя по-совиному посмотрела на них и отвернулась.

– Удачно выбрано! – крикнула, не здороваясь, Эльвира. – А наш будущий министр, представьте, захотел продлить отдых ещё на три дня. Не возражаете?

– Так теперь вроде бы не вы к нам, а наоборот. Это вы можете возразить, если захотите.

– Не дождётесь! У нас, кстати, на обед уха. Приглашаем всех. Придёте?

– Да; и Арнольд может подтвердить, – серьёзно ответил Олег. – Я должен сделать второй рейс. Если хочешь, поедем вместе.

– А Настя?

– Она охраняет лагерь.

– Нет. Я думаю, не стоит. Пусть «мужички» там поковыряются. У Арнольда снова появился азарт, как в молодости. Ему полезно… Знаешь, я хотела тебя спросить…

Настя громко чертыхнулась, ударив себя по пальцам. Видимо, она пыталась одновременно заниматься несовместимыми делами – забивать колышки и вслушиваться в интересующий её разговор. Эльвира едва заметно улыбнулась. Она стала говорить громче и отчётливей, и одновременно, взяв Олега под руку, повела его в «тень» от стоящего поодаль джипа. Теперь Настя не слышала их и почти не видела.

– Предположим… нет, это уже очевидно, что вы раскопаете остатки стен, – с нотками таинства в голосе начала Эльвира. – Наверняка найдёте какие-то артефакты, и не только керамику, но и металл. А дальше? И для чего? Пересмотр хронологии? Новые представления о киммерийской культуре? Я, как видишь, максималистка. Мне неинтересно ковыряться в земле ради уточнения датировок. Я согласна на пересмотр истории. Не меньше. А ты?

– Я тоже. Но без «банальностей», которые тебе не по душе, революций не будет. Впрочем… видишь ли, я не ставил революционных целей и даже не надеялся на такую возможность.

– То есть, ты ехал с желанием «поковыряться»? Но это же не цель.

– Эля, жизнь – это цель?

– Нет.

– То же и здесь.

Эльвира разочарованно вздохнула.

– Что-то в тебе не совпадает, – сказала она и повертела перед носом указательными пальцами обеих рук, как бы взвешивая «правое» и «левое». – По-моему, ты недоговариваешь.

– Возможно.

– Надеюсь, тут нет прямой связи с моей персоной? – Эльвира стала медленно подбираться к Олегу. – Что стоишь? Кажется, ты хотел ехать?

Однако он не тронулся с места. Между ними оставалось не более полушага. Не отрывая сосредоточенного взгляда от чуть прищуренных глаз Эльвиры, Олег резким движением обнял её чуть ниже груди. Она не ответила ни словом, ни мимикой. Но когда он, секунду помедлив, с силой прижал её к себе, Эля привстала на носки и обхватила руками его шею.

– Олег, Олег, – будто с сочувствием тихо произнесла она. – Я ведь теперь могу делать с тобой всё, что захочу.

– Делай… только «захоти».

Под шум подъезжающего джипа Эльвира впилась губами в его горящее лицо.

* * *

17 июля. 12.54

«А ведь дождь-то будет», – неожиданно подумал Олег, вслушиваясь в непривычные звуки степи и моря. Перистые облака он заприметил ещё вчера вечером, но они были нечёткими и лохматыми. Кто их разберёт, что они предвещают. Один раз уже обманулись.

Олег окинул взглядом только что достроенный лагерь и пошёл к спуску на берег.

Итак, его с Эльвирой «застукали на месте». Правда, Настя нырнула в палатку и сидела там, как мышка, а вот не в меру любопытные Андрей и Никита видели ту сцену если не с начала, то уж точно до конца. Олег представил мимику Анны Георгиевны и те выражения, которыми она рано или поздно осчастливит его. Но всё это, по большому счету, ерунда, обычная забава не самых молодых и не обременённых семьями людей.

За половину дня Анна Георгиевна аккуратно просеяла грунт из внутренней части первой кладки. Ничего интересного. Завтра можно браться за вторую и так же аккуратно продвигаться в выбранном направлении. А там что-нибудь обязательно будет. Вот только погода, кажется, на этот раз шутить не станет. Ветер постанывал и вздыхал, будто выбирая позицию для решительной атаки.

ПАФ и Евгений сидели на берегу с ложками в руках. Алька и Костя уже вылезали из моря. Купание почему-то было недолгим. Нырнув, Олег понял причину. Вода пузырилась больше обычного и выталкивала его назад. Казалось, море захотело быть самим собой, без грязи и даже без лишних свидетелей, бесцеремонно обсевших его берега. Оно готовилась к очищению.

– Ты, как всегда, к «шапочному разбору», – громко объявила Эля, когда Олег подошёл к котелку. – Видишь дно? Придется от своей пайки оторвать.

Арнольд нахмурился; Станислав, напротив, заулыбался.

– Не надо геройствовать, – ответил Олег. – Если честно, то мне есть неохота. Видимо, будет дождь и ветер. А палатки у вас стоят хреново.

– И что нам делать? – мелодичным голосом спросила Марина.

– Укрепить. Или снять совсем.

– Как снять? А мы куда?

– По джипам. Там надёжнее.

Олег неожиданно встретился взглядом с Настей. Посмотрев пристально на неё, он погрозил ей пальцем.

– Послушайте, Олег, а у вас не возникло подозрение, что природа противится вашему переезду на берег? – спросил Станислав. – Вопрос, конечно, провокационный. Я рад, что вы здесь, но согласитесь, такое стечение событий наводит на некоторые мысли.

– А давайте дождёмся хоть какого-то результата. И тогда решим, правильно мы переехали или нет.

– Вы обратили внимание на то, что наметилась пара идейных оппонентов? – обаятельно улыбаясь, спросила Марина и села впритирку к Олегу. – У них это не первый случай.

– И не последний. Слава всегда против кого-то, – недовольно вякнула Эльвира. – Просто мы привыкли, а Олег ещё нет.

– Боже упаси. Эля, когда я был против тебя, не считая мелких колкостей в твой адрес?

– Никогда. Вот это-то и подозрительно.

Взирая на эту спонтанную перепалку, Олег заметил, что в голосе Эльвиры появились интонации раздражённой Насти. Сама Настя, казалось, с любопытством слушала этот спектакль и не заметила, как ещё одна столичная «фифа» стала моститься к Олегу.

Солнечный свет приобрёл непривычный оттенок. Трудно сказать, что изменилось в нём, и какой именно цвет вырвался из небесной гаммы на землю, но береговой уступ внезапно сгладил все свои серо-коричневые контрасты. Краски урочища стали грубее и скучнее. Никем не замеченная поначалу дымка над морским горизонтом стала понемногу набухать и превращаться в противные хлопьевидные тучи.

– Олег, а почему вы решили поехать именно сюда? Я слышал, что у вас был выбор, – неожиданно спросил Станислав. – Захотелось на море?

– Ага, захотелось, – не желая развивать тему, коротко ответил Олег.

Однако Станислав уже настроился на диалог.

– Меня часто занимает вопрос, который имеет прямое отношение к истории, – продолжил он. – Я ведь и по должности, и по интересу имею дело с людьми, политиками высокого ранга, которые иногда хватаются за голову и чуть ли не в стрессовом состоянии прибегают ко мне. Конкретные факты я опускаю, но, если по существу, то проблем у них две. Первая: почему летит к чёрту обоснованный, многократно и с разных сторон обсчитанный прогноз? Дело касается, конечно, не совпадения или несовпадения социологических опросов с реальными выборами. Там прогноз примитивный. Нет, я имею в виду более сложные логические манипуляции. Например, предполагался один сценарий развития отношений между двумя социальными группами – на деле «проходил» другой. А ведь всё было учтено! Или вторая: как прогнозировать взаимоотношения между двумя государствами, если они, конечно, не находятся в явной конфронтации друг с другом? Иными словами, люди, облечённые властью, выстраивают один вектор своей политики, но очень скоро всё почему-то начинает поворачиваться в неожиданную сторону.

– Интересно, как же вы им отвечаете – тем, кто прибегает за помощью?

Станислав развёл руки.

– Я разбираю ситуацию «по косточкам». Как правило, не нахожу ничего, достойного внимания. Не нахожу того, что мог бы уверенно назвать причиной; и поэтому цепляюсь за какой-нибудь фактик или выискиваю ошибочные, с моей точки зрения, действия «клиента». Но я чувствую, что мои ответы не затрагивают фундаментальных причин этих казусов. И у меня складывается ощущение собственного непрофессионализма.

Олег перевёл взгляд на Вадима и, наконец, вспомнил, что видел его в одной из телепередач. Был ли там Станислав? Кажется, нет; но теперь Олег был уверен, что видел где-то и его.

– Так что вы скажете? – спросил нетерпеливый Стас.

– Честно говоря, я в затруднении. Если вы считаете, что у историка другой взгляд на геополитику, чем у политолога, то, конечно, спасибо. Но… как вы думаете: в чём заключается собственно научная деятельность, или творчество историка? За что они получают звания кандидатов и докторов наук?

– За игру в преферанс, – не сдержалась Эля.

– Вы несправедливы, – вступилась за начальника Настя. – Мы ведь лучше узнаём свою собственную историю.

– Да ни х-хрена мы не узнаём. Больше запутываем и запутываемся.

– Можно мне ответить? – спросил Олег и отхлебнул из кружки остывающий чай. – Раньше мы, как правило, закрывали белые пятна истории и иногда пересматривали её. Теперь всё поменялось. Иногда – и, прежде всего, благодаря археологии – мы открываем что-то в истории и уточняем. Но главное в нашей современной профессии – ревизия и бесконечная реинтерпретация истории. Это не поиск истины, а скорее игра, причём игра с нулевой суммой. Оттого и несостоятельность большинства геополитических прогнозов. Короче, в споре наших прекрасных дам я займу позицию Эли, хотя очень хотелось бы быть на стороне Насти.

– Это потому, что мы устарели, – подала голос Анна Георгиевна. – Мы надеемся, что, перетряхивая раз за разом свою историю, мы приближаемся к истине. Я до сих пор думаю так, но всё чаще прихожу к мысли, что выживаю из ума. Однако скоро мы вымрем – и наши Костя и Женя доведут науку до блестящего абсурда.

– Не понял, – опешил Евгений.

– И не надо понимать, – остановил его Олег. – Боюсь, что Анна Георгиевна права, но… об этом как-нибудь попозже. Мы замахнулись – ни много, ни мало – на мировую историю и забыли, с чего начался разговор. Станислав поставил конкретный и важный вопрос…

Внезапно Олег замолчал. Странно, но почему-то интересная мысль пришла к нему во время разговора, а не в тишине, как это бывает обычно. Спасибо Насте и Станиславу; оба они – каждый по-своему – случайно упёрли его носом в тот самый отличительный знак, который был у провинциального историка Неверова, и которого не было у всех его многочисленных коллег.

* * *

17 июля. 14.11

Олег никогда не считал историю наукой, может быть, потому, что слишком хорошо для историка знал физику и математику. И, когда в интеллигентском мире появилось почти забытое из-за фактического запрета и раздражающее понятие метаистории, отвергнутое, впрочем, всем научным «бомондом», он интуитивно понял, что оно, по меньшей мере, интересно. Будет ли от него польза, поможет ли оно заглянуть в историю глубже, чем при традиционном её изучении, – это, как говорится вопрос. Но уж лучше пробовать, рискуя болезненной ломкой мировоззрения, чем сидеть на пыльных постулатах описательной, не способной к творчеству, науки.

Интересной была фантазия, внезапно допущенная в эту «ортодоксальную святыню». И не надо было пересматривать исторические события, покушаться на достоверность летописей – словом, выискивать несуразицы в логике расшифрованного повествования о судьбах стран, народов и правителей. Надо было изобрести мифического персонажа вроде языческого, – да хоть того же древнегреческого, – бога, не называя его богом – и заставить его, как избранного определенной кастой президента, нести ответственность за все её исторические неудачи и достижения. Впрочем, Олег сразу для себя решил, что метаистория – всё-таки игра. Лишь через пару лет он понял, что игра уже вошла в науку. Странное, конечно, веяние времени, однако – куда деваться? – надо его принимать. Другой вопрос: надо ли «играть»? Он не сомневался, что некоторых молодых историков игра захватит. И ошибся ровно наполовину. Они-то нашлись – молодые и амбициозные, вроде Жени. Но они предпочли игрушки поинтереснее. И безопаснее. Они не захотели усложнять себе жизнь, вторгаясь в незнаковый мир философских и мифологических ассоциаций. Куда проще переставлять кубики в горизонтальном ряду, выискивая новые слова и сочетания знаков, чем строить грозящие обрушением многослойные башни и пирамиды с далеко не очевидными смыслами. Историки увлеклись перетасовкой фактов; за ними следовали логически ожидаемые предположения и выводы – и история с каждым таким кульбитом теряла часть своей земной опоры, превращаясь в модное модельное агентство.

Но захватившая Олега новая идея так же быстро отхлынула от него. Когда объясняешь процесс творения – человеческого общества, самого человека, всего органического мира – велико искушение свалить всё на силы, неподвластные нам. Но если Бог, создающий мир, не требует от человека мучительных поисков объяснения своих творений, то… это недостойно Бога. В любом случае путь от Слова до его воплощения в делах земных – путь преобразований, где действуют те процессы, которые рано или поздно будут подвластны нашему разуму. Можно подойти с другой стороны. Эта сторона интереснее; и ей бы привлечь к себе внимание учёных мужей, а не сказочников – но и тут наука отвернулась от руки, предлагающей помощь. Если набраться смелости, то надо сделать неизбежный шаг. Допустим, что эгрегоры, – этакие нематериальные сущности, которые аккумулируют и унифицируют мыслеформы многих людей, – существуют. Эгрегору, конечно, ещё далеко до языческого бога – слишком уж он несамостоятелен, безволен. Но начало есть. Эгрегор всего лишь низшее звено на пути восхождения человека к вершинам идеального. И если пойти в своих рассуждениях дальше, то… придется сказать, что мы творим Бога. Или «бога»? Олег тоже пытался выстроить свой фасад на этом чуждом и непривычном фундаменте. Получалось неубедительно, но однажды он догадался, в чем заключается главный порок метаисторического «конструирования».

В основе метаистории – и именно так объяснял её суть Даниил Андреев – лежит разделение истории на содержание и форму. Исторический процесс, или то, что мы изучаем всю жизнь, начиная со школы, – это форма. Сторонники андреевского понимания метаистории считают инобытийные силы активной, содержательной стороной исторического процесса. Правда, сам автор пытался найти достойное место и человеку – личности творческой, наделённой свободой и волей. Но такая личность пасовала перед демиургом и, одновременно благоговея перед ним, им же и стеснялась.

Нет, пожалуй, и эгрегоры, и прочие нематериальные сущности, стоящие выше их в «небесной иерархии» – тоже формы, сверкающие отраженным от Земли светом. Это замечательные по своей яркости и цельности образы, которые удобны и для веры, и для логических манипуляций. Зачем, например, географы и экономисты изобрели экономические районы? Да только затем, чтобы заменить бесконечное множество бесконечно разнообразных предприятий небольшим числом районов, которые занимаются производством одного, двух, пяти, пусть даже десяти, но никак не миллиона видов продукции. Правда, районы – непересекающиеся множества в отличие от эгрегоров. Остаётся спросить: а кто манипулирует этими районами? Кому они облегчают работу? И, ответив на этот вопрос, переиначим его: кому упрощают жизнь эгрегоры и прочие сущности, вылезшие из недр религиозно-мифологической метаистории?

Молчание затянулось. Прежде, чем Олег вышел из «сеанса аутизма», нетерпеливый Вадим, до этой минуты не проронивший ни слова, взял на себя инициативу.

– Я вижу одну небольшую разницу между историком и археологом, – заявил он и пристальным взглядом окончательно разбудил Олега. – Археолог, находя что-то, создаёт саму ткань истории. Ну, а историк – это интерпретатор, использующий любую возможность, чтобы построить свою очередную, более или менее убедительную версию.

– Вадим, ты плагиатор. Я недавно говорила в точности то же самое, – накинулась Эльвира на конкурента. – Я сказала, что историки – паразиты…

– Как ладно вы спелись! – придержал её Олег. – Сразу видно столичную элиту, обременённую заморочками постмодерна.

Эля фыркнула:

– Вот только от тебя я ещё не слыхала прописной глупости.

ПАФ, мирно скучавший за спинами спорщиков, поднялся и, никем не замеченный, исчез. Анна Георгиевна, наоборот, достала очередную сигарету.

– Лапочка, я признательна вам за такую оценку историков, – скромно заявила она. – Но к Олегу Денисычу это не относится. У господина Неверова всегда был слишком свой взгляд на историю. Помню, однажды он учудил статью – не в самом научном, но в весьма солидном журнале – о том, как можно интерпретировать историю. Так вот: Денисыч попытался привлечь сюда разные нематериальные существа, которых он то ли выдумал сам, то ли откопал в модной тогда литературе. Я не совсем поняла, что именно он с ними сделал – помню лишь какие-то затейливые «векторные манипуляции». Потом Денисыч объяснил, что он просто пошутил, и якобы в самой статье намекнул на то, что он немного поиздевался над здравым смыслом. Я ему тогда написала пару слов по этому поводу, но, как оказалось, переехидничала. Представьте: прогнозы на ближайшее десятилетие, которые он вывел в заключение статьи, начали оправдываться. Их было четыре. Если ошибаюсь, поправьте. Словом, если кто-то и способен подойти к истине, то только Олег Денисыч.

– Что скажешь, провидец? – вкрадчиво спросила Эльвира.