Текст книги "Великая Отечественная. Военное детство в советской пропаганде и памяти поколения (на материалах Донбасса)"

Глава вторая. Поиски новых пропагандистских образов детей и детства (июнь-декабрь 1941 г.)

Нападение Германии на СССР 22 июня 1941 г. повлекло за собой фундаментальные изменения в идеологической системе, война стала единственным определяющим фактором жизни государства, а победа – абсолютной ценностью. Руководство всей идеолого-пропагандисткой работой в СССР осуществлялось Управлением агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), возглавляемое в годы войны Г. Ф. Александровым. В соответствии с Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 24 июня 1941 г. было создано Советское информационное бюро. Возглавил его секретарь ЦК ВКП(б) А. С. Щербаков. Совинформбюро наделялось чрезвычайными полномочиями, являлось не просто информационным агентством, а осуществляло прямое руководство всей работой по освещению международных событий, внутренней жизни страны, составлению и публикации сведений по материалам Главного командования[130]130
  КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898–1986). Т.7: 1938–1945 / Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КпСс. – 9-е изд., доп., испр. – М.: Политиздат, 1985. – С. 213.


[Закрыть]. Его сообщения транслировались 18 раз в день на 70 языках народов СССР[131]131
  Максакова Л. В. Вклад советской культуры в победу над фашизмом / Л. В. Максакова // Советская культура в годы Великой Отечественной войны / М. П. Ким (отв. ред.). – М.: Наука, 1976. – С. 25.


[Закрыть].

К началу войны руководство идеологической работой в советских вооруженных силах осуществляло Главное управление политической пропаганды РККА (ГУПП РККА). На основании постановления Политбюро ЦК ВКП (б) Президиум Верховного Совета СССР 16 июля 1941 г. принял указ «О реорганизации органов политической пропаганды и введении института военных комиссаров в Рабоче-крестьянской Красной Армии», орган политической пропаганды был реорганизован в Главное политическое управление РККА (ГлавПУ РККА). На него было возложено руководство всеми политическими органами, партийными и комсомольскими организациями, органами информации, обеспечение партийного влияния на все стороны деятельности войск, укрепление дисциплины, обобщение и распространение опыта и т. д.[132]132
  КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898–1986). Т.7: 1938–1945. – С. 75.


[Закрыть]. Централизация руководства системой советской политической пропаганды завершилась 12 июня 1942 г., когда секретарь ЦК ВКП(б), начальник Совинформбюро А. С. Щербаков возглавил ГлавПУ РККА[133]133
  Великая Отечественная война 1941–1945 годов. В 12 т. Т.2: Происхождение и начало войны. – М.: Кучково поле, 2012. – 1058 с.


[Закрыть].

С самого начала боевых действий в речах руководства страны и газетных публикациях происходит осмысление конфликта, в основу которого положен принцип тотальности, подразумевавший вовлечение в борьбу всего народа, всех ресурсов страны. Идея Великой Отечественной войны на протяжении 19411945 гг. доминировала в советском смысловом пространстве, получили распространение метафоры, актуализирующие традиционные пласты общественного сознания, связанные с семьей и детством, подчеркивающие родственность всех граждан СССР между собой, их неразрывную связь с героическим прошлым. Первое после начала Великой Отечественной войны обращение И. В. Сталина к советскому народу по радио 3 июля 1941 г. начиналось словами: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!» Центральным стал женский образ «Родины-матери», который был генетически связан с державной идеологемой «России-матушки»[134]134
  Рябов О. «Россия-Матушка»: Национализм, гендер и война в России XX века / Олег Рябов. – Stuttgardt: ibidem-Verlag, 2007. – С. 160–167.


[Закрыть]. А. В. Рябов отмечает, что этот образ нес более широкий смысл, чем раньше. «Родина-мать» относилась не только к великороссам, но и ко всем другим народам.

В пропагандистских материалах, текстах присяг и художественных произведениях символическая всеобщность единства граждан выражалась в обозначении советских граждан как сыновей и дочерей Советской Родины, трудового народа. Например, в типичной для своего времени присяге, которую принимали бойцы и командиры спецгрупп УНКВД, военнослужащий обозначает себя как «гражданин великого Советского Союза, верный сын героического русского народа»[135]135
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. документов. Т.2, кн. 2: Начало, 22 июня – 31 августа 1941 года / Ред. кол.: Н. П. Патрушев (пред.). – М.: Изд-во «Русь», 2000. – С. 268–269.


[Закрыть]. «Клятва» Анны Ахматовой, написанная в июле 1941 г., неоднократно перепечатывалась фронтовыми газетами:

 
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто не заставит!
 

В ее же стихотворении «Мужество» звучала еще одна клятва – спасти «великое русское слово»:

 
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим и от плена спасем
Навеки.
 

Алексей Толстой в знаковой для первых дней войны статье «Что мы защищаем», подчеркивая связь поколений, рисует картину традиционной русской избы, в которой дети, сгрудившись вокруг глубокого старика, слушают его рассказы о былом[136]136
  Толстой А. Что мы защищаем / Алексей Толстой. – М.: Госполитиздат, 1941. – 7 с.


[Закрыть]. Еще один пример – плакат 1941 г. Кукрыниксов со стихами С. Я. Маршака:

 
Бьемся мы здорово.
Колем отчаянно -
Внуки Суворова,
Дети Чапаева.
 

Представление об исключительном месте, которое занимали детские образы в советской пропаганде периода Великой Отечественной войны, дают сообщения Совинформбюро. Автором подсчитано, что за период 1941–1944 гг. упоминания о советских несовершеннолетних гражданах присутствуют в 384 сводках, что составляет 16,2 % от их общего количества[137]137
  Сообщения Советского информбюро: в 8 кн. – М.: Издание Совинформбюро, 1944–1945. – Т.1: Июнь-декабрь 1941 года. – 1944. – 456 с.; Т.2: Январь– июнь 1942 года. – 1944. – 388 с.; Т.3: Июль-декабрь 1942 года. – 1944. – 434 с.; Т.4: Январь-июнь 1943 года. – 1944. – 408 с.; Т.5: Июль-декабрь 1943 года. – 1944. – 316 с.; Т.6: Январь-июль 1944 года. – 1944. – 296 с.; Т.7: Июль-декабрь 1944 г. – 1944. – 320 с.


[Закрыть].

Посвященные детям сообщения Совинформбюро за июль-декабрь 1941 г. (за этот период таких было 90) отразили инерционное стремление сохранить цельность пропагандистского образа советского детства. В июле были представлены четыре тематических блока: забота о семьях военнослужащих (2 сообщения), труд школьников и учащихся ФЗО (6 сообщений); участие в защите Родины (5 сообщений); преступления фашистов против детей (4 сообщения) (см. табл. 1.1). В дальнейшем пропорции в освещении отдельных тем менялись, однако охват всего тематического спектра сохранялся вплоть до декабря 1941 г.

Преемственность со структурными элементами предвоенного образа детства характерна и для наиболее ярких произведений военной публицистики начального периода войны.

А. П. Гайдар, будучи корреспондентом «Комсомольской правды» на Юго-Западном фронте, в течение августа 1941 г. выпустил серию обращений к детям и подросткам. Первое из них, адресованное тимуровцам Киева и всей Украины, было опубликовано 9 августа в газете «Советская Украина», последнее – «Обращение к советским ребятам» – вышло в «Пионерской правде» 30 августа и в тот же день прочитано автором на радио.

Наставления писателя детям в первые дни обороны Киева созвучны духу его произведений 1930-х гг.: «Мчитесь стрелой, ползите змеей, летите птицей, предупреждая старших о появлении врагов – диверсантов, неприятельских разведчиков и парашютистов»[138]138
  Гайдар А. Собр. соч.: в 3 т. Т.3 / Аркадий Гайдар; сост., общ. ред., прим. Т. А. Гайдар. – М.: Правда, 1986. – С. 201


[Закрыть].

Таблица 1.1. Распределение количества сообщений Совинформбюро, в которых упоминаются несовершеннолетние, по основным темам, 1941 г. (ед.)[139]139
  Таблица составлена автором по материалам: Сообщения Советского информбюро: в 8 кн. – М.: Издание Совинформбюро, 1944–1945. – Т.1: Июнь-декабрь 1941 года. – 1944. – 456 с.


[Закрыть]

В преддверии 1 сентября Аркадий Гайдар призывает своих слушателей сосредоточиться на учебе и помощи старшим: «Позор и тому “герою” котоый мечтает, вскочив на коня, ринуться в гущу боя, изрубить шашкой десяток-другой танков, а сам боком-боком, трусливо норовит отлынить, свалить на плечи товарищей всю черную и непарадную работу. <…> В славе у нас всюду те честные, скромные ребята-труженики, пионеры-тимуровцы, которые по примеру своих отцов и старших братьев будут упорно учиться, работать, терпеливо постигать сложное военное дело, помогать семьям бойцов и заботиться о наших героях-раненых»[140]140
  Там же. – С. 213.


[Закрыть]. Положения, которые до войны гармонично сочетались, теперь звучат взаимоисключающе: «Страна о вас всегда заботилась, она вас воспитывала, учила, ласкала и частенько даже баловала. Пришло время и вам не словами, а делом показать, как вы ее цените, бережете и любите. Так же, как всегда, ни днем, ни часом позже 1 сентября вы начинаете свою школьную учебу. В добрый путь!» (из обращения А. Гайдара по радио к пионерам и школьникам Советского Союза 21 августа 1941 г.).

Включение традиционных детских образов и сюжетов в военные реалии мы встречаем в одном из знаковых публицистических произведений лета 1941 г. – «Письмах к товарищу» Бориса Горбатова: описание праздничной атмосферы 1 сентября, идущие в школу нарядные дети, над которыми летят боевые самолеты; детская железная дорога в оставляемом армией Днепропетровске; призыв: «Товарищ! Если ты любишь Родину и своего сына, и будущее его дорого тебе, – бей, без пощады бей, без жалости бей врага!»[141]141
  Горбатов Б. Годы борьбы. Произведения военных лет / Борис Горбатов. – М.: Воениздат, 1955. – С. 161–162.


[Закрыть].

К. И. Чуковский в статье «Дети и война», подготовленной для американской прессы, предпринимает системную попытку разработки детских образов военного времени. Писатель, работавший в 1941 г. в системе Совинформбюро, охватывает три основных темы:

1) труд детей в военных условиях – рассказ о работе детей в колхозах (например, в станице Самарской казачата выращивали скакунов), на сборе металлолома, перечислении денег в фонд обороны;

2) героические поступки, совершаемые детьми на оккупированной и прифронтовой территории – школьница Вера Тарасова первой пришла на помощь раненым из расстрелянного санитарного поезда; Колька Гусятников украл у фашистов винтовки и привел партизан, «их много, этих советских ребят, ежедневно рискующих жизнью»;

3) продолжение, несмотря на тяжести войны, заботы государства о школе и школьниках – начало в срок учебного года, издание 40 млн. новых учебников, долг ребят продолжать учиться: «…прилежание на школьных занятиях есть лучшее оружие против гитлеровщины»[142]142
  Чуковский К. Дети и война / К. Чуковский // Медаль за бой, медаль за труд / Сост. Владимир Караваев. М.: Молодая гвардия, 1975. – С. 143–145.


[Закрыть].

К. И. Чуковский уходит от закрытости образа, но противоречивая эклектика сохраняется: соседствуют описания тяжелого производительного труда, риска для детской жизни и государственной заботы о детях.

Идея заботы о детях в виде надежной защиты советских детей от врага воплощена в плакате «Беспощадно уничтожать убийц наших детей!» харьковского художника В. Г. Аверина (1941 г.). Занесенный над крепко спящим в кроватке малышом страшный топор останавливает мощная рука красноармейца и отгораживает ребенка от пространства войны.

Вынужденное отступление советских войск входило в очевидное противоречие с сюжетами о заботе о детях и семьях военнослужащих, что вызвало массовое недоверие граждан не только к пропаганде, а часто и к самому государству. Спецсообщения о политических настроениях в УССР, подготовленные сотрудниками НКВД летом и осенью 1941 г., пестрят критическими высказываниями: «Все время кричали, шумели о мощи Красной Армии и авиации, а какая же это сила и мощь? Армия отступает, авиация пропускает врага на Москву. Это все результат бывшего очковтирательства и бахвальства. Я начинаю терять веру в большевиков» (профессор Ворошиловградского сельхозинститута В. Г. Скороход); «Социалистическая система обречена на смерть и погибнет, ибо исторически не оправдала себя» (преподаватель института из Сталино, без имени)[143]143
  Отраслевой ГА СБУ, Ф. 13, Спр.1168. Дело по авиабазе американских ВВС, производивших челночные операции и базировавшихся на аэродромах СССР Полтава-Миргород-Пирятин, 1944 г., С. 232, 234.


[Закрыть].

Размышления о происходящем приводили разных людей к одинаковым вопросам. В августе 1941 г. в спецсообщениях НКВД было зафиксировано следующее высказывание заслуженного артиста, профессора Розенштейна из Харькова: «Не понимаю, что делается. Ведь народ наш гениален. Он действительно может быть непобедим, но мы не тем занимались, чем нужно. Мы строили дворцы, устраивали фестивали, олимпиады, раздавали Сталинские премии направо и налево, а технику проморгали. Немец бьет нас техникой»[144]144
  Там же. – С. 175


[Закрыть]. В. В. Вишневский 9 октября 1941 г. в дневнике высказывает тревогу практически теми же словами: «…И снова о нашей организации и технике. Каково действительное расстояние, пройденное нами за двадцать четыре года? В чем наша сила и в чем наша слабость? Лишнее, может быть, тратили на санатории, дома отдыха, ансамбли и прочие увеселения? Больше техники!»[145]145
  Вишневский Вс. Собр. соч.: в 5 т. Т.3: Дневники военных лет. 1941–1942 / Всеволод Вишневский – М.: Гос. изд-во художественной литературы, 1956. – С. 159.


[Закрыть].

Выдающиеся советские писатели, которые являлись военными корреспондентами, сотрудниками политуправлений, одними из первых осознали необходимость изменения характера пропаганды. А. Т. Твардовский в письме жене 11 июля 1941 г. писал: «…это тяжело, когда чувствуешь, что тут бы слова нужны такие, с которыми на смерть людям идти.»[146]146
  Твардовский А. Письма с войны. 1941–1945 / Александр Твардовский; [подготовка текста, предисловие, примечания, указ. Имен В. А. и О. А. Твардовских]. – М.: Книжный клуб 36/6, 2015. – С. 23.


[Закрыть]. В. В. Вишневский 7 сентября 1941 г. в своем дневнике подчеркивал необходимость «максимально усилить политпропагандистскую работу», поскольку «не поняли, что обстановка требует оборонной работы. <…> У нас была агитация, построенная на успехах и достижениях. А на неудачах и заминках?»[147]147
  Вишневский Вс. – С. 134.


[Закрыть].

Поиски новых решений начались как со стороны руководящих органов, которые остро нуждались в эффективной пропагандистской поддержке своих действий, так и со стороны редакторских, творческих коллективов, самих авторов. Мобильности, гибкости, самостоятельности, неординарных решений в непрерывно меняющейся обстановке требовало не только ведение военных действий, но и работа с образами и смыслами. В течение осени 1941 г. на основе элементов прежнего образа советского детства складываются тематические блоки (см. рис. 1.2). На протяжении осени 1942 г. на основе элементов прежнего цельного закрытого образа советского детства обособилось четыре тематических блока: государственная забота, трудовой вклад в защиту Родины, военные подвиги, преступления фашистов.

Рис. 1.2. Тематические блоки детских военных пропагандистских образов начала Великой Отечественной войны, июнь–декабрь 1941 г.

В условиях тяжелейшего начала войны наиболее проблемным выглядел акцент на заботе государства о детях. В сводках Совинформбюро присутствие темы становится минимальным: после июля 1941 г., лишь в октябре появилось одно сообщение, и тема была свернута. Внимание сместилось с социальной политики в целом на политику по отношению к семьям военнослужащих. В директиве от 23 июня 1941 г. ГУПП Красной Армии нацеливало начальников управлений политпропаганды фронтов, округов, армий главный упор в политическом обслуживании мобилизованных в пунктах формирования делать на разъяснении постановлений СНК СССР о пенсиях и пособиях семьям военнослужащих[148]148
  Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны: «коммуникация убеждения» и мобилизационные механизмы / Авторы-составители А. Я. Лившин, И. Б. Орлов. – М.: Российская политическая энциклопедия, 2007. – С. 139–140.


[Закрыть]. 26–28 июня 1941 г. были приняты основные нормативные документы, составившие правовую основу для социальной защиты семей военнослужащих: Указ Президиума ВС СССР «О порядке назначения и выплаты пособий семьям военнослужащих рядового и младшего начальствующего состава в военное время»[149]149
  Там же. – С. 306


[Закрыть], приказ Народного комиссара обороны, вводивший его в действие[150]150
  Указатель важнейших решений партии и правительства во время Великой Отечественной войны. Вып. II / Сост. Е. Н. Морозова, Ю. К. Стрижков. – М.: Ин-т истории АН СССР, 1980. – С. 104.


[Закрыть], постановление СНК СССР «Об обеспечении добровольцев, вступивших в части войск действующей Красной Армии»[151]151
  Сборник законодательных и инструктивных материалов по государственному обеспечению семей военнослужащих / Сост. Мациненко М. Т., Гит– ман Ш.С., Прокопова Т. К. – К.: Минсоцобеспечения УССР, 1948. – С. 389.


[Закрыть].

Освещение трудового вклада в защиту Родины несовершеннолетних, практически с первых дней войны адаптировалась легче других тем, поскольку перемены начались в ходе информационного сопровождения формирования трудовых резервов в преддверии нападения Германии. Сюжеты, связанные с трудовым воспитанием, подготовкой к будущему созидательному труду, помощи взрослым, сменились освещением вклада школьников и учащихся ФЗО в общую победу непосредственно на производстве и в сельском хозяйстве. Базовым документом, регулирующим использование детского труда в военной экономике, стал Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1941 г. «О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время». Он допускал возможность привлечения к труду на производстве и в сельском хозяйстве «лиц, не достигших 16 лет»[152]152
  Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938 г. – июль 1956 г. / Сост. М. И. Юмашев, Б. А. Жалейко; под ред. Мандельштам Ю. И. – М.: Гос. изд-во юридической литературы, 1956. – С. 191.


[Закрыть]. 2 июля 1941 г. СНК СССР принял постановление, позволявшее СНК союзных и автономных республик, областным и краевым исполкомам «привлекать в военное время в организованном порядке учащихся 710-х классов неполных средних и средних сельских и городских школ к участию в сельскохозяйственных работах колхозов, совхозов и подсобных хозяйств предприятий». Продолжительность рабочего дня школьников ограничивалась 6–8 часами[153]153
  Сборник документов и материалов по вопросам труда в период Великой Отечественной войны (22 июня 1941 г. – 5 января 1944 г.) / Под ред. А. П. Ляпина. – М., 1949. – С. 63–65.


[Закрыть].

В сообщении Совинформбюро от 17 июля 1941 г. говорилось о «небывалых темпах» уборки урожая, в котором принимали активное участие школьники[154]154
  Сообщения Советского информбюро: в 8 кн. – М.: Издание Совинформбюро, 1944–1945. – Т.1: Июнь-декабрь 1941 года. – С. 61.


[Закрыть]. В сводке от 25 августа 1941 г. сообщалось о том, что ученики ремесленного училища заменяют рабочих на Московском заводе имени Горбунова[155]155
  Там же. – С. 174.


[Закрыть]. Информация сводок дополнялась газетными публикациями, аналогичными по идейному содержанию. В статье «Работа школы на военный лад», опубликованной в «Социалистическом Донбассе» 14 августа 1941 г., отмечалась значимость помощи школьников государству в сборе металлолома, уборке урожая, подготовке подарков бойцам и др.[156]156
  Розенберг М. Работу школы на военный лад / М. Розенберг // Социалистический Донбасс. – 1941. – 14 августа.


[Закрыть] 1 октября 1941 г. вышло последнее сообщение Совинформбюро о помощи сотен тысяч учащихся ремесленных училищ и школ ФЗО промышленности в выполнении заказов фронта[157]157
  Сообщения Советского информбюро: Т.1: Июнь-декабрь 1941 года. – С. 277.


[Закрыть], в дальнейшем трудовой вклад советских граждан, в том числе несовершеннолетних, в борьбу с врагом освещался в прессе.

Стилистика и содержание сообщений Совинформбюро июля-августа 1941 г. об участии детей и подростков в сопротивлении фашизму, были полностью выдержаны в пропагандистской стилистике 1930-х гг., практически повторяли сюжеты из детских и юношеских книг о поимке шпионов и диверсантов: «Сеня, сын начальника Житомирской электростанции, участвовал в цепи пионеров, прочесывавшей лесистую местность. В лесу он встретил неизвестного, который стал расспрашивать мальчика о расположении нефтебазы и паровозного депо. Пообещав незнакомцу показать дорогу к депо, Сеня привел диверсанта к постовому милиционеру» (2 июля 1941 г.)[158]158
  Там же. – С. 19.


[Закрыть].

8 сентября 1941 г., Совинформбюро обнародует совсем иное по силе воздействия сообщение о вооруженном сопротивлении фашистам на оккупированной территории. Описывалась история потерявшего семью 14-летнего Саши Тышкевича: «…германские офицеры подвергли жестоким пыткам, а потом перебили семью счетовода колхоза тов. Тышкевича. Фашисты закололи Тышкевича, его мать, сестру, жену и двух малолетних дочерей». Подросток отомстил оккупантам за гибель семьи: «Когда показалась большая штабная машина, в которой сидело несколько офицеров, Саша подбежал и бросил в машину гранату. Взрывом были уничтожены машина и все германские офицеры. Озверевшие фашисты в клочья растерзали тело героя, убитого осколком гранаты»[159]159
  Там же. – С. 217.


[Закрыть]. Вскоре после выхода сообщения П. Г. Антокольский положил его сюжет в основу «Баллады о мальчике, оставшемся неизвестным»[160]160
  Антокольский П. Собр. соч.: в 4 т. Т.2: Стихотворения и поэмы, 1941–1971 / Павел Антокольский. – М.: Художественная литература, 1971. – С. 20–22


[Закрыть]. Автор описывает подвиг, но не называет имени и не описывает гибель героя, создавая обобщенный образ:

 
Не знаю, был ли мальчик взорван.
Молчит о нем кровавый снег.
Ребят на белом свете прорва —
Не перечтешь, не вспомнишь всех…
 
 
Но сказка о ребенке смелом
Шла по тылам и по фронтам,
Написанная наспех, мелом,
Вдруг возникала тут и там.
 

Баллада получила широкое признание. Н. С. Тихонов в докладе «Советская литература в дни Отечественной войны» на пленуме правления Союза писателей СССР в 1944 г. отмечал, что стихи П. Г. Антокольского «шли листовками к партизанам», доходили до каждого[161]161
  Левин Л. Четыре жизни. Хроника трудов и дней Павла Антокольского / Л. Левин. – М.: Советский писатель, 1969. – С. 104


[Закрыть]. С. С. Прокофьев под впечатлением от баллады написал кантату для драматического тенора, драматического сопрано, хора и оркестра: «Мне хотелось, чтобы музыка отражала драматические настроения текста и чтобы кантата получилась стремительной и драматичной. Когда я писал ее, я видел перед собой образы сломанного детства, жестокого врага, непреклонного мужества и близкой светлой победы.»[162]162
  Прокофьев С. Художник и война / Сергей Прокофьев // Музы вели в бой. Деятели литературы и искусства в годы Великой Отечественной войны. – М.: АПН, 1985. – С. 142–144


[Закрыть].

Прием типизации применил А. Т. Твардовский в одном из лучших стихотворений 1941 г. «Рассказ танкиста», впервые опубликованном в газете «Красная Армия» 1 октября 1941 г., позже перепечатанном в «Правде». Случай, когда мальчишка во время боя помог танкистам выявить позиции немецкой артиллерии, рассказал писателю знакомый ему еще по финской войне капитан В. С. Архипов[163]163
  Твардовский А. Письма с войны. 1941–1945 / Александр Твардовский; [подготовка текста, предисловие, примечания, указ. Имен В. А. и О. А. Твардовских]. – М.: Книжный клуб 36/6, 2015. – 349 с.


[Закрыть]. Однако поэтический сюжет не привязан ни к конкретной части, ни к конкретной местности:

 
Был трудный бой. Все нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.
 

Концентрация внимания на героическом поступке, а не личности характерна для подачи информации о подвигах детей в различных средствах пропаганды.

Если в освещении детского труда, участия в защите Родины, заботы о детях происходило кардинальное, но все же переосмысление ранее сложившихся образов, то в случае темы детских военных страданий и утрат фактически речь шла об образе новом.

Для очень многих людей – разных профессий, уровня образования и национальностей – символом катастрофы начального этапа Великой Отечественной войны стали трагические детские образы, зафиксированные в их дневниках, письмах, воспоминаниях. С. С. Школьников, служивший в 1941 г. на границе в артиллерийском полку, летом 22 июня увидел одну из первых жертв войны – «убитую женщину с грудным ребенком… Я прикусил губу, чтобы не закричать»[164]164
  Школьников С.С В объективе – война / С. С. Школьников. – М.: Воениздат, 1979. – С. 5.


[Закрыть]. В первые месяцы войны на Западном фронте Алексей Сурков, потрясенный увиденным, пишет:

 
На перекрестках разбитых дорог
Распяты взрывами малые дети.
 

Для А. И. Покрышкина, уже видевшего к концу лета 1941 г. немало жертв, потрясением стал вид мальчишки, тяжело раненного во время авианалета в живот в соседнем с медсанбатом доме. Мальчика в одних стареньких штанишках держали на руках красноармейцы, а в его глазах «не было ни слез, ни мольбы, ни ужаса»[165]165
  Покрышкин А. И. Небо войны / А. И. Покрышкин. – 5-е изд. – М.; Воениз– дат, 1975. – С. 137.


[Закрыть].

Ю. М. Лотман, начинавший войну артиллеристом, вспоминает, как ему было стыдно, когда «мы отходили и шли через то ли большую станицу, то ли маленький городок – как всегда по обе стороны дороги стояли толпы, женщины и дети. И мальчик, взглянув на мою винтовку, крикнул: «Винтовка ржавая-то». В эту ночь я не спал – чистил и смазывал винтовку. В дальнейшем – льщу себя надеждой – ржавой винтовки у меня не было»[166]166
  Лотман Ю. М. Не-мемуары // Воспоминания. Беседы. Интервью / Ю. М. Лотман. – СПБ: «Искусство-СПб», 2005. – С. 17.


[Закрыть].

А. А. Фадеев сделал в дневнике короткую запись: «Раненный танкист подобрал в Великих Луках завернутую в тряпье девочку. В тряпье записка «Галя» и больше ничего» [167]167
  Фадеев А. Из записных книжек (1924–1950) / Александр Фадеев // Собр. соч.: в 7 т. Т.6: Статьи и речи, рецензии и заметки, записные книжки. – М.: Художественная литература, 1971. – С. 461.


[Закрыть]. Для драматурга Александра Штейна навсегда памятным стал день массовой эвакуации детей из Ленинграда накануне блокады. Детишек свозили на вокзал на машинах, даже на трамваях, а сопровождающие все время пересчитывали своих подопечных. Вот этот счет и звучал страшнее всего. К начальному периоду блокады относится запись в дневнике В. В. Вишневского: «Утром видел: родители понесли хоронить убитых детей. В это время – воздушная тревога; родители бросились в щель, а гробики одиноко стоят на пустынном бульваре…» (5 октября 1941 г.)[168]168
  Штейн А. Повесть о том, как возникают сюжеты / Александр Штейн. – М.: Советский писатель, 1981. – С. 153


[Закрыть].

Выдающийся художник Д. Шмаринов в 1941 г. под впечатлением от известий об оккупации его родного Киева создал плакат «Отомсти!» На плакате он изобразил не возвышенный обобщенный образ Родины-матери, а реальную женщину-мать, стоящую возле своего пылающего дома с мертвой дочкой на руках и взывающую к мести. Художник вспоминал позже: «Отвлеченносимволические построения, декоративная патетика казались мне тогда – в грозные, трагические и героические дни – чуждыми, фальшивыми…»[169]169
  ШмариновД. Годы жизни и работы / Д. Шмаринов. – М.: Советский художник, 1989. – C.145.


[Закрыть]. Шмаринов положил начало очень важному для всего плакатного искусства усилению психологизма образов.

Осознание того, что в условиях тотальной войны высшей заботой о ребенке становится спасение его жизни, произошло далеко не сразу. В лозунгах, разработанных руководящими советскими политическими органами в первые месяцы войны, дети самостоятельно не упоминались. В директиве же ГУНН Красной Армии к военным советам и начальникам управлений политической пропаганды фронтов о работе с памяткой красноармейцу от 12 июля 1941 г. предлагалось использовать общий призыв: «За наших матерей, жен, детей! За нашу честь, свободу и любимую Родину! За великого Сталина, вперед, на полный разгром фашистских захватчиков!»[170]170
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. документов. Т.2, кн. 2: Начало, 22 июня – 31 августа 1941 года. – С. 38–39.


[Закрыть].

От Советского информбюро первая информация о детских жертвах прозвучала в сообщениях об авиационных ударах по населенным пунктам. При подготовке их текстов использовался опыт освещения в прессе бомбардировок городов Испании в 1936–1939 гг.: «Гитлеровские летчики расстреливают с самолетов мирных жителей и гоняются даже за детьми. Один из фашистских стервятников напал на днях на грузовой автомобиль, отвозивший в тыл женщин и детей. Пулеметной очередью бандит убил жену техника Зеленко и тяжело ранил 3-летнего мальчика» (сводка Совинформбюро от 6 июля 1941 г.)[171]171
  Сообщения Советского информбюро: Т.1: Июнь-декабрь 1941 года. – С. 29.


[Закрыть]. По мере того, как военные корреспонденты сами становились свидетелями авиаударов, эмоциональность их материалов усиливалась. Секретарь редакции газеты Северо-Западного фронта «За Родину» С. С. Савельев, начинавший журналистскую деятельность в Донбассе, вспоминал, как в конце июня 1941 г. попал под бомбардировку железнодорожной станции под Старой Руссой. Когда члены редакции фронтовой газеты вышли из укрытия, то увидели на рельсах двух погибших девочек и рыдающую над ними мать. Поэт Степан Щипачев написал стихотворение, сразу ушедшее в набор:

 
…нет страшней того, как гибнут дети.
На песке, на рельсах – кровь детей.
 

Характер и масштабы преступлений оккупантов против детей и детства выяснялись постепенно. При описании солдат противника вначале использовались прежние стереотипы. В сводке от 29 августа 1941 г. говорилось, что «в селе Козинец немецкий кавалерист за пропавшую уздечку поджег избу колхозника Паламарчука и зарубил насмерть его ребенка»[172]172
  Там же. – С. 179.


[Закрыть]. Сочетание «кавалерист» и «зарубил» апеллирует к образам гражданской войны 1918–1920 гг. В сообщении Совинформбюро от 25 ноября 1941 г. утверждалось: «Женщины собрались к месту убийства и устроили демонстрацию “Долой фашистских разбойников!”»[173]173
  Там же. – С. 259.


[Закрыть].

Подобная информация вызывала недоверие, о чем свидетельствуют спецсообщения НКВД о политических настроениях населения УССР: «…не такой уже Гитлер людоед, как его рисуют. Гитлеризм и коммунизм – это одно и то же» (служащий из г. Полтавы Путря)[174]174
  Отраслевой ГА СБУ, Ф. 13, Спр.1168. Дело по авиабазе американских ВВС, производивших челночные операции и базировавшихся на аэродромах СССР Полтава-Миргород-Пирятин, 1944 г., Л.254


[Закрыть]; «Немцы поведут к украинскому народу политику более мягкую, чем к русским, и поэтому можно оставаться здесь навсегда» (рабочий Харьковского завода Д. А. Деркач)[175]175
  Там же. – С. 254


[Закрыть]. К тому же на Украине многие в своих оценках исходили из опыта немецкой оккупации 1918 г. Харьковский педагог Дашко высказывался: «Сообщение о зверствах немцев – это ложь. Были же у нас немцы и превосходно жили при них люди. Были лишь отдельные случаи, а у нас их нет?»; «Насаждать свою власть на Украине немцы не будут; они будут только работать об руку с представителями народа, не вмешиваясь во внутреннюю жизнь» (завхоз больницы с. Летки Киевской области Калашников, арестован)[176]176
  Там же. – С. 184.


[Закрыть].

В. В. Вишневский 1 июля 1941 г. в дневнике отметил: «Газеты наши боевые, но есть излишний пафос», позже он записал: «Слушали Москву: об урожае, колхозах, донорах, об Англии, боевых действиях в Сирии и пр. Все обычно… Надо брать весь процесс мировой войны, видеть частное и общее»[177]177
  Вишневский Вс. Собр. соч.: в 5 т. Т.3: Дневники военных лет. 1941–1942. – С. 20, 24.


[Закрыть]. Осознание необходимости формировать информационные материалы на достоверных фактах отражает запись от 19 сентября 1941 г.: «Есть люди, которые сейчас теряются: живут слухами, пьют, распускают нервы. Надо бороться за души людей! Шире, активнее агитацию и объективную информацию» [178]178
  Там же. – С. 126.


[Закрыть].

Степень актуальности достоверных данных наглядно иллюстрирует записка секретаря ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко И. В. Сталину от 19 июля 1941 г., в которой подробно описывается случай насилия в оккупированном селе Ляды, в том числе в отношении девочек в возрасте 13–14 лет, которых «увели в лес, зверски изнасиловали и затем расстреляли»[179]179
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. документов. Т.2, кн. 2: Начало, 22 июня – 31 августа 1941 года. – С. 363.


[Закрыть]. Главный редактор «Красной звезды» в 1941–1943 гг. Д. И. Ортенберг вспоминает: «В одном из сел под Харьковом встретили они старшего политрука Сергея Езерского, только что вырвавшегося из немецкого плена. Захватили его гитлеровцы раненым и отправили <…> в так называемую “Уманскую яму”. Согнали туда не только военнопленных, а и множество мирных жителей – стариков, женщин, детей. Голод, пытки, истязания, травля собаками, расстрелы по малейшему поводу и без повода – все было здесь»[180]180
  ОртенбергД. Июнь-декабрь сорок первого: Рассказ-хроника / Д. Ортенберг. – М.: Советский писатель, 1986. – С. 160–162.


[Закрыть]. Полученную информацию спешно передали в Москву по армейской спецсвязи.

Ситуация принципиально изменилась после контрнаступления советских войск под Москвой в декабре 1941 г., когда впервые была освобождена значительная территория, население которой в полной мере пострадало от оккупационного режима. За декабрь количество сообщений Совинформбюро о преступлениях фашистов против детей выросло до 20 (см. табл. 1.1 на с. 50). И. Г. Эренбург вспоминал: «Впервые я увидел ненависть к врагу, когда наши части при контрнаступлении под Москвой заняли сожженные немцами деревни. У головешек грелись женщины, дети. Красноармейцы ругались или злобно молчали. Один со мной разговорился, сказал, что ничего не может понять – он считал, что города бомбят потому, что там начальство, казармы, газеты. Но зачем немцы жгут избы? Ведь там бабы, дети. А на дворе стужа…»[181]181
  Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь: книги четвертая и пятая / И. Г. Эренбург. – М.: Текст, 2005. – С. 302.


[Закрыть].

Более глубокое понимание характера войны выразилось в замене лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» на «Смерть немецким оккупантам!», которая произошла в соответствии с Директивой ГлавПУ РККА военным советам, управлениям политической пропаганды фронтов, армий и округов от 10 декабря 1941 г.[182]182
  Русский архив: Великая Отечественная. Т. 17–6 (1–2): Главные политические органы Вооруженных Сил СССР в Великой Отечественной войне 19411945 гг. Документы и материалы / Под. общ. ред. Золотарева В. А.; [Ин-т. военной истории МО РФ, Российский государственный военный архив]. – М.: ТЕРРА, 1996. – С. 91.


[Закрыть]

Первым официальным документом, в котором на высшем государственном уровне СССР были обнародованы факты военных преступлений фашистской Германии и дана их идеологическая оценка, стала нота народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова от 6 января 1942 г. «О повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях».

Предварительно была проведена масштабная работа по сбору и систематизации свидетельств очевидцев, разведывательных донесений, трофейной документации, сообщений Совинформбюро и газетных публикаций. На протяжении декабря 1941 г. собранные данные обобщались, редактировался текст документа[183]183
  РГАЭ, Ф. 1562, Д.89. Данные ЦСУ СССР о браках и разводах в СССР в 1940,1943–1954 гг. и I полугодие 1955 г., 1955 г., 506 л.


[Закрыть]. Сохранился ряд проектов ноты с пометками В. М. Молотова, которые дают представление о том, как кристаллизовались ответы на вопросы: кто, против кого и какие совершает преступления в ходе войны на территории Советского Союза и кем будут покараны[184]184
  Архив МИД РФ, Ф. 06, Оп. 4, папка 6, Д.64. Проекты ноты В. М. Молотова от 6 января 1942 года о повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях (с поправками В. М. Молотова), 197 л.; Там же. – Ф. 069, Оп. 28а, папка 93, Д.1а. План работы ВОКС на 1944 г., 01.01.1944–31.12.1944, л. 2–9.


[Закрыть].

Первые проекты ноты не имели названия, впервые заголовок с текущими правками был вписан В. М. Молотовым: «О грабежах, разорении и зверствах фашистско [дописано – авт.] – немецких захватчиков [зачеркнуто – авт.] войск [вписано – авт.] на захваченных ими советских территориях». Если сравнивать этот черновик и окончательный вариант, то наиболее существенные изменения произошли в обозначении уровня ответственности за все преступления: немецкие захватчики – фашистско-немецкие войска – германские власти[185]185
  Там же. – Ф. 069, Оп. 28а, папка 93, Д.1а. План работы ВОКС на 1944 г., 01.01.1944–31.12.1944, л. 50.


[Закрыть]. В заключительной части ноты это обвинение звучало уже со всей определенностью: «Гитлеровское правительство Германии, вероломно напавшее на Советский Союз, не считается в войне ни с какими нормами международного права, ни с какими требованиями человеческой морали»[186]186
  Нота народного комиссара иностранных дел тов. В. М. Молотова о повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях // Правда. – 1942. – 7 января.


[Закрыть].

Первоначально объектом военных преступлений выступали «советские граждане», в последующих редакциях ноты политические характеристики уступили место гуманитарным и национальным, определение «советские граждане» было заменено словосочетанием «мирными гражданами»[187]187
  Архив МИД РФ, Ф. 069, Оп. 28а, папка 93, Д.1а. План работы ВОКС на 1944 г., 01.01.1944–31.12.1944, л. 9.


[Закрыть]. Процесс редактирования текста демонстрирует уменьшение упоминаний о преступлениях фашистов против советских военнослужащих и, соответственно, смещение акцента в сторону мирного населения. В окончательный текст вошло включенное В. М. Молотовым определение тех, с кем ведет войну германское правительство: «Оно ведет войну прежде всего с мирным и безоружным населением, с женщинами, детьми, стариками, выявляя тем самым свою подлую, разбойничью сущность»[188]188
  Нота народного комиссара иностранных дел тов. В. М. Молотова о повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях // Правда. – 1942. – 7 января.


[Закрыть].

В ходе работы над текстом из ноты от 6 января 1942 г. были постепенно исключены все угрозы о возмездии германским властям со стороны советских государственных структур, даже убран абзац с цитатами И. В. Сталина[189]189
  Архив МИД РФ, Ф. 06, Оп. 4, папка 6, Д.64. Проекты ноты В. М. Молотова от 6 января 1942 года о повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях (с поправками В. М. Молотова), Л.24.


[Закрыть]. Единственным мстителем выступает народ: «Советские люди никогда не забудут тех зверств, насилий, разрушений и оскорблений, которые причинили и причиняют мирному населению нашей страны озверелые банды немецких захватчиков, – не забудут и не простят им»[190]190
  Нота народного комиссара иностранных дел тов. В. М. Молотова о повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях // Правда. – 1942. – 7 января.


[Закрыть].