Текст книги "Сталинградская метель"

Глава III
Возрождение надежды

Мнение о том, что Верховный Главнокомандующий относился к своим полководцам как к простым «винтикам», мало соответствовало действительности. Зная их сильные и слабые человеческие стороны, он пытался всячески влиять на них для пользы общего дела.

«Обрадовав» Рокоссовского изъятием у него 2-й гвардейской армии, Сталин поспешил хоть как-то уравновесить нанесенную обиду. На следующий день он позвонил командующему фронтом и поздравил его с высокой наградой, одним из вновь введенных Советским Союзом военных орденов – орденом Суворова за номером один.

Награда, правда, давно была отписана Рокоссовскому и не вручалась по чисто технической причине, первоначальный вид ордена в металле не понравился вождю, и пришлось переделывать. Теперь, решив, что лучше поздно, чем никогда, Сталин решил порадовать молодого полководца, честно заслужившего эту награду прорывом блокады Ленинграда.

– Рад сообщить вам радостную весть, товарищ Костин. По ходатайству Ставки Верховного Главнокомандования Президиум Верховного Совета СССР, за успешные действия в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, наградил вас недавно учрежденным орденом Суворова первой степени. От всей души поздравляю вас с этой заслуженной наградой, товарищ Костин. Вы первый среди всех наших военных, кто удостоен этой высокой награды.

Голос Сталина был полон доброты и радости, и Рокоссовский моментально позабыл все вчерашние огорчения.

– Огромное спасибо, товарищ Васильев, за столь высокую награду, однако хочу напомнить, что всеми своими успехами я обязан своему штабу, – не преминул сказать комфронта, на что Верховный, усмехнувшись, ответил:

– Не беспокойтесь. И товарищ Малинин, и товарищи Казаков и Орел не остались без наград. Соответствующий указ уже вам отправлен, но я посчитал нужным лично известить вас о высокой награде. Оценивая ваши действия, можно смело сказать, что вы если не современный Суворов, то Багратион наших дней точно.

– Ещё раз спасибо, товарищ Васильев. Я и мои подчиненные сделаем все возможное, чтобы как можно быстрее разгромить окруженного врага, – заверил Верховного Рокоссовский. Обрадованный нежданной наградой, он надеялся, что вслед за этим Сталин начнет разговор про армию Малиновского, но обманулся. Решив отдать 2-ю гвардейскую Еременко, тот не собирался менять своих решений.

– Знаю, что ваши войска нуждаются в подкреплении для разгрома противника, но, к сожалению, у нас нет другой армии, которая поможет вам в разгроме Паулюса. Ставка считает, что вам следует взять перерыв в осуществлении операции «Кольцо». Мы постараемся как можно скорее помочь вам людьми и техникой, а чтобы пополнение быстрее к вам поступало, мы посылаем к вам в качестве представителя Ставки товарища Мехлиса. Как вы относитесь к такому пополнению вашего Военного совета фронта?

– С радостью, товарищ Васильев, – сдержанно ответил Рокоссовский, – уверен, что Лев Захарович внесет свежую струю в дела фронта.

– Рад это слышать, товарищ Костин, – откликнулся довольный Сталин, который убивал сразу двух зайцев.

В сентябре 1942 года, объезжая передовую линию обороны на Кубани, армейский комиссар Мехлис попал под налет немецкой авиации. На его счастье, автомобиль и машину сопровождения атаковал единичный немецкий истребитель, возвращающийся после разведывательного рейда вдоль побережья моря. Ограниченный запас топлива позволял немецкому пилоту провести только одну атаку. В противном случае он мог не дотянуть до своего аэродрома.

Поэтому, сбросив бомбы на внезапно обнаруженные машины и дав по ним длинную пулеметную очередь, «мессершмитт» поспешил убраться восвояси.

Знай пилот, что в невзрачной эмке находится заместитель наркома обороны СССР, он наверняка бы рискнул и отправил машину на второй круг, но увы. Благоразумие взяло верх, и «мессершмитт» улетел, победно покачав крыльями над поврежденной машиной.

В результате этого налета от взрыва бомбы Мехлис получил контузию и легкое ранение плеча и после оказания первой врачебной помощи был в срочном порядке отправлен в Москву, к огромной радости комфронта Тюленина.

Честно отлежав два месяца в госпитале, Лев Захарович настоял на выписке и стал настойчиво досаждать Сталину просьбами о возвращении на фронт. Узнав об этом, командование Закавказского фронта и Черноморского фронта обратилось к Сталину с убедительной просьбой направить Льва Захаровича на ответственную работу на самый важный участок советско-германского фронта, коим Закавказский фронт не являлся.

Отправляя Мехлиса под Сталинград, Сталин не только шел навстречу измученным закавказцам, но и укреплял позиции Рокоссовского в столь непростом раскладе командных сил.

Многие военные, зная требовательный и въедливый характер заместителя наркома, откровенно посочувствовали командующему фронтом и его окружению, но, вопреки ожиданию, никакой драмы среди комсостава после приезда Мехлиса на Донском фронте не произошло. Генералы Малинин, Казаков, Орел и другие члены штаба Рокоссовского были хорошо знакомы Мехлису по Севастополю. Более того, он видел окружение командующего фронтом в деле и был высокого мнения о них.

По этой причине притирания с разносами и скандалами, которые всегда сопровождали появление Льва Захаровича на фронте, на этот раз не произошло. Заместитель наркома обменялся с командой Рокоссовского крепкими рукопожатиями, выразил надежду на плодотворную работу и с головой ушел в работу.

Следует сказать, что, отправляясь на Донской фронт, Мехлис довольно основательным образом изучил многие материалы, касающиеся положения фронта, и Малинину не пришлось долго вводить армейского комиссара 1-го ранга в курс дела. Узнав о нехватке запаса снарядов, Мехлис немедленно позвонил генерал-полковнику артиллерии Воронову и потребовал срочной помощи Донскому фронту.

– Вы прекрасно знаете, какое значение придает Ставка ликвидации немецкого котла под Сталинградом, и подобное положение дел с поставкой снарядов и мин Донскому фронту является откровенным разгильдяйством со стороны служб тыла и Главного артиллерийского управления, если не сказать хуже. Убедительно прошу вас взять дело под свой личный контроль и в кратчайший срок решить эту проблему. Также очень надеюсь, что Донской фронт получит в свое распоряжение два дополнительных дивизиона гвардейских минометов. В условиях, когда фронту противостоит глубоко эшелонированная оборона врага, «катюши» являются эффективным средством для их уничтожения, – громко «рыкал» в трубку Мехлис, и стоящий рядом с ним генерал Казаков буквально светился от радости. Теперь он не сомневался, что фронт получит дополнительные гвардейские минометы. Ранее на все его многочисленные просьбы начальник Главного артиллерийского управления РККА ограничивался скупыми обещаниями рассмотреть их.

Вслед за звонком генералу Воронову последовал звонок маршалу авиации Голованову с просьбой содействовать в уничтожении группировки Паулюса силами дальней авиации.

– Ничего не имею против работы генерала Руденко. Товарищ Рокоссовский хвалит его летчиков, но их сил недостаточно, чтобы быстро взломать оборону врага и принудить его сложить оружие. Удары самолетов вашей авиации могут самым существенным образом переломить исход сражения в нашу пользу. Буду рад, если вы не отложите мою просьбу в долгий ящик и в ближайшие дни сможете доложить Военному совету фронта о намеченных вами мероприятиях помощи ему.

К чести Александра Евгеньевича, тот отнесся к просьбе «мучителя генералов» самым внимательным образом. Тем более что его об этом просил сам Верховный Главнокомандующий.

Единственное, чем сразу не смог Лев Захарович помочь нуждам фронта, – это танками и противотанковыми орудиями. Все, что было в резервах обоих фронтов, по приказу Ставки было передано в подчинение генералу Еременко с целью отражения наступления рвущегося к Сталинграду Манштейна.

Но если в танковом вопросе Мехлис оказался полностью бессилен, то в вопросе относительно подкрепления помог так, что потухшие глаза комфронта наполнились надеждой.

Когда генерал Малинин рассказал об операции «Кольцо» и о той роли, которую в ней предстояло сыграть армии Малиновского, заместитель наркома нахмурился, провел ладонью по своим густым черным волосам и принялся стучать пальцами по столу, что было явным признаком его недовольства.

– Очень жаль, что я был не в курсе споров вокруг 2-й гвардейской армии. Я бы непременно поддержал вас в этом споре. Это же очевидно, что только с привлечением свежих сил можно быстро прорвать оборону врага и разгромить его. В вашем же состоянии о начале наступления в ближайшие недели не может быть и речи. Что за глупость, что за перестраховка?! Ведь в крайнем случае для разгрома немцев можно было передать Еременко всю 21-ю армию. Или я не прав, товарищ Малинин?

– Вы совершенно правы, Лев Захарович, но Ставка вместе с товарищем Василевским, увы, решила иначе.

– Знаю я, как решаются подобные дела, – недовольно буркнул Мехлис, – у кого больше влияния, тот и прав (армейский комиссар 1-го ранга выразился несколько иначе). Ладно, посмотрим, что тут можно сделать.

Генерал Малинин, да и сам командующий фронтом, восприняли слова заместителя наркома как вежливое сочувствие крушению их планов, но оказались полностью неправы. Мехлис действительно занялся поиском возможностей исправления допущенной на его взгляд «ошибки», и к исходу второго дня у него состоялся с Рокоссовским и Малининым доверительный разговор.

– Думаю, что я нашел возможность вернуть к жизни вашу операцию «Кольцо», – загадочно известил Мехлис генералов, многозначительно подняв брови.

– Каким образом, Лев Захарович? – удивился комфронта. – Ставка согласна прислать нам свежие резервы?

– К сожалению, нет. Ставка занята операцией «Марс», и все резервы в первую очередь направлены туда. Моя идея заключается в ином. У вас забрали армию Малиновского для решения важных проблем для борьбы с Манштейном, мы тоже можем потребовать себе армию, временно находящуюся в резерве. Я имею в виду 3-ю гвардейскую армию генерала Лелюшенко, стоящую без дела у Ватутина. Дело вполне реальное, но прежде чем приступить к делу, я хотел знать, как вы к этому относитесь? Одобряете ли вы мое предложение или нет? – Мехлис требовательно посмотрел на собеседников.

– Я всегда стоял за быстрое проведение операции «Кольцо» и рад любой возможности её реализации, но как к этому отнесутся сам Ватутин, генерал Василевский и Ставка? Насколько я знаю, 3-ю армию должны ввести в прорыв наступления Юго-Западного фронта. Вам могут отказать, Лев Захарович, обвинив в перетягивании одеяла в пользу своего фронта, – осторожно усомнился комфронта.

– Все мои действия направлены на скорейшее уничтожение напавшего на нашу Родину врага, а не ради каких-то там сиюминутных выгод, товарищ Рокоссовский. И желание разгромить Паулюса обусловлено государственными интересами, и только ими, – жестко произнес Мехлис, привычно засунув руку за поясной ремень. – Вы и товарищ Малинин известны мне как честные и ответственные товарищи, и я полагаю, вам можно доверить важную государственную тайну, о которой вы не могли знать в силу своего положения.

Операция «Уран» является частью большой стратегической операции, призванной отрезать немецкие войска на Кавказе. И чем быстрее мы разгромим немцев здесь под Сталинградом, тем быстрее сможем захватить Ростов и отрезать значительную часть дивизий врага от его основных сил здесь, на юге.

– Спасибо за доверие, Лев Захарович. Теперь нам многое стало понятно, – дипломатически произнес комфронта, который о многом догадывался сам, и слова Мехлиса не стали для него откровением, – но Ставка, и в первую очередь товарищ Василевский, не согласится с изъятием армии Лелюшенко у Ватутина.

– Не разбив яиц, нельзя приготовить омлет. Так вы поддерживаете мое предложение или нет?

– Конечно, да, товарищ заместитель наркома обороны, – откликнулся Рокоссовский, и Лев Захарович отправился добывать армию Лелюшенко.

Как и предсказывал Константин Константинович, генерал Василевский встретил требование Мехлиса о передаче 3-й гвардейской армии в штыки.

– У 3-й армии свои задачи и свои планы действий, утвержденные Ставкой, товарищ Мехлис! Она предназначена для прорыва на Шахты, а затем на Ростов! – в праведном гневе возмущался Василевский, но он не произвел должного впечатления на «мучителя генералов», как за глаза называли Мехлиса военные.

– Как скоро состоится этот прорыв, товарищ Василевский? Пока войска товарища Ватутина занимаются тем, что мужественно выдавливают противника с занимаемых позиций, и ни о каком прорыве речь не идет. Согласитесь, что продвижение на 3–4 километра в день никак нельзя назвать прорывом – язвительно уточнил Мехлис.

– Я не могу назвать вам точный день и час прорыва, но он состоится, можете в этом не сомневаться.

– А пока 3-я армия будет болтаться без дела, выполнение операции «Сатурн» откладывается на неопределенный срок.

– Ставка в курсе возникших трудностей в плане проведения «Сатурна» и согласна с внесением изменений в сроки её исполнения вместе с масштабом операции, – парировал Василевский, но собеседник не хотел слушать приведенные начальником Генерального штаба доводы.

– Когда человек хочет решить проблему, он ищет способы её решения, когда не хочет – ищет способы оправдания своего бездействия. Мне понятна ваша позиция, товарищ Василевский, и она откровенно гнилая, – гневно объявил Мехлис, и от этих слов у Василевского неприятно засосало под ложечкой. Он прекрасно знал, что может сделать первый заместитель наркома, в своем праведном гневе имея на руках слабые и малые аргументы.

Вместе с этим Александр Михайлович интуитивно чувствовал, что положение на фронтах не столь катастрофично, как это было летом и осенью сорок первого года, и время Мехлиса начинает уходить. Поэтому, собрав всю волю в кулак и вспомнив, что он начальник Генерального штаба и представитель Ставки, продолжил борьбу за свою точку зрения.

– Я буду вынужден доложить о нашем разговоре товарищу Сталину и указать на недопустимое вмешательство с вашей стороны в дела Ставки, – как можно более твердым тоном произнес генерал, но его слова не остановили Мехлиса.

– Можете не беспокоиться, товарищ Василевский, я сам сейчас же доложу о нашем разговоре товарищу Сталину и попрошу передать Рокоссовскому 3-ю гвардейскую армию, – громыхнул в запале Лев Захарович и разъединился.

К деловым качествам заместителя наркома обороны всегда относилась его готовность идти с открытым забралом на противника, и, положив трубку на рычаг, он тотчас позвонил в Кремль.

Поначалу вождь с холодцой отнесся к его идее о передаче армии Лелюшенко Рокоссовскому, но пламенный напор Мехлиса в сочетании с подготовленными ему генералом Малининым аргументами стал подтачивать лед недоверия Сталина.

– Василевский ручается, что со дня на день войска Ватутина смогут совершить прорыв, и передача 3-й гвардейской только спутает все наши карты.

– Ватутин, как всегда, топчется и ползет, в отличие от Воронежского фронта, который действительно осуществил прорыв и теснит врага, – Мехлис хорошо знал о холодном отношении Сталина к командующему Юго-Западным фронтом и попытался сыграть на этом. – Я не исключаю того, что со временем товарищ Ватутин сломает сопротивление отступающего под ударами врага, но тогда мы упустим возможность проведения большого «Сатурна». Если передать армию Лелюшенко Донскому фронту, шансы на его проведение возрастут в разы.

– Вы слишком увлечены своей идеей, товарищ Мехлис, и не желаете видеть подводные камни, которые существуют в любом деле. Допустим, что мы передали 3-ю армию Донскому фронту, а он не сможет разбить в кратчайшее время Паулюса. Тогда мы окажемся в незавидном положении, не добившись успеха ни на одном из фронтов. Что будем тогда делать? Кого назначать в виновники неудачи?

– Товарищ Сталин, я верю обещаниям генерала Рокоссовского разгромить врага в кратчайшее время и в случае неудачи готов отвечать за свои слова. Вы меня знаете, – решительно заявил Мехлис, вскинув по привычке свою черную гриву волос.

– Я хорошо знаю вас, товарищ Мехлис. Хорошо знаю генерала Рокоссовского и считаю, что следует использовать любой шанс, чтобы переломить ситуацию в свою пользу, – вождь замолчал и потом объявил свое решение: – Думаю, что в сложившейся ситуации можно будет рискнуть и передать 3-ю гвардейскую армию в состав Донского фронта. Но с тем условием, что в случае необходимости она будет незамедлительно возвращена товарищу Ватутину. Такое решение вас устроит, товарищ Мехлис?

– Вполне, товарищ Сталин. Единственная просьба: начать переброску армии Лелюшенко как можно скорее. Время не ждет.

Стоит ли говорить, что товарищ Сталин уважил и эту просьбу Льва Захаровича. Причина, по которой вождь пошел навстречу товарищу Мехлису, была проста и очевидна. Отчего не использовать пыл и азарт единомышленников по воле случая для спасения первоначальных замыслов?

Иосиф Виссарионович помнил историю о генералах Наполеона, которую ему рассказал историк Тарле. Оказывается, что перед сражением император заставлял генералов играть в карты, тем самым выявляя их боевой настрой на этот день. И тому, кто азартнее играл, император поручал командовать в этот день атакой, а остальных отправлял в резерв.

Очень может быть, что эта истории была обычной байкой, но острый ум вождя сразу выделил из неё здравую суть и не преминул воспользоваться ею. Люди искренне хотели добиться успеха, и им следовало немного помочь. Не так много было у Верховного Главнокомандующего генералов и командующих фронтом, которые не только выполняли поставленную перед ними задачу, но хотели сделать это лучше. Товарищ Сталин всегда шел им навстречу, не забывая при этом напомнить об ответственности.

Как говорят в народе, беда не приходит одна, но, как показывает практика, и удача не ходит в одиночку. Не успел Рокоссовский порадоваться сообщению Мехлиса по поводу передачи 3-й гвардейской армии, как его порадовали разведчики генерала Зенковича, добывшие ценного языка.

К сожалению, погоны его украшал майорский галун, и занимал он сугубо тыловую интендантскую должность, но бумаги, лежавшие в его облезлом кожаном портфеле, оказались на вес золота.

Когда Рокоссовский ознакомился с протоколом допроса пленного, он сначала не поверил.

– Ваши орлы все верно перевели, Александр Аверьянович? Или этот… – комфронта заглянул в листы протокола, – майор Штиглиц путает со страху за свою шкуру? Наговаривает, цену себе набивает. Сразу объявил себя сочувствующим коммунистам.

– В отношении сочувствия точно врет, товарищ командующий, неоткуда ему взяться при его послужном списке, а вот факты, приведенные им, похоже, соответствует действительности.

– Какой действительности?! – возмутился Мехлис, который также ознакомился с протоколом допроса и был изумлен ничуть не меньше командующего фронта. – Вранье сплошное, да и только!

Заместитель наркома обороны требовательно посмотрел на Зенковича. Мехлис, подобно Рокоссовскому, был знаком с Александром Аверьяновичем с Крымского фронта и был о нем хорошего мнения. Летом сорок второго Зенкович получил тяжелое ранение и был эвакуирован на Большую землю.

После окончания лечения был направлен на работу в тылу, но по протекции Льва Захаровича получил назначение на фронт к Рокоссовскому вместе с генеральским званием. Подобно вождю, Мехлис считал, что стоящих людей следует поощрять.

Зенкович был многим обязан заместителю наркома обороны, который с легкостью мог поменять свое мнение о человеке, но он твердо стоял на своем.

– Я считаю, что пленный говорит правду, товарищ армейский комиссар.

– Но согласно его показаниям в котле не восемьдесят – восемьдесят пять тысяч, как мы предполагаем, а целых двести тысяч! Выходит, что твои предшественники обманулись?!

– Выходит, обманулись.

– В два раза?! Скорее твой майор врет! – возмущался Мехлис.

– Нет, не врет. В его портфеле денежные и продовольственные ведомости с указанием частей и дивизий, общей сложностью двадцать соединений плюс тыловые службы. По ним выходит, что на 1 декабря у Паулюса было двести двадцать тысяч людей, но с учетом боев и эвакуации раненых мы округлили до двухсот тысяч.

– А не может это быть фальшивкой, ловко подброшенной нам немцами? – спросил Рокоссовский.

– Нет, товарищ генерал. Можно составить фальшивое донесение, распоряжение, приказ, карту. Можно все это объединить в пакет для того, чтобы ввести в заблуждение накануне нанесения удара – с этим я полностью согласен. Однако подбросить ворох ведомостей для того, чтобы посеять сомнения относительно численности окруженных войск – это вряд ли. Какой смысл?

– Учтите, Зенкович, вопрос очень важен, и если выяснится, что все это дезинформация, вы лично вы пойдете под суд, вместе с вашими орлами, по всей строгости военного времени, – предупредил Мехлис. Предупреждение было грозным, но генерал сразу почувствовал, что заместитель наркома его не пугает, а предупреждает, ибо уже поверил сказанным словам.

– Я готов ответить по всей строгости военного времени, товарищ армейский комиссар.

– Да, знатного зверя мы поймали, – вступил в разговор начштаба Малинин, – тут не только 6-я армия Паулюса, тут и половина 4-й танковой армии генерала Гота. Теперь мне понятна причина неудач нашего наступления в начале декабря. Имея такую плотность войск на малой площади, противник может легко перебрасывать резервы в любое место кольца окружения.

– А это что за карта? – Рокоссовский указал на лист бумаги, который Зенкович положил отдельно от протокола допроса.

– Это места расположения немецких аэродромов, составленные согласно показаниям майора Штиглица и его бумагам. С его слов, воздушный мост снабжения окруженных войск покрывает только половину их потребностей, но Берлин обещает в ближайшее время вдвое увеличить число бортов в Сталинград.

– Аэродромы – самое уязвимое место для немцев, и если эти данные верны, то нам следует пересмотреть направление наших ударов, – твердо заявил Малинин, и командующий вынужден был с ним согласиться.

– Задали вы нам работу, Александр Аверьянович. Все наши расчеты и планы идут псу под хвост, но все равно, спасибо за добытые сведения. От лица командования объявляю вам благодарность, – комфронта крепко пожал руку Зенковичу и отпустил генерала. Предстояла большая работа.