Текст книги "Сталинградская метель"

Глава IV
Неудачный восход «Марса» и «Юпитера»

Не только операцию «Уран» в излучине Дона и Волги готовило советское Верховное Главнокомандование в конце 1942 года. Был запланирован и ряд других операций на всем протяжении огромного советско-германского фронта, начиная от хладных вод Балтики и заканчивая предгорьями Кавказа.

Столь широкий размах планов Верховного командования был обусловлен расчетом, что немцы зимой, как правило, хуже воюют, чем летом, и на то, что у противника не хватит сил одновременно отражать наступление советских войск на столь огромном пространстве. Удачное проведение операции «Уран» должно было стать тем толчком, который срывает лавину и поможет раз и навсегда перехватить у противника наступательную инициативу.

В числе этих зимних операций была и операция «Марс», которая должна была быть проведена в конце ноября силами двух фронтов, Калининского и Западного, против противостоящей им 9-й армии генерал-полковника Моделя.

Суть её заключалось в нанесении двух мощных встречных ударов под основание Ржевского выступа в районе городов Белый и Печора. Предполагалось прорвать оборону врага и в ходе последующих боев окружить и уничтожить находящиеся на Ржевском выступе войска противника.

Одновременно с главными ударами были запланированы два вспомогательных удара, призванных отвлечь внимание противника от основного направления советского наступления и ввести генерала Моделя в заблуждение. Калининский фронт должен был нанести отвлекающий удар в районе Кривцов и Урдома, Западный фронт собирался вести наступление к западу от Зубцова, важного транспортного пункта, с таким большим трудом взятого во время летнего наступления.

В случае удачного исхода операции «Марс» Ставка ВГК предполагала развить полученный успех и продолжить наступление на Вязьму и Смоленск. Эта часть советского наступления получила название операция «Юпитер» и должна была кардинальным образом изменить расстановку сил на Московском направлении двух советских фронтов против группы армий «Центр».

Ставка ВГК изначально придавала операции «Марс» большое значение, так как длительно терпеть нависшую над столицей угрозу было весьма чревато, как с военной, так и с политической точки зрения. По этой причине в этой операции было задействовано больше войск, чем под Сталинградом, и подготовка с проведением её были возложены на первого заместителя наркома обороны генерала армии Жукова.

Вместе с этим операция «Марс» имела ещё и двойное дно. Утверждая сроки начала операции, Сталин специально настоял на том, чтобы «Марс» начался примерно в одно время с операцией «Уран».

– Гитлер придает очень большое значение Ржеву, провозгласив его воротами на Берлин. Это очень хорошо. Вот пусть товарищ Жуков как можно сильнее ударит по этой больной мозоли германского фюрера. Пусть как можно прочнее прикует своими действиями внимание Гитлера к Ржеву, чтобы потом немцы не смогли перебросить на юг ни одной дивизии, ни одного полка и эскадрильи. Чем больше их будет здесь, тем легче воевать товарищу Василевскому там, – пояснил вождь свой замысел генералу Антонову, вновь назначенному начальником оперативного отдела.

– Вы так уверены в успехе операции «Уран», товарищ Сталин? – не смог скрыть своего удивления Антонов.

– Я верю в военный талант товарища Василевского, – последовал короткий ответ, и генерал больше не стал задавать ненужных вопросов.

В состав соединений 5-й армии, которая на этот раз не была задействована в новом наступлении на Ржев, входила дивизия, где служил Василий Любавин. Летнее наступление принесло ему повышение и продвижение по службе. Так в петлицах его появилась третья шпала, и он занимал пост начальника штаба дивизии у генерал-майора Кузьмичева. Комдив приметил энергичного Любавина и по возможности перетянул его под свое крыло.

На совещании в штабе армии генерал Батюк довел до сведения комдивов информацию о наступательных планах соседей – взять Сычевку, и приказал им быть готовыми поддержать действия 29-й армии в случае её успеха.

– Не будет толку с наступлением у соседей, – честно сказал Любавин комдиву, когда тот рассказал ему о разговоре в штабе армии. – На их участке только зимой и наступать. Когда у противника в обороне все козыри, а у тебя только по одному комплекту снарядов на орудие.

– Генерал говорил, что соседей усилят танками и гвардейскими минометами, – не согласился с Любавиным Кузьмичев, – прорвут оборону немца.

– Если разведка у них хорошо поставлена, то, может, и прорвут, а если нет, то дальше первых траншей не продвинутся.

– Не каркай, Любавин!

– Я не каркаю, а констатирую факты. При нашем запасе снарядов нужно бить точно в цель, а не перепахивать площади в надежде на «авось».

– А как у нас обстоит дело с разведкой? – переменил тему Кузьмичев.

– Нормально, товарищ генерал. Если придется наступать, ударим точно по целям, – уверенно заверил Любавин комдива. С первого дня своего назначения на должность начштаба Василий Алексеевич обязал командиров полков вести ежедневную разведку переднего края обороны противника.

С наступлением холодов и снега Любавин распорядился создать подвижные отряды лыжников в белых маскхалатах, которые время от времени проводили рейды в тыл противника через занесенные снегом леса.

Но не только советская сторона вела активную разведку переднего края, немцы тоже не сидели сложа руки. И если число удачных рейдов их боевых групп в советский тыл было пересчитать по пальцам рук, то в средствах технической разведки они превосходили своего противника.

У них были больше и мощнее стереотрубы, при помощи которых они вели постоянное наблюдение за передовыми рубежами советской обороны. Их звукопеленгаторы засекали шум одиночного танка, а также быстро и четко определяли местоположение батарей советской артиллерии всего по нескольким пристрелочным выстрелам.

На высоком уровне у немцев были и радиопеленгаторы, что слушали переговоры советских подразделений по радио и благодаря которым удалось вскрыть приготовление 29-й армии к наступлению в районе Зубцова.

– Господин майор, к Советам прибыло свежее танковое соединение, – доложил 26 ноября фельдфебель Циммер командиру радиопеленгаторных установок майору Бютцеву. – Мы вторые сутки фиксируем работу его радиостанций в районе Зубцова.

– Вы точно уверены, что это именно танковое соединение? – уточнил Бютцев.

– У русских откровенно примитивный шифр, который совсем не трудно разгадать. Сейчас у них двадцать четыре «коробка», в ближайшие дни ожидается прибытие ещё двенадцати «коробков», – усмехнулся фельдфебель, – спички – солдаты, карандаши – пушки. «Маслята» – патроны, «грузди» – мины и снаряды, все легко читается.

– Следите внимательно за этими «коробками», Циммер, и упаси вас бог ошибиться. Русские, конечно, дикари, но по этой причине могут сделать то, что не укладывается в уме у цивилизованного человека.

– Будет исполнено, господин майор, но помяните мое слово, в этот раз сюрпризов не будет, – авторитетно заявил Циммер.

– Хвастун и болтун, возомнивший себя пророком, – возмущенно буркнул вслед ему помощник Бютцева лейтенант Щюцевист, недавно прибывший на фронт.

– Вы не правы, Отто, – покачал головой Бютцев, – фельдфебель один из лучших моих специалистов, и все его прогнозы имеют привычку сбываться.

– И все же я не согласен с выводами фельдфебеля Циммера. Вот так просто определить появление у противника танковой бригады – уму непостижимо.

– Хотите пари? – предложил Бютцев лейтенанту. – Ставлю двести марок, что фельдфебель прав.

– Нет, господин, майор. Моя мама запретила мне играть в азартные игры, – быстро отрезал Щюцевист.

– Ваша мама умная женщина, Отто, и своими советами уберегла вас от разорения, – улыбнулся майор и сел за составление доклада командиру дивизии.

Полученные сведения серьезно озадачили генерала Гольдбаха. Вот уже неделю он получал сведения из различных источников, что в самое ближайшее время стоило ожидать наступление Советов на участке обороны его дивизии.

– Что вы думаете по этому поводу? – спросил он своего начальника штаба полковника Ханиша. – Выдержит ли наша оборона этот удар русских или стоит запросить у Моделя подкрепление?

– Я прекрасно понимаю, что в свете последних событий под Сталинградом следует дуть на воду, обжегшись на молоке, но я не стал бы этого делать. Во-первых, у господина генерал-полковника нет свободного резерва, равно как и нет его и у фельдмаршала Клюге. Во-вторых, я полностью уверен в крепости нашей обороны. Русские не смогли пробить её летом, не смогут это сделать и зимой.

– Вы так в этом уверены, Иероним? Поверьте мне, излишняя уверенность до добра никогда не доводила, – предостерег Ханиша генерал, но начальник штаба твердо стоял на своем, прекрасно зная, куда тот клонит.

– В отличие от Паулюса, у нас нет на флангах ни румын, ни итальянцев, ни мадьяр, ни словаков. Везде стоят немецкие части, и это отличная гарантия того, что наша оборона не рухнет за одни сутки, а противник будет её прогрызать, обливаясь кровью и теряя людей. В этом я абсолютно уверен, так как за все время боев против русских мы хорошо изучили их наступательный шаблон и научились с ним бороться. Нет сомнений в том, что в случае наступления Советов мы отразим их наступление своими силами.

Слова полковника Ханиша не были просто пустыми словами, призванными сотрясать воздух. Оборонявшие Ржевский выступ немецкие части действительно хорошо изучили тактику советских войск и грамотно научились с ней бороться.

Любой фронтовик четко знал, что иваны начинают наступления рано утром, в промежутке между семью и десятью часами. После этого можно спать спокойно, наступления большевиков не будет. Поэтому, когда по позициям дивизии ровно в восемь утра ударили советские орудия, своим огнем они не застали немцев врасплох. Предупрежденные о возможном наступлении, командиры быстро отвели с передовой свои основные силы, оставив в траншеях только одних наблюдателей.

Офицерам, прибывшим в дивизию в качестве пополнения, подобные действия казались очень рискованными и опасными.

– Господин капитан, мне кажется, что, оставив в передних траншеях одних только наблюдателей, мы сильно рискуем. Ведь русские могут сразу после окончания артподготовки предпринять внезапную атаку и смогут прорвать нашу линию обороны, – настороженно говорил командиру батальона Енике лейтенант Тальберг.

– Не беспокойтесь, лейтенант, мы примерно знаем, когда иваны прекратят огонь и пойдут в атаку, – успокоил новичка капитан. – Обычно, проводя разведку боем, они ведут обстрел не больше тридцати – сорока минут. Если дело обстоит серьезнее, их орудия лупят ровно час, не больше. Для более продолжительного обстрела наших позиций у них элементарно не хватает снарядов.

– Однако разрыв даже в двадцать минут может самым фатальным образом сказаться на нашей обороне.

– Как правило, русские любезно предупреждают нас о скором окончании своего обстрела и начале атаки.

– Как? Дадут сигнал к началу атаки ракетами? – спросил Тальберг, чем вызвал смех окружающих.

– Нет, господин лейтенант, – услужливо пояснил ему один из унтер-офицеров. – Перед концом атаки русские обязательно играют на своих «органах».

– На каких органах? Откуда у них на передовой органы?

– Услышите, – коротко ответил Енике. – Ждать осталось не долго.

Слова комбата не разошлись с делом. Вскоре артобстрел прекратился, и раздались протяжные завывания и свисты от залпов гвардейских минометов. Именно их немцы и называли «сталинские органы».

Земля ещё ходила ходуном, а снег вперемешку с пылью ещё не успел осесть на землю, когда унтер-офицеры без всякого приказа погнали своих солдат из тыла на передовую.

– Быстрей, быстрей. Господин лейтенант, торопитесь, с минуты на минуту иваны бросят против нас свои танки, – уверенно заявил Тальбергу пожилой унтер, проворно толкая в спины солдат своего подразделения.

– Русские танки! – настороженно воскликнул тот, много слышавший за время своей гражданской жизни всяких нелицеприятных рассказов о русских бронированных монстрах. Унтер четко услышал плохо скрываемое напряжение в голосе офицера и поспешил приободрить и успокоить его:

– Артиллеристы наших штурмовых орудий настоящие мастера своего дела. Их снаряды если не пробивают броню русских, то хорошо крушат их колеса и гусеницы. Обер-фельдфебель Майер во время прошлой атаки подбил четыре русских танка, которые мы потом благополучно уничтожили огнеметами. Сейчас главное – отсечь от танков пехоту. Иваны очень упрямые и, получив приказ от своих комиссаров, стремятся любой ценой захватить наши траншеи.

Вскоре лейтенант воочию сумел убедиться в правоте своего собеседника. Во время попытки прорыва передней линии обороны батальона капитана Енике противник потерял подбитыми и поврежденными восемь своих машин. Остальные танки предприняли попытку громить тылы батальона, но там, на их беду, находились зенитные батареи. От огня их орудий загорелось еще три машины, после чего русские танкисты решили отступить.

Тем временем занявшие свои позиции пехотинцы яростно противостояли натиску советских автоматчиков. Благодаря уцелевшим огневым точкам и при поддержке минометных батарей, эта атака была отбита.

– Типичная ошибка иванов, – с пренебрежением констатировал капитан Енике, когда командиры рот доложили ему об успешном отражении наступления врага. – Русская пехота не поддержала свои танки, и их единая цепь моментально распалась. Так мы сможем сдерживать их атаки до самой Пасхи, регулярно сокращая число бойцов у Сталина.

Слова немецкого капитана были недалеки от истины. Ценой огромных потерь за пять дней интенсивного наступления советские войска сумели прорвать передовую оборону противника, но не смогли развить наметившийся успех. Быстро переброшенные к месту прорыва оперативные резервы 9-й армии сумели остановить наступление противника активными контрударами по его флангам.

Все, чего смогли добиться войска Западного фронта, это передвинуть линию фронта на десять – пятнадцать километров к западу от Печоры, так и не дойдя до Сычевки. К огромному неудовольствию генерала Жукова, курировавшего операцию «Марс» как представитель Ставки.

Примерно так же развивалось наступление и в полосе Калининского фронта. Ценой больших потерь советские войска потеснили немцев под Урдомом и в районе Карская-Гусево. Благодаря героическим усилиям пехоты, что сначала наступала на неподавленные огневые точки врага, а потом окопалась в чистом поле, все попытки врага отбросить её на исходные позиции провалились.

В армейских сводках, отправленных наверх, все это именовалось громким словом «плацдармы для будущих наступлений». Однако любому грамотному в военном деле человеку они напоминали грыжевые мешки, которые могут быть срезаны хорошими ударами с флангов.

Однако больше всех хлопот немцам доставили танкисты 1-го механизированного корпуса генерала Михаила Соломатина. Успешно прорвав немецкую оборону под Клемятиным, он сумел выйти на рубеж Белый – Никитинка – Матренино, угрожая тылам XLI танкового корпуса генерала Гарпе.

Быстрому продвижению советских танкистов мешали густые леса, плотная оборона противника и разыгравшиеся снежные бураны, которые серьезно затруднили снабжение ушедшего вперед корпуса.

Именно эти обстоятельства и слабое фланговое прикрытие позволили немцам остановить продвижение Соломатина по направлению к Сычевке. В срочном порядке отменив приказ об отправке на юг двух моторизованных дивизий, Модель бросил их против генерала Соломатина, чьи тылы к этому времени сильно отстали, а сам корпус понес потери как от столкновения с врагом, так из-за различных технических поломок.

Следуя своей привычной тактике, Модель ударил под самое основание наступательного клина советских войск со стороны Белого и Батурино и после непродолжительного, но яростного боя сумел смять фланговое прикрытие мехкорпуса. Оказавшись в мешке, танкисты продолжили выполнять поставленную перед ними задачу и после ожесточенного сопротивления выбили врага из села Владимирского. Это позволяло Соломатину продолжить наступление на Залазенки, где должны были находиться соединения 2-го гвардейского кавалерийского корпуса, гулявшего по тылам противника.

Удайся этот маневр, и четыре корпуса противника оказались бы в окружении, но этого не произошло. Из-за нарушения подвоза горючего танки генерала Соломатина не смогли пройти разделяющие их сорок с небольшим километров, а кавалеристы слишком поздно узнали об успехе своих товарищей.

Встречного удара не получилось, что позволило немцам подтянуть дополнительные силы и отбросить конников генерала Крюкова по направлению к Лушихину.

В надежде на то, что 41-я армия сможет пробить вражеский заслон и снабжение корпуса будет восстановлено, Соломатин двинулся на Босино, имея целью встретиться с кавалеристами 2-го гвардейского корпуса и пробивающимися с севера соединениями 3-го мехкорпуса генерала Катукова.

Учитывая бедственное положение танкистов, данный шаг был отчаянной смелостью, но, как оказалось потом, единственно верным. Немцы не ожидали удара Соломатина в этом направлении. На остатках горючего танкисты дошли до Босино, взяли его, но так и не дождались обещанной помощи. Катуковцы не смогли пробить брешь в обороне врага, а кавалеристов Крюкова немцы вновь отжали в сторону. Причем отжали так сильно, что конникам ничего не оставалось, как идти на прорыв в сторону Карскова.

Когда Соломатину доложили о новой неудаче, не дожидаясь приказа командования, генерал приказал бросить ставшую ненужной технику и пробиваться за линию фронта. После трехдневного рейда по тылам врага Дмитрий Михайлович сумел вывести основные силы корпуса из окружения, успешно прорвав оборону противника в районе Петушков.

За время этого рейда отличились два человека: капитан Марушкин и майор Громов. Первый командовал арьергардом, прикрывавшим отход корпуса из Босино. Удачно выбрав место для обороны, отряд капитана Марушкина успешно отражал атаки врага весь световой период дня.

Сначала пулеметным огнем был разгромлен взвод немецких мотоциклистов, бросившихся преследовать покинувшего Босино Соломатина. Потеряв пять машин и двенадцать человек убитыми, противник в панике бежал, чтобы через час ударить более грозными силами.

На этот раз отряд Марушкина атаковало две роты автоматчиков при поддержке взвода бронетранспортеров и самоходок. Казалось, что против столь мощного кулака небольшому отряду не устоять, но благодаря смелости и отваге двух расчетов противотанковых ружей враг был остановлен на подступах к рубежу обороны отряда.

Расчет сержанта Рината Хабибуллина сумел подбить две бронемашины противника, одна из которых загорелась, и её огонь мешал вести бой остальным машинам врага. Под его прикрытием расчет противотанкового ружья младшего сержанта Александра Копытовского подбил немецкую самоходку, перегородившую узкую дорогу в заснеженном лесу.

Глубокий снег не позволял вражеской пехоте обойти отряд Марушкина с флангов, заставляя атаковать его в лоб и нести неоправданные потери. Неудачей закончилась попытка немцев уничтожить отряд при помощи пулеметов оставшегося бронетранспортера и орудия второй самоходки. Выпустив весь боекомплект, они нанесли малозначимый урон бойцам Марушкина, чьи пулеметчики вновь отбили атаку противника.

Обозленные неудачей, немцы подтянули к дороге две минометные батареи и принялись методично обстреливать минами квадрат за квадратом. Попав под столь мощный обстрел, Марушкин приказал бойцам отступить на запасные позиции, где отряд принял свой последний бой.

Отважные бронебойщики сумели пополнить свой счет ещё на одну сожженную бронемашину, а рядовой Панкратов метким броском гранаты сумел подбить прорвавшуюся самоходку противника. В самом начале схватки капитан Марушкин получил тяжелое пулевое ранение в живот и, когда враг пошел в новую атаку, лег за пулемет и стал прикрывать отход отряда.

О геройском подвиге своего командира генералу Соломатину доложили бойцы отряда, оторвавшиеся от врага под прикрытием наступившей темноты. Встав на лыжи, они сумели догнать корпус перед самым его прорывом.

Головной колонной корпуса во время прорыва командовал майор Громов. Когда до линии фронта осталось совсем ничего, колонна попала под плотный огонь со стороны противника и залегла. Стремясь переломить опасную обстановку, майор Громов сам повел бойцов в атаку. Воодушевив солдат своим личным примером, он поднял людей в штыковую атаку, которая завершилась полным разгромом врага, несмотря на гибель майора.

За проявленное мужество и героизм в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками оба офицера по представлению генерала Соломатина были награждены званием Героя Советского Союза (посмертно). Сам Дмитрий Михайлович был удостоен ордена Боевого Красного Знамени и личной благодарности Верховного Главнокомандующего.

Так закончился героический рейд корпуса генерала Соломатина, но не завершилась операция «Марс».

Ликвидировав угрозу окружения своей армии и восстановив линию фронта в районе города Белый, генерал Модель обрушился на узкий, кишкообразный плацдарм в долине реки Лучесы, образовавшийся в результате прорыва танкистов генерала Катукова. Казалось, что участь его была предрешена. Он также должен был пасть под фланговыми ударами немцев, но этого не случилось. За небольшой клочок земли, мало что решавший как в тактическом, так и стратегическом значении, завязалась яростная борьба. Обе стороны бросали в бой все новые и новые силы, но безрезультатно.

В результате ожесточенных боев 3-й механизированный корпус генерала Катукова, из-за своих потерь сведенный в две бригады, полностью лишился своих танков и был отведен в тыл на переформирование. Серьезные потери понесли стрелковые подразделения 22-й армии, но и примерно такие же потери были и у немцев. Полки сократились по своей численности до батальонов, батальоны до рот, а фельдмаршал Клюге подобно попугаю твердил, что у него нет резервов. Все это вынудило командующего 9-й армии отдать 20 декабря приказ о прекращении атак.

Уязвленный генерал Модель намеревался провести перегруппировку сил и к Новому году провести операцию по восстановлению прежней линии фронта, но последующие события заставили его отказаться от этих намерений.