Текст книги "Хвост огненной кометы"

Романов посмотрел на часы, интеллигентно давая понять, что беседа закончилась.

– В половине второго я вылетаю в Агишты. Буду говорить с людьми. Хотите со мной?

– Конечно.

Вместе с генералом исчез и подполковник Валера. От нечего делать стали бродить по базе. Узнали, где штаб Куликова, сняли проезд колонны бронетехники, пару вертушек зависших над аэродромом. И снова в голове жгучая и не дающая покоя мысль – из чего делать вечерний материал. Ну, поговорил с Романовым, хорошо, снять-то беседу не дали. Генерал обещал взять в Агишты? Сколько раз договаривался с военными об эксклюзивных съемках, а потом встречался с ними только в Москве.

Возле контрольно-пропускного пункта заметили съемочную группу НТВ. Елена Масюк настороженно бродила с внешней стороны колючей проволоки, а ее оператор с рук «гасил» натужно ворочавшийся в глубокой ямине танк. Т-72, увешанный мешками с песком и какими-то железяками, похожими на части двигателя, крутился во все стороны, выбрасывая из-под гусениц здоровенные куски глины. Володя Кипин тоже не мог пропустить эту картинку и велел Сотникову ставить штатив. Как только он приладил Бетакам на треногу, в объектив шмякнул кусок грязи. Кипин по-женски всплеснул руками и принялся придирчиво ощупывать «инструмент», словно доктор захворавшего ребенка. Конкуренты не злобно заржали. Вероятно, на базу Масюк не пускали за продудаевскую позицию их канала. А, может, и сама не хотела светиться в Ханкале. С камерой, слава Богу, ничего не случилось. Хорошо, что Володька не успел снять крышку с объектива.

Танк выполз на дорогу, затих, и из башни высунулась голова. Чумазый, с русыми нечесаными волосами боец, щелкнул бычок в кусты и прищурился:

– Эй, корреспонденты, деньги есть?

Командировочные средства Кипин всегда хранил в нагрудном кармане. Обычно финансовыми вопросами занимались ассистенты, но Володя не доверял бухгалтерию никому. По природе он несколько прижимист, но чрезвычайно добр.

– А что? – заволновался оператор.-Покушать хочешь купить? – он порылся в брючных карманах.-Могу из своих одолжить.

Володька обернулся на меня.

– Сам служил, знаю, казенной пищи не хватает.

Но по сытой физиономии паренька нельзя было сказать, что он голоден.

– Говори яснее, – подошел я ближе.

– Мы в город двигаем, – потер грязную щеку танкист. – Можем прихватить. Две стекляшки туда, две обратно.

– Какие стекляшки? – удивился Кипин.

– Ну, люди! Прокатим с ветерком, если на четыре пузыря дадите.

Оператор раскрыл, было, рот, но я его остановил. Ситуация понятна. В запасе еще три часа, до города на этой карете минут двадцать. Если судить по карте. Не плохая возможность подснять Грозный уже сегодня.

– Заводи! – вспомнив январские гонки, махнул я рукой.

И снова на танке. Сердобольный младший сержант Паша выдал нам широкую поролоновую подстилку, которая несколько смягчила нашу поездку. Сразу за военной базой тянулись безжизненные дома, с дырами в стенах и крышах. Я еще подумал – прекрасные позиции для снайперов. Так оно и оказалось. Позже военные мне рассказали, что из этого местечка, каждую ночь лупят по базе. Случается и по вертолетам из ПЗРК.

По городу ехали спокойно, не то, что в январе. По всюду, словно общипанные великаном, деревья. Почти ни одного целого. Но даже и на этих измочаленных снарядами деревцах, начинала пробиваться зелень. Символично, подумал я, и война, вроде бы, заканчивается и природа возрождается. Кто бы мог тогда предположить, что огню на этой земле еще полыхать и полыхать.

Свернули на одну улицу, потом на другую и остановились возле торговой палатки, которая была закрыта.

Паша вылез из люка и громко позвал:

– Шамиль! Шамиль!

– К Басаеву, что ли привез? – сглотнул Володька.

Вообще он любит задавать нелепые вопросы с таким видом, будто сам верит в их серьезность.

– Точно! – обрадовался служивый.-По ночам своими боевиками командует, а днем водкой приторговывает. Шамиль, мать твою!

Внутри палатки, за стеклом которой были аккуратно разложены пряники, жвачка, конфеты и другая мелочь, шевеления не замечалось.

– Ладно, – сплюнул Паша.

Танк вздрогнул, выпустил клубы желто-черного дыма, и его башня стала поворачиваться стволом в сторону палатки. Когда стальная труба коснулась края ларька, его хрупкая конструкция даже не затрещала, а запищала, словно была живой. Из бендежки сразу же выскочил Шамиль.

– Зачем делаешь, а?!

Танкисты выключили двигатель.

– Чего сидишь, как сыч в норе? Ты мне четыре пузыря задолжал.

– А-а, пузыри, пузыри!

Чеченец скрылся в палатке и через пару секунд уже протягивал младшему сержанту четыре бутылки «Столичной».

– Не паленая?

Чеченец прижал руки к сердцу.

– Ну, слезайте, – сказал нам на следующем повороте Паша, – приехали. Железки нужно кое-куда забросить, – он кивнул на привязанные части агрегата. Через час сюда же подгребайте.

– Почему чеченцу деньги не отдал? – хмуро спросил я.

– Потом отдам, – улыбнулся танкист.-За ним должок.

Что это был за долг, мы так никогда и не узнали.

Проводив взглядом танк, побрели в сторону центра города. Нам повезло, почти сразу натолкнулись на блокпост федералов. Представившись, попросили интервью.

– Да нет проблем, – обрадовались военные, а то все генералов показываете.

Вообще-то это была неправда, но я спорить не стал. Но как только дошло до дела – говорить на камеру, все, потупив глаза, начали разбредаться в разные стороны. Я велел Кипину включить камеру и буквально зажал майора Синицына возле блокгауза.

(диктофонная запись)

– Какова обстановка в городе?

– Обстановка в центре Грозного на сегодняшний день нормальная. Бывают обстрелы в ночное время, но очень редко.

– Ваши взаимоотношения с местным населением?

– С местными взаимоотношения самые хорошие. Совместно с нашим свердловским ОМОН-ом, службу несет местный ОМОН. Поддерживаем дружеские отношения. Все ребята, больше ничего не могу сказать.

Я отдал микрофон Мишке Сотникову и огляделся по сторонам, в надежде увидеть хотя бы одного чеченского омоновца. Но все лица были, как назло, исключительно славянского типа. Ладно, решили снять блокпост с фасада, так чтобы в кадр попал российский флаг. Возле дырявых мешков с песком на корточках сидел худенький боец без бронежилета и по-детски тер кулаками глаза.

– Что случилось? – участливо наклонился к нему Кипин.

– Гошу убили, – зарыдал солдатик.

– Друга?

– Ага.

Чуть в стороне я заметил тело белой окровавленной собаки. Головы у нее почти не было, только развороченная нижняя челюсть. Кровь еще не успела запечься. Я люблю собак, и их смерть воспринимаю очень болезненно.

– Кто ее?

– Снайпер вон из тех домов, – майор Синицын указал рукой на противоположную сторону площади.-Гошку еще в феврале подобрали. Ласковый был, добрый, но чужих не подпускал. Знал службу. Днем «чехи» по нам не стреляют, боятся, что облаву устроим, только ночью. Но на гадость всегда способны.

От того правильного майора Синицына, что давал интервью, не осталось и следа.

– Хорошие же у вас отношениям с населением, – горько вздохнул Володька.

– Тьфу! – сплюнул майор.-Сколько волков не корми… Это не для печати.

– Не горячись, Егорыч, – вступил в разговор капитан, похожий голосом на актера Хмельницкого. Да и во внешности его было что-то стенькаразинское.-Это Снегурочка работала. Глядите, мол, я ничего не боюсь и вы всегда у меня на мушке.

По словам капитана, среди чеченских снайперов полно девиц из Прибалтики и Украины, бывших чемпионок по стрельбе. Полностью отмороженные дамы, потому и прозвали их Снегурочками. Но не только иностранки отстреливали наших ребят.

– Взяли одну такую, – продолжал он, – красивая бестия, белокурая, глаз нельзя отвести.

А на прикладе девятнадцать зарубок. Оказалась москвичкой.

– И что вы с ней сделали? – осторожно поинтересовался Кипин.

– Да, что. За волосы и об стенку.

Через час, как и договаривались с танкистами, стояли на перекрестке. Время шло, а знакомого Т-72 видно не было.

– Срочные дела, наверное, – оправдывал военных Володька.

Пришлось ловить частника. Муслим, как представился, водитель, категорично заявил, что до КПП базы не поедет, выбросит нас за полкилометра. Согласились. Чеченец оказался на редкость разговорчивым. Сначала расспросил, откуда мы, а потом подробно поведал о себе и своих родственниках вплоть до седьмого колена.

– Я в Норвегию попрошусь, – сказал он, немного помолчав.-А что здесь? Думаете, это когда – нибудь кончится? Наши ваших убивают, ваши наших. Ненависть в крови. Двадцать поколений пройдет, пока кровь остынет.

– А как же мирные переговоры?

– Ха! – рассмеялся Муслим.-Кто кому верит? Вот генерал недавно приезжал в Веденский район. Уговаривал мирно жить. Все, все хорошо, руку, жал, обнимался. Уехал, а через пятнадцать минут все село катюшами разбомбили.

Володька Кипин поцокал языком и предположил:

– Может, случайно?

– На войне все случайно, – философски заметил шофер. – Сейчас еду мимо школы. Солдаты с танка какой-то мотор снимают. Не удержали. Одного придавило.

Володька обхватил щеки руками.

– Сержанта?

– Не разглядел.

– Светленький такой, с родинкой на подбородке.

– Вроде, рыжий. Я к чему. Выживет, слава Аллаху. Нет, получат родственники телеграмму-погиб в Чечне. И его друзья приедут сюда мстить. Никогда война не кончится.

По дороге, заросшей фруктовыми деревьями, бежали сломя голову. Опоздаем, больше Романов нас с собой никуда не возьмет. Кипин, конечно же, навернулся. Но и на этот раз пронесло, камера не пострадала.

Возле палатки серым волком нарезал круги подполковник Валера.

– Где вас черти носят? Через десять минут вылет.

Романов появился на аэродроме минута в минуту. За весь полет он не проронил ни слова. Задумчиво глядел в иллюминатор. Только когда вертушка зависла над каким-то населенным пунктом, большим пальцем указал вниз, мол, прибыли.

Приземлились в чистом поле, возле проселочной дороги, ведущей в Агишты. На грунтовке, в клубах пыли, поднимаемых вертолетными лопастями, уже ждала группа чеченцев. Человек десять-пятнадцать. Почти все были при параде – в пиджаках и шляпах. Свита Романова состояла лишь из двух офицеров без оружия. На поясном ремне Анатолия Александровича я тоже не заметил кобуры.

С каждым из старейшин, которые оказались вовсе не старыми, генерал поздоровался за руку. Лица встречающих были приветливыми, но несколько настороженными. Романов держался уверенно, но не надменно. Кавказцам ни в коем случае нельзя показывать слабину, равно как и демонстрировать превосходство.

О чем говорили вначале, я не слышал, слова заглушал шум двигателя. Когда, наконец, «восьмерка» затихла, я смог разобрать диалог.

(диктофонная запись)

– В прошлый раз мы с вами договаривались, что ни один наш солдат не войдет в село.

Мы свое обещание выполнили.

– Да, да, – закивали головами чеченские представители.

– Но и вы должны сдержать слово – не пускать к себе боевиков.

– Не пускаем, нет, не пускаем.

– Хорошо.

Один из романовских офицеров стоял рядом со мной и то ли мне, то ли самому себе прошептал: «Как же, не пускают. В каждом доме по „чеху“ с пулеметом».

Удивленно вскинув брови, я дал понять, что хорошо расслышал его слова. Офицер наклонился ко мне.

– Вон у того, что в красном галстуке, ствол под пиджаком. А у его соседа ладонь обожжена. Видимо, с рук длинными очередями гасил, сволочь.

Действительно, у высокого, седовласого миролюбивого на вид чеченца, под полой полосатого пиджака выделялся какой-то предмет. У стоявшего за его спиной товарища, была забинтована левая рука.

А Романов продолжал беседу.

– Гуманитарная помощь вовремя доставляется?

– Вовремя, да, вовремя. Спасибо.

Мой собеседник хмыкнул:

– Они ее сами не жрут, на рынки свозят.

– Нужно заканчивать войну, – говорил командующий. – Многие полевые командиры, с которыми я разговаривал, готовы сложить оружие. Но и от вас, мирных граждан, многое зависит.

– Да, да, зависит, – вторили эхом чеченцы.

Вообще, диалог проходил довольно странно. Генерал убеждал селян в необходимости перехода к мирной жизни, а те отделывались односложными фразами. Может быть, камеры стесняются? Не успел я об этом подумать, Анатолий Александрович подал знак прекратить съемку и отошел с несколькими чеченцами в сторону. Володя Кипин вскинул на плечо Бетакам и засеменил по полю на пригорок, чтобы снять панораму Агишты.

– Куда?! – закричал один из офицеров.

Оператор перепугался дикого вопля и шустро, будто поднятая охотником тетерка,

примчался обратно.

– В чем дело?

– Мины кругом.

– Наши? – наивно поинтересовался Володька.

– И наши тоже.

Романов вернулся минут через сорок.

– Договорились о создании сил самообороны, – вытер он пот со лба.

– От кого обороняться? – прищурился Мишка Сотников.

Я ткнул его локтем в бок – не лезь, когда не спрашивают. Технарей всегда нужно держать на коротком поводке.

На этот раз генерал от интервью на камеру не отказался. Я не стал задавать Романову заковыристых вопросов. В общем и целом ситуация с переговорами для меня прояснилась. И Анатолий Александрович, и старейшины выполняют задания своего начальства. Ни та, ни другая сторона в мирный исход событий, по большому счету, не верит.

(диктофонная запись)

– Мы должны предпринять все для того, чтобы в этом селе не прозвучал выстрел в адрес нашего солдата, не погиб солдат и не погибли мирные граждане, которые не причастны к этой войне. Штыками и бомбами на этой земле мира не добьешься.

Не успели выключить камеру, как сзади на дорогу из зарослей выползла колона танков с красными советскими флагами на башнях. Машины проскрежетали мимо задумчивых старейшин и потянулись в сторону села.

Я не был доволен собранным материалом, но чтобы удовлетворить любопытство Бориса Абрамовича, касаемо мирных инициатив в республике, его вполне хватало.

Пристроился возле вертолета, стал сочинять. В голову ничего толкового не лезло. Долго мучился, прежде чем выплеснуть в потертую записную книжку первую фразу:

«Под жарким чеченским солнцем идут переговоры, под жарким чеченским солнцем продолжается война…» Конечно, получилось вычурное начало, но я не погрешил против истины – жара действительно стояла для меня невыносимая, а, какие-никакие переговоры протекали своим чередом. Как воды Аргуна, прибивающие к берегам истерзанные трупы. Да, именно так. На следующий день я узнал, чего на самом деле стоили федералам всевозможные мирные договоренности и моратории, приведшие, в конечном итоге, к позорному для России Хасавюртовскому соглашению.

И в том нет вины Анатолия Романова. Злой гений Березовский запутал не только военных, но и всю страну.

19.05.95. Сюжет второй. Бой под Сержень-Юртом

Накануне вечером, за рюмкой чая, контрразведчики из нашей палатки пообещали взять нас с собой на важное задание. Что оно собой представляет, не уточнили. Подполковник Валера пил только кофе и без конца делал мне комплименты по поводу сюжета в программе «Время». Материал прошел на 21.00, его видел Анатолий Романов и остался доволен. Радовался и Валера. Ведь за «неправильные» репортажи пишущей и снимающей братии генералы снимали стружку с сотрудников своей пресс-службы. С нас-то, журналюг, какой спрос? Ну, откажут в очередном интервью, а от грязи в глазах общественности долго не отмоешься. В те годы наш народ, в большинстве своем, еще мыслил советскими категориями – раз показывают по телевизору, или печатают в газете, значит правда.

Я тоже смотрел свой репортаж на релейке, откуда и перегоняли материал в Москву. От главной нити сюжета, что генерал Романов – и один в поле воин, разумеется, ничего не осталось. Но то, что командующий всеми силами пытается наладить мирный процесс и тем самым сохраняет русские и чеченские жизни, в репортаже прозвучало. Монтаж картинки, правда, был как всегда аховый. На тексте о Грозном, планы Ханкалы, я рассказываю об аэродроме, вставляют танки. В группе оперативной информации работало полно женщин, которым до чеченской войны было как аравийскому верблюду до Северного полюса. Хорошо, хоть, верные субтитры на командующего дали. Причем, редактору Кате я долго втолковывал, что синхрон этого офицера нужно подписать: «Командующий группировкой внутренних войск в Чечне Анатолий Антонов». Грамотная Катя никак не хотела уразуметь: «Какой же это Антонов, Вовочка? Ха-ха». Вмешался Кипин: «Это, конечно, Романов, но нужно написать – Антонов».

– Ты зачем секретную информацию по открытой связи выдаешь? – нарочито грозно взглянул я на оператора.

Володька стушевался, но до Кати, наконец, дошло.

Итак, материалом вэвэшники остались довольны, можно было продолжать творческое сотрудничество. Однако когда я проснулся ранним утром, след контрразведчиков уже простыл.

Я растолкал своих товарищей, и мы поспешили к штабу Романова. Возле входа стоял часовой и на вопрос, где командующий, так грозно взглянул на нас, что похолодело в животе. Было ясно, генерал куда-то улетел, а от бойца ничего конкретного не добьешься.

Слоняясь по военной базе, натолкнулись на палатку «Вестей». У «россиян» имелся свой просторный шатер, где корреспонденты чувствовали себя вполне удобно и независимо. За подобную «квартиру» Российское телевидение платило министерству обороны небольшую сумму, и все были довольны. Наша же редакция не проявляла тогда никакого интереса к бытовым условиям командированных на войну сотрудников. Заместитель главного редактора по производственной части Георгий Акопян – умный, хитрый, как крот расчетливый армянин, всегда расставался с редакционными деньгами, будто со своими собственными. Позже все наладилось, но тогда мы могли лишь позавидовать вестюкам.

Внутри палатки, упершись руками в колени, похожий на Леонова в «Джентльменах удачи», сидел Саша Сладков. Ему прислуживала вся съемочная группа. Один размешивал сахарок в чае, другой нарезал белый хлебушек. Вот воспитание, подумал я, а мои орлы даже водки командиру первому не нальют! Но это я ворчал так, по – стариковски. Я всегда старался выстроить с бригадой равные отношения, тем более на войне. Сладков же из бывших военных, субординацию блюдет четко. У него не забалуешь.

Разговорились. Выяснилось, что ежедневно из штаба Куликова часов в двенадцать дня появляется какой-нибудь Гаврила и выносит оперативную сводку по всей Чечне.

– Толку от нее мало, – откусил большой кусок от горбушки Саня, – нужно самому суетиться. Я уже сегодня командующего объединенной группировкой записал.

– Когда же ты успел?

– Спать меньше нужно.

Я потом узнал, что Сладков ежедневно, с утра пораньше, засылал к штабу одного из своих хлопцев. Когда тот отлавливал какого-нибудь ответственного военного, приводил Саню.

Ну вот, у «Вестей» уже синхрон Куликова имеется, а у меня кукиш с маслом. Чтобы не расстраиваться еще больше, мы покинули сладковский вигвам и направились к штабу. Стрелки на часах показывали только десять. Перспектива бессмысленно топтаться целых два часа, не радовала. Даже если и вынесут заветную оперативку, чего с ней делать? Ее в Москве и по информационным агентствам редакторы прочтут. А Минаев вчера просил продолжить миротворческую тему. Была, не была!

– За мной! – скомандовал я бригаде.

На мое счастье, въезд на взлетное поле никто не охранял. На краю бетонки разгружалась «восьмерка». Из чрева вертолета хмуро выпрыгивали бойцы в чистой форме, с вещмешками и касками за плечами. Пополнение. Вчерашние школьники, приземлившись за чеченскую землю, нервно рылись в карманах и засовывали во рты сигареты.

– Не курить возле машины! – кричал на них пилот. – Совсем что ли осатанели?!

Я вздохнул. Пока еще не осатанели, но осатанеют непременно и очень скоро. Может и прав генерал Романов, войну нужно прекращать как можно скорее и всеми возможными и невозможными способами.

Сглотнув, я подошел к вертушке.

– Куда-нибудь сейчас полетите?

– Чего надо? – грубо отрезал пилот.

– Нам на юг нужно, желательно под Сержень-Юрт.

– А, может, вашу милость сразу на Гавайи доставить? Там тепло.

– Здесь тоже не холодно.

– Ну и двигайте отсюда. Эй, Степаныч, слышь, – крикнул он не видимому мне с земли человеку, – тут телевизионщики нашу яхту зафрахтовать хотят.

В проеме железной стрекозы показался майор в шлемофоне. Кажется, я где-то его видел.

– А, программа «Время», кивнул приветливо майор.

Признаться, я очень удивился. Фамилия то моя, конечно, на слуху – почти каждый день в эфире. Но лицо? Корреспонденты редко появляются в кадре, поэтому нас редко узнают.

– Я тебя в Моздоке видел. На совещании. Вы после этого в своей передаче Юшенкова гаденышем обозвали.

– Не мы, Грачев.

– Какая разница. Без вас бы его страна не услышала. Лихо. Лучше, Коляныч, с телевизионщиками не шути, еще объявят, что ты чеченский шпион.

– Объявят! Я им объявлю, – уже не зло возмутился Коляныч.

– Куда на этот раз собрались? – поинтересовался у меня майор.

Я честно признался, что точно не знаю. Вроде бы под Сержень-Юртом идут бои.

Летчик махнул рукой и сказал, что они везде идут и никогда не прекращались. Везение, как известно, случается редко, но на войне гораздо чаще. Несказанно повезло и на этот раз. Майор тщательно проверил нашу аккредитацию, удостоверения и коротко бросил:

– Залезайте. Мы как раз под Сержень-Юрт двигаем. За «трехсотыми».