Текст книги "Абловы. Забытые имена"

ТРУДНЫЙ РАЗГОВОР

Каждое лето, на каникулы Николай, приезжал к родителям на побывку. Он был привязан к своей семье, и проявлял теплые чувства к родителям.

Особенно он был дружен с отцом, он и внешне походил на него,

и усы, и бородку носил, подражая ему.

Сначала когда семья жила в Кузнецке, он добирался домой поездом, ему нравилось путешествовать, как и отцу, он с удовольствием слушал рассказы старшего Николая Николаевича о службе на железной дороге.

Ему всегда хотелось приезжать погостить не с пустыми руками,

но своих средств у молодого Николая еще не было, но на сэкономленные на питание деньги он умудрился купить заварной фарфоровый чайник для семейных чаепитий.

И теперь, когда семья собиралась в очередной раз побаловаться чайком, Надежда Лаврентьева разливая чай по чашкам, вспоминала. Как там наш Коленька, давно, что-то от него нет весточки…

С приездом Николая, дом наполнялся радостью, он часто устраивал семейные концерты, ставил спектакли одного актера, читал стихи, рассказывал сестрам о прочитанных книгах…

Став постарше, и получая свои первые гонорары от издательства, он не забывал и о семье. Пытался выкроить на скромные подарки, карандаши, альбомы, тряпичные куклы младшим сестрам, как-то купил для Макса деревянный револьвер, а Еньке детскую книжку с картинками и странным названием Пинокио…

Ну и конечно, каждый раз он привозил какую-нибудь книгу для отца.

А Надежда Лаврентьевна получала от сына то цветастый платок, то теплый пуховую шаль.

Каждый приезд Николай помогал отцу с работой в типографии, и полностью освоил и профессию наборщика и печатника…

Он даже, как-то самостоятельно распечатал текст своей лекции,

и частенько пользовался этим листком на выступлениях…

В этот раз Николай ехал из Питера с тяжелым сердцем, как просить отца о финансовой помощи для отъезда в Париж, это же не шуточное дело у него и без него шесть ртов, и учить их нужно, и кормить, и одевать…

Да и поймет ли зачем Николаю ехать в Париж, или посчитает чудачеством…

Правда, он ехал не с пустыми руками, товарищи по организации

Попросили распечатать сотню прокламаций, и даже дали задаток за работу, но, опять же, а не испугается ли он, не прогонит в шею…

Ну вот и дома… Все рады, за чаем просят рассказать, о Питере, видел ли царя, был ли в синиматоргафе, какие музеи посещал… разговор затянулся, а слушатели, так и не отпускали рассказчика, уж больно интересно рассказывает…

На следующий день, Николай зашел к отцу в типографию, он все не решался начать разговор. Ну как батя, заказов много. Да, повеселее стало, это вам не Кузнецк, да и расценки здесь повыше…

Да, сделав паузу произнес Николай, а ты слышал что ни будь про марксистов… на его удивление отец ответил утвердительно… когда он получал заказ в жандармерии, то слышал разговор их начальника с кем то по телефону… Начальник управления кричал в трубку, что было слышно даже за дверью кабинета. Мол, обнаглели эти марксисты, подрывают, мол устои государства, занимаются пагубной агитацией, народ к бунту подбивают, сажать, мол их, и вешать безжалостно…

А тут намедни, директор классической гимназии господин Некрасов, приходил, заказывал журналов им распечатать. Так и думаю человек образованный дай-ка я его про марксистов попытаю.

Борис Николаевич, спрашиваю, а слыхали, чего про марксистов.

А он говорит, как не слыхать, у нас один такой в гимназии учился, Володька Ульянов, умный парень. А батюшка его проверяющим по образованию был, помер лет кажется как десять… А что их жандармы-то не любят, а чего же их любить-то, они против царя смутьяны, говорят свободу мол всем и равные права, и рабочим и крестьянам, вон чо, ироды придумали…

Ушел он Николай, а я и думаю, так и я, наверное марксист, не люблю я этих держиморд, вон как народ замордовали, продыху не дают…

У Николая с сердца прям камень спал, я вот чё батя переговорить с тобой хотел, но все не решался, тема серьезная. Я в партию марксистов вступил, хочу новый мир строить.

Николай Николаевич старший, замер и выронил стопку нарезанной бумаги из рук. Свят, свят, свят, ну дела живой марксист передо мной…

Ты батя того не ругайся, мои товарищи просили испросить у тебя разрешения, отпечатать листовки с текстом для рабочих, ну не бесплатно конечно, вот задаток дали 50 рублей, и после работы обещали 100.

Да деньги хорошие, а не опасно Коленька. Опасно конечно, но если, что скажешь сын мол самовольно, без спроса напечатал…

Да нет, так нельзя не по-божески, сказал отец. С каких это пор ты Бога вспоминать начал, рассмеялся Николай. Ну тогда не по-человечески…

Ладно, будешь печатать по ночам, окна закроем дерюжкой, что бы света не видать…

Батя, это еще не все, выдавил Николай,

Ладно, вали кулем до кучи, с тревогой ответил Николай Николаевич.

Мне в Париж нужно выехать… Куды, куды… Да заграницу во Францию,

Хочу доучится по специальности в университете ихнем, в Сорбоне…

Это куда Вас понесло, воны вы куда взлетели, до Парижу… Вот оно как…

Николай Николаевич даже присел на сундучок, ноги его стали

ватными… Столько навалилось в один день…

Деньги нужны, понятное дело, а кому же они не нужны. Но я еще деньги печатать не научился. Ладно, сын, подумаем… вот гонорар за листовки свои у своих товарищей заберешь, ну может аптечный лабаз в Кузнецке продам, все равно туда не наездишься, а Фридман похоже подворовывает…

Ты батя не переживай, мне обещали в их газете печататься, ИСКРА называется, лекции читать буду, работу буду искать… Мне бы на билет на дорогу, да на жилье, пока работу не найду…

А там, как обустроюсь, деньги верну, я не тать какой-то.

Ладно, по рукам, француз задрипанный, матери пока не говори, устроишься, напишешь…

ДОРОГАМИ РОБИСПЬЕРА

Вид с Эйфелевой башни открывался завораживающий, весь центр Парижа был, как на ладони. Блестели змейкой изгибы Сены, убегающей за Монмартр, красовался шпиль собора Франс Де Пари, а вон вдалеке красного кирпича тюрьма Бастилия, сердце революции…

Николай глубоко вдохнул воздух, не то что бы после Питера, его можно было чем-то удивить, и все же Париж вдохновлял. Гуляя по улицам он часто рисовал себе картины той первой революции. Вот Гаврош под обстрелами гвардейцев собирает патроны у баррикады. Вон группа французов с красным флагом поет Марсельезу. Вон Робеспьер и Дантон выступают с балкона перед возбужденной толпой.

Да жаль, что все закончилось гильотиной. Ну почему закончилось, они проложили дорогу, указали путь, республика, конституция, советы, организация партий и союзов, это же бесценный опыт, за которым мы и приехали сюда. Из искры возгорится пламя, вспомнил Николай девиз своей газеты…

Его часто печатали на страницах Искры, наравне с маститыми революционерами, что подыгрывало его самолюбию. Призрак коммунизма бродит по Европе, раздумывал Николай, но совсем скоро этот призрак доберется и до России.

Курсы в Сорбоне, дали Николаю, новый, неоценимый багаж знаний, а работа в библиотеке практический опыт. Николая интересовала систематизация мировых познаний, и книги, как хранилище этих знаний,

как устроена классификация каталогов в мировых библиотеках. Ведь в России тоже много периодических изданий и журналы и газеты. Издаются книги, но все это разрозненно, без надлежащего учета, и научной базы.

В России незначительная часть населения имеет доступ к просвещению, и нужно срочно сделать так чтобы знания стали общим достоянием. А для этого нужно, провести полную классификацию книжного богатства, и создавать повсюду библиотеки, от больших городов до маленьких селений, что бы как можно больше людей могли читать книги.

Без образованного населения, невозможно построить сильное государство, чтобы образовать население, нужны глобальные реформы образования, и образование должно стать всеобщим и доступным, сделать это можно на основе мировых и отечественных знаний, а для этого их нужно собрать и классифицировать по предметам, сферам, классам, и сделать это можно с помощью классификатора. Но зарубежные классификаторы громоздкие, не охватывающие некоторых сфер деятельности, и не очень-то подходят к российским реалиям. Но, кажется, я понял как это сделать, подумал про себя Николай…

Сегодня он дежурил в зале по приему книг, Парижская государственная библиотека поражала своим фондом и размерами.

Сидя за рабочим столом, он увидел посетителя, средних лет. Тот подошел, поздоровавшись, в руках он держал уже хорошо зачитанный томик Александра Дюма, Граф Моте-Кристо. Интересная вещица, пробубнил посетитель. Я бы и вам посоветовал пролистать её на досуге. Расписавшись в книге регистраций, он откланялся и вышел.

Николай открыл книгу, на странице номер тринадцать, там между страницами, его ждала маленькая записка. ЖДУ ВАС НА ВОКЗАЛЕ В ЖЕНЕВЕ, 17 ИЮЛЯ. БУДЕТ ЖАРКО. СТРУВЕ

ИСТОРИЧЕСКИЙ СЪЕЗД

В Париже Николай примкнул к СОЮЗУ РУССКИХ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТОВ ЗА РУБЕЖОМ. Он часто выступал с лекциями о Великой французской революции, и её уроках черед членами организации.

Эта организация совместно с редакционной коллегией газеты ИСКРА, с которой тоже сотрудничал Николай Николаевич, и выступили инициаторами проведения 2-го съезда РСДРП…

Из Женевы, Николая Николаевича, направили в Брюссель с группой делегатов, которые не владели языками, и Николай должен был помогать им как переводчик, и заниматься расселением приезжих… На съезд он был приглашен, как участник, но без права решающего голоса…

Съезд проходил в помещении заброшенного мучного склада на площади Дю-Тоон, из пятидесяти семи делегатов и сорока с лишним приглашенных, Николай был знаком по прежней работе, а с некоторыми встречался ранее.

Стоя в импровизированной комнате для регистрации участников и делегатов, драпированной в красный кумач на стенах, и такой же на столах, где сидели женщины активистки, Николай почувствовал, как кто-то дружески хлопнул его по плечу сзади… Когда он оглянулся увидел расплывшееся в улыбке лицо Левы Троцкого… А Болотов, и вы здесь, рад Вас видеть, они обнялись, как старые приятели. Сегодня я не Болотов, сегодня я Николай Николаевич Аблов. Ах вон оно как, вы меняете фамилии, как перчатки, с ухмылкой сказал Лев. Да и вы, как я понимаю, сегодня не Бронштейн, не без сарказма съязвил Николай… Кстати кто вас надоумил, взять себе кличку тюремщика…

В это время в вестибюле стало шумно, зашел Владимир Ульянов в сопровождении Плеханова, Мартова и еще какого-то гражданина…

Поравнявшись с Николаем, Владимир Ильич улыбнулся, и крикнул Аблову… ну что, товарищ библиотекарь, не затерли ещё до дыр Монте-Кристо…

Николай также ответил шуткой… Монте-Кристо, пользуется большой популярностью, благодаря вам…

При регистрации, организаторы с ъезда приготовили участникам и делегатам небольшие сувениры, только что отпечатанный, и переведенный на русский язык томик Карла Маркса КАПИТАЛ, и два химических карандаша для заметок… Николай тут же на столе написал в правом верхнем углу книгиН. Н. Аблов, 17Июля1903г. Брюссель…

Председательствовал на съезде Георгий Валентинович Плеханов, а в сопредседателях были Ульянов и Мартов. Повестка съезда была насыщенной.

Дебаты и дискуссии развернулись не шуточные… Все были одаренные ораторы, и часто мнения по принципиальным вопросам расходились. Но никто, не хотел уступать… И страсти накалялись… Часть депутатов в честь протеста покинули съезд… Из выступающих, Николаю понравились, Плеханов, Мартов и даже не любимый им сокамерник, в этот раз был убедительным… А вот выступление Владимира Ильича, Николаю не понравилось, хотя тот был хорошим оратором, но не прислушивался к аргументам других товарищей, а гнул свою линию. Как сказал Николай, нахрапом…

Особенно Николаю не понравилось обсуждение новой редколлегии газеты ИСКРА. Ленин пытался провести дополнительно кандидатуру Троцкого, чтобы иметь перевес голосов при принятии решений, но когда не нашел поддержки, решился на некрасивый, по мнению Николая поступок.

Он объявил бывших членов Потресова, Аксельрода, и Засулич, своих оппонентов, в малом написании статей в газету (восемь, четыре и шесть соответственно), ну а его сторонники Плеханов написал 24, сам он-32 и Мартов-39 статей. Признав оппонентов не состоятельными, и предложил сократить редколлегию до трех человек.

Но, Николай то хорошо знал и на своем опыте, что число опубликованных статей, зависело не от их написания, а от места, выделенного на полосах газеты… Кто платит, тот и заказывает музыку…

Так же, он был не согласен и с выдвинутым Ульяновым лозунгом, ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА. На самом съезде всего присутствовало четыре рабочих… Да, рабочий многочисленный класс с большим потенциалом… но почему ДИКТАТУРА… они демократическая и методы должны быть демократическими, и на данном этапе политическим преобразованием и работой занимались такие как Николай пропагандисты из числа мещан, средней и мелкой буржуазии, более образованные и прогрессивные слои населения…

Да было много полезных и важных решений, но, в конечном счете

Споры привели к расколу партии. И сторонники Ульянова объявили себя победившим большинством, и Ильич назвал сторонников БОЛЬШЕВИКАМИ.

А Мартов в отместку назвал своих сторонников МЕНЬШИВИКАМИ…

Николаю совершенно не нравилась вся эта свистопляска, деление на своих, и чужих, все они делали одно общее дело…

И у него остались товарищи и по ту и по эту сторону, как можно делить по живому негодовал он…

Я был и остаюсь социал-демократом, оправдывал он себя…

Он и представить не мог, что выданный В.И.Ульяновым ярлык МЕНЬШИВИКА

станет для многих его товарищей билетом в один конец, а цена этого билета жизнь….

ИЗГНАНИЕ

В Симбирске все спокойно. Жизнь Абловых, вошла в тихое, семейное русло, семья еще пополнилась детками, доченька Зоя родилась 1899г и сыночек Витенька в 1900 г.

Слава Богу типография работает, заказов Николай Николаевич получил уже на год работы вперед, а значит можно сильно не беспокоиться. Максимилиан с Евгением учатся в мужской гимназии.

Старший сын в Париже, пишет, что работает в Парижской библиотеке.

Надежда с Марией, тоже получают знания в женской гимназии.

Аптеку в Кузнецке, Николай Николаевич продал, но по случаю подвернулась оказия, прокатиться, до Армавира на юг. И решил открыть аптечный бизнес в этом городе. Ничего не предвещало беды…

И вот, как гром среди ясного неба. Кто-то начал клеить листовки

по городу, ругать батюшку царя, к смуте призывать… Жандармерия с ног сбилась, рыскают по городу в поисках. Градоначальник не доволен, результатов требует, найти негодяев… Ну, добрались и до типографии Аблова, мол не ваших ли рук это… Второй раз с обыском приходят, путного ничего найти не смогли, но тут письмо Колькино с Парижа, будь оно не ладно, пишет мол, с лекциями выступает про Французскую революцию… Ну, вот мол, вам и доказательства… До ареста, дело не дошло…

Но, получил Николай Николаевич, предписание властей, съехать с семейством своим в посад Мелекесс, с глаз долой…

Благо из Симбирска год назад протянули рельсы до Мелекесса и паровозы запустили…

Поехал Николай Николаевич, прикупить жилье какое, ведь куда с такой оравой….

Пока ехал в Мелекесс, рассматривал по привычке окрестности в окно вагона, за окном сплошная «тайга», речки да озера, дикий край….

Каких только обидных эпитетов не на придумывал он для места своей новой ссылки… И глушь, и тмутаракань, глухомань, дыра, и у черта на куличках…

В общем, не ждал он ничего хорошего от этого захолустья…

«Глушь» и в самом деле предстала пред ним островком среди лесных кущ, лес в буквальном смысле нависал со всех сторон посада.

И, тем не менее, здесь теплилась жизнь, и новый наступивший век уже успел отметиться и здесь.

Конечно, большая часть представляла из себя деревянную, кособокую Россеюшку, серую, и безликую. Но, чем больше он подъезжал на бричке, нанятой на вокзале к центру, то больше росло его удивление. Оказывается, в центре, было десятка два добротных каменных домов, некоторые хоть и в провинциальном стиле, но не уступали по убранству и многим домам Симбирска…

Тпруууу, закричал извозчик на кобылу. Приехали мил человек, вона управа-то показал он кнутом в сторону двухэтажного здания с вывеской…

Расплатившись, Николай Николаевич, решил сначала прогуляться по центру, чтобы получше познакомиться с «глухоманью»…

Улица Большая, прочитал он табличку на посадской управе. Чуть поодаль он обнаружил гостиницу Хадарова, привлекло внимание здание Высшего двухклассного училища, а дальше на углу дом какого-то местного купца, да не пожалел деньжат, подумал Николай, разглядывая здание. На другой стороне улицы вытянулась в ряд лабазы, магазины, погреба. С Большой, он свернул на Хлебную площадь, где открылся вид, видимо на недавно построенный Собор, и чуть в отдалении красное кирпичное здание пожарной станции с высокой колокольней. Настроение Николая потихоньку, возвращалась, да человек, такая скотина, что ко всему привыкает, ну не так страшен черт, как его малюют, подбадривал он себя.

Подойдя к городскому летнему саду, он застыл у изумлении… Кинематограф,

Прочитал он вывеску… Елы палы, будем живы, не помрем. Думаю семейство переживет эту ссылку в, более менее, комфортных условиях…

В городской управе секретарь градоначальника, выслушал рассказ Николая, на лице его не было особых эмоций, до того момента, как Николай обмолвился о том, что собирается открыть типографию в посаде.

Это нужное дело, обронил секретарь, подождите минутку, я доложу посадскому голове Константину Григорьевичу Маркову…

Выйдя из кабинета градоначальника, секретарь принял прошение из рук Николая о поселении, и второе прошение на открытие типографии…

Вам мой совет, сказал секретарь, прогуляйтесь по улице Никольской до дома 113, он на самой окраине улицы у самого леса…

ПЕРЕЕЗД…

Ну, вот мы и дома. Сказал Николай Николаевич домочадцам. Весь их скарб, включая типографский станок, уместился на две подводы.

Надежда Лаврентьевна, не то с иронией, не то с пренебрежением, смотрела на этот деревянный, вросший в землю домик.

Конечно он был не не такой, как отцовский в Кузнецке, на шесть окон, а на четыре. Вход прямо с улицы вел в холодную комнату. Здесь можно будет хранить овощи и фрукты на зиму, подумала она.

Весь дом был поделен на четыре одинаковые комнаты, одну девочкам, одну мальчикам, одну нам с отцом, и одна столовая для обедов…

Мысленно рассуждала она,…Преимуществом в этом доме была пристройка со стороны двора, она и сыграла решающую роль при покупке, конечно Николаю нужно было помещение для типографии.

Ровно, по середине комнаты, была большая русская печь, спальники на печи выходили, как раз на три комнаты, так что зимой не замерзнешь.

Дети начали носить вещи из телег в дом. Мария первым делом понесла самовар, чтобы поставить чайку с дороги. Надежда младшая с Ларисой несли сундучок с одеждой, Макс и Енька тащили книги, их набралась уже приличная библиотека, Николка приезжая погостить, всегда привозил в подарок две, три книжонки…

Отец вместе с извозчиками возился у станка… Легче, легче не уроните окаянные, это мой кормилец, прикрикивал он…

Надежда Лаврентьевна держала на руках маленького Витю, а трехлетняя Зоя держалась за юбку матери… Вдруг совсем рядом раздался звон колокола, она обернулась на звуки, и только сейчас увидела в саду рядом красного цвета Собор. Лаврентьева переложила сына на левую руку, а правой перекрестилась три раза… Это хорошо, что церковь рядом, подумала она…

Выгрузка закончилась, все высыпали на улицу. Получив за работу, извозчики тронулись в сторону вокзала…

А Абловы стояли, и смотрели в глубь улицы упирающийся в лес Горки… Теперь это улица Абловых, пошутил Николай Николаевич, он и подумать не мог насколько пророческими были его слова…

Обыск…

«Тихо. Жандармы. Прошептал глава семейства, спешно задернув занавеску на окне. Повадились, канальи держиморды». В сердцах сказал Николай Николаевич.» Эх, Лаврентьева, Николкины-то прокламации на печи ещё сохнут, беда». Стук в дверь усилился, откройте полиция, прокричали с улицы.

Глубоко вдохнув Николай Николаевич с ночной лампой в руках пошел открывать незваным гостям.

Да, знакомство с властями у него сложилось уже давно, как только обзавелся типографией, будь она не ладна. Сначала в Кузнецке на родине, потом в Симбирске получил уведомление сменить место жительства, как неблагонадежный. А тут старший сын увлекся политикой, привез на каникулах с Питера, разную пагубную литературу. Ну, и сам Николай Николаевич начитавшись, решил помочь местным трудягам в полит грамоте.

Оставалось с десятка два листов писчей бумаги от бухгалтерии кожевенного завода, и чего же для пользы дела не использовать. Ну, вот и доигрался, вздохнул он в который раз.

Лязгнула щеколда, и в комнату, пригнувшись, ввалилась ватага из местного жандармского управления. Городовой плотно упитанный унтер, закричал хриплым басом прямо от дверей. «Ну что бесово племя, опять беззаконье творите. Что прячешь хозяин». И протянул Николаю ордер на обыск.

Он смотрел на пожелтевший листок, но никак не мог прочитать. Буквы предательски прыгали и никак не хотели построиться в строчки.

«Извините ваше благородие, что-то не могу никак прочитать документ», c досадой пробубнил хозяин дома.

«Да, а чего тут расчитывать-то, показывай свое хозяйство, начнем с типографии». На ватных ногах, Николай открыл дверь в соседнее помещение, пропахшее типографской краской. На полках аккуратно выстроились в ряд отчеты по бухгалтерии Мелекесского кожевенного завода за 1902 год.

Перерыв все полки и осмотрев печатный станок жандарм пожав плечами доложил унтеру, что мол досмотр результатов не дал.

«Веди в хату шельма», прокричал городовой.

«Пожалуйста, если можно по тише Ваше благородие». Откуда-то из темноты, прозвучал плаксивый голос Надежды Лаврентьевны супруги Николая Николаевича.

«Это с каких ещё пор женщина», в ярости закричал жандарм.

«Да, сыночек наш болен в жару весь. Доктор говорит тиф. Только заснул малость».

Обыскав горницу, жандармы полезли на печь. Ну, все подумал Николай. Фенита ля комедия. Липкий пот предательски побежал по спине.

«Нету нече тама», закричал досмотрщик, спрыгивая с печи.

Городовой почесав затылок, скомандовал своей гвардии следовать за ним, громко хлопнув дверью.

Николай вопросительно смотрел на улыбающуюся ехидно жену.

Что за фокус-покус, куда ты спрятала бумаги.

Она взяла его за руку и подвела к люльке, где сладко посапывал их восьмимесячный сынишка Виктор.

«Разверни пеленки, а то уписает МАНИФЕСТ», рассмеявшись сказал Николай Николаевич.

Так Виктор Николаевич Аблов первый раз в жизни познал основы Марксизма, пусть хоть и через попу.