Текст книги "Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя"

От восьми машин осталось только шесть. Одного сбили – сам видел, как он, густо дымя моторами, шел к земле. Да и Сокол подтвердил это, когда я, отогнав немцев, крутился вокруг наших бомберов, словно сторожевая собака около раненого хозяина. А тройка оставшихся «мессеров» кружила, будто волки вокруг отары – боялись волкодава, но все равно пытались резко наскочить и оторвать кусок добычи. Так продолжалось, как мне показалось, не меньше часа, а то и двух. Потом выяснилось, что всего минут десять. Вот и дергался, то отбивая атаки пары, то огрызаясь заградительным огнем на одиночку, постоянно атаковавшего меня сверху, пока я не подшиб его и он не плюхнулся на вынужденную неподалеку от дороги, где шли наши войска. Как они его вытаскивали из кабины, уже не видел. Как мог отбивался от разозлившихся немцев и одновременно не пускал их к бомбовозам. Внезапно «гансы» резко встали на крыло и пошли к себе, а через пять минут показался родной аэродром, где солдаты из БАО засыпали свежие воронки на взлетном поле.

Заняв позицию, я следил за воздухом, пока наши по одному спокойно шли на посадку.

Тут что-то странное привлекло мое внимание. Присмотревшись, понял, что это пара «худых» на бреющем, дав форсаж, идут к аэродрому. Их цель – явно беспомощные бомбардировщики.

– Сокол-два, я Малой, на вас с севера заходит пара немцев, будьте готовы к встрече. Я атакую.

Ведущий немец попытался увернуться, уйдя влево, но получил очередь и свалился на опушке, где-то в районе наших землянок. А второй, у которого я повис на хвосте, проскочив через взлетное поле, попытался уйти на вертикаль, но тоже напоролся на мою очередь и с оторванным крылом, крутясь вокруг своей оси, рухнул. Переведя ястребок в горизонтальный полет, я пошел на посадку.

Подогнав самолет к своему капониру, заглушил двигатель и посмотрел Семеныча, который показал мне большой палец.

Улыбнувшись ему, без посторонней помощи вылез из машины и, скинув парашют, забросил его на крыло ЛаГГа, который уже начали закатывать в капонир.

А старшине сказал:

– Попадания были. Посмотри, хорошо?

– Посмотрим, товарищ командир.

– Ладно, я на доклад.

– Никитин со всем штабом у немецкого летчика, – указал он на группку людей, что-то рассматривающих рядом с обломками «худого» на взлетной полосе.

– Летчика? Что за летчик? – не понял я.

– Так это с «мессера», что вы сбили. Выпрыгнуть-то он прыгнул, да парашют не открылся.

– А, ясно, ну я туда тогда.

Вскочив на подножку бензовоза, ехавшего в нужную сторону, я спрыгнул на ходу и, пробежав несколько шагов, чтобы погасить скорость, направился к группке людей, рядом с которой стояла черная «эмка». Сделав несколько уставных шагов, обратился к полковнику авиации, стоявшему рядом с Никитиным и Запашным:

– Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу майору?

– Обращайтесь.

– Товарищ майор… – Я быстро доложил в отсутствие комиссара результаты совместного вылета, в конце добавив: – Всего за время вылета сбито четыре Ме-109 и один подбит. У нас тоже есть потери. Доложил летчик-истребитель старший сержант Суворов.

Однако ответил не Никитин, а полковник:

– Уже не старший сержант, а младший лейтенант. Вчера был выслан наградной лист для награждения младшего лейтенанта Суворова… званием Героя Советского Союза, с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда», за десять сбитых, важный разведвылет и угон самолета с немецкого аэродрома.

Паузу полковник сделал просто замечательную, даже у меня сердце чуть не остановилось в ожидании продолжения. Что тут было-о!.. Меня хлопали по плечам и спине, выражая свою радость, кричали, поздравляли, а я стоял и глупо улыбался, с трудом веря, что я – я!!! – буду Героем Советского Союза. Нет, ждал, конечно, но все равно это известие как пыльным мешком по голове ударило.

– …это будет первый Герой Советского Союза в нашей дивизии с начала этой войны, – услышал вдруг, поняв, что вокруг уже тишина и все внимательно слушают командира нашей авиадивизии. Полковник оказался именно им.

После чего с подошедшим комиссаром мы направились в штаб полка, где комдив слегка отругал Никитина, что я служу в его полку, и велел перевести меня в истребительный полк Запашного, который, оказывается, входил в нашу дивизию. Разговор велся, конечно, не при мне. Но я стоял у штабной землянки и прекрасно все слышал.

– Суворов, зайди, – велел вышедший Смолин.

– Ну вот он, герой, – сказал полковник, осматривая меня еще раз.

– Сколько у тебя сейчас на счету сбитых?

– Семнадцать, товарищ полковник. Если четыре последних засчитают, – ответил я комдиву.

– На моих глазах сбил, – подтвердил Тарасов.

– Да и я тоже не слепой. Ах, как ты его на вираже поймал! Сказка! Никогда такого пилотажа не видел! Где учился?

– У майора Ларина, – ответил я. Именно так было написано в моей биографии.

– Ларин? М-м-м, Ларин, Ларин? Нет, не припомню такого. Где служит?

– Под Москвой, товарищ полковник, в ПВО.

– Хорошо, а теперь, лейтенант, расскажи-ка мне подробно про все свои бои, а лучше зарисуй еще и схемы, – вдруг попросил комдив.

– Так у меня все есть, товарищ полковник, кроме последнего боя. Разрешите принести?

– Разрешаю, – с легкой улыбкой ответил комдив.

Выскочив из штабной землянки, я поспешил к своей, однако навстречу попался один из моих соседей по койкам, сержант Власов.

– Ну ты, Севка, и снайпер! – не очень довольно сказал он, завидев меня.

Что он имел в виду, я понял, только когда добежал до землянки, а вернее до того, что от нее осталось.

На месте нашего жилья была яма с торчащими из нее бревнами настила и хвостом сбитого мною «мессера».

Вокруг ходили парни из первой эскадрильи и качали головами.

– Там был кто-нибудь? – испуганно спросил я.

– Нет, все вышли вас встречать, – ответил комэск-1 капитан Ларионов и добавил расстроенно: – У меня же там все вещи были.

– Извини, я не специально.

– Да ладно, всякое бывает! – отмахнулся капитан.

Один из летчиков сказал, ковырнув носком сапога дерн рядом с землянкой:

– Странно, что он не загорелся.

– Может, летчик был убит? – предположил другой.

– Вытащим – узнаем, – буркнул комэск.

– Блин, у меня же там вещи и дневник!

– Через час разберем завал, посмотрим, что уцелело, – ответил капитан Ларионов и стал командовать подошедшими бойцами. В стороне послышался рев трактора, ехавшего сюда, чтобы вытащить самолет.

«Быстро работают. Черт, у особиста же наверняка копия есть!» – вспомнил я и рванул обратно к штабу.

С помощью дежурного вызвав Никифорова, я быстро объяснил ему про землянку, но, оказывается, он об этом уже знал, только что сообщили.

Сходив к себе, политрук принес копию дневника со всеми необходимыми для работы с ней штампами.

– Держи, – протянул мне.

Поблагодарив его, я глубоко вздохнул и вошел в землянку. Разговор с объяснениями и показыванием на модельках самолетов, которыми выступали обычные щепки, занял почти два часа, пока удовлетворенный рассказом полковник не отпустил меня, оставив дневник при себе. Как его забрать обратно – это уже не мои проблемы, а Никифорова.

Почесав мокрый лоб, покрутил головой и направился в столовую, откуда на миг заглянул в санчасть, а потом – к своей землянке, которую уже привели в порядок и сейчас обустраивали внутри.

Рядом была свалена куча вещей, найдя свои, где был и дневник, я посмотрел – вроде все цело. От землянки уходили следы трактора и волочения – похоже, «худого» утащили куда-то подальше.

Поглядев на другие вещи, спросил у сидящего на одном из бревен старшины Гатина, стрелка-радиста в экипаже комэска, который, куря папироску, наблюдал за работами:

– Про наших не слышно?

– Оба сели на пузо. Федоров уже едет сюда, а вот с Секалиным плохо, стрелка, сержанта Темина, убили, остальные побились при посадке, в дерево воткнулись, хорошо, что живы, в госпиталь везут. Машина за техникой и запчастями уже послана.

– Да-а, не доглядел, – ответил расстроенно я, вспомнив Темина, а особенно – как классно он плясал.

– Да ты-то что мог один сделать, тем более ты с другими резался? Может, ждали?

– Не, точно нет. Те, что на меня сверху свалились, из другой части, по маркировкам было видно. Просто не повезло.

– Да, дела. Да, кстати, поздравляю вас, товарищ младший лейтенант.

– Спасибо, – ответил я и со вздохом добавил: – Меня в полк Запашного переводят.

– А вот это плохая новость. Когда?

– Сегодня, комдив приказал.

– Значит, опять без прикрытия будем летать. А знаешь, мы ведь уже привыкли, что ты где-то рядом и если что, придешь на помощь… М-да. Тяжело будет, – погрустнел старшина.

– Это да. Я вещи пока тут оставлю, занесешь на мою койку, ладно? – попросил я Гатина, сложив свои вещи аккуратной кучкой.

– Чего спрашиваешь? Занесу, конечно.

– Спасибо, если что, я у своего ястребка.

– Ага.

Я был несколько ошарашен сегодняшними событиями, поэтому до меня не сразу дошло, а вот когда дошло… Я резко остановился и задумался. Перспективы открывались не самые радужные. Получалось, что попадал в полк со своим уставами и наставлениями. То есть прощай вольность и здравствуй строй. Стопроцентно меня включат в какую-нибудь эскадрилью, где окажусь на вторых ролях, и мои успехи там будут мало что значить, и не смогу творчески действовать. Нет, майор Запашный, конечно, потихоньку вводит новые приемы, но не так, как нужно бы делать. Слишком медленно.

Посмотрев на капонир, до которого не дошел метров пятьдесят, развернулся и побежал к штабу – если есть возможность исправить ситуацию, то надо торопиться.

Мне повезло, комдив еще не уехал и разговаривал с командованием обоих полков у своей машины. Подойдя к командирам, я у полковника спросил разрешение обратиться к майору Никитину.

– Товарищ майор, разрешите поговорить наедине?

Как только мы отошли метров на двадцать, я быстро изложил ему свои мысли. Он сразу ухватил суть, ведь это и его касалось, и даже расширил мою идею. Как только мы договорились, он поспешил к комдиву, оставив меня на месте.

Смысл был в том, чтобы создать в полку майора Запашного отдельное подразделение, ориентированное исключительно на сопровождение бомбардировщиков, в виде усиленного звена из шести самолетов, разбитого на три пары. И временно придать это звено полку Никитина. Летчиками я решил взять тех молодых сержантов, которые так и остались в полку Запашного. Думаю, им это придется по душе и они с охотой расстанутся с постоянными дежурствами, да и мне их учить будет проще.

Встав у березы, я напряженно смотрел, как Никитин что-то доказывает хмурящему лоб полковнику.

Остальные командиры тоже прислушивались к негромкой беседе, некоторые одобрительно кивали, некоторые, наоборот, отрицательно.

«Не согласится. Черт, хмурится! Значит, точно не согласится!» – с досадой думал я. В это время Никитин обернулся и помахал мне рукой, подзывая.

– …давайте послушаем автора идеи, – услышал я, подходя.

– Излагай, только коротко, – приказал полковник.

Глубоко вздохнув, поймал взгляд Никифорова и начал говорить, разжевывая по косточкам все, что успел осмыслить.

– Хорошая идея, но… Где взять самолеты? Вот ты говоришь, лейтенант, что вам «ишачки» пойдут в самый раз? Правильно?

– Да, товарищ полковник. Я думаю, будет пополнение частей техникой, за это время проведу теоретическую подготовку для пилотов, это тоже хорошо.

– Пополнение частей? Хм, да, мне пообещали некоторое количество машин… Знаешь, лейтенант, ты меня убедил, очень уж ты хорошо подвел теорию для создания подобного подразделения. А самолеты будут… Да, будут. Майор! – обратился комдив к Запашному. – Штаб дивизии подготовит необходимые приказы, а ты пока оформляй все должным образом и помни, что это подразделение прикрепляется к полку Никитина временно. Так что действуй.

Когда машина с полковником уехала, я негромко спросил у Никитина:

– Товарищ майор, а я сейчас в каком полку-то?

Чем вызвал хохот у всех, кто меня услышал.

– У меня пока, но документы готовить начали, – ответил Никитин.

– То есть официального приказа еще нет? – уточнил я.

– Будет часа через три.

– Ясно. Разрешите идти, товарищ майор?

– Свободен. Рапорт о вылете сдать не забудь.

– Есть сдать! – ответил я и направился к начштаба.

Через час я сидел в тени одинокой березы и размышлял. Моя задумка удалась, это не могло не радовать, теперь нужно выяснить, кого поставят командовать звеном. Что меня, вызывало большие сомнения. Скорее всего, какого-нибудь капитана, а меня – его замом, это будет правильным решением, трудно не признать. Главное – это ужиться с командиром.

– А, вот ты где! – услышал я голос майора Запашного. Попытался вскочить, но был остановлен: – Сиди-сиди.

Присев рядом на уже пожухлую траву, он сорвал травинку и, сунув ее в рот, сказал:

– Знаешь, ты меня с этой своей задумкой сперва разозлил, а потом я понял, какой это шанс. И не малый, тут ты молодец.

– Кто командиром группы будет? – спросил я. Разговаривали мы, как говорится, без чинов, по-простому.

– Старший лейтенант Сомин, да ты знаешь его.

– Это тот, который мертвую петлю над аэродромом сделал?

– Он самый. Немного лихач, но командир он хороший. Тебя замом, и вам дают еще четверых, как ты и просил – из новичков.

– Хорошо. Когда приступать?

– Как только приказ получишь, так сразу. Для вашего подразделения готовят отдельную землянку, так что можешь уже переселяться. Да и документы фактически готовы, так что ты теперь числишься в моем полку.

Встав, он посмотрел на взлетное поле и сказал, мельком глянув на меня:

– И получи форму у старшины в соответствии со своим званием. В семь вечера чтобы был в штабе.

Сходив на стоянку самолетов и с час повозившись с ястребком, заглянул к Лютиковой, немного поболтал с ней и направился к своей землянке. По дороге попалась группа летчиков, нагруженных вещами. В них я сразу распознал пилотов, с которыми буду служить. Впереди – старший лейтенант Сомин с плащом и чемоданом в руках. Выяснив, что они направляются в выделенную нам землянку, поспешил за своими вещами.

– Прощайте хлопцы, – расстроенно прощался я со своими уже хорошими знакомыми, с которыми жил несколько дней. Обняв напоследок старшину Гатина, который, как и остальные, вышел прощаться со мной, подхватил вещи и, вздохнув, направился к новому месту службы.

Сделав двадцать шагов, подошел к соседней землянке, где стояли мои новые сослуживцы, наблюдая за моим прощанием, и сказал им:

– Разрешите представиться, ваш новый сослуживец младший лейтенант Суворов.

– Иди вещи ложи, клоун, – кивнул Сомин на открытую дверь.

Заняв нары слева от входа, поднялся наверх и, отдав честь командиру, спросил:

– Товарищ старший лейтенант, разрешите сходить получить новую форму и сдать удостоверение на замену?

– Разрешаю, – кинул он и повернулся к сержантам: – Через полчаса ужин, а пока отдыхайте.

Штаб двенадцатого истребительного полка располагался в трехстах метрах от штаба Никитина. Там меня уже ждали, поэтому сдача удостоверения много времени не заняла – не пришлось разыскивать начштаба майора Синицына.

– А фуражка?! – возмутился я, когда мне протянули пилотку.

– Нету, товарищ младший лейтенант! – с непритворным огорчением развел руками старшина. – Из места первой дислокации не вывезли, все сгорело.

– Ясно, ладно, и это пойдет.

Подхватив ворох полученных вещей, заторопился к себе – нужно за короткое время привести форму в полный порядок. Как – научили, пока лежал в санчасти. Подумав, решил заняться этим после ужина и отправился в столовую.

– Красавец! – коротко сказал Сомин, когда я переоделся.

– Это точно… – Новенький орден гордо поблескивал в свете самодельной лампы, складки гимнастерки согнаны назад, ремень затянут до невозможности. – Товарищ старший лейтенант, когда учебу начнем? Чем раньше начнем, тем сильнее станем и целее будем. Как говорится, «тяжело в учении – легко в бою», хотя я считаю, что это глупая фраза, но немного согласен с ней. Нужно учиться.

– Наконец-то! Я уже думал, никогда не спросишь, – вскочив с лежанки, мой новый командир широко улыбнулся.

– Проверяли, да?

– Ну лично с тобой пообщаться возможности не было, а узнать, кто ты, нужно. Сержанты ничего сказать не могли, только лепечут, что «хороший командир», и все.

– Понятно.

– Ладно. По приказу майора, ты теперь официально числишься инструктором полка по боевому пилотированию. Где учиться будем?

– Снаружи. Бойцы, ко мне! – рявкнул я.

С интересом прислушивающиеся к нам сержанты подорвались с лежанок и подскочили ко мне.

– Значит так, первый приказ. Подготовить место для теоретической учебы. Старшим назначаю сержанта Морюхова. Помогают ему сержанты Горкин и Лапоть. Сержанту Булочкину – отдельное задание: подготовить макеты наших и немецких самолетов десятисантиметровых размеров. Вопросы?

– Товарищ младший лейтенант, а где устраивать класс?

– Поляну в сорока метрах помните?

– Это где землянка вашего… ой, то есть особиста бомбардировочного полка?

– Именно. Выполнять!

– Товарищ младший лейтенант, а как эти макеты делать? – спросил оставшийся Булочкин.

– Сержант, как хочешь, это твои проблемы. Приказ есть, значит, выполняй. Да, и чтобы они были полными копиями настоящих.

– Молодец, по крайней мере командовать ты умеешь. Ладно, продолжай дальше, я в штаб, – сказал Сомин и, развернувшись, направился в штаб полка.

Кроме утреннего, больше вылетов не было. К вечеру вернулся экипаж лейтенанта Федотова, что было встречено с радостью – все-таки тяжело терять боевых товарищей. Сержанты закончили под моим командованием устраивать класс и стали помогать Булочкину в создании моделей. Сержант Лапоть даже притащил откуда-то краски и раскрасил их, нанеся заодно и маркировку.

– Товарищ младший лейтенант, вас товарищ особист к себе вызывает, – подбежал ко мне знакомый боец, который, как я знал, находился в подчинении Никифорова.

Я никак еще не мог привыкнуть к кубарям в петлицах, поэтому немного запоздал с ответом:

– Хорошо, иду. Бойцы, продолжайте. Сделайте еще шесть «ишачков» и три ЛаГГа. Лаптежников и «худых» достаточно.

В землянке кроме самого Никифорова находился особист из полка майора Запашного – лейтенант госбезопасности Кириллов, тоже в форме политрука.

– Проходи, садись, – указал мне на стул Никифоров. Стоящий у полок с книгами Кириллов, обернувшись, посмотрел на меня, потом вернулся к своему занятию.

«Во дает! Из трех книг никак не может выбрать нужную!» – мысленно восхитился я, устраиваясь поудобнее.

– Неплохая идея насчет истребительной группы, жестко ориентированной на сопровождение бомбардировщиков, я сразу оценил ее. А теперь давай поговорим о переводе…

Выйдя из землянки особиста, я отряхнул пилотку, надел ее и, посмотрев на звездное небо, направился к себе. В землянке мы с парнями допоздна обсуждали тактику и стратегию воздушных боев. Я больше слушал, приглядываясь – кого-то из них придется выбрать своим ведомым, да и выяснить общий уровень знаний тоже следовало. Сомин, похоже, занимался тем же.

Собственно учеба началась утром. После зарядки и завтрака мы собрались в «классе». Говорил и показывал я, остальные слушали и смотрели, даже старлей. Так что начало было положено.

В десять часов был вылет, моей задачей по-прежнему являлось сопровождение бомбардировщиков, как будто ничего не случилось. Сомин с ребятами остались на земле, раз за разом повторяя пройденное. Уроки я вел для боев на «ишачках», объяснив Никифорову, заинтересовавшемуся этим вопросом, что понял возможности машины, пока летел из немецкого тыла. Да и учитель-француз тоже о них упоминал.

Слетали, отбомбились и вернулись. Никаких эксцессов. А вот второй вылет, часов в шесть вечера, чуть не закончился для меня трагически – проглядел пару охотников.

Спас радист комиссара Тарасова, успевший крикнуть:

– Малой, немцы снизу!!!

Едва я дернул штурвал в сторону, как по левой плоскости как будто дятел прошелся, настолько она оказалось в многочисленных дырках и торчащих кусках обшивки.

После атаки немцы не спешили сближаться, наблюдая за мной со стороны.

«Ах вы суки! Значит, смотрите, поврежден я или нет! Ну получите!»

– Сокол-два, я Малой. Я подбит, не могу удержать машину, иду на вынужденную.

Поиграл управлением, из-за чего казалось, что ястребком управляет пьяный, заодно проверяя, зацепили они что-нибудь важное или нет. Как я и думал, радист немцев слушал нашу волну и передал охотникам, что им было нужно. Чтобы подстегнуть их, стал потихоньку опускать нос, как будто собираюсь планировать, и они с левым разворотом пошли ко мне.

– Малой, я Сокол-два, планируй к нам, прикроем, – услышал я тревожный голос радиста.

– Не могу, управления совсем нет…

«Три! Два! Один! Старт!!!» – мысленно заорал я и, выпустив закрылки, пропуская мимо и очереди немцев, и их самих, открыл огонь. Пистолетная дистанция не подвела: оставляя черный дымный хвост, ведомый «мессер» понесся к земле.

– Малой! Приказываю двигаться ко мне!

– Я Малой, со мной все в порядке, брал на живца. Наблюдайте за воздухом, пока я вторым занимаюсь.

– …устрою ему живца, дай только на аэро… – мелькнул в эфире голос комиссара.

Немец ушел от меня на вертикали. С досадой посмотрев ему вслед, я развернулся и поспешил к своим подопечным, стараясь особо не напрягать самолет – кто его знает, что за повреждения он получил.

На подлете как всегда занял позицию прикрытия, ожидая окончания посадки, и, получив разрешение по рации, повел ястребок вниз. Нажав на кнопку выпуска шасси, услышал вызов штаба полка:

– Малой, я Липа, посадку запрещаю! Как слышишь меня? Запрещаю!!! У тебя не вышла одна стойка шасси!

Чиркнув колесом по взлетно-посадочной полосе, взял ручку на себя и стал набирать высоту.

«Черт, точно! Лампочка мигает! Не заметил! – подумал я, делая круг над аэродромом. А тут еще и бензин почти закончился. – Что делать? Прыгать?..» – метались мысли в голове, и почти сразу, вторя им, Никитин приказал по рации подняться и прыгать.

– Понял. Выполняю, – не успел я сказать это, как двигатель зачихал, но потом снова стал работать ровно.

«Нужно быстрее подняться!» – сообразил я и, приподняв нос, дал газу, однако на десятой секунде мотор опять зачихал и заглох. Посмотрев на замершую лопасть, потом на высотомер, понял – придется садиться. До земли было всего двести метров.

– Липа, я Малой, закончилось горючее, видимо, был поврежден бак, сажусь на пузо, – доложил я штабу и стал через левое крыло планировать по большому кругу, рассчитывая дугу так, чтобы в нижней ее части выйти как раз на начало ВПП.

«Главное, чтобы пары вытекшего бензина не вспыхнули» – думал я.

«Есть касание! – Самолет бешено затрясло на неровностях полосы. Вдруг с хрустом отлетела часть поврежденного крыла, оставшись за хвостом. – Все! Амба! Хрен его теперь отремонтируешь!»

Как только мой разбитый ястребок замер, я расстегнул ремни и, с трудом сдвинув заевший фонарь назад, стал вылезать. Ко мне уже бежали со всех сторон. Ревя мотором, подлетела полуторка, в кабине которой сидела Мариночка.

– Цел? – не успев вылезти из машины, крикнула она.

– Нормально! Хорошо плюхнулся, – ответил я, отстегивая парашют. Потом стал обходить и осматривать самолет. Как и думал – только на запчасти, фюзеляж «ушел».

– Цел? Жив? – захлестнула меня волна служащих аэродрома.

– Норма, – смеясь, ответил я. Хотя хотелось плакать. Ястребок было жалко до слез.

– А ну разойдись! – вдруг рявкнул кто-то. Люди расступились, и я увидел рядом с полуторкой чужую «эмку». Она была точно не наша – у никитинской крыша прострелена.

«Это еще кто?» – подумал я, сердце сжалось от нехороших предчувствий.

Рядом с машиной стояли трое командиров в форме НКВД.

– Младший лейтенант Суворов? – спросил старший по званию, капитан. Двое других, лейтенант и старший лейтенант, молчали.

– Да, – ответил я несколько растерянно, кинув взгляд на слегка бледного Никифорова. Кириллов был тут же и тоже молчал. Видимо, документы у приезжих были на уровне.

– Вы проедете с нами. Сдайте оружие.

Толпа ахнула. В военное время это значило одно – я уже не вернусь обратно.

– Есть сдать… – Я стал снимать ремешок с кобурой, но тут мне пришла мысль побарахтаться. Просто какое-то наваждение.

– Товарищ капитан, а можно ваше удостоверение посмотреть? – твердо сказал я, прекратив снимать оружие.

– Вы что, лейтенант, не поняли? Сдать оружие! – выпятив челюсть, резко приказал он.

– Кому? – нагло спросил я. Меня уже отпустило от неожиданности.

– Мне!

– А вы кто?

– Лейтенант, вы издеваетесь?! Я уже предъявлял удостоверение вашему командиру и особисту, – кивнул капитан на Никифорова и стоящего рядом Никитина.

– Удостоверение личности, пожалуйста, – протянул я руку, сделав два шага вперед.

Окружающие напряглись, не исключая обоих особистов, их тоже что-то встревожило. Капитан это заметил, поэтому, усмехнувшись, расстегнул клапан нагрудного кармана и достал удостоверение.

– Ваша бдительность достойна уважения, младший лейтенант. – Показалось мне или нет, но в его голосе была угроза.

Открыв удостоверение, мельком осмотрел его. Сомнений не было, как и следа от скрепки.

– Фальшивое, – растерянно сказал я и, не успев ничего осознать, улетел назад – кто-то дернул меня за воротник, а перед глазами блеснул хищный клинок финки.

«По горлу метили», – мелькнула мысль. Дальше я уже ничего не видел – на меня навалилось чье-то безвольное тело, – но зато все слышал. Часто хлопали пистолеты, один раз протрещал автомат, где-то вдали несколько раз хлестко ударила винтовка. И множество криков, в основном мат.

Скинув с себя тело бойца из БАО, я, доставая маузер, принялся одновременно осматриваться. Моей помощи уже не требовалось – пока барахтался, все закончилось. Из «эмки» свешивалось тело красноармейца, рядом на земле валялся ППД, который на моих глазах подхватил кто-то из аэродромной обслуги. Капитан с развороченной грудью лежал в двух метрах от меня, глядя мертвыми глазами в небо. Старший лейтенант – у заднего колеса полуторки, в его руках были зажаты два ТТ со сдвинутыми назад затворами. Отстреливался до последнего. Вокруг суетились бойцы и командиры, проверяя, кто жив, а кто нет. За полуторкой были слышны крики, там явно кого-то допрашивали. Встав с помощью подскочившего бойца на ноги, я, держа в руке маузер, пошел посмотреть, что происходит за машиной. Там оба особиста допрашивали лейтенанта, тыкая ему в рану на ноге стволом пистолета. Вернее, это Кириллов тыкал, Никифоров просто орал, прижимая окровавленную тряпочку к боку. «Лейтенант» же что-то полуобморочно бормотал в ответ.

«Допрос в боевых условиях!» – отстраненно подумал я.

Обернувшись, посмотрел на тела десятка людей, без движения лежавшие на сухой, пыльной земле. Мое внимание привлекла плотная фигура в командирском френче. Как раз один из бойцов, что осматривали и уносили куда-то мертвых, перевернул его, и я увидел остановившийся взгляд капитана Борюсика.

На подножке полуторки со стороны водителя сидел майор Никитин, которому капитан Смолин делал перевязку руки. Лютикова суетилась у тяжелых.

«Что я натворил?!» – Эта мысль крутилась у меня в голове раз за разом, как будто испорченная пластинка. Если бы не я, то парни были бы живы. Заметив, что продолжаю держать пистолет, дрожавшими руками спрятал его в кобуру. И глубоко вздохнул.

– Одиннадцать убитых! Восемнадцать раненых! Это что такое?! – орал комдив, довольно шустро прилетевший в наш полк на У-2.

– У них было подстраховка, и она вступила в дело, когда с поля донеслись выстрелы, товарищ полковник, – морщась от беспокоившей его раны, отвечал Никитин.

Это действительно было так. Группа немецких диверсантов имела приказ на мой захват. Причем пленный рассказал, что велели доставить только живым, а в случае невозможности – уничтожить. Работали не в первый раз, свое дело знали, а тут из-за меня осечка. Группа подстраховки из восьми человек была на полуторке, вот они-то и вступили в бой, чтобы дать уйти группе захвата. Когда поняли, что уже поздно, просто ушли, бросив одного своего и девятерых наших. В результате у нас четыре трупа, один пленный и две машины. Свою полуторку диверсанты почему-то не забрали, оставили недалеко в лесу и ушли пехом. А наткнулись на нее наши только через полчаса.

Именно это и докладывал Никитин полковнику.

– А вы чего молчите? Стыдно? – грохнув кулаком по столу, спросил комдив у обоих полковых особистов, которые тоже присутствовали при разносе.

Я сидел позади всех в землянке и с интересом слушал, до сих пор не понимая, зачем здесь нужен. Кроме командования обоих полков больше никого не было.

– Документы у диверсантов были изготовлены очень высокого качества, просто отличные. Для проверки было слишком мало времени, проводная связь была перерезана до их приезда. Скорее всего, ими же. Так что установить принадлежность к немецким подразделениям было довольно тяжело, – спокойно ответил Никифоров.

– Установить тяжело? А мальчишка сопливый, только заглянув в документы, сразу определил, что они фальшивые, это как по-вашему? – орал полковник, тыкая в меня пальцем.

Никифоров уже подходил ко мне с подобным вопросом, и я подробно объяснил, как определил фальшивку, рассказав, что меня научил этому один из пограничников, когда ходили по немецким тылам. На вопрос «Кто?» я осторожно сдал Слуцкого.

– Мы уже выяснили, кто научил лейтенанта определять подмену. Так что мы теперь тоже в курсе, – коротко ответил Никифоров.

– А сами, значит, были не в курсе? – едко поинтересовался комдив. Он действительно переживал. Погибло на земле – не в воздухе, а на земле – семь летчиков, это не могло не расстраивать.

– Теперь знаем!

– Знают они… Выяснили причину нападения?

– Да. Их целью был младший лейтенант Суворов, присутствующий здесь. По заявке Люфтваффе, которые страдали от его полетов, был приказ выкрасть Суворова. Его фотография у них была, так что в лицо они лейтенанта знали.

– Откуда фото?

– Из газеты.

– Почему именно он?

– На счету Суворова, как сообщил диверсант, шесть сбитых асов Люфтваффе. Четыре из них имели по двадцать сбитых на счету. Так что командование Люфтваффе разозлилось не на шутку. Кстати, возможно, что сегодняшняя атака на него была также спланирована для уничтожения.

– Как они поняли, что это он?.. Ах да. Единственный на нашем фронте ЛаГГ. Да, тогда это все объясняет. Значит, немцы объявили его врагом?

– Пока только неофициально, но потом, скорее всего, объявят. Среди погибших асов был сам Хайнц Бэр «Притцль», на счету которого двадцать семь побед. Недавно он получил Железный крест, но погиб от рук нашего Суворова.

– Нечего было к нам лезть, – буркнул я тихо у себя в углу.

– Суворов! – посмотрев на меня, окликнул комдив.

– Я!

– Ты ведь у нас теперь безлошадный?

– Да, товарищ полковник!

– Самолеты обещали дня через три, так что усиль тренировки, а пока отдыхай. Свободен!