Текст книги "Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя"

Я тоскливо провожал его взглядом, пока машина не скрылась за очередным поворотом – помочь сержанту возможности не было, хотя… Вскочив, я углубился в лес метров на пятьдесят и, вспомнив свои тренировки по бегу, рванул параллельно дороге. Сейчас я помочь ничем не мог, но они же должны куда-то отвезти его? А там посмотрим. Для себя я решил, что без Карпова не вернусь.

Дорога, шедшая в сторону фронта, на опушке поворачивала вправо и уходила вдаль. Выглянув, я увидел не успевшую осесть пыль и грузовик вдали. Похоже, немцы направлялись в большое село на холме.

– Стопроцентно вы, уроды, там остановитесь, – простонал я, пытаясь восстановить дыхание, затем, снова углубившись в лес, побежал к селу.

Лес не доходил до села метров четыреста, отгородившись от него огородами. Найдя подходящее дерево, я сложил вещи и стал карабкаться наверх. Нужно было узнать, что происходит в селе. Как я и думал, грузовик стоял рядом со своим близнецом у бывшего сельсовета. Обе машины были пусты, кроме пары часовых я больше никого не увидел.

«А, ну да. Обед же», – сообразил я, глянув на часы.

На моих глазах к сельсовету подъехала легковушка, и из нее вылез худощавый офицер. Сельсовет находился метрах в шестистах от меня, но рассмотрел я офицера неплохо, хотя звание не определил – далековато. На дереве я просидел часа три, наблюдая за жизнью села и работоспособностью немцев. Однако Карпова так и не увидел. Даже простых пленных не было. Сельчане только и немцы.

– А вот это интересно, – пробормотал я, заметив трех пацанов с удочками, которые шли в мою сторону. Судя по времени, шли они на речку, текущую правее метрах в трехстах, на вечерний клев. – И кто нам поможет? Конечно же, свои глаза и уши в стане врагов. Нужно поговорить с пацанами, – решил я и стал быстро спускаться.

Перехватил я их почти у самой воды. Свистнул, привлекая к себе внимание, и махнул рукой, когда они обернулись, настороженно посмотрев на меня.

– Вы кто?

– Советский летчик… Мы так и будем кричать? Может, подойдете, а то мы внимание так привлечем?

Мальчишкам было лет по десять, обычные белобрысые пацаны. Переглянувшись, они смело направились к кустам, где я прятался.

Пацанов звали Андрей, это у которого родинка под губой, Ваня – с пересекающим бровь шрамом, и Валерка. Они оказались одноклассниками.

– Мне нужна информация, и я думаю, вы в этом мне поможете, – сказал я, застегивая комбинезон – пришлось показать им знаки различия и похвастаться орденом, больно уж недоверчивые мне пионеры попались.

– Это вы про летчика, которого привезли на машине? – хитро улыбнувшись, спросил Валерка.

– Точно. Сержант Карпов из моего звена. Вы знаете, где он?

– Знаем, мы все знаем! – со значением кивнул Андрей.

– Так это хорошо. Вот тебе блокнот и карандаш, рисуй план села, а особенно – как из него незаметно выйти и войти. А вы рассказывайте все!

– Хорошо, – кивнули оба мальчишки, пока Андрей, высунув от усердия кончик языка, рисовал схему.

– Товарищ лейтенант, а это не вы пять немцев сбили над Минском? – спросил Иван.

– Было дело.

– Вот! Я же говорил!.. У нас ваша фотография в клубе висела, из газеты вырезали, но немцы ее сорвали.

– Давно они тут?

– Семь дней уже. Коменданта, вон, назначили.

– Ага, это как Минск взяли двенадцать дней назад, они до вас за пять дошли, понятно.

С Минском, кстати, интересная история вышла. Насколько я помню, взяли они его в конце июня, а в этой истории, которую я невольно изменил, дата падения города была девятое июля. На десять дней больше – десять!!! – продержались защитники. И это – из-за правильных разведданных о силах и месте наступления немцев. Насколько я знал, генерал Павлов успел стянуть на отражение главного удара немцев все доступные части, особенно артиллерийские и авиационные, и «гансы» там кровью умылись, хотя все же прорвались. Вот такие дела. Да и с захватом Могилева у них тоже что-то дело шло не ах. Тормозили они, тормозили.

– А сколько у вас сейчас сбито? – продолжал наседать Иван с жадным любопытством.

– Двадцать шесть. В этом вылете, когда мы немецкий аэродром раздолбили, я пять истребителей сбил.

– Ого! – восхищенно выдохнули все трое.

– А Карпов, которого немцы в плен взяли, двух, – приписал я сержанту для авторитетности еще одного.

– А почему вас сбили?

– Их больше было. Кучей навалились, – вздохнул я.

– Понятно… – тоже завздыхали мальчишки.

– Но это все не то. Вы мне лучше расскажите, что у вас в селе творится и где Карпов?

Переглянувшись, мальчишки начали рассказ. Андрей продолжал чиркать в блокноте, но в то же время вставлял свои три копейки.

Когда немцы, выбившие наших, ушли дальше, по-явились другие. Они согнали все население на главную площадь и что-то прогундосили. Тут мальчишки стали спорить, что говорил немец. Помните поговорку про мужика, к которому его слова вернулись через несколько человек настолько другими, что даже смысл потерялся? Так и здесь, уже несколько дней идет спор, о чем была речь. В общем, среди населения главенствовали две версии, кроме мелких, конечно. Первая – при немцах будет хорошо, это меньшинство. И вторая – живите спокойно, но только выдайте коммунистов. Эту версию подтверждали листовки, которые педантичные немцы расклеили по столбам. Там же сообщалось, что за сдачу будут платить премиальные.

– Но никто к немцам не пошел. Вон, у тети Марины раненый красноармеец лежит, все знают, но молчат, – говорил Иван, хмуря брови.

«Расскажут, еще не время. Очень скоро повылезают всякие шкуры, в меньшинстве, конечно, но повылезают, и всем все припомнят!» – мысленно вздохнул я и спросил, чтобы сменить тему:

– У вас тут окопы по огородам идут, бои шли?

Про Карпова уже не спрашивал, парни рассказали. Он находился в запертом строении бывшей мастерской, причем не один. Утром привели шестерых и тоже посадили туда. По словам Валеры, видевшего, как их вели, это были красноармейцы с двумя командирами. Когда пацаны шли на речку, пленные продолжали находиться в мастерской, поэтому я решил устроить слежку.

– Наши дрались как львы, – пафосно начал Валера, – но их танками подавили.

Иван оживился:

– Да они танк немецкий подбили! Он там, на лугу. Немцы туда все разбитое и подбитое утащили, но нам туда нельзя, они охрану поставили.

– Много техники битой?

– Много. И машины, и танки, и пушки, некоторые раздавленные.

– Чего радуешься, дурак? Там и наши танки есть, – дал ему затрещину Валера.

– Понятно. Металлолом собирают, – ответил я.

Чтобы что-то спланировать, нужно все знать. Как говорил один… э-э-э… короче, я говорил. Войны не выигрываются без разведки, а у меня тут сидят три ярких представителя этого семейства. Хорошенько измордовав инструкциями Валеру и Ивана, отправил их в село. Ивана – наблюдать издалека за мастерской, где содержат пленных, а Валеру – за машинами и обстановкой в селе.

– Ну а ты, художник, давай объясняй, что нарисовал.

В течение получаса я разбирался в тех каракулях, что накорябал Андрей.

– Ну это я понял. Вот на этом выезде пост с пулеметом и пушкой, я прав?

– Да, я даже не знаю, как вы сможете выехать. Может, нам отвлечь их?

– Хазер. Молчи, потомок камикадзе.

– А?

– Я говорю, не нужно таких крайних мер. Вот ты мне скажи, тут через огороды проехать можно?

– Так ведь ограды же!

– Машине похе… …безразличны ограды, она их сломает.

– Да? Тогда вот тут можно проехать, ни с одного поста не достанут, и вот тут, а еще тут и вот через огород бабы Вали. Товарищ лейтенант, проедьте по ее огороду, вредная старуха, ругает нас!

– За яблоками к ней лазите? – понимающе улыбнулся я.

Андрей молча кивнул.

Часам к семи, когда Андрей наловил десяток густерок, пользуясь сразу двумя удочками, прибежал Валера.

– Где товарищ командир? – спросил он.

– Тут я.

– Товарищ лейтенант, там еще наших летчиков привели.

– Сколько? – нахмурился я.

– Троих.

– Что с техникой?

– Одна машина уехала, но другая стоит, та, что кухню возит.

– Кухню? Какую кухню? – заинтересовался я.

– На колесах которая…

– Да я понял. Куда она ездит?

– Не знаю. Далеко, утром уезжает, в обед приезжает.

– Ин-те-ресная новость… Так, стемнеет через полтора часа, а пока давайте проработаем план, как мне незаметно пробраться мимо ваших собак в центр села, чтобы ни одна не гавкнула.

– Не знаю, – растерялся Валера.

– Беда, – покачал я головой в задумчивости.

– Немцы Трезора бабы Вали убили, гавкал он, спать коменданту мешал, там можно пройти, – вытащив из воды еще одну рыбину, откликнулся Андрей.

– Много собак постреляли? – спросил я у Валеры.

– Много. Шесть. У дяди…

– Ты мне лучше скажи, как пройти? – прервал я его.

– Не получится, товарищ командир, все равно на чужого гавкать будут. Их, конечно, по сараям попрятали, боятся, что немцы убьют, но все равно…

– Ну раз нельзя идти ночью, пойдем сейчас, на лай днем, я думаю, они внимания не обратят. Огородами пойдем…

В селе стояла рота охранного батальона с командиром роты в качестве коменданта. Я это определил по рассказам мальцов. Из всего состава в поселке находилось едва ли два десятка немцев. Те, что привезли Карпова, уже уехали, а вот сама рота, вернее, почти весь ее личный состав, куда-то подорвались рано утром, надо ли говорить, куда? Думаю, меня ищут или еще кого.

Сообщение о моей вынужденной посадке я передал открытым текстом, так что… Думаю, местные охранные части начальство накрутило нужным способом. Ой-ой-ой, что буде-ет! Не удивительно, что вследствие такого активного поиска местные каталажки у комендатур стали забиваться нашими окруженцами. И опять я виноват.

– …где это? – не понял я.

– Вот тут амбар старый, там никого нет, он дяди Игоря, а он на фронте. Дядя Игорь его давно хотел снести, дырявый он и трухлявый весь, вот-вот рухнет, но не успел. Там вас никто искать не будет, и до мастерской, где наших держат, всего сто метров. Там можно до ночи спрятаться, – пояснял на карте Валерка, с поддакиваниями Андрейки, который тоже комментировал рассказ, не выпуская из рук удочку. Он продолжал создавать атмосферу спокойствия и лени. Если кто посмотрит сюда, то не заметит ничего странного – ну мальчишка, ну рыбу ловит, обычный пейзаж.

– Ага. Подобраться к нему реально?

– Конечно. Сначала через огород бабы Юли, это вон тот, – показал он пальцем на плетень, огораживающий территорию приусадебного участка довольно большого дома. – У нее тыква растет, высокая, там ползком незаметно будет. Потом через плетень нужно перебраться, через улицу, вот там могут заметить, но мы на страже будем и скажем, когда никого не будет. Потом огородами дяди Кирилла, бабушки и потом участок дяди Игоря, а там уже амбар. Из него все видно – и площадь, и мастерскую.

– А вещи? – кивнул я на сложенные аккуратно вещи.

– Так мы и отнесем, кто что поймет? – подумав, сказал Валерка.

– Это вроде как с рыбалки идете?

– Ну да. В котелок рыбу, сидор на плечо, а плащ-палатку свернем. На нас никто и внимания не обратит, тут многие так ходят!

– Ну если только не поймают. Вот что. Вы сперва вещи отнесите, обстановку разведайте, а я подожду. Потом и двинем.

Все получилось так, как мы и планировали. Просчитались только с одним. Был вечер, дневной зной спал, и жители вышли в огороды.

В общем, меня два раза полили и чуть не пропололи мотыгой – бабка подслеповатая попалась. Когда я добрался до амбара, мокрый и злой, меня там уже ждали мальчишки, причем все трое тихонько ухохатывающиеся в кулачки или ладони. Мои перекаты и прыжки по огородам они видели хорошо, думаю, впечатлений набрались на всю жизнь.

– Да-а, на полосе препятствий хуже было, – рухнул я на прошлогоднюю солому.

– Комендант, – сразу тихо сказал Андрей.

Амбар действительно был весь дырявый и просматриваемый насквозь, так что приходилось перемещаться по нему по-пластунски.

Подобравшись к Андрейке, я сдвинул шлемофон на затылок и с интересом посмотрел наружу.

– Который из трех?

У входа в сельсовет стоял легковой «Опель» и три офицера рядом с ним.

– Тот, который худой самый и высокий, – ответил лежавший справа Валера.

– Ага, а остальные?

– Тот, второй который, с животом, это из роты, мы не знаем, кто это. А третий у нас часто появляется, он с кухней ездит.

С третьим было интересно, до офицеров было метров двести, но то, что он скорее всего принадлежит к Люфтваффе, я разобрал. Очень интересно.

– С кухней, говоришь?

– Да, он на мотоцикле приезжал, и пару раз они вместе приезжали, он на мотоцикле и кухня за ним.

Очень интересно. Догадаться, что часть, куда ездит кухня, принадлежит к ВВС, было не трудно, но что это? Аэродром подскока? Судя по привозной кухне, вполне может быть. Но кухня? Судя по виду, она была обычной, на деревянных колесах, человек на восемьдесят – сто.

План уже стал проявляться у меня в мыслях, как из мастерской, которую охранял одинокий часовой, вытолкнули одного из наших и отвели внутрь здания комендатуры.

– На допрос повели. Кстати, заметили, где конвойные ключ брали?

– Нет.

– А я видел. Висит у двери он. Какая беспечность. Видимо, часовой охраняет не только пленных, но и ключ.

– Товарищ лейтенант, а как вы их освобождать будете?

– Завтра узнаете. А сейчас руки в ноги и домой, родители обыскались уже, наверное.

– Ну товарищ лейтенант…

– Никаких ну. Вы своих родителей любите?

– Любим, – кивнули пацаны.

– А теперь представьте, что с ними и с вами сделают немцы, если узнают, что вы мне помогали.

– Что сделают? – спросил Иван.

– Лучше вам не знать. Давайте идите домой, только выбирайтесь осторожно, чтобы вас никто не видел.

Мальчишки выбрались через пролом с другой стороны амбара и скрылись среди лопухов, под которыми я приполз сюда. Понимающие ребята. А я остался ждать темноты, наблюдая за жизнью гарнизона и комендатуры.

Часовых я видел только двух. Один у мастерской с пленными, куда уже привели обратно красноармейца, и второй у входа в комендатуру. Судя по всему, он же охранял еще и машины – грузовичок, чем-то похожий на полуторку, и легковой «Опель», на котором приехали офицеры. Еще стояли два мотоцикла, но они меня не интересовали. Рота в расположение так и не вернулась. Кухня куда-то ездила, видимо, кормила солдат. Только вот где они?

«Блин, а ведь придется еще и “языка” брать!» – подумал я и вздохнул.

Действовать я начал ночью, часа в два, когда произошла пересменка. Жутко хотелось спать, но я бодрился, хрустом сухаря на зубах изображая мышь в амбаре.

Наконец смена удалилась, и я, выждав с полчаса, выскользнул наружу.

Первой моей целью был часовой у машин, который медленно прогуливался под луной. Дождавшись, когда на нее набежит облако, я метнулся вперед под наступившей темнотой.

Нож с легким хрустом вошел немцу в грудь. Мне пришлось чуть наклониться назад. Ноги немца подогнулись, но я не давал ему упасть, продолжая держать на весу. Наконец он перестал дергаться, и только легкие конвульсии пробегали по телу. Осторожно опустив часового на землю, я еще несколько раз ударил его ножом в грудь, после чего снял карабин, ремень которого сполз ему на сгиб локтя, и амуницию. Подчистив карманы, убрал все, кроме оружия, в машину. После чего, касаясь рукой стены сельсовета, осторожно крался к углу, за которым находилась мастерская и охранявший ее второй часовой.

С ним было похуже. Если к первому подкрасться, прикрываясь корпусами машин, проблем не было, то этот стоял на открытой площадке, освещаемой масляным светильником, прикрепленным к стене мастерской. И чтобы до него добраться, нужно было пробежать пять метров открытого пространства.

Несколько секунд я анализировал ситуацию и придумал.

Метать ножи я не умел, как-то пропустил этот момент, когда занимался с отцом, но вот бегать… Бегаю я быстро.

Подобранный камешек полетел в темноту и зашуршал в кустах. Часовой насторожился и обернулся в ту сторону, снимая с плеча карабин, и тут же я пятью гигантскими прыжками достиг немца и ударил его сцепленными руками под основание шеи.

Гитлеровец с шумом рухнул. Упавший на землю карабин не выстрелил.

Быстро подхватив немца под мышки, я утащил его в сторону от освещаемого участка у двери, после чего, подскочив к стене, зашарил по ней в поисках ключа. Тут я что-то задел, и это что-то полетело в траву у двери.

– Ах ты! Блин! Гоблин безрукий!

– Командир? Товарищ лейтенант, это вы? – послышался за дверью шепот Карпова.

– Да я, я! Блин, ключ уронил! Сейчас найду, – ответил я таким же шепотом и, прислонив карабин к стене, зашарил по траве в поисках ключа.

В мастерской отчетливо зашептали, переговариваясь между собой.

– А ну тихо! Раскудахтались, – зашипел я им в ответ.

Наконец ключ нашелся. Легкий скрип, с которым открылась дверь, в тишине ночи показался громом.

– Сколько вас тут?

– Десять, товарищ лейтенант, – ответил Карпов, первым выходя наружу.

– Хорошо. Держи, – сунул я ему в руки карабин.

Остальные последовали за сержантом.

– Севка, привет, – поздоровался кто-то со мной. Присмотревшись, я узнал одного из пилотов бомбардировочного полка Никитина. Так вот кто эти трое летчиков!

– Привет, Кир, вот уж не думал, что встречу тебя тут.

– Получилось так, нас тут неподалеку подшибли.

– Ясно, потом расскажешь, – сказал я и стал быстро командовать: – Вы, двое, метнулись к машинам, это вон туда, за угол, там немец убитый лежит. Приносите его и закрываете в мастерской. Вы, двое, берете вот этого, связываете, вставляете кляп и грузите в грузовик. Ты идешь за угол, я там у стены карабин оставил, берешь и встаешь в охранение у машин. Все, работаем! Быстро-быстро!

Сработали мы действительно быстро. Труп немца закрыли в мастерской, пленного – в кузов, сами сели в машину.

– У въезда пост, – тихо сказал, прежде чем залезть в кузов, неизвестный командир; в его одной уцелевшей зеленой петлице сверкнул прямоугольник.

– Знаю. Все уже продумано, – ответил я и сел на место водителя.

«Так, это стартер, это педали…» – разглядывал я управление, подсвечивая фонариком, взятым у первого часового. То ли ему был положен, то ли просто трофей.

Наконец, глубоко вздохнув, я повернул ключ и нажал на кнопку стартера, внутренне радуясь, что он тут электрический, а не как у полуторки, кривой. Два раза крутнувшись, стартер вдохнул жизнь в двигатель грузовика. Не давая машине прогреться, воткнул заднюю скорость и стал сдавать назад. Отъехав от стены комендатуры, развернул машину и включил вторую передачу.

Повалив несколько плетней, разворотив несколько огородов и чуть не застряв на тыквенной грядке, грузовик наконец-то вырвался в чистое поле.

Поле было не очень ровным, так что ехали мы довольно медленно, пока не выехали на проселочную дорогу. Вот тут-то я уж оторвался.

В зеркала было видно взлетающие над селом ракеты, но стрельбы слышно не было, то ли ее заглушал рев мотора, то ли немцы не знали, куда стрелять.

«Что мы имеем? Машина, пленный, два карабина, мой маузер и четыре немецкие гранаты – это плюс. Уж не знаю, почему у обоих часовых были гранаты, но это может нам пригодиться. А вот незнание обстановки – это минус!» – подумав так, километров через десять я загнал машину в первые попавшиеся кусты и заглушил двигатель.

– Что случилось? – спросил сидевший рядом Карпов.

– Куда ехать? Я не знаю, а ты?

– Не знаю, – растерянно ответил сержант.

– Вот. А пленный знает. Нужно допросить его, – ответил я вылезая из кабины. – Бойцы, что там с пленным?

– Очнулся он, когда по полу катался, мычит что-то, – ответил мне кто-то.

– Давай его вытаскивай, допрашивать будем. Кстати, кто-нибудь немецкий знает?

– Ну я немного, товарищ лейтенант, – отозвался другой.

– Все вылезайте, знакомиться будем, – велел я.

Нахлебники попрыгали с кузова, один из них застонал, придерживая раненую руку.

Пока экипаж лейтенанта Ламова вытаскивал немца, я быстро перезнакомился с остальными. Двое оказались танкистами из одного экипажа. Сержант Иванов, командир танка, и мехвод Крапивин. Военврач Фельдман – тот, который про пост говорил. И три красноармейца, один из них был ранен в руку, Комов. Другой говорил по-немецки, Лазарев. Третий представился Быковым, больше я ничего от него не слышал. Кстати, второй карабин прихватизировал Иванов.

Допрос немца не продолжался долго. Лазарев хоть и понимал с третьего на пятое, но что нам надо, перевести смог.

Как я и думал, кухня ездила на аэродром подскока. На нем базировались четыре «сто девятых» и имелся небольшой обслуживающий персонал. А вот охраняли его всего пятнадцать солдат во главе с унтер-офицером. Рация и палатки для пилотов, это все, что там находилось. Друг у немца пару раз сопровождал туда кухню, так что более-менее что там и как, он знал.

– Жаль, сил маловато что-то сделать. Можно было бы захватить технику, – с сожалением сказал я.

– Кхм, – прочистил горло Иванов.

– Сержант, если у тебя есть что сказать, то говори, не смущайся, – подбодрил я.

– А если будет танк?

– А?

– У нас танк есть. Тут не далеко, – пояснил он.

Почесав затылок для стимуляции мозга, я быстро расспросил Иванова. Оказалось, когда его рота попала в окружение, они потыкались туда-сюда, теряя машины и людей, и рванули на восток, прорываясь к своим. За пятидневный марш по немецким тылам потеряли еще две машины и командира роты. В общем, вырваться из устроенной немцами засады смог только их танк с пятью бойцами, ехавшими десантом. Среди них были Комов, Лазарев и Быков. В шести километрах от села закончилось горючее. На последних каплях загнав танк в кусты, они замаскировали машину ветками и двинули дальше пешком, где наткнулись на цепь немцев, прочесывающих лес. Завязалась перестрелка. Два красноармейца и заряжающий погибли, Комов был ранен. Патронов не осталось, отходить некуда, их уже окружили, вот Иванов, как старший по званию, и приказал сдаться. По-моему, правильное решение. Так я и сказал.

Доставая из планшета карту, спросил:

– Где, ты говоришь, он у тебя стоит?

– Вот тут, – ткнул сержант пальцем в нужное место.

Покрутив карту так и эдак, я с недоумением спросил:

– В упор леса не вижу. Ты точно показал?

– Точно. Там леса и не было, я про него ничего не говорил. Там что-то вроде впадины, заросшей высоким кустарником, загнали машину и замаскировали.

– Ну ладно, пусть так будет. Но горючее? Ты же говорил, что оно у вас кончилось? С грузовика слить – так на много ли его хватит? И потом, может, там октан другой?

– Подходит их бензин, мы только на их горючем и ездили. Приметим какую-нибудь автоколонну, стукнем по ней, потом с баков сливаем. Нормально, товарищ лейтенант, подходит. А горючее есть, у нас в кузове двухсотлитровая бочка с бензином, мы проверили, точно он.

– Ага, уже интересно. А боезапас?

– К пулеметам по диску было, но мы их с собой забрали, когда уходили, стало быть, нет. А снарядов всего семь, и пять из них бронебойные.

– Н-да? М-м-м. Лазарев, ну-ка спроси у немца, на аэродроме зенитки есть?

– Нет, товарищ лейтенант. Только два пулемета, – ответил он, поговорив с пленным.

– Тоже не обрадовал. Но делать нечего. Гусеницами поработаете. Если что, мы сзади из карабинов прикроем. Так, все в машину! Иванов, давай в кабину, дорогу показывать будешь.

Задним ходом выбравшись из кустов, я стал крутить баранку по указаниям сержанта.

Нам повезло, танк еще не нашли.

Следуя указаниям вылезших из кузова бойцов, я задом подогнал грузовичок к корме танка. Иванов, выпросив у меня фонарик, уже суетился у машины. Пару раз луч света освещал ее, но я никак не мог определить тип.

– Стой-й-й!!! – заорали снаружи, и не успел я нажать на педаль тормоза, как грузовичок с хрустом врезался в танк.

– Нормально. Борт только поломали, – сказал Иванов, когда я выпрыгнул из кабины на поломанные ветки, хрустящие под ногами.

– Ни дня без аварии, – хмыкнул я под шум из кузова – бойцы с летчиками кантовали бочку к корме, где Крапивин уже открыл баки и разматывал шланг.

– Слушай, сержант, что-то не разгляжу, что за танк? – спросил я у Иванова.

– БТ-5. Обычный, не командирский, – пожал он плечами в ответ.

– А, понятно. Я не разглядел в темноте.

Пока горючее по шлангу заливалось в бак, Иванов куда-то делся с одним из бойцов, но скоро они вернулись с несколькими предметами в руках. Оказалось, они сняли замок и прицел с пушки, когда уходили, и сейчас возвращали все на место.

Заправив танк, мы согласовали маршрут движения и поехали по дороге.

План был такой. После захвата аэродрома мы с Карповым улетаем к своим на «мессерах», пленный говорил, что там именно они, а остальные крушат все, что осталось, и прорываются к своим. Благо опыта у Иванова в этом было немало. Экипаж Ламова уходил вместе с ними. Конечно, не хотелось бросать парней, но и оставаться с ними, когда была возможность быстро перебраться к своим, тоже не дело. Мы – летчики и больше пользы принесем в небе, мы не пехота, не тому обучены.

Первым ехал я, за мной, отстав на сто метров, танк Иванова, светя чудом уцелевшей фарой.

Бойцы в кузове были наготове, держа в руках гранаты и карабины. Маузер свой я отдал Карпову. Фельдман не подавал признаков жизни, странный он был какой-то. Рану у Лазарчука посмотрел невнимательно, да и откуда он взялся, непонятно. Бойцы его не знали, познакомились с ним, только когда их избитых и безоружных вели в село. Там, на окраине, и повстречали Фельдмана, которого конвоировал всего один солдат. Очень странный военврач. Я на всякий случай посоветовал Ламову присмотреть за непонятным доктором.

– Фонарик светит впереди, – вдруг сказал Карпов.

– Да, вижу. Похоже, дорожный пост фельджандармерии.

– Что делать будем?

– По обстоятельствам, узнать надо, сколько их. Стукни нашим.

Карпов пару раз с силой ударил по потолку. Мы уже проверяли, звук отчетливо был слышен в кузове, так что бойцы предупреждены.

И судя по тому, что машина начала заметно раскачиваться, они приготовились к бою. В брезенте над кабиной была прорезана щель, так что парни могли наблюдать за дорогой впереди.

– Пятеро вроде… Нет, точно пятеро. Все с бляхами. Мотоциклы, пулеметы, многовато их.

– Эффект неожиданности. Бей пулеметчиков, – скомандовал я, останавливаясь по требованию старшего поста.

Не успел я сползти на пол, как загрохотали выстрелы и стали рваться гранаты.

– Что, все, что ли? – спросил я, старясь переорать рев двигателя подъехавшего вплотную танка.

– Все! – ответно крикнул мне Карпов, заглядывая в кабину через открытую дверь и протягивая мне мой маузер рукояткой вперед.

Взяв его, быстро проверил, сколько осталось патронов, и вылез наружу.

– Не везет тебе, Камов, – сказал я бойцу, увидев, что Фельдман перевязывает ему вторую руку.

– Бывает, товарищ лейтенант, – морщась, ответил он.

– Ну-ну. Что там у нас с трофеями?

Нашими трофеями стали три карабина, два автомата, два пистолета и пулемет, снятый с коляски. Мотоциклы мы не тронули, только горючее слили – все равно на них никто не умел ездить.

До аэродрома осталось километра четыре, тогда вперед вышел танк Иванова.

Уже рассветало, когда мы ворвались на взлетное поле, описанное нам пленным.

Бухнула пушка, и мешки с песком раскидало в стороны. Пулеметное гнездо заволокло пылью, загрохотал пулемет, установленный на кабину, из-за чего мне пришлось остановиться, чтобы пулеметчик, стрелок-радист из экипажа Ламова, смог спокойно работать.

Из палаток, как тараканы, полезли немцы – неодетые, но с оружием в руках. Почти сразу они падали под убийственным огнем. Что-что, а с пулеметом младший сержант Морозов работать умел классно, что сейчас и демонстрировал. Вот палатки заслонил танк, принявшийся сминать и давить их.

Я снова сполз на пол и в перестрелке не участвовал.

– Ты чего? – не понял Карпов, вставляя в пистолет второй магазин.

– Предпочитаю не рисковать понапрасну. Для боя на земле есть пехота, вот пусть она и работает, не буду мешать.

– Да? Ну трусом тебя не назовешь, конечно, но все равно странно.

– Это не трусость, а логика. Если моя помощь нужна, я помогу, а нет, то рисковать собой не буду. Место моей битвы – небо.

– Ну ладно, просто когда еще выпадет возможность пострелять из пистолета по настоящим немцам! – ответил сержант, выпуская второй магазин.

– Я уже настрелялся.

Из кузова попрыгали бойцы и под командованием Ламова двинулись вперед, проверяя живых и мертвых.

– Нормально. Шестеро ушло в лес, но остальных мы уничтожили, – доложил подошедший к машине Ламов. – Что с самолетами будем делать? Мы их, как ты и просил, захватили целыми.

– Как что? Конечно, улетать отсюда! Жалко, конечно, что это не транспортник, как тот, что мы в прошлый раз угнали, но и это хлеб.

– Транспортник? – улыбаясь, спросил он.

– Что? – спросил, я замедлив шаг.

– Ты туда посмотри! – кивнул он на силуэт, накрытый, как и «мессеры», маскировочной сетью.

– «Шторьх», – узнал я маленький штабной самолетик.

– Ага, там у крайней палатки полковничий френч лежит, похоже, вчера прилетел, тут и заночевал, – пояснил Ламов.

– Тогда мы с Карповом на «мессерах», а вы – на «шторьхе». Как тебе такая идея?

– Я за, конечно. Но я на нем не летал. Справлюсь?

– Да он в управлении, что У-2, разница небольшая.

– Тогда… Пойду-ка я посмотрю его.

– Ага, давай. Карпов, за мной! – крикнул я копошившемуся среди раздавленных палаток и трупов немцев сержанту.

Пока Иванов на танке и бойцы охраняли нас, мы освободили от сети два выбранных истребителя и запустили моторы.

– Что у тебя? – спросил я у Карпова, влезая на крыло его истребителя.

– Никак не разберусь. Как вы запустили мотор, товарищ лейтенант, я видел, а вот система управления…

– Да что тут разбираться? Слушай меня. Вот рукоятка газа…

Объяснив за пару минут, что в кабине устроено и как, я направился к «шторьху». Карпов в это время осваивался, гоняя мотор в разных режимах. «Мессеры» были заправлены горючим и боезапасом, как я и рассчитывал – аэродром подскока же! – так что нам не надо было суетиться с этим.

С Ламовым оказалось проще: у «шторьха» было действительно простое управление. Выведя его на взлетную полосу, показал, что и как. Самолет был трехместный, так что весь экипаж влез в него нормально. Штурман, старшина Смелов, хотел было отказаться в пользу Камова. Тот все-таки был ранен, но у бойца началась форменная истерика. Выяснилось, что у него боязнь высоты. После недолгого обсуждения мы решили лететь врозь – скорости разные. Так что проводив взглядом оторвавшийся от полосы самолетик, я побежал осматривать лагерь и прощаться с бойцами.

– Прощай, может, еще свидимся, – обнял я Иванова. – Ну пока бойцы… По машинам!

Натянув парашюты, мы с Карповым полезли в кабины. После нашего взлета бойцы должны были уничтожить все оборудование, два оставшихся истребителя и двинуться дальше к фронту.

– Карп, ты в эфире?

– Да, товарищ… Да, Малой.

– Идешь первым на взлет, я прокомментирую. Давай.

Под мои советы сержант вывел «худого» на полосу и стал разгоняться.