Текст книги "Английская тетрадь. Субъективный взгляд"
Автор книги: Владимир Познер
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Джейн Петтигрю
– Никакого «файф-о-клок ти» нет и не было.
С этих совершенно ошарашивших меня слов начала свой рассказ о чае эта дама.
– Но как же так? – спросил не то Ваня Ургант, не то я. – Мы же все знаем, что в пять часов, то бишь в five o’clock, в Англии принято пить чай, мы это знаем с детства, а вы говорите…
– Да, джентльмены, вы, как и те, кто рассказывал вам эти истории, заблуждаетесь.
Ваня умолк (что с ним бывает нечасто). То ли от неожиданности, потому что его назвали джентльменом, то ли, как я, от удивления.
– Дело в том, – продолжала мисс Петтигрю, – что питьё чая во второй половине дня ввела Анна, 7-я герцогиня Бедфордская. Это было в начале 1800-х, она предложила чаепитие, чтобы заполнить перерыв между обедом и ужином, который в высшем свете не подавался раньше восьми часов вечера. Но ведь известно, что для многих привычки высшего света становятся предметом для подражания, и вскоре в рабочей среде это чаепитие стало называться «высоким чаем» (high tea), при этом он стал главной едой дня, как бы заменив собой ужин, потому что вместе с этим чаем подавались мясо, овощи, картошка и прочая еда.
– Скажите пожалуйста, – спросил я, – это «высокий чай». А есть ли «низкий чай»?
Мисс Петтигрю рассмеялась и ответила:
– Разумеется, хотя чаще всего мы называем его иначе, не низким, а послеполуденным (afternoon) чаем. Это и есть то, что придумала герцогиня Бедфордская. Она потом рассказывала, что между обедом и ужином часто чувствовала «пустоту в желудке», из-за чего однажды попросила прислугу принести ей в спальню чай, бутербродики и что-нибудь сладенькое. Ей это очень подошло, потом она как-то пригласила светских подруг на этот чай – снова в спальне – и дело пошло. То, что мы сейчас будем с вами делать, – это и есть то, что придумала 7-я герцогиня Бедфордская Анна.
Я пишу не кулинарную книгу, но считаю, было бы несправедливо скрыть от вас, что подают к послеполуденному чаю. Точнее, что получили мы: крохотные бутерброды (по-английски «пальчиковые») с огурчиками и мятой, яичный салат, кресс-салат, слабосолёную сёмгу с белым сыром, ветчину с горчицей; а на сладкое – бисквит королевы Виктории (лепёшки, прослоенные густыми сливками и разного рода джемами).
В общем, ничего не могу сказать о 7-й герцогине Бедфордской Анне, но после такого чая, придуманного, чтобы «заполнить паузу» между обедом и ужином, мне совершенно точно даже думать об обеде не хотелось.
И еще некоторые важные… нет, что я говорю, важнейшие моменты.
Имейте в виду, что Англия делится на тех, кто наливает молоко в чай, и на тех, кто наливает чай в молоко. Не поняли? Повторяю: если вы в свою чашку наливаете чай, а потом наливаете немного молока, вы принадлежите к одной части Англии. Если вы, напротив, в чашку сначала наливаете немного молока, а потом чай, то принадлежите к другой части Англии, причём эти части непримиримые. Если вы в чай кладёте сахар или лимон, вы… как бы это выразиться поприличнее… варвар. Если вы не добавляете в чай ничего, то есть пьёте его без молока, вас можно только пожалеть.
Есть ещё целый ряд строжайших правил относительно того, как следует держать ложку, ножик, вилку, как следует резать пирожное, как пользоваться ложечкой, но я воздержусь. Когда будете в Лондоне, найдите мисс Джейн Петтигрю.
Она обучит вас.
Уильям Маннинг
То, что в Англии есть профессия tea taster, дегустатор чая, меня удивило, но не сильно. В конце концов, чай – напиток с древнейшей историей, он бывает самых разных сортов, отличается не только внешним видом, но и запахом. Отличается чай и вкусом, поэтому наличие такой профессии логично.
Уильям Маннинг считается одним из наиболее тонко разбирающихся в деле определения вкуса и качества чая дегустаторов Англии. Tea taster отличается от дегустатора вина тем, что он не только даёт оценку чайному листу, но сам создаёт чай, смешивая разные листочки в разных пропорциях. Дегустатор вина не создаёт вино, а лишь даёт ему оценку. Поэтому, собственно, никто винного дегустатора не перекупает (хотя попытки подкупить его, чтобы получить более высокий балл, чем конкурент, случались), он не работает ни у кого – в отличие от дегустатора чая. В этом смысле последний похож на «нос» крупной парфюмерной фирмы: он нюхает, он сочетает и создаёт новые духи, и он – хранитель секретов.
Повторяю, меня эти сведения не сильно удивили. Но когда мистер Маннинг стал рассказывать мне о том, что во время Второй мировой войны в Великобритании было создано Министерство чая во главе с министром, я потерял дар речи.
– Но и это не всё, – продолжал он, – чайный запас страны был разделён на несколько огромных объёмов, которые были упакованы и затем увезены в секретные места, местоположение которых хранилось в строжайшем секрете. Чай был и остаётся стратегическим объектом Великобритании.
Жозе Моуриньо
Пишу об английском футболе только потому, что понимаю: Англия без футбола – это нонсенс. Но должен сразу сказать, что, хотя и люблю футбол (только хороший, даже очень хороший), не являюсь болельщиком. Есть команды, которые запомнились мне своей поразительной игрой, – сборная Бразилии, сборная Голландии, «Барселона», «Реал»… Были и есть игроки, мастерство которых вызывает моё восхищение, – Пеле, Гарринча, Круиф, Яшин, Стрельцов, Зидан, Месси… И конечно, бывает так, что я поддерживаю ту или иную команду – например, сборную Франции на Кубке мира в Москве. Но я не болею. Чтобы у меня менялось настроение от того, что выиграла или проиграла та или иная команда, да никогда в жизни! Ну, хорошо, девять человек – строго говоря, восемь – гоняют мяч по полю. Делают это изумительно. Так сказать, браво! Но чтобы это всерьёз повлияло на моё настроение…
Я пишу это, чтобы со мной вам всё было ясно: я не болельщик. Следовательно, говорите вы, мне не дано понять душу болельщика. Так? Нет, не так. Врач-психиатр не обязан быть душевнобольным (прошу простить за аналогию), чтобы понимать своего пациента.
В общем, так: в Англии болеют за одну и ту же команду поколениями. Значения не имеет, сильная это команда или слабая. Прадед болел за какую-нибудь «Манчестер Юнайтед», дед болел, отец болел, я болею, и мои дети будут болеть (их ещё нет на свете, но дела это не меняет). Это всё можно записать в рубрику «Английская верность».
В день игры радикально меняется состав пабов, потому что тот или иной паб становится временной принадлежностью болельщиков той или иной команды, например лондонского «Челси». И не дай бог туда зайдёт болельщик той команды, против которой в этот день играет «Челси», например «Арсенала». Впрочем, беспокоиться не надо: этого не случится никогда. Этот заблудившийся болельщик «Арсенала», пусть вусмерть напившийся и потерявший всякие представления не только о том, где он, но и вообще обо всём, в паб болельщиков «Челси» не зайдёт: таинственный внутренний компас направит его прочь и сохранит его тело и душу для той команды, успехами и неудачами которой жили его предки и будут жить его потомки. Это можно занести в рубрику «Английская традиция».
Подраться с болельщиками другой команды считается не просто делом почётным, но обязательным. В ход пускается всё, кроме ножей («Это, – с презрением скажет английский болельщик, – итальянское дело»): кирпичи, бутылки из-под пива, палки – словом, всё, что попадает под руку. Вместе с тем никакого «оружия» с собой заранее не берут. Это следует отнести к рубрике «Фейр плей»[13]13
Fair play – дословно «честная игра». В качестве иллюстрации можно привести такой пример: человек забил гол и был в офсайде, но арбитр этого не заметил и сам игрок обращает на это его внимание. Или мяч от ракетки теннисиста вышел за пределы корта, но судья не заметил этого и сам игрок обращает на это его внимание. Впрочем, ныне электронный «глаз» взял на себя эту функцию…
[Закрыть]. Очень ценится, когда человек пять болельщиков твоей команды лупят одного-двух болельщиков другой команды. Это входит в рубрику «Английская отвага».
Исследуя тему «Английский футбол», я провёл не один час в трёх разных пабах в Лондоне («Челси»), Манчестере («Юнайтед») и Ливерпуле («Ливерпуль»). Впечатление грандиозное. Форма одежды не просто вольная, а часто весьма фривольная, особенно у дам, совершенно независимо от возраста. Объем выпитого эля посчитать сложно, но, думаю, его было бы достаточно, чтобы заполнить 25-метровый бассейн. Уровень громкости – в смысле голосов – напоминает что-то из самых трагичных и героических опер Вагнера.
Так при чём тут Жозе Моуриньо, справедливо спросите вы? Он ведь португалец. Это правда. Но, во-первых, из десяти лучших клубов Премьер-лиги 2019 года восемь возглавлялись иностранными тренерами. Во-вторых, давно миновали те времена, когда принадлежность клуба к стране предопределяла гражданство его игроков. Когда я пишу эти слова, команда-чемпион Премьер-лиги, «Ливерпуль», состоит на 69 % из неангличан. И это называется английский футбол?!
Правда, Моуриньо признался мне в том, что лучше английского футбола, лучше Премьер-лиги нет ничего. Когда я спросил его почему, он сказал:
– Я тренировал Бенфику. Как-то мы играли с Миланом, важная была игра, играли отвратительно, но выиграли. Вот я сижу хмурый в раздевалке, подходит ко мне капитан команды и говорит: «Что ты такой недовольный?» «Плохо играли, не заслужили победу», – говорю я. «Но победили же, вот что главное!» – говорит он и уходит довольный. В Премьер-лиге выигрыш – это очень важно, но это не главное. Главное – это как красиво, умно, классно сыграли.
А я подумал: что происходит с игроком, например всё той же Бенфики, которому важен только выигрыш, когда он переходит в английский клуб? Видимо, меняется.
Придётся это записать в рубрику «Английский дух».
Ворон
По зелёному газону лондонского Тауэра ходят во́роны. Ходят, потому что не могут летать. На завтрак, обед и ужин им подбрасывают дохлых мышей, которых они с аппетитом потребляют. Вороны не могут летать из-за короля Карла II, которому они порядком надоели, и он распорядился перестрелять этих наглых и громко каркающих птиц. Но вступился дворцовый визионер:
– Ваше величество, предание гласит, что английская монархия просуществует до тех пор, пока вороны буду жить в Тауэре.
Карл II, отцу которого, Карлу I, отрубили голову, был сильно суеверен, и судьба воронов была решена: они остаются в Тауэре навечно и, чтобы они никуда не улетели, им подрезают крылья.
Смотришь на них и думаешь об их сходстве с английской короной: почёт, уважение, уход, питание, но крылья-то подрезаны…
Фил Уилсон
Бифитер – буквально «едок говядины». Откуда это название – точно неизвестно. Мне нравится история о том, как в 1669 году Козимо Медичи, великий герцог Тосканский, посетил британский двор и, увидев королевскую стражу, заметил: «Им ежегодно выдают значительную порцию говядины, их можно было бы называть едоками говядины».
На форме у каждого бифитера вы увидите изображение розы с белой сердцевиной и алыми краями, которая символизирует приход к власти дома Тюдоров, сумевших прекратить Войну Алой и Белой розы, домов Ланкастеров и Йорков и создавших королевских телохранителей, будущих бифитеров, в 1485 году.
Ныне бифитеры выполняют сугубо церемониальную функцию, но их должность пользуется почётом, и желание стать одним из них испытывают многие.
Их всего 38 рядовых и один Старший – коим как раз является Фил Уилсон. Легко ли стать бифитером? Когда я задал этот вопрос, Уилсон слегка улыбнулся и сказал:
– Посудите сами. Во-первых, нужно обязательно быть военным в отставке в офицерском чине, быть награждённым медалью за образцовую длительную службу, срок военный службы должен быть не менее 22 лет, нужно сдать экзамен на чувство юмора (!), на сообразительность, на умение ориентироваться, наконец нужно соответствовать «списку обязанностей», состоящему из 21 пункта. Ну, как вам?
С одной стороны, эти джентльмены производят впечатление костюмированных участников бала, но, с другой – они представляют собой непрерывающуюся цепь, идущую из прошлого. Придя сюда и глядя на них, любой англичанин может почувствовать свои корни, и прошлое для него не просто оживает, а живёт без провалов, лакун и тёмных пещер. Кто что ни говори, но в этом что-то есть.
Что до чувства юмора, то Старший бифитер Филипп Уилсон не испытывает в нём недостатка.
Прогуливаясь со мной по двору Тауэра, он подвёл меня к месту казни – нечто, отдалённо напоминающее Лобное место на Красной площади, – где рубили головы высокопоставленным государственным изменникам, в частности Анне Болейн, второй жене короля Генриха VIII. Её измена заключалась в том, что она никак не могла родить королю сына, к тому же он хотел развестись и жениться на другой (всего у него было шесть жён). Всем было понятно, что она ни в чём не виновата.
– Так как же её приговорили? – спросил я, придав своему голосу оттенок возмущения.
– В те времена, – без тени улыбки ответил он, – если вы хотели быть на стороне короля Генриха VIII, вы выполняли его желания. Сегодня, конечно, всё не так.
На территории Тауэра есть паб только для бифитеров, куда привёл меня мистер Уилсон. За столиками сидели несколько человек, но за одним, отдельно от всех, молча сидел один из королевских телохранителей.
– Это кто? – тихо спросил я.
– Как это обязательно бывает в Англии, кто-то с кем-то не разговаривает, – ответил мне Уилсон на полном серьёзе.
Аристократия
Аристократия всё еще встречается в Европе. Но… не кучно. Так, осколки. Принцесса такая-то, барон такой-то. Отдельно взятые особи. Кроме Англии. В Англии аристократ на аристократе и аристократом погоняет. Ну, немного преувеличил, но это не беда, это, между нами, аристократами, даже мило.
Они, английские аристократы, узнают друг друга не только по произношению, не только по одежде и тому, как её носят, но и по повадкам.
Эти фотографии относятся к занятию, известному под названием “The Shoot”, что можно перевести, как «Стрельба», но это не только не точно, это имеет мало общего с самим явлением. “The Shoot” – это когда разного рода милорды собираются компанией пострелять птиц. Заметьте, я не написал «поохотиться», и это потому, что никакой охоты здесь нет.
Одевшись в соответствующие занятию наряды (смотрите, как они похожи друг на друга), прихватив дорогущие «стволы» и в сопровождении прислуги, которая будет эти самые «стволы» перезаряжать, когда в этом будет нужда, вся эта гоп-компания садится в микроавтобус, который отвозит их к месту… расстрела. Джентльмены становятся на нумера и смотрят в сторонугустых кустарников, расположенных метрах в трёхстах. Раздаётся громкий свист, возвещающий о том, что «The Shoot» начался, и со стороны кустарников раздаются звуки – трескотня, хлопки, – цель которых напугать птиц, гнездящихся там сотнями, если не тысячами. Напуганные птицы взмывают вверх и летят прямо в сторону «охотников», а те поднимают «стволы», и – «ба-бах!», «ба-бах!», «ба-бах!» – стреляют, и подбитые ими птицы дождём падают на землю. Это просто убийство.
Продолжается это с небольшими перерывами, во время которых великолепно обученные кокер-спаниели собирают подбитых птиц, как ещё трепыхающихся, так и убитых, и приносят их прислуге.
После успешной «охоты» всех отвозят в охотничий домик, где их ждут жареные сосиски и особый напиток, который, как мне показалось, состоял из шампанского и водки (неужели наше родное «Северное сияние» на самом деле вовсе не наше изобретение?). Один из лордов опустил указательный палец в сосудик, наполненный птичьей кровью, подошёл ко мне и начертил мне кровавый крест на лбу со словами: «Теперь, Владимир, ты посвящён в доблестный клан шутеров».
Король Карл I
Холодно было в этот вторник, очень холодно. Не было в этом ничего особенного, как-никак, 30 января. Год был давний – 1649-й, – тогда не было смартфонов, некому было сфотографировать или записать последние слова короля Карла I.
Его не любили. Он отличался надменностью, высокомерием и жестокостью. Росту был совсем маленького – 157,5 см – и потому, возможно, норовил отсечь головы тем, кто был выше него. Особенно тем, кто с ним не соглашался. Из-за него родилось выражение “Stand up and be counted” («Встань, чтобы тебя посчитали»), которое было адресовано членам Парламента при голосовании. До Карла голосовали сидя, простым подниманием рук, но это не позволяло разглядеть, кто именно и как именно голосует. Принцип «Встань, чтобы тебя посчитали» решал этот вопрос, король мог разглядеть и запомнить своих противников. Впрочем, c 1629 по 1640 год Карл управлял страной вовсе без Парламента – уж больно он ему мешал. И когда власть захватил Оливер Кромвель, стало понятно, что дни короля сочтены: он был судим и приговорён к смертной казни.
И вот в этот холодный январский вторник он собирался выйти из башни, в которой содержался, прямо на эшафот. Но перед тем как выйти, он попросил, чтобы ему дали шерстяную кофту. Король якобы сказал:
– От холода я могу начать дрожать, подумают, что от страха, а я не боюсь. Дайте кофту!
В музее города Лондона эта кофта хранится по сей день. Когда её достали и показали мне, я почувствовал сострадание к королю. Я представил себе этого маленького, не в меру горделивого и неприятного человека, думавшего не о скорой смерти, а о том, чтобы не умереть трусом в глазах публики, который твёрдо, не терпящим возражений голосом приказал:
– Дайте мне кофту!
Лорд Падди Клануильям
Помню, когда снимал фильм о Франции, был приглашён на охоту, после которой состоялся ужин в аристократическом кругу. Делились сокровенным, в частности тем, что высшее образование не только не нужно всем, но даже вредно.
– Кто будет убираться, обслуживать, если у всех будет высшее образование? – возмущались потомки людей, некогда управлявших Францией.
А вот что сказал мне насчёт образования (правда, школьного) лорд Падди:
– Вы никогда не сможете дать самое лучшее образование всем. Не люблю слова «низший класс», но он есть. Это те же люди, на которых мы полагались сотни лет в том смысле, что они готовы в любой момент броситься нам на помощь. Они всегда были нашими лучниками, сражались бок о бок с аристократией. Они и есть наш британский бульдог.
Чуть высокомерные и снисходительные слова о бульдогах оставим на совести милорда, но вот к рассуждению о том, что дать всем самое лучшее образование невозможно, стоит присмотреться.
Есть две точки зрения. Одна говорит, что роль школы – создавать элиту.
Она должна работать так, чтобы потенциальные «бульдоги» попадали в соответствующие их умственным и прочим данным учебные заведения, а потенциальная элита имела свои, элитные. Главная, на мой взгляд, слабость заключается в том, что поступление в эти школы связано с деньгами, и немалыми, а вовсе не со способностями будущего ученика. В результате дверь захлопывается перед теми, кто мог стать элитой в лучшем смысле этого слова, а это оборачивается потерей для страны. Нарушается одна из основ демократии: равенство возможностей.
Другая точка зрения, которая получила конкретное воплощение во французской школьной системе, основанной Наполеоном: все школы работают на основе единой национальной программы образования, которая предоставляется всем без исключения бесплатно. Таким образом двери школы широко открыты для всех, что позволяет, хотя бы теоретически, отобрать самых способных и создавать элиты, основываясь на меритократии, когда лучшие заслуженно получают лучшее.
Англия традиционно исповедует первую точку зрения, Франция – вторую. Я имел возможность сравнивать французов с англичанами, поскольку много бывал в обеих странах и со многими знаком. Пришёл я вот к какому выводу: элита и в одной и в другой вполне сравнимая. А вот «бульдогов» во Франции нет. И это, безусловно, заслуга системы образования.
Удивительно, что в стране, произведшей на свет Великую хартию вольностей, народ не просто мирится с положением «их бульдогов», но даже гордится им. Я попробовал представить себе, как отреагировал бы так называемый «простой француз» на то, что его назвали бы «нашим бульдогом» – ну, пусть не бульдогом, они не слишком во Франции популярны, но, скажем, «нашим пуделем».
Замечу мимоходом, что советская система школьного образования была списана с французской и во многом была отличной, если не считать засилья идеологии, которая учила ребёнка не КАК думать, а ЧТО думать.
* * *
– Скажите, лорд Клануильям, какова, на ваш взгляд, главная черта англичанина, как лорда, так и рядового члена общества?
Он ответил, не задумываясь ни на секунду:
– Толерантность, благодаря которой мы прославились как нация.
И, знаете, он прав. Я вспомнил, как во время наших съёмок в Лондоне, в прекрасный солнечный день (столица ими не избалована) мы с Иваном устроили пикник. Мы расстелили скатерть на газоне одного из лондонских парков, а их в Лондоне множество и все они совершенно прекрасны, и стали выкладывать из большой соломенной корзины всякого рода еду. Чувствую ваше удивление: «Как это на газоне? Разве можно на газоне устраивать пикники?» Отвечаю: да, можно, на английских газонах можно всё – устраивать пикники, спать, играть в футбол и ходить до одурения. Замечательному чешскому писателю Карелу Чапеку принадлежит рассказ о том, как он, будучи в Лондоне, поразился великолепным газонам, по которым прохаживались гуляющие, и спросил работника парка, в чём их секрет.
– Никакого секрета, сэр, – ответил работник, – нужно стричь-поливать, стричь-поливать, стричь-поливать каждый день, и так триста лет.
Возвращаюсь к нашему пикнику.
Итак, мы всё разложили, операторы расставили камеры, и начались съёмки. Напоминаю, что был прекрасный, тёплый солнечный день, было время обеденного перерыва, кругом сидели, лежали, прохаживались люди. Вы думаете, хоть один человек обратил внимание на киносъёмки? Вы думаете, хотя бы один человек взглянул в нашу сторону? Проявил хоть какое-то любопытство? Ничуть не бывало. У меня просто сложилось такое ощущение, будто мы прозрачны, нас не видно. НО это и было проявлением английской толерантности, и это, скажу вам, совершенно прекрасная черта, которую я не встречал ни у одного другого народа.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.