Текст книги "Cубъективный взгляд. Немецкая тетрадь. Испанская тетрадь. Английская тетрадь"

Фламенко

Мне было лет десять, когда я впервые услышал фламенко. Именно так: услышал. Кто-то подарил мне двойной альбом Songs and Melodies of the World («Песни и мелодии мира»), который я стал слушать на подаренном же мне на дне рождения проигрывателе. Слушал с интересом, но без особых переживаний, и вдруг… резкий, горловой, рвущийся куда-то голос и гитарный перебор, какой-то неповторимый и неуловимый ритм. Потом хлопки, то плоские, то гулкие, и дробь каблуков. На обложке альбома против этой вещи было написано: Flamenco. И все. Так зовут исполнителя-певца? Гитариста? Когда я спросил отца, кто такой Фламенко, он, усмехнувшись, ответил, что не кто, а что: фламенко, сказал он, это танец.

Много лет спустя, будучи в Севилье, я, наконец, увидел фламенко и понял, что отец был прав, но не совсем. Потому что фламенко – это не танец, это не песня, это не игра на гитаре, это слияние воедино всего этого.

Описать не берусь. Скажу только, что фламенко – это всегда про печаль, всегда про любовь, всегда про смерть. И еще скажу, что кроме испанских цыган, никому не дано исполнять фламенко.

Что это за таинственный народ, цыгане? Почему он так занимал Пушкина («Цыгане»), Толстого («Живой труп»), Мериме и Бизе («Кармен»)? Ну, хорошо, для русской интеллигенции цыган являл собой олицетворение воли в душном царском обществе. А для французской? Нет объяснения.

А почему для Гитлера полное уничтожение всех цыган было не менее принципиальной задачей, чем «окончательное решение еврейского вопроса»?

Может быть, дело в вызове? В готовности отдать жизнь, но не отказаться от своих традиций, норм?

Мне пришлось побывать на юбилеях людей весьма обеспеченных и влиятельных в России, куда в качестве развлечения приглашались цыгане. Каждый раз я ощущал острое чувство неловкости, потому что это была «игра в цыган» со всеми этими «пейдоднапейдоднапейдодна», лихой, но совершенно лишенной нутра игрой на скрипках, гитарах и аккордеоне. «Интересно, что думают об этой публике эти цыгане, – думал я, – презирают? Рассматривают исключительно как лохов, с которых можно содрать бабло?».

Зайдите в таблао[10]10
  Таблао – что-то отдаленно напоминающее французское бистро, за тем исключением, что приходят сюда на фламенко. Вино, кофе, закуска – это все вторично. Главное – фламенко, от которого сойти с ума. Но испанцы слушают спокойно, в конце номера аплодируют довольно сдержанно, но по глазам видно, какие страсти бушуют в их душах.


[Закрыть] в Мадриде, в Севилье, в Гранаде. Цыгане исполняют фламенко для себя, да-да, для себя. Если вы готовы заплатить им за это, то спасибо, но не более того. Главное – какое у вас лицо, какие глаза после каждого фламенко, главное, дошла ли до вас эта древняя и нескончаемая история. Если дошла – значит, ты свой, ты друг. А если нет – что же, значит, ты не поцелован Богом, тебя можно только пожалеть.

Алькасар

Алькасар по-испански значит крепость. На самом деле это слово арабское, как практически все слова, которые начинаются на «ал»: алгебра, алкоголь, алгоритм и так далее. Таких крепостей разбросано по Испании множество. Но эта, в городе Толедо, имеет особую историю. В 1936 году, когда Франко возглавил военный мятеж и объявил себя лидером нации, его сторонники, в основном военные, захватили алькасар. В течение семидесяти двух дней республиканцы тщетно пытались их выбить, а на семьдесят третий подошли преданные Франко вооруженные силы и устроили в Толедо кровавую баню. Говорят, река Тахо стала красной от крови.

Человек, рассказавший мне эту историю, – противник Франко. Когда я заметил, что защитники алькасара, выдержавшие семьдесят два дня осады, проявили героизм, он взорвался:

– Какой еще героизм?! Это же фалангисты, фашисты…

Интересный вопрос. Героизм имеет моральную окраску? Может ли быть фашист героем?

Помню, после выхода фильма «Девятая рота» у меня возник спор с приятелем-афганцем, который, как многие ветераны этой войны, не выносит критику как самой этой войны, так и ее советских участников.

– Интересно получается, – говорю ему я, – Брежнев и компания решили захватить Афганистан, для чего направили в эту страну «ограниченный контингент войск». Выходит, Советский Союз был агрессором. Не Афганистан напал на СССР, а СССР вторгся в Афганистан. Вы, советские солдаты, не защищали свою родину, свой дом от иностранного агрессора, а напротив, сами оказались в этой роли. Но в этом фильме советские солдаты показаны как героические бойцы, совершающие подвиги, а афганцы-моджахеды представлены как фанатичные злодеи, которых вы, доблестные бойцы, укладываете штабелями. Так я спрашиваю, кто герои: вы, агрессоры, или они, защитники своей страны?

Тут последовали возмущенные, приправленные отборным матом возражения, что, мол, никакими мы не были агрессорами, афганское руководство неоднократно просило советское руководство о военной помощи, мы выполняли свой интернациональный долг, – словом, весь этот набивший оскомину набор вздора. Достаточно вспомнить, что «афганское руководство» в лице Хафизуллы Амина было убито бойцами группы «Альфа», закатано в ковер и вынесено неизвестно куда. Убит был и его сын, так что с интернациональным долгом что-то не очень…

Но это я отвлекся.

Возвращаюсь к изначальному вопросу: героический поступок является таковым независимо ни от чего?

Пример. Советский солдат подбивает три «тигра» вермахта, тем самым останавливая на время наступление врага и спасая жизнь пятидесяти русским женщинам и детям, успевшим сбежать из своих деревенских жилищ. Герой?

Другой пример. Немецкий солдат подбивает три советских Т-34, тем самым останавливая на время наступление врага и спасая жизнь пятидесяти немецким женщинам и детям, успевшим сбежать их своих деревенских жилищ. Герой?

Я уже слышу ответ: первый – герой для советских, второй – для немцев. Ответ не принимается, хотя это, конечно, так. Но первый защищал свой дом от напавшего на него агрессора, второй же защищал свой дом от жертвы агрессора, который сумел взять верх. Они оба одинаково герои?

Еще пример. Человек, рискуя жизнью, вынес из горящего дома старика-инвалида и годовалого ребенка. Он герой? Безусловно. Но оказалось, что накануне он изнасиловал четырнадцатилетнюю девушку. Он по-прежнему герой?

Короче: герой в обязательном порядке предполагает наличие определенного морального компонента или не предполагает?

Хайме Алонсо

Сеньор Алонсо – вице-президент Национального фонда Франциско Франко. Когда я сказал, что собираюсь взять интервью у этого человека и назвал его должность, никто из присутствующих испанцев не дрогнул. Я с трудом удержался от того, чтобы спросить их, как бы они отнеслись к существованию в Германии Национального фонда Адольфа Гитлера? Или Бенито Муссолини в Италии? Или, наконец, Иосифа Сталина в России?

Кто-нибудь может объяснить мне, почему так тяжело, так нехотя расстаются с верой в своих лидеров-кумиров, почему так сопротивляются правде об их злодеяниях?

Я помню, как в 1956 году нам, студентам биофака Московского государственного университета, читали доклад Никиты Сергеевича Хрущева, который он представил XX Съезду КПСС. Осуждение «культа личности И. В. Сталина» прозвучало почти для всех, как гром среди ясного неба. Но не для меня. К этому времени я уже полтора года был близко знаком с Иосифом Давидовичем Гордоном и его супругой Ниной Павловной (они жили в нашей квартире, пока мои родители были в загранкомандировке). Гордон, вернувшийся в СССР из эмиграции 1936 году, был арестован в 1937-м и осужден как английский шпион. Он был приговорен к 25 годам лагерей. Нина Павловна, работавшая в объединении «Жургаз» в качестве личного секретаря Михаила Кольцова[11]11
  Попытаться в сноске объяснить, кто такой был Михаил Кольцов, дело безнадежное. Поэтому ограничусь совсем коротким представлением: он был журналистом № 1 Советского Союза в тридцатые годы прошлого века, был арестован в 1938 году и расстрелян по указанию И. В. Сталина в 1940-м.


[Закрыть], хлебнула горя сверх меры.

Иосиф Давидович был реабилитирован в 1954 году и, пока они с Ниной Павловной жили у нас, я имел возможность узнать о ГУЛАГе самым подробным образом не только от них, но и от множества их реабилитированных друзей, в частности, Ариадны Эфрон, дочери Марины Цветаевой. Поэтому «разоблачение культа личности И. В. Сталина», особенно в той части, которая касалась репрессий, ничем меня не удивило. Однако я хорошо помню реакцию многих моих сокурсников, да и не только сокурсников: слезы отчаяния, неприятие, истерика – все это было. Помню, как студентка-активистка, комсомольский лидер, организатор агитпоходов и агитбригад, ленинский стипендиат, знавшая о моем отношении к Сталину, с ненавистью кричала мне: «Ну, что, рад, да?!».

Герой Арнольда Шварценеггера из фильма «Терминатор» прославился фразой “I’ll be back”[12]12
  «Я вернусь».


[Закрыть], но это художественная выдумка. В случае со Сталиным все обстоит вполне реалистично. Правда, я не знаю, каким было его последнее изречение, но «я вернусь» говорило бы о безусловном даре «отца народов» в области предвидения. Сегодня, когда я пишу эти слова, Сталин, осужденный шестьдесят с лишним лет тому назад и тогда не пользовавшийся ни уважением, ни симпатией подавляющего большинства россиян, вновь стал объектом преклонения большинства (если, конечно, верить данным опросов общественного мнения). Замечательно то, что восхваляют этого палача люди, родившиеся через много лет после его смерти, люди, не испытавшие ни страха, ни ужаса сталинских времен.

Лично меня начинает подташнивать, когда я слышу аргументы в пользу Сталина, сумевшего «превратить СССР в индустриальную державу, без чего мы проиграли бы немцам войну». По этому поводу хотелось бы поделиться двумя соображениями.

Первое. Такими, с позволениям сказать, «доводами» защищают всех диктаторов: Гитлер построил для Германии великолепные автомобильные дороги и решил проблему безработицы, Муссолини одолел мафию и коррупцию в Италии, Франко вернул стране порядок и благосостояние.

Второе. Хорошо бы поставить вопрос – а потом на него ответить – какой ценой добились они этого? Во что это обошлось вышеупомянутым (и другим) странам не только в отношении конкретных уничтоженных людей, но и в смысле развращения общества, разгула предательства, стукачества?

Четыре всадника Апокалипсиса XX века никуда не делись. До сих пор они занимают место в национальном самосознании. В Риме не преминут показать вам балкон, с которого выступал дуче, и повезут на экскурсию в Эур, по замыслу Муссолини – образец будущего фашистского города. В Германии то и дело напомнят вам о фюрере, о его «Тысячелетнем рейхе», скорее, напомнят шепотом, а то можно нарваться на соответствующие запреты и Уголовный кодекс, – но напомнят. О России не говорю. Недавно моя дочь, которая уже лет 25 живет Германии, приехала ко мне в гости и, как имеет обыкновение, зашла в один из главных книжных магазинов столицы, чтобы купить для правнука замечательно изданные книжки Маршака и Чуковского. И там, рядом с отделом детских книг, увидела детские пазлы – трехмерные головы разных знаменитостей. И знаете, чью голову она увидела? Правильно, угадали – Сталина. Того самого Сталина, по указанию которого были репрессированы десятки (!) детских писателей.

– Как это может быть? – спросила она меня.

И в самом деле – как? Я позвонил директору книжного магазина и задал тот же вопрос: «Как это может быть?».

Директор, немного смутившись, сказала, что просто не заметила, но что немедленно уберет, что она и сделала, при этом прислала мне фото «до» и «после». Но вот я думал и думаю: почему, кроме моей дочери, не возмутился никто? Не потому ли, в частности, что большинство наших граждан совершенно не в курсе, они не знают ничего или знают очень мало о кровавых делах Сталина и возглавляемой им ВКП(б). А наши дети? Что читают они о Сталине в своих учебниках, с позволения сказать, истории?

И почему так обстоят дела? Не потому ли, что люди, руководящие нашим государством, не хотят, чтобы оглядывались назад, а уж если оглядываться, то только чтобы убедиться в превосходстве России над остальными, а вовсе не для того, чтобы углубиться с историю преступлений, ведь за них в ответе народ, который, по Пушкину, безмолвствует, а должен был бы раскаяться.

И в Испании нет и тени раскаяния. Среди «криминального квартета»[13]13
  Прошу извинить за легкомыслие.


[Закрыть] дольше всех был у власти Франциско Франко – сорок лет! В отличие от Гитлера и Муссолини он умер своей смертью, и в отличие от Сталина не подвергся разоблачению после смерти. Более того, до сегодняшнего дня существуют две Испании – республиканская и франкистская, до сегодняшнего дня жива гражданская война, не примирилась ни одна из сторон. Франкисты говорят: «Мы победили в войне, почему у власти они, а не мы?». А сторонники республики говорят: «Почему они, преступники, не осуждены, не сидят в тюрьме?».

Франко не вернулся. Он никуда не уходил.

Блас Пиньяр Гутьеррес

Великие мира сего часто стремились оставить после себя памятники. Фараоны – пирамиды, Людовик XIV – Версаль, Иван IV – храм Василия Блаженного, Петр I – целый город, Филипп II – Эскориал. Ничего не могу сказать о Сталине. Может быть, он себя считал бессмертным и поэтому никакой памятник не требовался? Или просто не успел?

Франко успел. Он оставил после себя Долину павших.

Проехав километров 18 из Мадрида в сторону гор Гвадаррамы, увидишь высоко над одной из вершин гигантский крест. Его высота – 150 метров, и чтобы до него доехать, надо проехать еще 40 километров. Он венчает, говоря языком туристических брошюр, мемориальный комплекс «Долина павших».

Победив в гражданской войне, Франко решил увековечить себя и приказал построить грандиозный мемориал, в котором должны были быть погребены те, кто погиб «За Бога и Испанию»: таким был главный лозунг франкистов, и эти слова высечены на входе в усыпальницу Франциско Франко. Работы начались сразу после окончания войны, в 1940 году, и продолжались двадцать лет: мемориал был вырублен в скале руками пленных республиканцев. Сколько их погибло на этом строительстве, не знает никто.

Мемориал оказался настолько громадным, что после помещения в нем останков погибших фалангистов осталось много пустых помещений. Что делать? Франко осенила гениальная мысль: надо там же захоронить останки всех погибших его противников, и таким образом мемориал станет памятником Примирения.

Когда я спросил бравого генерала, ярого поклонника Франко, хотел ли бы он, чтобы его погибший сын лежал рядом с тем человеком, кто убил его, он ответил:

– Да! Конечно! Это было бы высшим проявлением примирения, единения тех, кто воевали друг против друга! Это верх великодушия! В смерти мы все равны.

А я подумал: что бы ответил его убитый сын-франкист? Что бы сказал убитый франкистом республиканец? Они хотели бы лежать в соседних могилах? Они примирились?

Когда я снимал фильм о Финляндии, то впервые узнал о жесточайшей гражданской войне, имевшей там место после признания 18 декабря 1917 года независимости страны Советом народных комиссаров, возглавляемым Лениным[14]14
  Советская Россия первой среди всех стран приняла такое решение.


[Закрыть]. У меня нет сомнений, что это решение было основано на: (а) понимании невозможности удержать Великое княжество Финляндское с составе СССР и (б) уверенности в том, что «красные финны» сами возьмут власть в свои руки. Первое предположение было правильным, в отличие от второго. Столкновение между белофиннами и красными было жестоким и кровавым, и победили белые. Вслед за победой пошли казни, репрессии и преследования. И как я выяснил, в Финляндии до сих помнят, кто был «за белых» и кто – «за красных». И нет даже тени примирения.

То же можно сказать применительно к России. Отличие заключается в том, что после гражданской войны белых в России оставалось немного: большинство бежало, кто на Запад, кто на Восток. Тех немногих, кто остался в стране рабочих и крестьян, довольно быстро уничтожили. Что касается бежавших, они, за очень редкими исключениями, до конца своих дней не только не примирились с «краснопузыми», но передали своим детям эту ненависть.

Самая кровопролитная война в истории Соединенных Штатов Америки – гражданская война 1861–1865 годов[15]15
  Погибло 650 тысяч американцев, а во Второй мировой – 450 тысяч. Если учесть, какой была численность населения США в середине XIX-го и в середине XX века, то потери в гражданской войне можно считать тяжелейшими.


[Закрыть], и хотя она закончилась более ста пятидесяти лет тому назад, в сознании южан и янки[16]16
  Так называли и продолжают зачастую называть южане жителей северных штатов, которые победили в этой войне.


[Закрыть] она продолжает жить. То и дело можно увидеть изображение флага Конфедеративных Штатов Америки на автомобильных номерах, то и дело происходят столкновения между теми, кто желает сохранить памятники генералам-южанам, и теми, кто требуют их сноса.

Нет примирения. И вряд ли оно возможно.

Карлос Осоро Сьерра

Каяться в грехах – дело сугубо религиозное, по крайней мере таким было мое убеждение, пока я не встретился с архиепископом Мадрида, чью фотографию вы видите. В ответ на мои настойчивые вопросы о том, почему в Испании так и не осудили Франко и франкистов, как, например, в Германии осудили Гитлера и нацистов, благообразный padre сказал:

– Те, кто управляют нами, наследники Франко. Мы их потомки. Не можем же мы осуждать своих родителей.

 
What’s done is done[17]17
  Что сделано, то сделано.


[Закрыть].
 

Для тех, кто, возможно, не помнит: одна из самых кровавых злодеек мировой литературы, шекспировская леди Макбет, говорит своему мужу, переживающему совершенные им злодеяния:

 
Things without all remedy
Should be without regard:
what’s done, is done[18]18
  То, что неподвластно исправлению, не стоит внимания. Что сделано, то сделано (Перевод мой. – В.П.).


[Закрыть].
 

Услышать эти слова из уст высокопоставленного священника я никак не ожидал. Хотя…

Разве не такой логикой руководствуются в странах, совершивших тяжелейшие преступления против человечности?

Япония по сей день не принесла извинений за зверства, учиненные ею против китайцев и корейцев во время Второй мировой войны.

 
What’s done is done.
 

Испания так и не извинилась за неслыханную жестокость и уничтожение инков и ацтеков во время завоевания Латинской Америки.

 
What’s done is done.
 

Соединенные Штаты никак не признают своей вины в фактическом уничтожении индейских племен.

 
What’s done is done.
 

Ни Литва, ни Латвия не покаялись в уничтожении сотен тысяч живших там евреев во время Второй мировой войны.

 
What’s done is done.
 

России отмахивается от преступлений Сталина и советской власти, от преступлений, которые не только связаны с репрессиями и казнями миллионов своих граждан, но и с бегством из страны миллионов, но и с гибелью десятков миллионов во время войны, к которой не были готовы. Согласно подсчетам многих экспертов, не будь этих преступлений, население России сегодня насчитывало бы порядка одного миллиарда человек, а не 146 миллионов.

 
What’s done is done.
 

Мариан Беитиаларрангоитиа

У меня есть друг. Зовут его Степан Пачиков. Он удин. Вы слышали когда-нибудь об удинах? Я – нет. Оказывается, есть такой народ. Удины. Их совсем мало. О Степане так и хочется сказать: и удин в поле воин.

Почему удины сохранились, а другие, гораздо более многочисленные и в свое время могущественные этносы исчезли? Например этруски, парфяне. Или древние египтяне. Не арабы, которые ныне живут в Египте, а те, которые создали таинственные иероглифы и оставили после себя поражающие воображение памятники-пирамиды, способ построения которых мы до сих пор пытаемся разгадать. Почему исчезли инки и ацтеки с их высочайшей наукой и культурой, мы понимаем: их уничтожили конкистадоры. А почему сохранились евреи, которых согнали с их земель, веками преследовали, вынуждали отказаться от своей веры, пытались стереть с лица Земли? Есть много рассуждений на эту тему, но ясного и бесспорного ответа нет.

А баски? Откуда они пришли – не знаем. Каковы истоки их языка – не знаем. Почему, несмотря на то, что они подвергались бесконечным нападениям, они сохранились? «Из-за упрямства», – говорит Мариан Беитиаларрангоитиа, член парламента Страны Басков. Ответ красивый, но не более того.

Есть вопросы, на которые мы никогда не получим ответа. И это замечательно.

Иньяки Перурена

– Я хочу быть собой, – говорит этот мясник. Потом добавляет: – Представляете, что было бы, если бы все говорили на одном языке? Какая тоска!

Во времена Франко баскский язык был запрещен. Те, кто знал его, скрывали это.

Вспоминая встречу с Иньяки, я подумал: язык – это главное выражение национальной самобытности. Мой родной язык – это моя индивидуальность, моя суть. Если его отнять у меня, то кто я? И разве глобализация не стремится к тому, чтобы сделать нас всех одинаковыми? Чтобы мы все хотели одно и то же: одинаковые одежду, еду, образование, автомобили, чтобы у всех у нас было одно и то же представление о красоте, чтобы все мы думали одинаково? И чтобы, в конце концов, мы все говорили одинаково на «одинаковом» языке?

Если так случится, исчезнут все национальности, будет один всеобщий «одинаковый» народ.

Какая тоска!

Луис дель Ольмо

Он, журналист, посвятил себя борьбе с ЭТА[19]19
  ЭТА (баск. ETA, Euskadi Ta Askatasuna – «Страна Басков и свобода») – баскская националистическая террористическая организация, выступавшая за независимость Страны Басков. Создана в 1959 году, самораспустилась в 2018 году.


[Закрыть].

Я разговаривал с ним по крайней мере в течение часа. Он ни разу не улыбнулся. Всмотритесь в его лицо. Не знаю, как вас, но меня оно испугало. Это лицо человека с одной всепоглощающей страстью. С таким лицом мог совершать свои дела инквизитор. Ни пощады, ни понимания.

Он ненавидит басков. Может быть, точнее сказать, он ненавидит ЭТА, террористов. Он утверждает, что он пережил девять (!) покушений. Он не верит ни одному слову ЭТА, в том числе и тому, что эта организация самораспустилась. И никогда не поверит, что бы и кто бы ни говорил.

И ничего не простил.

А Ирен Вийа простила. Она потеряла несколько пальцев, пришлось ампутировать часть правой ноги, сделать серию пластических операций, чтобы восстановить испещренное осколками лицо – все это последствия террористического взрыва, устроенного ЭТА.

Кто сильнее, дель Ольмо или Вийа?

Это одна сторона дела. А вот другая.

Я сейчас занят фильмом о Японии. Много читаю, о многом спрашиваю. Порой натыкаюсь на ребусы.

В 1281 году монголы попытались завоевать Японию. Хубилай-хан разместил 140 тысяч бойцов на пяти тысячах кораблей; противостояло им японское войско численностью всего в 40 тысяч человек. Шансов никаких. Но вот в те часы, когда монголы уже готовились к высадке, на северную часть острова Кьюшу внезапно налетел страшный тайфун. Монголы были сметены – как тайфуном, так и японскими самураями. Этот тайфун получил в Японии название ками-но-кадзе, или – короче – камикадзе, что значит «ветер богов».

Почти семь веков спустя японских летчиков, которые таранили и топили корабли американских ВМС, называли камикадзе. Они – ветер богов? Или они террористы? И кстати говоря, откуда берутся террористы? Ими же не рождаются. Почему человек соглашается взорвать себя? Во имя чего? Нет-нет, я не сторонник терроризма, но давайте признаемся: никогда, ни в каком другом веке, не было такого размаха терроризма, как в веке двадцатом (и похоже, двадцать первом). Так почему?

Ну, хорошо, можно убедить человека в том, что совершив этот акт, он вознесется прямо в рай, где его с нетерпением ожидают сорок девственниц. Но баскским террористам ничего такого не обещали: они – католики; религия не имела никакого отношения к их борьбе за независимость.

Что должно произойти с человеком, чтобы он добровольно отдал свою жизнь? И почему в одном случае мы называем это терроризмом, а в другом героизмом? Например, эти самые камикадзе – они террористы или герои?

Разве террорист не всегда уверен в том, что жертвует собой ради благородного, важного дела, и считает себя героем? А то, что он убил десятки (а то и сотни) других, то, что он изуродовал, сделал пожизненными инвалидами многих и многих, об этом он не думает? Или, если думает, то находит оправдание?

Мы умеем убеждать себя в том, что даже совершая самые мерзкие и страшные преступления, мы герои.