Текст книги "Кровь данов"

Глава 3

Атриан

Олтер

Из-за драки дом толком осмотреть так и не успели – гордые горцы надменно повернулись спиной к малолетним невежам и зашли в ту дверь, откуда только что вывалились. Незаметно для окружающих меня подталкивали вперед.

Едва вошли в дом и захлопнули дверь, как Барат бросился к окну. Встав в темный угол, он уставился во двор. Я сунулся к нему, но места не нашлось, а показываться в освещаемом проеме не хотелось. Да и Барат цыкнул недовольно.

– Стоят. Рыжие обормоты руками размахивают, а твоя девчонка их отчитывает.

– Она не моя, – буркнул я.

Вот умник! Я тоже хочу посмотреть.

– О какая! С характером. И ногой притопнула, – восхитился горец.

– Бой-баба! – весело согласился Йолташ. – Кто она? – спросил он меня.

– А ты что, не слышал? – удивился я.

Йолташ виновато пожал плечами.

– Хотя, конечно, – насмешливо сказал я. – Как вам услышать? Выскочили вдвоем, глаза выпученные, с мечами наперевес – как на лютую сечу. А тут детишки на кулачках…

– Да мы думали, опять покушение… – донеслось со стороны окна от Барата.

Вот я балда! Парни переживают, а я зубоскалю. И курсов бодигардов они не кончали – потому как нет здесь таких курсов. Хотя… надо бы узнать – а вдруг…

– Девчонка решительная, – согласился Остах. – Вся в мать пошла. Матушка у нее та еще…

– И кто ее мать? – спросил Барат.

– Известно кто. Сиятельнейшая Элса Эттик, жена сиятельнейшего Сивена Гриса.

– Так она что – дочка наместника? – присвистнул Барат. – Ловко!

– Что же получается?.. – задумчиво протянул я, дурачась. – Мама – сиятельнейшая, папа – сиятельнейший. Мне ее сиятельнейшей Наулой звать, что ли?

Все представили маленькую пигалицу в запачканном хитоне с ободранной коленкой, непослушной челкой на лбу и дружно расхохотались.

– О! – послышалось от Барата у окна. – А вот твоя сиятельнейшая сбила мальчишек гуртом и погнала куда-то.

– Она не моя, – повторил я и огляделся.

Жилье для богатеев, как я в шутку называл апартаменты, еще не видя их, оказалось так себе. Ничего особенного. Дверь открывается сразу в большую комнату, в которой мы сейчас и находимся. Три больших окна дают много света и освещают скудное убранство. Братья успели обосноваться – один бросил накидку на кушетку у входа, а другой застолбил за собой место на широкой скамье у окна, рядом с массивным каменным столом. Желтые пористые стены из песчаника ничем не задрапированы, что придает комнате аскетичный вид. Простенькие низенькие табуреты с деревянными ножками и сиденьем из переплетенных кожаных ремней и громоздкий ларь в углу подчеркивали первое впечатление. Может быть, местные учителя таким образом исподволь воспитывают богатеньких детишек?

Я откинул тяжелую занавесь, отделявшую дальнюю комнатку от гостиной. Комнатушка оказалась маленькой темной спальней с небольшим окошком наверху, под самой крышей. Место здесь нашлось лишь для двух кроватей, стоящих буквой «Г». Я присел на кровать. Твердо! Где мой любимый тюфяк с пахучими горными травами? В госпитальной гостинице у старого Ллуга? Надо бы поскорее забрать.

– А Ллуга со слугами куда поселим? – спросил я Остаха.

После желтой гостиной, залитой ярким солнечным светом, в спаленке казалось совсем темно, и я видел только профиль Остаха. Тот присел на свободную кровать.

– Ты приляг, приляг, Ули. Устал, поди. И Тумма велел тебе не утруждаться… – сказал Остах. Голос его звучал глухо. Сквозь тяжелую занавесь слышалось, как весело перешучиваются братья за перегородкой.

После слов Остаха желание прилечь стало совсем нестерпимым. Я лег и с удовольствием вытянул ноги, широко зевнув. Остах осторожно стянул с меня сапоги и погладил мои уставшие ноги.

– И поспи перед ужином у наместника. А с Ллугом придумаем что-нибудь. Их, дармоедов, никто надолго оставлять и не собирался.

– Каково это – вновь здесь оказаться, Остах? – прикрыв глаза, спросил я.

– Возвращаться всегда непросто, Оли, – ответил Остах. За перегородкой грохнули смехом братья, и дядька горько усмехнулся. – Молодости своей я тут уже не найду. Да и друга моего здесь тоже уже нет.

Что-то совсем раскис мой наставник.

– А когда ты после этой глупой драки меня в дом погнал, чего развеселился? – Я решил сменить тему и увести дядьку от невеселых мыслей. – Или почудилось?

– Ну, глазастый! – заворчал Остах. – Почудилось ему… Все увидит.

Остах помолчал немного, ерзая на кровати. Я уже начал проваливаться в сон, когда он начал свой рассказ:

– Знаешь, в горах как-то мимо проходило, незаметно совсем, мимо глаз… А здесь словно прозрел. Смотрю на тебя – и Эндира вижу… Правда, чуть постарше. И лицо то же, и повадки. Вот и эта история. Твой дед Эндир Законник, не успев толком приехать сюда, в первый же день учинил побоище. Я как фингалы у рыжих увидел – мигом вспомнил. Меня тогда рядом не было, правда, не познакомились мы еще. Но рассказ Эндира я хорошо помню.

Когда Эндир приехал – он по-имперски и не говорил толком. А понимал – с пятое на десятое. И из взрослых никого смышленого рядом не оказалось – с наследником одних слуг отправили. Самых нерадивых. Вот мальчик Эндир проходит через ворота: рот корытом, глаза на лоб. А местная гопота – одноклассники его будущие – мелкого к нему подослали. Тот у Эндира спрашивает – правда, мол, что горцы пальцем задницу вытирают? А Эндир глазами хлопает, понять не может, чего этот малец лопоухий лопочет.

– Как – не может? – не понял я.

– Я же говорю, имперский-то толком не знает. Ну, а как понял, заорал – прихлопну, мол, как муху – и отоварил поганца!

– Понятно. А тут из-за угла местные красавцы и вывалились. Зачем, мол, маленьких обижаешь?

– Ну, не из-за угла… Да они от выговора горского хохотали так, что листья с кустов облетели. А когда отхохотались – тогда да. Чего маленьких обижаешь? – согласился Остах. Тоска ушла из его голоса, появился азарт.

– А потом драка началась, – подытожил я.

– Как бы не так, – мотнул головой Остах. – Это местные думали, что драка начнется. А Эндир-то наш – только с гор спустился. Дикий! За нож взялся – одному в ногу воткнул, а сыну наместника пол-уха отсек.

– Пол-уха!.. – выдохнул я. А я стеснялся, боялся противникам зубы нечаянно выбить!

– Ну, может, не пол-уха. Но кусочек отрезал – точно, – пошел на попятный Остах.

– И чем все кончилось? – зевнув, спросил я.

– Да ничем, – пожал плечами Остах. – С Тьором, которому Эндир ухо повредил, подружились даже. Правда, как Векса свалили, тяжело Эндир с ним разошелся…

Я почти заснул, когда услышал вопрос Остаха:

– А тот малой, которого подослали и с которого все началось – знаешь, кто это был?

– Кто?.. – промямлил я.

– Алиас Муха, Алиас Фугг, – успел осознать я услышанное, прежде чем провалился в глубокий сон.

Атриан

Остах

Старею, что ли? Тонкослезый стал – никогда таким не был. Утром глаза открываю, смотрю – Оли сам с кровати ноги скинул и за стеночку рукой взялся. Я аж дышать перестал. А как парень встал и шаг сделал – чуть кулак не сжевал, чтоб в голос не завыть. Радоваться бы надо, а слезы душат! Я же первый шаг его, еще голозадого, помню! Зима лютая была – ужас. В Декурионе сквозняки гуляют, от камня на полу холод – сквозь сапог пробирает. А эти двое, Правый с Левым, ползают, встать норовят. Комнату выбрали потеплей, коврами укутали чуть не в три слоя, шкур натащили – весь пол застелили. Жаровен по углам наставили, сами разлеглись, пива налили, смотрим, как эти двое ползают, угукают да улыбаются. Ну и мы радуемся, кувшин за кувшином опрокидываем.

А потом давай вставать – то один, то второй. Встанут, ножки кривенькие дрожат, руками машут. Потом на попу падают. И так раз за разом. А потом приловчились вроде как, и вот младшенький постоял, потрясся чуток. Поймал равновесие – и пошел. Теп-леп – и дотелепал до Эндира, за бороду его ухватил. Крепко схватил – у дана аж слезы брызнули.

Остах улыбнулся той лютой зиме, мрачному Декуриону, комнатушке, укутанной шкурами…

Но как братья на деда похожи! В горах за делами своими и не замечал. По провинции пронеслись – не замечал. А как здесь очутились, – словно дубиной огрели. Эндир маленький в школу пошел. Живой!

О чем-то гомонили неуемные братья за перегородкой, а Остах невидящим взглядом уставился на потолочные балки. Против воли перед глазами вставала картина, которую он давным-давно запрятал в самый дальний, самый потаенный уголок своей души.

Умирал Эндир недолго. За два дня кончился. Все распоряжался, с Гимтаром шушукался. Спокойный, властный, уверенный. Словно не умирает, а отъехать собрался. А под вечер второго дня ноги отнялись, и голос пропал.

Изгнал всех из покоев, меня с Гимтаром оставил. И Рокона. Рокон стоит, губы трясутся, глаза что плошки – понять ничего не может. Эндир совсем онемел, хрипит, каркает, пальцем тычет: то в брата, то в сына.

Гимтар всегда умом быстрый был. Кивнул, на колено перед Роконом встал.

– Кинжал! – и руку протягивает.

Рокон только глазами водит туда-сюда, не поймет ничего. Гимтар сам у него кинжал из ножен вытащил, поцеловал лезвие, двумя руками протянул Рокону. Эндир сипит, кошму в кулак смял. Наследник очнулся, принял свой кинжал обратно.

Теперь в меня пальцем тычет. Ну, второй раз проще, как по накатанной. И Рокон понимать кое-что стал. А что тут понимать? Присягаем новому дану.

Как закончили, Рокон кинжал вдел в ножны – Эндир выдохнул. На подушку откинулся. Я уж думал – все, вышла из него жизнь с этим долгим выдохом. Ан нет! Глазами вращает, воздуха набрал, приподнимается… Мы с Гимтаром склонились: он с одной стороны, я с другой. Дан вдруг как схватит меня за ворот. И повис на мне. Я смотрю – а он и Гимтара так же второй рукой держит. И в глаза брату уставился. Требовательно, сипит только зло, слюна с угла рта капает. Гимтар понял, сгорбился.

– Нет, – говорит. – Не могу, дан.

Эндир сипит, слюна пузырем надувается. Уже не сип раздается, скулеж какой-то. Жилы на висках – с палец, вот-вот лопнут.

И Гимтар сломался. На меня смотрит и орет:

– Ладонь давай!

Мы с Гимтаром особо никогда не ладили. Как первая встреча не задалась, так и пошло вкривь. Но у Эндира не забалуешь.

Хотел я взбрыкнуть, но чувствую, Эндир меня за ворот трясет. Что уж тут. Протянул руку, понял, что к чему. Полоснул меня по ладони кинжалом Гимтар и себя не забыл, смешали мы кровь рукопожатием. Гьердами стали.

– Все, брат.

Только Гимтар это произнес, Эндир Законник, дан Дорчариан, повелитель и защитник племен алайнов, дворча, дорча, дремнов, гверхов, гворча, квельгов, терскелов еле заметно кивнул, смежил веки, откинулся на подушку, лицо его разгладилось, и он умер. Умер, продолжая держать одной рукой меня, другой брата. Разжать хватку даже не пробовали, тем же окровавленным кинжалом смахнули лоскуты от ворота.

С тех пор, как закусимся мы с Гимтаром, злость моя на него выше гор поднимется – дышать становится нечем. Держит нас за шею Эндир и после смерти держит. А то уже давно поубивали бы друг друга.

Олтер

– Эй, Оли, проснись. – Меня грубо тряхнули за плечо.

– А?.. Мм? – промычал я, распахивая глаза.

Рядом с кроватью стоял растрепанный Остах.

– Там этот, петух пришел… Проспали мы, как есть проспали. Каракатицу братьям в зад…

Какой петух, какая каракатица? Что за бред? Я помотал головой.

– Распорядителя за тобой прислали, петуха этого разнаряженного. На пир зовет. Ты прикорнул, ну и я, старый… А эти оболтусы наш сон охраняли. Нет чтобы поднять…

Я мигом все понял, тряхнул головой и громко хлопнул в ладоши. Резкое и громкое движение разогнало остатки сна, и я поднялся с кровати. Вышел в гостиную. Барат с Йолташем стояли навытяжку у двери – видно, попали Остаху под горячую руку. У стола стояло мое передвижное кресло, придвинутое к столешнице. Ну вот, а дядька возмущается, что братья без дела сидели! Нашли же каталку и обратно привезли!

– Где он? – спросил я.

– Кто? – не понял Барат, но брат ткнул его кулаком в бок и ответил:

– Ждет. За заборчиком.

– Не сюда же его пускать, – подхватил Барат.

И то правда. Этого еще не хватало.

– Где тут вода? Умыться бы… – спросил я.

Йолташ в ответ повернулся и открыл дверь, махнув рукой. Я последовал за ним. У калитки мялся посланник от наместника. Я узнал раба-распорядителя, который встречал нас при въезде в город. Ну, с рабом все проще. Не обращая внимания на вскинутые брови распорядителя, я последовал за Йолташем. Тот спустился с крыльца и обогнул край дома.

Пройдя по тропинке, я увидел маленькую закрытую лужайку, ограниченную высокой каменной изгородью. С краю находилась маленькая дверь, закрытая на широкий поперечный засов. В противоположном углу, дальнем от дома, приютилась небольшая будочка знакомой всем дачникам формы. Я уверенно направился к ней, по легкому характерному запаху догадываясь, что не ошибся.

В центре лужайки в небольшой каменной чаше приютился маленький фонтанчик. Из краев чаши струйки воды брызгали вверх, собираясь единой струей по центру чаши и плюхаясь вниз. Пока я посещал туалет, Йолташ зачерпнул кожаным ведерком воды из фонтана и наполнил рукомойник. Я умылся, пригладил мокрыми руками волосы и оглядел себя. Спал я крепко, потому не ворочался во сне и одежда не помялась.

– Я готов! – сообщил я, и мы двинулись.

Едва приблизились к калитке, распорядитель глубоко мне поклонился и произнес, не разгибаясь:

– Сиятельнейший Сивен Грис, наместник провинции Атариан, приглашает тебя, Олтер, сын Рокона, наследник дана Дорчариан, посетить его дом и разделить с ним вечернюю трапезу.

Я пожал плечами и сделал шаг вперед. Распорядитель поклонился еще ниже и добавил:

– Приглашение только для наследника, господин.

Я повернулся к братьям с Остахом. Братья, не знающие имперского, уставились на меня.

– Один пойду, – перевел я. – Приглашение только для наследника.

– Кто бы сомневался, – пожал плечами Остах. – Но сопроводить тебя нужно. Какой наследник без ближников?

– Кормить, значит, не будут… – характерным жестом погладив живот, жалостливо прошептал Барат на ухо брату. Нарочно жаловался так, чтобы мне было слышно. Я вопросительно глянул на Остаха, но тот махнул рукой:

– Разберемся.

– Идем, – кивнул я слуге.

Тот развернулся и торопливо засеменил по садовой дорожке.

– Не так быстро! – попросил я, и распорядитель сбавил ход.

Все-таки местная мода странная. Горская одежда нравилась мне своей простотой и функциональностью. Сапожки сидели на ноге как влитые. Отсутствие карманов доставляло неудобство, конечно. Но это я попытаюсь вскоре решить. Большинство местных одевалось во что-то античное: хламида, туника, хитон… Кто там разберет? В общем, что-то приталенное, с поясом, без рукавов и со складками. Богатеи в госпитале облачались в одежду того же фасона, но с дорогим шитьем и оборками по вороту. Не сказать, чтобы раб, идущий впереди нас, был одет как-то принципиально иначе. Но вот расцветка! Поперечные полосы красного чередовались с зеленым. И вдобавок – сапоги с узкими длинными носами, подвязанными к лодыжке!

– Кейлокк, – сплюнул вслед распорядителю Йолташ. – Петух.

Барат звонко прокукарекал, прижав локти к бокам. Ну чисто дети! Распорядитель пугливо обернулся и чуть прибавил шагу, вжав голову в плечи. Загнутые носы сапог забавно вихлялись из стороны в сторону. Братья засмеялись.

– Плетей захотели?.. – зашипел Остах. – Вы ближники наследника дана Дорчариан! Не позорьте мои седины!

Братья пристыженно замолчали. Развернули плечи, надели маску надменности и превосходства, положили руки на рукояти мечей и с прямой спиной зашагали чуть позади меня, по обе стороны.

– То-то же, – кинул им Остах, идущий рядом со мной. – И ты тоже, Оли, не забывай, кто ты. Не обольщайся, пир не в твою честь. Народу там будет много, особого внимания на тебя не обратят. Ты просто почетный гость и вступаешь под руку наместника, так сказать. Поэтому должен быть представлен. Так заведено.

– Значит, каждый день ужинать там мне не придется, – облегченно выдохнул я.

– Конечно! – рубанул рукой воздух Остах. – Наместник недолюбливает горцев. Как будешь ему представлен – отдашь вот это. – Дядька достал из-за пазухи свиток.

– Что это? – поинтересовался я.

– Пустое, – вновь махнул рукой Остах. – По обычаю заведено. Гимтар дал. Древние клятвы, старые слова… Правда, велел в Канцелярию отнести, не наместнику. Но, думаю, можно и так.

Я кивнул и принял свиток. Руки чесались развернуть его и прочитать. Но и времени не было, и место неподходящее. Да и читал я по-имперски… «Мама мыла раму», короче говоря.

– Ухо-то как? Не болит? – покосился на меня Остах, хмыкнув. – Видок у тебя тот еще.

Охнув, я приложил ладонь к уху. Больно! А когда не трогаешь – и не болит… Я и думать забыл про пропущенный удар.

– Что, так заметно? – удивился я.

– А то. Как лопух, только красный, – безжалостно припечатал Остах. – Ничего, подучу я тебя драться, подучу.

Вскоре мы вышли к знакомой уже караулке у ворот, и распорядитель уверенно зашагал к площади.

– Куда это он? Нам же прямо? – сморщил лоб Остах. Вдруг наставник хлопнул себя ладонью по бедру, щелкнув языком. – Ого! Гордись, наследник. Через парадный вход пойдешь. Большая честь. Его и открывают-то пару раз в год.

У меня появилось плохое предчувствие. Не нравилась мне эта великая честь. Мне бы как-нибудь ничком-тишком. Я-то радовался, что из гор вовремя сумел убраться, сохранив инкогнито. Только Остаху и пришлось довериться. А тут, получается, попал в новую игру. Вот скажите мне, какие могут быть игры взрослых дяденек с десятилетним мальчиком, пусть и наследником? В песочницу, в прятки, в войнушку? Чур, я выбираю прятки: я прячусь, и пусть попробуют меня найти!

«Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать! – вспомнилось детское присловье. – Кто не спрятался, я не виноват!»

Выйдя через ворота, мы прошли вдоль ограды по площади пару сотен шагов и приблизились к высокому крыльцу с длинными широкими ступенями из белого мрамора. Массивный козырек поддерживали четыре колонны.

– Здесь мы оставим тебя, парень… – шепнул Остах и сжал мое плечо. – Не дрейфь, Оли. Мы у выхода посидим, подождем тебя.

Невооруженным взглядом заметно, что волнуется Остах куда больше меня. Мне-то что? Я спрятался за десятилетним наследником правителя стратегически важной для Империи территории. За сыном дана Дорчариан. Мне теперь сам клибб не брат!

Развернув плечи, я шагнул на первую ступень. Взойдя на крыльцо, увидел высоченные – метра четыре, не меньше – деревянные двери. По бокам стояли два воина в древних нагрудниках, поножах и гребнистых шлемах из бронзы. Тяжелый парадный щит и длинное копье с листовидным наконечником довершали картину. Высоко подняв подбородок, стражники немигающим взором смотрели над нашими головами вдаль. В полной тишине распорядитель приблизился к двери, взялся за большое кольцо и дважды громко стукнул.

– Ого! Смотри, мама, еще один! – раздался вдруг мальчишечий крик с площади. – Косяком идут, один за другим!

Ощущение монументальности и торжественности мигом слетело, как скинутое порывом ветра белье с веревки. Звук подзатыльника, а затем громкий плач и вовсе привели меня в чувство.

«Один за другим, говорите? Ну-ну».

Двери бесшумно распахнулись – какие-то хитрые рычаги сработали, не иначе, – и я вошел вслед за распорядителем в полумрак. Пройдя помещение насквозь, толком ничего не смог разглядеть. После уличного света в темноте вдоль стен угадывались какие-то колонны и статуи. Вскоре мы вышли в небольшой дворик с внутренней колоннадой по периметру. Посредине дворика располагался овальный прудик с горбатым мостиком из светлого дерева. Низкие шарообразные ивы, кувшинки на глади пруда, прибрежные камни. Одинокая полукруглая скамейка у бережка.

Не останавливаясь, мы прошли сквозь двор по мостику и зашли в широкий коридор. Пожалуй, здесь и мою маленькую арбу можно провезти – такой он был просторный. Стрельчатые окна под потолком давали много света, позволяя рассмотреть разноцветные мозаики на стенах: речка, деревья, голые женщины купают коней. Я вспомнил знакомую мозаику на полу в отцовской вилле – похожий сюжет. Видимо, купание коней – какой-то знаковый сюжет в местной культуре.

Вскоре я услышал гомон и громкие речи. Видимо, мы приближались к конечной цели. Пройдя через проем без дверей, я вошел в большой зал. Остах был прав – особого внимания на меня никто не обратил. Пара-тройка заинтересованных взглядов. Людской шум и не думал стихать. По трем сторонам просторной пиршественной залы располагался буквой «П» массивный стол с широченной мраморной столешницей. Во главе стола – прямо напротив меня – на креслах с высокими спинками восседала пара. Видимо, Сивен Грис с женой Элсой. Рядом с Элсой над самой столешницей виднелась голова Наулы. Волосы заплетены в несколько косичек и забраны в сложную прическу, заколотую гребнем с драгоценностями. Меня Наула не заметила, с кислым видом вяло ковыряя в тарелке перед собой.

Наместник мне сразу не понравился. Поросячьи глазки, нос пятачком. Три подбородка, жирная шея. Блестящие, смазанные чем-то волосы зачесаны назад. А супруга у него симпатичная. Невысокая, особенно рядом с рослым, несмотря на полноту, мужем, с миловидными правильными чертами лица. И со знакомыми ямочками на щеках. Особенно сейчас, когда она, почувствовав мой взгляд, улыбнулась. Понятно, в кого Наула такая милашка. Точно не в папу.

Распорядитель склонился над ухом наместника и что-то зашептал. Сивен Грис поднял на меня свои глаза навыкате. Ожидая этого, я опустил глаза к полу и поклонился. Впрочем, гнуть спину не стал, обозначив поклон кивком головы. Подняв глаза, я увидел, как капризно дернул уголком губ наместник и хлопнул в ладоши. Пирующие не сразу это заметили, но наместник хлопнул еще пару раз, и все зашикали друг на друга. Вскоре установилась тишина.

– Наш ужин посетил еще один гость. Чуть припозднившийся. Но мы простим ему это опоздание – он еще нетверд на ногах? – Сивен обозначил улыбку, и в зале послышались смешки.

«Смеяться над больным ребенком. Как мило», – подумал я и улыбнулся в ответ. Чуть застенчиво.

«Я спрятался! Я в домике!»

– А что у тебя с ухом? – поинтересовался наместник.

– Упал, – коротко ответил я.

«Сам же говоришь – нетверд на ногах!»

Заметил, как заулыбалась Наула, услышав мой ответ. Вот и матери что-то на ухо зашептала. Болтушка!

– Перед вами, – вялый взмах пухлой ладонью, – Олтер, сын Рокона, наследник дана Дорчариан…

– …повелителя и защитника племен алайнов, дворча, дорча, дремнов, гвер… – вдруг звонко подхватил распорядитель за спиной у Сивена.

«Точно Кейлокк! – подумал я. – Вон какой голос звонкий».

Сивен скривился и неожиданно мощно заехал локтем в живот распорядителю. Тот захлебнулся до конца не произнесенным титулом моего отца, сложился пополам и закашлялся. Потом и вовсе упал на колени, хватаясь за живот. Сивен повернулся и ударил кубком, зажатым в руке, по лбу раба. Вино выплеснулось и окатило Кейлокка, залив лицо. Тот сипел, но не произнес ни слова.

В зале одобрительно заржали. Сивен картинно поднес мизинец к уху, поковыряв в нем.

– Разорался. Теперь какое-то дикарское племя у меня в ухе застряло, – поморщился Сивен. В зале заржали еще громче, застучав бокалами о столешницу.

Я почувствовал, как краска гнева заливает мое лицо. «Какое-то дикарское племя!» Хвала Матери Предков, пояс с оружием я снял еще перед сном, а потом так и не надел. Впрочем, вряд ли меня пустили бы сюда с оружием. Мальчишеская злость кипела и бурлила, ища выхода. Печатая шаг о мрамор пола, я прошел середину зала и остановился на расстоянии вытянутой руки от наместника, прямо через стол. Под звук моих шагов ржание утихло, и установилась тишина.

– Сиятельнейший Сивен Грис, – я слегка поклонился, – наместник провинции Атариан! Мой отец, Рокон, дан Дорчариан, повелитель и защитник племен алайнов, дворча, дорча, дремнов, гверхов, гворча, квельгов, терскелов, – мой ломкий детский голос в звенящей тишине произнес полный титул дана, – шлет тебе свой привет. Во исполнение древних клятв между нашими странами он посылает на обучение своего сына, Олтера.

Я поклонился, а потом протянул Сивену Грису свиток, напоровшись на его холодный, внимательный, слегка насмешливый взгляд. Впрочем, лицо его вновь исказила гримаса, и он капризным голосом воскликнул:

– Хорош! Ну как хорош! – Наместник всплеснул руками и добавил: – Одежду бы тебе еще человеческую надеть… Но ничего, в школе тебя этому научат. Ведь для этого ты здесь – чтобы учиться! – Он хлопнул в ладоши и вдруг зычно крикнул: – Приветствую тебя в моем доме, Олтер, сын Рокона! Прими мой кров и защиту!

«Ну наконец-то!» – в очередной раз поклонился я, услышав ритуальную фразу. Теперь я официально под защитой Империи и одного конкретного ее представителя.

– Садись и отужинай с нами, Олтер, – улыбнулась мне Элса, милостиво поведя рукой.

На предплечье у нее красовался браслет в форме овившейся спиралью змеи. Вот уж кто умеет украшения подбирать со вкусом! Я поклонился и ей, повернулся и пошел назад. У дверей уже стоял слуга, ожидающий меня, чтобы усадить на место. По возмущенному гулу, словно ветерок пролетевшему над столом, я понял, что сделал что-то не так.

– Будьте вы великодушны! – прикрикнул Сивен. – Ну не знает мальчик хороших манер, он же с гор! Школа Сивена Гриса – лучшая в Империи, после Арнской, конечно! Мы научим всему!

«М-да. Видимо, спиной к наместнику поворачиваться не стоило», – отметил я.

Впрочем, сильнее, чем невольное нарушение этикета, тревожил меня холодный изучающий взгляд, который вдруг проглянул из-под маски балагура и жуира. Получается, Сивен нарочно грубо прервал распорядителя и ввернул про дикарское племя? Провоцировал глупого мальчишку, и мальчишка повелся? Правда, повелся как-то слишком вычурно и слишком изящно для десятилетнего, на мой взгляд. Сожаление об оставленном оружии – вот это истинная реакция горского наследника. А прилюдное зачитывание, вопреки всему, полного титула отца – это слишком. Похоже, прятки в моем исполнении не удались… Ну и пусть! Раз спрятаться не удалось – побуду тем, кто ищет.

«Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать!» – напел про себя.

С такими мыслями я последовал за слугой, который провел меня к краю стола. Прислужник отодвинул низкий табурет, и я присел. Моими соседями оказались мальчишки моего возраста. Вот с них и начну!

Я пододвинул тарелку, набросал в нее что-то из большого блюда напротив и краем глаза присмотрелся к ним. Где-то я уже видел эти лица… Я покопался в памяти и сразу же вспомнил.

Это были те четверо, что стояли за спинами моих несостоявшихся обидчиков. Причем стояли наособицу, мялись, жались и не знали, как себя вести. По-моему, им не понравилось, когда ко мне цеплялись. Будем считать, этих спрятавшихся я нашел. Хоть и не знаю их имен, но вспомнил, где с ними пересекался. Кто следующий? Неподалеку от Сивена Гриса сидел Алиас Фугг. Можешь не прятаться, Голос Империи, Алиас Муха, тебя я нашел сразу!

Сейчас на нем надета белоснежная туника с тонкой ажурной вышивкой по вороту и пурпурный плащ. А у нас в горах чиновник любит одеваться по-нашему, по-горски. Потому что удобно и не замерзнешь. Овчина душу греет. Но как бы он в горское ни рядился – на горца не похож, хоть тресни. А четверо мальчишек рядом со мной, наоборот, одеты в стандартную имперскую одежку, но сидит она на них – как на корове седло. Значит, они не имперцы. Значит, такие же «почетные гости», как и я. Заложники, говоря прямо.

И тарелки пустые, недаром мальчишка на площади кричал маме, что в парадную дверь гости сегодня косяком идут. По-видимому, моих соседей привели совсем незадолго до меня.

«Интересно, а по-имперски они понимают?» – подумал я и придвинул блюдо с какой-то вкуснятиной в хрустящем кляре, что уже успел попробовать, поближе к соседям.

– Угощайтесь, чего на пиру голодными сидеть?

– Спасибо! – обрадованно ответил на отличном имперском плотный мальчишка рядом со мной. Схватив гигантскую двузубую вилку, он покидал шарики себе на тарелку. Закинув угощение в рот, быстро прожевал и сказал, чавкая:

– Вкусно! Налетайте, парни. – И поставил блюдо дальше перед своими приятелями.

– Совершенно верно, сын ксена, мой юный друг! – раздался вдруг голос Сивена Гриса, и все притихли. – Это очень вкусно. Эти шарики из белорыбицы, которую выращивают в прудах и кормят два раза в день отборной пшеницей. Перед жаркой вымачивают в молоке, потом мелко рубят и добавляют муку и куриные яйца.

Мой сосед от такого неожиданного повышенного внимания первого лица поперхнулся, покраснел и вытаращил глаза. Я собрался хлопнуть его по спине, но он сделал усилие, проглотил то, что встало у него поперек горла, и шумно задышал.

Потом вскочил и поклонился:

– Спасибо, сиятельнейший.

– Сиди, сиди, – замахал зажатой вилкой в руке Сивен. – Не чинись. Попробуй еще щупальца вон того чудесного осьминога. Когда ты польешь их соусом из вон того кувшинчика, они затанцуют у тебя в тарелке!

Мальчишка в ужасе посмотрел на желеобразные куски осьминога с присосками. Кажется, я стал о чем-то догадываться. Похоже, крючок здесь закинули на меня, и главная рыба за этим столом – вовсе не гигантский осетр, усыпанный гранатовыми зернами, что лежал неподалеку, а я. Хорошо у наместника информация налажена!

– Милый, – вступилась за беднягу Элса, погладив мужа по руке, – живых осьминогов не каждый взрослый мужчина отваживается есть, а ты насел на нашего маленького гостя. – Элса вновь чарующе улыбнулась моему соседу и сказала: – Попробуй жареной трески. Или тушеной камбалы с сельдереем. Уж кто-кто, а ты, Булгуня, знаешь толк во вкусной рыбе!

«Да уж, Элса. А вначале ты так мне понравилась…» – подумал я и с хрустом отломил клешню от огромного омара. И как я сразу не заметил, что за блюда стоят вокруг?

– Мама!.. – громко зашептала Наула, сидящая рядом с Элсой. Так громко зашептала, что даже нам стало слышно. – Я слышала, горцы рыбу не едят!

Теперь у меня не было сомнений, что мне нарочно устроили такой «рыбный стол», а весь разговор отрепетирован. От Наулы я такого не ожидал! Предательница! Может, и рядом с домом она оказалась не случайно и наше знакомство тоже отрепетировано? Хотя вряд ли. Нельзя предугадать, что охранники оставят меня одного.

– Не волнуйтесь, – махнул я клешней омара перед собой. – Мне можно рыбу. Мне перед отъездом разрешили.

«А вы как думали? Выкусите».

Я громко высосал нежное мясо из-под панциря.

Вся семья наместника внимательно рассматривала меня, как энтомолог – новую бабочку, приколотую булавкой. Пристально смотрел на меня и рыжебородый крепкий мужчина с широкими плечами. Он сидел по правую руку от наместника. В его глазах я увидел злость и гнев. С чувством собственного превосходства смотрели на меня сидящие рядом с мужчиной сыновья, мои сегодняшние противники: один с фингалом под левым глазом, другой под правым.