Текст книги "Живой Алтай. Горы, люди, приключения"

3. Вершина Иикту и на Козубае

Выше в 100 м раскиданы разноцветные палатки, хлопочут люди. Вперемешку с нашими на поляне пасутся чужие кони.

Проводники соседей – родня и знакомцы Валентина и Раимбека – подошли с утра покурить и выпить чая к костру группы.

У смежников тоже разведен огонь, варится в котелках каша, идут бодрые сборы. Скоро соседи седлаются и уезжают налегке наверх – в радиалку к подножию горы Иикту. Там наверху плещутся в камнях и осыпях крохотные ледниковые озерца и можно подобраться совсем близко ко льдам и снегам. Оттуда же берет свое начало полноводная энергичная Тюнь. Вершина Иикту в десятке километров к северо-востоку. Она великолепна, одна из красивейших на Алтае. Острая пирамида с зубчатыми симметричными гранями. Вертикальные срезы черных скал с рваными полосами снега и льда. Резкая, как наконечник копья. Кажется, что гора – совершенный и смертоносный каменный нож, искусно выбитый из гранита неведомым мастером палеолита. Гребень хребта ниже вершины – горизонтальное заостренное полотно каменной пилы, спина старого, но все еще смертельно опасного дракона. Иикту – самый «гималайский» из пиков Алтайских гор. На север от вершины полого спускается огромный ледник Большая Талдура, южные, обращенные к нам обрывы почти отвесны. Ледники лежат по обеим сторонам массива Иикту, самые крупные – на северных склонах. Выше лагеря в Тюнь впадают еще четыре речки и ручья, берущие начало во льдах.

Плохая подготовка к путешествию вновь отравляет утро.

Снятие лагеря и сборы длятся бесконечно долго, никак не удается рассовать горы ненужного барахла и продуктов по сумкам.

Выехать удается только в час дня, опять потеряны полдня пути. Конечно, и нам хочется подняться по долине Тюни к Иикту, до подножия которой меньше двух часов ходу. Алексей и Сергей рассказывают о дивной красоты местах в близком преддверии Иикту, куда ходили в прошлые годы. Увы, потеряно слишком много времени на ненужные хлопоты, мы лишены тем самым этого удовольствия.

Продолжаем путь на запад нагорьем южных склонов Южно-Чуйских Альп. Характер дороги тот же, что и накануне. Тропа пролегает лесом по пересеченной местности. Платообразный склон со средней высотой 2100 м. Валентин называет местность Сексенколь («80 озер»). Действительно, мелкие лесные озерца блестят повсюду, на некоторых живут утки. Поперек тропы на юг стекают речки и ручьи, к ним ведут крутые спуски. Однажды попалось топучее лесное болото – бывшее озеро. Встретились две пустые стоянки. Часто двигались без тропы – напрямую через заросли ивняка и карликовой березки. Именно так без дороги по непролазным дебрям глубоко спустились лиственничным редколесьем к ручью – левому притоку реки Козубай, который все благополучно перепрыгнули по очереди.

Валентин проложил маршрут вдоль автотрассы Кош-Агач – Джезатор и вдоль реки с востока на запад по плоскогорью в полукилометре выше русла реки, на расстоянии 8–10 км по прямой от реки и дороги. На таком же или чуть большем расстоянии к северу в том же направлении тянется гребень Южно-Чуйского хребта, его вершины на полтора-два километра выше тропы. Таким образом, двигаемся посередине южных склонов горной гряды, пересекая по ходу долины и ущелья правых притоков Джезатора и Аргута, а также переваливая невысокие гривы расположенных по линии север – юг южных отрогов хребта. Вот уже поравнялись на своей верхней дороге с селом Джезатор, которое, как и небольшая светлая степь вокруг слияния Джезатора и Ак-Алахи, все чаще видно сквозь заросли леса. Сегодня больше движемся горным склоном близ границы леса, а не равниной. Равнина нависает недалеко над нами, однако избегаем ее, т. к. в этой части она сильно заболочена.

За перепрыгнутым ручьем поднимаемся на лысую гриву, с которой открывается спуск в долину среднего течения реки Козубай. Видна полевая дорога, приходящая сюда снизу из деревни.

На большом сухом бугре посреди почти голой травянистой лощины (растут лишь несколько отдельно стоящих лиственниц) руины загона для скота. Полусгнившие доски полуутонули в траве и гравии, несколько покосившихся столбов торчат по периметру. На соседнем бугре следы исчезнувшей избушки. Людей нет (не встретили никого с момента выхода с Тюни), но бродят небольшое стадо коров и свободно пасущиеся кони. Через речку переброшен деревянный мостик в хорошем состоянии. Валентин говорит, что люди здесь бывают регулярно – Джезатор рядом, пастбища хорошие. Из висячей долины с остатками стоянки видны ближние окрестности Джезатора – до них рукой подать, – спустился по дороге круто вниз – и на месте.

Долина Козубая альпийская, сырая, с высокими крутыми бортами (классический трог), дно немного заболочено. На севере близко и хорошо видна цепь хребта. От него вниз по долине то и дело прикатываются волны холодного воздуха, остуженного недалекими ледниками и снегами.

Время семь вечера, смеркается, встаем прямо за мостом на правом берегу речки на сырой поляне. Речка чистая и мелкая, но ее не перепрыгнешь и не перейдешь без сапог. Ширина метра три-четыре, не более. Тем, кто не в сапогах, приходится делать обходы по мосту. После бросаем поперек речки длинную гибкую доску и перебегаем по ней. Поляны большие и нетронутые, коням раздолье. Топлива нет, вытаскиваем на бугре из щебня и грязи остатки забора загона, рубим на дрова и разводим костер из сырых полусгнивших плашек. Высота стоянки 2268 м, проехали от Тюни 13,5 км. После захода солнца становится холодно. Натягиваются низкие тучи – ночью прольет дождь и потеплеет.

Ставрополец Виктор осваивает базовые походные навыки. Ему досталась просторная палатка с двумя тамбурами, требующая чуть большей возни, чем простые с двумя перекрестными дугами и дюжиной колышков – «зеленые черепахи», которые ставятся за пару минут в любых условиях. На вторую ночевку Виктор вполне умело самостоятельно ставит палатку, допустив лишь одну мелкую оплошность. Выход из его жилища оказывается прямо над полуметровым обрывом в речку Козубай – в шаге от него. Палатка поставлена южанином именно здесь не просто так, а «для красоты»: тихий шум близкой воды поможет счастливому безмятежному сну путешественника, а вид из тамбура на снежный хребет, да еще и через быструю речку – выбор эстета.

Все прочие натягивают свои тенты без изысков – подальше от речки, поближе к кухне. Виктор долго возится внутри палатки, шуршит, кряхтит, обкладывается вещами, располагается половчее. А когда выбирается наконец наружу, делает шаг чуть длиннее нужного. И… шумно падает с обрывчика прямо в ледяную речку Козубай. Ноги в новых ботинках мгновенно погружаются по колено в быструю воду, вдобавок Виктор теряет равновесие и валится в реку на бок. С громким матом, мокрый он выскакивает на берег и заливисто хохочет. – Ну вот я не дебил, а? Так вот палатку поставить?! А?!

С этого момента его палатка получает имя «дом речника».

До самой ночи и следующие дни Виктор сушит у костра намокшие и отяжелевшие горные ботинки.

4. Река Бара и «Маяк» над Онулу. Перевал «Верблюжья шея»

Село Джезатор теперь совсем рядом, под боком. И в этой связи пара коней (мой и Леонида) предпринимают решительную попытку побега домой к сердечным хозяйкам и беззаботному сытному отдыху. Им не хочется тащиться с нами и тащить нас на далекую Белуху. Мерины решаются на дерзкое бегство.

Инцидент случается сразу после завтрака во время сборов лагеря, заседлывания и навьючивания. Ночью беглецы составили толковый план ухода, а утром умело использовали недолгий момент, когда они уже не привязаны и при этом еще не заседланы.

Сонно хожу по мокрой после ночного дождя траве, выдергиваю из земли колья, собираю с дальних концов долины разделенных на ночь животных, доставляю их к проводникам для подготовки к выходу. Лошади привязываются на ночь для пастьбы и отдыха так. Делается это прежде всего надежно, чтобы не сбежали, пока люди спят. В землю глубоко и плотно, дабы не хлябал, вбивается тяжелый железный кол длиной сантиметров 40 с острием снизу и кольцом сверху. Если почва твердая, колья вбивают обухом топора. Во время переходов кол и веревка крепко-накрепко привязываются к седлу лошади сбоку, ведь потеря веревки создает серьезную проблему с содержанием коня в походе.

К кольцу всегда прочно привязан длинный (до 20 м) и крепкий канат – чембур. Животное ходит на веревке по кругу и питается.

Выдернуть кол не может. Травы на такой площади достаточно.

Коней разводят по поляне с расчетом, чтобы их «круги» не пересекались и веревки не перепутывались.

Во время коротких остановок и на привалах я привык, если нет удобного дерева или камня, небрежно связывать веревки двух близ стоящих коней между собой и бросать узел на землю.

Беглецы

Два связанных между собой коня никуда не денутся. Бредут они, щипая траву, каждый в свою сторону, толкаясь и тяня в разные концы. Им в голову не придет бежать синхронно в одном направлении (даже если к дому). Если и будут случайно удаляться от хозяев, то недалеко и медленно. Пошел тогда, забрал их – и все дела. Не требуются в таком случае ни деревья, ни кусты, ни камни, чтобы привязать животное, – выходит быстро и удобно. Этому нехитрому приему в первом же походе к истокам Катуни научил Петр Ефимович Суртаев из Усть-Коксы. Так поступаю и теперь. Привел своего и Леонидова коняг к Валентину и Раимбеку, привычно связал их веревки меж собой и иду к костру попить чайку. Спустя пару минут в лагере слышится легкий шум. Что такое? А вот что. Поднимаю глаза и вижу, что связанная пара лошадей рысцой, лениво, очень тихо и скрытно уже перебегает речку в сторону спуска на село. Веревка-связка широкой дугой весело волочится по траве. Беглецы трусят удивительно слаженно, с одной скоростью и в одном – домашнем – направлении. Вот так дела! Никогда ничего подобного не видел! Валентин и Раимбек, возящиеся с укладкой припасов, обеспокоенно вскакивают на ноги и порываются что-то предпринять. Еще не хватало остаться без пары коней на третий день путешествия!

Меня охватывает азарт вместе с чувством вины, что не досмотрел, допустил и попустил. В памяти всплывает первый и главный горный завет Петра Суртаева из начального катунского похода: «Никогда не отпускайте лошадей даже на секунду! Никогда! Всегда привязывайте! Запомнили?»

– Сейчас перехвачу! Догоню! – тут же влезаю в седло чьей-то уже подготовленной лошади и пускаюсь в погоню.

– Давай! Я тоже! – Сергей вскакивает на своего скакуна, также заседланного. Валентин и Раимбек хладнокровно закуривают и наблюдают за тем, что будет дальше. Чтобы остановить уходящего или убегающего коня, следует постараться забежать подальше сбоку вперед него и перерезать путь. После того очень медленно и спокойно приблизиться к животному, чтобы не напугать, и забрать веревку в руку. У нас с Сергеем имеется заведомое преимущество перед преступниками – они связаны веревкой, мы же вольно скачем. Однако ж и соперники совсем далеко не просты. Завидев погоню, пара хулиганов дружно припускает свежей рысью. Пустота долины тому способствует. Веревке зацепиться покуда не за что, узел прыгает по траве и кочкам вослед скакунам. На большой скорости, если канат что-то вдруг крепко зацепит, кони порвут его или недоуздки и после того убегут налегке каждый сам по себе.

Тогда их точно будет не догнать.

Погоня меж тем разгорается. Мы с Сергеем стоим в стременах и мчимся галопом вниз по ущелью, обгоняя далеко справа криминальную пару. Вот беглецы уже оказались на бугре и бегут вдоль колеи проселка. Почти перед самым концом долины над началом крутого спуска нам удается догнать их и вырваться вперед. Жмем пару сбоку к крутому левому склону лощины. Мерины вдруг встают на месте и озадаченно озираются.

– Все! – кричу издалека лагерю. – Поймали!

Остается неспешно потеснить неприятеля обратно к палаткам, где их прихватят опытные Валентин и Раимбек. Так и делаем. Аккуратно напираем на скандалистов, выталкивая их ближе к костру. Палатки уже рядом, дело почти сделано. Однако снова происходит непредвиденное.

Оказывается, у противника заготовлен коварный «план Б».

Двойка дружно разворачивается и принимается споро бежать мимо лагеря левым берегом Козубая вверх по направлению к хребту. Бегут красиво, слаженно, выверенными параллельными курсами – заглядение. Еще пара минут – и скроются за поворотом реки и крутым увалом левого берега. Чертыхаясь, бросаемся вслед, стараясь обогнуть их справа и слева и перекрыть путь наверх. Копыта разбрасывают болотную траву и грязь.

У узкого горлышка в верхней части долины, где близко сходятся два противоположных склона, во второй раз перерезаем беглецам путь. Они замирают, оглядываются и, немного отдышавшись, разворачиваются и во второй раз согласованно бегут вниз.

Мы в тупике – ведь так можно бегать вверх-вниз бесконечно.

Противник умен и ловок – уворачивается, оббегает, уклоняется, производит сложные согласованные маневры.

Дело решают проводники: Валентин и Раимбек пешком, но чрезвычайно ловко перерезают путь дезертирам, умело останавливают их и забирают наконец в руки веревку. Порядок в экспедиции восстанавливается.

Чуть позже интересуюсь у Валентина:

– Что это было? Как же они так сумели сбежать, Валентин?

Неужели ж такие умные? Чтобы вот так хитро, вместе, слаженно бегали, маневрировали, не запутались, не перепутались? Никогда ничего подобного раньше не видел!

– Да не! – отмахивается с доброй улыбкой Валентин. – Никакие не умные. Обычные. Просто с детства вместе. Еще жеребятами здесь паслись. Вот и привыкли парой везде бегать. А так – кони как кони. Ничего особенного.

«Путешествие на Запад» возобновляется в одиннадцать утра.

Продолжаем двигаться в сторону заката высоко над долинами Джезатора и Аргута, на которые слева открываются захватывающие панорамные виды, словно из кабины самолета. Справа же на севере сверкают снега и громоздятся серые зубчатые стены Южно-Чуйского хребта.

Поднявшись по крутому западному склону долины Козубая, затем спустившись по лесу в ручей и набрав высоту снова, попадаем на красивое ровное плато длиной 2 км и шириной 3–5 км.

На его южном краю над пропастью кем-то выстроена квадратная каменная башня метра 3 высотой и 1,5 в поперечнике. Рядом с башней пустая заброшенная стоянка. В прежние времена на плато паслось немало скота. На юге открывается прекрасный вид на село Джезатор, слияние Джезатора и Ак-Алахи и прилегающие солнечные степи. Валентин называет место Секеташ («торчащие камни»). Здесь берет связь. Высота 2300 м.

Валентин из Джезатора

Следующие двадцать минут двигаемся с небольшим снижением по равнине на северо-запад. Наслаждаемся свежим горным воздухом и чудесными видами. Хочешь – любуйся нижними степями и дальними синими горами Укока. А не хочешь – так разглядывай по правую руку близкие выразительные складки и ребра хребта, там и тут побеленные снегами.

Внизу спуска обнаруживается небольшое углубление в горах, окруженное лиственничным лесом с большой немного покатой поляной посредине. На краю леса виднеется заброшенная избушка – стоянка родственников Валентина. По соседству с избушкой, у которой давно выбиты окна и светятся дыры в крыше, расположен высокий аил, тоже полуразрушенный и полусгнивший. Место сырое и унылое, без ухода человека дерево построек быстро гниет и покрывается зелеными мхами. Всюду грязь и запустение. Высокая крапива поднялась выше изгороди, никаких следов присутствия человека не заметно.

– Мужик помер, а хозяйке не по силам тянуть. Вот и бросили стоянку, – поясняет Валентин. Посреди распадка белеет большой солонец, истыканный свежими конскими и маральими следами. По соседнему безлесому высокому склону медленно бредет шестерка свободно пасущихся коней. – Видишь? – указывает на них Валентин. – Неделю назад сплавщиков на них забрасывал на Юнгур. Катамараны, рамы железные – все тяжелое, ерзает, хорошо не привяжешь, в лесу деревья цепляет. Пока поднимали-спускали, спины лошадям до кровяни разбили. Теперь до осени будут лечиться тут, отдыхать. После короткого привала на стоянке вступаем в красивый кедрово-лиственничный лес, по которому бежит хорошая тропа.

Все нагорье над Джезатором пронизано подобными набитыми тропами – от стоянки к стоянке, от одного пастбища к другому.

Для Валентина и Раимбека эти дороги – как улицы для городского жителя.

В камнях вдоль тропы засели пышные заросли бадана (Бадан толстолистный или Монгольский чай) с большими, твердыми, круглыми, блестящими листьями. Нижние листки бадана со временем подгнивают, ферментируются, чернеют. Их собирают, сушат и используют для заварки как чай или лекарство. Виктор приходит в восторг – никогда прежде не видал и не пробовал бадана. Степняк-южанин соскакивает с лошади, падает на колени и ползает, набивая в сумку нижние черно-красные листья. – Езжайте! Я догоню!

Проехав немного по «бадановому» лесу, оказываемся на высоком восточном краю широкой речной долины первого правого притока реки Аргут (если считать от места слияния Джезатора и Ак-Алахи) – реки Бара (возможно, от алт. боро – «серый»). Истоки Бары лежат в ледничках в 10 километрах к западу от пика Иикту. В Аргут Бара впадает в 3 километрах ниже села.

Следует очень крутой спуск к реке высоким густым лесом, ведем лошадей в поводу. Спускаемся до высоты 2097 м (высота брода Бары). Брод несложный. После него поднимаемся на лесистый склон, следуем им 3 км и сходим в ущелье правой Бары, которую бродим на высоте 2318 м. Ущелье заросло кустами ивняка и карликовой березы, ни людей, ни домашних животных не видно.

После массива Иикту Южно-Чуйские Альпы к западу быстро сужаются, южные отроги укорачиваются, покатые плато склонов прижимаются теснее к гребню хребта, их ширина сокращается до менее чем километровой. С севера хребет все настойчивее сдавливает долина Карагема, с юга – Аргута. С каждым километром горные цирки у вершин становятся ближе к нашей продольной тропе. До острой западной оконечности хребта у слияния Карагема и Аргута остается совсем недалеко. Три реки сбегают на юг в Аргут по западной оконечности хребта – Бара, Онулу и Карасу. Горы становятся заметно суше, лес разреживается и почти исчезает. За правой Барой едем еще 2 км лесным склоном, после чего попадаем в заросшее кустарником ущелье речки Айгайсу («петляющая»). Речка крохотная, но глубокая и быстрая. Перебредаем ее по брюхо лошадям. Отсюда до гребня хребта по прямой не более 6–7 км. Наверху по Айгайсу крохотные озерца, ледники и гипотетический конный перевал на Мештуайры.

Сразу за Айгайсу впереди встает стеной правый западный склон долины – высокий, каменистый, покрытый мелкой травкой и колючками. По нему наискосок вверх с севера на юг бежит хорошо заметная конная тропа. Тропа крутая, но наезженная, надежная. Видно, что ей многие десятки лет, в которые по ней ежегодно перегоняли скотину на верхние летние пастбища. Минут двадцать движемся вверх этой тропой и выбираемся на перевал Кара-Тумыш («черный пень») высотой 2400 м. Наверху растут отдельные невысокие кедры и лиственницы. Вся равнина выстлана густыми зарослями полярной березки высотой чуть выше колена. Отсюда на юге уже видна вся большая степь Сама-ха. А на север до самого верхнего конца просматривается широкая верхняя долина Айгайсу (1–2 км в поперечнике): бугристая, развалочно выпаханная движением отступившего ледника, засыпанная серебристыми осыпями, покрытыми бледно-зелеными пятнами самых выносливых к холоду альпийских травок. Айгайсу бежит-петляет меж бугров, срываясь порой пенящимися перекатами – прекрасная «петляющая речка». Вершины хребта над Айгайсу достигают 3500–3700 м.

Пока немного отдыхаем после тяжелого подъема, ощупываю в подзорную трубку подъем по Айгайсу. Возможно ли там перевалить, как утверждают, на конях в истоки Мештуайры, на Карагем? Нет, не похоже. Долина замыкается почти отвесными обрывами в сотни метров высотой, издалека стена хребта кажется совершенно непроходимой. Впрочем, мало ли у алтайских охотников секретных троп в местах на первый взгляд немыслимых.

Надеюсь, что будет еще шанс перебраться здесь через Южно-Чуйский хребет вместе с конем.

Шестикилометровое в длину плато, начинающееся от перевала Кара-Тумыш, является водоразделом двух правых притоков Аргута – Бары и Онулу. Средние высоты равнины – 2470–2500 м.

Час едем по южной кромке плато, иногда беря недалеко вглубь и встретив по дороге две пустые стоянки. По плато разбегаются тропинки – следы былых стад, отар и косяков.

Отсюда открываются одни из лучших видов Алтая. Внизу к югу раскинулась вдаль треугольная золотая степь Самаха, окаймленная справа изумрудной рекой Коксу (левый приток Аргута). По степи ближе к Аргуту и параллельно с ним бегут несколько узких темно-зеленых лент хвойных боров. По равнине раскидано множество джезаторских стоянок. Далеко-далеко на юге в голубой дымке отчерчивают волнистый горизонт пограничные с Казахстаном горные цепи, за которыми Рахмановские теплые ключи. На юго-юго-востоке широко и величественно громоздятся темно-серые плавные нагорья Укока. Прямо под нами, километром ниже, мощно катит на запад многоводный Аргут. На севере серым забором торчат острые зубцы Южно-Чуйских Альп с выразительными лентами снегов. Впереди на западе как мираж выплывает навстречу могучий массив вершины Шенелю (от алт. ченелю – «гора, на которой растет маралий корень») – 3888 м. Это уже упомянутый ранее восточный край Катунского хребта. Здесь над Аргутом он встречается лицом к лицу с Южно-Чуйским хребтом. Сейчас вершина Шенелю закрыта рваными облаками. Они живо бегут по небу, обтекая и полузакрывая снежный пик. Послеполуденное солнце прорывается сквозь их пелену и бьет своими лучами каждый миг в разные углы горного массива. Движущиеся блеск снегов, темнота туч, синева теней – Шенелю крутит перед нами калейдоскопические картинки, оторвать взгляд от которых невозможно. Со всех сторон окружены неописуемой красотой и едем медленным шагом, замирая от восторга.

– Какая красота тут у вас вокруг! – восхищенно говорю Валентину.

Едем неторопким шагом рядом, седло к седлу. – Да, красиво, – улыбается проводник.

Ясно, что окрестное великолепие глубоко трогает и его, прожившего в Джезаторе все свои годы.

Небольшое плато в междуречье Бары и Онулу с запада замыкается тупым углом словно у старого, выщербленного стола, с небольшим возвышением, на котором торчит высокая изящная треугольная геодезическая вышка, сбитая из тонких бревен, светло-серых от многолетнего воздействия солнца, ветров и морозов. Бревенчатый фундамент пирамиды завален крупными валунами – чтобы постройку не сдуло шквальными ветрами высокогорья. – Маяк! – поясняет Валентин.

«Маяк» над ущельем Онулу хорошо виден снизу с дороги Джезатор – Старый Аргут, из степи Самаха и с окрестных гор.

Высота у вышки 2565 м. Самая высокая точка нашего маршрута.

На юг и запад от бугра с маяком падают крутые склоны, почти пропасти. С северной стороны опускается крутой склон, заросший карликовой березой, – в среднее течение Онулу. Ниже, между вышкой и Аргутом висит еще одна ровная «полка» шириной полкилометра, наполовину покрытая лиственничным лесом, наполовину – лугами. По полке видны дороги и пасущийся скот.

Степь Самаха и массив Шенелю отсюда еще ближе, сильно приблизился и главный гребень южных Чуйских Альп на севере.

На «маяке» пастушеские тропы обрываются, угодья заканчиваются. До западного окончания Южно-Чуйского хребта от Онулу остается менее 20 км, на этом участке платоообразных склонов больше нет ни по южным, ни по северным бортам хребта. Горная цепь суживается до 20–22 км, оба ее склона очень круты, оставшиеся обращенные к Аргуту речки (Карасу и с десяток ручьев) короткие и падающие вниз с большим уклоном. При этом горы в самой западной части хребта остаются очень высокими – прямо над истоком Онулу нависает вершина 3241 м с комплексом ледников. Здесь гнездятся крупные орлы, летающие парами на большой высоте. Леса растут только в самом низу склонов, не удаляясь дальше 4–5 км от Аргута и Карагема. Есть тропы наверх по ущельям речек и ручьев, но ими пользуются только охотники.

От «маяка» начинаем спуск в среднее течение реки Онулу, скорее крупного ручья длиной не более 10 км, правого притока Аргута. У речки огромный уклон, она стремительно несется вниз узким ущельем. По дну ущелья завалы из камней, болотца, редкий лиственничный лес. Вдоль русла видна конная тропа, но ясно, что вниз к Аргуту с таким свалом высоты дорога очень сложная.

Валентин ведет отряд без всякой дороги, по одному ему известным приметам.

– Часто тут бываешь, Валентин?

– Да нет! Лет пятнадцать как не был! А вы – первая группа туристов, которые здесь оказались.

Спуск от маяка уходит на север крутым склоном, сплошь заросшим карликовой березой. Не спешиваемся, но спонтанно нарезаем широкие зигзаги по крутому уклону. От кустов поднимается едва заметная пыль, остервенело чешу глаза, из них льются слезы – аллергия на березу. Вспугиваем несколько полярных (белых) куропаток. Они с треском перелетают подальше от всадников и вновь проваливаются в заросли. Такие места – их любимые. Так стравливаем метров триста и выходим к дну ущелья Онулу. Здесь навалены камни и скалы, меж которыми чернеют опасные дыры. В ущелье никаких следов присутствия человека, все дикое. Валентин осторожно высматривает возможное место спуска к воде через невысокую боковую морену. Аккуратно перебредаем речку на правый берег. Ожидаем, что дальше двинемся вниз по тропе вдоль русла, но нет.

Валентин начинает резкий набор высоты правым, очень крутым склоном по едва заметной звериной тропинке. Едем наискосок травянистого обрыва высоким косогором. Склон настолько крутой, что слева с каждым шагом вырастает пропасть. Дух захватывает от азарта и страха – а вдруг копыто лошади сорвется и полетишь свободно вниз? Так выбираем метров 150 наверх и оказываемся на длинном, очень крутом косогоре, высоко висящим над Аргутом (на 800 м!). Дорога на Старый Аргут и река прямо под нами, за ними распахивается далеко на юг степь Сама-ха (от той-самахе – место свадеб и игрищ).

Полтора километра двигаемся верхним краем косогора на высоте в среднем 2200 м, любуясь открывающимися на юг и юго-запад степными и горными просторами. Можно так ехать и дальше, но Валентин резко поворачивает влево. Здесь из косогора выпирает в сторону реки ступенчатое выпуклое ребро, круто спускающееся прямо до самой реки на 700 м по вертикали. Этим ребром спускаемся к Аргуту по едва заметной охотничьей тропинке. Спуск обрывчатый, ступенями. 20–30 м круто вниз, потом крохотная ступенька-полка, снова круто вниз, ступенька – и так до самого низа. «Ступени» не считал, но их не менее 20–25.

По всей длине ребра растет редкая лиственница. Травка жидкая, почва – сухой гравий вперемешку с глиной, покров скользит и осыпается под ногами.

Люди спешиваются и ведут коней в поводу. Спускаемся около получаса. Я шустро иду за Валентином, который прытко бежит впереди в резиновых сапогах. Скоро ноги начинают сильно уставать на крутом спуске. Передним мышцам все труднее нести на себе тяжесть тела. Группа вытягивается длинной вереницей, верхние шагают где-то высоко над головой. Резвый начальный бег переходит в мучительный медленный шаг, Валентин уже скрылся далеко впереди и внизу. Меня начинают обгонять.

В нижней трети спуска нетренированные ноги окончательно отказывают. Принимаюсь на каждом шаге падать, спотыкаться, виснуть на веревке удивленного коня. Пока вишу на веревке с отказавшими ногами, мерин крепко держит чембур и косит на меня спокойными большими глазищами. Все чаще коротко отлеживаюсь, давая передышку ногам. Пытаюсь встать, однако ноги подламываются. Какое-то время даже позорно ползу на коленях.

С мучениями выбираюсь с онемевшими конечностями на автомобильную дорогу одним из последних. Так сбросили высоту в 700 м за полчаса и оказались на автомобильной дороге Джезатор – Старый Аргут.

Осматриваемся на вершине знаменитого автомобильного перевала Верблюжья шея (1664 м). От «маяка» над Онулу снизились на 900 м. Перевал так прозвали за два очень крутых и опасных поворота с большим уклоном, вместе образующих букву S, похожую на шею верблюда. Гора в этом месте круто прижимается к реке тем самым ребром, по которому спустились. Чтобы проложить путь через бом, люди подняли дорогу высоко над Аргутом, получился красивый видовой перевал. Много раз проезжал его на машине, но не приходило в голову, что наверх отсюда можно подняться на коне.

У дороги слева бугор, с которого открывается великолепный вид на долину Аргута, степь Самаха и укокское нагорье. Здесь проезжающие обязательно делают остановку, перекуривают, фотографируют. Лиственницы у бугра повязаны шаманскими ленточками.

Спустившись с перевала по трассе еще 6 км, двигаемся проселком и попутными лугами на северо-запад и встаем на ночлег на краю леса, тянущегося вдоль правого берега Аргута. За перевалом между дорогой и рекой тянутся прекрасные широкие поляны, замерли стоянки, пасется скот. Вдоль реки растет полосой красивый высокий еловый лес.

Остановились в местности с названием Кызыл-Аргут (когда-то здесь был крохотный хутор из несколько домов) в восемь часов вечера. Густой еловый лес между поляной и рекой шириной 200 м именуется Исим-Жол. Высота стоянки 1628 м. После нескольких дней на холодных верхах очень тепло. Место отличное – сколько хочешь дров, большая поляна для лошадей, река рядом, хороший вход в воду, можно ополоснуться. В лесу обилие больших и свежих рыжиков. В общей сложности провели в пути девять часов и преодолели от Козубая до Кызыл-Аргута 25 км красивой горной дороги. Дальше путешествие по Южно-Чуйскому хребту будет продолжено до самой его оконечности по южной подошве гряды.

Рядом с лагерем крепкая избушка с замком на двери. Деревянный туалет. Это все, что осталось от хутора. Стоянка принадлежит родне Раимбека. В ней оставляем еще один большой тяжелый мешок с лишними продуктами, чтобы подобрать его на обратной дороге.