Текст книги "Феномен уездного города. Малмыж в истории русской культуры"

Владимир Константинович Семибратов
Феномен уездного города
Малмыж в истории русской культуры

© Семибратов В. К., 2021

© Издательство «Редкая птица», 2021

Введение

 
Где-то плещет Вятка,
Шелестит камыш,
И в истоме сладкой
Нежится Малмыж.
 
 
Ни высок, ни низок
Этот городок.
Путь отсель не близок,
Но зато широк.
 

Олег Ласунский

В первой половине 1980-х годов, вернувшись из Москвы, директор Малмыжского краеведческого музея Владимир Николаевич Липатников (1960–1990) рассказал автору этих строк о том, как познакомился в первопрестольной с Александром Васильевичем Карзановым (1932–2007). Услышав произнесённое в разговоре гостем столицы название маленького вятского городка, тот удивлённо воскликнул: «Как, вы из Малмыжа?!» И, обращаясь к коллегам по работе в редакции «Литературной газеты», радостно добавил: «Ребята, он из Малмыжа! Из самого Малмыжа!»

Возможно, известный фотокорреспондент знал о городе на Шошме по «нобелевскому» роману Бориса Леонидовича Пастернака (1890–1960) «Доктор Живаго». Или был знаком с Александром Александровичем Калягиным, волею судьбы родившимся в Малмыже, куда родители знаменитого актёра были эвакуированы в военное время из Москвы в числе других преподавателей Московского педагогического института. Может быть, имел представление о классике отечественной кинематографии операторе Юрии Анатольевиче Невском, чей жизненный путь начался в Малмыже в годы всё того же лихолетья. Или был осведомлён о печально известном Мултанском деле, интерес к которому не утихает до сей поры…

Как бы там ни было, эпизод запомнился. И захотелось рассказать как можно большему кругу людей о том месте, где сам автор этой книги появился на свет, где некоторое время жил и работал и интерес к истории и своебразию которого сопровождает его на протяжении почти полувека.

За это время накопилось огромное количество информации о городе, что изначально был столицей небольшого марийского княжества. После присоединения к России этих земель подчинялся Казани, пока в 1780 году не был переведён Екатериной Второй (1729–1796) в состав Вятского наместничества.

С 1796 года Малмыжский уезд прекратил своё существование, поскольку был поделён между двумя соседними уездами: Уржумским и Елабужским. Восстановившись в 1816 году, уезд стал третьим по площади после Глазовского и Слободского. В рамках именно этой максимальной территории и рассмотрена нами малмыжская земля, значительно уменьшившаяся в период советских преобразований и ставшая районом Кировской области.

Из-за необъятности темы хронологические рамки книги ограничены XVII – началом XX века, тем более что после 1917 года ситуация в стране коренным образом меняется, будучи полностью подчинена диктату новой власти. При этом Малмыж рассматривается не изолированно от окружающей местности, а в контексте её общего развития, поскольку практически все родившиеся в сёлах и деревнях уезда деятели из мира литературы, искусства, науки, образования так или иначе были связаны с городом на Шошме.

На явлениях, фактах и именах именно из этого мира и сделана попытка показать значение типичного провинциального городка для истории отечественной культуры. Отдельный разговор идёт в книге о Малмыже как центре развития населяющих округу татар, удмуртов и марийцев. Большое внимание уделено деятельности хозяев дворянских усадеб, подчас принимавших участие в эпохальных для страны собятиях и связанных родственными узами с деятелями государственного масштаба. Приведены фрагменты записок проезжавших по проложенному через город и уезд Сибирскому тракту российских и иностранных путешественников. Эти живые свидетельства, будучи опубликованы в различных изданиях, в немалой степени способствовали известности вятского городка.

Целью автора является также намерение развеять нелепые слухи и легенды, появившиеся с лёгкой руки несведущих рассказчиков, которым верят на слово даже почтенные авторы. К таковым относятся, например, россказни о посещении Львом Николаевичем Толстым (1828–1910) помещичьего парка в селе Савали в то время, когда им владели помещики Александровы, и тайном венчании в церкви села Дерюшево Михаила Юрьевича Лермонтова (1814–1841).

В одном из размещённых в интернете разухабистых и полных нелепостей текстов чёрным по белому написано о пребывании в Малмыжском тюремном замке Александра Николаевича Радищева (1749–1802), Фёдора Михайловича Достоевского (1821–1881) и Иосифа Виссарионовича Сталина (1878–1953). При этом первый в Малмыж вообще не заезжал, о посещении вторым тюрьмы документальных подтверждений нет, а третьего везли в Сибирь совсем другим путём.

В ходе работы над книгой возникали те или иные вопросы и проблемы, разобраться в которых автору помогли, прежде всего, его земляки: Людмила Владимировна Толмачёва, Рауза Нурахметовна Сабирова (Малмыж), Владимир Александрович Слесарев, Елизавета Михайловна Янникова (Вятские Поляны), Владимир Алексеевич Ветлужских, Любовь Борисовна Ручникова (Уржум), Елена Николаевна Загайнова (Кирово-Чепецк), Вадим Григорьевич Долгушев, Владимир Сергеевич Жаравин, Галина Александровна Леванова, Тамара Константиновна Николаева, Сергей Иванович Самоделкин, Алексей Валентинович Сергеев, Павел Андреевич Чемоданов (Киров).

Посильную лепту также внесли: Андрей Владимирович Доронин, Валерий Анатольевич Журавлёв, Сергей Владимирович Кузьминых, Алексей Яковлевич Невский (Москва), Константин Маркович Азадовский (Санкт-Петербург), Алексей Леонидович Мусихин (Нижний Новгород), Людмила Яковлевна Григорьева (Йошкар– Ола, Марий Эл), Алексей Геннадьевич Комиссаров (Набережные Челны, Татарстан), Ольга Викторовна Чиркова (Глазов, Удмуртия), Роман Андреевич Лизогубов (Саратов), Надежда Александровна Бурдиян (Чита), Людмила Васильевна Ольховская (Полтава, Украина), Джамиля Ильгизовна Айтматова (Бишкек, Киргизия), Надежда Филипповна Сосинович (Тараз, Казахстан).

Любезно откликнулись на просьбу о переводе на русский текстов с английского, немецкого, итальянского, финского и японского языков: Олег Владимирович Теребов (Москва), Светлана Михайловна Бушмелева (Киров), Александра Александровна Бурхайло (Неаполь), Ильдико Лехтинен (Хельсинки), Коити Иноуэ, Кимитака Мацузато (Саппоро), Василий Элинархович Молодяков (Токио).

Всем вам, дорогие друзья, сердечное спасибо и низкий поклон!

Отдельная благодарность Нине Алексеевне Мальцевой (Киров).

Глава 1
Малмыж литературный

1.1. «Литературные» фамилии XVIII столетия

Первой «литературной» фамилией, связанной с Малмыжем, является Грибоедов. Именно её носил подьячий Алексей, который вместе со стольником Тимофеем Фёдоровичем Бутурлиным (?–1651) в 1646 году составил Переписную книгу Казанского уезда с описанием пригорода Малмыжа[1]1
  См.: Отрывок из Переписной книги Тимофея Бутурлина и подьячего А. Грибоедова 7154 (1646) года по пригороду Малмыжу // Худяков М. Г. История Камско-Вятского края: Избранные труды / науч. ред., сост. М. В. Гришкиной, С. В. Кузьминых; коммент. М. В. Гришкиной, С. В. Кузьминых, В. К. Семибратова, В. С. Чуракова. Ижевск: Удмуртия, 2008. С. 290–297.


[Закрыть], имеющую исключительное значение для истории города и его населения.

До этого времени А. Грибоедов в 1633 году «с тихвинским игуменом Сергием собирали пятину у Выми Яренской (по поводу Смоленского похода)», в 1634–1635 годах – «подьячий в объездах на Москве»[2]2
  Веселовский С.Б.Дьяки и подьячие XV–XVII вв.: [Справочник]. М.: Наука, 1975. С. 131.


[Закрыть], где у него в 1638 году и был зафиксирован собственный двор.

Не исключено, что Алексей Грибоедов был в родстве с подьячим Казанского дворца, а затем дьяком Казанского приказа Фёдором Акимовичем (Иоакимовичем) Грибоедовым (ок. 1610–1673).

Служивший затем в Разрядном приказе, последний известен, в частности, тем, что по заказу царя Алексея Михайловича написал «Историю о царях и великих князьях земли Русской» и стал одним из тех, кто трудился над текстом важнейшего в истории России документа – Соборного уложения 1649 года. Ф.А. Грибоедов является предком писателя-классика Александра Сергеевича Грибоедова (1795–1829) по материнской линии, представители которой, относящиеся к другой ветви рода, носили ту же фамилию.

Любопытно, что происходившая из той же ветви родословного древа бабушка автора «Горя от ума»[3]3
  Как известно, знаменитая комедия была впервые опубликована уже после смерти автора (да и то с цензурными изъятиями), в 1833 году, а до этого целое десятилетие ходила в списках. Но спрос на комедию был столь велик, что «число рукописных экземпляров “Горя от ума” составляло не менее сорока тысяч, и в самых глухих провинциях читающие люди называли эту комедию светской библией» (Чивилихин В.А. Фрагменты из романа «Память» // Чивилихин В. Г. Дорога: Из архива писателя / сост. Е. В. Чивилихина. М.: Современник, 1989. С. 491). Один из таких списков, датируемый серединой XIX века, находится в настоящее время в собрании Научной библиотеки Томского государственного университета. Подарил же его учебному заведению, в котором работал с 1885 по 1903 год, уроженец малмыжской Пахотно-Ильинской слободы Степан Кирович Кузнецов (1854–1913). Подробнее по этой теме см.: Ивановская Е.В. Собрание книг, подаренное С. К. Кузнецовым библиотеке Томского университета // Десятые Макушинские чтения: Материалы научной конференции 12–14 мая 2015 года, г. Томск. Новосибирск: ГПНТБ СО РАН, 2015. С. 58–59.


[Закрыть] по материнской линии Прасковья Васильевна Кочугова (Грибоедова) была двоюродной тётей писателя-демократа А. Н. Радищева. Почти через полтора столетия по пути в сибирскую ссылку «бунтовщик хуже Пугачёва» окажется в местах, население которых переписывал некогда подьячий Алексей Грибоедов.

Кстати, о Емельяне Ивановиче Пугачёве (17401775). Отряды мнимого императора тоже прошли по Малмыжской земле, двигаясь летом 1774 года от пермского города Осы через Ижевский и Воткинский заводы на Казань. Жаль, что, констатируя это в «Истории Пугачёва»[4]4
  Пушкин А. С. История Пугачёва // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в шести томах. Т. 6: Историческая проза. М.: Гослитиздат, 1950. С. 163–164. Как известно, «История Пугачёвского бунта» стала одним из источников поэмы Сергея Александровича Есенина (18951925) «Пугачёв». Видимо, основываясь на данных пушкинского произведения, поэт собирался вложить в уста одного из героев слова: «Сам ты знаешь, кто брал Осу, / Кто шнырял по Перми и по Вятке» (Есенин С.А. Пугачёв. Черновой автограф (РГАЛИ) // Есенин С.А. Полное собрание сочинений: В 7 т. Т. 3. Поэмы / Изд. 3-е; сост. и подг. текстов Н. И. Шубниковой-Гусевой, коммент. Е.А. Самоделовой, Н. И. Шубниковой-Гусевой. М., 2015. С. 288. К сожалению, эта фраза осталась лишь в одном из черновых вариантов поэмы.


[Закрыть], Александр Сергеевич Пушкин (1799–1837) не описывает маршрут пугачёвцев. Тогда, возможно, это не дало бы оснований автору исторического романа «Чёрный год» («Пугачёвщина») Григорию Петровичу Данилевскому (1829–1890) утверждать следующее:

«Путь от Осы до Узы [ныне село Узи Селтинского района Удмуртии. –  В.С.] и до обоих Кильмезей [имеются в виду сёла Большая и Старая Кильмезь; ныне соответственно центр района Кировской области посёлок Кильмезь и село Троицкое Кильмезского района. –  В.С.] был пройден без всякого отпора и преград. Везде самозванца встречали с хлебом-солью; сельские причты ожидали его у церквей с хоругвями, а чернь, выслушав от него указ о воле, присягала ему, целуя крест. Подошли к Малмыжу. Наутро готовились переправиться через Вятку»[5]5
  Данилевский Г.П. Чёрный год: Роман // Данилевский Г. П. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 8. М.: ТЕРРА, 1993. С. 310.


[Закрыть].

На несоответствие сказанного действительности не мог не обратить внимания непревзойдённый знаток местного прошлого Михаил Георгиевич Худяков (1894–1936). Критикуя это «фантастическое место»[6]6
  Худяков М.Г. Исторический очерк города Малмыжа (с приложениями) // Худяков М. Г. История Камско-Вятского края. С. 89.


[Закрыть] романа в «Историческом очерке города Малмыжа», он указывает на то, что «Пугачёв шёл не по Сибирскому тракту, а стороною, и вступления “наутро” в Малмыж быть не могло»[7]7
  Там же. С. 90.


[Закрыть]. Наиболее реальным историк считает продвижение пугачёвского войска через вошедшие через несколько лет в Малмыжский уезд сёла Сюмси (ныне центр района Республики Удмуртия), Водзимонье (ныне в Вавожском районе Удмуртии), медеплавильные заводы Бемышевский (ныне село Бемыж Кизнерского района Удмуртии) и Пыжманский (позднее деревня Пыжман– Завод; ныне не существует)[8]8
  Там же. С. 89.


[Закрыть], близ которого, у села Сосновка (ныне город в Вятскополянском районе), и состоялась, как полагает учёный, переправа через Вятку с левого берега на правый[9]9
  Там же. С. 97.


[Закрыть].

В любом случае тогдашний «пригород Казанской губернии и провинции» Малмыж, находящийся «при реке Вятке, 140 вёрст от втечения ея в реку Каму»[10]10
  Географический лексикон Российского государства / сост., ст. С. С. Илизарова. М.: Янус-К, 2012. С. 209.


[Закрыть], разорению не подвергся. А если бы в него пугачёвцы вошли, то увидели бы то, что четырьмя годами ранее предстало очам адъюнкта Российской академии наук капитана Николая Петровича Рычкова (17461798). Это был достойный сын Петра Ивановича Рычкова (1712–1777), названного А. С. Пушкиным «нашим славным академиком», труды которого «ознаменованы истинной учёностию и добросовестностию – достоинствами столь редкими в наше время»[11]11
  Пушкин А. С. Об истории Пугачёвского бунта // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в шести томах. Т. 6. С. 252.


[Закрыть].

В июле 1770 года путь Н. П. Рычкова, прославившегося своими путешествиями «по разным провинциям Российского государства», пролёг через Малмыж. В изданном вскоре в Санкт– Петербурге «Журнале, или Дневных записках» автор отметил:

«Наконец, прибыл я в пригородок Малмыш, стоящий на берегу реки Шошмы в трёх верстах от сего селения впадающей в реку Вятку. По словам Малмыжских жителей и по крепостям, данным их предкам для владения тутошними землями, пригородок Малмыш до взятия Казани был Черемисский город, в котором жил Князь Болтуш, владевший древними Черемисами. Сей Князь хотя и видел все области великия Татарии покоренныя Российской державе, однако ж не хотел добровольно подвергнуть народы свои под власть победителей: а сие принудило Царя Ивана Васильевича послать некоторую часть ратных своих людей, дабы наказать непокориваго Князя. По прибытии Российских войск Черемиса отвсюду собравшись дерзнули им сопротивляться; но видя превосходную храбрость сражающихся с ними людей, немедленно разбежались, оставив город во владение победителям, и при том лишившись своего Князя, поражённаго пушечным ядром. Черемисы погребли его тело на высокой горе, которая поныне Болтушевою горою называется:

и сим сохранена память имени сего владетеля. Видно, что княжеское жилище не имело никакого различия от простой черемисской деревни; ибо ни знаков бывшаго укрепления, ниже остатка каких-либо развалин и внутрь и вне пригородка не видно.

Когда тишина установлена была во всех завоёванных областях, тогда Малмыш отдан был во владение заслуженным стрельцам; и нынешние жители сего местечка суть их потомки. В пригороде Малмыше нет ни торжища, ниже зажиточных людей. Всё нынешнее поселение его составляют две деревянныя церкви и сто обывательских домов, в которых… живут пахотные солдаты и бедные купцы, не имеющие иного промысла, как только хлебопашество»[12]12
  Рычков Н.П. Журнал, или Дневные записки путешествия капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства, 1769 и 1770 году. СПб.: При Императорской Акад. наук, 1770–1772. Т. 2. С. 17–19. Заметим, что рычковское описание Малмыжа использовал во введении к своему известному очерку «Зарвавшийся плутократ» (см. ниже) Флорентий Фёдорович Павленков (1839–1900). Несколько искажённый им текст, приводимый тем не менее как цитата, выглядит так: «…Нет зажиточных людей и всего только 2 деревянные церкви да 100 обывательских домов, в коих живут пахатные солдаты и бедные купцы (!), не имеющие никакого промысла, кроме хлебопашества…» ([Павленков Ф. Ф.] Зарвавшийся плутократ (Письмо из Малмыжа) // Вятская незабудка. Памятная книжка Вятской губернии на 1877 год / Изд-е (второе) Эттингера. СПб.: Тип. Эттингера, 1877. С. 178).


[Закрыть].

Как заметил М. Г. Худяков, кратковременность пребывания Н. П. Рычкова в городе на Шошме не помешала ему «собрать первые исторические сведения о Малмыже. Записью устных преданий и рассмотрением старинных документов, не дошедших до нас, любознательный путешественник оказал ценную услугу малмыжской истории»[13]13
  Худяков М.Г. Исторический очерк города Малмыжа (с приложениями). С. 89. О посещении Н. П. Рычковым Малмыжа см. также: Зиновьев А. Летописец Малмыжа // Сельская правда. Малмыж, 1988. 13 окт.; Первый малмыжский историк // Сельская правда. 2001. 18 янв.


[Закрыть].

И не только малмыжской. Не случайно рычковский текст кочевал затем из издания в издание, будучи повторяем авторами почти один к одному с тем, что было напечатано в «Дневных записках».

Так поступил, например, составитель «Словаря географического Российского государства…» князь Афанасий Михайлович Щекатов (ок. 1753–1814), дополнивший почти не изменённое описание малмыжского взятия данными о географическом положении безуездного на тот момент города Вятской губернии и расстояниях от него до Санкт-Петербурга, Москвы и Вятки, а также описанием герба[14]14
  Словарь географический Российского государства, описывающий азбучным порядком географически, топографически, гидро– графически, физически, политически, хронологически, генеалогически и геральдически все губернии, города и их уезды… собранный Афанасием Щекатовым. М.: в Университетской типографии у Лю– бия, Гария и Попова, 1801–1809. Ч. 4: Отд. 1: М – П. 1805. С. 23–24. Републикация фрагмента: Малые города и сёла Вятской губернии в описаниях Афанасия Щекатова / публ. П. Н. Шарабарова // Вятский исторический сборник. Год 2015-й: труды научно-исследовательского Центра регионоведения / КОУНБ им. А. И. Герцена; сост., науч. ред. М. С. Судовиков. Киров: ИД «Герценка», 2015. С. 91.


[Закрыть].

Следом за ним, в 1810 году, также не боясь обвинения в плагиате, рычковские сведения о «заштатном городе Малмыше», что «в Уржумском уезде заключается»[15]15
  Зябловский Е. Ф. Землеописание Российской империи для всех состояний. Ч. IV. СПб.: При Императорской Академии наук, 1810. С. 90–91.


[Закрыть], использовал в своём «Землеописании Российской империи для всех сословий» известный географ и статистик, в то время ординарный профессор педагогического института в Санкт-Петербурге, Евдоким Филиппович Зябловский (1764–1846).

Благодаря широко растиражированной легенде о покорении Малмыжа «ничтожный в существе своём… уездный город» превратился в «знатный по событию». Не случайно именно эти слова, сказанные в 1845 году городским головой Корнилием Ермиловичем Сунгуровым (1835–1864)[16]16
  Судьба этого человека, вернувшегося в Малмыж после жительства в других краях (Царском Селе) и похороненного здесь в склепе построенной им в 1844 году кладбищенской Митрофаниевской церкви, известной в народе как Сунгуровская, достойна отдельного исследования. Укажем только на то, что в его сохранившемся до сего дня и по-прежнему жилом деревянном одноэтажном доме в августе 1845 года останавливался вместе со своей свитой герцог Максимилиан Лейхтенбергский (1817–1852). «Позднее, в начале 20 века, в этом знаменитом доме размещалась русско-татарская школа, чайная общества трезвости и типография товарищества печатного дела» (В старых зданиях – история города / авт. – сост. И.А. Трухина, А. В. Никандрова. Малмыж, 2009. С. 4).


[Закрыть], взял эпиграфом к своему «Историческому очерку города Малмыжа» М. Г. Худяков[17]17
  Худяков М.Г. Исторический очерк города Малмыжа (с приложениями). С. 56.


[Закрыть].

Показательно, что отголоски предания будут фигурировать в литературе и по прошествии полутора веков с того времени, как оно было обнародовано Н. П. Рычковым. Яркий пример тому – путеводители по Вятке и другим рекам Поволжья[18]18
  См., напр.: Иллюстрированный путеводитель по р. Вятке / Товарищество Вятско-Волжского пароходства. Слободской: Тип. С. П. Мясникова, 1915. С. 101–102; Фокин, Решетников. Путеводитель по реке Вятке. Вятка: Труженик, 1925. С. 50; Поволжье. Природа, быт, хозяйство. Путеводитель по Волге, Оке, Каме, Вятке и Белой / под ред. проф. В. П. Семёнова-Тян-Шанского, при ближайшем участии проф. Д.А. Золотарёва. Л.: Издание Волжского государственного пароходства и Транспечати НКПС, 1925. С. 562–563.


[Закрыть]. А в издававшемся несколько раз в 1940–1950-е годы своеобразном путеводителе по «нанизанным» на главную водную артерию области районам кировский писатель-краевед Николай Фёдорович Васенёв (1906–1977) не только использовал рычковские сведения, но и не поленился процитировать записки адъюнкта Российской академии наук, правда серьёзно текст исказив[19]19
  Цитата выглядит так: «10 июля (1770 года) прибыл я в пригород Малмыш, стоящий на берегу р. Шошмы, в 3 верстах от сего поселения впадающей в р. Вятку. В пригородке Малмыше нет ни торжища, ни зажиточных людей. Все нынешнее поселение его составляют две деревянные церквии и сто обывательских домов» (Васенёв Н. Ф. На берегах Вятки. Записки журналиста. Киров: Волго-Вят. кн. изд-во, Киров. отд., 1971. С. 202).


[Закрыть].

1.2. Из окружения А. С. Пушкина

Появлению образа Малмыжа в литературе способствовала эпитафия Александра Ефимовича Измайлова (1779–1831)[20]20
  По характеристике Филиппа Филипповича Вигеля (1786–1856), А. Е. Измайлов «был всем известный баснописец вроде Крылова. Между ними была та разница, что Крылов умел облагораживать простонародный язык, а этот сохранял ему всю первобытную его нечистоту. Одним словом, и все в том соглашались, это был Крылов навеселе, зашедший в казарму, харчевню или в питейный дом» (Русские мемуары. Избранные страницы. 1800–1825 гг. / сост., вступ. ст. и прим. И. И. Подольской; биогр. очерки В. В. Кунина и И. И. Подольской. М.: Правда, 1989. С. 486). Кроме басен, Александр Ефимович писал и прозу. «В целом, – как отмечают биографы, – произведениям Измайлова в начале XIX века присуще воспитательное начало – осуждение честолюбия, тщеславия, стяжательства, корыстолюбия» (Вычугжанин А.Л., Мизгулин Д.А. Деньги, банки, перо. Тюмень: ИД «Титул», 2015. С. 491).


[Закрыть], помещённая в апрельской книжке журнала «Благонамеренный» за 1818 год:

 
Я русский дворянин,
Родился я в Малмыже,
Воспитан был в чужих краях.
                                              И ах!
В России кончил дни! Но здесь мой только прах:
Душа моя в Париже[21]21
  Русская эпиграмма / сост., вступ. ст. и примеч. В. Васильева. М.: Худож. лит-ра. 1990. С. 108. См. также: Кошелев Я. Рифмы Александра Измайлова // Кировская правда. 1988. 14 мая.


[Закрыть].
 

Справедливости ради надо сказать, что иногда в компанию с городом на Сене и городом на Шошме попадал ещё один, расположенный в нижнем течении Вятки. Вот и получалось: «– Как, вы не знаете Малмыжа? На свете есть три всемирно известных города: Париж, Малмыж и Мамадыш»[22]22
  Логинов Н.П. Верные помощники партии // Так мы начинали / сост. В. В. Пластинин, П. И. Кропачев. Киров: Волго-Вятское кн. изд-во, Киров. отд., 1973. С. 65.


[Закрыть].

Произведение А. Е. Измайлова, как полагают, посвящено одному из Мосоловых, владевших заводом в селе Шурма Уржумского уезда. Строчка «Родился я в Малмыже» не случайна: она обоснована тем, что на протяжении двух десятилетий, с декабря 1796 по октябрь 1816 года, Малмыж с подчинённой ему территорией входил в состав Уржумского уезда.

Выходцы из семьи тульских оружейных дел мастеров, Мосоловы ещё в 1748 году сначала арендовали, а вскоре купили у одного из хлыновских купцов Шурминский медеплавильный завод[23]23
  Гунбин А. Заводовладельцы Осокины и Мосоловы (Масаловы) // Рабочая неделя. Омутнинск, 2019. 2 мая.


[Закрыть]. После кончины в 1768 году главы семейства хозяином предприятия стал его младший сын Антипа Максимович Мосолов (1682–1778). Именно его упомянул в своих процитированных выше путевых записках Н. П. Рычков[24]24
  Рычков Н.П. Журнал, или Дневные записки. 1770–1772. Т. 2. С. 19.


[Закрыть].

После кончины А. М. Мосолова Шурма перешла к его сыну Ивану-меньшему (?–1810), известному, в частности, своим библиофильским собранием. Ему принадлежала, например, напечатанная в 1644 году в Москве «Кириллова книга» («Книга иже во святых отца нашего Кирилла, архиепископа Иеросалимского, на осьмый век»), хранящаяся ныне в отделе редких книг Российской государственной библиотеки[25]25
  См.: Карпов В.Б. Свидание с любимым городом: избранное. Киров: ВЕСИ, 2016. С. 167.


[Закрыть]. У И.А. Мосолова и его супруги Антонины Митрофановны (урождённой Еллинской) было четыре дочери и сын Николай, от имени которого, возможно, и излагается текст измайловской эпитафии. В 1812 году поручик Н. И. Мосолов (ок. 1782–1861) явился одним из тех, кто поставил своих крестьян в формировавшееся для борьбы с войсками Наполеона Вятское ополчение[26]26
  Там же. С. 74. Сын Н. И. Мосолова Александр Николаевич Мосолов (1844–1904) был известным общественным деятелем, входившим в политическую элиту страны. Оставил он ощутимый след и в истории отечественной словесности: «…Уже в 16 лет… опубликовал статью “Русское воспитание в женских типах нашей литературы”. …Основал первую в Прибалтийском крае русскую газету “Рижский вестник”. Он автор литературных трудов, в том числе исторического исследования “Курляндия под управлением Екатерины Великой”. Годы службы… в городе Вильно описаны в “Виленских очерках 1863–1865 гг.”. Он автор патриотических пьес в стихах “На закате славы. Комедия-быль конца XVIII в.” и “Вокруг пылающей Москвы. Драматические сцены из 1812 г.”. За основу второй пьесы автор взял повесть М. Н. Загоскина “Рославлев”. Книга издана в Санкт-Петербурге в 1900 году, а премьера спектакля состоялась 15 ноября 1899 года в петербургском театре» (Шеин В. Тайный советник и писатель Мосолов // Кировская искра. Уржум, 2014. 19 июля. См. также: Шеин В.Ю. Администратор и… писатель // Шеин В. Ю. Уржумская земля, как ты прекрасна! / 4-е изд., испр. и дораб. Киров: ООО «Веси», 2020. С. 498–499).


[Закрыть].

Журнал «Благонамеренный» имел непосредственное отношение к салону писательницы и переводчицы Софьи Дмитриевны Пономарёвой (1794–1824)[27]27
  Подробнее о ней см.: Пономарёва Софья Дмитриевна // Писательницы России (материалы для биобиблиографического словаря) / сост. Ю.А. Горбунов. URL: http://book.uraic.ru/elib/Authors/ Gorbunov/sl-15.htm


[Закрыть], известному как Общество любителей словесности и премудрости. Не кто иной, как А. Е. Измайлов и руководил этим «полудомашнимполулитературным»[28]28
  Вацуро В. Э. Литературные альбомы в собрании Пушкинского дома (1750–1840-е годы) // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1977 год. Л.: Наука, Ленингр. отд., 1979. С. 12.


[Закрыть] объединением.

Кстати, о содержании журнала «Благонамеренный» хорошо знал А. С. Пушкин, правда относившийся к изданию с большой иронией, что подтверждают следующие строки из третьей главы «Евгения Онегина»:

 
Я знаю, дам хотят заставить
Читать по-русски. Право, страх!
Могу ли их себе представить
С Благонамеренным в руках![29]29
  Пушкин А. С. Евгений Онегин. Роман в стихах. М.: Гослитиздат, 1954. С. 79.


[Закрыть]
 

Мало того: поэт даёт к выделенному им курсивом слову такое примечание: «Журнал, некогда издаваемый покойным А. Измайловым довольно неисправно. Издатель однажды печатно извинялся перед публикою за то, что он на праздниках гулял»[30]30
  Там же. С. 241.


[Закрыть].

«…Издавшийся… в 1818 по 1826 гг. журнал “Благонамеренный”, – замечает в комментарии к «Евгению Онегину» Ю. М. Лотман, – был мишенью насмешек Пушкина, Дельвига, Баратынского и Вяземского»[31]31
  Лотман Ю.М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий: Пособие для учителя / Изд. 2-е. М.: Просвещение, 1983. С. 224.


[Закрыть].

Тем не менее те же Антон Антонович Дельвиг (1798–1831) и Евгений Абрамович Баратынский (1800–1844) не считали зазорным печататься в «Благонамеренном», как и столь же широко известные в литературном мире Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797–1846), Александр Александрович Бестужев (1797–1837), Пётр Александрович Плетнёв (1792–1865/66), Владимир Иванович Панаев (1792–1859), Орест Михайлович Сомов (1793–1833)[32]32
  См.: Вычугжанин А.Л., Мизгулин Д.А. Деньги, банки, перо. С. 493.


[Закрыть].

Возможно, журнал А. Е. Измайлова попадал и в руки Надежды Андреевны Дуровой (1783–1866), имя которой стало широко известно русскому обществу после появления в 1836 году её «Записок кавалерист-девицы» на страницах пушкинского издания.

Предваряя публикацию, великий поэт отметил: «С неизъяснимым участием прочли мы признания женщины столь необыкновенной; с изумлением увидели, что нежные пальчики, некогда сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли, владеют и пером быстрым, живописным и пламенным. Надежда Андреевна позволила нам украсить страницы “Современника” отрывками из журнала, ведённого ею в 1812–13 году. С глубочайшей благодарностью спешим воспользоваться её позволением»[33]33
  Записки Н.А. Дуровой, издаваемые А. Пушкиным // Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 10 т. / под общ. ред. Д.Д. Благого и др.; М.: Гослитиздат, 1962. Т. 6. С. 133–134.


[Закрыть].

По сведениям священника и краеведа Николая Николаевича Блинова (1839–1917), когда Н.А. Дурова жила в Сарапуле, она из этого города «много раз отлучалась то в Малмыж к сестре, то в Елабугу и изредка в Петербург»[34]34
  Блинов Н.Н. «Кавалерист-девица» и Дуровы (Из Сарапульской хроники) // Исторический вестник. СПб., 1888. Т. XXXI. С. 419. Статья плагиаторски использована в публикации: Горев Н. Легендарная героиня бывала в Малмыже // Кировская правда. 1993. 3 апр.


[Закрыть].

Надо полагать, малмыжан «кавалерист-девица» так же шокировала своим видом, как и питерцев, например Авдотью Яковлевну Панаеву (1819–1893), в мемуарах которой читаем:

«Александрова уже была пожилая и поразила меня своей некрасивой наружностью. Она была среднего роста, худая, лицо земляного цвета, кожа рябоватая и в морщинах; форма лица длинная, черты некрасивые; она щурила глаза, и без того небольшие. Костюм её был оригинальный: на её плоской фигуре надет был чёрный суконный казакин с стоячим воротником и чёрная юбка. Волосы были коротко острижены и причёсаны, как у мужчин. Манеры у неё были мужские: она села на диван, положив одну ногу на другую, упёрла одну руку в колено, а в другой держала длинный чубук и покуривала»[35]35
  Панаева (Головачёва) А.Я. Воспоминания / вступ. ст. К. И. Чуковского; прим. Г. В. Краснова и Н. М. Фортунатова. М.: Правда, 1986. С. 63.


[Закрыть].

Под жившей в Малмыже сестрой имеется в виду Евгения Андреевна (в девичестве Дурова; 1790–?), вышедшая замуж за Михаила Феопемтовича Пучкина (?–1849). Будучи сначала мальчиком на побегушках у отца «кавалерист-девицы» Василия Андреевича Дурова (1752–1826), он «учился в училище, потом “писал” в полиции, где “усмотрел” его губернатор и увёз в Вятку. Там Пучкин дослужился до столоначальника и наконец назначен был стряпчим в Малмыж. Тогда он приехал в Сарапул и женился на дочери Дурова. По смерти ея, он служил вице-губернатором в Астрахани, оттуда, переезжая на губернаторство в Томск, дорогой умер»[36]36
  Блинов Н.Н. «Кавалерист-девица» и Дуровы. С. 416–417.


[Закрыть].

В одной из статей кировского краеведа Николая Александровича Горева (1921–1996) утверждается, что в Малмыже жил муж Н.А. Дуровой Василий Степанович Чернов[37]37
  Горев Н.А. Легендарная героиня и Малмыж // Сельская правда. 1992. 15 окт.


[Закрыть], однако тезис этот аргументами, к сожалению, не подтверждён.

повествования говорится о том, как в крещении вятских марийцев-язычников принял участие мусульманин Девлет– Кильдеев. Будучи местным исправником, он получил за своё усердие от правительства перстень с бриллиантами. Поскольку описанные события происходили за несколько лет до прибытия писателя на Вятскую землю (в 1829–1830 годах), а описывались в мемуарах через много лет по памяти, неудивительно, что они ошибочно оказались датированы 1835 годом, перстень же превратился во… Владимирский крест.

«По несчастию, – пишет А. И. Герцен, – татарин-миссионер был не в ладах с муллою в Малмыже. Мулле совсем не нравилось, что правоверный сын корана так успешно проповедует евангелие. В рамазан исправник, отчаянно привязавши крест в петлицу, явился в мечети и, разумеется, стал вперёд всех. Мулла только было начал читать в нос коран, как вдруг остановился и сказал, что он не смеет продолжать в присутствии правоверного, пришедшего в мечеть с христианским знамением.

Татары зароптали, исправник смешался и куда-то спрятался или снял крест»[38]38
  Герцен А.И. Былое и думы // Герцен А. И. Собрание сочинений: В 30 т. / гл. ред. В. П. Волгин. Т. 8: Былое и думы. 1852–1868. Ч. I–III. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1956. С. 266. В конце 1976 года в Малмыже в рамках Дней советской литературы вместе с группой писателей побывала один из известных биографов А. И. Герцена Лидия Борисовна Либединская (1921–2006). В фойе районного Дома культуры продавалась её книга: Герцен в Москве: художественно-документальный очерк. М.: Детская литература, 1976. Автограф «Володе Семибратову на добрую память! Л. Либединская.10. XII – 76 г.» стал первым в обширном собрании автора этих строк (см.: Семибратов В.К. Л. Б. Либединская как биограф А. И. Герцена // Десятые Герценовские чтения: материалы Всероссийской научной конференции (Киров, 11–12 января 2012 г.) / КОУНБ им. А. И. Герцена; сост. С. Н. Будашкина. Киров, 2012. С. 115120). Кстати, Л. Б. Либединская была связана родственными узами с Л. Н. Толстым.


[Закрыть].

Надо сказать, что интерес к живущим на территории северо– восточной губернии финно-угорским народам пробудился у А. И. Герцена вскоре по прибытии в Вятку. Не случайно он посвятил им опубликованные в «Вятских губернских ведомостях» статьи «Вотяки и черемисы»[39]39
  Герцен А.И. Вотяки и черемисы // Вятские губернские ведомости. Часть неоф. 1838. Прибавление. № 1. С. 1–2; № 3. С. 1–15.


[Закрыть] и «О вотяках, черемисах и татарах Вятской губернии»[40]40
  Герцен А.И. О вотяках, черемисах и татарах Вятской губернии // Вятские губернские ведомости. Часть неоф. 1839. Прибавление. № 42. С. 84–87. Автором статьи является лесничий Иванов, чей изначальный текст подвергся серьёзной редакторской обработке А. И. Герцена.


[Закрыть] Несмотря на эпизодичность личного общения А. И. Герцена с удмуртами и марийцами, писатель, как показало время, создал труды, отличающиеся проницательностью наблюдений и основательностью выводов. Это касается, например, особого отношения марийцев– язычников к пятнице, считавшейся у них таким же священным днём, как воскресенье у христиан. В этот день особая честь воздавалась «пятничному богу – уишиян уму»[41]41
  Герцен А.И. О вотяках, черемисах и татарах Вятской губернии // Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. / гл. ред. В. П. Волгин. Т. 30. Дополнение к изданию. Кн. 2: Письма 1869–1870 годов. М.: Наука, 1964. С. 608.


[Закрыть].

Одним из тех этнографов-профессионалов, кто позднее подтвердил запечатлённое пером мастера художественного слова, был хорошо знавший обычаи марийцев член-сотрудник Императорского Русского географического общества С. К. Кузнецов. В работе «Черемисская секта Кугу Сорта», опубликованной в 1908 году в журнале «Этнографическое обозрение», он, например, отмечает: «Пятница у всех черемис издревле почитается. Равносильна нашему воскресенью и называется кугарня (т. е. кугу арня) – “великая неделя”, “большой недельный день”; к этому молению приурочены все крупные моления черемис в честь добрых богов…»[42]42
  Кузнецов С.К. Черемисская секта Кугу Сорта // Кузнецов С. К. Святыни. Культ предков. Древняя история / сост. Лайд Шемйэр (В. Н. Козлов). Йошкар– Ола: Центр-музей им. Валентина Колумба; ГУП РМЭ «Марийское книжное издательство», 2009. С. 262.


[Закрыть].

На более раннюю работу С. К. Кузнецова – «Четыре дня у черемис во время сюрэма» – вскоре после её выхода в свет в 1879 году под эгидой Русского географического общества обратил внимание непревзойдённый мастер русского слова Николай Семёнович Лесков (1831–1895).

Основой 53-страничного этнографического очерка явился доклад, сделанный перед членами почтенной организации в декабре 1878 года. Со своими коллегами С. К. Кузнецов поделился свежими впечатлениями от «торжественного жертвоприношения в честь добрых богов»[43]43
  Кузнецов С.К. Четыре дня у черемис во время сюрэма // Полтыш – князь черемисский. Малмыжский край / ред. – сост. Лайд Шемйэр (В. Н. Козлов). Йошкар– Ола: Центр-музей им. Валентина Колумба, 2003. С. 305.


[Закрыть], которое ему довелось наблюдать в «Китяке – черемисской деревне на 29-й версте от города Малмыжа Вятской губернии, по елабужскому тракту»[44]44
  Там же. С. 305–306.


[Закрыть].

Найденные в издании ценные сведения Н. С. Лесков использовал в очерке «Епархиальный суд», впервые напечатанном под названием «Духовный суд» в трёх номерах газеты «Новости» от 12, 13 и 18 июня 1880 года.

В главе восьмой автор сетует на то, что «вера… наша, несомненно, страдает и подвергается самым ужасным, почти неслыханным в христианстве порицаниям не по влиянию “заносных учений”, на которые мы охочи всё сваливать, а по причинам, зависящим от устройства нашей церкви»[45]45
  Лесков Н. С. Епархиальный суд // Лесков Н. С. Собрание сочинений в одиннадцати томах. Т. 6 / подг. текста и примеч. С.А. Рейсера. М.: Гослитиздат, 1957. С. 573.


[Закрыть]. В доказательство этого тезиса он приводит «недавно обнаруженный» им в исследовании С. К. Кузнецова «случай… чрезвычайно тяжелый и мучительный для сознания христианина»[46]46
  Там же. С. 574.


[Закрыть].

Вот как Н. С. Лесков излагает содержание «книжечки»:

«…Наши давно окрещённые черемисы и в 1878 году были такие же язычники, какими были до крещения… Им было как-то проповедано евангелие; у них настроены церкви, в которых есть штаты духовенства; это духовенство совершает крещение младенцев и ведёт, конечно, исповедные росписи, в которые надо вписаться, чтобы не подпасть ответственности, а христианства всё нет как нет… И это ещё не самая большая беда, что крещёные черемисы до сих пор не сделались христианами: это у нас случалось и с татарами и с мордвой, у которой до сих пор во весь развал идёт эпоха двоеверия, но вот в чём беда, – что окрещённые черемисы стали нравственно хуже, чем были; что всякий, вынужденный иметь с ними дело, – старается отыскать старого, некрещёного черемиса (из тех, кои отбежали крещения), потому что, по общему наблюдению, у некрещёных больше совестливости… Этого оскорбления святейшей религии Христа не может не поставить нам в вину вселенское христианство! О своём же крещёном поколении черемисы самого невыгодного мнения; да иначе не может и быть. Это окрещённое, но ничему в христианстве не наставленное поколение, как свидетельствует та же книга, изданная императорским Русским географическим обществом (стр. 6), “относительно христианства столь же невежественно, как их отцы и деды, а к язычеству оно успело охладеть, потому что представители его редеют. Теперь можно из подросшего поколения встретить таких, которые не придерживаются никакой религии…».

Исходя из сказанного, Н. С. Лесков делает такой вывод:

«Вот положение, которое едва ли нельзя назвать водворением религиозного нигилизма посредством крещения. А это заявлено твёрдо и никем не опровергнуто, и, хотя или не хотя, ему, очевидно, приходится верить и с ним соображаться. Принимая же в расчёт, что такое явление далеко не единично, его надо считать важным и требующим самых скорых и самых энергических мер к всестороннему поправлению церковного дела. И скорого непременно потому, что церковная беда не ждёт. Мнение это есть едва ли не общее мнение всей церкви, кроме тех, которые свои вкусы предпочитают истинам евангелия»[47]47
  Лесков Н. С. Епархиальный суд. С. 674–575. См. также: Сергеев В. Вятка и Лесков // Кировская правда. 1996. 3 фев.


[Закрыть].

Из других писателей-классиков оказался невольно причастен к вятскому югу Ф. М. Достоевский, который в 1849 году по Сибирскому тракту следовал в ссылку через Малмыжский уезд вместе с другими петрашевцами.

Автор одной из наиболее популярных биографий Фёдора Михайловича Леонид Петрович Гроссман (1888–1965) пишет:

«Это было первое его путешествие по России. Он знал лишь Петербургский тракт от Москвы и морской рейс из Кронштадта в Ревель. Теперь за две недели русские тройки пронесли его по необъятному снеговому маршруту от Невы до Западной Сибири. Он проехал северным поясом страны по девяти губерниям: Петербургской, Новгородской, Ярославской, Владимирской, Нижегородской, Казанской, Вятской, Пермской и Тобольской. В Приуралье мороз достигал 40 градусов. “Я промерзал до сердца”, – писал о своём первом странствии по необъятной родине петербургский житель»[48]48
  URL: http://dostoevskiy-lit.ru/dostoevskiy/bio/grossman-dostoevskij /glava-vii-ssylnokatorzhnyj.htm. Л. П. Гроссман цитирует письмо Ф. М. Достоевского, отправленное им в 1854 году брату: «Нас везли пустырём, по Петербургской, Новгородской, Ярославской и т. д. <…> Мы мёрзли ужасно. Одеты мы были тепло, но просидеть, наприм<ер>, часов 10, не выходя из кибитки, и сделать 5, 6 станков было почти невыносимо. Я промерзал до сердца и едва мог отогреться потом в тёплых комнатах. Но, чудно: дорога поправила меня совершенно. <…> По всей дороге на нас выбегали смотреть целыми деревнями и, несмотря на наши кандалы, на станциях брали с нас втридорога» (URL: http://dostoevskiy-lit. ru/dostoevskiy/bio/letopis-zhizni-i-tvorchestva/1850–1854-gg.htm).


[Закрыть].

С великим писателем оказался тесно связан своей судьбой сын известного малмыжского купца Капитон Корнилиевич Сунгуров (1835–1866). Будучи жителем Санкт-Петербурга и находясь за свою революционную деятельность под следствием, в июне 1863 года он дал о себе такие показания:

«…Происхожу из купеческого звания; уроженец Вятской губ<ернии> города Малмыжа. Вероисповедания православного, на исповеди бываю, хотя и не ежегодно, и в последний раз исповедовался и св<ятой> тайне приобщался в нынешнем году, на шестой неделе великого поста. В настоящее время родитель мой приписан к обществу мещан Царского Села. Отец жив, родная мать померла в 1840 году, и теперь имею мачеху. Кроме того, есть у меня брат лет восемнадцати, сестра лет двадцати трёх. Есть родственники в Вятской губ<ернии> в городе Котельниче (дед по матери). Недвижимой собственности родители не имеют.

Первоначальное образование получил дома (в Малмыже); на девятом году меня поместили вместе с покойным братом во вторую казанскую гимназию. По окончании курса в гимназии (1853) я был принят без экзамена в Казанский же университет, откуда по желанию отца, проживавшего в это время в Петербурге, перешёл в Петербургский университет. Это было в марте 1856 г. После того обстоятельства заставляли меня несколько раз оставлять университет и потом снова поступать в него; в 1859 году я поступил на юридический факультет, раньше был на историко-филологическом; был выключен за дело казанских студентов, потом опять принят, потом университет закрыли.

Квартиры я переменял довольно часто. В последнее время проживал у жены поручика Юлии Алексеевны Петровой, в Сред<ней> Мещанской, д<ом> Логинова № 7, кв<артира> 32. Деньги на содержание я получал за корректуру, за переводы с франц<зского> и с немец<кого>, за оригинальные статьи. Холост. Под следствием не был»[49]49
  Сунгуров К.К. Дневник корректора (Записки Сунгурова, корректора «Времени») / публ. и предисл. «Капитон Сунгуров и его записная книжка» В. Г. Базанова // Русская литература. 1962. № 1. С. 218–219 (прим. 8).


[Закрыть].

Упомянутая К. К. Сунгуровым корректура связана с его работой в редакции журнала «Время», издававшегося братьями Достоевскими. Исполнять свои обязанности молодому человеку было явно не просто, поскольку, как свидетельствуют факты, Фёдор Михайлович относился «к правке с заботливой бережностью и вместе с тем мелкой придирчивостью… суровыми придирками и бесцельными замечаниями»[50]50
  Рисс О.В. У слова стоя на часах / 2-е изд., доп. М.: Книга, 1989. С. 248, 249.


[Закрыть]. Тем не менее малмыжского уроженца великий писатель очень ценил, и, как считают некоторые исследователи, «не исключено, что отдельные главы романа “Преступление и наказание” (связанные с Родионом Раскольниковым) навеяны знакомством автора с К. К. Сунгуровым»[51]51
  Любимов В.А. Старая Вятка. Имена, даты, судьбы… Вятка, 2017. С. 281.


[Закрыть].

Конечно, портрет «героя одного из самых гениальных произведений в мировой литературе», как назвал Раскольникова автор классических работ о Ф. М. Достоевском Аркадий Семёнович Долинин (1880–1968), дан не один к одному. Так, Сунгурова, который, «хотя и не ежегодно», но бывал на исповеди, никак не назовёшь «последовательнейшим нигилистом», в основе мировоззрения которого лежит «атеизм, и вся его жизнь, все его поступки – лишь логические выводы из него»[52]52
  Долинин А. С. Достоевский Фёдор Михайлович // Долинин А. С. Достоевский и другие. Статьи и исследования о русской классической литературе / сост. А. Долинина; вступ. ст. В. Туниманова; примеч. М. Билинкиса и др. Л.: Худож. лит., 1989. С. 80.


[Закрыть].