Текст книги "Кара ледоруба"

– Если вернусь восвояси, больше всех обрадуется мама.

– Пытаешься разжалобить?

– Все равно дойду до озера.

– Доковыляешь. Что дальше?

– Не знаю.

Лена впервые взглянула на Горностаева с тайной надеждой. Андрей скривился от досады: желание избавиться от девушки ослабело. Настырная, такие редко встречаются. Довести ее до Аккема ничего не стоит, но стремно передавать на руки дуролому Паше. Бросил девицу на маршруте, как кутенка. Ее товарки тоже хороши, интересно, сколько им лет, неужели все бабы с мозгами не дружат?

Девушка, будто разгадав его мысли, обиженно проговорила:

– Не бойся, навязываться в попутчицы не собираюсь.

Горностаев обозлился.

– Насколько понимаю, горы для тебя – темный лес?

Лена обиженно засопела. На щеках проступил румянец, каша и горячий чай явно пошли ей на пользу.

Андрей достал из кармана штанов пакет и вручил упрямице.

– Счастливого пути.

– И тебе не кашлять! – выпалила девушка, гневно сверкнув глазами.

Упаковывая вещи в рюкзаки, они не разговаривали. Искоса наблюдая за норовистой девицей, Андрей окончательно убедился, что в горах ей делать нечего, при такой укладке рюкзака через десяток километров натрет себе и плечи, и спину. Да и с ногами швах. Лейкопластырями, видать, не запаслась. Доплетется до озера и надолго застрянет. Если верить интернету, на берегу есть метеостанция и временная база МЧС. Да только вызовут ли они вертолет по такому пустяшному поводу? Скорее всего, отвезут девушку в Тюнгур на лошади, за извоз придется раскошелиться. Учитывая бизнес папаши, это мелочь. Вот и ладненько. Он не инструктор, да и в проводники не нанимался.

Горностаев поймал себя на мысли, что слишком озабочен судьбой Найды. Это его слегка озадачило. Какая разница, что с нею случится? Разумеется, жалко дуреху. Женская группа! От негодования Андрей так дернул ремешок на рюкзаке, что прищемил палец. Неплохо бы взглянуть на Павлушу. Ни один разумный мужик на бабскую компанию не подписался бы. Набросив рюкзак на плечи, Горностаев бросил прощальный взгляд на девицу, все еще копошащуюся над пожитками, глубоко вздохнул и направился к весело гомонящей реке.

Карабкаясь по тропе, ведущей на перевал, за которым начинался спуск к озеру, Горностаев то и дело останавливался, чтобы перевести дух. Вроде бы пустяшный подъем, но дыхалки почему-то не хватало. Хотелось оглянуться, но он себя одергивал. Задумался о финальной точке своего масштабного проекта. На одном из сайтов опубликовали тягостный репортаж, снабдив его фотографиями трупов, лежащих на подступах к Эвересту. Стаскивать их к подножию горы, чтобы похоронить по-людски, никто не собирается. Автор бесстрастно рассказал, как альпинисты, поднимающиеся на вершину, равнодушно проходят мимо тех, кто, обессилев, валяется на снегу, и не предпринимают никаких попыток им помочь. С юридической точки зрения, какие могут быть претензии к фирмам, организовавшим восхождение? Клиенты сами подписали договор и знали, чем рискуют. Может, когда-нибудь их тела и снимут с верхотуры, предадут земле, но пока что никто не хочет тратить на это деньги. О чем думают те, кто хладнокровно проходит мимо впавших в беспамятство от мороза и кислородного голодания восходителей? Ну да, денежки, причем немалые, заплатили. Так ведь не бедняки на Эверест поднимаются. Да и престиж сомнителен. Это как с советскими космонавтами. Гагарина с Леоновым еще помнят, а остальных, кроме Терешковой, могут назвать только специалисты.

Размышляя о запредельной жестокости коммерческого альпинизма, Горностаев мысленно переключился на российские реалии. Однажды добирался на работу на троллейбусе, из окна увидел, как пятерка малолеток не старше четырнадцати лет пинает ногами девочку. Та валяется на асфальте, сжавшись в комок и обхватив голову руками. Одна из нападавших пинком перевернула ее на спину, подпрыгнув, приземлилась обеими ногами на грудь жертвы, но, потеряв равновесие, под дружный хохот подружек свалилась на асфальт. Неподалеку торчал рослый парень и хладнокровно снимал происходящее на камеру мобильного телефона. Двое мужиков, остановившись, с интересом наблюдали за происходящим. Двери открылись. Андрей вылетел из салона, бегом преодолел десяток метров и с ходу врезал в подбородок оператору. Схватив за шкирку акробатку, поднял ее пред собой на вытянутой руке. Задравшаяся футболка удавкой сжала ей горло. Она захрипела и засучила ногами. Перепуганные товарки истошно завизжали. Андрей разжал пальцы. Какая-то сердобольная прохожая завопила, обращаясь к мужчинам, которые негромко переговаривались и вмешиваться явно не собирались.

– Караул! Детей убивают! Вызовите полицию! Он же маньяк, неужели не видите?

Те, переглянувшись, поспешили к троллейбусной остановке. Побитая девочка встала на ноги и, прихрамывая, поплелась прочь.

– Гадина, – с ненавистью выпалила ей вслед одна из нападавших.

– Почему?

– Отбила парня, – кивнула она на валявшегося без чувств оператора.

Горностаев растерялся. Куда мир катится? Пацанки распределяют парней промеж собой, как законную добычу.

Андрей остановился и присел, упершись рюкзаком в скалу. С досадой поймал себя на мысли, что ищет повод устроить большой перекур. Свалил в кучу Эверест и малолеток, какая связь? Девчонки вырастут, обзаведутся такими же отмороженными детишками, а на вершине мира по-прежнему будут множиться трупы.

Лена поднималась по-черепашьи, с тягостной настойчивостью. Добравшись до него, свалилась спиной на рюкзак. Андрей вздрогнул. Ему показалось, что зеленый глаз впился в него с ненавистью, а голубой вопрошающе. У него неожиданно появилось желание перекреститься.

– Тебе не кажется, что упорство и упёртость – немножко разные понятия?

– Слушай, отвали, – огрызнулась девушка. – Тоже мне, проповедник выискался. Обзаведись женой и морочь ей голову.

– С чего решила, что я холостяк?

– Сам догадайся, если такой умный.

***

Пожалуй, не найдется ни одного человека, который хотя бы иногда не вспоминал детство. Неважно, какое. Пусть даже горькое, как воды Мертвого моря. У детства имеется особенность: оно хоть и чувствительно к неприятностям взрослых, однако воспринимает действительность не совсем так, как они. Лена, вспоминая отрочество, недоумевала: радоваться ей или огорчаться. У младшего братика, когда он еще находился во чреве матери, врачи заподозрили страшное генетическое заболевание, лет пять после рождения мальчика родители тряслись над ним, пока окончательно не выяснилось, что диагноз оказался ошибочным. После этого папеньку и накрыло, причем основательно и надолго. Он вдруг заподозрил, что дочка, в отличие от сына, не от него. Были ли для этого основания, Лене выяснить не удалось, родители в присутствии детей избегали любых разговоров на эту тему, но о тяжелых семейных ссорах красноречиво свидетельствовали мамины слезы и нервные срывы, когда она запиралась в спальне и никого не хотела видеть.

Когда у папы появился собственный бизнес, Лена предложила ему провести генетическую экспертизу. Он переменился в лице. «Ты – моя дочь. Если тебе интересно, возись. Тест я сдам. Но о результатах знать ничего не хочу».

Как вспоминал отец, новорожденную девочку молодые родители привезли в общежитие, где главе семейства завод выделил комнату. Мать выдвигала другую версию, дескать, этот убогий угол она выбила сама, а муж ни при чем. Во всяком случае, предки единодушно соглашались, что лучше бы сняли квартиру, правда, непонятно, на какие шиши. Построенный еще в пятидесятые годы одноэтажный деревянный барак, покрытый шифером, собирались снести и соорудить на его месте жилую пятиэтажку, но город и завод затеяли судебную тяжбу за землю, в которой победителей не оказалось. В неказистом бараке имелось центральное отопление, горячая и холодная вода. Кухня, туалет и душевая – общие, на весь этаж. Кухня огромная, с высоким окном посредине, распахнутым даже зимой, потому что обитательницы постоянно что-то готовили на трех газовых плитках. Конфорок не хватало, образовывались очереди и возникали свары. Все свободное пространство заполонили холодильники, женщины ожесточенно ругались, когда из них бесследно исчезали продукты. Кто занимался воровством, неизвестно, ведь в общежитие мог войти кто угодно, в том числе и ночью. Отец, смеясь, вспоминал, что первым додумался обмотать холодильник тонкой металлической цепочкой, заведя ее под ручку, и повесить замок. Вскоре аналогичные запоры появились на всех холодильниках, тогда кражи прекратились.

В отличие от родителей, Лена вспоминала барак с неизменной теплотой и не сильно обрадовалась, когда отцу, занявшему пост главного инженера, выделили отдельную двухкомнатную квартиру. В интерпретации мамы, работавшей инженером по изобретательству и рационализации, это случилось после того, как она на седьмом месяце беременности записалась на прием к директору и бросила ему на стол список тех, кто получил квартиру вне очереди. «Твой папаша палец о палец не ударил, – много лет спустя объясняла мама дочке, – ему, видите ли, совесть не позволяла лезть впереди тех, кто проработал на заводе по двадцать и более лет».

Неустроенность общежитского быта Лена воспринимала как само собой разумеющееся, ее в ту пору нисколько не огорчали житейские неудобства. В каждой семье имелись дети, в одной насчитывалось трое пацанят. Расхристанная и чумазая ребятня носилась по длинному широкому коридору, натыкаясь на взрослых, получала безобидные подзатыльники, во дворе устраивала игры в прятки и салочки, ловила шпионов в глубоком глинистом овраге, метрах в ста от общежития. Заросший шиповником и терном, он притягивал к себе не только детвору, туда часто наведывались добытчики глины, ярко-оранжевой и податливой, как пластилин. Из нее получались красивые игрушки и горшки.

Повзрослев, Лена невольно задавалась вопросом, почему проживание в бараке врезалось в память. Казалось бы, чего хорошего в темных клетушках? Сквозь тонкие стены пробивались любые звуки: и храп, и осторожный ночной скрип панцирных кроватей, и перебранки, и негромкие разговоры, в которых сначала упоминался некий «меченый», а потом иуда по имени Борис. Родители спали на узкой солдатской кровати, впоследствии Лена удивлялась, как они на ней помещались. Зато скудная жизнь нараспашку имела свои преимущества. Проживая на виду, обитатели барака если и ругались, то вполголоса.

Лена не считала, что братику, родившемуся в благоустроенной квартире, повезло больше, чем ей. Надеялась, что родители, избавившись от раздражающей тесноты, наконец-то перестанут ссориться. Тогда она еще не понимала причину раздора, но догадывалась, что это неспроста. Пока братик умиротворенно сосал материнскую грудь и радостно гукал, а потом, набравшись силенок, взялся топотать по квартире, суя свой очаровательный носик во все дырки, родители, как показалось Лене, полностью переключились на него. Но затем глухая вражда между ними, о которой Лена, проживая в бараке, только догадывалась, обострилась настолько, что взрослые не разговаривали неделями. Они, вероятно, чувствовали вину перед дочкой, воспитанием которой ранее занимались спустя рукава, и решили наверстать упущенное. Папа задаривал ее куклами, при этом придирчиво проверял дневник. Поднаторев, Лена без труда научилась подделывать записи учителей. Мама не скупилась на обновы для дочурки, хотя работающий на оборонку завод, захирев, задерживал зарплаты. Повзрослев, Лена обратила внимание на одежду папы. Он не походил на главного инженера, и сам не замечал, насколько нелепо выглядит в потрепанном костюме.

Борьба за любовь дочки закончилась неожиданно. Восьмой класс, октябрь. С небес сыпется мелкий нудный дождик. Выходя из дома, Лена прихватила зонтик. По тротуарам семенят озабоченные горожане, по дороге, разбрызгивая лужи, снуют автомобили. Никто не обращает внимания на редкие раскаты грома. Лена не поняла, что случилось: от непереносимого шума заложило уши, глаза ослепли, она потеряла сознание. Пришла в себя в больнице. Оказалось, что молния угодила прямо в зонт, тот разлетелся на клочки. Женщина, работающая в школьном буфете, подбежала к девушке, приподняла ей голову и стала звать на помощь. По улице проезжал автомобиль с парнями из отдела государственной службы охраны. Несмотря на шум дождя, водитель услышал женский крик и остановил машину. Ребята затащили девушку в автомобиль и помчались в отделение скорой помощи, откуда ее сразу перевели в реанимацию.

Позднее появилась статья в местной газете, в которой мама вспоминала: «Я грозу очень боюсь. Если в это время нахожусь дома, отбегаю от окна и прячусь в темный угол. А ночью, когда гром гремит, всегда просыпаюсь. Обычный рабочий день, сижу в своем кабинете. Звонит телефон. Врач скорой помощи говорит: „Не волнуйтесь, ваша дочь жива“. Сижу и не могу встать. Девочки меня карвалолом напоили. Вместе с ними побежала в больницу. Девочка вся синяя, одежда разорвана. Одна туфля целая, а другая будто под танком побывала. Юбка сбоку изодрана, на одном только поясе держится. Блузка на левой стороне груди вроде как прожжена. Очень сильно помогли сослуживцы, нашли деньги и купили лекарства для реанимации».

Интервью дал и лечащий врач, заведующий кардиологическим отделением больницы. «Я сразу обратил внимание на то, что молния вошла ей прямо в сердце – четыре ожоговых пятна на коже диаметром более сантиметра каждое, они выделялись даже через три недели после происшествия. Сотни тысяч вольт по четырем каналам в мгновение ока прошли через ее сердце, и вышли через левую пятку. Весь металл, который был на девушке (браслет от часов, „косточки“ бюстгальтера), моментально раскалился – остались следы ожогов третьей степени. Хорошо, что не было сережек. Лена держала зонтик в левой руке, прижимая его к груди. Он сыграл с нею злую шутку – притянул молнию, но частично рассеял искру и в какой-то мере погасил напряжение. Поэтому и разлетелся вдребезги. Так же, как и туфелька. Елене невероятно повезло – молния пронизала левую часть ее тела. Если бы мощный разряд изменил свое направление и вышел через правую ногу, последствия могли бы быть намного хуже. Еще одно счастливое обстоятельство – Лену быстро доставили в больницу. Как известно, мозг после того, как сердце остановилось, живет не более пяти минут. Если бы сердце за это время не успели запустить, девушка бы погибла. Кстати сказать, сердце – очень надежный и долговечный прибор. Молния оставила следы не только на коже Лены. Ее сердце претерпело изменения наподобие инфаркта. Мы провели метаболическую терапию, состояние больной нормализовалось. Сыграла свою роль и молодость – у девушки высокий автоматизм сердца. Если не вдаваться в медицинскую терминологию, в сердце есть участок, вызывающий электрические разряды и заставляющий сокращаться мышцы всех четырех камер. Чем моложе человек, тем надежнее автоматика. Яркий пример высокого автоматизма сердца – советский разведчик Рихард Зорге, которого казнили в Японии в ноябре 1944 года. Его сердце работало двадцать девять минут после повешенья».

В школе, куда Лена пришла через месяц после происшествия, к ней отнеслись по-разному. Одноклассники с горящими от любопытства глазами допытывались, что она почувствовала, когда молния вонзилась в зонт. А что она могла рассказать? Все случилось так быстро. Цокала каблучками по асфальту, радовалась отсутствию ветра. Не зырила по сторонам, глядела под ноги, чтобы в колдобину не угодить. Рассмотрела впереди большую лужу, прикидывала, как ее ловчее обойти. Вот и все подробности. Разочарованные школьники потеряли к ней интерес. Учителя, наоборот, с вопросами не приставали, зато, сочувствуя, не проверяли домашние задания, считали, что девочке требуется время для адаптации. О такой расслабухе Лена даже не мечтала. Переменились и мать с отцом. Ошеломленные чудесным спасением дочки, перестали ругаться, наперебой начали ей потакать, чем она незамедлительно воспользовалась. Ей давно хотелось проучить братика. Всеобщий любимчик, он по мере взросления упивался своей исключительностью. Леной начал командовать года в три. Принеси, подними, подай. Если она отказывалась, орал, будто его кололи шилом. Родители почему-то возомнили, что у мальчика талант, определили его в музыкальную школу. Для пианино места в квартире не нашлось, купили скрипку. Мальчик с остервенением елозил смычком по струнам, извлекая из инструмента отчаянные звуки. По мнению Лены, у него после двухгодичных занятий слух атрофировался окончательно. Месяца через два после возвращения из больницы она разнесла вдребезги скрипку и выбросила щепки во двор. Туда же последовал и смычок, который Лена демонстративно переломила через колено. Она ожидала, что Славик, как обычно, разревется и бросится к родителям, но он сначала высунулся из окна, а затем с довольным видом выбросил на улицу опротивевший футляр.

– Хоть раз помогла, – довольно проворчал мальчик.

Лена с интересом взглянула на брата. Надо же, характер прорезался. К скрипке он не вернулся, родители, молчаливо смирившись с диковатым поступком дочери, о музыкальном образовании сына больше не заикались. Лене показалось, что они начали ее побаиваться. Однажды случайно подслушала, как отец на кухне вполголоса посоветовал матери: «Ты к ней не приставай, я читал, что после удара молнии у людей могут открыться уникальные способности. Обозлится и такое учудит, что мало нам не покажется». На самом деле никаких дарований у Лены не проклюнулось, хотя она поначалу прислушивалась к себе. Зато появился повод покомандовать. Если еда не нравилась, капризно поджав губы, отставляла тарелку в сторону. Потребовала незамедлительно перегородить комнату ширмой, сославшись на то, что ей надоело переодеваться в ванной. Добилась, что и тройкам в ее дневнике родители радовались, как некогда пятеркам. Правда, позднее одумалась, взялась за учебу с прежним рвением, ибо решила поступать в университет. Выбрала факультет общественного питания и товароведения с прицелом на туризм. Узнав, чем дочка хочет заняться, родители недоуменно переглянулись, у них, прожженных технарей, вероятно, сложилось мнение, что молния таки кое-что повредила в организме дочки. Глупые. Лучшая подружка Лены, мать которой преподавала в университете экономику, безапелляционно заявила: «Технический вуз – полный отстой. Неужели ты собираешься гробиться на заводе, как твои предки? Юристов и экономистов столько, что ими можно мести асфальт. Даже не сомневайся, обзаведешься дипломом, устроишься в турфирму, будешь кататься по всему шарику».

У родителей никакой тяги к дальним путешествиям не наблюдалось, в командировки катались только в силу служебной необходимости. Домоседы. Откуда в ней столь внезапно вспыхнула страсть к путешествиям, Лена не понимала. Ей нестерпимо хотелось увидеть дальние страны. Девушка вспомнила Маяковского: «Я родился, рос, кормили соскою. Жил, работал, стал староват. Вот и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова». Нетушки, на Азорских островах она непременно побывает. Обучаясь в университете, зарегистрировалась на куче туристических сайтов, просматривала видео отъявленных бродяг на канале YouTube и каждый раз со злостью обращалась к самой себе: «Так и будешь, курица, сиднем сидеть?».

Поначалу Лена оправдывалась пред собой: с доходами родителей далеко не уедешь. Но отец неожиданно для домочадцев бросил завод и занялся автосервисом, хотя даже собственного автомобиля не имел. Позднее Лена узнала, что предка сманил бывший главный конструктор завода, организовавший несколько СТО и предложивший ему должность зама. У мамы случилась истерика, она вспомнила цитату из фильма «Берегись автомобиля»: «Тебя посодют, а ты не воруй». Отец отмахнулся и сказал, что лучше сидеть в тюрьме, чем так жить. Папенька удивил Лену, создалось впечатление, что это его долбанула молния. Он дневал и ночевал на фирме, появляясь дома, рассеянно поглощал еду, занятый какими-то размышлениями. Позднее выяснилось, что мозгами он не зря раскидывал: расстался с приятелем и организовал собственную фирму под названием «Евламп». Папуля к немалому удивлению мамочки оказался деятельным и пробивным, его СТО, с годом гарантии после ремонта, вытеснили конкурентов. На краю города отец построил двухэтажный особняк, в котором у членов семейства появились собственные покои, причем с примыкающими ванными комнатами. Как поняла Лена, проживание в общежитии не прошло для предка бесследно. Девушка по турпутевке скаталась в Шарм-эль-Шейх, вернувшись, долго и рьяно описывала подводные красоты Красного моря, но домочадцы диковинными рыбками не заинтересовались. Главное, в чем убедилась: турфирмы живут припеваючи, так что с выбором профессии не прошиблась.

Весной на одном из форумов ее заинтересовал пост москвича Павла Кирилова. «Имею опыт восхождений и туристических походов любой сложности. Предлагаю амбициозным девушкам, уставшим от тупого времяпрепровождения, принять участие в походе на Аккемское и Кучерлинское озера. Вы увидите непревзойденную Белуху и красивейшие пейзажи, побываете на знаменитом Аккемском леднике, преодолеете несколько перевалов. Незабываемые впечатления обеспечены. Длина маршрута – более ста километров, поход намечается на середину июля, продлится двенадцать-четырнадцать дней. Требования к претенденткам: возраст – от восемнадцати до двадцати пяти лет, отсутствие хронических заболеваний и огромное желание погрузиться в дикую природу».

Подкупило и то, что Кирилов подробно расписал, что нужно взять с собой, подчеркнув, что спальники должны выдерживать минусовую температуру в тридцать градусов, указал примерную стоимость похода. На всю группу есть палатки и кухонная утварь. Всем желающим Павел предложил писать в личку. Лена поинтересовалась, почему он хочет взять с собой только девушек, да еще и не старше двадцати пяти лет. И что означают слова «имею опыт восхождений», о каких именно вершинах идет речь. Ответ ее ошеломил: «Я уже отобрал пять девушек, ты вряд ли нам подойдешь – сидя на диване, подвергаешь сомнению мою квалификацию. Как я написал, мне нужны амбициозные девушки, а не зануды». Оскорбленная Лена поначалу решила отказаться от затеи, с таким грубияном лучше не связываться. Но, поразмыслив, пришла к выводу, что, вероятно, претендентки так достали Кирилова, что он озверел. Да и что плохого в том, что в группе не будет мужчин, это удобно даже с физиологической точки зрения, а Павла, если он будет зарываться, они сообща поставят на место. В ответном послании Лена, переступив через обиду, извинилась за бестактность, написала, что жаждет увидеть Белуху и приложила свое фото, сделанное в Египте. Поступила так не без умысла. Она сидит на шезлонге в ярко-желтом купальнике, чуть откинувшись назад и выставив пред собой длинные стройные ноги. Оба глаза – голубой и зеленый – взирают в объектив камеры лукаво и зазывно. Трудно сказать, что возымело действие, показное смирение или фото, но Кирилов долго не размышлял, минут через пять ответил: «Беру».

Первое разочарование настигло Лену в аэропорту Домодедово, где девушки собрались задолго до отлета, чтобы распределить групповое снаряжение по рюкзакам. Кирилов ей виделся бородатым матерым альпинистом, уверенным в себе, суровым и властным, лет под тридцать, может, чуть старше. Увидев Пашу, она растерялась: престарелый лысый мужичонка, на полголовы ниже ее, не то, чтобы толстый, но упитанный, с круглым лицом, на котором едва проглядывают белесые бровки, а глазки бегают, будто тараканы. У Кирилова обнаружился командный, хотя и слегка писклявый голос. Он уверенно различал девушек, хотя вживую видел их впервые. Лена догадалась, что не только она прислала фото. Паша с охотничьим азартом проинспектировал их рюкзаки, умело и быстро распределил имущество группы, а затем представил девушек друг другу, указывая на каждую толстым пальцем. Их имена она не запомнила. Обратила внимание только на Татьяну из Мурманска, тоже блондинку. В отличие от Лены, версты коломенской, девушка в рост не ударилась, зато взяла свое отменной фигурой. Окинув взглядом остальных членов группы, Лена отметила, что при отборе претенденток Кирилов руководствовался симпатичными мордашками, но почему-то сделал исключение для Леры. Большие оттопыренные уши, будто специально сотворенные, чтобы улавливать шепотки и шорохи, черные глазенки так глубоко прячутся под надбровными дугами, словно их загнали в норки, жиденькие волосики подстрижены под мальчика. Однако Леру, как показалось Лене, это нисколько не беспокоило. Она с ходу присвоила себе полномочия помощницы Кирилова, которого почтительно именовала шефом, и начала покрикивать на девчонок.

Из Барнаула они на автобусе переместились в Бийск, там пересели на другой, проехав по Чуйскому тракту, свернули на дорогу, ведущую через Усть-Коксу в село Тюнгур. После того, как девушки изъяли пожитки из автобуса, Кирилов неожиданно закатал речь.

– Я благодарен каждой из вас за то, что доверились мне. Это большая ответственность, я ее осознаю. Но и вы должны уяснить, что дальше никакой сотовой связи не будет. Так что еще раз подумайте, готовы ли к походу.

Его неожиданный спич не вызвал замешательства. Лера саркастически высказалась насчет бабы, которую зря пугают, при этом, нисколько не стесняясь, употребила матерное слово, а остальные девушки, набросив рюкзаки на плечи, уверенно потопали по каменистой дороге. Километров через пять до Лены дошло, какую грандиозную глупость она сотворила. Новые ботинки, которые в магазине сидели на ногах, как влитые, оказались с сюрпризом. Такие удобные в начале пути, по мере продвижения они начали проявлять подлый норов. Лена старалась не обращать внимания на боль, но не смогла скрыть от группы прихрамывание. Когда она далеко отставала, Кирилов останавливал девушек, поглядывал на нее сначала с удивлением, а потом и с явным осуждением. Лена вымученно улыбалась, хотя натертые ступни горели, хотелось немедля стащить ботинки и дальше идти босиком. На одном из привалов Павел поинтересовался, прихватила ли она сменную обувь. Лена отрицательно покачала головой. Она не призналась, что босоножки, в которых приехала в Тюнгур, по дурости оставила в селе, чтобы облегчить ношу. Круглое лицо Кирилова исказилось.

– Я снимаю с себя всякую ответственность за тебя, – громогласно провозгласил он, обращаясь к девушкам. – Катись в Тюнгур, купи подходящую обувь. На северной оконечности озера запланирована трехдневная стоянка. Это место так и называется – «верхние стоянки». Но запомни, из состава группы ты исключена.

Лена обиделась. Кирилов мог бы отвести ее в сторону, а не распекать прилюдно. Возвращаться в Тюнгур не хотелось. Когда группа удалилась, Лена, разувшись, долго остужала ноги в ледяной воде, пока они не утратили чувствительность.