Текст книги "Расстрельное дело наркома Дыбенко"

Местные рабочие поддержали «мучеников дачи Дурново» забастовками. Правительство же, выкинув анархистов из дачи Дурново, взялось и за большевиков, которые к этому времени захватили под свою резиденцию дворец балерины Кшесинской. Однако выгнать большевиков из апартаментов знаменитой балерины не удалось, они там засели намертво. Выбить можно было только штурмом, но на него у правительства сил в столице не имелось. Одновременно кто-то распустил слух, что Временное правительство якобы вызывает с фронта 20 тысяч казаков для наведения порядка в столице. Этим воспользовались анархисты, которые бросились к «пулеметчикам» с криком, что казаки идут в Питер для того, чтобы заставить «пулеметчиков» ехать на фронт. «Пулеметчикам» такая перспектива не улыбалась, и они заволновались. Буквально на следующий день анархисты уже фактически контролировали пулеметный полк. В данном случае большевики оказались не на высоте, так как конкретные призывы анархистов пришлись солдатам по душе больше, чем теоретические рассуждения о будущей земле и мире.

* * *

Весь июнь в Гельсингфорсе кипели страсти. Приказ и призыв Керенского об июньском стратегическом наступлении на фронте, а также посылка им на флот агитаторов за наступление вытянули всю матросскую массу и солдат местных пехотных полков на Сенатскую площадь Гельсингфорса. Сенатская площадь в течение двух недель являлась ареной политической битвы: с одной стороны, меньшевики и правые эсеры, призывавшие последовать призыву Керенского, с другой – большевики, левые эсеры и анархисты. В результате этой длительной тяжбы матросы почти единогласно вынесли резолюцию недоверия Временному правительству и Керенскому. Центробалт выпустил воззвание против наступления и требовал смены правительства. Атмосфера во флоте к моменту июльских событий была настолько напряженной, что достаточно было малейшего необдуманного шага со стороны Временного правительства, чтобы матросы подняли вооруженный мятеж.

В Петрограде понимали, что с матросами надо держать ухо востро.

3 июля 1-й пулемётный полк и анархисты прислали своих делегатов в Кронштадт с призывом вооружиться и двинуться на Петроград, для совместной «революции». Не найдя поддержки в Кронштадтском совете, где преобладали левые эсеры и большевики, «пулеметчики» отправились на проходившую в это время лекцию анархиста Хаима Ярчука в Сухопутном манеже. Там им сравнительно легко удалось «зажечь» матросскую аудиторию, в результате чего был созван митинг на Якорной площади. Несмотря на все попытки членов исполкома Кронштадтского совета удержать массы от выступления, митинг единодушно принял решение поддержать братьев-пулеметчиков. Решающую роль сыграли доводы делегата 1-го пулеметного полка о том, что «кронштадтцы постоянно шли в авангарде революции и постоянно были первыми…», а также матроса Машинной школы большевика Ф. Громова о том, что «иначе нас могут принять за изменников». То, что Ф. Громов числился большевиком, а выступал за анархистов, было обычным делом, так как многие матросы состояли сразу в нескольких партиях

С большим трудом Ф.Ф. Раскольникову, бывшему тогда зампредседателя совета, и другим исполкомовцам удалось уговорить собравшихся не ломиться в столицу толпой, а отправить делегацию для выяснения обстановки.

Ф.Ф. Раскольников, как он пишет, позвонил Г.Е. Зиновьеву в Таврический дворец, заявив, что «вопрос стоит не так: выступать, или не выступать, а в другой плоскости: будет ли проведено выступление под нашим руководством или оно разыграется без участия нашей партии – стихийно и неорганизованно». Г.Е. Зиновьев попросил подождать несколько минут. Во дворце Кшесинской лихорадочно совещались, что делать. Затем Зиновьев сообщил, что «ЦК решил принять участие в завтрашнем выступлении и превратить его в мирную организованную демонстрацию». После этого и матрос левый эсер Б. Донской, позвонив своим партийным лидерам в Таврический дворец, также принял решение об участии в демонстрации. Свидетельство Ф.Ф. Раскольникова о том, что ЦК большевиков принял решение об участии в выступлении под влиянием решения кронштадтцев, лишний раз говорит о матросах как о самостоятельной политической силе. Хотя, очевидно, к этому моменту и сам большевистский ЦК уже в значительной степени «созрел» для такого решения из-за давления рабочих депутаций и сепаратных действий в этом направлении своей Военной организации во дворце Кшесинской.

К этому времени в Кронштадте была создана комиссия по руководству демонстрацией. Чтобы не остаться вне процесса, Раскольникову и Рошалю пришлось войти в ее состав. Остальные семь членов комиссии были эсерами и анархистами.

Одновременно в Питере Зиновьев требовал от Петроградского совета взять всю полноту власти в свои руки, стремясь столкнуть таким образом совет с правительством. Члены совета были тоже не лыком шиты и в ответ потребовали от большевиков, чтобы те помогли остановить «бузу» пулеметного полка. Окончательно разругавшись, стороны так ни к чему и не пришли. Тогда большевики, уединившись, наскоро избрали некое «Бюро рабочей секции», от имени которого объявили, что Временное правительство должно быть свергнуто. Решено было перехватить инициативу у конкурентов анархистов, для чего на следующий день самим поднять вооруженный мятеж, двинуть на Таврический дворец и разогнать упрямцев из Петроградского совета, доизбрать новых членов, после чего уже от их имени объявить о передаче верховной власти Советам и назначении нового правительства.

Однако сохранить в тайне свои планы большевикам не удалось, и командующий войсками округа генерал П.А. Половцов вызвал к штабу округа и Зимнему дворцу казаков и верные правительству пехотные части.

Между тем большевики собрали совещание ЦК. Известие о введении в столицу верных правительству войск сразу поубавило их пыл. В результате чего большинством голосов было решено отказаться от вооружённой демонстрации. Впоследствии на это ссылались советские историки как на доказательство непричастности партии ко всем последующим событиям. Однако решение решением, а машина мятежа была уже запущена.

Первыми, как и следовало ожидать, поднялись «пулемётчики». Вечером они были уже у дворца Кшесинской. Около 11 часов вечера, когда «пулеметчики» проходили мимо Гостиного двора, впереди раздался взрыв гранаты, и началась стрельба. Солдаты открыли ответный огонь. Появились убитые и раненые. К полуночи возглавляемые анархистами толпы заполнили улицы вокруг Таврического дворца. Петроградский совет был взят в осаду. Теперь, если бы большевики решились на столь явный захват совета, то совет совместно с правительством вполне легитимно могли арестовать большевиков, как врагов революционного государства. С другой стороны, если бы народ вышел на улицы и был бы подкреплен солдатами и матросами, появился бы шанс на самостоятельный захват власти.

Большевики все время лихорадочно совещались, решая, как выйти с наименьшими потерями из создавшейся ситуации. После полуночи у Таврического дворца было уже более 30 тысяч человек. А позвонивший из Кронштадта Раскольников сообщил, что вооруженные матросы во главе с анархистами уже грузятся на плавсредства и к утру тоже будут в столице. Только после этого ЦК решился на участие в «вооруженной демонстрации». По существу, это было решением о вооруженном захвате власти. Одновременно был отправлен посланец за В.И. Лениным в Финляндию, где тот прятался от властей.

Из набора газеты «Правда» было срочно изъято обращение ЦК с призывом к сдерживанию масс, и на следующее утро газета вышла с белой «дырой» в тексте. Сам Ленин позднее объяснял, что решение участвовать в вооружённой демонстрации было принято исключительно «для того, чтобы придать ему (выступлению. – В.Ш.) мирный и организованный характер». Но поверить в это сложно.

Тем временем около 10 тысяч вооруженных кронштадтских матросов, пройдя на вспомогательных судах Морским каналом и устьем Невы, высадились на пристани Васильевского острова и Английской набережной. С этого момента уже именно матросы начали играть ведущую роль во всех происходящих в столице событиях. Одновременно в городе начались грабежи и погромы.

По воспоминаниям Ф.Ф. Раскольникова, к нему подбежал большевик Флеровский и сообщил маршрут дальнейшего шествия матросов. «Мы, прежде всего, должны были идти к дому Кшесинской, где тогда сосредотачивались все наши партийные учреждения».

Под анархистскими лозунгами «Долой Временное правительство!», «Безвластие и самоустройство» «вооружённая демонстрация» (численностью, по разным оценкам, от нескольких десятков до пятисот тысяч человек) двинулась к Таврическому дворцу. Во главе ее шли матросы с винтовками. «Красный мичман» Раскольников впоследствии заявил на допросе следователю Временного правительства, что оружие было взято демонстрантами «для защиты от контрреволюции».

Матросы жаждали драться, но им нужны были руководители. Пройдя по Университетской набережной, Биржевому мосту, матросы перешли на Петербургскую сторону, и, миновав Александровский парк, их колонна двинулась к зданию ЦК РСДРП(б), т. е. к дворцу Кшесинской. С балкона особняка Кшесинской перед демонстрантами выступили большевистские ораторы, в том числе Свердлов и Луначарский. Свердлов призывал демонстрантов требовать «изгнания министров-капиталистов из правительства» и передачи власти Советам, т. е. фактически призывал к свержению власти. Но матросы хотели послушать Ленина.

Историк М.А. Елизаров по этому поводу пишет: «Для большевиков настал решающий момент: делом подтвердить свои прежние призывы на право быть политическим руководителем кронштадтцев. Во дворец М. Кшесинской из пригородной дачи В.Д. Бонч-Бруевича только что приехал В.И. Ленин, настроенный против выступления. У него не было желания встречаться с кронштадтцами. Кронштадтцы же жаждали услышать от “самого” Ленина “самой” революционной речи и не могли уйти, не увидев знаменитого вождя, который в отличие от всех других вождей русской революции так ещё ни разу не побывал в Кронштадте. Группа моряков разыскала его во дворце и, несмотря на все доводы В.И. Ленина о “болезни” и т. п., добилась его появления перед кронштадтцами на балконе дворца. В.И. Ленин сказал то, что только и можно было сказать в данной обстановке: поприветствовал матросов, выразил уверенность в том, что наш лозунг “вся власть Советам” победит и призвал их к выдержке, стойкости и бдительности. Кронштадтцам выступление В.И. Ленина не могло прийтись по вкусу. В основном оно показалось им “водянистым”. Во время выступления В.И. Ленина имели место выкрики: “Довольно, товарищ, кормить нас одними только словами…”»

Фактически матросы силой вытащили В.И. Ленина на балкон и заставили выступать. Свою знаменитую речь В.И. Ленин говорил в плотном окружении вооруженных матросов. При этом, когда речь лидера большевиков перестала нравиться матросам, они называли его не только «товарищем», но и другими более привычными их уху словами, а напоследок еще и освистали.

Историк М.А. Елизаров продолжает: «Долгожданная первая встреча вождя со своим стратегическим союзником по революции, кронштадтцами, стала далёкой от взаимных восторгов. Но ценой испорченных отношений пыл кронштадтцев был остужен. После выступления вождя матросы в нервном и испорченном настроении двинулись дальше к Таврическому дворцу. Большевистские руководители демонстрации были скомпрометированы. Левые эсеры отказали им в поддержке и покинули колонну. Руководством колонной всё больше овладевали анархисты, прибывшие из Кронштадта на отдельном буксире с чёрным знаменем и вооружённые с ног до головы».

На углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы отряд матросов подвергся пулеметному обстрелу из окон одного из домов. Три матроса были убиты, десяток ранен. В ответ матросы начали беспорядочно стрелять во все стороны. До сих пор остается тайной, кто первым пролил кровь.

По словам историка В. Родионова, столкновения были спровоцированы большевиками, рассадившими на крышах своих стрелков, начавших пальбу из пулемётов по демонстрантам, при этом наибольший урон пулемётчики большевиков нанесли как казакам, так и демонстрантам. Историк А. Рабинович же считает, что скорее всего в вооружённом столкновении в равной мере повинны «все – воинственно настроенные демонстранты, провокаторы, правые элементы, а подчас и просто паника и неразбериха». Думается, что второе мнение все же ближе к истине. После этого до дворца демонстранты дошли уже без всякого порядка «озлобленной, нервной толпой».

Любопытно, что именно в это время кто-то атаковал здание контрразведки на Воскресенской набережной. В итоге здание было разгромлено, уничтожены многие досье. Случайностью это, разумеется, быть не могло.

…Наконец, матросы прибыли к Таврическому дворцу, где тогда размещалось Временное правительство. Помимо матросов, у дворца было много солдат и рабочих. При этом собравшаяся толпа никем не управлялась. Большевики, нагнав такое количество людей, просто не справились с их управлением. Организовать толпу пытался Троцкий, который кричал: «Товарищи кронштадтцы, краса и гордость русской революции!» Однако ситуация уже вышла из-под контроля. И его никто не слушал. Не смогли что-то реальное сделать и воинственные анархисты.

Дворец был фактически взят кронштадтцами в осаду. А вышедший к ним с призывами к выдержке «крестьянский министр» В.М. Чернов был сразу же матросами арестован и едва не убит. Пытавшихся заступиться за министра членов ВЦИК били ногами. Появившемуся Л.Д. Троцкому все же удалось убедить матросов отпустить В.М. Чернова. Действиям Троцкого и помогавшего ему Раскольникова особенно препятствовали кронштадтские анархисты-коммунисты. Они призывали матросов немедленно идти освобождать находившегося в тюрьме любимца матросской анархии Анатолия Железнякова, громить редакции буржуазных газет и т. п.

Но в демонстрации участвовали уже не все кронштадтцы, большая часть матросов занялась к этому времени более приятным делом – грабежами. Позднее они хвалились, что только за полдня успели ограбить в Петрограде до трехсот «буржуев».

Узнав по телефону о бесчинствах матросов в Таврическом дворце и в городе, командующий войсками военного округа генерал Половцов решил, что пора переходить к активным действиям.

Вскоре к Таврическому дворцу был подтянут верный правительству лейб-гвардии Волынский полк. Начались переговоры. Демонстранты выделили делегатов для переговоров с ЦИКом. Рабочие требовали, чтобы ЦИК немедленно взял всю власть в свои руки, тем более что Временное правительство фактически распалось. Лидеры меньшевиков и эсеров пообещали через две недели созвать новый Всероссийский съезд Советов и передать всю власть ему.

Препирательства закончились несколькими холостыми орудийными выстрелами. Этого оказалось достаточно, чтобы вся огромная толпа бросилась бежать в разные стороны. Матросы тоже не стали исключением. Большая часть из них, собравшись у своих плавсредств, решила, что на этом их революционная миссия в Петрограде закончена и пора возвращаться обратно в Кронштадт. Но покинули столицу далеко не все.

* * *

3 июля помощник военного министра капитан 1-го ранга Б.П. Дудоров прислал на имя командующего Балтийским флотом телеграмму следующего содержания: «Временное правительство по соглашению с Исполнительным Комитетом Советов рабочих и солдатских депутатов приказало принять меры к тому, чтобы ни один корабль без вашего на то приказания не мог идти в Кронштадт. Предлагаю не останавливаться даже перед потоплением такого корабля подводной лодкой, для чего полагаю необходимым подводным лодкам занять заблаговременную позицию».

По воспоминаниям П. Дыбенко, помимо этой телеграммы на имя командующего флотом и состоявшего при нем комиссара Временного правительства Онипко был получен ряд секретных распоряжений и инструкций в зашифрованном виде, которые в первый момент были скрыты от Центробалта. Он пишет: «Права Центробалта были нарушены, и Центробалт… 3 июля арестовал комиссара Онипко и назначил при командующем флотом, в связь, минную оборону и на отряд подводных лодок своих комиссаров». Фактически это был политический переворот, так как отныне вся деятельность командующего уже не декларированно, а фактически находилась под контролем Центробалта.

Вслед за первой телеграммой Дудорова в Гельсингфорсе была получена и другая: «С. Секретно. Комфлоту Вердеревскому. Временное правительство по соглашению с Исполнительным комитетом приказывает немедленно прислать “Победитель”, “Забияку”, “Гром”, “Орфей” в Петроград, где им войти в Неву. Идти полным ходом. Посылку пока держать в секрете. Если кто из миноносцев не может быстро выйти, не задерживать других. Начальнику дивизиона по приходе явиться ко мне. Временно возлагает… и если потребуется противодействие прибывающим кронштадтцам. Если, по вашим соображениям, указанные миноносцы прислать невозможно совершенно, замените их другим дивизионом, наиболее надежным».

На экстренном заседании Центробалта было решено созвать пленарное заседание совместно с судовыми комитетами, объявить всему флоту о провокации Временного правительства, поставить вопрос о немедленной передаче власти Советам, а также о посылке делегации от кораблей с требованием ареста Дудорова и Лебедева.

П.Е. Дыбенко вспоминает: «Гельсингфорсский Совет 4 июля с утра до позднего вечера искал формулы компромиссного решения об отношении к Временному правительству. Перед ним стояла неразрешимая задача: меньшевистское и эсеровское болото, составлявшее большинство совета, обязано было, с одной стороны, настаивать на вынесении решения полного доверия и поддержки Временному правительству, а с другой стороны – вся матросская и солдатская масса требовала передачи полноты власти Советам. К вечеру незначительным большинством Совета была принята резолюция, порицавшая тех, кто выступит для участия в демонстрации с оружием в руках. Такое решение вызвало возмущение присутствовавших членов Центробалта и представителей судовых комитетов. Представители Центробалта заявили, что они решили послать корабли в Петроград, не только не по приказу Временного правительства – для борьбы с кронштадтцами, а для поддержки последних, причем было заявлено, что решение о посылке судов принято на дневном заседании Центробалта. Заявление членов Центробалта произвело ошеломляющее впечатление на всех присутствовавших меньшевиков и эсеров. Дальнейшее заседание Гельсингфорсского Совета было прервано, и все присутствующие на заседании направились на “Полярную Звезду” для участия в открывающемся заседании Центробалта совместно с судовыми комитетами. В течение 4 июля вследствие нерешительности и растерянности местных гражданских властей в городе царило полное безвластие. Центробалт вынужден был во избежание эксцессов выслать вооруженные патрули. К вечеру на всех судах и в пехотных частях царило весьма возбужденное настроение: требовали посылки в Петроград на помощь петроградским рабочим и кронштадтцам кораблей в целях предъявления требований о передаче власти Всероссийскому Съезду Советов, а также ареста Лебедева и Дудорова. В 19 часов 30 минут на “Полярной Звезде” Центробалт открывает пленарное заседание совместно с судовыми комитетами и представителями от всех воинских частей и Гельсингфорсского Совета. Меньшевики пытались вести перед заседанием агитацию среди собравшихся матросов, но тут же были удалены самими матросами. Исход заседания был предрешен. На повестке дня стоял один вопрос: о передаче власти Советам. На заседание был приглашен командующий Балтийским флотом, которому перед основным докладом было предоставлено слово для оглашения полученных телеграмм и распоряжений за подписью Дудорова и Лебедева. После оглашения телеграмм и отказа командующего выполнить распоряжения Временного правительства собранием была принята единогласно при одном воздержавшемся резолюция Центробалта. На этом же собрании была избрана делегация, которая, получив резолюцию и наказ, отправилась на четырех миноносцах в Петроград».

Рано утром 5 июля, когда первые лучи восходящего солнца осветили залив, к «Полярной Звезде» подошли «Победитель», «Забияка», «Гром» и «Орфей». На них пересела делегация во главе с матросами Н. Ховриным и Н. Измайловым. Именно они должны были возглавить всех матросов в Петрограде и вершить дела так, как желал Центробалт, игнорируя представителей всех партий. С развевающимися красными знаменами миноносцы вышли из гавани. С кораблей их провожали криками «ура». Все были уверены в полном успехе предприятия. Что касается П. Дыбенко, то он в Петроград не пошел, а остался на царской яхте. В течение суток все в Гельсингфорсе с напряжением ждали ответа от посланной делегации. Поздно вечером были получены разноречивые сведения, которые поставили в тупик Центробалт. Стало известно о демонстрации и перестрелках с казаками и юнкерами, а также о возвращении кронштадтцев обратно к себе на остров.

* * *

Из тех матросов, что остались в Петрограде, наиболее серьезной силой являлся двухтысячный отряд, оставленный для охраны дворца Кшесинской (комендантом дворца был назначен Ф.Ф. Раскольников), считавший, что сложившиеся условия позволяют вести вооруженную борьбу с «контрреволюцией». На самом деле большевики упросили матросов прикрыть их от возможной атаки правительственных войск. На самом деле правительство вовсе не собиралось атаковать дворец, а матросы, как сразу же выяснилось, вовсе не горели желанием проливать кровь за большевиков. К этому времени все находившиеся в столице кронштадтские плавсредства ушли и матросы оказались в западне, но разоружаться и сдаваться они тоже боялись. Чтобы убедить матросов безоговорочно капитулировать и сдать оружие, в район дворца Кшесинской были направлены верные правительству войска. Узнав об этом, кронштадтцы, бросив большевиков на произвол судьбы, перебрались из дворца в Петропавловскую крепость, намереваясь держать там оборону, и категорически отвергли предъявленные им ультиматумы о сдаче. Вместе с матросами в крепость прибыла и часть солдат 1-го пулеметного полка. К этому моменту стало понятно, что Временное правительство не собирается обстреливать из орудий и атаковать дворец Кшесинской, а лишь пытается выдворить из столицы вооруженных матросов. Теперь и большевики уже были заинтересованы поскорее избавиться от соседства с непредсказуемыми и озлобленными кронштадтцами.

Уговорить матросов отказаться от вооруженного сопротивления удалось после прибытия к ним 6 июля представителя ВЦИК Б.О. Богданова и представителя ЦК РСДРП(б) И.В. Сталина, которые дали кронштадтцам гарантии безопасности. Матросы были крайне озлоблены, но решили подчиниться.

Тем временем в Петроград на эскадренном миноносце «Орфей» прибыла делегация Центробалта во главе с матросами Н. Ховриным и Н. Измайловым. Они пытались успеть к решающим событиям, чтобы возглавить кронштадтцев, но опоздали. Большая часть кронштадтцев к этому времени уже покинула столицу, а последние вели переговоры о сдаче в Петропавловской крепости.

Раздосадованные руководители Центробалта направились прямо в Таврический дворец с требованием созыва экстренного внеочередного заседания ВЦИК Советов. В случае отказа они пригрозили расправой. Ослушаться матросов никто не решился. Депутатов, однако, собрали лишь к вечеру, вел заседание меньшевик Чхеидзе. Сразу же началась словесная перепалка. Меньшевик Войтинский обвинял матросов в измене Родине, те в ответ обвиняли его в измене делу революции. Н. Ховрин требовал от имени Центробалта и Гельсингфорсского совета передать всю власть в стране Советам и немедленно арестовать помощника морского министра Дудорова, на которого у матросов «был зуб». Его выступление было освистано меньшевиками и эсерами. На этом Чхеидзе и закрыл заседание. Делегаты Центробалта остались ни с чем. Матросы вернулись на стоявший у Николаевского моста эсминец «Орфей». Но пока они думали, что делать дальше, утром по решению правительства были арестованы и отправлены в тюрьму «Кресты». Для привыкших к вседозволенности членов Центробалта это стало настоящим ударом.

Что касается большевиков, то они решили, что далее оставаться во дворце Кшесинской опасно, и сдались правительственным войскам без единого выстрела. Большинство руководителей успели сбежать, но нескольких арестовали. Что касается В.И. Ленина, то он, сменив к этому времени пять конспиративных квартир, вместе с Г.Е. Зиновьевым (Радомысльским) бежал на озеро Разлив в Финляндии. Из Разлива Ленин прислал указание снять лозунг «Вся власть Советам», т. к. сами Советы к этому времени полностью вышли из-под влияния большевиков.

* * *

В 15 часов 5 июля в Гельсингфорсе была получена телеграмма: «Временное правительство и Исполнительный Комитет указывают на недопустимое поведение частей Балтийского флота в лице береговых и судовых команд Кронштадта, арестовавших министра-социалиста Чернова, освобожденного только после настойчивых уговоров, исходивших от Троцкого, и выступивших против распоряжений органов всероссийской демократии, Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, угрожая своими действиями революции и действуя против верных революции войск, чем был вызван ряд кровавых столкновений на улицах Петрограда. Дудоров».

Телеграмма морского министра, а также отсутствие всяких известий от делегации Н. Ховрина взвинтило и без того накалённую до предела обстановку в Гельсингфорсе. Все обсуждали приказ Дудорова, вспомнили и о его предыдущей телеграмме, приказывающей торпедировать в случае необходимости революционные корабли подводными лодками. Даже куда более «лояльные» приказы Временного правительства встречались матросами с протестами, доходящими до анархических действий. Теперь же на руках у Центробалта имелись доказательства, что Временное правительство действительно замыслило уничтожить революционных моряков. Боясь повторения самосудов, подобных случившимся во время Февральской революции в Гельсингфорсе, контр-адмирал Вердеревский принял решение не исполнять указания Дудорова, о чем и сообщил на заседании Центробалта. Но, несмотря на заявление Вердеревского, обстановка на заседании сразу накалилась. Дело в том, что именно в это время пришло известие и об аресте посланной в Петроград делегации. Гневу матросов не было предела. Представители судовых комитетов, присутствовавшие на заседании, предлагали двинуть весь флот на Петроград и разогнать Временное правительство. Члены Центробалта колебались.

В 5 часов вечера 5 июля судовые комитеты вновь потребовали созвать пленарное заседание совместно с Центробалтом. На этом заседании была принята следующая резолюция: «Центральный комитет Балтийского флота, собравшись 5 июля 1917 г. совместно с судовыми комитетами… постановил: вторично довести до сведения Центрального Исполнительного комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, что нами будет признана только власть, выдвинутая из состава Всероссийского Съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Поворота к прежнему быть не может. Мы напоминаем, что всякое промедление смерти подобно. Каждая минута безвластия наносит удар революции». Требования, выработанные на объединенных заседаниях Центробалта совместно с судовыми комитетами, содержали крайне радикальные требования: немедленную передачу власти Советам, арест капитана 1-го ранга Дудорова, постановление комиссару Временного правительства в Гельсингфорсе немедленно покинуть свой пост и т. п. Это были минимальные требования, которые удовлетворяли матросов. Резолюция принята единогласно против одного. Голосовало за 246 человек.

По воспоминаниям члена Центробалта матроса П. Чудакова, требования отправляемых из Гельсингфорса делегаций подкреплялись телеграммами в Петроград такого примерного содержания: «Если что, то будут разговаривать пушки». Это был уже настоящий ультиматум. Впрочем, в Гельсингфорсе еще не знали, что ситуация в столице серьезно изменилась и ни о каких ультиматумах уже не может быть и речи.

Из воспоминаний П. Дыбенко: «После принятия этой резолюции в Центробалте решено было послать новую делегацию с двумя миноносцами. 6 июля на рассвете вышли еще два миноносца. Около 10 часов вечера мы проходили Кронштадт, а к 12 часам вошли в Неву. На прибывших за сутки до нас миноносцах в Петроград, из команды никого не было. Точных сведений получить было неоткуда. Едва успели мы выйти на берег, чтобы направиться в Центрофлот для получения справок о местонахождении нашей первой делегации, нас плотным кольцом окружили юнкера, арестовали и повезли на грузовом автомобиле в Зимний дворец. Юнкера далеко не гуманно обошлись с нами при аресте: некоторых избивали прикладами, в том числе автора этих строк, угрожая тут же расстрелять, как зачинщиков восстания во флоте. Около Зимнего дворца юнкера снова принялись избивать нас прикладами. В этот момент проходил министр “социалист” Церетели, к которому я обратился с вопросом:

– Что, господин министр, это по демократически? Так народные министры расправляются с революционными моряками?

Церетели прошел мимо, не удостоив ответом, хотя лично знал меня. Вечером 6 июля я встретил многих знакомых моряков, но уже не в Центробалте, а в казематах “Крестов”».

Так избитый юнкерами Дыбенко оказался на долгих 45 суток в петроградской тюрьме «Кресты». Так и над ним наконец-то воссиял нимб мученика за дело матросской свободы. Что касается Коллонтай, то она в это время находилась в Стокгольме, решая финансовые вопросы партии. Узнав об аресте Дыбенко, Коллонтай поспешила вернуться в Россию, но была арестована на станции Торнео на шведско-финской границе и посажена в женскую тюрьму.

«Дело Дыбенко» вел весьма профессиональный морской следователь Фелицын, уже имевший немалый опыт в работе с революционными матросами в 1905–1906 годах. Судьба П.Е. Дыбенко теперь зависела исключительно от того, насколько принципиально отнесется правительство к мятежникам. Впрочем, Керенский идти до конца все же не решился. Через три дня он распорядился выпустить всех арестованных делегатов, кроме членов Центробалта. В отношении Дыбенко, Ховрина, Измайлова, Лооса, Крючкова, Разина и Берга было решено передать их «на рассмотрение судебной власти для формулирования обвинения». Впрочем, за обвинением дело не стало, и уже спустя пять дней военно-морской следователь подполковник Шубин закончил следствие и вынес постановление о передаче дела центробалтовцев в военный суд. Обвинения им были предъявлены весьма серьезные. Члены Центробалта обвинялись в государственной измене, которая выразилась в их противодействии отправке вооруженной силы в Петроград по требованию правительства и ВЦИК Советов и в самочинном приводе кораблей с боевых позиций в тот же Петроград, а также в шпионаже в пользу германского Генерального штаба. Обвиняемым грозила реальная смертная казнь.