Текст книги "Адриатика (Собрание сочинений)"

– Рашен добра! Рашен добра!

– Таковое внимание к скромным нашим особам конечно приятно, однако создает определенные неудобства! – наклонился к уху мичмана Ртищева Владимир.

Тот согласно кивнул:

– Авось привыкнут!

На улицах Портсмута идеальная чистота. Нижние этажи домов заняты бесчисленными лавками. Купить здесь, кажется, можно весь мир. Английское сукно и китайский шелк, индийские камни и малайские пряности. Кто покупает много, тому и цены ниже, и доставка на корабль. Хочешь новый фрак, его тут же сошьют тебе за каких-то два часа!

Наконец дошли до трактира с надписью: "Г. Русский офицер у нас все хорошо!"

– А вот и обед! – обрадовался Броневский и, топоча сапогами, офицеры взошли на крыльцо.

На входе уличные мальчишки отстали, зато набежали лавочные. Один сразу же кинулся чистить сапоги, второй обметать мундиры. После чего потребовали за свои услуги по шиллингу.

– Этак, мы скоро без денег останемся! – посетовали наши, но заплатили.

На входе гостей встретил трактирный слуга, опрысканный духами и в шелковых чулках. Провел в комнату. Там на столах лежали газетные листы. Сидевшие в креслах посетители, не снимая шляп, углубленно их читали. Появление русских было встречено безмолвием. Священнодействие чтения у англичан не может быть прервано ничем. До обеда было еще далеко, а потому, полистав газеты и позевав, наши приуныли, когда внезапно услышали шум и смех в соседней комнате.

– Господа! – кажется, не все здесь читают листки! – обрадовался Броневский, откидывая в сторону надоевшие газеты.

Прислушались к шуму за стеной. Ртищеву показалось, что он слышит знакомые голоса. Это сразу же меняло дело. Немедленно прошли в соседнюю комнату. А там, конечно же, свои гуляют, да еще как! Офицеров толпа, почитай со всей эскадры. Дым стоит коромыслом, вино льется рекой. Прибытие мичманов с "Петра" встретили на "ура".

– Давайте господа, по единой с нами! – подняли доверху стаканы наполненные. – А там и поговорим!

Закусывали сырами, а в шесть часов хозяин велел подавать обед. При каждой смене блюд он обязательно заглядывал в комнату и спрашивал, хорошо ли?

– Хорошо, братец! – говорили ему. – А будет еще лучше! Тащи все, что есть!

Гулянье успокоилось заполночь, а потому все и заночевали в трактирных спальнях. Отоспались почти до полудня. На ленч подали чай с молоком, бисквиты и новые газеты. Чай выпили, бисквиты съели, а газеты отложили в сторонку. Затем зашел хозяин трактира и объявил, что господ русских сегодня вечером приглашают в дамский клуб.

– Но мы без фраков! – заволновались все разом.

– Не беда! – пожал плечами хозяин. – Мой слуга объедет ваши корабли и заберет все, что вам нужно.

Услуга эта обошлась в несколько гиней, но зато к вечеру все были готовы к встрече с английскими дамами. К клубу подъезжали в каретах при звуках оркестра. Англичанки в белых коленкоровых платьях сидели на стульях. Кавалеры стояли в отдалении. Ртищев быстро оценил ситуацию:

– Девиц куда больше, чем провожатых, будет, где разгуляться!

Русских офицеров тут же рассадили между девицами. Знакомясь, говорили по– английски, а кто не знал, по-французски. Девицы тоже, явно готовились к встрече и ознакомились с азами русского языка. Неизвестно кто их обучал, но с прелестных губ то и дело слетали столь крепкие боцманские ругательства, что наши офицеры были в полном восторге. Затем заиграли менуэт, после которого начались всяческие мудреные кадрили. Вскоре уже каждый из офицеров имел собственную даму. К Броневскому подсела очаровательная блондинка.

– Меня зовут Бетси! – дерзко взяла она его под руку.

– Владимир Броневский из дворян псковской губернии! – представился, слегка ошарашенный этакой смелостью, мичман.

– Мы отныне сами выбираем себе кавалеров, потому, что мы эмансипе! – просветила молоденькая спутница запыхавшегося Броневского после очередного замысловатого па.

– Это что еще такое? – искренне удивился тот.

– Эмансипе – это когда мы командуем мужчинами и делаем, что только захотим!

– гордо вскинула кукольную головку Бетси.

– Не приведи, Господи! – с ужасом подумал мичман, но виду не подал, а, покрепче обняв свою партнершу, сделал удивленное лицо. – Как все это интересно и главное ново!

– О, вы, я вижу настоящий джентльмен и друг эмансипе! – улыбаясь, прошептала Бетси ему в ухо. – Вы мне уже определенно нравитесь, а потому можете вполне рассчитывать на взаимность!

Затем объявили новый танец экосез, после чего были накрыты столы. Дамы сами наливали своим кавалерам вина. Потом опять до изнеможения плясали экосез. Ближе к утру офицеров начали развозить по домам. Броневского довольно бесцеремонно забрала к себе его милая партнерша.

Когда ж в полдень следующего дня мичман покинул гостеприимный дом, очаровательная хозяйка которого из окошка послала ему прощальный поцелуй, Броневский был настроен уже куда более снисходительно:

– А все же не такая уж плохая штука эта их эмансипе!

* * *

У матросов в Англии шла своя гулянка. После обеда командиры приказывает спустить очередную вахту на берег «освежиться». Боцмана свистели в дудки:

– Первой вахте изготовиться на берег! Чище одеться!

Матросы первой вахты, бросив все дела весело и с шутками, кинулись к рундукам, чтоб переодеться. Переодеваются прямо на палубе. Тут и там раскиданы вещи, матросская хурда. Матросы второй вахты угрюмо посматривают на счастливцев, которые первыми вкусят удовольствия предстоящей гульбы.

Сходящий на берег матрос держит на ладони четыре монеты и мучительно рассуждает:

– Один франковик пропью, второй франковик кое-куда, на третий разве отдать басурманкам белье помыть? А нашта! Белье я и сам помою. На этот франковик не купить ли табаку али игрушку жене? Нет, баловать бабу не стану, а табак казенный дают, лучше уж и энтот пропью!

Некоторые матросы сходят на берег с узелками белья, чтобы дать его постирать, иные с раскрашенными балалайками, чтобы гулять, так гулять. Но большинство налегке, чтобы по пьянке ничего не растерять. Кто-то сразу заворачивает в кабак, кто-то в портовый бордель, девок местных за пышности пощупать, а кто– то и просто так пошататься по городу, посмотреть на заморские диковинки, да прикупить подарков.

– Архипыч ты куда? – спрашивает один матрос другого.

– По городу гулять!

– Зайди в лавку, купи мне галстук, али платок цветастый!

– Давай деньги, куплю!

– Не могу Архипыч! Я ж в кабак следую, значит напьюсь. А мне для сего дела деньги во как нужны. Сделай одолженье, купи платок¸ а я деньги потом отдам.

…В кабаке гуляют вперемежку наши и английские матросы. Англичанин что-то лопочет нашему.

– Ты, басурманская твоя харя, говори по-русски, а не лай, что собака! – грозит наш англичанину пальцем. – Что не можешь, али притворяешься?

Англичанин кивает головой и бьет себя пальцем по кадыку. Наш матрос разъясняет ситуацию остальным:

– А ведь понимает меня каналья, бесов сын, Да и я уже начинаю по ихнему марковать. Что говорит? Да выпить предлагает. Ладно, уж согласный я, наливай!

Единственно, что не любили англичане на совместных выпивках, так это когда, напившись, наши лезли целоваться троекратно. За протесты эти свои глупые, англичане частенько от наших по морде и получали. Бились серьезно. Англичане наших «боксами» своими отхаживали, наши же лупили соперников в мах да по лбу. Потом, если силы еще оставались, братались снова.

Вот на причале в ожидании шлюпки стоит, покачиваясь, матрос в синяках и с распухшим носом. Сразу видно, что успел и побрататься, и подраться. Его окружают сослуживцы, спрашивают участливо:

– Митрич, кто тебя так расписал?

– Басурмане одолели. Был бы один. А те сразу втроем навалились вражьи сыновья!

– Свистнул бы нам, мы враз стенкой ломанули!

– Щас поздно, а в следущу очередь ломанем!

– А ты обидчиков то помнишь?

– А на что их помнить-то? – искренне удивляется отлупленный Митрич. – Всех метелить и станем!

– И то дело! – соглашаются дружки. – Ох, и погуляем же на славу, будет, где душе разойтись!

* * *

Едва Кронштадт покинула эскадра Сенявина, как на внешний рейд начали вытягиваться главные силы Балтийского флота под началом адмирала Красного флага и командира первой дивизии Тета. Всего собрано было 11 линейных кораблей, 10 фрегатов и почти полторы сотни транспортов. Предстояла переброска корпуса графа Толстого в шведскую Померанию, где объединясь с англичанами и шведами, Толстой должен был нанести удар в спину французской армии.

Несмотря на всю внешнюю дружественность к России Пруссии, адмиралу Тету была дана секретная инструкция, гласившая, что, если бы "обнаружились доселе скрываемые замыслы Пруссии начатием неприязненных противу нас действий" на эскадру возлагалась блокада всего побережья от Штетина до Мемеля, занятие на зиму Данцига и всяческое стеснение прусской морской торговли. Окончательный расклад политических сил на предстоящую компанию был еще совершенно не ясен.

К середине сентября одновременно в Кронштадте, Ревеле и Риге началась погрузка солдат и казаков, артиллерии и имущества. Провожать Тета приехал морской министр. У Чичагова с Тетом дружба старая. Еще совсем недавно (и года не прошло!) состоял контр-адмирал Красного флага Чичагов в дивизии адмирала, а теперь, вознесенный на вершину служебной лестницы, сам стал его начальником.

– Задумка с десантом хорошо, но боюсь, что подведут шведы с англичанами! – честно признался министр командующему. – Как бы, не пришлось весь корпус обратно везти!

– Не будем загадывать! – покачал головой Тет. – Надо еще до Померании без потерь доплыть!

Егор Егорович Тет

Как в воду глядел опытный мореход! Переход к Померании по причине осенних штормов выдался на самом деле невероятно тяжелым. На подходе к острову Рюген флот и транспортный караван попали в настоящую бурю. Суда швыряло, как щепки и каждый теперь был предоставлен сам себе. Транспорта тонули десятками, а люди гибли тысячами. Особенно много погибло в тот страшный день казаков, которых расписали по самым маленьким суденышкам. Смертный час свой сыны Дона встречали с истинно русским хладнокровием. Причащались, прощали сотоварищам былые обиды, а затем, расцеловавшись напоследок друг с другом, и, осенив себя крестным знамением, один за другим уходили под воду, так и не выпустив из рук своих сабель…

За какие-то два-три часа ожесточенного шторма было потеряно три десятка транспортов и катер "Диспач". Погибло в волнах и разбилось о прибрежные камни более четырех тысяч человек…

Несмотря на случившуюся трагедию, Тет все же нашел силы, подошел к Штральзунду и высадил на берег измочаленный десант. После высадки он, согласно высочайшей инструкции, сразу же повернул в обратный путь, где корабли опять сильно потерпели от непогоды.

Увы, огромные жертвы, принесенные на алтарь общего дела, оказались совершенно напрасными. Последовавшее вскоре столкновение при Аустерлице, свело на нет все усилия русских моряков. Узнав о результатах сражения, англичане и шведы не рискнули открыто выступать против французов и наши, как всегда, остались в полном одиночестве. Расположившись на правом берегу реки Везер, Толстой напрасно ждал указаний из Петербурга. О нем словно забыли. А затем пришло указание… прусского короля: немедленно сворачивать свой лагерь и убираться ко всем чертям в Россию!

Так никчемно и безрезультатно закончилась операция, грозившая обернуться новой славой русского оружия.

Возвращаясь мимо Рюгена, на кораблях отслужили панихиду по погибшим сотоварищам. Все также было мрачно небо и яростно свистал ветер в натянутом рангоуте, все также остервенело бились волны о каменные скалы острова. Люди, помните этот страшный Рюген! Помните о тех, кто канул навсегда в здешних глубинах!

Глава пятая
Залпы Трафальгара

Пока наша эскадра, отстаиваясь в Портсмуте, готовилась к переходу в средиземноморские воды, совсем рядом у испанского мыса Трафальгар развернулись события, во многом изменившие весь характер последующей борьбы за обладание морем.

Морские переходы перед Трафальгарским сражением

Началось с того, что французы, договорившись о присоединении к себе немалого испанского флота, решили, что отныне вполне готовы померяться силами с Англией. Наполеон требовал от своих адмиралов обеспечить ему безопасность проливных вод всего лишь на одни сутки (ровно столько времени надо было ему, чтобы перебросить армию на берег Туманного Альбиона и одним ударом поставить гордых англичан на колени) и адмиралы ему эти сутки обещали. Английский флот все еще мотало на якорях на внешнем рейде Портсмута. Корабли спешно заканчивали приемку последних припасов. Флаг вицеадмирала Нельсона развевался над старой, но еще крепкой 100-пушечной «Виктори». 15 сентября 1805 года Нельсон покинул Портсмут. Курс его эскадры был проложен к Кадису, где, по имеемым сведениям, отстаивался французский флот. Там же крейсировали и эскадры вице-адмиралов Катберта Коллингвуда и Роберта Кальдера, которые Нельсону надлежало взять под свое начало.

Катберт Коллингвуд, 1-й барон Коллингвуд

В эти дни Наполеон раздраженно писал своему морскому главнокомандующему: «Наш план состоит в том, что, встретив врага, располагающего меньшими силами, вы должны не колеблясь атаковать его и одержать победу». Но Вильнев все медлил с активными действиями, и император принял решение об его смещении. Только это известие подвигло адмирала к решительным мерам. Только после этого Вильнев решился, наконец, покинуть Кадис и, соединившись с испанцами у Картахены, укрыться в Тулоне, где уже окончательно подготовить объединенную франко-испанскую армаду к решающей битве за обладание морем. Теперь все решали часы, кто кого опередит: Нельсон ли Вильнева, или Вильнев Нельсона?

На подходе к Кадису Нельсон выслал вперед легкий фрегат со строжайшим приказом отменить причитающийся ему по должности 13-кратный салют. Выдавать французам свое появление при флоте, он не был намерен. Одновременно Коллингвуду и Кальдеру было велено отвести свои корабли подальше от Кадиса. Этим Нельсон рассчитывал создать у Вильнева иллюзию слабости английской блокады порта и легкости ее прорыва.

29 сентября английский командующий отметил свое 47-летие. На праздничный обед по этому случаю, Нельсон пригласил своих младших флагманов и пятнадцать капитанов. Начало празднества ознаменовалось весьма знаменательным действом. Когда Нельсон уже расположился за столом, из дверей к нему вышла процессия, возглавляемая командиром "Виктори". На металлическом поддоне, что нес капитан Харди, красовалась огромная жаренная крыса. В зубах она держала перекусанный французский флажок. То была дань старому времени, когда нынешний вице-адмирал был всего лишь юным мичманом, и постоянно недоедая, ночами жарил на противнях, пойманных в трюме крыс. Как говорят историки, герой Англии был в неописуемом восторге от преподнесенного ему подарка. Свежеиспеченная тушка была тут же им со знанием дела препарирована, по-товарищески разделена между всеми присутствующими и уничтожена в течение нескольких минут.

После традиционных тостов, Нельсон изложил собравшимся план предстоящей битвы.

– Если вы не увидите сигналов или не поймете их, ставьте свой корабль рядом с вражеским – в этом не будет ошибки! – объявил он.

Роберт Кальдер, 1-й баронет

Уже вечером о своем плане Нельсон записал в своем дневнике так: «Когда я начал объяснять то, что назвал методом Нельсона, он поразил их, как электрошок. Кто-то прослезился; одобрили все. План был нов, оригинален и прост. Все – от адмирала до низших чинов – повторяли, что мы победим, если только нам удастся схватиться с французами».

После объединения с Коллингвудом и Кальдером силы Нельсона насчитывали двадцать семь боевых вымпелов. Франко-испанский флот, по расчетам, составлял тридцать три корабля. Находясь в шестидесяти милях от Кадиса, Нельсон терпеливо выжидал, когда Вильнев попадется на его нехитрую уловку. И он дождался своего часа!

19 октября дозорные фрегаты доложили ему, что, судя по всему, французы готовятся к выходу из порта: в гавани заметно большое оживление, то и дело высылаются в море на разведку легкие суда. Получив эти сведения, английский командующий отдал приказ готовиться к решающей схватке. Предполагая, что целью выхода Вильнева будет прорыв в Средиземное море, Нельсон сманеврировал так, чтобы преградить неприятелю путь к Тулону. Ночью при свете мерцающей свечи, он написал свое последнее письмо к самой любимой женщине Эмме Гамильтон и их общей дочери четырехлетней Горации: "Моя дорогая, любимая Эмма, мой самый близкий друг! Получены сигналы, что вражеский флот выходит из порта. Ветер у нас очень слаб, поэтому я не надеюсь увидеть флот до завтрашнего утра. Пусть бог войны увенчает мои старания успехом; что бы ни случилось, я сделаю все возможное, чтобы мое имя навсегда стало самым дорогим для тебя и Горации. Вас обеих я люблю, как саму жизнь. Это мое последнее перед битвой письмо, пишу вам и надеюсь, что волей Божий я останусь жив, и смогу дописать его после боя. Благослови вас Небо, я молюсь за вас, Нельсон и Бронте".

Прижизненный портрет адмирала Нельсона

Утром следующего дня адмирал Пьер Вильнев вывел свой флот из Кадиса и взял курс на Гибралтар. До поры до времени Нельсон старался держаться от него на почтительно расстоянии. Англичанам было крайне важно заставить французов отойти как можно дальше от Кадиса, чтобы не дать уже вернуться без боя. Однако Вильнев все же, в конце концов, понял намерения своего противника. Немедленно последовал сигнал развернуться на обратный курс. Теперь обманутый Вильнев опять устремил форштевни своих кораблей к Кадису, но теперь на его пути стоял Нельсон. Генеральное столкновение двух враждебных флотов было неизбежным, и оно состоялось.

Ранним утром 21 октября, когда Нельсон начал выстаивать свой флот, маневрируя к весту от врага на траверзе испанского мыса Трафальгар, его впередсмотрящие донесли о том, что видят на горизонте множество парусов. То был флот Вильнева, растянувшийся строем полумесяца. Нельсон посмотрел на часы. Было ровно пять тридцать.

– Это самый счастливый день моей жизни! – сказал Нельсон. – Это день справедливости!

На вице-адмирале был парадный мундир, украшенный четырьмя орденскими звездами. Это делало английского командующего прекрасной мишенью. Капитан "Виктори" Харди пытался, было, уговорить Нельсона сменить мундир, но тот отказался наотрез.

– Я честно заслужил эти награды! – ответил он. – И честно с ними умру!

Тот же Харди и старый знакомец командующего капитан Блэквуд предложили Нельсону для безопасности перейти на фрегат и руководить сражением со стороны, но он с гневом отверг и это.

Французы тоже заметили противника, но произошло это спустя полчаса. За это время англичане смогли уже почти закончить свое перестроение для боя, разделившись на две боевые колонны. Первую из четырнадцати вымпелов вел лично Нельсон на "Виктори". Вторую из тринадцати вымпелов его младший флагман Коллингвуд на "Роял Соверине". Колонны спускались на противника почти под прямым углом. Маневр этот был более чем рискован. Дело в том, что при сближении английские корабли оказывались почти безоружными перед всею артиллерийской мощью союзного флота. Расчет Нельсона был только на слабую артиллерийскую подготовку своего противника и этот расчет полностью оправдался.

Враждующие флоты медленн о сближались. За это в ремя оба командующих успели провести совещание со своими капитанами, а Нельсон еще и составить завещание, в котором призывал короля позаботиться об Эмме и Горации.

Было около одиннадцати утра, когда Нельсон в последний раз спустился к себе в каюту. Там он сделал последнюю запись в своем дневнике: "Да дарует великий Бог, пред которым я преклоняюсь, великую, славную победу моей стране и на благо всей Европы; пусть не опорочит ее чей-то проступок и пусть после победы гуманность станет главной чертой британского флота. Что касается меня лично, я вручаю жизнь свою Создателю и молю его о благословении меня на преданное служение родине. Ему я вручаю себя и справедливое дело, которое мне доверено защищать. Аминь. Аминь. Аминь". Поднявшись на шканцы, он обратился к своему флаг-офицеру:

– Я хочу передать сигнал флоту: «Англия верит, что каждый исполнит свой долг!» Только передавайте быстрее, я хочу передать затем еще один сигнал.

– Есть, сэр! – Ответил тот. – Однако, если позволите, я заменю слово «верит» на слово «ожидает». Так будет быстрее!

– Хорошо! – кивнул Нельсон. – Передавайте!

Над "Виктори" подняли флаги, и весь английский флот смог прочитать самый знаменитый сигнал Нельсона: "Англия ожидает, что каждый исполнит свой долг".

«Англия ожидает, что каждый исполнит свой долг»

Ровно в полдень англичане подняли боевые белые флаги святого Георга. Над кормами французских кораблей взвились трехцветные республиканские. На кораблях кричали: «Да здравствует император!» Испанцы подняли под флагами обоих Кастилий длинные деревянные кресты.

Вскоре две британские колонны сошлись с франко-испанским флотом. Первым сблизился с союзниками "Роял Соверин" Коллингвуда, далеко оторвавшийся от остальных. В двенадцать часов тридцать минут он прорезал неприятельский строй под кормой шестнадцатого с конца колонны корабля. То был флагман испанского адмирала Алавы "Санта-Мария". Союзники встретили приближающихся англичан раскатистым залпом. Первым разрядил свои пушки французский линейный корабль "Фуге". Сражение при мысе Трафальгар началось!

Большинство ядер, выпущенных французами, однако, легли с недолетом. Британцы молчали, сберегая свой залп до подхода вплотную. Чтобы сберечь людей, Коллингвуд приказал матросам лечь на палубу. Его "Роял-Соверин" по– прежнему был впереди всех. Вице-адмирал повернулся к своему флаг-офицеру Ротераму:

– Чего бы ни отдал сейчас Нельсон за то, чтобы быть на нашем месте!

– Смотрите! – обратился почти одновременно к окружавшим его офицерам Нельсон. – Как благородно Колингвуд ведет в дело свою эскадру!

Трафальгарская битва

И вот, наконец, их миг настал. Едва передовые корабли вышли на крамбол неприятельского флота, начался ответный огонь. Вот когда сказалась выучка английский команд. В то время, когда французы и испанцы делали выстрел, британцы успевали ответить тремя. «Роял Соверин» всеми тремя деками изрешетил несчастную «Фуге». Затем одновременно сто пятьдесят ядер пронзили от кормы до форштевня испанскую "Санта-Анну, с которой он почти сошелся реями. Более четырех сотен матросов было убито и покалечено в течение нескольких секунд. Но и Коллингвуду достается. Паруса «Роял– Соверина» висят клочьями. Над кораблями повсюду вздымались черные султаны дымов, то там, то здесь вспыхивали пожары, летели вниз реи и паруса. Бой с каждой минутой становился все ожесточенней.

Младший флагман Коллингвуд несколько ошибся в своем маневре. Его флагман уклонился в сторону и рассек неприятельский строй весьма далеко от колонны командующего. Из-за этого Нельсону не удалось создать большой перевес на направлении главного удара, как он рассчитывал изначально. К тому же стал меняться ветер и ход англичан резко упал. Он явно запаздывал поддержать, дравшегося в одиночку Коллингвуда. Но что-то менять было уже поздно.

Теперь надо было драться.

Колонна Нельсона вступила в сражение полчаса спустя после Коллингвуда. Первый залп находившегося против него французского "Буцентавра" лег с недолетом, второй у борта, третий пролетел над сетками. Наконец "Виктори" вздрогнул, очередное ядро попало в грот-брам-стеньгу. Едва над головой просвистели первые ядра, Нельсон попрощался со своим старым товарищем капитаном Блэквудом, который торопился вернуться на свой корабль. Пожимая руку командующему, Блэквуд сказал:

– Надеюсь, милорд, что, когда я вернусь на «Виктори», я найду вас целым и невредимым. И вы успеете пленить двадцать кораблей!

Нельсон на это нахмурился:

– Благослови вас Бог, Блэквуд! Кажется, я вас больше не увижу!

Флагманская "Виктори" шла передовой в своей колонне, а потому именно на нее обрушился весь шквал союзного флота. Одновременно шесть или семь кораблей палили по "Виктори", однако сильная бортовая качка мешала французским канонирам брать правильный прицел. К тому же французы вели огонь не по корпусу английского корабля, а по его такелажу. Только этим можно было объяснить, то, что флагман Нельсона еще был жив.

Трафальгарская битва. Диспозиция

В вихре ядер и треске ломающегося такелажа английский флот ломился сквозь боевые порядки французов и испанцев. Капитан «Виктори» Харди сманеврировал так, что корабль прошел за кормой французского «Буцентавра», на котором держал свой флаг адмирал Вильнев и дал по нему продольный залп в упор. Вслед за «Виктори» начали один за другим вступать в бой остальные корабли его колонны, давая сокрушительные продольные залпы. Союзный флот почти сразу оказался в безнадежном положении. Изолированный друг от друга на несколько окруженных со всех сторон отрядов, он теперь был лишен не только единого командования, но и какой-либо воли к победе. Теперь уже англичане избивали французов и испанцев продольными залпами, причем делали это с дистанции в несколько метров. Учитывая прекрасную подготовку английских артиллеристов, дальнейшее сопротивление становилось теперь просто безрассудным! Несмотря на это и французские, и испанские корабли сражались с ожесточением обреченных до тех пор, пока были в состоянии выдерживать всесокрушающий огонь врага.

Общее сражение вскоре распалось на ряд ожесточенных поединков, когда противники, сойдясь вплотную, поражали изо всех сил друг друга из пушек и ружей.

Стоящего рядом с Нельсоном офицера перерубило пополам ядром с "Буцентавра". Вице-адмирала обдало еще горячей кровью. Нельсон вытерся платком и, как ни в чем ни бывало, продолжил осмотр близстоящих неприятельских кораблей. Рушится крюйс-стеньга, разлетается в щепки штурвал, цепное ядро разом рвет в куски сразу восемь матросов на юте. Еще одно тут же разносит в дребезги планширь. Щепкой от него перебило пряжку на башмаке капитана Харди. На этот раз капитан и вице-адмирал молча посмотрели друг на друга.

– Такая горячая работа долго не продлиться! – пожал плечами Нельсон.

Рядом с "Виктори" флагман Вильнева "Буцентавр". "Виктори" почти тычется своим утлегарем в гака-борт "Буцентавра". Французского командующего поддерживают "Редутабль" и "Нептун". Абордаж кажется неизбежным. Вильнев берет в руки императорский штандарт.

– Друзья мои! – кричит он своим матросам. – Я бросаю эту святыню на английский корабль. Мы возьмем его на абордаж или умрем!

Матросы дружно кричат "виват"!

Над "Буцентавром" взлетает флажный сигнал: "Всякий не сражающийся корабль находится не на своем месте и должен занять такую позицию, которая скорее введет его в дело!" Это последний из сигналов Вильнева. Отныне каждый из дерущихся будет действовать по собственному усмотрению. Роль адмирала для Вильневу окончена, теперь ему остается только доказать, что он первый из храбрейших.

Адмирал Нельсон во время Трафальгарского сражения

Рядом с «Виктори» в этот момент находился французский «Редутабль», ведший ожесточенную пальбу из всех пушек.

– Похоже, нам не избежать абордажа? – обращается к Нельсону капитан Харди.

– Сходитесь с кем хотите, мне без разницы! – пожимает тот плечами. Харди оценивает ситуацию. С 84-пушечным «Буцентавром» и 130-пушечной испанской «Сантисимой-Тринидат» сходиться опасно. И Харди выбирает 74– пушечный «Редутабль». Расходясь с «Буцентавром», «Виктори» оказывается у него за кормой и разряжает свои пушки, заряженные тысячами пуль в корму французского линкора. Огненный смерч в одно мгновение выкашивает всю палубную команду, готовую ринуться на абордаж. По «Виктори» ведет огонь «Нептун», но Нельсон полностью игнорируя его, движется к выбранному «Редутаблю». Свалившись бортами, оба корабля медленно дрейфуют. Матросы ведут ожесточенную перестрелку из ружей. Французы постепенно берут верх, и вся палуба английского флагмана покрывается трупами.

С мачт "Редутабля" хорошо различим прохаживающийся по шканцам английский командующий в своем сверкающем звездами мундире. Несколько выстрелов из ружей и вот Нельсон внезапно падает на колени, вытянув вперед руки. Его тут же подхватывают.

– Наконец они меня доконали, Харди! – прошептал вице-адмирал. – Эти подлецы прострелили мне хребет!

Матросы отнесли командующего на кубрик, где вовсю уже работали лекари, отпиливая ножовками руки и ноги. Нельсон попросил, чтобы его лицо покрыли платком. Он не желал, чтобы матросы видели своего командующего в столь беспомощном состоянии. Вице-адмирал осторожно положили в дальнем углу палубы, расшвыряв в сторону валявшиеся там отрезанные конечности. Подошедшему корабельному врачу Уильяму Битти, Нельсон сказал:

– Вы не можете мне помочь: у меня прострелена спина! Жить мне осталось недолго!

Трафальгарское сражение

Капеллана Скотта он попросил попрощаться за него с леди Гамильтон и своей тайной дочерью Горацией. Пульс Нельсона все угасал, и было ясно, что он умирает.

Ветер меж тем почти стихает. На протяжении нескольких миль идет повсеместное сражение. На палубе "Буцентавра" все готово к абордажу "Виктори". Вот два неприятельских флагмана сошлись вплотную бортами. Корпус трехдечного "Виктори" оказался намного выше корпуса "Буцентавра". Французы пошли на его приступ, как на приступ крепости. Впереди всех почти мальчишка гардемарин Ион. Но взобраться на палубу "Виктори" удалось немногим. А в это время с кормы "Буцентавру" зашел еще один английский линкор и одним залпом положил на смерть сотни и сотни людей. Разом рухнули все три мачты. Теперь уже сам "Буцентавр" оказался беспомощным перед "Виктори". Оба сцепившихся корабля так и дрейфовало вместе.

– Кажется «Буцентавр» свой долг уже выполнил! – мрачно произнес адмирал Вильнев, перешагивая через горы трупов. – Но я свой еще нет! Спускайте шлюпку, я переношу свой флаг!

Но на искореженном корабле не нашлось, ни одной целой шлюпки. Спустя полчаса Вильнев, молча отдал свою шпагу прибывшим англичанам.

Спустя еще час на кубрик "Виктори " спустился капитан Харди и встал на коленях рядом с умирающим. Нельсон приоткрыл глаза.

– Как идет бой? – едва разлепил он губы.

– Превосходно, милорд! Мы захватили в плен уже двенадцать или четырнадцать кораблей, но пять из состава их авангарда сейчас развернулись на «Виктори», и намерены навалиться на нас всем скопом! Я попросил наших ближайших мателотов помощи и уверен, что сейчас зададим им хорошую порку!

– Надеюсь, ни один из наших не сдался! – прошептал Нельсон.

– Об этом не может быть и речи! – заверил его Харди.

Нельсон знаком попросил его приблизиться к себе поближе.