Текст книги "Битва за Дальний Восток. От противостояния к Антанте"

От презрения до восхищения один шаг. Если еще вчера английская печать и писала о Токио в уничижительно-ироничном тоне, то теперь Японии расточались самые возвышенные дифирамбы, вплоть до того, что ее сравнивали с самой Англией времен промышленного переворота. Английские журналисты искали параллели в геополитическом положении двух стран, в особой патриотичности двух народов.

– Мы, островитяне, имеем особый менталитет, который никогда не понять жителям материка! – внушал японскому послу Като Такааки министр иностранных дел лорд Кимберли.

Потомственный самурай из клана Нагоя скалил свои кривые желтые зубы…

Проводив Такааки, Джон Кимберли выразился более откровенно:

– Этим желтомордым обезьянам я не верю ни на йоту! Да, пока они наши потенциальные союзники, но вовсе не из-за любви к нам, а из-за ненависти к России!

Пока в Лондоне усиленно обрабатывали японского посла, английский посол в Токио Эрнест Сатору денно и нощно внушал министру иностранных дел графу Муцу Мунэмицу:

– Англия традиционно держится в стороне от европейской политики и сохраняет неоспоримое первенство на морях. Ваша политика точно такая же, как наша! Именно поэтому мы естественные союзники, у нас обширные общие интересы, которые надо защищать от общего врага.

– Кто же наш общий враг? – прищурил и без того узкие глаза граф Муцу.

– Россия! Именно она постоянная и прямая угроза и вам, и нам! – пафосно провозгласил Сатору.

– Желала бы Япония, чтобы русские получили незамерзающий морской порт в Корее? – продолжал осаду опытный Сатору.

В ответ японец отрицательно повертел головой.

– Вот именно! Мы тоже не желаем этого! Таким образом, общность интересов неизбежно ведет наши страны к естественному союзу, который будет прочнее, чем все когда бы ни было ранее заключенные альянсы!

Слова… Слова… На самом деле во имя нового союзника Лондон не был намерен даже немного подвинуться в Поднебесной, давая там дорогу японским товарам.

Одновременно возрастали и симпатии японцев к Англии. «Общее чувство в Японии таково, что Англия – ее естественный союзник не из-за любви к нам, а из-за ненависти к России», – сообщал один из английских дипломатов из Токио.

А между тем грянуло, причем там, где все менее ожидали, – на юге далекой Африки!

Глава пятая

Начавшаяся в октябре 1899 года англо-бурская война сразу же вызвала огромный резонанс в мире. Негодовала по поводу зверств англичан в Южной Африке практически вся Европа. Но негодовала, как всегда, тихо, в тряпочку…

Реальной помощи Трансваалю и Оранжевой республике так никто и не оказал. Все дружно заявили о своем нейтралитете в конфликте.

На этом фоне резко отличалась позиция России. В наших министерствах иностранных дел и в военном, считали события на юге Африки прямым продолжением Большой Игры со всеми вытекающими последствиями.

Поэтому неудивительно, что Николай уже в начале ноября в Потсдаме провел несколько встреч с кайзером Вильгельмом, на которых обсудил проблемы взаимоотношения с Англией в создавшихся реалиях.

Оба императора заявили, что симпатизируют храбрым бурам и осуждают злодеев-англичан. При этом оба императора свое отношение к англичанам не скрывали и высказались публично!

Так как у России не было прямых интересов в Южной Африке, то Вильгельм обращал внимание кузена на Дальний Восток и Азию, где конкуренция с Англией у нас была сильна.

– Чем больше англичане завязнут в Африке, тем лучше для нас и вас! – внушал он Николаю. – Единственное, что тебе надо, Ники, – в нужный момент провести учение армии на афганской границе!

Как всегда, Вильгельм разыгрывал исключительно свою карту. По его задумке, бряцанье русского оружия на границе Индии должно было испугать англичан. После этого они должны были прекратить захватывать новые колонии и сконцентрироваться на защите старых. Ну, а тут незахваченные англичанами колонии спокойно бы прибрала себе Германия. Все просто и логично!

Надо сказать, что Николай отнесся к сценарию кайзера с одобрением… Позицию Николая II тех месяцев лучше всего характеризует его письмо к сестре Ксении от 3 ноября 1899 года: «Как и ты, и Сандро (великий князь Александр Михайлович. – В.Ш.) – я всецело поглощен войною Англии с Трансваалем; я ежедневно перечитываю все подробности в английских газетах от первой до последней строки и затем делюсь с другими за столом своими впечатлениями. Я рад, что Аликс (императрица Александра Федоровна. – В.Ш.) во всем думает, как мы; разумеется, она в ужасе от потерь англичан офицерами, но что же делать – у них в их войнах всегда так бывало! Не могу не выразить моей радости по поводу только что подтвердившегося известия, полученного уже вчера, о том, что во время вылазки генерала White целых два английских батальона и горная батарея взяты бурами в плен! Вот что называется влопались и полезли в воду, не зная броду!…А если поднимется восстание остальных буров, живущих в английских южноафриканских колониях? Что тогда будут делать англичане со своими 50 тысячами; этого количества будет далеко недостаточно, война может затянуться, а откуда Англия возьмет свои подкрепления – не из Индии же? Ты знаешь, милая моя, что я не горд, но мне приятно сознание, что только в моих руках находится средство вконец изменить ход войны в Африке. Средство это очень простое – отдать приказ по телеграфу всем туркестанским войскам мобилизоваться и подойти к границе. Вот и все! Никакие самые сильные флоты в мире не могут помешать нам расправиться с Англией именно там, в наиболее уязвимом для нее месте. Но время для этого еще не приспело: мы недостаточно готовы к серьезным действиям, главным образом потому, что Туркестан не соединен пока сплошной железной дорогой с внутренней Россией. Однако же я увлекся, но ты поймешь, что при случае невольно иногда самые излюбленные мечты вырываются наружу, и невозможно удержаться, чтобы не поделиться ими».

Письмо Николая II примечательно. Во-первых, в нем он не скрывает своей искренней радости даже от небольших успехов буров. Во-вторых, Николай четко пишет, что считает англо-бурскую войну составной частью Большой Игры, и указывает на свою возможную роль в этом конфликте. Причем на роль решающую! План российского императора, возможно, был не оригинален, но предельно эффективен – постучаться в индийские ворота и потребовать их открыть. Ни более и ни менее! Фактически в данном случае он следовал совету германского кайзера.

Николай считал Туркестанский военный округ своим «дамокловым мечем», который нависал над Индией и который он в любой момент мог пустить в ход. При этом совершенно понятно, что «дамоклов меч» мог быть пущен в ход не только и не столько из-за симпатий к плантаторам далекого Трансвааля, а куда в более серьезном случае.

* * *

Прекрасно понимая позицию и возможности России, чиновники Форин офиса срочно предприняли шаги, чтобы умилостивить Петербург, а заодно и подзуживавший его Берлин. Уже 8 ноября 1899 года Англия срочно пошла на уступки Германии в разделе Самоа. Кроме того, Лондон дал «зеленый свет» Вильгельму по строительству Берлино-Багдадской железной дороги. В ноябре Германия неожиданно получила долгожданную концессию на ее строительство. После этого кайзер, вполне предсказуемо, прекратил ругать злодеев-англичан и нахваливать храбрых буров.

– Мерзавцы там и те, и другие! – отвечал он теперь на вопросы журналистов о своих симпатиях относительно англо-бурского конфликте.

Надо сказать, что англо-германский договор 1898 года по африканским проблемам был секретным и удовлетворял запросы обеих сторон за счет «третьих лиц», в первую очередь за счет Португалии. Имевшая гигантский внешний и внутренний долг, Португалия находилась тогда на грани полного банкротства, постепенно теряя свои некогда огромные колонии или, в лучшем случае, сдавать их в так называемую «долгосрочную аренду», из которой возврата назад, впрочем, тоже не было.

В этой ситуации Лиссабон обратил внимание на Россию. Из великих держав она была самым незаинтересованным партнером и надежным покупателем. Поэтому португальский посол в Петербурге начал лихорадочно зондировать почву для возможных переговоров.

Разумеется, такие действия португальских должников были абсолютно неприемлемы для Англии, яростно сопротивлявшейся любой возможности русского проникновения в Африку. Причем, когда невозможно было воздействовать экономически, англичане беспардонно использовали прямое политическое давление. Так было несколько ранее, когда Лондон, нажав на Париж, сорвал испанский проект продажи России города-порта Сеуты на африканском побережье Гибралтара…

В результате Николай II не проявил никакого интереса к борьбе за приобретение колоний в Африке. Честолюбивые замыслы российского императора были направлены в это время исключительно на Дальний Восток. Поэтому африканские португальские колонии были одна за другой поглощены всеядной Германией.

Что касается нейтрализации России в англо-бурском конфликте, то здесь ситуация для англичан была сложнее. Надо сказать, что Николай не ограничился частным письмом к сестре. Перво-наперво он демонстративно отправил отряд из четырех крейсеров с визитом во французский Брест. В случае конфликта с Англией крейсера должны были выйти в Атлантику и начать захват английских торговых судов. Одновременно российский император начал демонстративно подтягивать войска к границам с Афганистаном и Индии… В мерной поступи русских полков по туркестанским пескам в Лондоне сразу услышали траурный марш Шопена…

Поэтому и уступки России были куда серьезнее. Прежде всего, Англия согласилась не препятствовать русско-персидскому соглашению, что Тегеран обязуется не пускать к себе в течение десяти лет ни одну иностранную компанию (кроме российских!) для строительства железных дорог. Промолчала Англия и на то, что в январе 1900 года Россия предоставила Персии заем на условии вытеснения на иранском рынке английских товаров своими. Фактически взамен на нейтралитет в англо-бурской войне Лондон сдавал Петербургу свои последние позиции в Персии! Был и еще целый ряд и менее значимых уступок.

А тем временем война на юге Африки будоражила умы русской общественности. Шумная кампания в поддержку буров развернулась в российской прессе. Газета «Наблюдатель» в 1899 году писала: «Нужно изумляться тому, что мир спокойно взирает на все эти ужасы, проделываемые гордым Альбионом. Давно пора положить предел этому зверству англичан!»

Такие публикации создавали соответствующие настроения и в обществе. Удивительно, но с начала войны в православных церквях начали активно собирать пожертвования в пользу протестантов-кальвинистов. В Трансвааль посылали даже… православные иконы и складни! Воистину чудны дела твои, Господи! Бешеной популярностью не только в столичных, но и в провинциальных российских театрах пользовалась наскоро сочиненная пьеса: «На высотах Драконовых скал, или Война буров с англичанами». Неожиданно для всех взбодрился Лев Толстой. Отринув свое «непротивление злу насилием», он обзывал англичан самыми плохими словами и взывал к их разгрому! Публика Толстому рукоплескала… Картины подвигов буров наперебой рисовали Репин, Рерих и Маковский. Даже улицы в русских городах начали называть на южноафриканский манер: Трансваальская, Крюгеровская…

Разумеется, не обошлось и без добровольцев. Таких набралось 225 человек. Среди наиболее известных – князь Нико Багратиони, будущий председатель Государственной думы Гучков, будущий депутат Думы Заболотный, ставший бурским генералом подполковник Евгений Максимов и даже будущий большевик и крупный советский хозяйственник Александр Эссен. Немало отправилось на юг Африки и русских врачей.

На фоне этого совершенно диким прозвучал скандал, когда случайно выяснилось, что российские степные конезаводы являлись основным источником обозных лошадей для английской армии в Трансваале. За полгода активной деятельности английский генерал-майор Томсон вывез в Африку из Одессы более 40 тысяч лошадей и продолжал скупку животных. Позже стало известно, что и в центральных районах России действовали нанятые англичанами барышники, скупавшие даже крестьянских лошадей. В результате этого цены на среднюю лошадь в России подскочили с 70 рублей до 170 и продолжали расти. Первым забило тревогу военное министерство, опасавшееся ослабления мобилизационной готовности. И хотя после скандала вывоз лошадей прекратили, эта неприглядная история несколько подорвала авторитет России в глазах европейского общественного мнения.

* * *

Но вскоре для России настал и свой звездный час. В конце 1899 года к императору Николаю обратились Голландия и Ватикан с просьбой немедленно воздействовать на Англию, чтобы та прекратила свою агрессивную колониальную политику. Затем и Франция выступила с предложением о том, что Россия просто обязана принять действенные меры на афгано-русской границе и вразумить зарвавшихся англичан. Частные лица и общественные организации заваливали императорскую канцелярию письмами, предлагая самые различные способы воздействия на Англию. Наиболее интересный проект был предложен Ватиканом. Папский статс-секретарь кардинал Рамюлла призывал Россию и Францию выступить в качестве держав, возглавляющих новый союз наций не англосаксонского и не тевтонского происхождения. Во главе нового союза «латинских народов», по мнению папы Льва XIII, должна стоять Франция, а представлять интересы славянских народов в нем будет Россия. Лев XIII обосновывал необходимость создания такого рода объединения стран Европы и Америки логично:

– Именно Франция и Россия больше всех страдают от возрастающего могущества и притязательности англо-германцев!

Понимая, что реализация этого проекта является долгим процессом, кардинал Рамюлла пояснил:

– Святой престол заявляет, что в данный момент всякая политическая комбинация, направленная против Англии, будет пользоваться сочувствием и поддержкой нашей курии.

Кардиналу вторил премьер-министр Франции Теофиль Делькассе. В беседе с послом князем Урусовым он усиленно призывал русского царя к активной политике:

– Сегодня Россия – это единственная держава, могущая воздействовать на англичан. Свирепствующий в Индии голод и эпидемии, в сочетании с повышением активности российских войск на границе с Афганистаном, наведут практических англичан на полезные размышления. Со своей стороны, я обещаю вам полную поддержку в политическом плане.

При этом все переговоры об англо-бурской войне между Петербургом – Парижем – Берлином были секретными и результаты, а точнее их отсутствие, тщательно скрывались. Эта таинственность вызвала смятение в Англии.

Но затем весьма сдержанная позиция России англичан несколько успокоила.

Сдержанность России имела веские причины. Дело в том, что Германия не сделала никаких реальных шагов к созданию антибританской коалиции, о которой ранее так часто твердил кайзер Вильгельм. А политика ближайшего союзника Франции целиком зависела от условий, на которых Германия согласилась бы войти в этот союз. Поэтому Николай II, опасаясь не получить необходимой поддержки, на выступление против бурской войны и не решился.

Правда, вскоре Вильгельм все же проснулся и заявил, что готов участвовать в антианглийской коалиции, но с условием, что Франция признает Эльзас и Лотарингию германскими территориями. Париж, разумеется, с гневом это провокационное предложение отверг. А в конце ноября 1899 года Вильгельм (довольный полученным от англичан островом Самоа) вообще нанес визит в Лондон, где лично благодарил королеву Викторию за щедрый подарок… и потребовал от нее новых уступок. После этого и королеве, и ее премьер-министру стало очевидно, что кайзер не удовлетворился Самоа и ждет новых подачек. Результатом этого торга и стали переговоры с Германией о концессиях на строительство Багдадской железной дороги, о которых мы уже говорили выше. Надо сказать, что данный проект стал сильным ударом по интересам России на Ближнем Востоке. После этого в Петербурге стало окончательно ясно, что полагаться на кайзера нельзя ни при каких обстоятельствах.

Что касается Франции, то она, возмущенная претензиями германского императора, организовала «утечку информации» о секретных переговорах с Берлином и Петербургом, и вскоре их содержание стало достоянием общественности. Раздраженный Вильгельм II потребовал немедленно найти виновника и примерно наказать. Российский и французский МИДы в ответ на «громы и молнии» из Берлина выразили свое глубокое сочувствие, а также твердую уверенность в том, что именно их сотрудники не могли совершить такой шаг, и рекомендовали поискать изменника в берлинских кабинетах.

Провал попытки создания антибританской коалиции Россией в марте 1900 года полностью изменил ситуацию в Европе. Теперь противники Англии уже не только не требовали от российского императора немедленного вмешательства в англо-бурскую войну, но, наоборот, стремились дистанцироваться от этого вопроса. На этом ажиотаж в Европе относительно войны на юге Африки иссяк и политические страсти вокруг англо-бурской войны вскоре сошли на нет.

* * *

Итак, отказавшись от идеи остановить англо-бурскую войну, Николай II еще больше сконцентрировал свое внимание на Дальнем Востоке. Теперь император вполне резонно считал продолжение конфликта в Южной Африке желательным для России. Ведь к июню 1900 года Англия держала в Трансваале около 200 тысяч солдат, истощив военные гарнизоны в метрополии и серьезно ослабив их в колониях. Будучи не в состоянии оказать сопротивления нашим войскам в Китае, Англии приходилось теперь мириться с ростом нашего присутствия на Дальнем Востоке. Так что в целом драка англичан с бурами пошла нам на пользу.

При этом англичане остались расистами до мозга костей. Так, для них было очень важно сохранение мифа о превосходстве английской расы в Индии, поэтому, несмотря на просьбы главкома английской армии в Южной Африке генерала Китченера, на мыс Доброй Надежды, за все время войны с бурами, не был отправлен ни один сипай. В Лондоне боялись – если солдаты с коричневой кожей нанесут поражение белым на Черном континенте, то могут осмелеть и повторить это уже в Индии.

Именно затруднения Англии в Южной Африке в определенном смысле расчистили России дорогу в Маньчжурию и Китай. В июле 1900 года наши войска вошли в Маньчжурию и в Центральный Китай, заняв города Ныочжан и Харбин. Там были подняты русские флаги и введено российское управление.

В конце 1900 года шаткое положение в Южной Африке подтолкнуло Англию к идее об «ограниченном союзе» с Россией, чья финансовая слабость на тот момент ни для кого не была тайной.

До сих пор Россия если и прибегала к займам, то только у союзной Франции. Теперь же займы ей предложила Англия. Но к этому в Петербурге отнеслись с подозрением.

– Англичане просто так ничего не делают, – высказал свое мнение Николаю министр финансов Витте. – Уверен, в этом предложении есть и двойное, и тройное дно! Поэтому нам надо быть предельно осторожными.

По сведениям наших послов, лондонские круги ориентировали свои крупные банки переводить капиталы в Россию напрямую, минуя германские банковские структуры. Причем эти средства должны были поступать не столько в виде займов, сколько инвестициями в промышленность, что было для нас очень ценно. Первой ласточкой «английских симпатий» должен был быть льготный заем у банкирских домов Керзона на сумму десять миллионов фунтов стерлингов, за которым в случае удачных переговоров мог последовать займ до 100 миллионов фунтов стерлингов на таких же условиях.

Впрочем, «покупку» России как нового союзника Англия не полагала делом ближайшего будущего. Обсуждение этой проблемы пока не носило официального характера. Это были лишь намерения. Главной же темой русско-английских отношений оставались китайские проблемы. Россия вела себя в Маньчжурии и Корее, с точки зрения Англии и Японии, чрезвычайно вызывающе, считая себя хозяйкой положения.

Добавляла масла в огонь и нетерпеливость Николая II. Император все больше и больше отстранял от дальневосточных дел министра иностранных дел Ламсдорфа, который, по его мнению, слишком осторожничал, чаще руководствуясь в решении политических вопросов личными симпатиями и антипатиями. К этому Николая II подталкивало ближайшее окружение, твердившее о радикальной «сильной имперской политике».

Запутанность и хаотичность дальневосточной политики России усугублялась не только личной позицией Николая II, его необъективно пренебрежительным отношением к Англии и Японии, но и «внутренней» конкуренцией ближайшего окружения царя и МИДа, прилагавших все усилия, чтобы дискредитировать друг друга.

* * *

Итак, Россия всегда держала наготове в Туркестане свой «дамоклов меч». А Англия мечтала заполучить против России такой же. Таким мечом, по мнению английских политиков, мог стать англо-японский союз, направленный своим острием именно против России. Будучи ущемлена в своих корейских интересах, Япония и сама была настроена против России весьма агрессивно.

В марте 1898 года убежденный русофоб и вдохновитель англо-бурской войны либерал-юнионист Джозеф Чемберлен провел первый зондаж позиции Японии с ее послом бароном Като Такааки. Японцу он старался внушить:

– Будущий военно-политический союз наших держав ограничит проникновение России в Китай и Корею. А впоследствии мы его еще больше укрепим, привлекая США.

Следует признать, что позиция Англии в китайском вопросе в 1900 и 1901 годах определялась тяжестью ситуации именно в Южной Африке. При нормализации положения на фронтах Англия проводила твердую антирусскую линию. Ухудшение обстановки делало ее склонной к компромиссам.

Была и еще одна причина для дружбы с Японией. Большие финансовые трудности, вызванные громадными расходами на войну с бурами, крайнее напряжение людских ресурсов заставили Лондон искать готовую и боеспособную армию на Дальнем Востоке, способную заменить тот последний резерв, который еще оставался в его распоряжении, – флот. Японская армия и японский флот идеально подходили для противостояния России, так как имели не только новейшее вооружение, но и высокий боевой настрой.

По существу, Лондон желал повторить Трансваальскую войну – войну карлика с гигантом в японо-русском исполнении, но с другим результатом. По замыслу англичан на этот раз карлик должен был сокрушить гиганта.

При этом Япония нуждалась только в финансовой помощи, и Англия была готова ее оказать. Поэтому было решено отказаться от займа России и пустить освободившиеся миллионы фунтов стерлингов на усиление Японии.

Первым поднял тревогу встревоженный поступающими известиями из Лондона чиновник МИДа Мартенс (тот самый автор Гаагской международной конференции по всеобщему разоружению).

– Только не дай бог, чтобы Россия подверглась такому серьезному испытанию, какому Англия подвергается в настоящее время в Южной Африке. Наш погром будет почище английского! – говорил он министру иностранных дел Ламсдорфу.

Увы, предупреждения опытнейшего дипломата так и остались благими пожеланиями, и «трансваальский сценарий», как мы уже знаем, будет разыгран в 1904–1905 годах на Дальнем Востоке.

Узнав об англо-японских переговорах. Николай поручил Ламсдорфу разработать меры противодействия, с учетом занятости Англии в Южной Африке. Вскоре в недрах Министерства иностранных дел и военного министерства были определены главные направления имперской политики на ближайшие годы. Задачи были поистине имперскими! Главных направлений было два – Босфор и Дальний Восток. Решить же предстояло следующие вопросы: потребовать от турецкого султана прекратить укрепление Босфора, заявить английскому правительству о восстановлении прямых дипломатических отношений с Афганистаном, продолжить мобилизацию войск в Туркестанском округе и Закаспийской области и передвинуть их к границе с Афганистаном, так как в Индии возросла активность населения вследствие бурской войны и голода, кроме этого, ускорить строительство железных дорог в Персии и Закавказье, а также железнодорожной линии Оренбург – Ташкент в силу их стратегической важности, активно поощрять развитие русского капитала в Персии, где построить сухопутные дороги и новый порт в Энзели, развивая морское сообщение на Каспии. Помимо этого, предполагалось продолжить приведение в боевую готовность войск Приамурского военного круга и на Квантунском полуострове, ускорить оборудование Порт-Артура и строительство железной дороги на Квантунском полуострове, связать его железнодорожные пути с Сибирской магистралью и, наконец, ускорить создание сильной Тихоокеанской эскадры. Отдельным пунктом в этом документе стоял вопрос о занятии Стамбула (Константинополя). Конечно, он не мог быть решен в ближайшее время, поэтому являлся своего рода «программой максимум» для российской внешней политики. Конкретно же была поставлена задача создания плана захвата Босфорского пролива. Для этого надо было усиливать Черноморский флот и готовить грандиозную десантную операцию.

Таким образом, «обсуждение настоящего положения дел, вызванных кровавыми событиями на Африканском материке» вылилось в грандиозный проект расширения зон российского влияния.

Разумеется, столь серьезные планы были хороши лишь до того момента, пока Англия отвлечена на тяжелую войну. Но в марте – июне 1900 года в англо-бурской войне произошел перелом в пользу Англии. Оккупанты развязали кровавый террор против бурского мирного населения, проводя в Южной Африке тактику «выжженной земли». Впервые в истории ими были созданы концлагеря, в которых содержались мирные жители, заложники, в том числе женщины и дети, заподозренные в оказании помощи партизанам. Результат войны был закономерен – буры ее проиграли.

После этого у Англии руки были уже развязаны и в Лондоне только и мечтали, как посчитаться с коварными русскими.

К сожалению, данного изменения ситуации вовремя не уловили ни Николай II, ни его окружение. Никаких коррективов в политические амбиции Петербурга внесено не было. В результате Россия оказалась в глубокой изоляции, безрассудно допустив подписание союзного англо-японского договора в январе 1902 года, направленного против нее, о чем мы еще будем говорить в свое время. Пока же скажем, что данный договор замкнул вокруг России кольцо ее противников – Японии, Англии, США и недружелюбного Китая.