Текст книги "Битва за Дальний Восток. От противостояния к Антанте"

Крепость и порт в Артуре Дубасов нашел в разорении чрезвычайном. Федор Васильевич был удручен. Предстояло соорудить огромный волнолом, чтобы прикрыть рейд, провести серьезные земляные работы, чтобы хоть немного углубить мелководную гавань. Ведь выйти и войти в Артур можно было лишь дважды в сутки – при полной воде.

– Ни дать ни взять мышеловка! – в сердцах сплюнул контр-адмирал.

В Петербург он отписал: «Как база для наших морских сил Порт-Артур совершенно не отвечает требованиям…»

Столица промолчала. Там вопрос о занятии крепости был решен окончательно и бесповоротно. Дубасов подписал акт на китайский манер: «Адмирал Ду». Так отныне его станут называть китайцы, таким отныне станет его прозвище среди моряков-тихоокеанцев.

Глава третья

Вскоре вблизи китайских берегов замаячили и британские корабли. Соседство с ними было не из приятных, однако войны с Англией не было и определенный дипломатический этикет надо было соблюдать.

Тем временем 10 декабря начальнику эскадры из Главного Морского штаба было послано предписание кораблям в Порт-Артуре остаться на зимовку, для чего следовало подготовить запасы угля, одежды, продовольствия. Все еще боясь, как бы иностранные державы не вытолкали русских из вероломно захваченного Порт-Артура, начальник Главного Морского штаба 14 декабря запрашивал адмирала Реунова: «Министр приказал сообщить истинные пеленги места “Нахимова”, положение и расстояние других судов от него». Пеленги были сообщены. Надоедливые англичане тем временем не переставали воздействовать на психику русских: за шедшим из Нагасаки в Порт-Артур «Корейцем» в пути из Чифу увязались крейсеры «Иммортейлит» и «Ифигения». Они входили в состав державшейся между Чифу и Чемульпо британской эскадры адмирала Буллера (броненосец «Центурион», крейсера «Эндаунтуд», «Нарциссус», «Феникс» и «Алжерин»). В одно время эти два крейсера-преследователя отдали якоря на внешнем рейде, но входить в гавань не стали. Китайцы держали сигнал: «вход в порт запрещается». И император не выдержал. На всеподданнейшей записке графа Муравьева от 20 декабря о необходимости усилить оборонительные средства России в Тихом океане» он начертал: «Вполне согласен с Вашим мнением, нам необходимо возможно сильнее подкрепить эскадру Тихого океана».

22 декабря начальнику эскадры Средиземного моря контр-адмиралу Андрееву было предписано послать в Тихий океан броненосцы «Наварин» и «Сисой Великий». Идти им следовало соединенно, не задерживаясь в портах. В Порт-Артуре тем временем лихорадочно собирали запасы для зимовки.

* * *

9 марта 1898 года пришел на рейд Порт-Артура, где стояла наша эскадра, под начальством контр-адмирала Дубасова, пароход Добровольного флота «Саратов». На нем прибыли из Владивостока: батальон 4-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, четыре пушки и взвод Забайкальского казачьего войска.

14 марта, после переговоров с командующим всеми китайскими войсками в Порт-Артуре генералом Сун Чином, выяснилось, что китайское правительство уступает Порт-Артур России и что китайские войска будут выведены оттуда. 15 марта 1898 года была подписана конвенция между Китаем и Россией об уступке России части Ляодунского полуострова. Дубасов и китайский генерал Сун подписали бумагу о передаче порта и крепости.

Не теряя времени, Дубасов поручает снабженцу российского флота на Дальнем Востоке Гинсбургу устройство в Порт-Артуре различных складов. Вскоре начал прибывать гарнизон крепости, который также пользовался услугами складов Гинсбурга.

В этот же день контр-адмирал Дубасов получил известие, что китайские войска уходят из Порт-Артура, почему в 6 часов вечера он приказал «Саратову» войти в порт и высадить войска на берег. Три роты немедленно были двинуты в город для занятия помещений, оставленных китайскими войсками.

16 марта в 8 часов утра великий князь Кирилл Владимирович поднял русский флаг на флагштоке Золотой Горы, после чего батарея и эскадра отсалютовали флагу. В этот день весь отряд был высажен на берег. Некоторые жители бежали, но большинство их вскоре вернулось. 23 марта на пароходе Добровольного флота «Хабаровск» прибыл еще один стрелковый батальон, а 25 марта прибыл генерал-майор Волков, вступивший в командование всем сухопутным отрядом. В этот же день десантом с трех судов, стоявших в Талиенване, был занят и этот пункт, откуда ушли китайские войска, бывшие под начальством генерала Ма Юй-куна. В углу гавани одиноко дымил трубами китайский крейсер «Хай-Юн» – гость в своем доме.

Так произошло занятие Квантуна. Так состоялся выход России к незамерзающим берегам восточных морей. Минет всего лишь пять лет – и трагические события Русско-японской войны покажут правоту адмирала Дубасова. К сожалению, слишком поздно…

Кстати, тогда же министр финансов Витте выступил резко против захвата Ляодунского полуострова с Порт-Артуром, приводя те же основания, что и командующий Тихоокеанской эскадры, чем тоже нажил себе немало врагов и неудовольствие Николая II.

* * *

У Дубасова дел в Порт-Артуре хватало. Не все шло так гладко, как хотелось бы. Не установились, к примеру, отношения с прибывшим сухопутным генералом Субботичем. Тучный и надменный Субботич, едва приехав, сразу же объявил себя начальником всех сил, находящихся в порту и крепости. Дубасов промолчал. Генерал, расценив это как свою победу, начал требовать от Дубасова ежедневных докладов о положении дел в эскадре. Это уже был вызов, и Дубасов возмутился:

– Коль крепость для эскадры приобретена, а не наоборот, то моряку здесь и главенствовать надлежит!

Но Субботич был мнения иного, а флотских принялся просто третировать, подвергая не только оскорблениям, но и арестам. Это переполнило чашу терпения решительного «адмирала Ду».

Развязка ждать себя не заставила. В один из ближайших праздников, когда после торжественного построения всех гарнизонных частей и богослужения начальственные особы направились приложиться к кресту, толстый Субботич попытался демонстративно обогнать Дубасова, чтобы оказаться у распятия первым. Но не тут-то было! В самый последний момент, когда тяжело дышавший генерал уже сложил губы дудочкой и тянулся к кресту, подоспевший Дубасов словно невзначай подтолкнул локтем соперника, и тот, промахнувшись, смачно чмокнул в пустоту.

Позор получился большой. Разобиженный Субботич в тот же день отписал возмущенную бумагу военному министру, а Дубасов тут же парировал ее аналогичным посланием на имя генерал-адмирала. Вскоре для разбирательства из столицы прикатила внушительная комиссия во главе с генерал-адъютантом Ломеном.

Дубасов разъяснил ситуацию Ломену здраво:

– Я нарочно пошел на столь мальчишеский шаг, чтобы привлечь внимание к вопросу единоначалия. Обстановку на Востоке вы знаете: не сегодня-завтра грянет! В Артуре же нет до сих пор единого руководителя. И это притом, что у нас за спиной опыт Севастополя! Неужели нужна еще одна головомойка, чтобы понять столь очевидное!

– Конечно, конечно, Федор Васильевич, – кивал головой Ломен. – Но каково ваше мнение, кому надлежит руководствовать в Артуре?

– Мое мнение однозначно, – хлопнул ладонью по столу адмирал. – Во главе приморских крепостей должны стоять моряки! Россия помнит Нахимова, но напрочь забыла Остен-Сакена!

Только спустя два года Николай II счел нужным поинтересоваться результатами работы комиссии. Прочитав бумагу, повздыхал и сказал:

– Видимо, единовластие в Артуре и в самом деле необходимо. Будем думать!

Но ни до начала Русско-японской войны, ни до начала осады Порт-Артура вопрос о единоначалии так и не был решен…

* * *

Распрощавшись с Ломеном, Дубасов предпринял еще две отчаянные попытки, чтобы хоть как-то исправить тяжелое положение с базированием нашего флота на Востоке. Делал он это на свой страх и риск, без всякого разрешения из Петербурга. На что надеялся? Наверное, на здравый смысл столичных деятелей, которые должны, наконец, понять, что Порт-Артур – это ловушка и следует пока не поздно искать новые места базирования.

Прежде всего, Дубасов попытался занять архипелаг Миао-Дао, что занимал стратегически важное положение неподалеку от Порт-Артура. Не теряя времени, адмирал выслал туда крейсер «Дмитрий Донской» со строгим приказом отгонять от островов всех, невзирая на флаги.

«Управляющий Министерством Морским

По Главному Морскому Штабу

7 Апреля 1899 года № 811

Отправлено с надписью срочное

Его Сиятельству Графу М.Н. Муравьеву.

Милостивый государь, Граф Михаил Николаевич, в ответ на письмо вашего сиятельства от 6 апреля сего года за № 1709 спешу уведомить, что для надобностей Морского ведомства необходимо приобрести земельные участки в открываемых для иностранной торговли корейских портов: Сонжино, Пиньяне и Мозампо, в особенности в последнем, представляющем удобную морскую базу на юге Кореи, желательно получить во владение возможно большую площадь земли и, конечно, прилегавшую к воде значительную береговою линиею. Напротив того, порт Кунсанпо, ввиду его положения на сравнительно небольшом острове, не сможет иметь значения для наших судов, и поэтому земельная собственность там не нужна. К вышеизложенному должен еще добавить, что начальник эскадры в Тихом океане вице-адмирал Дубасов просил поверенного в делах в Пекине о приобретении для морского ведомства земли в Цинампо. Такую просьбу считаю нужным, со своей стороны поддержать вашим сиятельством, принимая во внимание положение Цинампо близ Пиньяна в районе найденных угольных залежей. Примите, милостивый государь, уверение и прочее. Подписал адмирал П. Тыртов».

К сожалению, все усилия Дубасова так и не нашли политической поддержки на самом верху. Более того, за самоуправство ему был объявлен выговор, а крейсер «Дмитрий Донской» велели немедленно вернуть. Именно острова Миао-Дао станут в период осады Порт-Артура летучей базой японского флота, что значительно осложнит положение русской эскадры.

«Ладно, – проглотил обиду адмирал. – Попробуем укусить наших друзей с другой стороны». Заручившись частной поддержкой наших послов в Пекине и Сеуле, адмирал принялся выторговывать у корейцев небольшую территорию порта в столь любимом им Мозампо. Официально он объявил, что кусок земли нужен ему исключительно для угольного склада.

– Возьмем участок, значит, не пустим японцев в Мозампо, – внушал он своим штабным. – А там видно будет. По крайней мере, всегда будет, где приткнуться по пути из Артура во Владивосток.

О необыкновенной храбрости Дубасова ходили легенды. «Не человек – кремень» – так отзывались о своем командующем моряки Тихоокеанской эскадры. Это мнение разделяла в конце XIX – начале XX века вся Россия. Казалось, что на этот раз храбрость и решимость Дубасова сделают свое дело.

Но снова заработала бюрократическая машина. И хотя все было уже сделано и оставалось только перечислить корейцам деньги, вмешалось Министерство иностранных дел. Граф Муравьев чувствовал себя лично оскорбленным:

– Что там у вас происходит! – выговаривал он новому управляющему министерством адмиралу Авелану. – Какой-то эскадренный начальник решает за меня дела высокой политики. Задета не только честь моего министерства, но и моя лично! Я требую снятия с должности этого партизана!

Священник Николай Касаткин, обращавший японцев в православие, вспоминал позднее: «Зачем вам Корея?» – вопросил я когда-то адмирала Дубасова. «По естественному праву она должна быть наша, – ответил он, – когда человек протягивает ноги, то сковывает то, что у ног; мы растем и протягиваем ноги, Корея у наших ног, мы не можем не протянуться до моря и не сделать Корею нашею».

А в Мозампо уже ошвартовалась канонерка «Кореец», наглядно показывая серьезность российских намерений. Всполошились японцы. А тут и новая телеграмма из столицы: «Предоставить документы для разбирательства. До выяснения всех обстоятельств все покупки прекратить».

И пошла писать губерния! Дубасов бумагу, ему три в ответ, он три, ему восемь! Наконец даже до Муравьева дошло, что кусок землицы нам не помешает. Граф выдавил из себя: «Да».

Но было уже поздно. Японцы через подставных лиц перекупили землю, а для защиты ее от русских посягательств пригнали отряд крейсеров адмирала Хидака. Мозампо был потерян для русского флота навсегда.

Летом 1899 года во время пребывания адмирала Дубасова с частью эскадры во Владивостоке прибыли в этот порт сначала германский адмирал, принц Генрих Прусский, а затем адмирал английской эскадры, принятые адмиралом Дубасовым со всеми подобающими почестями. Как любителям охоты для них устраивались охоты в глубине Владивостокской бухты за «Черной речкой», где до последнего времени еще водились тигры. Офицеры указанных иностранных судов пользовались изысканным гостеприимством на судах русской эскадры. По особой настоятельной просьбе гостей угощения состояли обычно из национальных произведений русской кухни, очень всем нравившихся.

Проводив гостей, он сразу же вернулся в Порт-Артур. Там Дубасов начал вплотную заниматься обустройством порта. И опять ему не сиделось спокойно! Федор Васильевич теперь стремился убедить петербургских стратегов оставить в Артуре китайский флот.

– Мысль проста, – удивляется адмирал несообразительности императора и министров. – Мы за просто так получаем сильного союзника, как на суше, так и на море!

Китайские корабли было велено немедленно из Артура выдворить.

– Будто рок какой-то, – разводил руками Дубасов. – Стоит что-то предложить, как тут же велят делать все наоборот. Не пойму, то ли враги там сидят, то ли дураки!

Весной 1900 года, оставив в Артуре несколько судов, эскадра двинулась во Владивосток на ремонт. «Рюрик» с «Россией» завернули в Иокогаму. Так русских моряков в Японии еще не встречали: японцы буквально таяли от улыбок и не разгибали спин от беспрерывных поклонов.

– Русики! Русики! – хлопали они в ладоши. – Наш дом – ваш дом! Заходи, заходи! Дорогим гостем будешь!

– И чего это они так нас вдруг полюбили? – удивлялся мичман с «Рюрика» Петя Вырубов, сидючи с затекшими ногами на циновке и попиваючи саке.

– А того, Петенька, что Мозампо мы им подарили, а такой подарок многого стоит! – отвечал ему командир крейсера Николай Александрович Гаупт.

* * *

Помимо всего прочего, с эскадрой Дубасов привез и много русских орденов, жалованных Николаем II японским вельможам. Ордена адмирал раздавал, сверяясь со списком. Вечером жаловался:

– Вроде вчера уже одному проходимцу Станислава вручал, глядь, а он сегодня уже за Владимиром бежит! Поди их разбери, все на одно лицо! Как они друг дружку различают?

В свою очередь, от имени японского императора Дубасову был пожалован орден Восходящего Солнца. Орден адмирал принял, но не носил его никогда. Затем была торжественная аудиенция у императора. И наконец, вершина гостеприимства – перенесение традиционного японского праздника «цветение вишен», в связи со скорым уходом русских кораблей на более раннее время. Но Дубасов насчет благожелательности японцев не обольщался. В Петербург он доносил: «Главною причиною, несомненно, возникшего нынче в Японии желания установить с Россией добрые отношения является принятая нами в Корее новая политика, которая более не угрожает… интересам Японии».

Наконец, оставив за кормой гостеприимную Йокогаму, корабли устремились к родным берегам во Владивосток. Там Дубасов снова (в который уже раз) вступил в полемику с министерством. Причиной тому стало нежелание столичных флотоводцев серьезно заниматься судоремонтом на востоке. Наверное, здесь и сорвался командующий эскадрой. Сказалось многомесячное нервное напряжение. Дубасов отправлял резкие телеграммы, получал выговоры и отправлял новые депеши.

Из приказа по морскому ведомству 19 марта 1898 года: «Государь император объявляет Высочайшую благодарность командующему эскадрою в Тихом океане вице-адмиралу Дубасову и Монаршее благоволение – всем чинам вверенной ему эскадры и сухопутного отряда за отличное выполнение возложенных на него поручений по занятию Порт-Артура и Талиенвана».

Уже после занятия Порт-Артура Дубасов вернулся во Владивосток для ремонта кораблей, ему пришлось телеграфировать в Петербург, что Владивостокский порт по-прежнему не удовлетворяет потребности эскадры: «Без материалов работать невозможно, а в Порт-Артуре их нет, и во Владивостоке их недостаточно… Все оказавшееся в порту уже разобрано нашими судами, и теперь порт покупает на рынке то, что можно найти, таким образом, уже полтора года эскадра живет случайными присылками и мелкими покупками… Большая часть исполнявшихся в этом году дефектов осталась от прошлого года, хотя суда и чинились во Владивостоке до наступления морозов; если бы суда не произвели ремонт в Японии, большая часть их не могла бы теперь двигаться».

– Надо было срочно развивать ремонтную базу на Дальнем Востоке, строить доки, мастерские, заводы. Но денег на это особенно никто не выделяет. Единственный сухой док не в силах обеспечить все увеличивающуюся эскадру! – злился Дубасов и слал в столицу все новые телеграммы.

– И что это Дубасов так беспокоится?! – раздраженно хмыкали столичные начальники, читая его послания. – Зачем вкладывать огромные деньги в Приморье, когда мы всегда можем перегонять корабли на Балтику и тут все прекрасно ремонтировать!

* * *

В неоднократных донесениях Дубасов пытался обратить должное внимание Петербурга и на приготовления Японии к войне. «Страна деятельно и настойчиво готовится к ней и ввиду этого мы, по моему убеждению, не можем связывать себе руки в действиях, которые прямо необходимы, чтобы не быть застигнутыми в беспомощном состоянии. Об этом я не могу и не должен умалчивать перед моим начальством прямо по долгу присяги». Правильность данной им оценки дальневосточного вопроса полностью подтвердилась последующими событиями, вызвавшими неудачную для России войну с Японией.

В конце концов, терпение у начальства лопнуло.

– Дубасов устал, и его пора менять! – резюмировал адмирал Авелан после очередного дубасовского послания. – Он прямо-таки хочет поссорить нас с японцами!

– Этого крикуна и паникера давно пора приструнить! – согласился генерал-адмирал Алексей Александрович, больше известный в морских кругах под прозвищем «семь пудов августейшего мяса».

Император, как это обычно за ним водилось, повздыхал:

– Конечно, Федор Васильевич – герой турецкой войны. Но уж больно неуживчив стал. Подавай ему войну, и все тут! А где мы ему войн наберем?

Посмеялись. Николай рапорт генерал-адмирала об отзыве Дубасова в Петербург подписал.

В двадцатых числах июля 1899 года, когда командующий готовил эскадру к новому походу в Порт-Артур, во Владивосток прибыл вице-адмирал Гильтебрандт. Немного смущенный ситуацией, он передал Дубасову засургученный пакет.

– Все ясно и без бумаг высочайших! – буркнул Дубасов, печати срывая. – Ну вот, значит, и отплавался я! Принимайте дела! И поздравляю вас с назначением!

В последний день июля Дубасов спустил свой флаг на своем любимом «Рюрике», на катере обошел эскадру, прощаясь с командами и кораблями. Через несколько часов паровоз уже уносил его от берегов Тихого океана, уносил навсегда. Горькую пилюлю отстранения от службы Дубасову подсластили вице-адмиральским чином и должностью старшего флагмана 1-й флотской дивизии. Через год последовало новое назначение, на этот раз начальником технического морского комитета. Там он сотрудничал с вице-адмиралом Макаровым и будущим академиком Крыловым.

Справедливости ради следует сказать, что Гильтебрандт, едва принял командование эскадрой и войдя в курс дела, также стал требовать приобретения порта на юге Кореи и так же не нашел никакой поддержки. Проблема незамерзающей русской военно-морской базы на Тихом океане, пусть крайне неудачно, но была решена.

Глава четвертая

«Шахматная партия» за Китай была уже в полном разгаре. Нарастание соперничества за концессии и морские базы на Дальнем Востоке побудила премьер-министра Англии лорда Солсбери в январе 1898 года повторить свое предложение о сотрудничестве Англии и России. Чтобы заинтересовать в этом Петербург, Солсбери решил использовать для этого ситуацию вокруг Китая. Разрастание дальневосточного кризиса заставило осторожного премьер-министра отозвать главу британской дипломатической миссии, сторонника решительной антироссийской политики Николаса О’Коннора из столицы Поднебесной, назначив его послом в Петербург. Таким образом, Солсбери усиливал российское направление политического противостояния.

Новому послу были даны инструкции попытаться открыть дискуссию с министром иностранных дел России графом Муравьевым о ситуации в Азии. По сообщению О’Коннора, «Муравьев был вполне готов к обсуждению любого предложения, которое бы привело стороны к лучшему пониманию между двумя странами». Однако Муравьев был не так прост, как хотелось англичанам. Несмотря на внешне позитивную реакцию, он исподволь тормозил проведение даже предварительных консультаций под предлогом того, что британский заем Китаю и оккупация английскими войсками порта Вэйхайвэй нарушили и без того хрупкое равновесие интересов в северо-восточных провинциях Цинской империи. Аналогичным образом российские дипломаты сдержанно отнеслись к инициативе Форин офиса провести международную конференцию по проблемам Дальнего Востока, используя опыт Берлинского конгресса, участники которого поделили Африканский континент на сферы влияния европейских государств еще в 1884–1885 годах.

– Увы, – многозначительно разводили руками российские дипломаты, – Африка есть Африка, а Дальний Восток есть Дальний Восток!

Такая позиция очень нервировала самых нетерпеливых в английском лагере. По мере возрастания к 1898 году угрозы распада Китая даже ранее негативно настроенные к Токио лорд Керзон и герой Большой Игры на Памире полковник Фрэнсис Янгхасбенд разом заявили о желательности антирусского союза с японцами.

– Если мы подружимся с Китаем, то китайцы в конечном итоге оставят нас сражаться один на один с русскими. Поэтому лучше всего заранее оставить их самих один на один с Россией! – заявлял самодовольный Керзон. – А крепить военные связи лучше с японцами. Они в данной ситуации более надежны.

Свое разочарование политическим курсом Петербурга Солсбери высказал на ежегодном съезде так называемой Лиги подснежника, объединявшей сторонников консервативных идей.

– Джентльмены! Я вынужден с горечью констатировать, что Россия допустила серьезную ошибку, навязав Китаю аренду Порт-Артура, так как этот порт совершенно бесполезен для нее. В реальности они лишь бросили нам вызов, но не более.

После этого сторонники «наступательной политики», включая членов Китайской ассоциации, приветствовали оккупацию Британией Вэйхайвэя как справедливую ответную меру.

Как докладывал российский посол в Англии Стааль министру иностранных дел графу Муравьеву, Уайтхолл собирается «ударить Россию ножом в спину» на Дальнем Востоке, заключив с Китаем договор о долгосрочной аренде морской базы в Вэйхайвэе, расположенной в Чжилийском заливе, как раз напротив русского Порт-Артура.

* * *

Согласно информации Стааля, в марте 1898 года член парламента либерал – известный педофил и гомосексуалист Льюис Харкуорт (по кличке Лулу) и консерватор – лорд Керзон сообща одобрили ужесточение английской политики на Дальнем Востоке.

– По нашему мнению, – заявили они, – английская политика на Дальнем Востоке должна базироваться на трех принципах: сохранении целостности и независимости Китая, защите договорных обязательств и безопасности свободной торговли.

Таким образом, и либерал Лулу, и консерватор Керзон продемонстрировали полное единодушие парламента.

В то время как Солсбери и другие министры рассматривали эту акцию скорее как вынужденную меру для успокоения критиков в парламенте и прессе, Керзон и другие «форвардисты» смотрели глубже:

– Решение о занятии китайского порта является демонстрацией того, что мы не уже никогда не сдадим без боя наши стратегические позиции в Северном Китае! Мало того, с этого момента мы продолжим требовать решающего голоса в защите наших интересов в этом регионе, а также в определении будущего Китая!

Ряд современных историков полагают, что русофобия, захлестнувшая в очередной раз в 1898 году Англию, оказала влияние на Солсбери. Верный своему принципу все делать осторожно и завуалированно, опытный премьер-министр на словах демонстрировал желание заключить некое соглашении с Петербургом по Дальнему Востоку. Фактически же хитрый Солсбери лишь затягивал время, чтобы выстроить очередную «многоходовку» по обману России.

В те дни наш военный атташе в Лондоне полковник Ермолов, вернувшись в Петербург, докладывал:

– Я искренне удивляюсь странному восприятию англичанами пресловутой угрозы со стороны России. Им почему-то кажется, что война с нами – это исключительно морские операции их Тихоокеанской эскадры и не более. О том, что мы можем всею мощью навалиться на Индию, в Лондоне предпочитают не думать. Буквально затыкают уши! Ну, не дебилы ли?

Учитывая динамику Большой Игры, не приходится удивляться, что российские политики платили англичанам той же монетой. В свою очередь, коллега Ермолова военный атташе Англии полковник Уотерс возмущался накалом англофобии в России: «Чувства русских по отношению к Великобритании горячи почти сверх всякого понимания. Действительно, мне не раз говорили, что враждебность к нам (англичанам. – В.Ш.) теперь сильнее, чем это было во времена Крымской войны, причем враждебность не ограничивается взрослыми людьми какого-либо сословия. Наоборот, она всеобща и ее внушают школьникам, подрастающему поколению, которое выражает и ощущает ее… Как нацию нас уважают, но недоверие, о котором уже упоминалось и которое существовало перед японо-китайской войной, не показывает признаков уменьшения и ощутимо как у англофилов, так и у англофобов. Как часто нам говорят: “Мне нравятся англичане, но я ненавижу их политику”. Стоит только сожалеть, что подозрительность относительно британских замыслов цветет пышным цветом, даже приносит плоды, и гораздо более, чем ранее, укоренена в национальном сознании». Впрочем, обе стороны слишком хорошо знали друг друга, поэтому прагматизм и боязнь реального военного столкновения друг с другом пока брали верх над реальной конфронтацией.

Именно поэтому на Дальнем Востоке удалось договориться по разграничению строительства железных дорог в Китае. Данное соглашение Лондон и Петербург подписали в апреле 1899 года. Конечно, соглашение было лишь небольшим шагом навстречу друг другу, но все же это был еще один шаг к завершению Большой Игры. Соглашение по железным дорогам реально отдаляло политическое столкновение двух сторон в бассейне Янцзы и в северо-восточных провинциях Цинской империи.

Впрочем, данное соглашение вызвало немало критики в обеих столицах. И там, и тут политические радикалы считали, что их сторона оказалась в проигрыше, и поэтому следует найти хороший повод, чтобы поставить Пекин в свою полную зависимость со всеми займами и концессиями, дав осточертевшему конкуренту «под зад».

* * *

Активность держав вокруг сфер влияния в Китае совпала по времени с подготовкой и началом англо-бурской войны, а также военными реформами, проводившимися лордом Керзоном в Британской Индии. В ответ, как уже говорилось выше, Николай II повелел усилить войска Туркестанского военного округа.

Несмотря на очередные осложнения в российско-английских отношениях, наиболее трезвомыслящие и прозорливые политики как, например, лорд Розбери, продолжали выступать за достижение согласия с Россией, которое позволило бы урегулировать спорные вопросы в Азии.

Эти небольшие позитивные тенденции, пробивавшие себе дорогу в отношениях двух империй, побудили Муравьева к более активным действиям. В июне 1898 года в беседе с послом О’Коннором Муравьев заверил его:

– Российское правительство желало бы иметь в делах Дальнего Востока дружеские отношения с Англией.

– Но вы же мечтаете заполучить концессии в бассейне Янцзы? – отреагировал О’Коннор.

– Россия к концессиям в бассейне Янцзы не стремится! – резко отверг обвинение Муравьев. – Поверьте, я очень желаю, чтобы между нашими странами не было духа антагонизма!

Если российские политики действительно искренне желали установления если не дружбы, то хотя бы ситуации дружеского нейтралитета между державами, то в Лондоне думали совсем иначе.

Именно в это время в Англии начинают новую смертельно опасную для России политическую игру. Дело в том, что раньше при всех обострениях Большой Игры обе стороны никогда не покушались на внутреннее политическое устройство страны-конкурента. Противники враждовали исключительно на внешнем политическом поле. Теперь же англичане демонстративно рушили эту старую джентльменскую традицию, начав действовать самым подлым образом. Увы, но такова суть английской политики, где обман и подлость всегда доминируют над уважением и порядочностью…

Мы уже выше писали о подрывной антироссийской деятельности английского «Общества друзей русской свободы», созданного беглыми революционерами-террористами, и издаваемом ими же журнале «Свободная Россия». Все это было организовано еще в 1895 году. Теперь же данный проект получил финансирование на порядок больше. И общество, и журнал вплотную занялись подготовкой социальной революции в России. Расширяя фронт атаки на Россию, некий «общественный деятель» (а на самом деле профессиональный разведчик и генерал-майор в отставке) Эдвард Казелет создал «Англо-русское литературное общество», где активно привечали русских революционеров-эмигрантов. Через общество интересующие английскую разведку эмигранты снабжались деньгами, причем немалыми. При этом деньгами обеспечивали как старых бунтарей-народовольцев, так и представителей молодых антигосударственных партий – социал-революционеров, социал-демократов и даже еврейский Бунд. Достаточно сказать, что Казелет лично занимался организацией проведения в Лондоне в 1903 году 2-го съезда РСДРП во главе с Плехановым и Лениным и его финансированием. Забегая далеко вперед отметим, что деятельный генерал-майор Казелет будет председательствовать в обществе более тридцати лет до своей кончины в 1923 году…

Удивительно, но откровенно разведывательное и подрывное детище английской разведки «Англо-русское литературное общество» с российской стороны патронировали два великих князя – Георгий и Константин, а Николай II дважды принимал у себя во дворце ее членов. Что это было, политическая слепота или нечто иное?

* * *

Но внутренние козни против России было делом долгоиграющим, а время не ждало. Ситуация на Дальнем Востоке заставляла принимать решение как можно быстрее. Лондону срочно был необходим союзник, так как в одиночку противостоять на Тихом океане сразу нескольким серьезным державам Лондон не мог. Итак, выбор был сделан – союзником должна была стать Япония.