Текст книги "Битва за Дальний Восток. От противостояния к Антанте"

Глава вторая

Весь конец XIX и начало XX века Россия вливала огромные деньги в присоединенный Туркестан. И это имело свой результат. Еще вчера невероятно отсталая окраина мира теперь преображалась прямо на глазах, становясь вполне современной российской губернией. В Туркестане полным ходом шло формирование местной администрации при сохранении религии, традиций и обычаев местных народов. Такая политика удовлетворяла большую часть населения.

Разумеется, находились скептики, утверждавшие, что никакого толка от азиатских провинций России нет и лучше бы отданные туда миллионы пустить на что-то более полезное. С пессимистами дискутировал в печати известный востоковед генерал Михаил Терентьев: «Жертвуя ежегодно для поддержания своего положения в Средней Азии, мы выигрываем в политическом отношении, потому что приобретаем влияние на голос Англии, а затем выигрываем и в экономическом отношении, ибо сберегаем сотни миллионов, какие нам пришлось бы истратить на то же самое путем войны. После татар, поляков и шведов соперниками нашими в Европе сделались англичане. Европейская война стоит всегда сотен миллионов, да еще сопряжена с большим риском. Риск этот, кроме потерь в людях, выражается еще и контрибуцией. Как прежде Англия пользовалась каждым случаем, чтобы втянуть нас в войну, так теперь она семь раз подумает, раньше, чем рискнет на это. Возможно ли было бы, не занимая хорошей позиции в Азии, разорвать Парижский трактат (имеется в виду Парижский мир, по которому Россия потеряла, после Крымской войны 1853–1856 годов, право на Черноморский флот. – В.Ш.)? Едва ли. Во всяком случае дело не обошлось бы без войны, а война унесла бы по крайней мере 100 миллионов. Если эти 100 миллионов остались у нас в кармане, то это случилось между прочим и благодаря нашему положению в Азии. Итак, чем ближе мы к Индии, тем осторожнее обращается с нами Англия, тем меньше у нас противников в Европе, тем менее вероятность навлечь на себя войну. Все это выражается в цифрах государственных расходов – более или менее значительным минусом. Миллионы, кидаемые нами на Азию, сберегут нам сотни миллионов в Европе».

Сегодня позицию генерал-майора Терентьева назвали бы «системным подходом».

Значение Туркестана в целом и Закаспийского края в частности для Англии было значимо на всем протяжении Большой Игры, начиная со времен Петра Великого. Именно в Туркмении объединялись два потока русской колонизации Средней Азии. Первый шел с Кавказа, а второй – из Оренбурга. Туркменские земли являлись именно той территорией, через которую русское влияние и русская колонизация могли распространиться из Средней Азии дальше, на весь Средний Восток. Подчинение разбойничьих кочевых племен и средневековых ханств позволило России включить азиатские народы в социально-политическую и экономическую жизнь огромной евразийской империи. В начале XX столетия экономическое и политическое значение этих территорий возрастало с каждым годом. Главными, разумеется, являлись политические приоритеты, но уже в конце XIX века Закаспийский край обеспечивал мирный транзит товаров из России на Средний Восток и являлся одним из основных поставщиков хлопка на российский рынок. Очень быстро развивалась сеть железных дорог, связывающая край с Кавказом и Большим Туркестаном, а через них – с Оренбургом и Центральной Россией. Железнодорожная сеть имела и большое военно-политическое значение. Одновременно развивалось речное и морское судоходство, восстанавливалась древняя ирригационная система региона, пришедшая в упадок в предшествующие десятилетия.

Уже к 1881 году только в Семиречье осело более 30 тысяч русских крестьян и казаков. Административный регламент для Туркестанского генерал-губернаторства, введенный властями в 1886 году, еще больше ускорил казачью колонизацию Южного Туркестана.

Если в 1890 году русских переселенцев в Закаспийском крае насчитывалось всего лишь пять тысяч человек, то за три последующих года эта цифра увеличилась более чем в два раза. В том же, 1890 году было принято решение и о переподчинении Закаспийской области напрямую военному министерству. Это дало возможность начальнику области проводить более самостоятельную административную политику.

Генералы не стали торопиться с введением общеимперских учреждений и для начала взяли под свой контроль деятельность всех ведомств. Чиновники получили указание не ломать старое, а приспособить вековые обычаи местного населения на пользу России. При этом в уездных управлениях были представлены не только русскоязычные, но и коренные жители края. Одновременно началось массовое обучение туркменских детей русскому языку в сельских школах. Этим достигались необходимое равновесие и поддержка нашего правления в регионе.

А как еще должен был относиться к новой власти обычный землепашец, торговец или скотовод, когда прекратился произвол ханов, исчезло рабство и вероятность попасть под топор палача и в тюрьму по прихоти очередного сумасбродного властителя, когда прекратились не прекращавшиеся десятилетиями жуткие междоусобные войны, разорявшие всех и вся, когда появились железные дороги и поезда, телеграфная связь, школы, больницы и библиотеки. При этом следует отметить неизменное уважение российских властей к местным традициям и обычаям, которые всегда учитывались в законах империи для Туркестана! Если англичане повсеместно заставляли любых туземцев чувствовать себя ниже «белых господ», то россияне не возражали против традиционного образа их поведения и общались практически на равных.

* * *

В 1890 году Ташкент посетил тогдашний министр финансов Вышнеградский. Обойдя местную выставку, министр пришел в полный восторг. На приеме у генерал-губернатора Вревского он заявил:

– Господа! Теперь я имею все основания назвать Туркестан драгоценностью в короне российского царя! Ваш край превратился для России в главный источник хлопка-сырца и натурального шелка, став бездонным рынком для российских товаров и потенциальной зоной колонизации!

Один из германских журналистов, побывав в Туркестане, так описал значение Среднеазиатской магистрали: «Она (магистраль. – В.Ш.) прорезала пояс пустынь, который рассматривался Англией как защита Индии… она сделала возможным одновременную переброску массы войск из Туркестана, Кавказа и поволжского региона в Ашхабад и Мерв, накрепко соединив Закаспийскую область с центром ее естественного притяжения – Туркестаном. Престиж России в Центральной Азии укрепился… Русификация ее азиатских владений была обеспечена на поколение вперед».

Мало кто знает, что российские интеллектуалы в конце XIX века сформулировали концепцию Сибири и Центральной Азии как колыбели для новых поколений русской нации!

Новые обширные территории были открыты правительством для освоения крестьянством азиатских частей империи в ходе аграрных реформ премьер-министра Столыпина, предпринятых правительством с 1906 года. Одновременно правительственные круги начали поощрять и капитальные инвестиции как в Центральную Азию, так и в сферы влияния России на территории Персии и Китая.

Именно поэтому генерал-губернатор Туркестана А.Н. Куропаткин мог сказать в Ашхабаде группе английских журналистов, посетивших бывшие ханства:

– Мы можем с полным правом заявить, что тридцать пять лет, в течение которых Средняя Азия пользуется преимуществами твердого и цивилизованного управления, стали годами неизменного прогресса, укрепления связей и добрых отношений, соединяющих жителей Средней Азии со всеми российскими подданными.

Несомненные успехи русской администрации в Туркестане очень беспокоили английских политиков. Агентурная английская сеть на границах Туркестанского военного округа и Афганистана, Персии и Закаспийской области была весьма активна уже на этапе своего становления. Поэтому неудивительно, что почти сразу после подписания конвенции об установлении северо-восточной части русско-афганской границы в 1887 году там наблюдался всплеск активности агентуры. Хотя многие русские чиновники и военные считали, что «дело ограничивается выманиванием туркменами… у англичан денежных подачек», на самом деле все было серьезней. Оживленная переписка английских агентов с индо-британской администрацией говорит о локальных успехах в разжигании недовольства туркменского населения.

Однако, несмотря на все потуги англичан, большого успеха в антирусской пропаганде им достигнуть так и не удалось. Подавляющее большинство населения Туркестана видело в присоединении к России некий Божественный промысел, который должен был привести их процветанию под десницей Белого царя.

Поэтому в своем узком кругу английские политики с горечью признавали очевидные успехи российских властей на пути реализации цивилизаторских устремлений в Туркестане. А это делало вероятность какого-либо реального вмешательства Лондона в тамошние дела весьма маловероятным.

Так, известный английский историк Ч. Тревельян писал в «Таймс» о смысле русского завоевания Центральной Азии: «Вместо мира и безопасности для жизни и собственности, которые являются основой всякого прогресса, здесь (в ханствах Центральной Азии. – В.Ш.) царили насилие и ненависть. Это самое мрачное из затерянных мест на земле было наполнено жестокостью. Умиротворение и урегулирование конфликтов там вне нашей досягаемости, поэтому нам не следует проводить обструкцию в отношении России за выполнение ею затратной и сложной задачи в этом регионе».

А министр иностранных дел Британской Индии Генри Дюранд еще в 1888 году публично признался:

– Как ни грустно констатировать, но русские все время идут на корпус впереди нас! Их позиции в Азии кажутся самыми естественными, тогда как наши – искусственными!

Да, англичане признали эффективность российской политики в Туркменистане, но признав это, ненависть их возросла к России еще больше.

В начале 90-х годов XIX века в Петербурге были уверены, что период напряженности в отношениях с Англией в Закаспийском регионе окончательно миновал, а совершаемые английскими офицерами поездки по приграничным районам Персии и Афганистана есть лишь урегулирование приграничных споров. Единственными, кто предупреждал наших дипломатов о неизменности английской политики в Средней Азии, были военные.

Подтверждение этому долго ждать не пришлось. В 1905 году произошли беспорядки в туркменских землях и, в частности, в Мерве, инспирированные турецкими и афганскими эмиссарами при поддержке англичан.

Англичане внушали туркменской элите мысль о возможности образования туркменского государства под защитой Англии. Британские эмиссары не только обещали местным баям должности ханов и визирей, но и щедро давали взятки, формируя антирусскую оппозицию. Одновременно агенты не уставали критиковать российские власти. В вину ей ставились случаи коррупции, кумовства, карательные походы против мятежников, якобы насильственном распространении православия…

Более умеренные политики в Лондоне предлагали более прагматичное решение. Так, Форин офис при поддержке либерально настроенного кабинета министров предложил в 1906 году возбудить вопрос о начале переговоров с Россией по окончательному разграничению сфер влияния, взяв курс на завершение Большой Игры, в том числе и в Закаспийском регионе.

* * *

Одним из самых отдаленных регионов Туркестана и передовым нашим форпостом, отделяющим Памир от Гиссаро-Алайских гор, являлась Алайская долина (ныне Ошская область Киргизии). После официального вхождения Алая в состав Российской империи началось постепенное преодоление средневековой отсталости, включение региона в торгово-финансовую и политическую орбиту России. Надо сказать, что имперская власть сумела и здесь найти общий язык с местной элитой и, прежде всего, с престарелой царицей алайских киргизов влиятельной и умной Курманжан Даткой.

В свое время она смогла противостоять кокандскому хану Худояру, считавшему, что Алай – часть его ханства. Когда же Россия присоединила Коканд и замахнулась на Алай, Курманжан Датка и шестеро ее сыновей возглавили войну против русских войск. Разумеется, разрозненные отряды Датки были вскоре разбиты. Она пыталась сопротивляться дальше и даже сама командовала остатками войск. Ничего хорошего из этого не вышло. Вскоре царицу пленил генерал Скобелев, который отнесся к даме со всем возможным почтением, назвав ее матерью «храбрых сыновей».

Трезво оценив ситуацию, Датка решила перейти под руку России, официально объявив о присоединении земель алайских киргизов к Российской империи. В качестве компенсации ей пожаловали… чин полковника русской армии, а четыре из пяти новообразованных волостей передали под управление сыновей. При этом русские власти долго не нарушали уклада семьи Датки, закрывая глаза на то, что ее сыновья занимались контрабандой и другими мутными делами на территории Кашгара.

Однако в 1893 году произошел настолько вопиющий случай, что не выдержала даже сверхлояльная русская администрация. Один из сыновей Датки Камчи-бек, «крышевавший» контрабанду в Кашгаре, зверски убил русского таможенного офицера-объездчика и двух солдат-стражников, а потом сжег их трупы. Выяснилось, что в убийстве участвовал и любимый внук Датки – Арслан-бек. При дальнейшем же разбирательстве преступления выяснилось, что в убийстве было замешано еще около двадцати человек, включая других сыновей и внуков царицы. Фактически это был самый настоящий антирусский заговор, против которого надо было незамедлительно принимать самые решительные меры.

Узнав о трагических событиях, престарелая Курманжан Датка поспешила в Новый Маргелан хлопотать за убийц перед военным губернатором генерал-майором Повало-Швыйковским. Ее допустили в областную тюрьму на свидание с сыновьями и внуками, но слезным мольбам уже не вняли. Вскоре состоялся суд, где два сына царицы были приговорены к смертной казни, а остальные, включая внука Арслан-бека, к ссылке в Сибирь на каторжные работы. После казни сыновей Курманжан удалилась в дальний кишлак, где до самой смерти вела затворническую жизнь.

А Алайский край уже менялся. Появились первые школы, где преподавали русские учителя, давая детям светское образование. Появились суды и таможни, банки и больницы. Впрочем, средневековье уходило из умов местных далеко не сразу.

В 1898 году в Андижане произошел серьезный мятеж, имевший исключительно религиозную подоплеку. Его организатором стал некий Дукчи-ишан, неграмотный суфий. Но неграмотный суфий был не так-то прост. Дукчи-ишан являлся авторитетным шейхом так называемого «накшбандийского пути духовного совершенствования», а по сути, главой одной из многочисленных исламских сект. Вскоре наша войсковая разведка получила информацию, что мятеж финансируется турками и стоящими за ними англичанами.

Что ж, Большая Игра продолжалась, вырождаясь порой в дальних углах Азии и в такие провокационные формы. Из воспоминаний участника событий: «Вдруг приезжает из Турции какой-то неизвестный авантюрист Абдул-Джалил. Он визирует свой паспорт в Маргелане и Оше и едет к Дукчи-ишану в качестве посланника с письмом от турецкого султана. Абдул-Джалил, передав ишану халат от владыки правоверных, зеленое знамя и волос пророка Магомета, убеждал его объявить газават. Дукчи долго сомневался в подлинности грамоты от султана и скромно замечал: “Как это я, ничтожный человек, мог быть известен султану?” Только со вторым приездом Абдул-Джалила он, наконец, поддался обману и стал проповедовать войну с неверными. Восстание было рассчитано на легкомыслие фанатичного народа. Вместо оружия были розданы чудесные веретена, которые должны были превратить неприятельские пули и ядра в воду».

В мае 1898 года мятежники атаковали русские казармы, но войска отбили атаку. Мятеж подавили очень быстро – Дукчи-ишан был пойман и повешен. Кроме него власти задержали еще более пятисот человек, два десятка из которых были повешены за убийства, остальные отправились в Сибирь. После этого во всем ранее беспокойном Алайском крае наступила полная тишина.

* * *

Итогом длительного русско-английского противостояния в Туркестане стало то, что Россия заняла ряд важных стратегических пунктов, включая туркменские оазисы, присоединив к империи огромные территории и множество народов. Наряду с этим, выйдя на свои геополитические границы, то есть достигнув предела своих территориальных притязаний, Россия далее лишь демонстрировала свои мирные намерения соседствующим Персии и Афганистану.

Что касается Англии, то она не приобрела новых позиций в Центральной Азии, не смогла до конца закрепиться на важных для нее афгано-российской и российско-персидских границах. Не получился и вариант использования туркменского фактора для силового давления на Россию.

Для Англии Туркестан являлся именно той территорией, через которую русское влияние и русская колонизация могли бы быть распространены на весь Средний Восток, что подорвало бы английское господство не только в полузависимых от нее государствах и княжествах, но и в самой Британской Индии. Впрочем, Англия все же добилась самого главного – она обеспечила безопасность северных границ Индии. Именно решение обеими сторонами своих стратегических задач подтолкнуло, в конце концов, обе стороны к соглашениям и дипломатическим маневрам, которые вылились в соглашение об окончательном разделе сфер влияния в Центральной Азии.

После завершении острой фазы англо-русского соперничества на границе Русского Туркестана в 1880–1885 годах стало очевидно – русская дипломатия добилась важных политических и геостратегических успехов. Россия без особых финансовых затрат и военных потерь завершила присоединение большей части туркменских земель, создала организованную и пограничную полосу, войдя в непосредственное соприкосновение с Афганистаном. Русские войска вышли на дистанцию двухдневного марша к Герату – главной геостратегической точке противостояния двух держав в данном регионе.

Еще большего российская дипломатия добилась с политической точки зрения. В своем поступательном движении от Красноводска к Пенде Россия опрокинула все военные и дипломатические преграды, возводившиеся Англией, и вышла туда, куда ей было нужно, – к Кушке. Могущество англичан на Среднем Востоке померкло, все их дипломатическое искусство в Азии оказалось бессильным под напором могучего соперника по Большой Игре. В результате англичане последовательно уступили нам целый ряд важнейших среднеазиатских позиций. Последним таким политическим поражением стал разгром их на Кушке.

К сожалению, России не пришлось испить сладость побед до конца. Члены английской разграничительной комиссии под видом исследования предполагаемой линии границы, путешествовали по Южной Туркмении с совершенно другими целями, лихорадочно создавая тайную агентурную сеть среди туркмен, недовольных присоединением к России. И им это удалось. Английская агентура доставляла фактически всю нужную информацию о событиях в Туркмении, начиная от Красноводска и заканчивая Туркестанским генерал-губернаторством, причем не только касательно передвижения войск и изменений в политике русских, но и о внутренней борьбе в бывших среднеазиатских ханствах. К сожалению, Россия так не сумела создать необходимого барьера против английских интриг в Среднеазиатском регионе. Да, на данном этапе англичане начисто нам проиграли, но, утеревшись, они тут же начали готовиться к будущим конфликтам в этом спорном и перспективном регионе.

Следует сказать, что последующие события 1890–1907 годов в Туркестане выявили всю неоднозначность английских и русских оценок значения этого края в период завершения Большой Игры.

Глава третья

В 1895 году очередным вице-королем Индии был назначен отъявленный русофоб Джордж Керзон. Успевший к сорока годам получить звание пэра, он достиг тем самым воплощения своей детской мечты. Само собой разумеется, «ястребы» пришли в восторг: взгляды Керзона по поводу российской угрозы Индии были прекрасно известны. Новый вице-король был убежден, что конечная цель устремлений Петербурга – господство во всей Азии. И этому безжалостному процессу следовало противостоять на каждой стадии. «Если Россия имеет право на эти амбиции, – писал Керзон, – то Британия имеет еще большее право, нет, она просто обязана защищать свои приобретения и противостоять даже незначительным вторжениям, которые являются только частью большого плана». Он был уверен, что остановить российский паровой каток можно только твердым противостоянием. «Я не считаю, – объявлял он, – что неодолимая судьба влечет Россию к Персидскому заливу, Кабулу или Константинополю. К югу от определенной линии в Азии ее будущее в большей степени зависит от наших, а не от ее собственных действий». Едва ли надо говорить, что после всех этих выступлений назначение Керзона вице-королем встревожило Петербург.

Закручивал новый вице-король «гайки» и в самой Индии. Так, он ликвидировал остатки независимого статуса местных правителей, превратив их полностью в пешки в руках своих, аккредитованных при дворах махараджей, агентов. Керзон запретил публиковать любые антибританские сообщения и ввел режим государственной секретности, усилил репрессии к любой оппозиции, установил за всеми подозрительными круглосуточную слежку и занялся реформой армии.

Ну, и разумеется, составлял планы по противодействию России. Однако вскоре Керзону стало не до наполеоновских планов вытеснения России из Центральной Азии. В 1897 году англичане неожиданно получили очень серьезную оплеуху. Причем от уже не раз бившего их пуштунского племени афридиев. Надо сказать, что англичане всегда неохотно воевали с пуштунами, памятуя о своих былых поражениях. Пуштуны отличались особой воинственностью, да и добраться до их горных кишлаков было очень трудно. Поэтому английская администрация традиционно предпочитала покупать их дружбу. Но дружба за деньги редко бывает долгой, и в 1897 году племена афридиев и родственных им оксаев, считавшиеся самыми большими и сильными в горном Хайбере, подняли мятеж.

Вскоре в предгорья Хайбера был введен двадцатитысячный корпус. Самоуверенный Керзон решил, что этого будет вполне остаточно для наказания туземцев. Но все пошло не так, как хотелось вице-королю. Пуштуны нанесли англичанам несколько обидных поражений подряд. Пришлось откатываться назад, зализывать раны и срочно наращивать силы, выгребая последние батальоны из дальних углов Индии. Таким образом, Керзон набрал шестьдесят тысяч. При этом надо понимать, что настоящие джентльмены воюют только со всеми удобствами. Поэтому из этих шестидесяти тысяч офицерами и солдатами были лишь тридцать. Остальные были лагерной прислугой. В решающий карательный поход двинулся огромный караван, насчитывавший до 75 тысяч лошадей, мулов и верблюдов. Одних погонщиков было более тридцати тысяч!

Как писал российский военный разведчик и военный историк Г.И. Ностиц: «Представим себе отряд, состоящий из европейцев, сейков, гуркасов, патанов, пенджабских магометан, маратов и т. д., – необходимо принять во внимание национальную пищу каждого племени. Не говоря уже про кастовые обычаи и предрассудки, которые следует, насколько возможно, тщательно соблюдать, очевидно, что каждый солдат будет чувствовать себя лучше, когда он будет получать именно ту пищу, к которой он привык. Так, англичанин окажется весьма плохим бойцом, если его будут кормить так же, как вегетарианца сейка».

Командующий корпусом генерал Логкарт был уверен в успехе:

– Я разгоню этих горных дикарей так, что они забудут, как их назвала собственная мать! – презрительно говорил генерал, когда ему намекали на серьезность предстоящей борьбы.

Но пуштуны почему-то думали иначе.

Новые неудачи англичан начались с того, что командующий одной из дивизий корпуса, получив приказ генерала Логкарта занять горный перевал двумя батальонами, на следующий день сообщил, что «войска его дивизии вернулись в лагерь накануне столь поздно, что, по его мнению, лучше не возлагать на них указанной задачи, в особенности ввиду предстоящего на другой день наступления всей колонны». В результате перевал ночью заняли пуштуны и успели там закрепиться.

– Тем лучше! – обрадовался, узнав о появлении горцев, Логкарт. – Одним ударом перебьем всех сразу!

После непродолжительной артподготовки англичане двинулись на штурм.

Историк пишет: «В 11 ¹/₂ час. утра началась атака: боевая часть состояла из батальона гуркасов, поддержанного дорсетшайрцами, в частном резерве были два батальона, именно дербишайрцы и гордоновские гайлэндеры. Войскам предстояло наступать вдоль узкого хребта, самым опасным местом которого была небольшая седловина, у самого подножия Даргайских высот, находившаяся под сильным огнем противника. Первая атака не удалась: гуркасы потеряли двух европейских офицеров и 65 нижних чинов и залегли. Затем пошли в атаку дорсетшайрцы, но, потеряв одного офицера и 48 нижних чинов, они также остановились. Попытка дербишайрцев тоже не имела успеха, хотя у них выбыло из строя только 11 человек. Положение становилось критическим, бой продолжался уже более 4-х часов…»

Ситуацию с большим трудом спасли шотландские стрелки, так называемые гордоновские гайлэндеры и 3-й Сейкскимский сикхский полк. Командир гайлэндеров, подполковник Матиас, получив приказание атаковать, обратился к своему полку:

– Шотландцы, вам приказано взять Даргай и вы это исполните!

Подавая личный пример, Матиас и все офицеры встали впереди атакующей колонны. Затем под звуки шотландских волынок стрелки устремились на решающий штурм перевала и, наконец, взяли его.

Увы, пройдя перевал, англичане оказались в западне. Теперь афридии атаковали их уже со всех сторон. Кое-как укрепившись в долине, генерал Локгарт направил пуштунам ультиматум, чтобы их старшины явились в лагерь выслушать условия победителей. Кроме того, афридии должны были выдать 800 ружей и уплатить 50 тысяч рупий, оксаи – выдать 500 ружей и уплатить 30 тысяч рупий. Но дальше все снова пошло не так, как хотелось бы английскому генералу. Как писал английский корреспондент: «Наше продолжительное пребывание на одном месте побудило афридиев к ежедневным нападениям и стычкам со сторожевыми постами. Их стремительные и смелые нападения, искусство с которым они пользуются местностью, вызывают в нас удивление и производят впечатление на наших солдат. Если мы бросим взгляд на последние недели нашего пребывания в Майдане и подведем итоги успехам и потерям у нас и у неприятеля, то мне кажется, что я не ошибусь, если скажу, что этот расчет будет не в нашу пользу. До настоящего времени мы выдержали, вместе с войсками Пешаварской и Курамской колонны, до 650 сражений и стычек, но было бы очень смело утверждать, что мы выбили из строя такое же число противников».

В результате Логкарт был вынужден бежать из занятой ранее долины, потеряв в ходе экспедиции более двух тысяч человек. Это был серьезный удар по престижу английской армии и всему английскому владычеству в Азии.

Как вспоминал один из английских офицеров: «Хуже всего то, что туземные войска видели слабость и трусость своих белых товарищей. Сипаи открыто говорят, что если английские солдаты будут впредь им грубить, то они их побьют, и страшно подумать, что они в состоянии это сделать!»

Но неспокойно было не только на северных границах Британской Индии.

В те дни министр иностранных дел России граф Ламсдорф записал в своем дневнике: «В этих краях (Индии. – В.Ш.) они питают большой страх перед Россией, так как осознают, что их владычество над 280 миллионами туземцев не вполне нормальное. Англичане не любят борьбы и не в силах ее вести, но они уступают только силе. По мнению Ону (консул в Бомбее. – В.Ш.), они отдадут Египет под угрозой войны; они уйдут из Индии только в случае сопротивления со стороны туземного населения, ныне раздираемого религиозным фанатизмом, различиями в нравах, языке и государственном строе, что делает его слабым и бессильным перед горсточкой в сто тысяч англичан, господствующих над этой громадной империей от имени всемилостивейшей королевы и государыни».

Эти мысли имели под собой реальное обоснование. Военный агент доносил из Лондона, что положение англичан в Индии действительно ухудшается. Местное население недовольно ростом налогов, финансовое положение страны хуже некуда, и это уже стоило поста предыдущему вице-королю лорду Дафферину, который слишком часто расходился во мнении с министром по делам Индии. Индийские газеты подвергли экс-владыку беспощадной критике за огромные финансовые расходы на оборону северо-западной границы и на войну с Бирмой. По мнению нашего посла в Турции Зиновьева, политика России в такой ситуации должна быть нацелена на мирное соглашение с Англией, но при этом мы должны иметь наготове железнодорожные линии и материальные средства в Средней Азии, ибо она будет ареной, где или произойдет самая грандиозная схватка Большой Игры, или будет подписано величайшее дипломатическое соглашение между нами и англичанами.

* * *

Не следует думать, что после того, как после 1895 года напряжение Большой Игры в Центральной Азии несколько спало, наша разведка ослабила внимание к Индии. Наоборот! Именно тогда наши разведчики начали заниматься Индией напрямую. Причем теперь за эту работу взялись уже с большим замахом!

В 1897 году для подготовки военных разведчиков для работы в индийском направлении в Ташкенте была открыта офицерская школа восточных языков. Во главе школы были поставлены выдающийся востоковед штабс-капитан Иван Ягелло и поручик Александр Выгорницкий. Первый прошел трехлетнее обучение в Азиатском департаменте МИД, второй успел побывать в качестве туриста с разведывательной миссией в Индии. Деятельность школы курировал лично генерал-губернатор Туркестана Вревский. Кроме языка урду, здесь изучались персидский, афганский, узбекский, английский и китайский. Каждый слушатель школы за время обучения должен был в течение двух лет изучить два восточных языка: один – основной, другой – второстепенный, усовершенствовать знание одного европейского языка, глубоко познакомиться с военной географией, организацией вооруженных сил стран изучаемых языков, особенностями разведывательной работы на Востоке. По окончании курсов сдавались экзамены по курсу военного страноведения и географии, где слушатели продемонстрировали знания армий стран изучаемого языка, принципов их формирования, дислокации частей и соединений, быта, нравов и обычаев населения, основных сведений о географии, климатических условиях соответствующих стран, элементах их инфраструктуры.

Затем слушатели направлялись на четыре месяца в командировку в места проживания носителей изучаемых языков на территории военного округа. Вернувшись из командировки, офицеры должны были продемонстрировать «умение читать наиболее доступные статьи из газет на данном языке или книги общего содержания, разбираться в прочитанном и передавать по-русски содержание с объяснением встречающихся грамматических форм, умение читать рукописи простого содержания, написанные обыкновенным почерком, и писать записки простейшего содержания, продемонстрировать знание наиболее употребительных слов военной терминологии, уметь вести устную беседу на данном языке на несложные темы из военной или обыденной жизни». По окончании курсов офицеры отправлялись в годичную зарубежную командировку. После этого они считались полностью готовыми к серьезной разведывательной работе на Востоке.