Текст книги "Человечество и Технос: философия коэволюции"

В средние века подразумевалась свобода от тяжкого бремени земной жизни и ее несправедливого неравенства. Для средневекового христианина – это свобода, данная Богом всякому созданию, сотворенному «по его подобию». Свобода, пред которой все равны. Основным правом в этом случае является право на «спасение души», которое отсутствует в современных перечнях прав человека.

Начиная с эпохи Ренессанса под свободой стали понимать беспрепятственное и всестороннее развертывание человеческой личности, осуществления ее творческого потенциала от ограниченной обыденности и регламентации церкви.

В современном обществе, основанном на рыночной экономике, свободу, нередко, связывают с богатством, с наличием капитала, измеряемого в денежных единицах. В данном контексте, свободен тот, кто может купить. И в этом случае свобода остается привилегией. По словам английского социолога Зигмунта Баумана6666
  Бауман З. Индивидуализированное общество / Пер. с англ. под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Изд-во Логос, 2002. 390 с.


[Закрыть], свобода родилась как привилегия и с тех пор всегда оставалась таковой, продолжая делить людей на лучших и худших, и никогда не уравнивает их.

Актуальное понимание свободы во многом восходит к трудам Эриха Фромма6767
  Фромм Э. Бегство от свободы. Человек для себя / пер. с англ. СПб: Академический Проект, 2008.


[Закрыть], который показал, что в условиях возросшей свободы выбора и при неопределённости будущего, общество воздействует на человека, с одной стороны он всё более независим и критичен, но с другой – одинок и изолирован. Образуется две стороны свободы – позитивная, как в первом случае, и негативная, как во втором. По мнению Фромма «Люди не могут без конца влачить бремя «свободы от», а в тех случаях, когда не могут избавиться от свободы негативной и перейти к позитивной, стремятся «избавиться от свободы вообще»6868
  Лазарева А. Н. Идея соборности и свободы в русской религиозной философии: Монография. М.: ИФ РАН., 2003; Фромм Э. Бегство от свободы. Человек для себя / пер. с англ. СПб: Академический Проект, 2008.


[Закрыть]. В условиях современной демократии это проявляется в «автоматизирующем комформизме», когда будто бы свободный человек живёт соответственно стереотипам общества. Таким образом, на протяжении всей истории культуры человек, будучи несвободным, борется за право стать свободным, сохраняя при этом самого себя. Однако, каждый шаг в сторону свободы в чем-то одном, лишает нас свободы в иной области.

(Не)свобода в виртуальном пространстве

Абсолютная свобода всех людей является утопией, т.к. абсолютная свобода одного оборачивается несвободой для других, а кроме того может становиться и произволом. Однако, в желании подобной утопической свободы люди ищут новые способы существования вне существующих структур, которые обуславливают контроль над ними. В том числе и для этого они выходят за рамки существующего предметного мира, который регулируется законодательством, моральными и нравственными нормами, физиологическими ограничениями и физическими законами в искусственно-виртуальные миры, освобожденные от подобных ограничений. В виртуальной цифровой среде человек оказывается в ином онтологическом пространстве, обретая неограниченную свободу действий6969
  Слюсарев В. В., Кутырев В. А. Социо-культурная безопасность в условиях глобального информационного хаоса // Россия в многовекторном мире: национальная безопасность, вызовы и ответы: материалы международной междисциплинарной научной конференции: в 2 частях. Йошкар-Ола: Поволжский государственный технологический университет, 2017. С. 62–64.


[Закрыть]. Он может быть богат и красив или может летать и открывать новые земли, может убивать и завоевывать. В конце концов, он может уподобиться богу-демиургу и создать свой собственный мир, со своими законами физики или даже обойтись без них вовсе. С одной стороны, это несет внутреннюю опасность, «опьяняя» человека вседозволенностью и «втягивая» в некоторую форму наркомании7070
  Слюсарев В. В. Виртуальная наркомания в информационном хаосе // Философия науки и техники в России: вызовы информационных технологий: сборник научных статей / под общ. ред. Н. А. Ястреб. Вологда: ВоГУ, 2017. С. 274–277.


[Закрыть]. С другой стороны, большинство участников виртуального пространства никогда не забираются в подобные «дебри онтологии миров», ограничиваясь обретением свободы общения, передачи файлов, источников информации, транзакций и т.п. Но как мы уже отмечали, вслед за человеком, ищущим свободы, туда устремляются и корпорации, реализуя свои маркетинговые интересы, ограничивая свободы и устанавливая связь реального и виртуального. За ними следуют банки и платежные структуры, укрепляя эту связь. Формируется то, что называется феноменом «Интернета вещей». Окончательно закрепление происходит с приходом в виртуальный сетевой мир государственных регулирующих органов, стремящихся взять под контроль человека и корпорации и в данной среде. Люди оказываются не вольны в выборе объективных условий своей деятельности – они могут только выбирать цели и средства для достижения целей, так как различные надструктуры привносят с собой большую часть объективных законов природы и общественного развития. Развитие информационных технологий и включение человечества в мир виртуальной реальности приводит к необходимости создавать новые юридические техники и технологии7171
  Колесник И. В. Юридическая технология в обычном праве // Юристъ-Правоведъ. 2011. № 3. С. 95–99.


[Закрыть], которые позволят привести пространство дополнительной реальности к правилам реальности объективной, для чего формируется соответствующее законодательство, механизмы его реализации, а затем и контролирующие и следственные органы.

Несетевая структура государства и общества: Криптоанархизм и Блокчейн-демократия

Возникает новый дефицит свободы, который человек пытается компенсировать новыми формами реализации виртуального пространства. Постольку надструктуры привносят с собой финансовые и технологические ресурсы контроля несопоставимые с возможностями отдельного человека, для того чтобы избежать контроля необходимо было обратиться к распределенным децентрированным формам передачи данных. На основе подобного подхода сформировался так называемый DarkNet – сектор интернета, избавленный от классической «сетевой» структуры в пользу некоего аморфного неструктурированного состояния. Подобный подход позволяет заметно снизить привлекательность данного сектора для маркетинга, так как практически полностью лишает его инструментация сбора и анализа информации о пользователе. Еще одним продуктом подобного подхода являются различные криптовалюты, основанные на технологии блокчейн. В них децентрализованность, распределенность и криптографическая сложность обеспечивают практически полную анонимность транзакции, что делает их соразмерным платежным средством для «Теневого Интернета» в целом и «Теневого Интернета вещей». Помимо этого, данная система обеспечивается ни золотом или ВПП конкретного государства-эмиссара, а криптографической сложностью вычислений (собственно, блокчейн). Тем самым технология позволила обезопасить DarkNet от проникновения в него банковской системы. Разумеется, что о какой-либо государственности, как институциональной формы организации, внутри данной бесструктуры говорить бессмысленно – ее нет и не может быть. Более того, подобные методы начинают постепенно контратаковать и влиять на предметный мир, внося в него элементы децентрализации и хаоса, но уже без опредмечивания самого себя. В частности, именно подобный подход лежит в основе участившихся случаях «телефонного терроризма», который в последнее время принимает катастрофические масштабы. Иными словами, происходит «распредмечивание» предметного мира формами децентрализации.

Одной из фундаментальных основ подобного рода течений является направление так называемого криптоанархизма – некой идеологической этико-экономической системы взглядов людей, обобщенных названием «хакеры». Главная идея криптоанархизма состоит в том, распределение благ в современном обществе все также, как и всегда ранее, происходит крайне неравномерно и из этого следует, по их мнению, что необходимо воспользоваться «традиционным» методом – отобрать у богатых (банков, транскорпораций и т.д.) и раздать бедным. Подчас, под бедными подобные активисты понимают самих себя, иногда – обычных граждан, никак и ничем с ними не связанных. Для реализации этого «пути» они обращаются к современным технологиям и технологическим средствам. Они формируют некий класс технологий, которые позволяют скрыть структурные взаимосвязи в сети Интернет, тем самым обеспечив себе анонимность. Как правило, подобные технологии получают открытый доступ, чтобы путем увеличения количества участников снизить вероятность раскрытия. Любые попытки регламентации Интернет воспринимаются их активистами отрицательно. В тоже время, формирование подобного открытого и анонимного пространства медиа обмена привлекает новых участников, которые стремятся наполнить подобную зону содержанием, запрещенным в публичных сфера – торговля наркотиками, оружием и людьми, детской порнографией и т.д.7272
  Martin J. Drugs on the Dark Net: How Cryptomarkets are Transforming the Global Trade in illicit Drugs. NY: St. Martin’s Press LLC, 2014. DOI: 10.1057/9781137399052; Wehinger F. The Dark Net: Self-Regulation Dynamics of Illegal Online Markets for Identities and Related Services // 2011 European Intelligence and Security Informatics Conference (12-14 Sept. 2011). Athens: IEEE, 2011. pp. 209–213. DOI: 10.1109/EISIC.2011.54


[Закрыть] В рамках данной формы существования культуры человек получает практически абсолютную свободу, схожую по своим принципам с идеологией анархизма. Как и строящееся на ее основе сообщество криптоанархистов, она ведет к разложению морали под действием достаточно яркой формы эгоизма, следования каждого индивида за своими собственными или внушаемыми ему интересами (как, например, идея самоубийства). Иными словами, криптоанархизм антисоциален по своей сути и если и ведет к обществу, то к обществу беспринципному и аморальному. Абсолютная свобода, как и абсолютная власть, развращает абсолютно7373
  Актон Д. История свободы в античности // ПОЛИС. № 3. 1993. С. 108–119.


[Закрыть].

Однако вполне мыслим и иной «путь развертывания» подобных технологий. Еще в начале Информационной революции в сети Интернет стали возникать «Виртуальные государства» – государствоподобные образования, которые становятся основой для создания сети из пользователей, которые объявляют себя гражданами этого государства, находясь при этом на огромном расстоянии друг от друга. Совместными усилиями они создают законодательство и экономику, культуру и общественные ценности своего «государства». Эта примитивная модель демонстрирует, какие возможности даёт виртуальная реальность для создания новой формы устройства мира. Достижения Цифровой революции дают нам огромные возможности по созданию децентрализованной экономики, которая не будет зависеть от какого-либо государства или Всемирного банка, а будет управляться исключительно рыночными инструментами; с другой стороны технология блокчейн позволяет сохранять свою относительную анонимность и обезопасить свою деятельность от целенаправленной слежки со стороны кого-либо. Каждый пользователь («гражданин») предоставляет ту информацию о себе и в таком объеме, которой он желает поделиться. У всех участников появляются относительно равные возможности, а распределение обязанностей происходит, преимущественно, на добровольной основе. Каждый возлагает на себя столько ответственности, сколько считает нужным. Распределение прав также происходит на основе тех или иных форма открытого голосования. В данном контексте можно говорить о формировании блокчейн-демократии – демократического устройства, базирующегося на децентрализованной форме, которая гарантирует неприкосновенность частной жизни человека, причем делает это не на формальном (нормативном), а на объективном уровне – не позволяет собирать сведения о личности, влиять на него силовыми или экономическими средствами. Формируется зоны коммуникации, которая, по большей части, ограничена исключительно культурными регуляторами. Подобный подход можно обозначить как асоциальный. Также, как и проецирвание криптоанархизма из виртуальной в реальную среду приводит к актам ненаказуемого вандализма, можно спроецировать и подход блокчейн-демократии. Скажем развития концепции интеллектуального городского планирования – Smart City, осуществленное с учетом подхода блокчейн-демократии, обязано предоставлять горожанам права ограничить сбор о себе тех или иных данных с одной стороны и открыто участвовать в развитии города с другой. И, безусловно, что подобный подход возможен лишь при высоком уровне культуры и самоорганизации как общества, так и каждого подобного гражданина в частности. Каждый человек, живущий в таком социуме, должен понимать свою ответственность перед обществом в целом, границы своей свободы и подвергать даже самого себя «культурным фильтрам», сохраняя при этом свою самоидентичность.

Коронавирусная инфекция в сетевом мире

Масштаб и характер трансформаций, складывающихся сегодня из отдельных локальных действий трудно оценить. Потому что, находясь внутри сферы изменений, мы должны делать выводы о векторе их развития вовне, в тенденции, которые, на данный момент кажутся парадоксальными. Во многом подобная трудность связана с тем, что находящимся внутри существующих форм они обычно кажутся устойчивыми, не нуждающимися в переменах. В современности это усугубляется фактором информационной всеобщности, Маклюэновской “глобальной деревней”, в которой основным каналом распространения информации становятся не официальные источники, а “сарафанное радио”, созданное социальными сетями, мессенджерами (подчас – анонимными), MMORPG и другими коммуникативными площадками в Глобальной сети.

Информационная повестка, сложившаяся на сегодняшний день вокруг коронавирусной инфекции, требует принятия быстрых и действенных решений, которые, как видится многим, являются временными, которые перестанут существовать после преодоления кризиса. Но как, при внимательном рассмотрении показывают примеры кризисов в истории человечества, это не так, “временные” институты сначала становятся новыми составляющими социальной структуры, а после – закрепляются в виде “успешных нововведений”. Сейчас они фактически превращаются в способ существования, обусловленный спецификой “Турбулентного времени”, когда изменения происходят с невероятной скоростью, а их прогнозирование почти невозможно. Общество теряет жесткую социальную структуру, которая была привяза к прежним поколениям, характеризуясь постоянной текучестью социальных институтов.

Еще в 1990-е годы информационное общество было охарактеризовано немецким социологом У. Беком, как “Общество риска”. Он отмечал, что в современном мире происходит повышение рискогенности. В условиях растущей глобализации проблемы экологии, экономики, здоровья захватывают каждого. Формирование более открытого и единого мира приводит как к позитивным изменениям, так и повышает опасность некоторых рисков. COVID-19 – их яв(лен)ный пример. Глобализация становится как одним из источников риска, так и в плане их быстрого распространения (пандемий). Сколько таких рисков еще впереди?.

По-видимому, надо согласиться с мнением социолога Б. Тёрнера, который анализируя концепцию У. Бека, отмечал, что риск является функцией зависимости общества от социальных институтов. По его мнению, рискогенность обусловлена социальной ненадежностью институционализированных моделей поведения. Так, формирование индивидуализированной системы здравоохранения, основанной на системе разного видов страхования, показало значительные проблемы в борьбе с новым вирусом: нехватка специалистов, оборудования, больничных палат. Индивидуализация общества касается также вопросов занятости и финансового обеспечения, рост самозанятости в мире с конца ХХ века привел к тому, что достаточно большая доля современных работников занялась самостоятельной профессиональной деятельностью, а теперь они требуют поддержки государства.

В условиях индивидуализированного общества, человеку предоставляется возможность самостоятельного решения возникающих рисков, однако в условиях пандемии мы сталкиваемся с тем, что он не способен это сделать. Люди, потеряв работу из-за карантина, не могут обеспечить себе достаточный уровень жизни и лечения, что в результате ведет к росту преступности, бедности – или необходимости государственной поддержки. По сути, потребовать возвращения социального государства, в противном случае, достаточно большая доля граждан перейдет в категорию маргинальных, будет обостряться серьезное противостояние тех, кто может получить помощь и тех, кто её получить не может или получит не в первую очередь. Нехватка медицинских ресурсов, например в Италии, привела к тому, что каждый день врачам пришлось решать проблему выбора: кого именно следует спасать в условиях недостаточности обеспечения. В тоже время мы могли наблюдать, как в таких обществах, как китайское, где индивидуализация намного ниже и преобладает коллективизм, были предприняты беспрецедентные меры, которые позволили значительно снизить численность возможных жертв, в условиях, когда о вирусе и о способах борьбы с ним было еще малоизвестно.

Новые вызовы потребовали как принципиально новых решений, так и пересмотра отношения к существующим методам деятельности. Если борьба с самим вирусом предполагает серьезные биологические и медицинские исследования, то трансформация экономической и социальной жизни общества может опереться на уже существующие разработки. Если ранее их внедрению мешала социальная инерция, то эпидемия коронавируса (трагическая диалектика) стала катализатором внедрения нового, поколебав, «во имя безопасности», все доводы критиков-консерваторов.

Данный феномен особенно ярко проявился в системе образования. На протяжении последних 20 лет в России шли споры о возможности использования дистанционных форм обучения, консерваторы сопротивлялись любым попыткам цифровизации и, критикуя новаторов, говорили о недопустимости замены педагога техникой. Карантинные меры в образовательных учреждениях привели к тому, что даже противникам дистанционного образования пришлось переходить на онлайн-формат для продолжения своей деятельности. Если ранее различные рекомендательные меры, требования со стороны руководства были не эффективными, то условия пандемии заставляют принимать новую систему, потребовав от каждого владения соотвествующими инструментами.

Распространение опасного вируса привело к новым тенденциям и в экономике. Все больше организаций стало использовать удаленные формы работы, продемонстрировало необходимость в развитии экономики совместного пользования, в частности развитие убер-платформ для решения различных задач, ибо без этого большое число самозанятых столкнулись с серьезными экономическими трудностями, не имея возможности продавать свой товар или оказывать услуги. Актуализировался другой важный тренд – способность перевести свою деятельность в цифровой формат: организация детских праздников онлайн, тренировки по средствам видеосвязи. Дополнительный толчок получили развлекательные и игровые сервисы, которые и до пандемии имели огромную аудиторию, теперь у этой аудитории появилось больше времени в рамках изоляции, которое люди могут тратить на развлечения и творчество. Появились «невольники развлечений».

Происходит то, что описывали многие футурологи, говоря об обществе будущего, где люди будут больше времени посвящать игре и меньше трудовой деятельности. Но если они считали, что это произойдет в силу автоматизации труда, то на самом деле пришлось часть процессов приостановить, что порождает необходимость во внедрении технологий и замены ими человека, который находится в карантине. Возможно, вскоре он будет исполнять роль оператора, а в дальнейшем только управлять собственным аватаром для перемещения по улицам. Введение систем слежения за горожанами, с целью присекать нарушителей карантина, вероятнее всего сохранится с целью пресечения и других нарушений. Таким образом, те меры контроля, которые уже существуют в Китае, Индии, станут распространеннвми и в других странах, где раньше не было средств, необходимости и желания внедрять подобные инструменты.

Современное общество давно ушло от вечности времени к его конечности, времени отведенному жизни человека. Точно также сейчас оно уходит от телесной соразмерности предметного пространства в микро– и мегамиры. Как отмечал Зигмунд Бауман7474
  Бауман З. Индивидуализированное общество / Пер. с англ. под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Изд-во Логос, 2002. 390 с.


[Закрыть], прежде всего культура призвана связать время отдельной человеческой жизни с вечностью. В свете взаимообусловленности пространственно-временного континуума, есть основания полагать, что культуре под силу связать не только время человеческого мышления с вечным, но и формы его существования с телесным. Именно в подобном социально-культурологическом контексте, по нашему мнению, будет актуально обратиться к феномену асоциальность, как культурологическому ответу на технологизированность современного общества. Использование традиционных контрарных форм (открытие новой сферы свободы – ее регламентация) с каждым новый витком все глубже и глубже погружаются в структуры личности и культуры. Без снятия подобного противопоставления, без синтеза тезиса свободы и антитезиса ее ограниченности «другим», обществом, государством развитие человеческой цивилизации превращается в «похоронную процессию» самого себя7575
  Кутырёв В. А. Философия (для) людей // Вопросы философии. 2012. № 9. С. 86–96.


[Закрыть]. Традиционная форма культуры попадает, в конечном счете, под влияние финансовых, политических, технологических рычагов. Она оказывается в ситуации, когда не может решить эту сложную проблему, что приводит к ситуации кризиса культуры и замещения ее медиа. В человеческом отношении формируется культура пассивности, одиночества и интернет-небытия. Элементы традиционной культуры, обычно квалифицируемой как подлинная, больше сохраняют в себе различные культурно-маргинальные группы социума, часто квалифицируемые как асоциальные. Получается, что в превратной форме, но они стремятся к соразмерному развитию культуры и поиску коэволюционного синтеза в решении существующих проблем. При этом перед человечеством открывается как бы два пути дальнейшего осуществления стремления к свободе: в первом случае – это формирование Блокчейн-демократии, построенной на социальном доверии и высоком культурно-этическом уровне; во-втором – основанный на принципах «рыночного эгоизма», индивидуализма, определённого уровня борьбы за личное благополучие, не взирая на интересы общества и культуры – криптоанархизм. Остается лишь надеяться, что поиск этот увенчается успехом до того, как человечество распредметит само себя…