Текст книги "Тело призрака"
Автор книги: Владимир Сверкунов
Жанр: Жанр неизвестен
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Ленину устроили большие смотрины. Он сидел во главе стола, за которым расположилось еще двенадцать человек: среди них он знал только двоих. У собравшихся было приподнятое настроение, и Иван Иванович весело спросил Владимира Ильича:
– Ну, как вы, батенька, себя чувствуете?
– Отлично, Иван Иванович, – таким же тоном ответил тот. – Каждый день подолгу гуляю, даже с белочкой вот познакомился. Удивительное создание!
Вскоре на столе появился самовар, увенчанный заварным чайничком, вазы с печеньем, сушками и конфетами. Стороннему наблюдателю, внимательно читавшему литературу о революционерах, эта картина показалась бы очень знакомой: так век назад могли проходить большевистские сходки. Вдобавок ко всему человек, окруженный вниманием расположившихся рядом товарищей, удивительным образом походил на вождя мирового пролетариата: та же лысина, те же калмыцкие усы, та же аккуратная бородка, наложенные на мягкую добродушную картавость.
Отхлебывая чай, один из гостей, представившийся Матвеем Павловичем, поинтересовался:
– Я слышал, Владимир Ильич, вы писать начали?
Ленин, нисколько не смутившись, чуть подался вперед и подтвердил:
– Думаю, что уже пора, столько мыслей накопилось. Должен особо поблагодарить Тимофея Николаевича и за выздоровление, и за помощь в литературном труде.
– Что же вас особенно волнует? – спросил молодой, с большими залысинами человек и добавил: – Кстати, я Валерий Владимирович, юрист.
– Самая главная тема – связь религии с жизнью, – убежденно произнес Ленин. – Представьте себе: почти две тысячи лет христиане, полагаясь на священное писание, несли веру, не имея убедительных доказательств истинности изложенного в нем учения. Думаю, именно сегодня долготерпение верующих должно быть вознаграждено. Каждый узнает, что часть событий, предсказанных пророками, уже произошла, другим – предстоит свершиться.
Он обвел аудиторию взглядом, словно озаренным прозрением. Окружающие с восхищением смотрели то на него, то на Тимофея Николаевича, который выглядел торжествующе.
– Владимир Ильич, вы осознаете, что это очень непростой путь, сопряженный с опасностями, непониманием толпы и даже открытой травлей? – предостерег ставший вдруг предельно серьезным Иван Иванович.
– Я очень многое испытал в жизни, – тихим, но твердым голосом отозвался Ленин. – И когда речь идет о спасении человечества, все личные переживания должны отойти на второй план. Я готов ко всему, но на сей раз Голгофа предназначена не мне, а тем, кто, не задумываясь, выбросил из души все святое, как ненужный мусор. Они, прикрываясь идеей общества потребления, уподобили мир вавилонской блуднице. К счастью, еще остались люди, достойные божьего благословения. К ним я устремлю свои стопы…
Гости зааплодировали, но Иван Иванович, подняв руку, остановил их. Он сказал:
– Мы все рады, что вы, Владимир Ильич, понимаете, на что идете. Но всем нам надо еще подготовиться, ведь враг очень силен. Он способен на коварство и подлость, на обман и даже убийство.
– А разве меня можно убить? – искренне удивился Ленин.
Собравшиеся растерялись. Пока они переглядывались друг с другом, Владимир Ильич, прищурившись, спросил еще раз:
– Неужели я восстал из мертвых, чтобы снова умереть?
Тишина продолжала висеть в комнате невидимой кисеей. Будто прорывая в ней прорехи, кто-то нервно хрустнул пальцами, кто-то вздохнул, кто-то откашлялся. Наконец, Иван Иванович тихо сказал:
– Этого, Владимир Ильич, мы не знаем. В любом случае постараемся вас оберегать. Мы обязаны исключить любые неожиданности.
Такой поворот событий несколько смутил Ленина. Он, углубившись в себя, задумался, отчего посредине лба пролегла заметная складка. Обведя людей, сидящих за столом, беспомощным, как у ребенка взглядом, он произнес:
– Мне надо хорошенько осмыслить все, что я здесь услышал. Только не хочу, чтобы вы подумали, что я проявляю малодушие. В конце концов, выбор сделан, и я должен идти до конца. А сейчас извините, мне нужно побыть одному.
Он поднялся и направился к лестнице. Когда его ноги уже отсчитывали ступеньки, Ленина окликнул Тимофей Николаевич:
– Владимир Ильич, только договоримся – без обид. Дело нам предстоит нешуточное, и мы должны полностью доверять друг другу, быть честными и ничего не утаивать.
При этом его шрам покраснел и стал напоминать надломленную ветку.
– Я все понимаю, – устало ответил Ленин и, окончательно приходя в себя, добавил: – Доверяю вам выполнить всю рутинную работу по организации моего пришествия.
Собравшиеся ахнули. Еще несколько дней назад этот человек был в буквальном смысле никем, и вот – произошла удивительная метаморфоза: он, действительно, стал всем, как в свое время напророчил коммунистический гимн «Интернационал».
Когда Ильич удалился, и было слышно, как он зашел в свою комнату и закрыл дверь, Иван Иванович строго спросил шрамоносца:
– А вы не перестарались? Что будет, если он перестанет подчиняться нам?
Тимофей Николаевич погладил шрам, начинающий бледнеть, и уверенно произнес:
– Не беспокойтесь! В крайнем случае, мы располагаем средствами, которые скорректируют его психику и поведение. Но, с другой стороны, согласитесь, что нам нужен не мямля, а уверенный в своем превосходстве настоящий мессия! Разве не так?
С его доводами согласились если не все, то большинство из двенадцати человек, о чем свидетельствовали одобрительные кивки головами. Яков Захарович справедливо заметил, что без харизмы их затея обречена на неудачу, поэтому не стоит разубеждать Ленина в его величии.
Однако некоторым такое поведение подопечного совсем не понравилось, хотя они, глядя на реакцию сотоварищей, и предпочли отмолчаться, сидя с отрешенными глазами.
Наконец Иван Иванович перешел к другой теме. Обратившись к искусствоведу, он спросил:
– Расскажите, пожалуйста, что у вас получилось с художником.
– Смею заверить, все в полнейшем порядке, – отозвался Яков Захарович. – Картина уже находится у нас. Комплектация выставки завершается, и мы объявили об ее открытии: оно состоится через неделю. Коллеги передали мне необходимый реактив, – он кивнул на человека, чьи плечи были несоразмерно узкими по сравнению с массивной головой, увенчанной шевелюрой, будто специально раскрашенной тоненькими полосками: с каждым темным волоском соседствовал седой.
– Это радует, – сказал лидер. – Только не забывайте, что чудо должно произойти не сразу, но обязательно в день открытия, на глазах у многих людей. – Убедившись, что его слова нашли должное понимание, он обратился к узкоплечему:
– Как обстоят дела с другими химическими препаратами?
Обладатель «тельняшечьей» шевелюры потер зачем-то руки и начал быстро говорить:
– Масляный состав для картин тоже уже почти готов. Мы хотим добиться, чтобы капли были как можно крупнее, но это уже дело техники. Так что все будет готово в срок.
– А для книг? – коротко поинтересовался Иван Иванович.
– Работаем, сложностей не предвидится, – отбарабанил химик. – Уверяю вас, что и здесь мы успеем все сделать.
– Хорошо, – удовлетворенно сказал. – А теперь давайте разберемся с овцеводами, – он перевел взгляд на одного из тех, кто предпочел никак не выражать свое отношение к харизме Ленина. Этот человек обладал незаметной внешностью с правильными, но невыразительными чертами лица, бледно-серыми глазами и русыми прилизанными волосами. Самым выдающимся в его облике были массивные руки с мощными утолщениями на фалангах пальцев. Встрепенувшись, словно его застали врасплох за крамольными мыслями, он, несколько нараспев, ответил:
– Все должно быть так, как задумали. Вот-вот ожидается приплод, – последняя фразу получилась у него как припев песни. – Люди надежные, к тому же мы выплатили им аванс, поэтому никаких проблем быть не должно.
Иван Иванович одобрительно кивнул, но потом, с силой разгладив на лбу морщины, озабоченно заметил:
– Все, вроде, идет хорошо, но, на мой взгляд, не хватает чего-то особенного, выдающегося. – Какие есть мысли на сей счет?
– Давайте «Аврору» задействуем, – неуверенно предложил самый молодой. – Ее залп произвел бы настоящий фурор.
– Сомневаюсь, что это соответствует нашим целям, – будто ощупывая идею пальцами, произнес искусствовед. – Но, может быть, здесь есть и рациональное зерно. Как вы отнесетесь к тому, что главное событие должно произойти именно в Ленинграде?
– Смольный? – спросил Тимофей Николаевич и тут же отступился от этой мысли. – Хотя нет, там же сейчас правительство, и здание очень хорошо охраняется.
– Вспомните, в 1917 году Ленин прибыл в Питер на Финляндский вокзал, – неожиданно горячо заговорил узкоплечий. – Там он выступил, стоя на броневике, что и явилось своего рода пришествием. Почему бы не выбрать это место еще раз, чтобы установить, как говорится, связь времен.
Иван Иванович, внимательно, не перебивая, выслушавший предложения, наконец, высказался:
– Нам важнее само событие, чем место, где оно произойдет. То, что вы предлагаете, будет выглядеть театрально: люди, знающие историю, могут подумать, что разыгрывается спектакль на открытой площадке или снимается кино.
– А я считаю, что на одном месте вообще сосредотачиваться не надо, – вмешался Яков Захарович, полагая, что если зашла речь об искусстве, то его слово станет самым веским. – В главном событии своего рода декорацией надо сделать Мавзолей, а наряду с этим подобное должно произойти еще в пяти-десяти крупных городах. – Он немного помолчал, поведя глазами, будто пытаясь поймать только что блеснувшую мысль, и продолжил: – Я сейчас вспомнил один важный эпизод из Библии, когда вавилонский царь Валтасар увидел, как на стене появляются светящиеся буквы, которые складывались в слова: «Мене, текел, упарсин». Если вы помните, сие означало: исчислил Бог царство твое и положил конец ему – оно будет разделено, а сам ты взвешен на весах и оказался слишком легковесным. Мне кажется, это именно то, что нам нужно! Представьте, что на Мавзолее вдруг появляются пророческие слова с подписью Ленина!
– А как такое можно практически осуществить? – заинтересовался Иван Иванович. – Если применить лазер, то все увидят луч, что нежелательно.
– Вполне реально сделать луч совершенно незаметным, – откликнулся Тимофей Николаевич. – Можно использовать инфракрасный диапазон, подобрав длину волны так, чтобы заставить светиться тот или иной материал, в данном случае гранит. Со стороны никто ничего не заподозрит.
– Да, может выглядеть впечатляюще, – согласился лидер. – Надо только написать эффектную фразу. Думаю, этим займетесь вы, – сказал он, обращаясь к элегантному мужчине, будто только что вышедшему сразу из модного бутика, парикмахерской и косметического салона.
Тот кивнул в знак согласия и, заметив, что ему дали слово, проговорил мягким баритоном:
– Мне нравится эта идея, и я постараюсь найти нужные слова. Но, на мой взгляд, нам надо определиться с толпой, которая оккупировала площадь. Нужна нам она или нет для достижения цели?
– Вряд ли коммунисты поверят в воскресение Ильича, – заметил мужчина с ежиком на голове. – Они же материалисты до мозга костей. Им нужен труп, а не живой вождь.
– Считаю, что нам поначалу и не требуется много народу, – поддержал его молодой, с залысинами человек.
– Значит, толпу необходимо рассеять, – подытожил Иван Иванович и, обратившись к шрамоносцу, спросил: – У нас ведь есть технические возможности сделать это?
Тимофей Николаевич ответил не сразу, прикидывая, как можно воздействовать на несколько тысяч людей в самом центре столицы, и только хорошо поразмыслив, произнес:
– Безусловно, мы попробуем применить нашу установку, и, думаю, эффект будет достаточно сильным. Но мне кажется, что сделать это надо только после того, как митингующие увидят загоревшуюся на Мавзолее надпись. Тогда они непременно свяжут свой панический страх с появившимися странным образом словами, и в ужасе покинут площадь. Это даст импульс к многочисленным слухам, что для нас окажется весьма полезным.
– Ну что ж, так и поступим, – подвел итог своеобразному «мозговому штурму» лидер. – А Ильича представим народу на Покров. Пусть денька три в стране походят пересуды.
23.С самого утра Красная площадь зашелестела, затрепетала тысячами белых крыльев. Стопки листов разлетались стаями и, побывав в руках множества людей, возвращались в «гнездо» – на трибуну, где пересчитывались, укладывались во внушительные пачки и перевязывались серой бечевкой.
Накануне объявили о старте предвыборной кампании, начинающейся со сбора подписей в пользу политических партий. Коммунисты немедленно воспользовались тем, что сторонников искать не было необходимости: в Москве и других городах на митингах за один день собрали почти половину нужного количества голосов, обеспечивающих пропуск на выборы.
Воодушевленные своим участием в политической жизни страны, митингующие с новыми силами стали скандировать: «Верните Ленина России!»
Свою силу и сплоченность они получили возможность продемонстрировать в этот день еще не один раз. Согласно плану, принятому на президиуме партии, впервые была применена тактика «окружения».
О силе ее воздействия рассказал вечером на политсовете партии «Правое дело» Максим Тюрин, молодой парень с зачесанными назад пепельными волосами, придумавший загадку про теремок-Мавзолей.
– Они обступили меня со всех сторон. Даже страшно стало. Как волки: глаза горят, того и гляди бросятся. И ни единого слова! Честно говоря, я не знал, что делать? Боялся, что затопчут.
Лев Полков внимательно посмотрел на него и спросил:
– А дальше?
– Стояли так минут, наверное, двадцать. У меня в голове начало шуметь, было такое ощущение, что вот-вот свихнусь. Начал просить, чтобы отпустили. Пришлось, как ребенку, дать честное слово, что больше так делать не буду. А что я мог сделать, не драться же с целой толпой, – последние слова Тюрина прозвучали особенно жалобно, он явно искал сочувствия у «верхушки» партии.
Аркадий Иосифович Шацкий, до этого сидевший почти безучастно, вдруг начал объяснять сложившуюся ситуацию:
– Они со всеми нашими так обошлись. Действительно, сопротивляться было бессмысленно. Только один герой нашелся: полез с кулаками. Но они сразу же сомкнули кольцо и сжали его так, что он чуть сознание не потерял.
– Да, молодцы! – воскликнул Полков, явно характеризуя не своих соратников, а политических противников. – Это они здорово придумали! А мы, в самом деле, оплошали: как-то все получилось несерьезно.
– Но ведь так и задумывалось, – нерешительно возразил Шацкий. – Высмеять затею этих большевиков.
– Так-то оно так, но мы не учли, что они окажутся умнее нас, – еще раз признавая поражение, произнес Глеб. – Но, по крайней мере, будет нам наука!
– Так что теперь, оставим их в покое? – поинтересовался один из членов политсовета, у которого очки висели на самом кончике носа.
– Этого делать нельзя, – твердо сказал Полков. – Каждый день на площади дает им лишние очки на выборах. Но нам нужно придумать нечто такое, что выставит коммунистов в невыгодном свете.
– Может быть, объявим свою акцию – еще один концерт? – предположил Шацкий. – Получим разрешение властей, пригласим какую-нибудь западную звезду, на выступление которой валом повалит молодежь, главное, чтобы было погромче. Я слышал, за рубежом большим успехом пользуется группа «Twinkle Wings» – «Сверкающие крылья» по-нашему. Насколько я знаю, с ней кто-то сейчас ведет переговоры. Вот давайте и заманим ее.
– Вот это совсем другое дело! – поддержал лидер партии. – Не какой-то там терем-теремок для младшего дошкольного возраста.
При его словах Максим Тюрин, еще несколько дней назад считавший своей удачей глуповатую загадку, густо покраснел: его самолюбию в этот день был нанесен еще один удар.
– Главное – освободить место для сцены, а уж молодежь расчистит себе пространство! – заметно повеселев, почти закричал Полков и, внезапно сменив тон, уже серьезно распорядился: – Нам надо управиться за неделю. Получится?
– Сроки, конечно, космические, но если задействовать серьезный финансовый ресурс, думаю, задача выполнимая, – отозвался член партии с очками на носу.
– Эх, жалко, что убили Джона, – вдруг встрял зрелых лет мужчина в свитере и с длинными волосами, видимо, в прошлом завзятый битломан. – Представляете, какой был бы классный лозунг: «У стариков – Ленин, у молодежи – Леннон!»
24.Готовясь к встрече с Колобовым, Анатолий Сивцов еще раз проанализировал, чем же он располагает? Он открыл на экране компьютера таблицу, к которой не прикасался все последние дни. Теперь у него появилось нечто новое, и он стал заполнять графы против слова «президент». В колонку «мотив» вписал: «Ленин – прошлое, тянет страну назад». Противоречия были сформулированы так: «Подозрение сразу падает на власть, особенно на этом настаивают коммунисты». Информация об уликах звучала следующим образом: «Труп работника Дирекции по эксплуатации Кремля в тоннеле, пуговица». И, наконец, Анатолий обозначил необходимые действия: «Выяснение подробностей о погибшем, допрос Колобова, других работников Кремля».
Его поход в научно-исследовательский центр биомедицинских технологий дал сенсационный результат. Принявший Анатолия заместитель директора Леонид Петрович Самохвалов удостоил принесенную улику только беглого взгляда. Затем, не объясняя, позвонил по внутреннему телефону и попросил настоящие пуговицы Ленина. Уже через три минуты вошла средних лет дама с пышной каштановой прической. Почти все пальцы на ее руках были при деле: каждый служил «вешалкой» для золотых колец и перстней. С этим великолепием никак не вязался прозрачный полиэтиленовый пакетик с двумя десятками невзрачных черных пуговиц.
– Это пуговицы Ленина, – сказал Леонид Петрович и жестом разрешил даме удалиться, что она и сделала, гордо неся свою пышную голову. – Не удивляйтесь, что так много. Они не подлинные. Настоящие когда-то подарили американским коммунистам, мы много раз просили вернуть их обратно, особенно в последнее время. Но они рассудили по-своему, и недавно подарили реликвию Нью-Йоркскому университету. Нашему центру пришлось заказывать своего рода муляжи в одной из химических лабораторий. А теперь давайте сравним!
Он высыпал несколько черных кругляков на стол, а рядом положил принесенную Сивцовым пуговицу. Совпадение было полное.
– Кажется, они идентичны, – заключил Анатолий. – Но чтобы подтвердить вывод, потребуется глубокая экспертиза, в том числе химический анализ. У вас можно одну позаимствовать?
Леонид Петрович радушно подвинул черный кружок ближе к следователю:
– Возвращать не обязательно. Нам и этих надолго хватит.
Он немного помолчал, а потом, поймав взгляд Сивцова, спросил:
– Как вы думаете, они еще понадобятся? Я имею в виду, удастся ли вам найти тело Ленина?
Анатолий и сам хотел бы это знать, и посему предпочел ответить уклончиво:
– Мы делаем все, чтобы вернуть тело.
Самохвалова явно не удовлетворил ответ, но он постарался не показать разочарования, хотя и заметил:
– Понимаете, Ленин – мумия, а для нее требуются особые условия, другими словами, определенная температура и влажность. В противном случае тело начнет быстро разлагаться. Я надеюсь, что злоумышленники, кем бы они ни были, отдают себе в этом отчет. Если, конечно, они планируют сохранить тело. В таком случае им понадобится климатическая установка, – скорее всего, специальный кондиционер. Может быть, мои рассуждения помогут вам найти нужное направление в поисках?
Выйдя из центра, Анатолий все дорогу до дома размышлял. В словах ученого, действительно, содержалось рациональное зерно. В конце концов, Ленина необходимо где-то хранить. Хотя с большей вероятностью можно допустить, что его просто зарыли на каком-нибудь кладбище или просто в поле: был Ильич, и нет Ильича. Но все это, конечно, надо тщательно проверить.
Уже на следующее утро, собрав следственную группу, он дал поручения Корицкому и Рахматову: проверить, когда, кем и где приобретались кондиционеры с функцией поддержания заданной влажности, какие делались захоронения на кладбищах, не замечено ли при этом что-либо подозрительное?
Предупредив, что времени до встречи с Колобовым осталось мало, он выслушал краткие доклады: что удалось узнать о Яночкине. Роман сказал, что ничего интересного в квартире не обнаружили: одинокий хозяин вел затворнический и даже аскетический образ жизни. Никаких коллекций, кроме нескольких боевых наград, принадлежащих самому Борису Павловичу, в доме не найдено. Соседи отзываются о нем очень хорошо, говорят, был тихим и спокойным. Утром уезжал на работу, вечером возвращался – в одно и то же время. Гостей после смерти супруги не наблюдалось, да и во время их семейной жизни они приходили крайне редко. Яночкин также не вел никаких дневников и не делал записей. Около телефона оказался листок с самыми необходимыми номерами – домоуправления, прачечной, нескольких магазинов.
– В квартире вообще нет ничего, что указывало бы на какие-то его личные связи, – сохранившим удивление голосом поведал Роман. – Как будто это не человек, а статистическая единица.
– Ты забываешь, где он работал, – возразил Сивцов. – Кремлевская служба не приветствует любые, в том числе и дружеские отношения на стороне. Как говорится, из высших соображений безопасности государства. А Яночкин провел за кремлевскими стенами всю сознательную жизнь. Так что ничего необычного в его замкнутости нет, – он перевел взгляд на Корицкого и скомандовал: – Давай, Антон, что у тебя?
У того тоже информация оказалась довольно скудной. Сам Яночкин был детдомовским, о его родне ничего не известно. По линии жены родственников не осталось: сама она – единственный ребенок, так же, как и ее мать в своей семье. Тесть – младший из братьев, все из которых погибли на фронте, сестер не водилось. Так что никаких дядь и теть, кузенов и кузин. Поэтому вряд ли кто предъявит права на наследство. Квартира, скорее всего, перейдет к государству.
Курков вообще пока остался не у дел: пробиться в Кремль не удалось.
– Сегодня я поговорю на эту тему с Колобовым, – обнадежил его Анатолий. – Если не получится с пропуском, придется поработать на похоронах. Думаю, мы узнаем, когда они состоятся.
Его прервал телефонный звонок.
– Здравствуйте, Анатолий Михайлович, это Колобов, – раздалось в трубке. – Хочу облегчить вашу работу и взять с собой двух человек – тех, что работали вместе с Яночкиным. Все равно пожелаете допросить их. Кстати, вы знакомы: они были понятыми, так что фамилии их у вас есть. Будьте добры, закажите и на них пропуска.
Сивцов многозначительно посмотрел на Куркова и ответил по телефону:
– Очень рад такому сотрудничеству. Приходите, жду, с пропусками все будет в порядке.
Когда разговор закончился, Анатолий распорядился:
– Юра, ты остаешься со мной, а вы, ребята – вперед, задания вам известны.
Антон Корицкий хотел было расспросить о подробностях предстоящего визита, но начальник группы уже листал протоколы, ища фамилии будущих визитеров. Когда они остались вдвоем с Курковым, он позвонил в службу охраны и назвал тех, кого нужно пропустить.
Ровно в одиннадцать дверь кабинета открылась и в проеме возникла грузная фигура Колобова, за которым, как две бледные тени, стояли ничем не примечательные люди: полным отсутствием каких-либо особых примет они даже походили друг на друга, хотя один был как минимум на десять лет моложе другого.
Анатолий поздоровался, внимательно посмотрел на знакомую ему троицу и твердо сказал:
– Понимаете, у нас есть определенная процедура опроса, – последнее слово он произнес не сразу, а после того, как пару секунд подбирал нужное слово. – Думаю, начнем с вас, – Сивцов указал на самого молодого из двоих сотрудников. – Надеюсь, вы не обидитесь, – обратился он больше к Колобову, чем к остальным, – если несколько минут придется посидеть в коридоре.
По лицу Сергея Сергеевича пробежала чуть заметная гримаса неудовольствия, однако, быстро справившись с собой, он поспешил заверить:
– Конечно, если дело этого требует, мы подождем, – и он, повернувшись, вынес свою фигуру из кабинета, увлекая за собой одного из подчиненных.
– Представьтесь, пожалуйста, – предлагая первому из троицы сесть, попросил Анатолий.
– Николай Иванович Петров, – ответил тот. – Заведующий сектором жизнеобеспечения зданий и сооружений.
Сивцов выполнил обычные при допросе формальности, проинформировав собеседника, что тот привлекается в качестве свидетеля по делу об исчезновении тела Ленина и смерти Яночкина.
– Скажите, – спросил он, – Борис Павлович работал в вашем подразделении?
– Да.
– Чем он занимался?
– Он отслеживал графики текущих ремонтов.
– Как он справлялся со своими обязанностями?
– Борис Павлович – человек исполнительный, именно это и требовалось в его работе. Правда, в последнее время стал сказываться возраст.
– Что вы имеете в виду?
– Наверное, склероз. Он начал забывать о поручениях, которые ему давались. Поэтому его приходилось постоянно контролировать.
– А об уходе на пенсию вы с ним не говорили?
– Пару раз говорил, но Сергей Сергеевич попросил пока не трогать старика. Естественно, и я проявлял к нему снисходительность.
– Какие у Яночкина были взаимоотношения в коллективе?
– Чисто рабочие, да у нас и не принято какое-то панибратство или, еще того хуже, совместные вечеринки.
– Он употреблял спиртные напитки?
– Я никогда не видел его выпившим или, как говорится, с похмелья.
– А позавчера он ничего не пил?
– Нет, как обычно был трезвым.
– Что вы можете сказать о графике его работы?
– Он у нас обычный: с девяти утра до шести вечера.
– Бывали случаи, что он отлучался с рабочего места?
– В этом нет никакой необходимости. Он всегда находился в своем кабинете.
– Когда Яночкин ушел с работы позавчера?
– Наверно, как обычно, в шесть часов вечера.
– Он к вам не заглядывал перед уходом, не докладывал о том, что ему нужно еще куда-то зайти?
– Нет.
– Как вы думаете, почему он оказался в тоннеле?
– У меня на сей счет нет никаких предположений. Тем более что у него без особых указаний руководства нет доступа к этому объекту.
– Состоял ли он членом какой-либо политической партии?
– У меня нет такой информации. Когда-то, как и все мы, он был коммунистом, но, думаю, сегодня это неактуально.
– Может быть, вы оказались свидетелем его встреч или телефонных разговоров, которые показались вам необычными?
– Ничего такого я не замечал.
– Жаловался ли Яночкин на здоровье?
– Вы же понимаете, он не хотел на пенсию, поэтому держался очень стойко. Хотя, как я предполагаю, у него были проблемы с сердцем: я видел у него на столе нитроглицерин.
Второй сотрудник хозяйственного управления, представившийся Дмитрием Семеновичем Некрасовым, почти слово в слово повторил то же, что и первый. Он видел, как Яночкин ровно в шесть часов вечера покинул кабинет, который они с ним делили. Самому ему пришлось немного задержаться, поэтому он не видел, как Борис Павлович вышел из здания. И, конечно, никакого спиртного они на работе не держат – не то место.
Когда Сивцов отпустил Некрасова, он спросил Юрия:
– Ну что ты по этому поводу думаешь?
– Или они, действительно, ничего не знают, или хорошо проинструктированы.
– Вот и у меня такое же мнение, – согласился Анатолий и, подойдя к двери, пригласил Колобова.
Тот, в отличие от предыдущих допрашиваемых, попросил разрешения раздеться, тщательно причесался и сел на стул в ожидании беседы. Сивцов решил начать с вопроса, казалось бы, не имеющего прямого отношения к делу:
– Скажите, Сергей Сергеевич, почему Яночкина не отправили на пенсию, все же возраст у него довольно преклонный?
– Человек он заслуженный, исполнительный, да к тому же одинокий, – ответил тот, не раздумывая. – Честно говоря, я испытывал к нему жалость, хотя не раз подумывал, особенно в последнее время, о том, чтобы отправить Бориса Павловича на заслуженный отдых. Кстати, вы просили подготовить информацию о родственниках. Вы прекрасно понимаете, что при приеме на работу в нашем ведомстве тщательнейшим образом изучают биографию кандидата. У Яночкина был тесть-генерал, он служил в кремлевской охране, но давно умер, так же, как и его супруга. По их линии прямых родственников не осталось. А сам Борис Павлович воспитывался в детдоме, куда его подбросили во время голодного мора в тридцатые годы. Никаких сведений о его родителях нет. По поводу друзей ничего определенного сказать не могу. Но, по-моему, у него была только одна привязанность – его жена, Зинаида Трофимовна, царство ей небесное!
– Хорошо, а как вы объясните тот факт, что в крови Яночкина обнаружены следы алкоголя?
– Мне это абсолютно непонятно. Может быть, в последнее время он, как говорится, втихаря прикладывался к рюмке?
– Вы в тот день, позавчера, видели Яночкина?
– Честно говоря, я с ним давно не встречался. Вы же понимаете, у нас разный уровень.
– Как вы думаете, что могло привести его в тоннель?
– Этого я не знаю, так же, как и о ключе, который оказался у него. Вообще в таком возрасте с людьми могут происходить странности. Тем более, когда человек совсем одинок. Не зря говорится: чужая душа – потемки.
– А вы сами, Сергей Сергеевич, состоите в какой-нибудь партии? – задав этот вопрос, Сивцов внимательно посмотрел на собеседника.
Колобов, нисколько не смутившись, ответил:
– Нет, я политикой не занимаюсь, хватает других забот. К тому же это у нас не приветствуется.
На какое-то время в кабинете повисла тишина. Сивцов понял, что никакой другой информации от кремлевского начальника он не услышит, а Колобов, воспользовавшись моментом, попросил:
– Если вам тело Бориса Павловича уже без надобности, то… сами понимаете, нужно похоронить человека.
– Да, конечно, судмедэксперт закончил работу, – согласился Анатолий. – Кстати, где состоится панихида?
– Мы решили арендовать дом культуры на Красной Пресне, – отозвался Сергей Сергеевич. – Правда, думаю, людей будет немного. А погребение назначим на завтра. Похороним со всеми почестями. Ведь смерть в тоннеле вряд ли может опорочить Бориса Павловича. Он, между прочим, в молодости был героем!
– Да, я знаю, – сказал Сивцов. – Что ж, я вас больше не задерживаю, спасибо за сотрудничество.
Они попрощались как хорошо знакомые люди, и Колобов ушел.
Как только за ним закрылась дверь, зазвонил телефон. Анатолий выслушал собеседника, хмыкнул и положил трубку.
После недолгого раздумья он произнес, обращаясь не то к Юрию, не то к самому себе:
– Непонятно, где Яночкин мог выпить? Один или кто-то его угостил? И почему Колобов дважды подкинул нам одних и тех же людей – сначала в качестве понятых, а теперь как сослуживцев. Может быть, это его приближенные? – Анатолий взглянув, вспомнил о Куркове и обратился к нему: – Ты все же сходи на похороны. Попытайся узнать – были ли какие-то особые отношения у Сергея Сергеевича с Яночкиным?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
