Текст книги "Тело призрака"
Автор книги: Владимир Сверкунов
Жанр: Жанр неизвестен
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
У тяжелой металлической двери Борис Павлович остановился отдышаться. Он с трепетом относился ко всему, связанному с партией и правительством, да и по-другому было нельзя: на работе в Кремле держали только самых проверенных людей, для которых служение высшим хозяевам стало смыслом всей жизни.
Сюда его взяли из войск НКВД, боровшихся на Украине с остатками бандитских группировок. Новобранец, только что окончивший курсы и получивший маленькую звездочку на погоны, сразу же пошел в гору. Помог ему в этом небольшой рост – Боря легко и бесшумно проникал в «схроны» бандеровцев, похожие на лисьи норы, закладывал там мины и так же незаметно выскальзывал наружу. Бойцам оставалось только ждать, когда сработает «сюрприз». Слухи о бойце-таксе, благодаря которому были уничтожены десятки бандитов, быстро дошли до командования. Борис Павлович получил орден «Красной звезды», а когда с бандеровцами покончили, уже служил в звании капитана.
Он мог остаться на периферии, если бы не приглянулся командиру бригады, а у того была дочь на выданье. Такой же низкорослый, как Боря, полковник, который терпеть не мог людей выше себя ростом, задался целью женить Борю на своей единственной «дюймовочке». Свадьбу сыграли по-украински шумно – с горилкой и огромным количеством помидоров, а медовый месяц довелось провести уже в Москве: тесть-командир получил назначение в столицу, да еще и в Кремль! Не удивительно, что он потянул за собой и зятя, полюбившегося за покладистый характер и еще за то, что на него не надо было смотреть снизу вверх. Так Борис оказался в службе охраны самых главных и секретных в стране трех десятков гектаров за зубчатыми кирпичными стенами. Постепенно смелость, которой он прославился в войсках, уступила место взвешенности, а затем, после многих лет службы от нее не осталось и следа: система, построенная на беспрекословном подчинении и унижениях, превратила бесстрашного бойца в пугливого исполнителя воли начальства. Тесть, рано скончавшийся от инфаркта, не успел продвинуть Бориса по службе, и тот вышел в запас с незаметной должности всего-то в звании майора. Однако безукоризненная исполнительность помогла ему получить место в хозяйственном управлении, названном впоследствии Дирекцией по эксплуатации комплекса «Кремль», где он задержался на долгие годы. И сейчас угроза выхода на пенсию вызывала у него гораздо больший страх, чем в молодости, когда приходилось вползать в логово врага.
Тоннель, который Борису Павловичу предстояло осмотреть, был ему хорошо знаком. Перед демонстрациями на Красной площади доводилось тщательно обследовать этот подземный ход, чтобы предотвратить покушения на руководителей партии и правительства. Но спрятать там взрывное устройство вряд ли представлялось возможным: голые стены из гранита, похожего на облицовку Мавзолея, открытые светильники, полное отсутствие каких-либо ниш или закоулков. Правда, однажды пришлось ловить непонятно как залетевшую сюда летучую мышь, с писком проносившуюся над головами охраны. Послали даже в одну из частей за маскировочной сетью, и когда она была растянута, обезумевший от преследований зверек запутался в ее ячейках. Мышь сожгли, рассудив, что ее, зараженную бешенством или еще более страшной болезнью, могли внедрить для атаки на вождей государства иностранные разведки или враги народа. Произошло это в тот год, когда спустя пять с лишним месяцев отстранили от власти Хрущева.
Борис Павлович осторожно вставил в замочную скважину ключ и повернул его три раза. Особых усилий не понадобилось: хорошо смазанный когда-то механизм до сих пор работал отменно. Открыв дверь, маленький человек нащупал справа от нее выключатель и щелкнул им. Тоннель, уходящий далеко вперед с изгибом, не позволявшим видеть его конец, осветился люминесцентным сиянием.
Так же бережно Борис Павлович закрыл дверь и запер ее изнутри. Он погладил рукой прохладную поверхность стены и вздохнул. Ожидание чего-то непонятного и страшного на миг сковало его движения, и только прочно засевшая в молекулах крови ответственность за порученное дело заставила его пойти вперед. Он шел, по-стариковски шаркая, и эти звуки напоминали движение усталого паровоза, с трудом преодолевающего длинный тоннель.
Несмотря на то, что подземным ходом долгое время никто не пользовался, он был довольно чист. Да и откуда здесь взяться пыли, если наружу имелись только два выхода, да и те герметично запирались?! Борис Павлович кашлянул, и эхо хлыстом вернуло ему ответ.
Сколько же известных людей прошло этой дорогой, начиная со Сталина, по чьему распоряжению и прорыли тоннель?! На демонстрации по нему ходили по строго заведенному регламенту: впереди – охрана, затем, по рангу, самые высокие чины государства и, наконец, процессию завершали сотрудники органов. Во времена Хрущева шли, разговаривая и балагуря, изредка даже весело матерясь. Праздничное настроение немного оживляло аскетическую строгость подземного сооружения. При Брежневе, наоборот, двигались в строгом молчании, каждый был сосредоточен на чем-то своем. Андропова и Черненко проводили по тоннелю, поддерживая за локти, медики, готовые в любую минуту оказать больным и престарелым лидерам первую, а, может быть, и последнюю помощь. Горбачев вообще проскакивал подземелье с ходу, иногда, правда, останавливаясь, чтобы сделать какие-то распоряжения, вдруг пришедшие ему в голову.
Сейчас же в тоннеле находился только одинокий старик, похоронивший жену, которая так и не подарила ему детей. Смерть командира-отца застала ее на шестом месяце беременности, и переживания были столь глубоки, что повлияли на плод. Выкидыш случился с большими осложнениями, и хотя доктора спасли супругу Бориса Павловича, мечты о потомстве стали несбыточными.
Он прошел половину тоннеля, когда почувствовал, что задыхается. «Неверное, воздух спертый, – подумал Борис Павлович, – давно не проветривали». Он немного сбавил темп, от чего стал еще сильнее шаркать. Ничего необычного, а, тем более, подозрительного он не заметил, но решил не останавливаться на полпути, а пройти тоннель до конца, который стал виден после поворота. Но как ему ни хотелось, нельзя было открывать там дверь, чтобы глотнуть свежего воздуха – мало ли кто увидит! А дело-то конфиденциальное!
Борис Павлович преодолел еще шагов триста, как вдруг ощутил головокружение. Ему показалось, что сердце сбилось с ритма – то колотится, как сумасшедшее, то замирает. Еще через пятьдесят шагов он понял, что дальше идти не может: такой слабости и боли в груди он не чувствовал никогда в жизни, хотя сердце, особенно в последние одинокие годы, пошаливало. Старик прислонился спиной к стене и рукой, которая внезапно онемела и перестала слушаться, попытался залезть во внутренний карман пиджака, где лежала пластинка с шариками нитроглицерина. Но рука так и осталась рядом с сердцем, вдруг взорвавшимся жгучей болью. Молотками застучали в голове последние бешеные удары сердца. Тело Бориса Павловича обмякло и сползло по стене вниз. Он успел мысленно закончить фразу, давно заготовленную для такого момента: «Ну вот, Зиночка, скоро будем вместе!»
Он лежал в неудобной для живого человека позе, с закрытыми глазами и подобием улыбки на лице, которое все больше впитывало синеватый безжизненный свет люминесцентных ламп.
17.С самого утра Владимир Ильич был предоставлен самому себе. Доктор, к которому он уже привык, отменил сеанс терапии на «стиральной машине» и уехал по каким-то неотложным делам. В распоряжение пациента попал весь большой дом. Правда, несколько комнат оказались запертыми, а оставшиеся – пустыми, если не считать обыкновенных стандартных кроватей и тумбочек, стоявших около них. В одном из таких номеров с аскетической обстановкой и жил сейчас Ленин, а в лабораторию, тоже сейчас закрытую, его отводили только на сеансы лечения.
Он близко сошелся со своим постоянным куратором, представившимся Тимофеем Николаевичем. Каждый вечер они расставляли шахматные фигуры и играли почти до полуночи, причем чаще побеждал Владимир Ильич. Ему даже не приходилось напрягать память, чтобы вспомнить продолжение того или иного дебюта – сами собой в мозгу возникали уже наигранные многими шахматистами ходы. «Странно, – поначалу думал он, – второстепенное сохранилось, а главное – испарилось».
Владимир Ильич спустился на первый этаж, где находился довольно просторный холл с большим полированным столом и стульями с мягкими сидениями, обтянутыми серо-зеленой материей. По обе стороны от него стояли два мягких дивана с такой же обивкой. Вдоль третьей стены тянулся стеллаж с книгами, а в четвертую было врезано окно, забранное решетками.
Владимир Ильич подошел к тяжелой, скорее всего, дубовой двери, расположенной рядом с диваном, и попытался толкнуть ее. Он был готов к тому, что та не откроется: Тимофей Николаевич предупредил его, что в целях безопасности Ленину лучше не выходить из дома, а посему его запрут.
Владимир Ильич не обиделся, он сел на диван и стал думать об удивительных открытиях, с которыми столкнулся в странной клинике. Он уже искренне верил в то, что с ним действительно произошло чудо, но все же какая-то одна самая упрямая клеточка мозга нашептывала ему: «Это сон…».
«Может быть, я и в самом деле сплю, – подумал он. – Но в таком случае, какой нынче год? Если двадцатый, то откуда все эти замысловатые приборы? Хотя во сне что только не пригрезится. А может, времени прошло куда больше? Но не могу же я видеть сон, лежа в Мавзолее!»
Он встал и прошелся, чтобы убедиться в том, что все происходит наяву и ему ничего не мерещится. Чувствовал, как пружинят ноги, вытягивал и сгибал в локтях руки, даже покрутил головой, чтобы удостовериться, что не спит.
Проходя мимо стеллажа, Владимир Ильич обратил внимание на открытую и положенную поверх стоящих в ряду книг серую брошюру. Он взял ее и прочитал название: «Лев Яковлевич Карпов. Сборник статей и воспоминаний». Издание датировалось 1928 годом. Ленин задумался: «Это уже после моей смерти». От проплывшей в мозгу фразы ему стало как-то не по себе: казалось, его, как в воронку, затягивает какая-то неумолимая сила. Чтобы отвлечься от странного ощущения, он начал читать подчеркнутые кем-то строки на странице, где была открыта брошюра. Там цитировались слова члена Президиума Высшего Совета народного хозяйства Л.Я.Красина:
«Наука, не останавливаясь на том, чтобы только лечить, восстанавливать здоровье заболевшего организма, уже ставит вопрос о произвольном создании пола, об омоложении и т. д. Я уверен, что наступит момент, когда наука станет так могущественна, что в состоянии будет воссоздать погибший организм. Я уверен, что настанет момент, когда по элементам жизни человека можно будет восстановить физически человека. И я уверен, что, когда наступит этот момент, когда освобожденное человечество, пользуясь всем могуществом науки и техники, силу и величие которых нельзя сейчас себе представить, сможет воскрешать великих деятелей, борцов за освобождение человечества».
Владимир Ильич был потрясен. «У них получилось! – подумал он. – Они сделали это ради освобождения человечества».
Ленин начинал понимать, к какой миссии его готовили. «Миссия» и «мессия», в принципе, одно и то же, – рассуждал он. – Значит, есть огромный смысл в том, что Иван Иванович связал воедино Христа и Ленина».
Теперь его уже не затягивало в воронку, наоборот, Владимир Ильич почувствовал, будто тело раздается во все стороны, становится всеохватным. Оно поднимается легким ветерком и парит над землей.
Он долго скользил взглядом по полкам стеллажа, пока, наконец, не нашел внезапно понадобившуюся ему книгу. На черной обложке сияли золотом буквы «Новый Завет и Псалтирь».
Полистав томик с конца, он остановился на странице со словами: «Откровение святого Иоанна Богослова». Взгляд его задержался на фразе: «Я есмь Первый и Последний, и живой; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти».
Владимир Ильич внимательно прочитал до конца произведение, которое показалось ему очень знакомым. Но на этот раз память ничего не подсказывала, где и при каких обстоятельствах он познакомился с «Апокалипсисом».
В конце он обратил внимание на то, как совпадает одна из фраз с тем, что он прочел в брошюре о Карпове. В «Откровении», где говорилось о Новом Иерусалиме, было написано «Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою».
«Но что я могу сделать для людей? – эта мысль прервала полет, который он до сих пор ощущал. – Очевидно, что человечество нужно спасать. Но оно настолько запуталось в своих проблемах, что вряд ли хватит сил у одного человека все их решить».
Что-то опять начало беспокоить Ленина. Он долго пытался понять, что именно, и, наконец, сформулировал вопрос, который и пугал, и в то же время приносил блаженство:
«А человек ли я?»
18.Анатолий проснулся рано, почувствовав в теле бодрость и готовность идти хоть на край света за разгадкой головоломки, подброшенной Мавзолеем.
Наскоро перекусив стандартной яичницей и выпив большую кружку черного кофе, он принялся чистить зубы. Делал Сивцов это, как, впрочем, и почти все другое, по собственной «методе». Когда-то рассудив, что более всего нуждаются в белизне передние резцы – все-таки «витрина» лица, – он уделял им повышенное внимание. Еще свежей пастой тщательно тер их – сверху вниз снаружи и изнутри. По каждой паре зубов щетка проходилась ровно пятнадцать раз. Поначалу Анатолий даже вел счет. Но потом уловил в «считалке» определенный ритм, полностью совпадавший с народными частушками. Он напевал: «Сидит Ваня у ворот, широко разинув рот. И никто не разберет, где ворота, а где рот», – и четыре зуба были почищены. Но к передним он обращался еще восемь раз: шоркал их, когда двигался по наружной стороне верхних зубов от щеки справа, потом слева, затем то же самое проделывал с нижней челюстью и, наконец, все эти процедуры повторялись на внутренней стороне зубов. Их чистка заодно служила для тренировки памяти: каждое утро требовался почти десяток частушек, и Сивцов старался менять репертуар. Вот и сегодня он вспомнил очень старое «кавказское» четверостишие, которое слышал еще в юности: «На горе стоит ишак и мигает правый глаз. Почему он не идет? Негде делать поворот!»
Это стало заключительным «аккордом»: ему «подпел» звонок мобильного телефона. Быстро вытерев губы, Сивцов пошел отвечать. В трубке загудел голос генерального прокурора. Тот приходил на работу ни свет ни заря, наверное, специально, чтобы раздавать ранние поручения подчиненным, где бы они не находились.
– Кремль пошел нам навстречу, – сказал он. – Так что можешь обследовать тоннель.
Анатолий, который стоял в трусах, даже подпрыгнул от приятной и неожиданной новости. Начальник продолжал:
– Только не бери много людей, обойдись минимумом. А понятых они из своих дадут. Так что в девять тридцать тебя будут ждать у Мавзолея. Должен успеть!
– Конечно, я уже готов, – поспешил заверить Сивцов. – Спасибо вам, товарищ генпрокурор!
– Да ладно тебе с чинами. Ты дело делай! А теперь – будь здоров, – и начальник отключился.
Анатолий еще раз подпрыгнул, и если бы кто-то увидел его в сей пикантный момент с оголенными худыми ногами, то сразу окрестил бы кузнечиком. Впрочем, самому прыгуну это было совершенно безразлично. Он быстро прополоскал рот, оделся и стал спускаться по лестнице, на ходу названивая одному из самых лучших в прокуратуре криминалистов.
За десять минут до условленного времени он уже шел по Красной площади, где толпа, хотя и несколько поредела, но все еще оставалась внушительной. Правда, как заметил Сивцов, глаза у большинства людей выражали усталость: казалось, они уже перестают верить в то, что Ильича вернут в его усыпальницу.
Когда собравшиеся начали скандировать, хотя и не так энергично, как в первые дни, – «Верните Ленина России!» – Анатолий уже находился рядом с самым приземистым зданием на Красной площади. Там его ждали три человека в темно-серых пальто.
– Вы Сивцов? – спросил полный мужчина с глазами навыкате и, получив утвердительный ответ, представился, – Сергей Сергеевич Колобов, заместитель руководителя Дирекции по эксплуатации комплекса «Кремль». Со мной наши рядовые сотрудники, будут понятыми.
Подумав, он решил, что вовсе не обязательно называть их фамилии и должности. Как раз в этот момент появился криминалист – высокий худой мужчина с вьющимися рыжеватыми волосами.
– Николай Петрович Кичкайлов, следопыт с большой буквы, – представляясь, сострил он.
– Ну, если все в сборе, то можно идти, – не отреагировав на шутку, строго сказал Колобов.
Они вошли в заранее открытый служебный вход Мавзолея и оказались в достаточно просторном помещении. К одной из его стен уверенно направился Колобов, на ходу вынимая внушительных размеров ключ. Вставив его в скважину и провернув три оборота, он начал тянуть на себя дверь. Внезапно по его лицу пробежала гримаса недоумения.
– Что-нибудь не так? – спросил Сивцов.
– Свет здесь не должен гореть, – ответил Колобов. – Неужели забыли выключить? Это же такое расточительство!
Наконец, он до конца распахнул дверь, и всем бросилось в глаза яркое сияние десятков люминесцентных ламп, заливавшее тоннель. А впереди, метрах в двухстах – серый бесформенный комок.
Сивцов понял, что пришло его время командовать.
– Понятые, за мной! – громко произнес он и быстрым шагом направился к цели, которая – он не сомневался – была трупом человека. На мгновенье промелькнула мысль: «Неужели все так просто?»
Но через пару минут стало ясно: мертвое тело, действительно, есть, но оно не принадлежит Ленину. Подошедшие понятые сразу опознали труп, заявив, что это рядовой сотрудник хозяйственного управления Борис Павлович Яночкин. Их информацию подтвердил и сам Колобов, который преодолел дистанцию последним.
– Как он мог сюда попасть?! – спросил он неизвестно кого.
Но Сивцов, не задумываясь, дал ему понять, что расследование ведет именно он.
– Вопросы стану задавать я. И первым на них будете отвечать вы. Но не сейчас. В данный момент нужно вызвать судмедэксперта.
Колобова как-то передернуло, но он, смирившись, согласно кивнул.
Пока Анатолий связывался со специалистом, криминалист сделал несколько снимков, внимательно осмотрел место происшествия, а затем аккуратно проверил содержимое карманов покойника. Из них были извлечены потертый рыжий бумажник с паспортом и двумя тысячами рублей, блистер нитроглицерина, шариковая ручка, пластмассовая расческа, черная пуговица и, наконец, ключ – точная копия того, которым открывал дверь в тоннель Колобов. Все это Кичкайлов разложил по пластиковым пакетам и запечатал.
Больше всего Сивцова заинтересовал ключ. Он придвинулся к Колобову. Тот стоял у стены и, видимо, просчитывал последствия происшествия для своей карьеры.
– Вам знаком этот ключ? – спросил Анатолий, демонстрируя стержень в прозрачном конверте.
– Конечно, он точно такой же, как и мой, – показывая свой ключ, поспешил ответить Сергей Сергеевич, а затем добавил. – А иначе как бы Яночкин попал сюда?!
– Сколько существует экземпляров ключей? – с нажимом произнес Сивцов.
– Всего два: один у меня, а второй хранится в сейфе, – четко произнес Колобов. – Кстати, можем пойти и посмотреть – на месте ли он? Дело в том, что Яночкин к сейфу доступа не имел – только начальник и я.
– А это далеко? – спросил Сивцов.
– Да нет, в пятнадцать минут уложимся, – успокоил Сергей Сергеевич.
Анатолий подумал о том, что весь тоннель он пока так и не обследовал, поэтому весьма кстати будет «прогуляться» по нему, а заодно осмотреть сейф с ключами. Оставив криминалиста на месте гибели Яночкина, он предложил понятым идти вместе с ним и Колобовым.
На всем протяжении пути никаких подозрительных предметов, а тем более, трупов не обнаружилось. Дверь в конце подземного хода открылась все тем же ключом, а когда следователь и сопровождавшие его люди вышли, то оказались сразу у двери лифта. Поднялись на четвертый этаж, где Колобов открыл одну из дверей. Там была комната без окон, в которой оказались приборы пожарной и охранной сигнализаций и стоял массивный сейф старого образца с никелированной ручкой.
Колобов уверенно открыл его. На верхней полке лежала фанерная «касса» и в ней занимали свои ячейки разные ключи. Над самой длинной была приклеена бумажка со словом «тоннель», и она оказалась не пустой. Здесь покоился ключ, идентичный первым двум, которые Сивцов сегодня уже видел.
– Третьего не было? – все еще на что-то надеясь, спросил он.
– Нет, только два, – твердо сказал Сергей Сергеевич.
Конечно, найденный в тоннеле ключ мог быть изготовлен кустарным способом – с помощью тисков и напильника. Возможно, на нем окажутся отпечатки чьих-то, кроме Яночкина, пальцев. Но это ничего не даст: даже трудно себе представить, чтобы подвергнуть дактилоскопии кремлевских работников.
Но все же какой-то след в деле появился, а значит, надо тщательно разработать все возможные версии. И самое главное, ответить на вопрос: с какой целью Яночкин оказался в подземелье?
Вся четверка с замыкающими-понятыми вернулась к месту смерти Бориса Павловича. Там уже хлопотал судмедэксперт. Завидев Сивцова, он поспешил доложить:
– Знаешь, Толик, судя по всему, смерть ненасильственная. Думаю, острая сердечная недостаточность, – обычное дело в таком возрасте. Но это все предварительно, основные выводы – после вскрытия.
Тело лежало уже по-другому, не скрючившись, а на спине. Плащ, пиджак и верхняя часть рубашки были расстегнуты. Сивцов автоматически отметил, что на пиджаке не хватает одной пуговицы. «Поэтому Яночкин и положил ее в карман», – отметил Анатолий, но вывод показался ему не совсем правильным – что-то в подсознании протестовало. Он попросил Кичкайлова дать пакетик, и когда тот оказался у него в руках, приложил его к пиджаку погибшего. Так и есть – пуговицы оказались разными: та, что в находилась в пластике, выглядела очень старой, и Сивцов подумал, что никогда таких не видел. Вроде бы пластмассовая, а вроде и нет. Возвращая пакетик криминалисту, он сказал:
– Обязательно проверь, пуговицу – когда и где изготовлена? Мне лично она не нравится.
В это время подоспели санитары с носилками, чтобы унести тело. Задача оказалась очень непростой: через Мавзолей выносить труп было нельзя – непонятный предмет мог быть замечен толпой, которой пришлось бы доказывать, что труп принадлежит не Ленину. Более разумным представлялся вариант выноса тела через другую дверь – внутрь кремлевских стен. Однако требовалось специальное разрешение.
Впрочем, Колобов, оценив ситуацию, незамедлительно предложил свою помощь, и через час все организационные проблемы были утрясены. Откуда-то взялась каталка, на которую погрузили маленькое тело, а на выходе из тоннеля уже ждал микроавтобус.
Проводив судмедэксперта с его скорбным грузом, Сивцов и Кичкайлов переглянулись: предстояло решить, как самим покинуть Кремль – то ли идти обратно через тоннель, то ли просить пропуск на выход через Боровицкие ворота. Но и здесь Сергей Сергеевич не замедлил оказать услугу: буквально через минуту после отъезда микроавтобуса подъехала «Волга».
– Думаю, будет лучше, если наша машина доставит вас в прокуратуру, – сказал он.
– Очень любезно с вашей стороны, – оценил Анатолий предложение Колобова. – Но не хотелось бы на этом прекращать наше знакомство, тем более что у меня накопилось к вам немало вопросов. Надеюсь, вас не затруднит навестить меня завтра в прокуратуре, часиков, скажем, в одиннадцать утра. Пропуск я закажу. Но есть одна просьба: подготовьте, пожалуйста, всю имеющуюся информацию о Яночкине. Особенно интересуют его родственники и друзья.
– Боюсь, ничего определенного сказать не смогу, – поспешил ответить Сергей Сергеевич. – Насколько я знаю, никого у Бориса Павловича не было. По крайней мере, я никогда не слышал, чтобы у него водились друзья. Хотя кто его знает?! Постараюсь вам помочь, Анатолий Михайлович, прямо сейчас дам указания работникам отдела кадров.
– Хорошо, что с вами так легко договориться, – произнес Сивцов, садясь рядом с криминалистом на заднее сидение машины. – До скорой встречи, Сергей Сергеевич!
– Всего доброго, – отозвался Колобов, и когда «Волга» отъехала на приличное расстояние, пробубнил себе под нос, сделав в последнем слове ударение на конечный слог: «Вместо Ильича нашли Палыча».
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
