Текст книги "Песчинка на весах истории"

Владимир Свержин
Песчинка на весах истории

Доктор Ватсон приподнял жалюзи из вощеного шелка и поглядел на улицу. Желтоватый, как гороховый суп, лондонский смог едва позволял различить ограду перед домом. С некоторых пор этот бич жителей столицы пошел на убыль, но сейчас, в самом начале марта, когда огонь, весело пляшущий в каминах, ежедневно пожирал сотни тонн угля и выбрасывал в небо тучи копоти, пропитанный дымом туман удушливой завесой расползался по всему городу.

Он, преуспевающий врач, был частым гостем на Бейкер-стрит, где сохранилась атмосфера самых волнующих лет его жизни. Тогда он и мечтать не мог о собственном доме у Падингтонского вокзала, зато благосклонная судьба привела его в эту квартиру и познакомила с начинающим детективом-консультантом, самым удивительным человеком из всех, кого он встречал в жизни.

– И все-таки, это гениально, Холмс, – доктор вернулся к столу и наполнил чашку ароматным индийским чаем. – Кто бы мог подумать, что яд окажется в обоях?! – доктор взял молочник и стал тонкой струйкой вливать в чай молоко, добиваясь приятного оранжевого оттенка.

– Элементарно, Ватсон. Сразу видно, что, будучи в Афганистане, вы пропустили кое-что из здешних медицинских скандалов. Вы обратили внимание, что в квартире миссис Лоу всегда были открыты настежь окна?

– Да, а как же. Мальчик из кондитерской лавки, что напротив, утверждал, будто однажды он специально говорил мистеру Грэхему Лоу, что от реки постоянно дует и пожилая леди может простудиться.

– Именно, дорогой Ватсон, именно! – Холмс вытащил трубку изо рта. – На что сэр Грэхем ответил, мол, его тетушка прибыла из Бомбея и в Лондоне задыхается.

– Так он и сказал, но что в этом странного?

– Ничего, друг мой, если бы не расцветка обоев и рагу под чесночным соусом. Как мы помним, вдова адмирала Лоу обожала это блюдо.

– Все это так, но я решительно не понимаю, к чему вы клоните.

– А между тем разгадка лежит на поверхности. Вы обратили внимание, друг мой, какие насыщенные оттенки желтого, красного и зеленого цветов на обоях в апартаментах миссис Лоу?

– Да, конечно. Но, знаете, люди, побывавшие в Индии, нередко предпочитают яркие цвета.

– Конечно, конечно, экзотические птицы, цветы… – Холмс затянулся трубкой и выпустил дым в потолок. – Но дело в том, почтеннейший доктор, что как раз во время вашего пребывания в Афганистане медицинская комиссия Совета лондонского графства протестовала против использования в обоях подобных красок. В их состав входит мышьяк. В нашем же сыром климате в них там заводится плесневый гриб Рenicilum brevicalne, который перерабатывает мышьяковистые краски в ядовитый газ с чесночным запахом – триметиларсин.

Этот сообразительный мерзавец все хорошо рассчитал, разве что перестарался, для верности добавив мышьяк и в обойный клей. А дальше любовь к свежему ветру, ярким краскам и чесночному рагу сослужили миссис Лоу дурную службу. Четыре месяца такой жизни – и мистер Грэхем Лоу вполне мог бы стать обладателем внушительного капитала.

Ватсон отпил из чашки:

– Просто удивляюсь вам, Шерлок, как же вы догадались?

– Свежие обои. Когда их клеят, держат окна закупоренными, иначе работа пойдет насмарку. Но вот потом… – Холмс вновь затянулся трубкой и вытянул ноги к камину. В этот момент с улицы раздался звук подъезжающего экипажа, и снизу послышались голоса.

– Уважаемый, это Бейкер-стрит двести двадцать один-бис?

– Верно, сэр.

– Знакомый акцент, – Ватсон поднялся из-за стола.

– Так и есть, друг мой, – вынув трубку изо рта, кивнул Холмс, – это русский акцент. Готов держать пари на шиллинг, что подъехала какая-то важная особа.

– Вы меня не проведете, Шерлок, – самодовольно усмехнулся Ватсон, – этот шиллинг я оставлю себе. Мы с вами знаем, что на первом этаже расположена ювелирная лавка Беннинга Арнольда. Второй голос как раз принадлежит ему. Хозяин выходит приветствовать лишь тех, в ком надеется увидеть состоятельных покупателей. Так что вывод очевиден.

– Браво, Ватсон, мои уроки не прошли зря. Что вы еще можете добавить?

– Право, не знаю, – доктор посмотрел сквозь жалюзи, пытаясь разглядеть гостя.

– Вероятно, это офицер. Должно быть, невысокого чина, но из гвардейских.

– Почему вы так решили, Холмс?

– Нет ничего проще. В Лондоне только лакеи колотят молотком в дверь так, будто собираются ее выбить. Но мы уже слышали, что гость не англичанин. Это человек сильный, энергичный и уверенный в себе. Вероятнее всего, на государственной службе, но не дипломат. Тем хорошо известны подобные тонкости. Старший офицер также не позволил бы себе стучать в дверь незнакомого человека, точно в полковой барабан.

– Но из чего вы заключили, что это именно гвардейский офицер?

– Судя по столь энергичной манере заявлять о своем визите, наш гость прибыл не по личному делу. Иначе он был бы в расстроенных чувствах и, пожалуй, старался это по возможности скрыть. А тут, как говорят русские, за ним стоит Отечество. Следовательно, вероятнее всего, он имеет отношение к русской военной миссии, а туда берут лишь гвардейских офицеров.

В гостиную неслышно вошла миссис Хадсон:

– К вам какой-то русский офицер, – она протянула Холмсу визитную карточку, – просит принять его как можно скорее.

«Штаб-ротмистр лейб-гвардии Конного полка, граф Турнин Николай Игнатьевич, – прочитал Холмс, – помощник русского военного агента»[1]1
  Военный агент – в нач. ХХ века должность, равнозначная современному военному атташе.


[Закрыть].

– Благодарю вас, миссис Хадсон, скажите, что я приму его, – пожилая леди удалилась, и сквозь приоткрытую дверь до Холмса донесся звон шпор.

Холмс удивленно приподнял брови и еще раз перечитал визитную карточку.

– Добрый день, граф, – поправляя любимый фиолетовый халат, произнес он, едва офицер переступил порог гостиной. – Что вас привело сюда, да еще, как говорится, с корабля на бал?

Штаб-ротмистр, статный, широкоплечий, на мгновение запнулся. Но затем улыбнулся:

– Господин Кошко был прав, говоря, что вы ловко умеете отгадывать всякие штуки.

– Я ничего не умею отгадывать, никогда этим не занимался, – Холмс поднялся с кресла и подошел к офицеру, – мой метод основан на дедукции, которая предполагает умозаключение от частного к общему, то есть, я придаю большое значение деталям, на которые обычные люди попросту не обращают внимания.

Вот, например, вы посетили нас в столь раннюю пору, даже не сменив парадного мундира. Как видно, только и успели, что доложиться начальству по прибытии. Значит, только что приехали из России.

– Ваша правда, стоило переодеться. С вашим чертовым смогом белый мундир в единый миг станет черным.

– Стало быть, вашим визитом я обязан господину Кошко?

– Нет, Аркадий Францевич лишь рекомендовал мне вас, как человека, способного разгадать, простите, распутать, любое, даже самое запутанное преступление.

Губы Холмса тронула чуть заметная довольная улыбка:

– Господин Кошко мне льстит. В деле о пропавших из коллекции Базилевского гранатовых браслетах императрицы Феодоры он преуспел никак не меньше моего.

– Он так не считает.

– Что ж, не буду спорить. Как поживает господин Кошко? Здоров ли?

– Когда мы с ним виделись перед отъездом, был совершенно здоров. По-прежнему возглавляет рижский сыск, но (рядом еще одно «но», лучше оставить прежний вариант) в Министерстве внутренних дел полагают желательным перевести его в столицу. Однако позвольте о деле.

– Внимательно вас слушаю. Разрешите предложить чай или что-нибудь покрепче?

– Если можно, коньяк. При дворе не принято пить чай раньше полудня.

– Просто коньяк? – Холмс выжидательно поглядел на гостя.

Офицер улыбнулся:

– Буду весьма благодарен, если к нему подадут тонкую дольку лимона, посыпанную сахарной пудрой, смешанной с молотым кофе.

Детектив прищурил глаза и кивнул:

– Что ж, слушаю вас. Доктору Ватсону можете вполне доверять. Он мой верный помощник.

– Наслышан о нем. Как вы правильно заметили, я действительно прибыл лишь сегодня чуть свет. Должен сказать, по весьма щекотливому делу.

– Это дело личного свойства?

– Нет, государственного.

– Однако, насколько я помню, у русского правительства существует договор с частным розыскным бюро «Бинт и Самбэй».

– Да, это так, но господин Кошко рекомендовал мне вас. О расходах не беспокойтесь.

Холмс кивнул, не выразив ни малейшей заинтересованности при упоминании о деньгах.

– У господина Кошко есть в этом деле свой интерес?

– В определенной степени, но я об этом скажу позже. А сейчас позвольте рассказать все по порядку. У себя на родине я состою офицером для особых поручений Канцелярии дежурного генерала при его императорском величестве.

– Насколько я помню свое пребывание в России, дежурным генералом при императоре называется шеф его охраны.

– Так точно.

– Стало быть, речь идет о безопасности русского государя.

– Некоторым образом. С недавних пор в России, на Кавказе, действует весьма удачливая банда налетчиков. Они грабят банки, почтовые отделения. Только за прошлый год там было похищено более миллиона рублей. Полиция и жандармское управление сбились с ног, пока вышли на след налетчиков, однако деньги, похищенные из банков, загадочным образом уходят из России. Так вот, по добытым нами сведениям, они предназначены для подготовки цареубийства. Путем сложной агентурной игры удалось выяснить личность человека, который должен был получить деньги в Лондоне.

– Он их не получил?

– Мы этого не знаем. Вот, смотрите, – офицер расстегнул нагрудные крючки парадного колета и достал свернутый номер утреннего «Times», – там подчеркнуто.

«Неподалеку от пересечения Сноу Хилл-стрит и Смитфилд-стрит обнаружено тело мужчины средних лет, одетого в темную визитку и пальто «Честерфилд». При нем обнаружены бельгийский паспорт на имя доктора права Якоба Рихтера и небольшая сумма денег. Вести расследование поручено детективу-инспектору Скотланд-Ярда Грегсону. По утверждению дежурного констебля, смерть мистера Рихтера наступила в результате удара височной областью черепа о неубранные камни брусчатки, оставшиеся у обочины дороги после недавней прокладки электрического кабеля».

– Весьма похоже на несчастный случай. Не правда ли, Ватсон?

Доктор лишь вздохнул:

– С этим кабелем сплошные неприятности. Компания Эдисона и Суона перерыла уже пол-Лондона. Обещают, что новые фонари будут лучше газовых. Однако пока что их ямы и неубранные камни – частая причина несчастных случаев. И этот холодный мертвенный свет… Бррр!

Миссис Хадсон принесла гостю коньяк с лимоном.

– Мистер Холмс, мистер Ватсон, – кивком поблагодарив хозяйку, вздохнул граф Турнин, – так называемый доктор Рихтер такой же бельгиец, как мы с вами. Он выходец из России. Потомственный дворянин. Должен сказать, покойный был чрезвычайно опасным человеком, умным, хитрым, беспринципным. К тому же, он имел крепкое сложение, был отменно здоров. Конечно, есть шанс, что перед нами и впрямь несчастный случай, но, согласитесь, довольно странно: мне поручают вскрыть деятельность организации, к которой принадлежал сей господин но, едва приехав в Лондон, буквально сойдя с трапа, я узнаю, что единственная ниточка, единственная зацепка обрублена.

– Но вы же сказали, что господин Кошко еще в России рекомендовал вам обратиться ко мне?

– Да, по поводу деятельности организации, а не из-за убийства. Дело в том, что Аркадий Францевич, еще в бытность свою армейским поручиком, был довольно близок со старшей сестрой вышеозначенного доктора Рихтера. Да и с ним самим… Сейчас давнее знакомство может ему стоить карьеры.

– Вот как… – Холмс выбил трубку, – это меняет дело. Вы действительно полагаете, что это убийство?

– Да, меня чрезвычайно удивляет столь ранняя прогулка господина Рихтера. Тем более, что дом, где он остановился, находится поблизости от станции городской железной дороги – Кингс-Кросс-роуд. То есть, совсем в ином районе.

– Хорошо, мы расследуем это дело. Что же вы желаете узнать?

– Была ли эта гибель случайной, как пишут в газетах? Если нет, что послужило причиной убийства? Связана ли смерть с деятельностью организации, о которой я имел случай упомянуть?

– Полагаю, господин помощник военного агента, ваше дело не займет много времени. Однако давайте договоримся: по окончании следствия я задаю вам личный вопрос, и вы отвечаете на него со всей откровенностью.

– Как вам будет угодно.

– Тогда завтра к полудню жду вас у себя.

Кэбмен придержал коня. Склон едва протаявшей Сноу-Хилл-стрит издавна слыл опасным местечком. Когда-то подвыпившие гуляки состязались между собой, скатываясь в пустых бочках с этого холма. Здесь же не так давно, во время похорон герцога Веллингтона, перевернулась скорбная повозка с телом полководца, отлитая из захваченных при Ватерлоо пушек. Словом, черт бы побрал того, кто придумал ездить по этой улице, да еще в самую распутицу. Но соверен есть соверен[2]2
  Соверен – монета, равная одному фунту стерлингов.


[Закрыть], и раз уж подрядился, деваться некуда.

– Признаться, Холмс, не люблю я эти места, – доктор Ватсон глянул в окошко кэба на чуть заметные в поднимающемся смоге кресты церкви святого Бартоломью. – Еще с тех пор, как проходил медицинскую практику в здешнем госпитале.

– Ничего удивительного. Трущобы, букет неразрешимых проблем, – детектив достал из кармана трубку и крутил ее в пальцах, словно не собираясь набивать табаком.

– Впрочем, здесь лучший мясной рынок во всем лондонском графстве. Кроме того, неподалеку от рынка есть несколько весьма уютных местечек, где за пару фунтов мы сможем получить отменный завтрак.

– Сверх того здесь меня преследуют воспоминания о тысячах единоверцев, сожженных в этом месте по распоряжению королевы Марии, кровавой Мери.

– Что касается меня, я считаю, что преступления, которые совершаются в угоду Богу, – самые гнусные из всех, что можно придумать. Они бессмысленны и лживы по самой сути. Ни одному богу, как его ни назови, нет нужды обращаться к одному человеку, чтобы расправиться с другим. Но это не повод, чтобы отказываться от завтрака. Кстати, поглядите-ка вниз, там, у обочины, в пальто цвета штормовой тучи, не инспектор ли Грегсон?

– Точно, он.

– Интересно знать, что он тут делает?

– Если верить моим глазам, он что-то приказывает стоящим рядом с ним санитарам с носилками. Вероятно, распоряжается увезти найденное тело.

– Друг мой, вам это не кажется странным?

– О чем вы, Холмс?

– О том, что Грегсон все еще тут, – детектив постучал в заднюю стенку кэба. – Гони, почтенный!

Инспектор Грегсон, длинный, сухощавый, с печально обвисшими усами, увидев выходящих из кэба коллег, приподнял видавший виды котелок:

– Добрый день, мистер Холмс, добрый день, мистер Ватсон. Только ради всего святого не говорите, что вас привела сюда глупая смерть этого несчастного.

– Увы, мой дорогой инспектор, именно в этом я и намерен признаться.

– Что за нелепость? Если бы не служба в Скотланд-Ярде, я бы, пожалуй, решил, что в Лондоне окончательно перевелись серьезные преступления, коль уж сам Шерлок Холмс едет через весь город, чтобы посмотреть на труп какого-то забулдыги-иностранца.

– Вот даже как, он забулдыга?

– Одет не богато, но пристойно, по документам, обнаруженным в кармане сюртука, доктор права. Некий Якоб Рихтер из Брюсселя. Не знаю, насколько он был пьян, но кружку-другую эля незадолго до смерти пострадавший пропустил.

Холмс удовлетворенно кивнул и, наконец, приступил к кропотливому процессу набивания табаком заветной трубки.

– Теперь ваша очередь, мистер Холмс, – продолжал Грегсон. – Потрудитесь объяснить мне, что с этим делом не так? Скажу откровенно, очень странная история получается. Ну принял себе бельгиец на грудь, поперся ни свет ни заря в сторону рынка, может, там ему что-то надо было. А может, в «Нью-маркет» или «Палец епископа» за очередной пинтой эля, кто теперь скажет. Там вон, чуть выше, поскользнулся, да и угодил виском о камень.

– Вы так считаете? – на губах Холмса появилась улыбка превосходства. – Что ж, тогда прошу вас по старой дружбе, пока вы не отправили в Коронерский суд отчета, позволить доктору Ватсону осмотреть рану. Или раны.

Бывший военный хирург выразительно посмотрел на инспектора Грегсона. Тот вздохнул и распорядился, чтобы санитары пропустили врача к телу.

– Но вернемся к вопросу, инспектор, – раскуривая трубку, сказал Холмс, – что же вас так удивило?

– А вас бы не удивило? Тело обнаружил старший надзиратель Джеймс Харрингтон из Ньюгейтской тюрьмы. Он как раз сменился с дежурства и направлялся домой.

– Дежурство заканчивается ровно в шесть утра, Ньюгейтская тюрьма находится в десяти минутах ходьбы отсюда. Стало быть, здесь этот Харрингтон был не позже пятнадцати минут седьмого.

– Так и есть. Надзиратель поймал мальчишку-посыльного и отправил его наверх, в участок.

– Который разместился в бывшем пабе «Голова сарацина»?

– Снова в точку.

– Учитывая плохую дорогу, это еще пятнадцать минут. Стало быть, максимум в полседьмого утра полиция имела на руках известие о трупе.

– Все так.

– Но уже почти одиннадцать, а тело все еще здесь.

– В том-то и странность, Холмс. Я пришел в Скотланд-Ярд, как водится, без пяти девять, развернул утренний номер «Times» и узнал об этом чертовом мертвеце и о том, что именно я занимаюсь расследованием. Как такое может быть, Холмс? Ведь никто из начальства без пяти девять и знать не знал, что это дело вообще существует.

– Вы пробовали разобраться?

– Конечно, пробовал. У меня хватает работы, кроме как таскаться и расследовать смерть какого-то иностранца.

– И что же вам ответили?

– Прежде всего, они и сами были несказанно удивлены. Позвонили в «Times». Там им ответили, что информацию о трупе в утренний выпуск принес их постоянный ведущий колонки уголовной хроники, а о том, что делом занимаюсь я, сообщил дежуривший у тела констебль, – Грегсон запахнул пальто, пытаясь уберечься от пронизывающего ветра с Темзы. – Но оба констебля, дежурившие здесь по очереди, божатся, что никому такого не говорили, да и вообще не видели здесь журналистов. Я собрался было плюнуть на эту дурацкую заметку, однако тут в Скотланд-Ярд позвонили из русского посольства и сказали, что они заинтересованы, чтобы этим делом занимался ваш покорный слуга. Словом, я прибыл сюда минут за десять до вас и вижу, что утро выдалось на редкость отвратительное. А вот, кстати, и ваш почтенный друг возвращается.

– Ну что скажете, доктор?

Вид у Ватсона был серьезный, как всякий раз, когда ему предстояло произнести неотвратимый медицинский приговор:

– Этот человек умер не здесь.

– То есть, как это не здесь, мистер Ватсон?

– У господина Рихтера перелом шейных позвонков у самого основания черепа.

– Ну так что? Он поскользнулся, упал, покатился, затем ударился виском о камень?

– Если бы дело обстояло так, как вы говорите, инспектор, мы бы обнаружили обширные гематомы в месте удара. Однако их нет. Несчастному сначала переломили шею, а уже потом, спустя несколько часов, когда тело уже достаточно остыло, проломили голову.

– С вашего позволения, Грегсон, теперь я осмотрю труп.

Инспектор развел руками:

– Валяйте. Я как чувствовал, здесь что-то нечисто, – Грегсон отошел в сторону, устремив взгляд в направлении паба «Черный монах», где сейчас было сухо, тепло, не дул промозглый ветер, никто не подсовывал загадок, зато подавали прожаренный ростбиф.

– А вот это интересно. Грегсон, прошу вас, идите сюда.

– Что еще? – тяжело вздохнул полицейский.

– Вот, посмотрите, – Холмс протянул инспектору сложенные щепотью пальцы.

– Это песок или я чего-то не понимаю?

– Верно, песок, – Холмс растер песчинки между пальцами. – И заметьте, сухой песок.

– Чрезвычайно ценное наблюдение. Но что это дает нам?

– Как по-вашему, Грегсон, что сухой песок делает за воротником покойного доктора права?

– Ума не приложу. Может, он свалился в песчаный карьер?

– Ну конечно. Сломал там шею, а потом в мертвом виде пришел сюда досаждать полиции. А по дороге еще зашел дать объявление в «Times». Не знаю, расстроит вас это или обрадует, но у покойника есть алиби. Упади он в карьер, песка было бы значительно больше, и это был бы мокрый песок.

– И то верно. Всегда вы со своими шарадами, Холмс! Может быть, вы уже знаете, кто убийца?

– Пока нет, инспектор. Однако могу вам сказать, что это был мужчина, примерно шести футов, – детектив задумался, что-то вычисляя, – шести футов трех дюймов ростом, вероятно, крепкого телосложения. Возможно, француз или же моряк, бывавший во Франции.

– Из чего это следует?

– Все очень просто. Орудием убийства послужила так называемая «марсельская колбаса» – попросту туго набитый песком мужской носок. Как вы сами можете убедиться, удар был нанесен сверху вниз одним резким точным движением, причем с немалой силой. Учитывая рост покойного мистера Рихтера и место перелома, удар был направлен под углом примерно тридцать градусов, что в результате дает нам рост примерно шесть футов три дюйма. Будь убийца выше, смещение позвонков пошло бы резко вниз. При ударе, должно быть, носок зацепился за целлулоидный воротничок и порвался, вот песок и просыпался.

– Пожалуй, верно.

– После убийства неведомый нам пока персонаж, вероятно, спрятал тело в повозке, идущей к рынку. Однако на одежде жертвы нет следов волочения. Следовательно, убийца без особого труда поднял мертвое тело, чтобы положить его в возок. А это говорит о немалой физической силе. Здесь, на подъеме Сноу-Хилл-стрит, тело вывалилось.

– Но, может быть, это был не один человек?

– Возможно, но маловероятно. Если бы это было подготовленное убийство, совершенное группой лиц, вряд ли злоумышленники доверились бы столь ненадежному оружию, как старый носок. Подозреваю, мы имеем дело с ограблением, только закончилось оно совсем не так, как задумал преступник.

– Вот тут, Холмс, вы не правы. В карманах несчастного при досмотре найдены серебряные часы и два фунта с мелочью.

– Два фунта с мелочью? – переспросил Холмс. – Грегсон, вам эта сумма ничего не напоминает?

– А что она может напоминать?

– Два фунта шесть шиллингов стоит ужин на двоих в любом пабе на берегу Темзы. Пинта эля потянет от трех до пяти пенсов…

– Вы хотите сказать, что этот доктор права ужинал с кем-то в районе доков, расплатился, получил сдачу, затем был убит и привезен сюда?

– Вы быстро соображаете, Грегсон, мне это всегда в вас нравилось. Вернее всего, несчастный действительно ужинал там, скорее всего, у пирса святой Екатерины. Там обычно сгружают привезенное в Лондон пиво.

– А около пяти тридцати утра, – продолжил Грегсон, – бочонки развозят по лондонским пабам. В том числе и сюда, – он ткнул в сторону рынка.

– Верно. Значит, нам предстоит отыскать рослого сильного мужчину, возможно француза, отиравшегося с вечера в пабах возле пирса святой Екатерины.

В лондонских доках кипела работа. У бортов и на палубах кораблей, стоявших на ремонте, деловито сновали рабочие, слышался железный скрежет, удары молота, надрывный гул лебедок и подъемников.

– Зачем мы сюда приехали, Шерлок? – морщась от какофонии металлических звуков, спросил доктор Ватсон. – Неужели вы думаете, что полиция не справится с поиском высокого французского моряка?

– Может, и справится, друг мой. Но, как знать, вдруг француз (если это, конечно, француз) уже ушел в море или уйдет в ближайшие часы. Пока инспектор Грегсон получит разрешение от суперинтенданта на работу в месте, которое относится к юрисдикции речной полиции, пока съездит в Уоппинг, чтобы договориться о сотрудничестве с их управлением, пока те выделят сержанта с парой констеблей, след, как говорят охотники, может простыть. Думаю, старина Грегсон не обидится, если мы окажем ему небольшую услугу и найдем если не самого убийцу, то хотя бы что-нибудь, позволяющее установить его личность.

– Но для этого придется обойти десятки портовых таверн! – Ватсон прикрыл рукой нос. От берега Темзы, где как раз разгружались рыболовные шхуны, ветер нес запах, способный остановить наступление вражеской армии.

– Полагаю, совсем не так много, мой дорогой друг, – Холмс невозмутимо покачал головой. – Скорее всего, доктор права не стал бы ужинать в совсем уж гнусной дыре. То есть, искать следует паб, в который не стыдно было бы зайти джентльмену. При этом он находится поблизости от проезжего тракта. Вероятно, повозки с пивными бочками стоят здесь каждое утро, ожидая вердикта карантинного врача порта, и убийца, скорее всего, об этом знал. Как знал и то, куда поедут возницы. И еще, Ватсон, у нас есть очень важная зацепка.

– Какая же?

– Песок! Я не сомневаюсь, что он был взят из пожарного ящика. Где еще в такую пору можно найти сухой песок? И если я прав, там должен остаться след. Пусть не столь отчетливый, как в случае с мокрым песком, но все же достаточный, чтобы указать, что мы движемся в верном направлении.

– Но ведь убийце ничего не стоило спрятать этот след. Всего лишь разровнять…

– Да, мой друг, вы абсолютно правы. Но, как мне представляется, преступник вовсе не собирался убивать господина Рихтера. Должно быть, он хотел его ограбить, но удар оказался чересчур сильным и метким.

– Но ведь этот негодяй так и не ограбил свою жертву!

– Я уверен в обратном, Ватсон. Он взял столько, что просто не стал возиться с жалкой горсткой шилингов.

– Почему вы так решили?

– Скажите, как по-вашему, друг мой, что могло заставить почтенного доктора права отправиться в лондонские доки на ночь глядя?

– Должно быть, здесь у него была назначена какая-то встреча.

– Я тоже так думаю. Ужин был рассчитан на двоих. Более того, поскольку граф Турнин любезно сообщил нам, что господин Рихтер имел непосредственное отношение к банде налетчиков, грабивших банки, то очень может быть, что «бельгиец» приходил сюда получить свою долю награбленного.

– Да, я как-то не подумал об этом. Но почему вечером?

– Это очевидно, Ватсон. Потому что утром и днем человек, передававший деньги, занят. Причем настолько, что у него нет времени отлучиться со своего места даже на пять минут.

– Вы это говорите, как будто знаете, что это за человек.

– Я подозреваю, мой друг. Видите ли, во вчерашнем «Times», была заметка о том, что после ходовых испытаний в Британию из России прибыл эскадренный миноносец «Светлейший», построенный на Ярмутской верфи. Испытания выявили конструктивные недоработки паровой машины. Таким образом, резонно предположить, что деньги в Англию были доставлены именно этим кораблем и господин Рихтер встречался с кем-нибудь из членов экипажа. Возможно, с одним из младших офицеров – их личные вещи досматривают менее тщательно, нежели вещи простых матросов.

Вывеска паба «Винджамер» изгибалась раздутым парусом, некогда белым, но посеревшим от лондонской копоти. На застекленных дверях красовалось изображение барков, идущих круто к ветру на всех парусах. Пожарный щит с баграми, ведрами и ящиком песка виднелся чуть в стороне от входа под аркой, ведущей на задний двор трактира.

– Не правда ли, место, удобное для засады? – Холмс повернулся к доктору. – Над входом фонарь, но вряд ли от него много света, – детектив поднял крышку ящика. – А вот и след. Полюбуйтесь, друг мой, кто-то явно загребал песок рукой. Вот, даже нитка осталась, – Шерлок покрутил в пальцах короткую черную нить. – Хлопок.

Хозяин паба, краснолицый здоровяк, почтительно склонив голову при виде посетителей, по виду добропорядочных джентльменов, любезно проворковал:

– Одно мгновение, господа, сейчас вас обслужат, – и тут же, без малейшей паузы, рявкнул: – Билли, убрать четвертый столик!

– Вы, должно быть, в прошлом боцман? – осведомился Холмс.

– Да, но как вы догадались, сэр?

– У вас обветренное лицо, характерная манера отдавать указания, и кроме того, перед тем, как позвать слугу, вы сжали кулак перед грудью так, будто надеялись обнаружить там боцманскую дудку.

– Угадали, сэр, – хозяин паба расплылся в улыбке, – Майкл Прэджел к вашим услугам. В прошлом старший боцман на барке «Викинг». Желаете виски, джин?

– Пожалуй, джин, – Холмс вопросительно поглядел на друга. Тот утвердительно кивнул. – Два джина.

– Желаете отобедать? У меня есть маринованный кальмар по-шанхайски. Пальчики оближете!

– Может быть, позже. Я бы хотел задать несколько вопросов.

Во взгляде хозяина мелькнула настороженность.

– Джентльмены из полиции?

– О нет, но скоро в вашу тихую гавань может нагрянуть детектив-инспектор Грегсон с дюжиной констеблей, которые способны перевернуть «Винджамер», как говорится, «оверкиль». Так что, поверьте, я лишь хочу помочь вам избежать лишних хлопот.

– У меня все бумаги в порядке, ничем таким я не торгую.

– Не стоит волноваться, мистер Прэджел. Просто ответьте мне на несколько вопросов, и, даю вам слово джентльмена, гроза пройдет мимо.

– Если смогу, – буркнул хозяин бара.

– Скажите, любезный, вчера, ближе к вечеру, здесь ужинал невысокий крепыш, прилично одетый, с залысинами.

– Да, да, можете дальше не говорить. Был такой. Глаза с прищуром, по-нашему говорит хорошо, но с легким акцентом. Был. Долго сидел, ждал русского мичмана.

– Мичмана? – переспросил доктор Ватсон, – вы уверены?

– Уж поверьте мне. В Иокогаме мы насмотрелись на русских моряков – стояли борт о борт с русским клипером «Наездник».

– Вы были правы, Холмс, – Ватсон пригубил джин, – действительно офицер.

– Так вот, – продолжил старый боцман, – этот русский принес тому, с залысинами, саквояж. Такой потертый. Я еще удивился, офицер с саквояжем, знаете ли, выглядит довольно нелепо. Потом они немного поговорили, мичман доел свой ужин, выпил бренди и ушел. Хорошее бренди, отборное, темное, урожая тысяча восемьсот шестьдесят пятого года, по восемь шиллингов два пенса за бутылку…

– Может, вы слышали, о чем они говорили?

– Нет. Да они вообще мало говорили, к тому же не по-английски. Потом этот, с залысинами, еще немного посидел, допил пиво, ну и тоже потом ушел.

– Было ли в его поведении что-нибудь необычное?

– Да, он достал из саквояжа купюру в пятьдесят фунтов и хотел ею расплатиться. Но я уже отправил деньги в банк, и вечерней выручки не хватило на сдачу. Да и откуда? Целых пятьдесят фунтов! Я когда боцманом служил, столько за полгода получал! А моя кухарка и в год столько не видит!

– И что же ваш посетитель?

– Ну, попрепирались мы немного: он говорил, что еще, мол, кэб брать, а уж с кэбменом и вовсе такой банкнотой не рассчитаться. Но под конец как миленький достал пять фунтов.

– А затем сунул купюру в саквояж и вышел, – продолжил Холмс.

– Все так и было! Сэр, вы меня в чем-то подозреваете?

– Ни в малейшей степени, добрейший мистер Прэджел. И последний вопрос. У вас тут вчера в то же время, что и эти двое, сидел высокий моряк, возможно француз?

– А, этот… – скривился хозяин паба. – Андре Мениль с «Аризоны». Он и впрямь француз, но уж десять лет плавает на североамериканских кораблях.

– Вы его давно знаете?

– Да кто его тут не знает? Силач, каких мало, но и выпивоха не приведи господь. Вчера он и впрямь тут сидел, потом еще до этого, с залысинами, ушел, потом вернулся, часа этак через три, отдал мне долг. Я ему почти месяц в долг наливал. Да ему в каждом пабе в долг наливают. Лишь бы не буянил. А так он всегда отдает, как деньги получает. Вчера сказал, что нынче выходит в море, и ему, значит, выплатили фрахтовые.