Текст книги "Бунт. Книга II"

Часть II. Волга-река казацкая

О своих возможностях человек узнает по свершениям.

Ч. Дарвин

В один из дней мая 1670 года Степан Разин вновь вышел на Волгу, но уже не в поход за море. Путь его лежал к Царицыну.

Струги казаки спустили на воду выше Царицына. Стоял солнечный день. Небо было безоблачное, яркое солнце ласково отогревало истосковавшуюся по теплу землю. От его лучей она парила, и воздух над ней дрожал. В прибрежных кустах голосисто перекликались птицы. Река была полноводна, и еще мутная вода залила низинки, подтопила низкие берега.

Струги, которые разинцы приволокли на лошадях с Дона, легко покачивались у берега. После длительного и изнурительного похода казаки притомились. Они расположились на берегу Волги отдохнуть. И поэтому Степан не торопил свое войско к Царицыну.

Дружинкин – коренастый широкоплечий человек со смуглым подвижным лицом, с постоянной ухмылкой в бороду, балагур и шутник, был послан царицынцами к Разину и встретил казаков еще на середине их пути. С тех пор и стал он проводником разинского войска.

Степан с посланцем из Царицына сидели на большом камне и обсуждали дальнейший путь.

– Немного отдохнут казаки – и поплывем дальше, – сказал Разин.

Дружинкин стал убеждать атамана:

– Надобно, Степан Тимофеевич, поспешить!

– Зачем спешить, если людишки нас там ждут. Когда придем под стены города, они и откроют ворота.

– А если нет? – засомневался Дружинкин.

Разин пристально посмотрел на своего вожа, улыбнулся, затем спросил:

– Что же ты, Степан, засомневался в людях, которые тебя ко мне послали?

– В людях нет, да вот новый воевода Тургенев может за помощью послать в Астрахань. И город трудней будет взять, если подойдет подмога.

Атаман на некоторое время задумался, потом произнес:

– Сегодня изветчики донесли, что царицынцы уже накрепко закрыли ворота. В город и из города никого не пускают. Знать, подмоги пока у воеводы нет. Он, видно, еще за ней только послал и приготовился отсиживаться за стенами.

Тут к атаману, почти на полном скаку, на резвом коне примчался Фрол Минаев и крикнул:

– Тимофеевич! Василий Ус с войском к нам идет!

Степан вскочил, радостно заулыбался, воскликнул:

– Молодец, Ус! Вовремя подоспел! – и почти бегом поспешил за Фролом навстречу прибывшим казакам.

Разин и подоспевшие ближние есаулы вышли на дорогу и увидели множество конных и пеших людей, идущих к Волге. Впереди на гнедом жеребце гарцевал Василий Ус. Он лихо соскочил с коня, бросив поводья, пошел к Степану. Атаманы встретились, крепко обнялись, крест-накрест поцеловались. Усовцы и разинцы быстро смешались, обнимаясь со знакомыми станичниками. Когда радость первой встречи прошла, Разин обратился к Усу:

– Вовремя ты, Василий, пришел! А мы только что собирались идти на Царицын.

– Штурмом, что ли, брать будем? – поинтересовался Ус.

– Зачем мне казаков на смерть посылать? Город и так наш будет. Надо только подождать.

– Здесь ждать? – вмешался в разговор Дружинкин.

– Сейчас же поплывем к Царицыну, – распорядился Степан: – Ты, Василий, поведешь всех конных сухим путем по берегу, а я с остальными ребятами поплыву к Царицыну на стругах и лодках.

– Добре, – ответил Ус и сразу же приступил к делу. Крикнул конных сотников, и уже через некоторое время несколько сотен казаков были готовы к походу.

Перед отплытием Степан подошел к Усу, с улыбкой посмотрел на нового есаула и похвалил:

– Однако ты, Василий, молодец, в делах проворен!

Ус молча улыбнулся, затем спросил:

– Будем выступать, Тимофеевич?

– Выступай, Василий, да с нами постоянно сносись, не теряйся. И если вперед придешь к городу, на штурм не лезь. Обкладывай со всех сторон Царицын и жди нас.

– Добре, – согласился Ус и хлестнул своего жеребца, который пошел крупной рысью впереди казацкой конницы.

* * *

К Царицыну разинцы подплыли на рассвете. Солнце еще не взошло, но на востоке небо уже алело. Погода стояла тихая, и вода в Волге была почти зеркальная, только там, где водовороты, было заметно движение.

Громадные стены Царицына стояли безмолвны и неприступны. Город еще спал. Даже на крепостных стенах никого не было видно. Огромные центральные ворота города были крепко-накрепко закрыты.

– Вот это да! – воскликнул Леско Черкашин, задрав голову и глядя на высокие стены.

– Пожалуй, штурмом нам город не взять, – упавшим голосом молвил Фрол Минаев.

– Зачем нам штурмом? Люди Царицына сами откроют ворота. А сейчас, казаки, обкладывайте со всех сторон город, и чтобы ни один человек без нашего ведома не вошел и не вышел.

К атаману не спеша подошел Василий Ус. Он гораздо раньше его пришел на место и положение в Царицыне знал уже хорошо. Рядом с Василием шло несколько незнакомых атаману человек. Цепкий взгляд Разина сразу же определил, что это народ из Царицына.

– Степан Тимофеевич, вот люди из города прибежали, с тобой говорить желают.

Атаман подошел вплотную к царицынцам:

– Готов ли простой народ помочь мне войти в город?

– Готовы, батюшка! – воскликнул один из пришедших – высокий рыжеватый мужик.

– Почему же тогда ворота у вас заперты? – насмешливо спросил атаман.

– Это воевода Тургенев распорядился закрыть их и никого не подпускать. Людей на его стороне мало. Почти все население города биться с тобой не желает, ждет тебя не дождется. Этой ночью решили мы напасть на тургеневских стрельцов и ворота вам открыть.

– Тогда, ребята, возвращайтесь обратно и мутите шибче народ, а мы будем ждать.

– Уже собираемся, – ответил все тот же рыжеватый царицынец.

Не успел Степан распрощаться с городскими людьми и дать им наказ, как прискакал дозорный и сообщил:

– Батько, недалеко, вниз по течению Волги встали ногайские татары и едисинцы.

Услышав такую новость, Разин вдруг загорелся боевым пылом: ему захотелось сводить своих казаков на татар.

– Старые враги! Еще на Яике нас тревожили и опять встали на нашем пути. Видно, астраханский воевода опять их уговорил против нас пойти. Надобно бы им всыпать – да так, чтобы отпала у них охота к нам лезть.

– Василий! – крикнул Разин Уса, который уже отошел от атамана и о чем-то оживленно разговаривал с царицынцами.

Ус быстро подошел к Разину, спросил:

– Что, Степан Тимофеевич?

– Оставляю на тебя войско, Василий, сам пойду с казаками, встречусь со старыми знакомыми.

– Куда же ты, атаман, собрался? – с удивлением спросил Ус. – Надо ведь город брать, ворота вот-вот откроют.

– Мы, Василий, быстро управимся, – уверенно сказал Разин. – Отгоним табуны коней, скотину, прихватим ясыря и добра всякого.

– А если татар много, и малым числом не одолеете их? – с беспокойством спросил Ус.

Усмехнувшись в бороду, Разин ничего не ответил Василию и потребовал к себе Минаева. Тот вскоре явился.

– Сажай своих ребят в лодки и плыви по Волге. Как только наша конница вступит в бой с едисинцами, в самый разгар схватки нападешь на них сзади.

– Это можно! – обрадовано согласился Фрол, радуясь предстоящему походу, но спросил: – А город как же?

– А куда он теперь от нас денется? Все равно теперь он наш, – уверенно ответил атаман.

Когда Разин увел казаков в поход, Василий Ус снова объехал на своем резвом жеребце вокруг Царицына. Внимательно осмотрел слабые места стен, но таковых было мало, они были починены, рвы прочищены. Василий подумал: «Вся надежда у нас на взбунтовавшийся народ, иначе едва ли мы возьмем город». Ус проверил дозоры, велел казакам внимательно следить за рекой и дорогами к городу, а сам подъехал к крутому берегу Волги, стал вглядываться в водную ширь великой реки.

Солнце уже садилось. Его теплые лучи еще грели и золотистым светом играли по волнам, иногда отливая серебром в мелкой ряби воды. Бесконечная водная лента с темно-зелеными островами, бесчисленными заводями и плесами раскинулась до самого горизонта и уходила куда-то далеко-далеко.

Ус, казалось, ничего не замечал и был занят своими мыслями: «Степан Разин встретил хорошо, обласкал. Сразу же доверил всем войском командовать». Василий привык быть первым и не терпел, чтобы им кто-то командовал. Когда шел к Разину, в душе у него постоянно шла борьба. Он понимал, что им нужно объединиться, но в то же время знал, что первенства ему Разин не уступит. Когда же атаман стал отдавать ему приказы, неожиданно для себя подчинился то ли его авторитету, то ли какой-то внутренней силе этого человека. Где-то там, в глубине души, у Василия все еще шла борьба, и ему не хотелось становиться есаулом, но он был покорен Разиным. Правда, надолго ли, Ус не ведал. Он знал, что им будет трудно, но про себя подумал: «А Разин все-таки казак сильный, не чета другим. Могуч телом и властен над людьми, умеет с народом обходиться!»

* * *

Воевода Тургенев был человек сухощавый, седовласый, с тонкими капризными губами и карими бегающими глазами. Он обладал вспыльчивым характером, любил, чтобы ему все беспрекословно подчинялись и чтобы его воля была законом для людей ниже его по положению. Сменив Унковского, Тургенев рьяно взялся за наведение порядка в Царицыне. Было немало разжаловано и смещено стрелецких начальников, бито кнутом и батогами простых стрельцов и работных людей. Поэтому в канун прихода Разина воеводой были многие недовольны – как начальство, так и простые люди. А некоторые, особенно голые и обездоленные, жаждали схватить его и отдать разинцам. Недовольство царицынцев стало сильно заметно, когда казаки пришли под стены города. Верные люди донесли боярину что многие ждут Разина и готовы открыть ворота, воевода забеспокоился не на шутку, но все-таки не хотел верить в это. Он стал призывать стрельцов послужить государю, неожиданно со стороны служилых встретил глухое молчание, не увидел решительности на их лицах. Они безучастно смотрели на воеводу, а в глазах некоторых стрельцов полыхали недобрые огоньки. Тут-то и понял Тургенев, что трудно ему будет устоять с этим народом против воровских людей. Не теряя времени, тайными путями послал воевода несколько гонцов на север и в Астрахань с грамотами, в которых слезно молил о помощи. Велел Тургенев строго-настрого верным своим людям неусыпно охранять ворота и без его ведома никому их не открывать. Сам же, уже не веря никому, перебрался в одну из неприступных башен крепости и заперся там со своими ближними людьми и племянником Борисом, еще молодым, круглолицым, с ясными, как у девушки, голубыми глазами и пушистой бородкой, совсем не опытным в ратном деле юношей.

Когда над городом опустилась ночь, Тургеневу не спалось, он долго ходил взад и вперед по переходу между башнями, размышляя о безысходном своем положении. В голове крутилась одна и та же мысль: «Бежать! Бежать из Царицына и побыстрее! Но куда убежишь, если стены обложили плотным кольцом разинцы? Одна надежда – на помощь из Астрахани. Когда придет подмога, тогда я посчитаюсь с этими проклятыми царицынскими людишками!» – мстительно думал он. Снизу из города донесся сильный шум. Обеспокоенный воевода выглянул в узкое окно. Шум доносился от городских ворот. Внизу, в темноте, мелькали зажженные факелы и неясные силуэты людей.

– Василий! Где ты? – позвал воевода дворецкого.

Из темноты выступил высокий мужчина, облаченный в латы и кольчугу.

– Узнай, что там? – умоляюще попросил воевода.

– Уже узнали! – сердито ответил дворецкий.

– Так что же там?

– Черные люди взбунтовались, захватили ворота, и казаки входят в город.

– Как же это так?! – воскликнул воевода, глядя на Василия широко открытыми, обезумевшими глазами.

– Теперь нам, батюшка, осталось только ждать подмоги, а если не придут, все погибнем! – в смятении произнес дворецкий.

У Тургенева от страха отвисла челюсть, задрожали руки, нервная дрожь заколотила воеводу, к сердцу подбиралась смертельная тоска.

После стремительного и удачного набега на ногайских татар отяжелевшие от добычи казаки вернулись к Царицыну. Внимательно вглядываясь в то место, где раньше располагался лагерь, Степан Разин с удивлением обнаружил, что там никого нет. Атаман даже остановил своего коня, еще пристальнее, из-под руки, стал смотреть, но лагеря, действительно, не было.

– Фрол, погляди – казацкого лагеря нет! – с удивлением воскликнул Разин.

Привстав на стременах, Фрол даже потер глаза и не менее удивленно произнес:

– И правда, батько, нет! И ворота в город открыты.

– Верно! – обрадованно воскликнул Степан.

– Знать, народ царицынский впустил наших в город, – радостно сказал Фрол Минаев.

Разин со своими казаками заспешил в Царицын. В город атаман входил победителем. Народ кричал:

– Слава атаману!

– Слава нашему радетелю!

Люди тянули руки к Разину, стараясь дотронуться до его одежды.

Степан приободрился, глаза его горели радостными огоньками. С лица не сходила улыбка. Он приосанился, царственно восседая на своем белом жеребце. Белозубая улыбка, темные, почти до плеч кудри, черная с проседью борода – все это делало атамана по-мужски красивым. От ладной, крепко сколоченной фигуры веяло неукротимой силой. Видя, как ликует народ, он думал: «Что может быть лучше этого! Пусть людишки радуются! Пусть ликуют! Ведь они заслужили свободу, неустанно трудясь в поте лица на своих толстобрюхих хозяев и не получая почти ничего за свою работу. Какие счастливые лица у этих нищих и убогих людей».

* * *

Ефросинья Русакова в этот день тоже радовалась победе разинцев. Нарядно одетая, вышла на улицу, чтобы посмотреть, как казаки входят в город. С тех пор, как она последний раз видела Разина, когда он уходил из Царицына на Дон, Ефросинья все чаще думала об атамане. Вспоминала его приятный, низкий голос, черные искристые глаза, уверенную силу, которая так и исходила от атамана. Эта сила покорила ее, и ей, слабой женщине, хотелось быть рядом с этим человеком.

Ефросинья вышла на площадь, где собралось множество народа.

Вдруг кто-то крикнул:

– Едут!

– Степан Тимофеевич едет с казаками!

Толпа зашевелилась, задвигалась. Многие люди стремились прорваться вперед, чтобы лучше рассмотреть атамана с казаками.

Вскоре показались разинцы. Первым на белом жеребце ехал атаман. За ним – остальное войско. По левую руку от Разина на гнедом скакуне гарцевал Якушка Гаврилов в лихо заломленной бараньей шапке с красным верхом. Он озорно поглядывал на толпу людей, отыскивая лукавыми глазами красивых молодых женщин. По правую руку на вороном жеребце рысью ехал Иван Черноярец, чернявый казак с серьезным задумчивым лицом.

Ефросинья во все глаза смотрела на атамана, как бы стараясь запомнить каждую черточку в его лице, прочитать в глазах его думы. Женщина ничего не замечала вокруг себя, а только глядела на Степана. Разин, видимо, почувствовал этот взгляд, повернулся в сторону Русаковой, ожег ее своими искристыми глазами, как бы заглядывая в самую душу. Степан узнал ее и приветливо улыбнулся, затем помахал ей рукой, подзывая к себе. Ефросинья стояла как вкопанная. Атаман направил коня прямо к Русаковой. Народ расступился, Разин подъехал к женщине, лукаво подмигнув ей, сказал:

– Жди, хозяйка, в гости, сегодня приду.

Русакова не знала, что ответить Разину. Она молчала, только щеки зарделись.

Атаман ждал, что скажет Ефросинья.

Наконец, она догадалась, что нужно пригласить его к себе, и тихо произнесла:

– Приходи, батюшка, ждать буду.

Разин озорно улыбнулся, вздыбил коня – люди раступились, а атаман крупной рысью стал догонять казаков.

Ефросинья стояла и не знала, радоваться ей или нет, но в душе у нее все ликовало: «Надо же, сам атаман Степан Разин пожалует ко мне в гости!»

– Это за что тебе, Ефросинья, такая честь? – широко улыбаясь, сказала полногрудая, дородная соседка Прасковья, затем посоветовала:

– Ты, Ефросиньюшка, не упускай свое счастье, атаман-то вон какой видный казак, – и звонко рассмеялась.

Подъезжая к приказной палате, Разин увидел на высоком красном крыльце Василия Уса, нескольких царицынцев и Степана Дружинкина, который держал в руках на белом вышитом полотенце хлеб-соль.

Степан молодцевато соскочил с коня, легко ступая, взошел на крыльцо. Дружинкин поклонился в пояс атаману и вручил ему хлеб-соль со словами:

– Долго мы, Степан Тимофеевич, ожидали, когда ты придешь в наш город и дашь нам волю! И ты это исполнил! Так прими же от нас хлеб да соль и будь как у себя дома, и не забывай, что мы, царицынцы, пойдем за тобой в огонь и воду, не жалея живота своего!

Степан принял хлеб и соль, поклонился народу на три стороны, крикнул в огромную толпу горожан и казаков:

– Я кланяюсь вам, люди Царицына, за то, что вы не побоялись своих воевод и стрелецких начальников, открыли нам ворота города, что пошли вы не с продажными воеводами да боярами, а с нами, истинными слугами великого государя нашего. За это я вас не обижу, будет вам воля и богатый дуван! Будете жить по казацкому обычаю!

Огромная толпа взорвалась криками:

– Любо! Любо говорит атаман!

– Слава Степану Тимофеевичу!

В небо взлетело множество шапок. Люди ликовали, опьяненные свободой и своей силой, радовались как дети, счастливо улыбались, целовались друг с другом.

Василий Ус пригласил Разина в приказную палату, где были накрыты столы, заставленные разными закусками и винами. Степан со своими есаулами сел за стол, и начался пир. Пили казаки за удачу в походе, за царицынский народ, что помог им войти в город, за атамана Степана Тимофеевича.

Василий Ус сидел рядом с Разиным и рассказывал подробности того, как они вошли в город. Атаман внимательно слушал есаула, потом вдруг перебил его:

– А где же Тургенев?

– Воевода со своим племянником и стрелецким начальством заперся в башне и сидит там. Наверно, подмоги ждут, – ответил Ус.

– Так что же вы мне об этом сразу не сказали? Надо взять эту башню боем! – воскликнул Разин, рванул саблю из ножен, выскочил из приказной палаты, побежал к башне, где укрылся воевода со своими приближенными. Казаки и царицынцы последовали за атаманом. Многие обогнали Разина, первыми подбежали к двери башни, но служилые открыли стрельбу из пищалей, и вот уже рядом с атаманом упало несколько человек, сраженных пулями. Но вскоре казаки высадили дверь, ворвались в башню, вытащили оттуда воеводу и стрелецкое начальство.

Царицынцы схватили Тургенева, поволокли его к Разину. Атаман какое-то время пристально рассматривал воеводу, затем спросил:

– Что же ты, пес паршивый, бедных людишек обижал?!

Тургенев перебил атамана и стал злобно грозить:

– Погодите, придут скоро стрелецкие полки из Астрахани и Москвы, всех вас, воров, на дыбу подвесят! Бросьте воровать, пока не поздно!

Сквозь толпу к атаману протиснулся ярыга, упал перед Разиным на колени, стал просить, показывая на народ:

– Дозволь нам, батюшка, Степан Тимофеевич, самим расправиться с воеводой! По его приказу моего сына батогами до смерти забили!

– А меня по миру пустил! Лавку мою с товарами забрал! – кричал из толпы купец.

– Моих сыновей в тюрьме держит, – со слезами в голосе сказал седой старик.

– Дозволь, батюшка, нам над ним суд учинить! – кричали горожане.

Некоторое время Степан молчал, обдумывая, какое же принять решение, затем сказал:

– Берите воеводу, он ваш, но его племянника не трогайте, я заберу его к себе – будет у меня в войске служить.

Толпа царицынцев зашумела, забурлила, мигом подхватила Тургенева, и он исчез в людском водовороте.

Степан посмотрел вслед горожанам, которые потащили бывшего воеводу на берег Волги, и подумал: «Вот и пришла расправа для Тургенева. Мало городом правил, а врагов нажил много. Пусть потешится бедный люд! Пусть почувствует свою силу, когда все вместе, когда все заодно! Трудно сплотить русских людей, направить их на большое дело. Терпелив русский человек, прощает многие обиды своим помещикам да всяким начальникам, но уж как кончится его терпение, тогда горе обидчикам простого народа, трудно усмирить разгулявшийся люд, снова заставить его подчиниться. Вот и сейчас кончилось терпение царицынцев, выплеснулось наружу все наболевшее за годы унижения и непосильного труда, несдобровать теперь воеводам, боярам да стрелецким начальникам».

Хотел уже Разин вернуться в приказную палату, как к нему подошел седовласый старик и стал просить:

– Освободи, батюшка, сидельцев из острога, там сыновья мои томятся! – старец всхлипнул, замигал поблекшими глазами, смахнул сухой рукой набежавшую слезу.

– Иван! – крикнул Черноярца Разин.

Из палаты не спеша вышел первый есаул, уже раскрасневшийся от вина:

– Что кличешь, Степан Тимофеевич?

– Вот старик говорит, что сидельцы еще не освобождены.

Почесав затылок, Иван задумчиво проговорил:

– Да, вот про сидельцев-то мы позабыли, – и, посмотрев на старика, успокоил его. – Ты, дед, не горюй, это дело поправимо!

– Леско! – позвал Черноярец лихого казака.

Есаул сразу же подошел к Ивану, спросил:

– Что, Иван, стряслось у тебя, зачем кличешь?

– Возьми с полсотни казаков да освобождайте из острога сидельцев. Старик вам дорогу укажет.

Черкашин вскочил на коня и помчался к своей сотне, чтобы освободить узников.

С взятием Царицына на атамана сразу же свалилось множество дел. К нему шли люди с жалобами на хозяев, просили помочь во всяких житейских делах, рассудить споры. Кроме того, нужно было направить жизнь города в нужное русло, назначить атамана и помощников, да таких, чтобы за простых людей твердо стояли.

Был у Степана на примете такой человек – Прокофий Иванов. Удалился в одну из палат Разин с ним и долго с глазу на глаз говорил. Учил Степан Прокофия, как царицынскими людьми править, не давать спуску богачам.

Прокофий Иванов, коренастый казак с темными волнистыми волосами, с карими веселыми глазами и смуглым лицом был подвижен, в хозяйственных и ратных делах сметлив.

– Быть тебе, Прокофий, атаманом в Царицыне, так что подбирай себе есаулов, – улыбаясь, сказал Разин.

– Если народ кликнет на кругу, то буду, – ответил густым басом Иванов.

– Кликнет, – уверенно ответил атаман. – Я скажу, все кликнут, так что готовься.

– А если не кликнут? – засомневался Прокофий.

– Казак ты добрый, народ тебя уважает, так что не беспокойся!

Тут в приказную палату быстро вошел Фрол Минаев и сообщил новость:

– Степан Тимофеевич, сейчас на Волге казаки перехватили лодки торговых людей, а те говорят, что сверху плывет на помощь воеводе Тургеневу тысяча стрельцов с головой Иваном Лопатиным и полуголовой Федором Якшиным.

Степан улыбнулся, затем сказал:

– Наконец-то, пожаловали, давненько я их поджидаю. Надо бы достойно встретить гостей.