Текст книги "Рассказы и новеллы"

– Помощь не требуется?

– Ничего, я уж как-нибудь сам.

С трудом Владимир снимает чемодан с ленты. У Прохорова оказывается тоже очень внушительных размеров чемодан, но поменьше чем у Владимира. Владимир водружает чемодан на стол таможенника для досмотра.

В таможенный контроль аэропорта влетает высокий парень в национальной кубинской рубашке-гуаявере. Он внимательно окидывает толпу прибывших пассажиров, слушает раздающееся в этот момент по радио объявление о прилете и уверенно направляется через служебный проход прямо к стойке таможенного контроля, у которой стоит Владимир. Не доходя несколько шагов до стойки, парень громко приветствует таможенника.

– Привет, Альфредо! Как дела?

– Хорошо, товарищ.

Таможенник кивает головой в сторону Владимира.

– Это твой?

– Мой. Я его забираю. О'кá?

Таможенник щелкает указательным пальцем о средний.

– О'кá!

Владимир берется за ручку чемодана, но таможенник неожиданно кладет на него руку.

– Товарищ, семян, фруктов нет? – спрашивает для проформы таможенник, даже не глядя в сторону Владимира.

Владимир хлопает глазами.

– Нет, друг. Ничего нет. Ни семян, ни фруктов… – отвечает за него Анатолий.

Владимир кивает. Таможенник широко улыбается, хлопает по чемодану и машет рукой, чтобы его забирали. Анатолий с Владимиром оттаскивают чемодан от стойки.

– Владимир Максимович Ершов?

– Я из группы «встречи-проводы» аппарата Главного военного Советника, старший лейтенант Клочков Анатолий. Будем знакомы. С приездом! Как долетел, товарищ лейтенант?

– Нормально.

– Я тебя сразу вычислил. Нашего брата, переводчика, за версту видно. Наши специ и советники все в черных костюмах, а ты в светлом. Во-первых, это показывает, что ты москвич, а во-вторых, что настойчивый, выбил себе-таки на складе приличную одежонку. Я не прав?

– Правы!

Анатолий замечает в зале Прохорова, направляющегося от магазина «Дьюти фри» к очереди на таможенный досмотр, подзывает его рукой и приветствует.

– Ты вот в костюмчике светленьком, а вот Прохоров…

Анатолий кивает в сторону Прохорова.

– Специалисты и советники почти все как один в черных, фабрики «Большевичка» прибывают. А ты в импортном. И ботинки у тебя, наверное, французские? А шляпа где?

– Дома оставил. Что я на Кубе в шляпе ходить буду?

– И правильно сделал. Здесь наши в шляпах не ходят. За исключение некоторых придурков. Сигареты у тебя есть?

– Есть. А что?

– Дайка мне две-три пачечки.

Владимир достает из сумки блок «Явы», отдает четыре пачки Анатолию. Анатолий одну пачку небрежно опускает себе в нагрудный карман гуаяверы.

– Одну конфискую. За качественное обслуживание.

Анатолий подходит к таможеннику, протягивает ему три пачки.

– Альфредо, это тебе.

– Спасибо, брат.

Альфредо смахивает сигареты выдвинутый ящик стола. Анатолий кивает на Прохорова.

– Это тоже мой.

– Забирай своих вояк!

Анатолий машет Прохорову, тот спешит к Анатолию, они тепло и радостно здороваются. Все вместе направляются к выходу из аэропорта. Анатолий помогает Ершову нести его чемодан. Переводчики выходят из аэропорта. Анатолий видит, что ему машет рукой какой-то тип в легкой цветастой рубахе, суетящийся у белого «Москвича». Анатолий, приветствует его, как бы козыряя.

– Это тоже наш человек?

– Наш. Только не совсем наш. Это Костя Дымоховский. Из ГКЭСа, из аппарата Экономсоветника.

Прохорова встречает на «ГАЗике» кубинец. Капитан прощается с Анатолием и Владимиром.

– Увидимся, Володя! Я тебя разыщу!

– Хорошо. Буду ждать.

Владимир и Анатолий заталкивают чемодан Ершова в «Москвич». Анатолий запирает багажник и двери машины, обнимает Владимира, ведет его обратно к аэропорту. Прохоров уезжает.

– Пойдем, быстренько выпьешь чего-нибудь. Небось, с дороги все внутри пересохло?

Около стойки Анатолий машет бармену.

– Привет, Андрес!

Анатолий садится на высокий круглый стул, указывает Владимиру на стул рядом.

– Что будешь пить? Ром? Мартини?

Владимир пожимает плечами. Анатолий обращается к бармену:

– «Пепси» ему! Плиз! Грасиас!

Бармен быстро Анатолий изучает округлившиеся глаза Владимира, хлопает его по плечу.

– Пиво здесь на Кубе отличное. По чешскому рецепту. Наше «Жигулевское» ему в подметки не годится.

– Я бы водички…

Владимир неловко усаживается на узкий, непривычный стул у стойки.

Анатолий машет бармену:

– Одно пиво и один освежающий напиток.

Бармен кивает, быстро ставит на стойку пиво, ждет уточнения заказа. Анатолий объясняет Владимиру:

– «Рефреско»-освежающий напиток. Ты какой рефреско хочешь? «Пепси»? «Колу»? «Лимонный» или «Содовую»?

Бармен ставит на стойку две холоденющие, потные бутылки с «Пепси-Колой». Анатолий открывает бутылки. Владимир, глядя на Анатолия, пьет прямо из бутылки. С непривычки у него от холода и пузырьков перехватывает горло.

– Пей небольшими глотками, а то вмиг ангину заработаешь. Хочешь сигару?

– Я вообще-то не курю.

– Здесь закуришь! Бери! Это на халяву! Дают – бери, бьют – беги!

Анатолий вынимает из стоящей на стойке деревянной вазочки четыре сигары и засовывает их Владимиру во внутренний карман пиджака. Две сигары он опускает в боковой карман своей гуаяверы. Подмигнув по-приятельски бармену, Анатолий жестом благодетеля и широкой души человека приглашает Владимира на выход.

– Вуаля! Для каждого приезжающего один напиток или одна бутылка пива и одна сигара бесплатно.

Владимир похлопывает себя по карману:

– Но мы же…

– А кто их считать-то будет?

Анатолий извлекает из кармана ключи с симпатичным кубинским брелоком, открывает Володину дверцу, подкидывая и ловя на лету ключи, пританцовывая, посвистывая, обходит машину, открывает свою дверцу.

– Поехали, а то у меня еще много сегодня дел. Как говорится, рвут меня на части, а эти части еще мельче рвут.

Слева и справа мелькают яркие вывески и рекламные щиты. На газонах и обочинах дороги пальмы, олеандры и другие, неведомые до селя Владимиру, экзотические растения. Ветер лохматит Владимиру волосы. Он поправляет их, но они вновь рассыпаются. Позади остается стадион причудливой формы с лозунгом на фасаде «Готовы побеждать!».

Владимир вертит головой. Анатолий, откинувшись на сиденье, лихо накручивает баранку, покуривая. Из радиоприемника звучит мелодичная, веселая аргентинская песня.

– Сейчас я отвезу тебя в твой дом, в «Репарто Коли». Там наши советники и переводчики живут. Кстати, у тебя сосед, тоже переводчик. Олег Островский. Завтра утром к девяти нуль-нуль прибудешь в штаб части. Твой сосед объяснит, как туда дойти. Представишься в кабинете 3 подполковнику Рытову. Он личным составом ведает. Потом сдашь паспорт в канцелярию. Взамен тебе дадут, удостоверение личности, по-испански «Карнет де идентидад». И две фотки с собой взять не забудь. На удостоверение. Ясно?

– Ясно.

Вдруг они видят странную картину. На газоне стоит «ГАЗ-69», без пассажиров, с валяющимся рядом на земле отломанным левым передним колесом. Машина уткнулась носом в переломившуюся посередине от удара невысокую пальму. И тишина. Только мимо едут американские машины старых марок. Анатолий притормаживает, медленно проезжает мимо.

– Ничего себе! Наши что ли врезались?

Анатолий разглядывает происшествие в зеркало заднего вида.

– Не знаю. У наших и у кубинцев номера на военных машинах одинаковые. А почему ты сразу на наших подумал?

Владимир промямлил, смутившись:

– Не знаю… Так…

Машина несется по набережной. Владимир видит регулировщицу, провожает ее долгим взглядом.

– Ничего девочка.

– Это гаишница. Здесь такие девахи на каждом шагу! Их здесь называют которрúтас. Попугайчики, значит. За их зеленую униформу. Знаешь, гаишников во всем мире не любят, поэтому на Кубе многих женщин пригласили работать в ГАИ. Так сказать, облагородить отношения. Чтобы шоферы к ним лучше относились. И еще. На Кубе самый ненавистный цвет, знаешь какой? Зеленый! Потому что здесь четыре времени года, а все постоянно кругом зеленое. И трава, и растения. Весь год. Так что нам с тобой повезло, что у нас времена года в природе отличаются. Разнообразие!

Навстречу переводчикам летит битком набитый бортовой открытый «УАЗ». В нем одни парни сидят в обнимку на сиденьях, другие на борту, свесив с него ноги.

Из «УАЗика» разносится:

– Э-эх-х! Дороги-и! Пыль, д-да-а туу-ман, хо-лода-а тревоги!..

«УАЗик» скрывается за машинами.

– Шесть-восемь месяцев отпахали в море, в тропиках, без женщин и кондиционеров. Не так взвоешь!

Владимир оборачивается к Анатолию.

– Рыбаки. Пришли с промысла. Из рыбного порта едут в Восточную Гавану. Вон там они живут.

– Веселые ребятки!

– Не то слово. Гудят! Теперь до отлета в Союз расслабляться будут. Их экипажи самолетами меняют. А они, пьяные вдребезги, эти самолеты в полете прямо–таки раскачивают. С ними летать-то страшно. Но с этими парнями дружить нужно. У них отменная свежая рыбка имеется. В обмен на ром «Гавана-клаб» или «Бокарди». Сырой тунец, например, подсоленый. Строганина, называется. К пиву. Да к чему хошь. Идет только так! Потрясающе вкусно. Угощу как-нибудь. Кстати о наших рыбаках. Слушай хохму. Увязались тут три пьяных наших рыбака за одной хрупкой изящной кубиночкой. Сначала шутки шутили. Она им: «Отстаньте, полицию позову». А они кубинку до самого ее дома преследовали. И, пьяные морды, прямо в ее же квартиру за ней следом и вломились. Так она одним ударом самого здорового напрочь вырубила. Второго взяла болевым приемом на удержание. А третий, видя такое дело, в миг протрезвел и дёру дал. Тут, к счастью, военный патруль кубинский проезжал. Всех троих и повязали. Хотели кубинским судом их судить. А наше посольство говорит: «Отдайте их нам. Они у нас в Союзе как миленькие лет восемь будут сидеть за попытку изнасилования, да еще и заграницей». Но кубиночка эта, она оказалась из кубинской спецслужбы, как узнала, что нашим парням светит, сразу забрала свое заявление: «Я – говорит, – их прощаю. Они, – говорит, – пьяные были и не соображали, что делают и с кем связались. Я и так одному нос сломала, а другому руку вывихнула. Хватит, – говорит, – с них!». И простила. Сердобольная.

Володя берет из бардачка пачку кубинских сигарет.

– «Лихерос». Легкие, называются. А на самом деле, какие они к лешему легкие. Мы их «противозачаточными» назвали.

Машина с переводчиками подъезжает к двухэтажному, утопающему в цветах особняку. Порхают колибри. На веранде перед домом два кресла-качалки.

– Приехали.

Анатолий выходит из машины, достает из-под коврика ключ, открывает дверь. Затем помогает Владимиру втащить в дом чемодан. В холле, слева от входной двери около высокой клетки сидит на жердочке большой белый попугай «Ара» с здоровенным клювищем. Владимир с интересом его рассматривает. Попка вдруг говорит по-русски:

– Не наглей, а то дам по шапке.

Владимир недоверчиво улыбается. К нему подходит Анатолий.

– Это «Ара». Говорящий попугай.

Он щекочет пальцем попугаю шейку.

– Они, эти «Ары», больше ста слов и выражений помнят и, что интересно, выдают заученные слова как раз к месту. Как разумные.

– Еще, еще, – требует попугай.

– Хорошего помаленьку. Вывозить их из страны нельзя, и поэтому его жильцы этого дома друг другу как эстафетную палочку передают. А зовут его…

Анатолий морщит лоб припоминая…

– Э-э-э… Боцман… Его так предшественник твой прозвал, потому что он материться научился. Хорошо, что к нам дамы не ходят.

Владимир подходит к попугаю, рассматривает его.

– Располагайся. А я спешу. Кстати, Владимир, нет ли у тебя чего-нибудь такого…. Глотнуть для бодрости. Ну, ты понимаешь….

Анатолий потирает характерным жестом шею. Владимир понимающе кивает, открывает чемодан, достает из него бутылку коньяка. Анатолий тем временем несет с кухни стаканы. Владимир наливает, Анатолий задерживает Володину руку.

– Все! Будя! Ну, за твой приезд и успешное пребываньице!

Опрокинув в себя содержимое стакана, он отдает Владимиру ключ от дома.

– Счастливо оставаться. Я поехал. Еще увидимся.

– Спасибо, Анатолий, за помощь. Если что, заскакивай!

Анатолий машет ему рукой и захлопывает за собой входную стеклянную дверь. Когда звук отъезжающей машины затихает, Владимир первым делом подходит к диковинному попугаю, чтобы пощекотать его, как это только что делал Анатолий. Но попугай, не долго думая, цапает его за палец. До крови. Володя ойкает, бежит на кухню, открывает кран, чтобы промыть рану. Попугай радостно кричит вдогонку.

– Еще? Еще хочешь?

С пальцем во рту Владимир направляется к радиоприемнику. По всем программам – песни и музыка. И какая! И «Битлз»! О-бладú! О-бладá! И все на испанском! Владимир забывает про рану, шарит ручкой настройки по эфиру.

Он ловит голос радиодиктора:

– Экономьте электроэнергию. Между семью и восемью часами вечера расход электроэнергии достигает своего максимума…

Владимир вновь крутит ручку настройки. Звучит песня «Мельницы на ветру». Он с удовольствием слушает. С улицы доносится шум подъехавшей машины, раздается стук в дверь. Владимир идет в прихожую, открывает дверь и в квартиру вновь входит Анатолий в обнимку с пакетами.

– Извини. Забыл. Это тебе продукты, чтобы до субботы продержаться. Мы раз в неделю в магазин, в «Гран Америку», ездим отовариваться. Потом сочтемся.

– Большое спасибо тебе, Анатолий. Я кое-что и с собой привез. Вот возьми себе копченой колбаски. И хлеба черного.

Владимир достает из чемодана хлеб и колбасу…

– Черный хлеб у нас на вес золота! Я отрежу себе четвертинку, а остальным ты с соседом и другими своими коллегами по службе поделись. Очень рекомендую. Порядок такой. И… я, пожалуй, еще один глоточек твоего отменного коньяка сделаю. Если ты не возражаешь. А то все ром, да ром…

– Ну, что ты! Сделай одолжение.

– С новосельем!

Анатолий выпивает, крякает, поднимается, чтобы идти…

– А ты не боишься, что права отберут?

– Во-первых, я, чем больше пью, а пью я не много, тем тише еду. Шепотом, можно сказать. А, во-вторых… У тебя права, кстати, есть?

– Есть.

– Вот! Если остановят, дари всем…

Анатолий лезет в карман, достает из него горсть значков с изображением Ленина, высыпает их в руку Владимира.

– Или говори всем: «Но компрéндо». Не понимаю, мол. И все! Местные гаишники сразу поймут, что ты русский и, связываться с тобой не будут. Хотя, правда, был тут у меня один случай. Ну, прям, офигеешь! Тормознул меня как-то раз один мулат-полицейский: я проехал на красный свет. Подходит, козыряет и говорит мне по-русски: «Вы нарушили». А я ему автоматически по-испански отвечаю: «Но компрендо». Мол, ничего не понимаю. Он рассвирепел и опять мне по-русски: «Вы нарушили!» А я ему снова: «Но компрендо». Тогда он мне и говорит: «Раз ты по-русски не понимаешь, то катись отсюда к такой-то матери!» Ну, я, конечно, радостный уехал, а потом задумался, как это мулат и меня по-русски послал? А потом вспомнил, что несколько лет назад большую группу кубинцев отправляли в Москву учиться на курсы гаишников. И вот теперь они выучились и матерят нас почем зря. Ну и пусть матерят! Даже приятно свою речь на кубинских просторах услышать. Во какие дела бывают! Все! Я уехал! Пока! Все! Я уехал! Пока!

Анатолий машет рукой и выбегает. Владимир, врубает радио на всю мощь, идет осматривать дом. На веранде второго этажа он видит на полу неочищенные морские различные по форме и размеру ракушки, белые ветвистые кораллы. В кресле лежит маска с трубкой для подводного плавания, ласты с надписью на английском языке «Сделано в Испании». К стене прислонено ружье для подводной охоты с резиновыми жгутами для большей убойной силы и самодельная пика. Владимир берет, осматривает ружье, кладет на место…

Внизу хлопает дверь. Владимир спешит вниз по лестнице, и в коридоре сталкивается с рослым симпатичным спортивного телосложения парнем.

– Островский?

– Так точно! А вы…

– Ваш новый сосед, Владимир Ершов. Будем знакомы.

– С прибытием! Предлагаю дружеский ужин. Со знакомством!

Спустя некоторое время ребята уже голые по пояс сидят на кухне, под попурри латиноамериканских песен, звучащих из приемника, пьют пиво и потрошат Володин чемодан. Островский учит Владимира открывать с грохотом бутылки с рефреско-колой ложкой. Пробки летят со свистом в потолок.

– Предшественник твой здесь жил, Володя, Вадим Никитенко. Это он меня к подводной охоте пристрастил. Но подвела его… как бы это сказать… любовь к слабому полу. Надо сказать, девушки здесь…

– Да, я видел… на перекрестке одну которриту…

– Подожди, Володя… еще и не таких барышень здесь увидишь.

– Ну, вот Вадик и не выдержал. Влюбился в кубинку. А наш «хефе рохо»....

– Кто?

– «Хефе рохо», подполковник Рытов, ну, и личность скажу тебе! Он-то его и выслал отсюда. Я Вадика предостерегал. Говорил ему, чтобы кончал свои фигли-мигли, шашни-машни, шуры-муры и прочие нежности-белоснежности. Но куда там! И главное, два месяца Вадик до срока не дотянул. Все Рытова просили: «Товарищ подполковник, подождите! Два месяца всего осталось до отъезда Вадика!». А он делу все равно ход дал… «Хефе рохо».... Так что полетел Вадик на Родину досрочно. В двадцать четыре часа. Это я фигурально говорю. Самолеты, сам знаешь, летают сюда раз в неделю.

Олег наливает себе еще пива. Владимир нарезает колбаски.

– «Хефе рохо»? Кто ж его так приложил? Что это означает, «красный начальник или красный командир»?

– Так его кубинцы окрестили. «Рыжий шеф»! Вот что это значит. Он же рыжий! Они всем прозвища дают: длинный начальник, хромой начальник, начальник заика. Беззлобно. Кубинцы-веселый народ. Любят шутки, анекдоты. Ты это учти!

Владимир и Олег выходят из дома. Идут по улицам микрорайона. Владимир видит, как два кубинца снимают с водовозки и ставят у дверей дома стеклянные бутыли с питьевой водой, как из одного двери одного дома высовывается ручонка малыша, чтобы взять бутылку с молоком, стоящую у порога.

Около школы-интерната ученики выстраиваются в шеренгу. Девочки в белых рубашечках, оранжевых и малиновых юбочках на бретельках с синими и красными галстуками скачут, смеются, поют очень популярную песенку «Хуэго де Симон». Маленькие, а кокетничают со взрослыми переводчиками. Оказывают им знаки внимания. Но ребята проходят мимо с серьезными лицами мимо. Школьницы обидчиво надувают губки.

– Памятники! – кричит им вслед школьница разочарованно.

Переводчики подходят к проходной в советскую воинскую часть, останавливаются перед шлагбаумом. Из части доносится строевая песня.

– Солдаты, в путь, в путь, в путь! А для тебя родная-я-я есть почта полевая ….

К ребятам подходит солдат с красной повязкой на рукаве на рукаве и штык-ножом на поясном ремне. Владимир предъявляет солдату свой паспорт.

– Я лейтенант Ершов, прибыл для прохождения службы.

Солдат уходит в будку, звонит по телефону, возвращается, отдает Владимиру паспорт, козыряет. Островский показывает свой пропуск и проходит через КП.

– Проходите.

Он указывает Владимиру на отдельно стоящее здание справа. Из-за поворота строевым шагом выходит взвод солдат.

– Прощай, труба зовет! Солдаты, в поход!

Переводчики становятся с краю дороги, пропускают строй солдат с разноцветными хлопчатобумажными кепочками на бритых головах. Перед строем идет офицер в фетровой шляпе, и направляются к штабу части.

Владимир входит в помещение штаба, проходит в приемную. В приемной нет никого. Владимир стучит в дверь, на которой написано «Рытов В.М.», приоткрывает ее.

В кабинете сидит рыжеватый офицер лет пятидесяти.

– Разрешите войти, товарищ подполковник.

– Заходите.

Владимир входит в кабинет. Здесь прохладно, работает кондиционер. Жалюзи на окнах закрыты.

–Товарищ подполковник, разрешите обратиться! Лейтенант Ершов для прохождения службы прибыл.

Рытов выходит из-за стола, близоруко щурится, рассматривая вновь прибывшего лейтенанта.

– Вольно. Проходите, товарищ лейтенант, садись.

Рытов похлопывает Владимира по плечу, усаживает за стол, сам садится напротив, берет со стола очки, тщательно их протирает платком.

– За границей первый раз? Вижу, что в первый.

Он надевает очки, внимательно рассматривает Владимира.

– Так точно, товарищ подполковник! Первый!

Владимир, испытывает неловкость, привстает.

– Да, садитесь, вы.

В стеклах очков возникают солнечные блики. Рытов встает, подходит к окну, раздвигает створки жалюзи, смотрит сквозь щель.

– С приездом. Я вам вот что скажу, Ершов, сначала Вам будет нелегко. Но коллектив у нас хороший, дружный. Если что, поможем, подскажем. Служба у Вас здесь будет ответственная, серьезная. В аппарате Военсоветника. Наша первоочередная задача-поставить на должную высоту интернациональную дружбу с кубинским народом!

Рытов подходит к карте на стене, тычет пальцем в Кубу и чуть повыше – в США.

– А долг наш мы выполняем не на блинах у тещи, а под носом у противника. Это понимать надо! Поэтому бдительность, бдительность и еще раз бдительность. Еще Юлиус Фучик говорил: «Люди, будьте бдительны!» Помните?

Рытов возвращается к столу, останавливается напротив Владимира. Владимир встает.

– Так точно! Помню.

– Хорошо. А кто такой переводчик, вы знаете? А тем паче – военный переводчик?

– Переводчик это …

Рытов нервно поднимает правую руку.

– Переводчик-это трансформатор слов, предложений, мыслей и идей с одного языка на другой. Понятно?

– Так точно! Понятно! Трансформатор.

– Вот! Учитесь, перенимайте опыт. Добивайтесь уважения к себе командиров, товарищей по части. И, прежде всего, зарубите это у себя в голове! Упаси вас бог здесь заниматься развратом с кубинками, аморалкой и духовным разложением.

Он открывает холодильник, достает бутылку «Нарзана», наливает в стаканы воду себе и Владимиру.

– Этого мы здесь не прощаем. Куба, вернее, Гавана-город маленький. Здесь всё на виду. И все! И ЦРУ тоже не дремлет.

Он ставит стакан с нарзаном перед Владимиром.

– Если поскользнетесь, скомпрометируете себя, сразу к врагам на крючок попадете. И тогда карьере конец. И конец всему Вашему будущему!

Владимир берет стакан, делает глоток, ставит его на стол.

– И с пьянством тоже. Мы видим, кто и сколько бутылок в магазине отоваривает. Ладно. Идите! Служите Отечеству! И Родина вас не забудет.

Рытов как бы невзначай улыбается, проходит к Владимиру.

– А сегодня вечером мы с женой приглашаем Вас в кино на очень интересный, музыкальный фильм. Испанский. «Пусть говорят» называется. С певцом Рафаэлем в главной роли. Для Вас будет хорошая практика перевода. Мы за Вами часиков в семь заедем? Вас ведь к Островскому подселили? Не возражаете? Вот и хорошо. Тогда пока свободны.

Владимир поднимается со стула, отдергивает рубаху.

– Есть свободен! Разрешите идти, товарищ подполковник?

Рытов допивает свой нарзан.

– Все усвоили?

– Все!

– Идите!

Владимир четко поворачивается кругом, выходит из кабинета. Рытов подходит к окну, раздвигает створки жалюзи, смотрит на улицу.

– Значит, на замену Никитенко…

Юля в своей комнате пишет письмо на Кубу своему брату.

– Здравствуй мой дорогой братец! Мы по тебе все ужасно скучаем. И мама, и папа, и я тоже, твоя сестрица. Хотя и прошло еще всего ничего. Пиши нам почаще, не забывай. Твои открытки с видами Кубы очень всем понравились. И моим девчонкам в школе. Я тебе завидую белой завистью. Я тоже хочу к тебе на Кубу. Защищать революцию. У нас все хорошо. Все здорово. Но я не могу тебе не сообщить и неприятную для тебя новость. Можешь верить своей родной сестрице, а можешь не верить. Как хочешь. Но я тебе только добра желаю, поэтому сообщаю тебе, что вчера видела, как твоя ненаглядная Муза целовалась у пятого подъезда. Взасос. Я ведь тебя предупреждала, Фому неверующего. Если, конечно, очень хочешь, то можешь жениться и на целованной, если не брезгуешь. Делай выводы, дорогой братец! Вовчик! Береги себя! Ты нам и Родине очень нужен!

В отделе переводчиков работают четыре человека. Кто–то в наушниках слушает магнитофон и переводит текст на слух, другой работает со словарем, третий читает книгу, а Владимир тоже работает с магнитофоном, нажимает на «Стоп» своего магнитофона, перематывает пленку назад, нажимает «Плей», вслушивается в текст, быстро печатает на машинке. Входит старший переводчик, капитан Кулик. Владимир замечает его, снимает наушники, привстает.

– Сидите, сидите…

Он склоняется над Владимиром, кладет перед ним несколько страничек текста.

– Вот текст. Переведите это к двадцатому числу. Будут вопросы – не стесняйтесь, спрашивайте.

Владимир встает.

– Есть, товарищ капитан.

– Не надо так официально. У нас деловая, рабочая обстановка. Честь будете отдавать на построениях. А здесь это лишнее.

– Понятно. Лишнее.

Владимир дожидается пока Кулик выйдет, садится, просматривает текст.

В кабинет Владимира заглядывает военнослужащий и оповещает, что прибыл письмоносец с письмами из посольства с Родины и раздает их в соседнем кабинете. Все бросаются к выходу и врываются в соседнюю комнату. Там в окружении возбужденных военнослужащих письмоносец раздает письма.

– С пылу-жару, пятачок за пару!

Владимир читает в коридоре письмо из дома. Перечитывает. Комкает, рвет письмо на куски и бросает нервно в урну. Это видят проходящий мимо майор Сапрунец и стоящий в другом конце коридора подполковник Рытов. Сапрунец подходит к Рытову.

– Чего это он?

– Письмо, видимо, из дома получил. Расстроился.

– Письмо его расстроило. Ага! Ну, теперь жди от него сюрпризов.

– Вы полагаете что-то личное?

– Непременно. В его возрасте… Определенно дела сердечные. Вернее, делишки.

– А Вы тонкий психолог, Валентин Михайлович.

– Будешь здесь и психологом, и неврологом, и терапевтом, и хирургом. Да кем угодно здесь станешь. Того и гляди как бы чего не… Ладно, идите, Вадим Юрьевич. Не в первый раз. Разберемся и с Ершовым, если потребуется. Вадим Юрьевич, а хорошо было бы узнать, что там в этом письме …. Жаль, что не узнаем. Всего доброго!

– Всего доброго, Валентин Михайлович.

Майор Сапрунец, озираясь, подходит к урне, вытряхивает из нее мусор, выбирает разорванные кусочки письма Юли. Видит уборщицу и прячет письмо в карман.

– Ой! Споткнулся вот. Рассыпал. Извините уж меня. Неуклюжего медведя. Давайте я помогу Вам убрать. Вот так. Прямо в мешочек. И порядок в танковых войсках.

В Гаване тропический ливень. Сплошные потоки воды. В кабинете переводчиков сидят и работают, обливаясь потом, трое: Егоров, Ершов и Островский. Входит Кулик.

– Как в такой жаре переводить, товарищ капитан? Когда нам хотя бы вентилятор поставят? Такой Армагеддон, что просто апокалипсис! Мозги прямо плавятся и растекаются по черепушке. И накомарник хорошо бы от комаров раздобыть Владимиру. А то у него нет.

– Ничего Вам обещать не могу. Накомарник достать-это попроще будет. Что делать: жизнь такая работа, где берут рубежи не количеством пота – напряженьем души. Как поливает! Это ж надо, как поливает!

Вячеслав Иванович, скажите, пожалуйста, как правильно перевести термин «танк»? Как «карро блиндадо» или как «танке»?

– Кубинцы танк называют «танке». Так и пишите «танке».

– Спасибо, Вячеслав Иванович.

Кулик выходит из кабинета, но вскоре возвращается.

– Владимир Максимович, вот адрес. Берите разъездную машину и езжайте в ритуальную контору.

– Куда ехать?

– В ритуальные услуги. Или «Дом прощаний», как его здесь называют.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас. Что Вы так на меня смотрите? Что-то не так? Я что, непонятно говорю? Перенесите прощание с майором Завалишиным с четверга на пятницу, на 12 часов. Я там все уже обговорил и организовал. Там в курсе. Но саму церемонию надо перенести на один день, а то мы не успеваем, чтобы все было нормально организовано, без спешки. Да и кубинцы тоже.

– А что случилось?

– Я полагал, что Вы знаете. Погиб Завалишин. Геройски погиб. Обучал кубинских новобранцев бросать гранаты. У одного паренька граната выскользнула из потной руки и упала в траншею всем под ноги. Майор успел кубинца спасти, вытолкнуть его за угол, ну, за поворот траншеи, а сам укрыться не успел: рванула. Переводчик Якимов тяжело ранен. Вот такие невеселые дела. Выполняйте.

– Есть перенести прощание с майором Завалишиным на пятницу, на 12 часов.

Ершов собирает бумаги и идет на выход.

Зал прощаний в траурном убранстве. Мимо цинкового гроба в скорбном молчании проходят вереницей советские военные советники и специалисты в гражданской одежде и кубинцы в военной форме, отдавая последние почести погибшему советскому военнослужащему Завалишину.

– Себе – честь, Родине – слава!

– Да!

Владимир предъявляет пропуск, проходит мимо двух кубинских солдат в штаб кубинской воинской части. В приёмной штаба работает кондиционер, в кожаном кресле – кубинский офицер. На журнальном столике-стопка журналов. Офицер пьёт кофе, мусолит во рту потухшую сигару, время от времени макая её в кофе, и листает журнал «Богема». На стене – портрет Хосе Марти и кубинский флаг. За пишущей машинкой работает машинистка.

– Здравствуйте, compañeros! – приветствует Владимир кубинца и секретаря-машинистку.

– Привет, – лениво кивает ему разморённый от жары кубинец.

Кубинка Владимиру молча кивает. Стол завален папками. Печатает молоденькая симпатичная мулатка в военной форме: зелёной юбочке и зелёной рубашке с закатанными рукавами. Девушка поднимает на Владимира очаровательные, чуть раскосые, зеленоватые глаза, вопросительно и заинтересованно на него смотрит. Владимир показывает девушке коричневатый пакет с сургучной печатью:

– Compañera, у меня пакет для вашего командира.

– Здравствуй. Давай. Я передам, – протянула она руку за пакетом.

Владимир прячет пакет за спину:

– Не могу. Приказано лично в руки и кое-что на словах.

– Тогда жди, – индифферентно произнесла секретарша, – Садись вон в кресло и жди. Там совещание.

Она продолжает бегло печатать на машинке. Владимир стоит, поглядывая по сторонам. На столе машинистки он замечает куклу.

– Compañera, а это что у вас такое? – Владимир показывает ей на что-то непонятное в цветных лохмотьях.

– Чертёнок, – отвечает, не поднимая головы, девушка.

– Понятно. А я подумал, это чертёнок.

Кубинка поднимает глаза, в которых блеснула озорная искорка:

– Кофе хочешь?

Владимир старательно выговаривает известную испанскую метафору:

– Чёрный, как ночь, горячий, как ад, и сладкий, как любовь?

Кубинский офицер отрывается от журнала и рассматривает русского с ног до головы.

– Ты новенький? – интересуется кубинка.

– Да. Как видишь, ещё не старенький, – улыбается ей в ответ Владимир.

– Давно приехал?

– Три недели назад.

– Из Москвы?

– Из Москвы.

– Переводчик?

– Переводчик.

– Надолго?

– Нас, холостяков, на год посылают. А там продлят или нет – не знаю.

– Сколько тебе лет?

– С утра 23 было.

– 23.

В это время дверь открывается и из кабинета вываливаются возбуждённые разговором военные. Девушка встаёт, оттягивает вниз короткую юбчонку и, кокетливо стрельнув в переводчика глазками, поправив чёрные искрящиеся от луча солнца волосы, скрывается в кабинете командира. Через мгновение она появляется в приёмной, кивает кубинцу: