Текст книги "Шанхайская организация сотрудничества в региональной системе безопасности (политико-правовой аспект). Монография"

Начиная с 90-х гг. прошлого столетия Центральная Азия фактически стала одним из потенциальных источников угроз национальной безопасности России с учетом возросшего контрабандного потока наркотических веществ, перемещаемых через территорию региона в Россию, проникновения эмиссаров и боевиков различных международных террористических и экстремистских организаций, роста нелегальной миграции.

В этих условиях Россия, исходя из решения задач по обеспечению безопасности своих границ и национальных интересов в Центральной Азии, выступает за дальнейшее укрепление региональных интеграционных структур. Важная роль отводится Шанхайской организации сотрудничества, используя деятельность которой, можно выступать против попыток США и их союзников по НАТО закрепить свои позиции на постсоветском азиатском пространстве и ослабить российское влияние.

Данный тезис закреплен в статье 15 Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 г., в которой говорится, что «для России особое значение будет иметь укрепление политического потенциала Шанхайской организации сотрудничества, стимулирование в ее рамках практических шагов, способствующих укреплению взаимного доверия и партнерства в Центрально-Азиатском регионе»¹¹⁵.

Как было уже отмечено, период создания Шанхайской организации сотрудничества совпал с этапом формирования новых систем национальной безопасности центрально-азиатских государств. Данный процесс в государствах региона проходил неравномерно и был во многом связан как с различной оценкой степени угроз национальной безопасности государств Центрально-Азиатского региона, так и социально-политическими, военными и экономическими условиями, при которых формировалась новая система безопасности. Указанные факторы оказали существенное влияние на эффективность и характер всей системы безопасности региона.

Необходимо отметить, что для большинства бывших стран советской Средней Азии одним из определяющих документов, обеспечивающих их национальную безопасность после обретения независимости, стало Соглашение о создании государств – участников СНГ, заключенное 8 декабря 1991 г., известное как Беловежское соглашение. В частности, статьи 5 и 6 указывают на то, что подписавшие данное Соглашение стороны признают территориальную целостность друг друга и неприкосновенность существующих границ в рамках содружества¹¹⁶.

Кроме того, стороны обязались сотрудничать в обеспечении международного мира и безопасности; государства – члены СНГ будут сохранять и поддерживать под объединенным командованием общее военно-стратегическое пространство, включая единый контроль над ядерным оружием; они также совместно гарантируют необходимые условия размещения, функционирования, материального и социального обеспечения стратегических, вооруженных сил и т. д.

В сфере военной безопасности для центрально-азиатских государств – участников СНГ базовыми документами стали:

– Договор о коллективной безопасности¹¹⁷, заключенный в Ташкенте 15 мая 1992 г. В этом договоре государства-участники подтверждают обязательства воздерживаться от применения силы или угрозы силой в межгосударственных отношениях, не вступать в военные союзы или принимать участие в каких-либо группировках государств¹¹⁸. В рамках этого документа государства-участники образовали Совет коллективной безопасности в составе глав государств – участников СНГ.

– Соглашение о концепции военной безопасности государств – участников Содружества Независимых Государств (заключено в г. Бишкеке 09.10.1992)¹¹⁹.

– Приложение к Соглашению о Концепции военной безопасности от 9 октября 1992 г¹²⁰.

– Решение Совета глав правительств Содружества Независимых Государств «О Концепции информационной безопасности государств – участников Содружества Независимых Государств в военной сфере» (текст документа с изменениями и дополнениями по состоянию на сентябрь 2013 г.)¹²¹.

Указанные документы, наряду с договорами о дружбе и сотрудничестве и взаимной помощи, заключенными большинством центрально-азиатских республик между собой, а также с Российской Федерацией в начале 90-гг. прошлого столетия, заложили нормативно-правовые основы военного сотрудничества государств региона, создали условия для укрепления национальной и коллективной безопасности, повышения эффективности механизмов урегулирования региональных конфликтов, а также проведения совместных консультаций по всем вопросам международной и национальной безопасности с целью координации своих позиций и принятия мер по устранению возникающих угроз.

Немаловажное значение в сфере обеспечения безопасности принадлежит Совещанию по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА, CICA). Идея о созыве Совещания предложена президентом Казахстана Н. Назарбаевым на 47-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в октябре 1992 г. Первый саммит СВМДА проведен в 2002 г. Государства – участники СВМДА: Азербайджан, Афганистан, Египет, Индия, Иран, Израиль, Казахстан, КНР, Киргизия, Монголия, Палестина, Пакистан, Россия, Таджикистан, Таиланд, Турция, Узбекистан. Государства-наблюдатели: Австралия, Вьетнам, Индонезия, Республика Корея, Ливан, Малайзия, США, Украина, Япония. В СВМДА участвуют: ООН, ОБС, ЛАГ, ЦАЭС.

В совокупности население стран – участниц Совещания составляет около 3 млрд человек, это примерно половина всего населения Земли. Идеологическая основа СВМДА заключается в том, что стратегия долгосрочного развития государств региона сегодня требует объединения их усилий в реагировании на вызовы глобального и регионального характера. В этой связи между основными участниками было достигнуто согласие относительно основных принципов деятельности Совещания. Ими являются военно-политическое обеспечение безопасности, экономическое сотрудничество между государствами объединения, а также активное взаимодействие в гуманитарной сфере и в сфере обеспечения прав человека.

За время работы были рассмотрены проекты базовых документов СВМДА – Правила процедуры СВМДА, Декларация принципов взаимоотношений государств – членов СВМДА, Структура и институты СВМДА. В итоговый документ Совещания вошли базовые положения обеспечения международной безопасности и принципы взаимоотношений: суверенное равенство, уважение прав, присущих суверенитету; неприменение силы или угрозы силой; территориальная целостность государств-членов; мирное урегулирование споров; невмешательство во внутренние дела; разоружение и контроль над вооружениями; экономическое, социальное и культурное сотрудничество; права человека и основные свободы¹²².

Как уже отмечалось ранее, формирование системы национальной безопасности в государствах Центрально-Азиатского региона происходило с учетом существенных различий их военно-политических и социально-экономических потенциалов.

Так, активно развивающаяся в конце 1990-х – начале 2000-х гг. экономика Казахстана, основанная прежде всего на выгодной конъюнктуре энергетического рынка, укреплении национального топливно-энергетического сектора, позволила не только стабилизировать социально-политическую ситуацию, но и создать достаточно устойчивую систему национальной безопасности республики, ориентированную на противодействие новым вызовам и угрозам, с вовлечением в данный процесс не только России, но и стран Центральной Азии. Основные ее направления были определены в первой Стратегии национальной безопасности Казахстана на период 19992005 гг. и в последующем получили свое развитие в Стратегии национальной безопасности Казахстана на 2006–2010 гг., в дальнейшем в Законе Республики Казахстан от 6 января 2012 г. № 527-IV «О национальной безопасности Республики Казахстан» (с изменениями по состоянию на 03.07.2013).

По мнению директора Казахстанского института стратегических исследований при Президенте Республики Казахстан Б. Султанова, при оценке направлений формирования системы национальной безопасности республики в качестве приоритетов в обеспечении безопасности намечено «создание максимально благоприятных внешних условий для поступательного социально-экономического развития страны, участие в международных усилиях по формированию глобального миропорядка, укрепление надежной системы коллективной безопасности в геополитическом окружении Казахстана, участие в международных организациях, деятельность которых отвечает национальным интересам и безопасности Республики Казахстан»¹²³.

При этом, по оценке ряда российских политологов, для большинства стран Центральной Азии имеющиеся экономические, человеческие, военные и иные ресурсы не позволяют в полной мере эффективно противодействовать всему спектру угроз безопасности и угроз военного характера.

По оценке А. Князева, произошедшее в марте 2005 г. и апреле 2010 г. свержение власти в Кыргызстане стало свидетельством отсутствия способности системы национальной безопасности республики спрогнозировать и предотвратить угрозу неконституционной смены руководства республики, выявить очаг межэтнической напряженности, приведший к гибели мирного населения.

В этих условиях «реальным гарантом безопасности для Киргизии, как и для всего региона, должна бы стать Шанхайская организация сотрудничества, выступающая за безусловное соблюдение принципа государственного суверенитета, что весьма актуально для центрально-азиатских государств.

Однако членство Киргизии в Шанхайской организации сотрудничества является в большей степени инерционным. Бывшее руководство страны было не способно проводить взвешенную, продуманную и сбалансированную внешнюю политику, основанную на реализации истинных национальных интересов.

Можно согласиться с мнением, что республика стала источником региональной нестабильности, где в условиях системного кризиса почти бесконтрольно действуют криминальные группировки, экстремистские и фундаменталистские организации, где на западные гранты ведется деятельность, направленная на дестабилизацию ситуации в соседних странах. В значительной степени это беспокоит, в частности, китайское руководство. По сути, Киргизия в силу непоследовательности и непредсказуемости внешней политики становится наиболее ненадежным элементом двух основных систем региональной безопасности – ШОС и ОДКБ, да и региональной подсистемы международных отношений в целом»¹²⁴.

Со второй половины 2012 г. Президент Киргизии являлся Председателем Совета глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества. В сентябре 2013 г. в Бишкеке прошел саммит Совета глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества, на котором были подписаны итоговые документы:

– Бишкекская декларация глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества;

– Решение Совета глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества об утверждении Плана действий на 2013–2017 гг. по реализации положений Договора о долгосрочном добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между государствами – членами Шанхайской организации сотрудничества;

– Решение Совета глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества об утверждении Доклада Генерального секретаря Шанхайской организации сотрудничества о деятельности Шанхайской организации сотрудничества за прошедший год;

– Решение Совета глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества об утверждении Доклада Совета Региональной антитеррористической структуры Шанхайской организации сотрудничества о деятельности Региональной антитеррористической структуры Шанхайской организации сотрудничества в 2012 г.;

– Информационное сообщение по итогам заседания Совета глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества¹²⁵.

7 октября 2013 г. в Бишкеке состоялся круглый стол «ШОС и Кыргызстан. Перспективы и векторы развития» ¹²⁶. По итогам обсуждения участники пришли к одному мнению – участие в союзах и объединениях для Кыргызстана должно стать не результатом личных предпочтений тех или иных политиков, не цепью случайностей, а целенаправленной, последовательной политикой, проводимой в интересах всего государства.

В 2015 г. в Уфе пройдут международные саммиты глав государств ШОС и глав государств и правительств БРИКС.

Вышеизложенное позволяет сделать вывод, что потенциал Шанхайской организации сотрудничества в вопросах обеспечения безопасности и поддержания стабильности в Центральной Азии в полной мере пока не востребован и недостаточно эффективно используется государствами-участниками. Более того, «вопрос безопасности, изначально давший импульс к объединению усилий центрально-азиатских стран, России и Китая в поддержании мира и спокойствия в обширной приграничной зоне, за прошедшие годы отнюдь не утратил своего значения»¹²⁷ и дополнился многими составляющими, среди которых безопасность энергетических, природных и водных ресурсов, продовольственная, информационная и даже сохранение национальной самобытности в области культуры.

2.2. Россия и Китай – инициативные лидеры в Шанхайской организации сотрудничества

Развитие отношений России и Китая с Центральной Азией имеет богатую историю, в которой политика, экономика и безопасность тесно переплелись друг с другом. Традиционно центрально-азиатское направление было одним из ключевых во внешней политике, прежде всего для России. Китай, признавая приоритет российского исторического влияния в этой части мира, и до развала Советского Союза фактически занимал позицию наблюдателя, не пытаясь нарушить сложившийся баланс.

Данная ситуация коренным образом поменялась на рубеже 90-х гг. прошлого столетия. Новые геополитические изменения в мире, ослабление позиций России, военно-политические и социально-экономические процессы, происходящие в этой части постсоветского пространства, во многом создали благоприятную основу для активизации политики Пекина в Центральной Азии.

Это представляется естественным, учитывая расположение региона в центре Евразии и политико-экономические интересы Китая. «Сегодня обе страны, рассматривая Центральную Азию в качестве важного фактора укрепления своих международных позиций, а также стратегического источника сырьевых ресурсов, форсируют процесс сближения с центрально-азиатскими странами, каждый, при этом делая акценты на приоритетных для себя направлениях сотрудничества»¹²⁸.

На протяжении всего постсоветского периода политика Российской Федерации в Центрально-Азиатском регионе была неустойчивой и постоянно менялась. От фактического игнорирования стран региона (что наблюдалось в начале 90-х гг. XX в.) до развития с ними сотрудничества главным образом в институциональной и нефтегазовой сферах.

В частности, В. В. Парамонова, А. В. Строкова и О. А. Столповский, при рассмотрении центрально-азиатского вектора российской внешней политики условно выделяют три основных этапа:

– первый этап охватывает период начала – середина 90-х гг. XX в. и связан с фактическим исключением Центральной Азии из сферы приоритетов России, а также дистанцированием Москвы от «афганской проблемы»;

– второй этап пришелся на конец 90-х гг. XX в. и связан с критическим переосмысливанием Россией результатов своей внешней политики в целом, в том числе и на центрально-азиатском направлении;

– третий этап, начавшийся с приходом к власти В. В. Путина, можно охарактеризовать как целенаправленное стремление вовлечь регион в сферу влияния Москвы и в первую очередь для кардинального усиления международных позиций России.

В целом характер современной внешней политики России в Центральной Азии, по мнению указанных исследователей, свидетельствует о следующем.

Во-первых, в Москве так и не сформировалось твердое понимание того, что Центральная Азия важна не только в плане укрепления позиций России в мире, но прежде всего для эффективного и комплексного экономического развития самой Российской Федерации. В первую очередь это касается сохранения и приумножения промышленно-инновационного потенциала в условиях глобализирующейся мировой экономики.

Более того, дальнейшая консервация экономических отношений на крайне низком уровне неизбежно приведет к тому, что Центральная Азия со временем будет вынуждена еще больше ориентироваться на развитие связей с иными, чем Россия, мировыми экономическими центрами. Богатые минеральные ресурсы региона рано или поздно станут объектом еще более острого, чем сегодня, соперничества ведущих держав и экономических блоков. Это уже наблюдается в отношениях практически всех центрально-азиатских стран в развитии сотрудничества с США, европейскими государствами и Китаем. Причем не факт, что Россия с ее экспортно-сырьевой экономикой, ослабленным промышленным и научным потенциалом сможет одержать победу в этой конкурентной борьбе.

Во-вторых, наращивание Россией политической активности в регионе, не подкрепленное адекватным развитием экономического сотрудничества, вряд ли станет гарантией необратимости наблюдаемого в настоящее время процесса неравномерного российско-центрально-азиатского сближения.

В-третьих, существует «явная недооценка стратегической важности Центральной Азии Россией, которая, как представляется, во многом связана со слабостью аналитики и экспертизы, укоренившимися в РФ представлениями о регионе как о некоем "экономическом бремени", брать которое "на баланс нецелесообразно"»¹²⁹.

С учетом этого эксперты полагают, что «будущее российско-центрально-азиатских отношений будет зависеть в основном от самой России. Это связано с тем, что в пределах постсоветского пространства только Российская Федерация, учитывая масштабы ее экономического и геополитического потенциала, способна взять на себя роль локомотива комплексного экономического развития стран Центральной Азии.

Закрепление России в этом регионе возможно при условии, что в XXI в. она будет играть ключевую роль в обеспечении экономического и научно-технического прогресса региона, т. е. ту роль, которую она играла, начиная со второй половины XIX в. вплоть до распада СССР»¹³⁰.

Для этого России необходимо прежде всего «отказаться от ложного, во многом советского стереотипа восприятия Центральной Азии как «убыточного региона» и «младшего брата», осознать, что при грамотной экономической политике именно данный регион способен стать одним из наиболее эффективных регионов приложения российского капитала. С момента распада СССР процесс выработки подходов России к сотрудничеству с государствами Центральной Азии в сфере безопасности, определения его места в системе национальных интересов России протекает достаточно неравномерно, характеризуется крайней противоречивостью¹³¹.

Несмотря на то что за постсоветский период между Российской Федерацией и странами Центральной Азии сформирована достаточно солидная нормативно-правовая база, которая регламентирует практически все аспекты многостороннего и двустороннего сотрудничества в сфере безопасности, практическая ее реализация продолжает зависеть от уровня взаимного доверия России и каждого из государств региона и строится в основном на двусторонней основе.

В этих условиях представляется, что наиболее важными механизмами многостороннего сотрудничества России со странами Центральной Азии являются ОДКБ и ШОС. В случае заинтересованности российской внешней политики в стимулировании взаимодействия в рамках этих двух организаций последует и практическое наполнение существующих механизмов сотрудничества. Причем Шанхайская организация сотрудничества могла бы служить в качестве одного из наиболее приемлемых инструментов для создания региональной системы безопасности.

В реализации национальной стратегии в Центральной Азии Россия напрямую не увязывает свою военную помощь с политическими условиями, что отличает ее от стран Запада. По мнению экспертов, «Москва не работает с оппонентами местных правящих элит, не создает структур, которые под прикрытием правозащитных или других идей осуществляют прямое вмешательство во внутриполитические дела стран региона. Понимание всех этих преимуществ, безусловно, существует и в самой Российской Федерации, которая в условиях финансового усиления намерена использовать благоприятный стратегический момент для закрепления в регионе»¹³².

Тем не менее, по оценке ряда экспертов, «нынешний повышенный акцент России на политико-пропагандистские и краткосрочные формы сотрудничества отражает превалирование желаемого над действительным. В реальности же сотрудничество в сфере безопасности пока рассматривается Москвой лишь в качестве достаточно эффективного и недорогого инструмента проецирования своего геополитического влияния в регионе. Оно не требует столь масштабных затрат, как развитие полноценных экономических связей»¹³³.

В военной области Россия заинтересована в использовании оставшихся на территории центрально-азиатских государств после распада СССР военных объектов и элементов инфраструктуры (в Таджикистане, Кыргызстане, Казахстане), которые имеют важное значение для обороноспособности России и создания военно-политического противовеса намерениям внерегиональных сил, прежде всего США и НАТО, закрепить свое военное присутствие.

Исходя из прагматических соображений, так как перенос сохранившихся военных объектов на российскую территорию потребует значительных финансовых затрат, России выгоднее держать их на территории государств Центральной Азии, решая вопрос с арендной платой, в том числе путем поставок вооружения и техники.

Это, в свою очередь, позволяет России непосредственно сохранять как свое военное присутствие в указанных странах, так и в определенной степени способствует доминированию российских военных стандартов в национальных вооруженных силах.

Однако Россия пока проявляет незначительный интерес к сохранению и дальнейшему развитию производственных связей с предприятиями государств Центральной Азии, которые раньше входили в состав единого военно-промышленного комплекса СССР. Постепенный разрыв и ослабление данных связей ведут к нарушениям цикла производства целого ряда образцов вооружения и техники на российских оборонных предприятиях.

Как представляется, по мере решения этих противоречий и проблем можно будет говорить о возможности того, что Россия будет играть гораздо большую роль в Шанхайской организации сотрудничества, прежде всего в сфере формирования региональной безопасности, в том числе путем укрепления взаимодействия государств ШОС и ОД КБ, а также перейти к более активной и наступательной политике по урегулированию ситуации в Афганистане. Характер экономических отношений между Россией и странами Центральной Азии также свидетельствует об их неравномерности, неустойчивости, а порой отсутствии системного подхода, нацеленного на перспективу.

Во многом некоторое увеличение масштабов экономического присутствия России в Центральной Азии в период 2003–2007 гг., в том числе объемов российско-центрально-азиатского товарооборота, было связано с общим усилением политических, экономических и иных связей всех стран Центральной Азии с РФ. Однако оно основывалось, как правило, на двусторонней основе, и особенностью экономических и торговых отношений между Россией и странами Центральной Азии все же была их ярко выраженная неравномерность. Например, наиболее высокие объемы товарооборота наблюдаются между Россией и Казахстаном. Товарооборот России и Казахстана в 2011 г. составил 23,8 млрд долл. ¹³⁴, в 2012 г. – 25 млрд долл.¹³⁵, в 2013 г. – около 30 млрд долл. ¹³⁶ соответственно. Специалисты прогнозируют, что после подписания договора о создании Таможенного союза между Россией и Казахстаном объем может значительно вырасти к 2015 г., несмотря на имеющуюся в 2009–2010 гг. динамику снижения на фоне мирового экономического кризиса.

Анализ информации Агентства Республики Казахстан по статистике показал, что за январь – июнь 2013 г. внешнеторговый оборот Республики Казахстан со странами Таможенного союза составил 12,1 млрд долл. США (рост к январю – июню 2012 г. – на 9,7 %), экспорт – 3,2 млрд долл. США (рост – на 2,9 %), импорт – 8,9 млрд долл. США (рост – на 12,3 %).

Первое место в товарообороте Республики Казахстан занимает Россия (11,8 млрд долл. США), увеличив товарооборот на 10,2 % к уровню прошлого года, а ее доля составила 18,5 %. В товарообороте двух стран преимущество принадлежит поставкам из России, которые в 2,7 раза превышают объем встречных поставок. Экспорт в Россию составил 3,2 млрд долл. США (рост к январю – июню 2012 г. – на 3,2 %), импорт из России – 8,6 млрд долл. США (рост – на 13 %). Торговый баланс для Казахстана сложился отрицательный и составил 5,4 млрд долл. США.

Второе место во внешних связях Республики Казахстан занял Китай (10,3 млрд долл. США). Его доля во внешнеторговом обороте за январь – июнь 2013 г. составила 16,2 %. Объем товарооборота между двумя странами за отчетный период увеличился на 5,6 %¹³⁷.

Создание Таможенного союза расширяет формат сотрудничества между Китаем и странами Таможенного союза, являющимися и стратегическими партнерами, и участниками ШОС. Китай в настоящее время является основным торговым партнером Таможенного союза РК, РБ, РФ в целом. На долю Китая в 2011 г. приходилось 11,8 % товарооборота стран ТС¹³⁸.

Негативным аспектом экономического сотрудничества России со странами Центрально-Азиатского региона является ее «сырьевая основа» по схеме «сырье на сырье». Данный факт, по сути, стал отражением унаследованной от бывшего СССР взаимозависимости (в том числе структурной, технологической) тех или иных секторов национальных экономик вышеуказанных стран, и особенно это касается сферы энергетики. Несмотря на это, а также на то, что экспорт Российской Федерации в регион содержит большую долю готовой продукции, чем импорт России из региона, все это не меняет общей картины сырьевой ориентации экономических систем Российской Федерации и государств Центральной Азии.

В этих условиях Шанхайская организация сотрудничества пока не играет принципиально важной роли в экономической политике России. Вероятно, о повышении значения Организации можно будет говорить лишь со временем и только лишь в случае принципиального пересмотра Российской Федерацией подходов к реформированию своей экономики: за счет форсированного перевода ее на инновационно-промышленный путь развития и формирования эффективного экономического блока на постсоветском пространстве, в первую очередь со странами Центральной Азии.

Кроме того, в российско-центрально-азиатских отношениях следует учитывать укрепление в последние годы влияния исламского фактора в регионе, причем его радикального течения – «салафизма»¹³⁹. Это особенно проявилось в Таджикистане в 2009–2010 гг., где течение получило наибольшее развитие и практически приобрело широкое хождение, в частности среди бедного и менее социально-защищенного населения страны.

С учетом этого «для России в Центрально-Азиатском регионе самым опасным сценарием развития событий могут стать дестабилизация и развал существующих светских режимов, приход к власти религиозных экстремистов, возникновение межгосударственных конфликтов»¹⁴⁰.

31 декабря 2013 г. Акобир Хамроев в статье «Таджикистан превращается в центр религиозного экстремизма в Центральной Азии» пишет, что после 5 лет с момента запрета в Таджикистане деятельности «Салафия», вызванного необходимостью защиты конституционного строя и предотвращения разжигания межконфессиональной розни, это не дало ощутимых результатов. Поначалу предпринимались активные действия по противодействию «салафизму». Были запрещены ввоз и распространение религиозной литературы и других материалов, которые пропагандируют идеи течения.

Текущая ситуация в стране, связанная с течением «Салафия», свидетельствует о том, что в работе таджикских властей и правоохранительных органов в данном направлении допускаются существенные недоработки и упущения. Более того, наблюдается связка государства и экстремистского течения в борьбе за власть и умы людей. Этим и объясняется заигрывание властей с представителями течения «Салафия». Это не что иное, как попытка превратить «салафитов» в сторонников в борьбе против активистов бывшей «Объединенной таджикской оппозиции» и «Партии исламского возрождения Таджикистана»¹⁴¹.

С учетом этого для обеспечения интересов национальной безопасности России представляется необходимым всестороннее и эффективное задействование потенциала государств – членов Шанхайской организации сотрудничества, и прежде всего Китая, для противодействия дальнейшему распространению влияния радикальных течений ислама на территории стран Центральной Азии и препятствования его проникновению в Россию.

На протяжении более 100 лет Центральная Азия, являвшаяся составной частью сначала Российской империи, а затем Советского Союза, рассматривалась Китаем лишь в контексте общего комплекса китайско-российских и китайско-советских отношений. После распада СССР значение центрально-азиатского пространства во внешней политике КНР поступательно увеличивалось.

По мнению ведущих политологов, новая и новейшая история КНР является примером планомерного воплощения в жизнь проекта «Великий Китай», разработанного Мао Цзэдуном еще в 1959 г. и направленного на возврат ему роли глобальной державы (в начале XIX в. Китай производил треть мирового ВВП). Соответствуя стратагемности и символичности китайского национального мышления, данный план устанавливает четкие временные рамки для поступательного движения государства к этому статусу. Согласно ему:

– 1959–1979 гг. считаются эпохой правления Мао Цзэдуна, девизом которой являлись слова «Освобождение и возрождение»;

– 1979–1989 гг. – это время правления Дэн Сяопина под лозунгом «Модернизация и наращивание» (в ходе которого КНР «расчетливо затаившись», создавала благоприятные внешние условия для ускоренного внутреннего развития);

– 1989–2009 гг. – этап руководства Цзян Цзэминя под кодовым обозначением «Стабилизация и выравнивание» (именно в этот период власти страны объявили о новой модели поведения за рубежом – «бизнесе без границ»); связан с осмыслением Китаем новых реалий в Центральной Азии и вокруг нее, установлением дипломатических отношений со странами региона, формированием атмосферы доверия и договорно-правовой базы, особенно в контексте решения проблем, унаследованных от китайско-советского периода;

– 2009–2019 гг. – время четвертого и пятого поколений вождей Китая, девизом которых стали слова «Величие и достоинство». Данный этап характеризуется значительным ростом активности и наступательности внешнеполитической и экономической политики КНР практически по всем направлениям сотрудничества с целью не допустить развития ситуации в регионе в невыгодном для Пекина плане¹⁴².