Текст книги "Шанхайская организация сотрудничества в региональной системе безопасности (политико-правовой аспект). Монография"

Несмотря на внешний монолитный вид, эксперты отмечают ряд вопросов, по которым наблюдаются противоречия в политике членов Шанхайской организации сотрудничества, самый серьезный из которых касается расхождения политических и экономических интересов РФ и КНР. Китай, рассматривая страны ШОС как перспективный рынок сбыта, считает, что приоритеты Организации как между антитеррористической и экономической деятельностью должны делиться поровну, а в перспективе экономическая стратегия может занять главное место в деятельности Организации⁹¹.

Россия, напротив, настаивает на сохранении традиционной активности Шанхайской организации сотрудничества в области борьбы с проявлениями «трех зол» (по терминологии ШОС): терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом и, опасаясь установления экономической гегемонии КНР в постсоветской Азии, предпринимает усилия для того, чтобы сдерживать предложения Пекина по интенсификации экономического сотрудничества в рамках ШОС. Впрочем, КНР может быть не заинтересована в наращивании военной, антитеррористической составляющей в отличие от России и стран Центральной Азии, поскольку Китай в основном решил проблему (уйгурского) терроризма⁹².

Кроме того, Китай во внешней политике на первый план ставит исторические территориальные проблемы, выходящие за рамки Шанхайской организации сотрудничества, – объединение с Тайванем, для чего ему необходимо достичь соглашения о невмешательстве со стороны США.

Россия стремится к более тесной интеграции на основе делегирования части суверенитета государств региона наднациональным органам (ОДКБ, ЕврАзЭС), Китай же не намерен делить суверенитет ни с кем другим. Москва рассматривает экономическую интеграцию в зоне Шанхайской организации сотрудничества как более отдаленную цель, тогда как в настоящее время речь может идти только об отдельных субрегиональных интеграционных проектах между двумя или тремя странами с сопоставимыми экономиками. Пекин же настаивает на создании единого интеграционного пространства в рамках ШОС уже в ближайшее время⁹³. Естественно, снятие торговых барьеров между государствами Шанхайской организации сотрудничества создаст благоприятные условия для резкого увеличения предложения китайских товаров и откроет перед Центральной Азией нерадужную перспективу стать придатком китайской экономики⁹⁴.

По мнению российского исследователя А. Ю. Баранова, «американские эксперты уповают на то, что Пекин, идя на контакт с Россией, в первую очередь стремится разыграть в своих целях «российскую карту», но не заинтересован в расширении российского политического влияния в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). Но ежегодные встречи глав государств ШОС и двусторонние контакты на высшем уровне демонстрируют стремление и российской, и китайской стороны к взаимодействию в ряде ключевых сфер в политике и экономике в АТР и за его пределами»⁹⁵.

Среди прочих стран региона Средней Азии Монголия стала первой страной, которая получила статус страны-наблюдателя на саммите в Ташкенте (2004 г.). Пакистан, Индия и Иран получили статус наблюдателей в следующем году на саммите в Астане.

Откладывая расширение Организации на неопределенный срок, государства – члены Шанхайской организации сотрудничества опасаются попыток «размыва» организации и, как результат, уменьшения ее «веса» в мировом сообществе. Во-вторых, вхождение в Шанхайскую организацию сотрудничества Индии и Пакистана может снизить эффективность ее работы, поскольку внешнеполитические интересы этих стран существенно расходятся. В-третьих, вступление Ирана на фоне обострения ситуации вокруг иранской ядерной программы может позиционировать Шанхайскую организацию сотрудничества как блоковое объединение и стать причиной ухудшения отношений с Европой и США, сотрудничеством с которыми дорожат Индия и Китай.⁹⁶

На серии встреч в феврале 2006 г. с китайскими чиновниками и журналистами президент Пакистана Первез Мушарраф привел доводы готовности Пакистана к присоединению к Организации как полноправного участника. Руководители Китая и Узбекистана изъявили намерение поспособствовать этому, однако с 2005 г. Пакистан все еще остается лишь государством-наблюдателем⁹⁷. Тем не менее отказ в «повышении статуса» не явился препятствием для сотрудничества этой страны с остальными участниками Шанхайской организации сотрудничества.

Пакистан подписал соглашение об экстрадиции террористов с Узбекистаном, активно сотрудничал в Контактной группе ШОС, Афганистан проводит активную идеологическую и военную борьбу с Аль-Каидой и Талибаном и т. д. В плане экономики с помощью ШОС страна укрепляет свои позиции традиционного экспортера текстиля, обуви, риса, качественного медицинского оборудования, а также импортера тонковолокнистого хлопка и энергоресурсов (по производству энергии Пакистан занимает одно из последних мест в мире)⁹⁸.

Некоторые государства Шанхайской организации сотрудничества одобряют возможность присоединения к Организации Индии. Так, например, Россия, установившая тесное экономическое сотрудничество с данной страной, в свою очередь неоднократно заявляла, что согласна на присоединение Пакистана (поддерживаемого в этом Китаем), только если одновременно с ним к Организации присоединится Индия⁹⁹.

Несмотря на свое лидирующее положение в регионе, Индия в силу ряда объективных причин сталкивается с трудностями в продвижении проектов южно-азиатского регионального сотрудничества. К ним относятся: индо-пакистанские противоречия и специфика отношений Индии как лидера южноазиатской региональной системы с государствами региона, которые, стремясь избежать односторонней зависимости от Индии, не готовы к полномасштабной интеграции.

В связи с этим регион Центральной Азии, наряду с Юго-Восточной Азией, представляется естественным направлением внешнеполитической активности, где Индия могла бы существенно расширить свое присутствие. Существуют два доктринальных положения в основе стратегического восприятия Центральной Азии индийским руководством.

Первое связано с продолжением доктрины Ганди в Центрально-Азиатском регионе. Доктрина была сформулирована в 1983 г. в связи с конфликтом на Шри-Ланке. Ее суть заключался в том, что Индия не будет вмешиваться в конфликты с участием соседних государств, однако не будет мириться с вмешательством в дела третьих стран, если это будет угрожать интересам Индии. Эта установка стала актуальной в контексте ситуации в Афганистане и Пакистане, когда поддержка талибов со стороны Пакистана, по сути, имела дестабилизирующий эффект и для отношений Индии со странами Центральной Азии.

Второе доктринальное положение связано с позицией индийского премьер-министра Гуджрала: Индия как доминирующая региональная держава должна в одностороннем порядке создавать благоприятные условия для развития экономических отношений с соседями, при этом необязательно рассчитывая на встречные шаги в том же объеме.

В конце 1990-х гг. премьер-министр Гуджрал назвал страны Центральной Азии «ближайшим зарубежьем»¹⁰⁰ Индии, определил в качестве основных индийских экономических интересов в этом регионе и энергетическое сотрудничество.

Дальнейшее развитие этого подхода было связано с провозглашенном летом 2012 г. политикой «установления взаимосвязей с Центральной Азией» (Connect Central Asia). В выступлении, посвященном диалогу Индии и Центральной Азии, в Бишкеке 12–13 июня 2012 г. министр иностранных дел Индии Шри Е. Ахамед ¹⁰¹ отметил несколько ключевых направлений взаимодействия, которые должны интенсифицировать связи Индии и центрально-азиатских государств. К их числу он отнес политические и стратегические связи, включая совместные программы военной подготовки и антитеррористические мероприятия, многостороннее сотрудничество в рамках ШОС и взаимодействие Индии с Таможенным союзом, партнерство в разработке энергетических и иных природных ресурсов, инициативы в области образования и информационно-телекоммуникационных технологий, придание нового импульса проекту транспортного коридора «Север – Юг».

С одной стороны, такой подход в значительной степени соответствует американской стратегии формирования Центральной Азии, экономически переориентированной на Южную Азию, и в первую очередь Индию. С другой стороны, Индия всячески подчеркивает свой более толерантный, чем американский, подход к вопросу демократизации существующих в странах региона политических режимов. При этом Центральная Азия представляется как регион нового стратегического соседства для Индии, а сама Индия – как игрок, способный сыграть конструктивную роль не только в Центральной Азии, но и в рамках ШОС.

В то же время Шанхайская организация сотрудничества, несмотря на признание ее важности для противодействия новым угрозам, пока рассматривается скорее как вторичный инструмент взаимодействия Индии со странами Центральной Азии, Китаем и Россией, в то время как приоритет отдается двусторонним проектам (например, с Казахстаном, Таджикистаном и Кыргызстаном). Осторожное отношение Индии к ШОС объясняется также неопределенностью направления дальнейшей эволюции организации и характера отношений между ее членами.

Неблагоприятным для Индии исследователи полагают сценарий, при котором в Шанхайской организации сотрудничества будет доминировать Китай, а Россия будет взаимодействовать с ним на дружественной, но соподчиненной основе.

Накануне саммита глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества в Бишкеке, который проходил 13 сентября 2013 г., уже звучали заявления о том, что к шести странам-основателям (Россия, Китай и четыре среднеазиатские республики) могут присоединиться и страны, уже долгие годы бывшие наблюдателями. Говорили о постоянном членстве Ирана (и даже о том, что Тегеран не прочь присоединиться к таможенной зоне Евразийского союза), а бывший генсек пакистанского МИДа Акрам Заки даже заявил, что Китай и Россия одобрили вступление в ШОС четырех государств: Индии, Пакистана, Афганистана и Монголии. Однако на самом саммите решение о переводе наблюдателей в члены не было принято.

В преддверии саммита Шанхайской организации сотрудничества, который состоится в Китае, руководство России сделало важное заявление, которое может серьезно отразиться на ситуации в Южной Азии, а возможно – и Персидском заливе. «ШОС обязательно будет расширяться, возможно – за счет Индии и Пакистана, – заявил глава МИД РФ Сергей Лавров в интервью китайскому агентству "Синьхуа". – Очевидно, что эффективно противодействовать угрозам региональной безопасности можно только сообща, коллективными усилиями. В этом контексте не видим альтернативы расширению ШОС, интерес к которой в нашем регионе и за его пределами неуклонно растет»¹⁰².

Как отмечает профессор Института востоковедения РАН Н. М. Мамедова, проблема участия Ирана в Шанхайской организации сотрудничества во многом сопряжена с проблемой ядерного вооружения государства и взаимоотношениями ШОС с США. Для государств Шанхайской организации Иран не представляет какой-либо угрозы, куда большую обеспокоенность государств-участников вызывает ядерная программа КНДР. К тому же Иран привлекает Шанхайскую организацию сотрудничества как важный транспортный узел и ведущий экспортер энергоресурсов¹⁰³.

Некоторые противоречия стран – участниц Шанхайской организации сотрудничества и Ирана лежат в сфере территориальных споров. В частности, по-прежнему не решен вопрос о разделе акватории Каспийского моря. В то время как Иран соглашается на часть не менее чем 20 %, Россия, Казахстан и Азербайджан подписали Соглашение «О точке пересечения линий раздела сопредельных участков дна Каспийского моря», согласно которому по линии раздела по обычной срединной линии Иран получит менее 14 %, Россия, Азербайджан и Туркмения – почти 20 %, а Казахстан – 29 %¹⁰⁴.

Белоруссия также подала заявку на статус страны-наблюдателя, однако получила отказ по той причине, что «не является азиатской страной». 16 июня 2009 г., по завершении саммита стран – участниц ШОС в Екатеринбурге, было принято решение предоставить не применявшийся ранее в практике организации статус «партнера по диалогу» двум странам: Шри-Ланке и Белоруссии¹⁰⁵. Подводя итог, сделаем вывод о том, что особенность ШОС заключается в том, что она в статусном отношении не является ни военным блоком, как НАТО, ни открытым регулярным совещанием по безопасности, как АРФ АСЕАН, занимая промежуточную позицию¹⁰⁶.

Главными задачами организации являются укрепление стабильности и безопасности на широком пространстве, объединяющем государства-участники, борьба с терроризмом, сепаратизмом, экстремизмом, наркотрафиком, развитие экономического сотрудничества, энергетического партнерства, научного и культурного взаимодействия.

Таким образом, странами – участницами Шанхайской организации сотрудничества в настоящее время являются КНР, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан, Узбекистан; государства-наблюдатели – Индия, Иран, Монголия, Пакистан; статус партнера по диалогу получили Белоруссия и Шри-Ланка; страны и объединения, получавшие приглашения на саммиты глав государств ШОС, – Афганистан, СНГ, АСЕАН. Официальные языки – русский и китайский. Одно из главных отличий Шанхайской организации сотрудничества от других региональных образований на территории бывшего СССР состоит в том, что помимо стран СНГ в нее входит Китай.

На настоящий момент можно констатировать, что Шанхайская организация сотрудничества утвердилась как международная организация, с мнением которой вынуждены считаться в мире. Организация пользуется авторитетом у влиятельных международных организаций. ШОС подписаны меморандумы о взаимопонимании с секретариатами СНГ, АСЕАН, ЕврАзЭС, ОИК, а при Генеральной Ассамблее ООН Организация имеет статус наблюдателя. Созданные международные правовые основы потенциально позволяют Шанхайской организации сотрудничества играть все более заметную роль в решении мировых проблем. Подтверждением этому являются намерения ряда стран мира, таких как Индия, Иран, Пакистан, Монголия, стать постоянными членами данной Организации, которые в настоящее время имеют статус наблюдателей.

В настоящее время идет достаточно непростой процесс определения условий для принятия новых членов Шанхайской организации сотрудничества с учетом существующих разноплановых интересов у постоянных членов Организации к тем или иным странам, развития международной обстановки, наличия межгосударственных противоречий между странами-наблюдателями. В ходе прошедшего 10–11 июня 2010 г. саммита Шанхайской организации сотрудничества в Ташкенте принято решение об утверждении Положения о приеме новых членов Шанхайской организации сотрудничества. Несмотря на то, что данный документ имеет рамочную конструкцию, тем не менее его принятие позволяет определить статус кандидата в постоянные члены Организации. При этом отмечено, что страны, которые подвергаются санкциям ООН, не могут стать членами ШОС. С принятием этого документа фактически создан правовой коридор для вступления новых членов. Кроме того, в процессе ташкентского саммита статус партнеров по диалогу получили Республика Беларусь и Шри-Ланка, что позволяет их представителям участвовать в официальных мероприятиях Шанхайской организации сотрудничества.

На состоявшемся в сентябре 2013 г. саммите Шанхайской организации сотрудничества, на котором присутствовали зам. Генсека ООН, руководители ОДКБ, Исполкома СНГ, ЕврАзЭс, было отмечено, что в период встреч дается оценка обстановки в регионе, представляются и координируются позиции государств по широкому кругу вопросов, процессам, происходящим в международной жизни, утверждаются обязательные к исполнению государствами – членами Организации решения¹⁰⁷. Тем самым можно констатировать, что в Организации продолжается процесс нормативно-правового оформления деятельности и создания институтов управления.

Глава 2
РОЛЬ ШАНХАЙСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ СОТРУДНИЧЕСТВА В РЕГИОНАЛЬНОЙ СИСТЕМЕ БЕЗОПАСНОСТИ ГОСУДАРСТВ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

2.1. Особенности региональной системы безопасности центрально-азиатских государств

Анализируя национальную безопасность стран Центральной Азии, необходимо определиться с пониманием термина «национальная безопасность» в целом. Несмотря на разнообразие подходов в трактовках данного понятия, наиболее оптимальным видится мнение А. А. Прохожева, из которого следует, что под термином «национальная безопасность» следует понимать «чрезвычайно сложную многоуровневую функциональную систему, в которой непрерывно происходят процессы взаимодействия и противоборства жизненно важных интересов личности, общества, государства с угрозами этим интересам, как внутренними, так и внешними. При этом взаимодействии и противоборстве интересы и угрозы постоянно испытывают воздействие со стороны других элементов системы национальной безопасности: факторов внутренней и внешней окружающей среды и действий управляющей системы. В качестве целевой функции этой системы выступает степень защищенности данных интересов от угроз»¹⁰⁸.

В Указе Президента РФ от 12 мая 2009 г. № 537 дается определение национальной безопасности «Национальная безопасность – состояние защищенности личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз, которое позволяет обеспечить конституционные права, свободы, достойные качество и уровень жизни граждан, суверенитет, территориальную целостность и устойчивое развитие Российской Федерации, оборону и безопасность государства»¹⁰⁹.

Оценивая содержание уровня обеспечения национальной безопасности в странах Центральной Азии на современном этапе, можно отметить, что формирование концептуальных подходов к вопросам обеспечения хотя и находится в зависимости от стратегических интересов государств, но практически схоже для большинства из них. При этом отмечается разница в потенциальных возможностях, способствующих обеспечению национальной безопасности, а также в оценке характера угроз как на мировом, так и региональном уровне.

В целях понимания особенностей формирования системы национальной безопасности стран Центральной Азии можно выделить основные характеристики внутренних и внешних угроз безопасности государствам региона. В международном аспекте наиболее существенным является развивающийся процесс формирования нового мирового порядка и новой геополитической конфигурации; а также происходящий передел сфер влияния и возрастание конкуренции мировых центров силы, прежде всего США и Китая. В региональном аспекте нужно отметить следующее.

Во-первых, перманентно развивающаяся кризисная социально-политическая и социально-экономическая ситуация, связанная с осознанием частью населения и деструктивными силами того факта, что неконституционным путем и с помощью силового давления можно добиться доступа к государственной власти (переворот в Киргизии – насильственная смена власти в Киргизии в апреле 2010 г.; Тюльпановая революция – насильственная смена власти в Киргизии в марте 2005 г.).

Во-вторых, рост влияния радикальных течений ислама, прежде всего салафизма¹¹⁰, и сохранение высокого уровня террористической опасности со стороны международных и экстремистских организаций, действующих на территории Центральной Азии и Афганистана.

В-третьих, использование территории стран Центрально-Азиатского региона для распространения и транспортировки наркотических веществ из Афганистана.

В-четвертых, сохранение межэтнических проблем, обусловленных несоответствием существующих границ реальному национально-территориальному размещению этносов, а также наличием значительных по численности этнических диаспор преимущественно в приграничных районах сопредельных республик.

В-пятых, существующая клановая борьба за власть между различными политическими силами, имеющая потенциал перерастания в вооруженный конфликт внутри республик.

Вновь образованные в регионе страны на волне «парада суверенитетов» стремились стать независимыми, в том числе и от России, развивать отношения с другими мировыми державами. В течение короткого времени им удалось установить дипломатические отношения практически со всеми странами в мире, стать членами ООН, других международных организаций, вступить с ними в сложные торгово-экономические и социально-культурные связи. Одновременно процессы, проходившие внутри стран Центрально-Азиатского региона, не отличались особой положительной динамикой и свидетельствовали о нарастании межгосударственных противоречий и сложностей, перераставших порой в открытое противостояние с использованием элементов экономической блокады.

Причины этих негативных процессов во многом были обусловлены развалом системы межреспубликанских и межотраслевых связей, действовавших в народно-хозяйственном комплексе СССР и регулируемых государством. Возникшие в 90-х гг. прошлого столетия проблемы продемонстрировали отсутствие альтернативных «советским» механизмов, способных решать комплексно как внутрирегиональные, так и внешнеполитические проблемы, которых с каждым годом независимости становилось все больше. Постепенно часть из них трансформировалась в межгосударственные. Так, например, на участках границ Узбекистана, Таджикистана, Кыргызстана и Казахстана, которые не были демаркированы и не получили характер международно признанных, возникли и не утихают пограничные споры и конфликты.

Также наличие параллельных Шанхайской организации сотрудничества структур, таких как Организация Договора о коллективной безопасности, Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии, несет в себе определенную противоречивость, заключающуюся в том, что эти договоры включают военный компонент и целый комплекс соответствующих обязательств. Взятые одними и теми же государствами обязательства в рамках разных договоров приводят к тому, что порой эти обязательства противоречат друг другу, что представляет серьезную проблему для их решения¹¹¹.

В настоящее время в Центральной Азии пересекаются интересы крупных региональных – Россия, Китай, Индия, Иран, Турция – и внерегиональных держав, оказывающих влияние на проблемы обеспечения безопасности. Соответственно и организации, занимающиеся их решением, подвергаются определенному риску появления параллелизма в деятельности, прежде всего в связи с нечетким разграничением полномочий и сфер ответственности между действующими в Центральной Азии структурами. Так, например, борьба с терроризмом, экстремизмом и наркотрафиком стоит в повестке дня и Шанхайской организации сотрудничества, и СНГ, и Организации Договора о коллективной безопасности, и НАТО, и даже ОБСЕ.

Очевидно, что вопрос обеспечения безопасности на постсоветском пространстве в Центральной Азии остро встал сразу после распада союзного государства и разрушения единой системы обороны. Ни одно из возникших новых государств не оказалось способным эффективно обеспечить свою национальную безопасность только на односторонней основе. Сложным и болезненным для всех стран стал разрыв материально-технического сотрудничества в рамках ранее единого военно-промышленного комплекса.

Кроме того, несмотря на богатые природные ресурсы, страны Центральной Азии оказались в замкнутом транспортном пространстве с ограниченными выходами на мировые рынки и слабой коммуникационной составляющей. Данную ситуацию осложнило отсутствие квалифицированного персонала и увеличивающийся кадровый дефицит, особенно усилившийся в результате миграции русскоязычного населения.

Все эти факторы, сопровождаемые «провалами в экономике большинства центрально-азиатских государств, являются причинами роста социального недовольства, массовой безработицы, обнищания общества, бесконечных споров о водо– и землепользовании между странами, отсутствия скорых решений по выправлению положения, обострения борьбы за передел собственности, возрастающей активности террористических организаций и наркодельцов»¹¹², что нашло отражение в формировании угроз национальной безопасности региона.

В этих условиях ключевыми аспектами в обеспечении национальной безопасности стран Центральной Азии стали задачи сохранения мира и стабильности, борьба с терроризмом и незаконным наркооборотом, религиозным экстремизмом, что послужило основанием для использования данной ситуации, прежде всего западными государствами, предлагавшими свои услуги в обеспечении безопасности.

После 11 сентября 2001 г. борьба ведущих держав за влияние на Центральную Азию получила новый импульс и приобрела глобальный характер. Регион оказался на пересечении геополитических интересов, прежде всего США и России. При этом у каждой из сторон на это имелись свои военно-политические и экономические цели. Наряду с ними на роль ключевого «игрока» в Центрально-Азиатском регионе выдвинулся Китай, ведущий собственную игру на противоречиях между ведущими державами.

Ближайшая перспектива, возможно, проявит, как развернется «большая игра» между геополитическими центрами силы за влияние в Центрально-Азиатском регионе, и, более того, в этой «игре» можно выделить и несколько вполне очевидных направлений развития.

Первое – касается изменения характера взаимоотношений в треугольнике Россия – Китай – Запад (точнее – США). Характер этих взаимоотношений стал как более прагматичным, так и более жестким. И хотя о прямой конфронтации не идет речь, однако вполне очевидно, что ни в ближайшей, ни в среднесрочной перспективе не удастся достичь консенсуса. Во многом это результат краха проекта «российско-американской дружбы». Сегодня совершенно ясно, что стремление России играть более значимую роль на мировой арене, да и на постсоветском пространстве ее западными «союзниками» не приветствуется. И в качестве сильного и самостоятельного политического игрока видеть Россию никто не желает. Запад старается сделать все, чтобы не допустить восстановления ее влияния в традиционных регионах доминирования: на Кавказе, в Центральной Азии и в целом в СНГ. В России это осознается, а потому вполне возможен асимметричный ответ.

Второе направление связано с присутствием в регионе США (причем речь в данном случае идет обо всех аспектах этого присутствия – экономическом, политическом, гуманитарном и военном). Насколько долго оно продлится и каким образом может сказаться на региональной безопасности, определить в рамках современных реалий трудно. Но то, что присутствие США стало постоянно действующим фактором в геополитическом раскладе в регионе, очевидно.

Третье направление определено изменением отношения к Китаю. Сегодня Китай больше не рассматривается как источник потенциальных угроз. Более того, он перешел в категорию желательного внешнеполитического и внешнеэкономического партнера и в плане обеспечения региональной безопасности среднеазиатскими государствами порой рассматривается как вполне реальная и убедительная альтернатива России и странам Запада.

Четвертое направление определяет позиционирование России как глобального игрока, претендующего на участие не только «в реализации международной повестки дня, но и в ее формировании». На сегодняшний день эта позиция является преобладающей, и можно ожидать, что таковой она останется и в среднесрочной перспективе.

Пятое – связано с нарастающей конкуренцией за доступ к энергоресурсам региона и направлением их транспортировки. Причем если раньше преимущественно говорилось о конкуренции между Россией и западными компаниями, о попытках последних создать своеобразный «санитарный кордон» вокруг России, то сегодня в нефтегазовую «игру» в регионе активно включился Китай.

Ожидать, что интересы Китая ослабнут, не приходится. Напротив, с учетом дефицита в энергоресурсах, они будут только нарастать. Отсюда, с одной стороны, усиление конкуренции между Китаем, Россией и Западом за доступ к энергоресурсам региона и их транспортировкой. С другой – неизбежное увеличение доли Китая в нефтегазовом секторе государств региона. А с третьей стороны – искушение использовать растущий интерес Китая к ресурсам региона в целях добиться определенных уступок со стороны России или западных компаний.

Шестое направление определяется спецификой взаимоотношений между Россией и Китаем в регионе. С одной стороны, тандем «Россия – Китай» сформировался довольно отчетливо. Более того, Россия и Китай заговорили о «стратегическом взаимодействии». Однако, с другой стороны, все отчетливее проявляется конкуренция между ними за доступ к ресурсам региона. Хотя Китай пока держит паузу, не вступая в прямую конфронтацию с США и поддерживая у России иллюзию о том, что в регионе роль «первой скрипки» отведена ей, в китайской прессе все чаще раздаются тревожные нотки по поводу усиливающегося присутствия российских компаний в нефтегазовом секторе государств Центральной Азии.

Аналогичную точку зрения, но уже по отношению к Китаю можно найти и в российской прессе. Во всяком случае, ряд российских экспертов вполне объективно ставят вопрос о том, что усиление позиций Китая в Центральной Азии не в национальных интересах России.

Как отмечает А. Князев (координатор региональных программ Центра изучения Центральной Азии Института востоковедения РАН), в американских аналитических и политических кругах много лет существует проект «большой Центральной Азии», в рамках которого разрабатываются сценарии перекраивания данного региона ¹¹³. Так, киргизской части Ферганской долины в этих сценариях уготована судьба Косово как анклава, где будут сосредоточены криминал, наркотики и структуры терроризма. Через эти «ниточки» можно при необходимости воздействовать на страны региона. В Европе такую функцию выполняет Косово как европейский центр наркоторговли, торговли людьми, контрабанды оружия «под крышей американской авиабазы Бондстил», т. е. весь спектр криминального рынка. По его мнению, задача США в Центрально-Азиатском регионе состоит в том, чтобы установить «управляемый хаос». В результате чего на территории Киргизии будет тлеть вялотекущий конфликт, временами скрытый, эпизодический, временами принимающий открытый характер. Управлять им нетрудно, если проводить политику либо предоставления оружия и денежных вливаний, либо иные способы давления ¹¹⁴.

В настоящее время многое в современной политике определяется энергоресурсами. И конфликтное состояние – один из способов управления их потоками. Если регион находится в состоянии конфликта, вероятность добычи и вывоза энергоресурсов резко снижается, так как увеличиваются риски вкладывания инвестиций в трубопровод, который проходит через территорию воюющей или конфликтующей страны.

К чему это может привести в перспективе, особенно с учетом нарастающего дефицита Китая в углеродном сырье и желания России доминировать в сфере транспортировки углеродов из Центральной Азии, очевидно, комментировать нет смысла. Пока существует общая цель – сокращение степени влияния США в Центральной Азии, российско-китайский тандем работает, как работает и его основной механизм – ШОС. Но что будет и с тем и с другим, когда общая цель исчезнет, а Китай станет мощнее, пока остается под вопросом. В борьбе за влияние на Центральную Азию к главным «игрокам» также присоединились Турция, Иран, Индия, Япония, что создает новые и порой противоположные интересы, влияет на устойчивость развития региона и систему его безопасности.