Текст книги "Мои Каракумы. Записки гидростроителя"

На строительстве водовыпускного сооружения после забивки шпунта и бетонировки днища щитовой секции начались самые сложные работы по возведению стен и бычков.

В проект было заложено несколько технических решений, позволивших существенно сократить сроки работ. Бетонные элементы сооружения обильно «нашпигованы» металлическими прутьями-арматурой. Металл воспринимает все растягивающие напряжения в конструкциях. Армирование всех элементов сооружения, и особенно донных массивов, было предусмотрено из арматурных объемных «ферм», как они именовались в проекте. По таким мощным фермам могли свободно двигаться самосвалы с бетоном, достаточно было устроить настил-колею: это заменяло обычные металлические бетоновозные эстакады. А заготовка ферм на промзоне велась намного загодя.

Максимально использовались сборные железобетонные элементы. Обычно монолитные бетонные элементы готовят из бетонной смеси в деревянных коробах-опалубках. На щитовой секции вместо деревянной опалубки применялись плиты-оболочки с рабочей арматурой. Ими облицовывались разделительные бычки и устои. Из них по ярусам собирались огромные ящики-блоки уже с готовой арматурой. Сами оболочки служили опалубкой, когда блоки заливались бетоном. А для стен водобойного колодца шли специальные ребристые блоки, которые монтировались на месте. Сборными были и стенки лотка быстротока. Все сборные элементы можно было заготавливать заранее на специальной площадке.

Много времени и сил сэкономило нам применение в днище межблочной опалубки из мелкой металлической сетки. Сетка удобно опиралась на боковую поверхность объемных конструкций арматурных ферм.

Всё это вместе дало возможность за один год довести сооружение до готовности к пропуску весеннего паводка 1960 года.

Авторский надзор

Эти новшества и массу других текущих вопросов мы решали в самом тесном содружестве с авторами проекта из ашхабадского Гипроводхоза. Очень часто и подолгу приезжала к нам главный инженер проекта Ольга Степановна Лавроненко. Высокая, сухопарая, довольно миловидная дама, О.С. еще в военные годы прошла школу строительства подобного сооружения – Первого Тедженского водохранилища, расположенного в 17 километрах вверх по течению нашей реки Тедженки. В ней сочетался практический опыт строителя с глубокими теоретическими познаниями. Отсюда – феноменальная эрудиция и сокрушительная сила убеждения. С ней мы «разжевывали» все узкие места, все детали конструкций. На наши сотни вопросов у неё всегда был вразумительный ответ. Много раз она благословляла изменения и отступления от буквы проекта, но всегда с ясным и осмысленным обоснованием. Я и все мои товарищи считаем себя в полной мере учениками Ольги Степановны.

Она же очень помогла нам наладить лабораторный контроль качества бетона и плотности грунта в теле плотины. Возглавила лабораторию жена Савченкова, Элеонора Дмитриевна. Бетонными делами ведала Лида Улескова. Были там заняты еще две девушки.

Эти дружные женщины сумели поставить дело так, что слово лаборатории считалось законом для прораба. Мы с Савченковым всячески поддерживали их. При всей срочности работ никто не посмел бы начать бетонировку блока или намывать следующий ярус плотины не получив «добро» от лаборатории.

О. С. Лавроненко долгие годы возглавляла отдел гидротехнических сооружений Туркменгипроводхоза, стала лауреатом Ленинской премии за создание Каракумского канала.

С ней всегда приезжал кто-нибудь из сотрудников. Для нас было одно удовольствие иметь дело с Борисом Федосеевичем Дмитриенко, который тогда работал в группе О. С. Глубокие знания теории расчета элементов сооружения давали ему возможность в самых неожиданных обстоятельствах строительной текучки принимать единственно правильное решение. Нас подкупала в Борисе его простота и демократичность. На вид – щуплый белобрысый парень, чуть картавый. Он никогда не приезжал контролировать и консультировать. Немедленно влезал в прорабскую шкуру, выходил на смену «на полную катушку», лез во все закоулки.

Всегда говорил нам, что с удовольствием занимался бы непосредственно строительством, как в былое время.

Все эти качества в сочетании с глубокой порядочностью сделали Бориса лучшим товарищем нашей строительной братии. Рад, что добрые доверительные отношения мы пронесли через много лет, и мне всегда было легко решать море деловых проблем уже с главным инженером Туркменгипроводхоза Борисом Федосеевичем Дмитриенко. Глубоко жаль, что жизнь этого талантливого человека оборвал нелепый случай.

Десятки и десятки вопросов ежедневно вставали перед нами: Как разрезать блок? Как вибрировать массивный бетон? Можно ли выбросить вот этот арматурный стержень, так как он чему-то мешает? Как заполнить гидроизоляцией шпонки длиной 12 метров? Как производить обратную засыпку сооружения? А как – его замыв? Как закрепить закладные детали?

И так до бесконечности…

Вся лабораторная рать плюс авторский надзор и пес породы алабай. Крайняя слева Лида Улескова, третья слева Элеонора Савченкова, крайняя справа Эльда Доманина-Верная

Искали ответы сами, спрашивали у проектировщиков.

Вскоре на стройке появился постоянный представитель института, «авторский надзор» Эльда Сергеевна Доманина.

Нелегко было этой худенькой городской девушке освоиться в круговерти стройки. Но дела не дали расслабиться, вопросов море, телефон с Ашхабадом не умолкает: надо держать марку. Мы с ней быстро нашли общий деловой язык. Потихоньку к деловым отношениям добавились просто человеческие, а через год мы стали мужем и женой.

Контроль в действии. Стоят справа налево: авторский надзор Эльда Верная, главный инженер Туркменгидроводхоза Б. М. Дмитриенко, независимый наблюдатель Лавриненко, завлаб Элеонора Савченкова. Под ящик с пробами бетона заглядываю я – придётся поверить на слово

Мастера и прорабы

К осени 1959 года на всех участках сложились бригады и звенья, отлично показавшие себя в деле, выявились толковые бригадиры. Мы всеми силами старались, чтобы наши штатные мастера были именно мастерами своего дела, то есть могли не только рассказать о работе, но и своими руками показать.

Каюсь, есть у меня такой «пунктик»: рабочему стараюсь разъяснить не только, что надо сделать, но и зачем, и что будет, если сделать не так или плохо. Прекрасно отдаю себе отчет, что многое может «не дойти». Но, во-первых, постоянные рабочие становятся год от года все опытнее и понятливее, а, во-вторых, это порождает доверие к производителю работ, уверенность, что он ясно знает, что требует. Наконец, разжевывая детали, сам укрепляешься в решении.

Большой похвалой себе считаю услышанное за спиной слово пожилого туркмена-рабочего, с трудом владевшего русским: «Оп'тный!». Другого слова он найти не сумел, но понятно было, – доверяет.

В котловане на блоках бетонирования работы вел Акмурад Аннамурадов, наш всеобщий любимец. Маленький, щупленький Акмурад обладал удивительно светлой головой, обо всем имел свое твердое суждение и неукротимую жажду справедливости. Всякая работа ему удавалась. Он прекрасно ладил с рабочими, хотя все знали, что поблажки от него не жди, его не остановят никакие трудности. Бывало очень интересно

Белыми играет Акмурад, чёрными – ВолодяЩепотеин. Болельщик в усах – Иван Мартиросова

слушать его самобытные, «от сохи», суждения о людях и событиях, всегда очень меткие, а порой совершенно неожиданные.

Много лет спустя в Тахта-Базаре я встречал водхозовских работников, которые отлично его знали: после Тедженстроя-2 Акмурад работал там. Строил сооружения на оросительной сети, каналы рядом с остатками мостов Александра Македонского.

Все отзывались о нем с большой теплотой. К сожалению, Акмурад рано умер от тяжелой болезни сердца.

Внешне прямой противоположностью Акмурада был мастер арматурного цеха Сапар Айназаров. Весь округлый, румянец во всю щеку. Парень, что называется «кровь с молоком». Белозубая улыбка, весь само добродушие.

Но упаси бог завести его как следует, на что были великие мастера его первый друг Акмурад и Иван Мартиросов! Сапар бледнел, губы зло поджимались, глаза становились как щелки. В такой момент от него можно было ожидать любой выходки, как от разъяренного бычка на корриде. При всем его благодушном обличии Сапар был ужасно честолюбив, он горы мог своротить, только похвали его. И ворочал-таки. Вся довольно сложная арматура, каркасы армоферм и сборных элементов прошли через его руки. Сколько было импровизированных лекций в армотурном цехе, сколько совместных бдений над чертежами, сколько переделок в первое время, знаем только мы с ним! Сапар кипятился, обижался, злился до слёз, но дело все-таки освоил и стал выдавать со своими арматурщиками настоящие рекорды, чем сам страшно гордился.

В котловане и на сооружении посменно работали мастерами Николай Лапшин, Дурды Силиев и Дмитрий Романюк. Это бригада Дурды Силиева положила первый кубометр бетона в бетонную подготовку рисбермы на дне котлована.

Лапшин и Романюк тоже были очень непохожи друг на друга. Длинный сутулый флегматичный Николай двигался как в кадрах замедленного кино. А среднего роста шустрый крепыш Дима поспевал везде и всюду. Дима – потомственный гидростроитель, вырос на Тедженстрое-1, где его отец Александр Михайлович Романюк возглавлял строительство в сороковых годах. Заядлый охотник, Дима знал тедженстроевские окрестности как свои пять пальцев. Среди рабочих и шоферов, туркмен и русских он был как рыба в воде, имел массу друзей и знакомых среди местных жителей.

Позднее мы с Романюками, Димой и его женой Лидой, работали много лет в Ашхабаде в управлении Подземвод. Везде Романюк проявлял себя как незаурядный организатор, но везде мешал ему этот проклятый бич – вино. Оно и погубило его, Дима рано ушел из жизни.

Дима Романюк: есть над чем задуматься.

Как же изловчиться

заполнить пустоту под

плитой крепления откоса.?

А кажущаяся медлительность Николая Лапшина с годами вылилась в трудолюбивое упорство. Много лет Н. Лапшин руководил отделом Минсельстроя ТССР.

Виктор Шимко

Я уже говорил раньше, что доводилось встречать талантливых мастеров, виртуозов своего дела. Это и механики Долгов и Лавриненко, и бульдозеристы Бочевский с Петсоном, и слесарь Серафимовский, и электросварщик Степан, и экскаваторщик Жулин. Без сомнения, к таким мастерам можно отнести и плотника Шимко.

На бригадире плотников Викторе Шимко лежали все дела по опалубке и, вообще, плотничные работы. В его руках топор, казалось, терял свою тяжесть. Он подобрал бригаду таких же мастеров на все руки. Небольшого роста плотный мужичок, он не умел работать не торопясь. Так и вижу его стремительные движения, крупные градины пота на лбу, щелки глаз с набрякшими веками на курносом лице. В наши жаркие края привела Виктора болезнь почек, но я не припомню, чтобы он по болезни не вышел на работу. Это с ним мы разработали конструкцию инвентарных опалубочных щитов, а он их сделал так добротно, что щиты оборачивались многократно больше нормы.

Гасители энергии воды. Видны рассекатели воды и трамплины. Слева сооружается мост.

Справа видны стены водобоя из сборных блоков

Если наружные поверхности монолитных частей водовыпуска и сейчас имеют вполне приличный внешний вид, то в этом прямая заслуга золотых рук Виктора Шимко и его бригады.

Множество раз находил он выход из самых затруднительных положений. Когда бычки и устои щитовой секции поднялись выше 10 метров, встал вопрос: как устанавливать опалубку выше? Лестницы и даже стрелы наших кранов уже не доставали туда. Снаружи не подберешься: там идет намыв грунта. Мы уже примирились с мыслью, что придется строить леса на всю высоту.

А Виктор нашел выход: к выпускам арматуры прикрепил петли из толстой проволоки, в них вставил стропила через шестиметровый пролет, на стропилах закрепил настил. Получилась отличная подвесная рабочая площадка на 10-метровой высоте. Как все просто, надежно и быстро! Но надо же было такое смекнуть: в проекте этого нет и в институтах такому не учат!

И через двадцать лет встречал я Виктора на разных сооружениях Каракумского канала. Рядом работают два его сына, а сам он такой же шустрый непоседа. Только очень сильные очки и сутулая спина выдают его уже немалые годы.

Механизаторы

Немало отличных механизаторов трудилось на сооружении. Криволинейные поверхности бычков приходилось устраивать в деревянной опалубке. На монтаже работал давнишний мелиоратор экскаваторщик Николай Жулин. Его экскаватор, переоборудованный под кран, монтировал сборные железобетонные блоки, армокаркасы, подавал бетон бадьями, манипулировал шандорами при пропуске паводка. Был с ним такой неприятный случай: при подъёме тяжелого стенового блока лопнул строп. Произошло это на моих глазах. Сначала со страшной силой грохнулся об днище этот блок, а затем экскаватор откинулся назад и встал «на дыбы». Гусеницы встали почти вертикально, а стрела, внезапно освободившись от груза, откинулась назад с такой силой, что согнулась на заднем упоре, обогнула корпус экскаватора и концом уперлась в противовес сзади. К счастью, никого не зацепило, но наука нам была хорошая.

Первый ярус бычков

На другом кране работал Эсенов Артык, молодой парень с поврежденным позвоночником. Больно было смотреть на его неуклюжую горбатую фигуру. Но когда он садился за рычаги своего крана, словно подменяли человека: ловкий до риска, неутомимый в работе и безотказный мастер. Судьба дала ему к убогому телу могучее механическое продолжение. И владел он им великолепно!

Монтаж плит-оболочек второго яруса бычков

К середине лета бетонные работы велись на понуре и днище быстротока, и предстояло бетонировать днище водобойного колодца. Здесь уже была установлена арматура и опалубка на самых массивных блоках – по 1000 кубометров каждый, против прежних 200—300.

Бетонировка больших блоков предполагалась уже со вновь смонтированного завода с двумя мощными 500-литровыми смесителями. Завод практически был нами уже собран, при нем – полузаглубленный деревянный склад цемента, завезены гравий и цемент. Здесь механизирована подача всех составляющих, дозировка материалов автоматизирована, только кнопки нажимай, мечта, а не работа!

А пока мы выжимаем последние соки из крохотного старого бетонного узла на две 250-литровые бетономешалки с ручной подачей заполнителей.

Наконец в июле после нескольких попыток устойчиво пошел бетон с завода! Стали заливать первый большой блок в днище водобоя. Всё идет нормально, за 5—6 смен с блоком должны справиться.… Работа идет вторые сутки. Время обеденного перерыва. Я так выматываюсь в постоянной беготне при этой несусветной жаре, да еще при трехсменной работе, что вместо обеда просто валюсь и моментально отключаюсь. Сейчас меня никто не тронет, час можно спокойно поспать.

Не знаю, что меня разбудило, но вскочил, словно ошпаренный и сам не пойму, в чем дело, проспал, что ли? Нет, на часах 12.45. Повернулся к окну и… похолодел: прямо передо мной из-за соседнего коттеджа торчит двадцатиметровая махина башни бетонного завода вся объятая пламенем!

Я пулей вылетел прямо в окно (благо, наш коттедж одноэтажный) и помчался туда. Горело сразу всё: внизу – деревянный цементный склад, выше – сама четырехъярусная башня, обшитая досками и такая же обшивка наклонной галереи для транспортера. Полыхает пересушенное в 40-градусной жаре дерево. У подножия башни горит куча бумажных мешков из-под цемента. Пламя гудит почти без дыма, искры и пыль как в трубу тянет вверх. С пулеметным треском лопается шифер на кровле. Совершенно невозможно что-либо сделать с нашими «пожарными средствами», баграми и лопатами. А на высоте?

Первый вопрос: «Люди?». Кажется, все целы.

Вот уже загорелся домик нашей участковой конторы, где помещается и строительная лаборатория. Кое-что удается отвоевать здесь, а на заводе уже обнажился скелет металлического каркаса.

Не прошло и получаса, как на самом заводе сгорело всё, что могло гореть. Продолжали гореть лишь бревенчатые конструкции склада цемента. Кольцом стоит толпа народа, близко не подойдешь, жар нестерпимый. Наши все чумазые, истерзанные, но, кажется, никто серьёзно не пострадал.

Уже подкатили всевозможные водовозы, баки на тележках: поливаем горящий склад цемента, контору, остатки обшивки. С огнем справились, когда из Теджена за 60 километров подкатили пожарные. Но еще и на завтра дежурные то и дело заливали все новые и новые очаги.

Как загорелось, вопроса почти нет, Ясно: жара, бумажные мешки, неосторожная, если не преступно-намеренная сигарета, и вот результат.

Трудный выбор

Но что же теперь будет? Напряженнейший график, где увязаны и строительство водосброса и перекрытие реки и пропуск паводка будущего года, всё летит к чертовой бабушке! Если паводок придет при перекрытом русле и не готовом сбросе, будет прорыв, катастрофическая авария. Одно из двух: или русло в этом году не перекрывать и набор водохранилища отложить на год, или найти способ довести сооружение до такой готовности, чтобы через него можно было пропустить паводок. Признаться, после пожара последнее казалось фантастикой.

Тем не менее, не теряя времени организовали приготовление бетона на старом узле с маленькими бетономешалками– загрузка вручную, работа круглосуточно. Перерыв в бетонировании был не более нескольких часов. Страшно вспомнить с каким напряжением удалось нам за последующие трое суток работы одолеть-таки начатый блок.

Был такой эпизод.

Пришел на пересмену со второй на третью смены. Сначала всё шло нормально, но внезапно обрушился сильный ветер. При выгрузке заполнителей из скипа в бетономешалку ветер на лету подхватывал гравмассу с цементом и швырял в лицо мотористам. Им невозможно отойти от пультов управления и не за чем укрыться. Насилу уговорил ребят-даргинцев (была их смена), нашел защитные очки. Работу продолжили. Но тут ветер немного повернул, и их стало задувать цементной пылью из недавно сгоревшего и разрушенного цементного склада. Все бросили работу. Как я их ни уговаривал, как ни стыдил, как ни объяснял, что невозможно прекратить бетонировку такого блока, ничего не помогало! Я был просто в отчаянии. И так в душе живого места нет, а тут – на тебе!

Почти без надежды на успех, предлагаю: «За каждый час работы при ветре я обещаю заплатить в три раза больше того, что вы заработаете фактически!». Сверх всяких моих надежд это сработало. А может быть, дошло? Во всяком случае бетон вновь пошел, хотя пришлось, конечно, до утра не отходить от узла. Да, стройка – это суровое дело, невольно могут сложиться тяжелые, даже жестокие обстоятельства!

А у меня так и осталось неприятие к денежным посулам за срочные или тяжелые работы. Предпочитаю, чтобы рабочие, с которыми приходится иметь дело, были уверены, что я сделаю всё, чтобы оплатить их труд возможно щедрее. Но в острой ситуации вдохновлять людей рублем мне противно.

Тем временем мы по собственному разумению построили новый бетонный узел, хоть и временный, но с механизированной загрузкой ковшом экскаватора. Использовали обрыв речной террасы рядом с промзоной. Наверху установили четыре бетономешалки полукругом так, что экскаватор из неподвижной позиции доставал их по дуге вращения стрелы. В качестве инертных применили однородную гравийно-песчаную смесь без разделения на фракции. Ковш экскаватора переделали под объём одного замеса бетономешалки. Для цемента рядом соорудили навес.

Новый бетонный узел – альтернатива сгоревшему заводу

Ручная работа – только подносить цемент в мешках или носилками. Готовая бетонная смесь от бункеров-накопителей отвозится по нижней террасе.

Получилось довольно толково: вдвое меньше людей и в два раза больше выработка бетона. Сам узел мы соорудили буквально в считанные дни, как только подвезли бетономешалки. Появилась надежда, что бетонные работы не сорвем.

Конечно, руководство стройки и треста взяло на себя большой риск, когда поверило нам. Надо сказать, что темпы бетонных работ действительно не были заметно нарушены.

На крючке.

Суши сухари, Володька!

Но это было уже недели через три после пожара. А сразу после пожара было вот что: серьёзные товарищи «из органов» занялись расследованием. Искали причины и, конечно, виновных. По их логике виновным оказался я в единственном числе: начальник участка отвечает за пожарную безопасность. Не обеспечил, не предусмотрел и т. д. и т. п. События разворачивались стремительно: взяли с меня подписку о невыезде, следователь стал через 2—3 дня вызывать к себе в Теджен. Это при нашей-то горячке!

– Кто строил бетонный завод?

– Мы, наш участок.

– Сколько времени он проработал?

– Пробные пуски начали недели три назад, а в непрерывную работу запустили за два дня до пожара.

– Покажите акт ввода завода.

– Какой акт ввода? Это же наше подсобное предприятие, промзона. Мы сами же для себя и строили.

– Положено: кончили строить, надо сдать объект, ввести в эксплуатацию.

– Кому же сдавать, мы же сами и эксплуатируем.

– Это неважно, должен быть акт ввода. Иначе выходит, вы незаконно эксплуатировали не введенный объект. Вот первое ваше нарушение. Приходите послезавтра.

Ну, что тут скажешь. Сам себя без следователя загрыз. А срока не очень боюсь: хуже того ужаса, что я уже пережил, ничего, кажется, быть не может. И уж совсем не страшным представляется принудительный труд «там»: по сравнению с теперешней работой все равно будет курорт. Вот так заранее и примеряешься: суши, Володька, сухари!

Друзья познаются в беде

Вдруг, как отрезало. Прекратились вызовы к следователю, допросы, писания объяснений. Проходит неделя, другая, не трогают. Проходит еще время – обо мне забыли, будто ничего и не было. Слава богу, хоть от работы не отрывают. Хорошо, если отложили, успеем наладить дело путем.

И только потом рассказал мне Савченков вот что.

Были они с Малевичем на заседании бюро Марыйского обкома. Колижнюк докладывал о нашей стройке. В заключение первый секретарь обратился к присутствующим: «Повестка исчерпана. Больше нет вопросов?». И тут, по подсказке Савченкова, Семен Константинович попросил разобраться и, по возможности, прекратить уголовное дело против меня. Пояснил, очевидно, что я за преступник. Последовало всемилостивейшее «одобрям» сверху. Благо, все силовики вот они, здесь. Его правильно поняли: разобрались, прекратили. Мне, правда, об этом забыли сказать, но это, конечно, пустяки. И на том спасибо.

О поджигателях

Кстати, о пожарах и поджигателях. Я не даром упомянул о возможном преступном умысле. Одно время поселок и промзону охватила прямо-таки эпидемия пожаров: то сгорел дом, то быстро потушили возгорание в опалубочном цехе, то обнаружили какое-то запальное устройство на чердаке дизельной электростанции. Пожар уничтожил наш летний кинотеатр. Горели даже уличные деревянные сортиры. Местные шерлок холмсы так никого и не нашли, если не считать одного жалкого алкоголика, который стал разводить костерок у себя в комнате прямо на полу. Хорошо, вовремя пресекли.

Конечно, в условиях сухой жарищи всякая щепка превращается в порох, но меня не покидало ощущение, что беды эти нам несет чья-то недобрая рука. А там, кто его знает.

Степан

Когда мы спокойно присмотрелись к нашему пепелищу, то поняли, что можно попробовать восстановить завод. Тоненькая дощатая обшивка сгорела так стремительно, что сам металлический каркас и тяжелое оборудование остались практически невредимы. Главное, надо было восстановить наклонный транспортер с его опорной рамой. Необходимо было также заменить или отремонтировать кое-что из оборудования и заново восстановить электропитание. И, наконец, обшить здание теперь уже не досками, а шифером.

К концу лета завод был восстановлен вместе с цементным складом. Но и после этого мы при больших авралах гнали бетон параллельно: с завода и с бетонного узла.

Вспоминается такая встреча. Почти все работы по восстановлению завода были выполнены, оставалась только рама под транспортер – довольно сложная наклонная объемная конструкция. Поначалу просто не было подходящего металла, а потом никто не брался: больно мудрено.

И вот подходит как-то ко мне незнакомый мужик очень живописного вида: в брезентовой сварочной робе на голое тело и тяжеленных кирзовых ботинках на босу ногу. Чумазый, тощий. Ясное дело – запойный. Говорит, сварщик. Ну, на кой он сдался такой. Только чтобы отделаться, почти в шутку, сказал об этих злополучных фермах.

«Давай, мне все равно. Покажи, что надо». Я объяснил. Он сразу назвал сумму, немалую, но вполне терпимую. – «Ладно, говорю, это за мной, а сколько времени тебе надо?» – «Три дня. Когда скажу, дашь двух подсобников». Я рассмеялся, не поверил, конечно, но, что поделаешь, выбирать не приходится. «Договорились, а теперь на тебе „аванс“, иди пожуй чего-нибудь, а то электрод не удержишь» – и выгреб ему из кармана, что оказалось. Он деньги молча взял и ушел.

На следующий день появился, вид повеселее. Полазил, повымерял что-то, повозился со сварочным генератором, нарезал несколько кусков из уголка и… исчез.

«Ну, думаю, всё. И денежки мои плакали, и дело ни с места. Да еще острякам нашим дал такую пищу для подначек. Сколько же можно гореть на своей наивной доверчивости?»

Однако на следующий день он появился. На мои упреки невнятно огрызнулся и опять принялся возиться с какими-то рамочками. Что-то меряет, режет, приваривает, и все молчком. На вечер попросил подсобников. Ну, ладно, посмотрим.

И посмотрели! Вышел он часов в шесть вечера, когда жара немного спала. И начал ра-бо-та-ть!

Больше 40 лет я прожил в строительстве, но ни до и никогда после не видел я такого сварщика-виртуоза. Он отрегулировал сварочный агрегат так, что электрод буквально таял в его руках, как таяла бы тоненькая свечка, если бы ею упереться в раскаленную болванку. Оказывается, он все это время возился с изготовлением шаблонов – прямых, косых, разных. А теперь два человека только успевали по его команде подносить и укладывать в шаблон уголок за уголком да оттаскивать в штабель готовые плоские заготовки. Из них собирались объемные фермы. Качество шва великолепное!

Никого из посторонних не было, некому еще было полюбоваться на это чудо. А я стоял и счастливо смеялся, вот это да! Куда девался пропойца-оборванец, передо мной был великолепный мастер и его труд вызывал глубокое уважение.

Уже поздно ночью, когда он прекратил работу, мы поговорили по душам. История, в общем-то, заурядная: работал на литерном заводе, варил ёмкости под высокое давление. Классный дипломированный мастер. Но, увы, спился, и вот – понесло по свету.

Назавтра он кончил работу в срок и я тут же выложил ему обещанное.

Сколько я его ни уговаривал остаться, обещал устроить с жильем, одеть по-людски, подкормить, наконец, ничего не вышло. «Подведу я тебя, я себя знаю. Спасибо, что поверил». И ушел.

Одно помню, звали его Степан.