Текст книги "Мои Каракумы. Записки гидростроителя"

Зимой на 1957 год нас передали Марыйскому СМУ и мы еще раз перебазировались уже в район Захмета. Здесь распрощался я с Сашей Долговым. Начальником отряда стал Бойко, возрастом много старше нас.

Три с половиной года проработал я в песках на «земле», то есть на земляных работах. Какому-нибудь непосвященному снобу может это покажется каторгой. Чушь! Трудно физически? Да. Но я был молодой и здоровый и считаю, что получил закалку на всю жизнь. Неинтересно? Категорически не согласен! Каждый новый участок преподносил новые проблемы, надеюсь, это понятно из рассказанного. Но, главное, конечно, люди, огромное количество самых разных людей. На такую школу жизни грех жаловаться.

Но я мечтал работать на строительстве сложного гидротехнического сооружения. На мои просьбы всегда находилась отговорка, всегда были неотложные дела. Наконец, после очередного захода на начальство, в марте 1958 года мне вручили приказ о переводе на строительство гидроузла номер 4. Отходная совпала с 8 Марта, прощаться было грустно, добрых пожеланий было много.

Гидроузел №4 (1 очередь ККК)

На трассе Каракумского канала предусмотрено строительство гидроузлов различного назначения: головной водозабор, мосты на пересечениях с железной дорогой и шоссе, аварийные сбросы. Вот такой сброс, совмещенный с перегораживающим сооружением, и представлял собой Четвертый гидроузел. (К2).

К тому времени, когда я попал сюда, был только разработан котлован, установлен шпунт на сбросе и собран бетонный узел. Сооружение находилось в зоне крупных барханов и из-за огромных отвалов песчаного грунта вблизи стройплощадки вообще не было видно ни единого кустика или травинки, кругом голый песок.

Рядом с сооружением – площадка, по периметру которой установлено штук пятнадцать домиков-юрт, дощатый навес арматурного цеха, такой же склад и, наконец, юрта с пристройкой это контора.

Руководил стройкой Николай Савченков, парень моих лет. Уже тогда никто не называл его просто по имени, только Николой Григорьевич. У него уже был прорабский опыт работы на таком же сооружении, гидроузле №5. Рослый, крепко сбитый брюнет чуть цыганистого типа. Крупные черты продолговатого лица: большие темные глаза навыкате, толстые губы, волевой подбородок. Стрижка под машинку обнажает крепкий затылок и шею. От него так и веяло силой, волей, собранностью. При самых добрых отношениях никогда не позволял панибратства.

Он давно шагал по жизни с ясным желанием не размениваться на мелочи: был каким-то студенческим деятелем, вступил в партию, женился на первой красавице-однокурснице Элеоноре. На нас, молодую холостую братию, это производило особо «правильное» впечатление: его жена, мама годовалого Степашки, работала на нашем участке. Думаю, что она была едва ли не главным стимулом в становлении характера Николая: волевого, с хорошим честолюбием и колоссальной работоспособностью.

Принял меня Савченков по-деловому, довольно прохладно: «Вот тебе, Владимир Александрович, проект, вот график работ. Знакомься. Через два дня выйдешь на смену». Между прочим, это характерно для Савченкова: хотя почти с первого дня знакомства мы на «ты», он первый стал обращаться ко мне по отчеству. До этого все годы на Канале я был прорабом Володей. Да я, признаться, по молодости и не претендовал на большее.

Я сразу утонул в мелочах проекта: как можно разобраться в этом ворохе чертежей, таблиц, ведомостей? Ведь это первое сооружение в моей практике, неужели я всё позабыл на своей «земле»? Выручил график, детище рук Савченкова и его гордость. На стене на вертикальном листе миллиметровки размером в рост человека были расписаны все объекты, потребные материалы и сроки работ. Вот за это я и ухватился: выбрал первоочередные работы, разобрался в нужных чертежах, и за дело! Прошло немало времени, пока я смог мысленно разложить по своим местам и крупные узлы, и мелкие детали. Позже, с опытом и практикой, это удавалось много быстрее. Потянулись трудовые будни.

Поселился я в юрте в компании двух молодых ребят, механика и прораба. Не успел я толком освоиться со своими прорабскими делами, как ушел в долгий отпуск наш старший прораб Владимир Ильич. (Интересно, громкое имя совсем забило фамилию. Кажется что-то на Ш…). Я остался за него, и за самого себя, конечно. Но это были только «цветочки»! Только уехал В.И., как пришел вызов на сборы запасников сразу и механику участка и мастеру. Пока Савченков пытался куда-то звонить, что-то доказывать, сработала неумолимая воинская дисциплина, и оба мои сожителя исчезли месяца на полтора-два.

Вот тут-то и началось! Фактически из ИТР остались только мы с Н.Г.: конторские девочки не в счет. А сроки строительства никто откладывать не собирался: гидроузел должен быть готов весной будущего года, И если шел бетон, то работы должны вестись круглосуточно. Несколько дней прошло в наших суматошных бдениях, но скоро установился твердый порядок: днем Н.Г. умудрялся проворачивать все организационные дела, разнаряжать транспорт, висеть на телефоне и заглядывать в бригады. Моими были вторая и третья смены. Началась жара и основную работу, особенно бетонировку, старались вести именно в эти смены. Практически надо было выйти за полчаса-час до смены, убедиться, что есть фронт работ, материалы, механизмы, поприсутствовать при передаче смены. В двенадцать ночи происходила пересмена, а утром, после очередной пересмены, надо было потолковать с Н.Г., доложить, что сделано, что не клеится.

После столовского завтрака – на отдых. Ох, уж этот мне «отдых»! Пока доберешься до койки, солнышко уже жарит вовсю. Единственное спасение – вентилятор. Под мокрой простыней, обдуваемой вентилятором, удается заснуть. Минут через сорок простыня уже сухая и вентилятор гонит горячую струю воздуха. Если хочешь еще подремать, процедуру надо повторить. Так два-три раза и уже надо бежать на обед: тёщи нет, а столовка открыта один час. После обеда спальные истязания продолжаются часов до четырех, а там подъем – и на смену.

Так продолжалось много недель, во всяком случае, самое летнее пекло. Устойчивое впечатление об этом времени: постоянное желание отоспаться. Честно говоря, вся эта стройка и люди вспоминаются очень смутно, что и не мудрено при таком режиме.

Вспоминаются молодые крепкие парни-туркмены, большинство еще в солдатском. Это «первые ласточки» из уже недалеких захметских колхозов, местные жители. Лопаты с бетоном в их руках будто лишены веса. Казалось, без натуги и усилия швыряли они бетон в блоки, напичканные арматурой. Только одежки темнели от пота. Чего стоило это на самом деле дошло до меня, когда я лихо взялся «поразмяться» вместе с ними. Мне стоило громадных усилий дотянуть, пока раскидали очередную порцию бетона. Никто из них и бровью не повел, а я навсегда понял, что такое могучие руки дейханина.

Перед глазами стоит стройный, подтянутый бригадир наших плотников-опалубщиков. Немного прихрамывает, но лазает по арматуре, устанавливает опалубочные щиты на высоте, протискивается между арматурой узких стенок. Первым подхватит опалубочный щит. Я просто не поверил, когда узнал: человек работает на протезе, одной ноги нет! И никогда даже не заикнулся!

Вспоминается и такое. С вечера всё что-то не ладится: то водяной шланг порвался, то на бетонном узле что-то поломалось, то вдруг выбило электропитание, то еще что-то. Причин много, а результат один: никак не идет бетон. Кое-как отмаялись вторую смену. Избегался, изнервничался, злюсь, рабочие тоже измотались, а толку почти никакого: с муками уложили три-четыре самосвала бетона.

Прошла пересмена и… о чудо! Как будто предыдущая смена выскребла все возможные дефекты, работа пошла как по маслу! Бетоносмеситель работает как часы, самосвалы бегают без остановки, блок прекрасно освещен, кран безостановочно подает бадьи с бетоном, непрерывно урчат вибраторы на укладке бетона. Никого лишнего, никакой суеты. Все отлажено, работа пошла ритмично и убаюкивающе монотонно. Сейчас я не нужен. Глубокая ночь. Блаженные минуты спокойствия и удовлетворенности. Ухожу в темноту, забираюсь на откос котлована, усаживаюсь на мягком теплом песке и со стороны любуюсь. Господи, как хорошо!

Каждому прорабу знакома эта радость. Но до чего же редко она приходит!

Блаженство нарушает какая-то непонятная тревога… Я просыпаюсь! Тихо…

Эта тишина меня и разбудила! Эх-ма! Опять что-то стряслось! Срываюсь со своего НП и… всё завертелось по новой. «Покой нам только снится!».

Не хочу, чтобы создалось впечатление сплошных героических бдений. Мы были молоды. Собирались компанией, отмечали праздники и дни рождения. Пели наиновейшие песни: «Огней так много золотых…», «Голубка», из «Свадьбы с приданным» и много еще чего. Отплясывали фокстроты и танго под душещипательные мексиканские мелодии. Осенью стало еще веселее: вернулись отпускники и «вояки», приехали из Белоруссии две подружки-экономистки. Одна работала у нас, другая на соседнем участке, но все свободное время пропадала у нас. Не прошло и года, как обе вышли замуж за наших парней.

Появилась реальная возможность выбраться в Мары, наш областной центр, людей посмотреть и себя показать.

Наверное, именно тогда вьелась в меня привычка спать на ходу автомашины. Видится такая картина. Какой-то праздник, два-три дня отгула. В бортовом грузовике полный кузов народу: едем в Захмет, ближайший центр цивилизации. Кое-кто, возможно, двинет дальше – в Байрам-Али или даже в Мары. Чтобы отгула подгадать побольше, я отработал кряду три смены – полные сутки. Теперь со всеми трясусь в кузове. Постепенно сползаю на корточки, держусь за борт и всё время «отключаюсь», вернее, «включаюсь» только при хорошей встряске. А трясло изрядно: помнит ли кто теперь, что большой участок дороги от Кизилча-Баба до Захмета был вымощен саксаулом, да еще каким! Только по этой «лежнёвке» был летом выход через барханы к станции Захмет. Вот по ней-то мы и тряслись «с дремотой».

Как-то захожу в контору. У Савченкова сидит замухрышный мужичонка. На лице страшный шрам, один глаз совсем какой-то невозможный: зрачок не круглый, а какой-то рваный. Смотришь, аж не по себе становится, хочется отвернуться. Что ему здесь надо? Оказывается, пекарь, предлагает наладить выпечку хлеба. А хлеб мы возили тогда из Захмета, а уж как и какой, об этом лучше не вспоминать. Дал ему Н.Г. людей, выкопали бульдозером траншею. И стал колдовать наш «красавчик»: обшили досками траншею, перекрыли её, сложил он сам печь. Прошло еще немало времени, пока утряслись обычные неурядицы. Наконец, выпек он первый хлеб – я в жизни такого хлеба не едал! Это был настоящий домашний душистый хлеб с чудной хрустящей корочкой, за уши не оттянешь. В один присест не заметишь, как уплёл, если не всю буханку, то корочки – безусловно. Это было просто чудо! Вот так «Вырви глаз», ай да молодец мужик! Савченков гордо сиял: поверил человеку. К нам стали заезжать соседи «на корочку». Вроде бы и раньше без хлеба не жили, а вот теперь все наши всюду хвалились: «Лучше нашего хлеба нигде нет!».

Великое это дело – хороший хлеб.

В ряду домиков-юрт стоял такой же с табличкой «МЕДПУНКТ». Бывало, забежишь по какой-нибудь надобности, а то и без, и попадаешь в совершенно иной мир. Все блещет чистотой и белизной, сверкают стеклом шкафы с медикаментами и инструментом. Крахмальные занавески и бельё. За ширмой – личные апартаменты хозяйки медпункта Полины Федоровны Халлаевой, моей старой знакомой еще по трассе канала. Как я сейчас понимаю, ей тогда было не больше сорока, но относилась она к нашему брату чисто по-матерински. Нередко медицинские процедуры завершались тарелкой отличного украинского борща или домашними котлетами. Находился по такому случаю и стаканчик разбавленного спирта. Чем не оазис в пустыне нашего спартанского бытия!

Помнится, как быстро, ловко и толково оказала Полина Федоровна помощь рабочему, пострадавшему при взрыве автогена. Она рассказывала, что была партизанской медсестрой. Какие ветры занесли её на стройку, не знаю, но по части медобеспечения у руководства участка голова никогда не болела.

К осени сформировался крепкий коллектив ИТР и рабочих. Работа, что называется, кипела круглосуточно и к началу 1959 года оба сооружения были практически выполнены, пролетные элементы опробованы под транспортной нагрузкой.

Надо сказать, что на гидроузле №4 мы впервые в нашей практике по настоянию С. К. Калижнюка применили для стен и разделительных бычков плиты-оболочки с рабочей арматурой. Эта «изюминка» здорово ускорила строительство.

Тедженстрой – 2

(2-я очередь ККК)

В январе 1959 года С. К. Калижнюк предложил Н.Г.Савченкову перейти на строительство Второго Тедженского водохранилища главным инженером. А Савченков попросил, чтобы перевели и меня. Я, конечно, с радостью согласился: по тем временам это было строительство крупнейшего гидросооружения в республике.

Предстояло ниже Первого Тедженского водохранилища перегородить пойму реки Теджен плотиной, которая образует новое водохранилище объемом 180 миллионов кубометров воды. В теле плотины планировалось устроить сооружение для пропуска до 600 кубометров воды в секунду. Стройка бесхитростно именовалась Второй Тедженстрой. (К6).

5 февраля 1959 года я приступил к работе в качестве старшего прораба на возведении водовыпускного сооружения.

Что тогда представляла собой стройка?

Река Тедженка еще не была перекрыта, и паводок весной 1959 года прошел по естественному руслу. Котлован под сооружение был готов процентов на 50, но оставалась самая тяжелая выемка нижних ярусов из-под уровня грунтовых вод. В жилом поселке уже стояло несколько сборных щитовых домиков и помещение для конторы.

На промзоне – здание дизельной электростанции, времянка гаража. Надо всем возвышаются голые ребра металлического каркаса первых двух этажей бетоносмесительного завода.

Поселок и промзона – на ровной глинистой площадке, «такыре» по-местному. Нигде ни деревца, ни кустика.

Стройку возглавлял Петросянц, но вскоре его сменил Владимир Константинович Малевич. Как я теперь понимаю, смена руководства произошла в связи с необходимостью решения труднейшей задачи: паводок весны 1960 года пропустить уже через новое сооружение. Очевидно, старое руководство обеспечить это было не в состоянии.

Задача действительно была исключительная, и решению её в громадной степени способствовала мудрая предусмотрительность В. К. Малевича и железная воля и энергия Н. Г. Савченкова.

Прекрасные результаты дала совместная работа этих столь не похожих людей.

Савченков вел фактически все оперативное руководство строительством. Все технические вопросы, распределение материалов, транспорта, кранов, землеройной техники, ремонт механизмов, – всё это решалось в кабинете главного инженера на ежедневных планерках и вне планерок. Спуска тут не было никому, разговоры происходили подчас очень крутые. Все и всё бросалось на решение главного: уложиться в жесткий график работ.

Маленький кабинет и рабочий стол Савченкова завален чертежами, графиками, таблицами, расчетами, бумагами переписки. Телефон раскален от непрерывного употребления. Со всеми текущими неурядицами все идут сюда. Хотя реверансов тут не дождешься, но каждый уверен, что от него не отмахнутся, вопрос обязательно будет решен.

Авторитет Николая Григорьевича Савченкова был непререкаем.

Совсем иной стиль у В. К. Малевича, этого спокойного и рассудительного полноватого человека сократовской наружности. Его сфера: общая стратегия, «внешняя политика», связь с министерством, главком и обкомом, подготовка так называемых «постановочных вопросов». Конечно, финансы, снабжение, кадры, жильё и, вообще, быт.

Идеал рабочего места для В.К.: в пустом кабинете большой письменный стол без единого лишнего предмета. На столе – чистый лист бумаги, подколотый на трафаретке, на листе – остро заточенный простой мягкий карандаш. Всё. За столом – Малевич. Посетители очень редки. Когда ни заглянешь, он или стремительно пишет своим размашистым почерком или обе руки со сжатыми кулаками покоятся на столе рядом с чистым листом: начальник думает!

Многим это казалось причудой, вызывало усмешку. Но все дело в том, что В.К. действительно думал, постоянно искал то главное, к чему надо сейчас приложить свои недюжинные силы и возможности. И находил такой ход, который стоил многого.

Вот один пример.

Зимой в преддверии паводка 1960 года на стройку приехал тогдашний министр водного хозяйства республики Петр Антонович Бережнов «со свитой». Предстояло все силы вложить в рывок до этого промежуточного финиша. Работы велись очень напряженно, но многого не хватало, главным образом транспорта для подвозки материалов. Целый день у начальства был занят обходом и объездом объектов, долго тянулись совещания в конторе и гостинице. Кое-что было обещано, но главный упор делался на «мобилизацию внутренних резервов».

Уже поздно вечером, перед тем, как расходиться, Малевич задал министру «наивный» вопрос:

– Надо бы, Петр Антонович, заранее согласовать место искусственного прорыва плотины нашего водохранилища.

– Это ещё зачем? Что за чушь? – опешил министр.

– А как же! Если не успеем с сооружением и перекрытием, то прорыв всё равно неизбежен. Не пускать же это на самотек. Надо определить место, где устроить прорыв, чтобы понести наименьший урон.

– Да ну вас, – отмахнулся министр, – выдумываете какие-то страсти!

А наутро Бережнов признался, что почти не спал всю ночь: мерещилась кошмарная картина прорыва, затопления города Теджена, что в 60 километрах вниз по течению реки.

Кончилось дело тем, что он добился, чтобы было принято постановление ЦК и Совмина республики о помощи стройке транспортом и материалами. К нам стали прибывать целые колонны грузовиков из Теджена и Мары. Стройка получила всё, что требовалось, и паводок был пропущен безаварийно.

Задача была успешно решена, а вот как, чего это стоило, об этом речь впереди.

Итак, направили меня старшим прорабом на участок №3, опять 3, как на Канале. Участок занимался возведением водовыпуска из водохранилища и строительством промбазы. Еще два участка возводили плотину: один – сухоройными механизмами, а другой (от системы Трансгидромеханизация) – гидронамывом. Правда, они только еще собирали земснаряды для намыва русловой части плотины. Отдельный участок вел строительство жилья и прочих объектов в поселке

Крива Маша и Гусак

Наш участок возглавляла Мария Кривая, или Крива, как звучала её фамилия «на ридний украиньский мови». Я слышал о ней и раньше, но встретиться пришлось только здесь. Маленькая подвижная Маша не могла пройти равнодушно мимо какого-нибудь непорядка. Сразу звенело её украинское «Хиба-ж так можно!» и чаще всего дело кончалось криками и руганью. Из таких баталий Маша часто выходила раскаленная и обиженная, кляла почем зря «этих бестолковых мужиков». А многие из последних действительно со скрипом примирялись с тем, что ими командует, да еще так круто, молодая крикливая «бабёнка». Трудно было Маше Кривой. Особенно досаждал ей наш участковый бульдозерист, тощий плешивый и беззубый старик Филипп Иванович Гусак. Он принципиально всегда включал на своем бульдозере только самую медленную первую скорость. Его ужасная медлительность и вечное занудное ворчание выводили Машу из равновесия, а упрямый старик никак не желал подчиняться своей землячке. Вгорячах оба переходили на родной язык, и тогда невозможно было без смеха наблюдать этих забияк, старого и молодую, поливавших друг друга потоками обвинений.

Был с Гусаком такой случай. Землесосы разрабатывали дно котлована. От каждого землесоса за пределы котлована тянулась сбросная труба. В конце трубы в месте выброса «пульпы» размыло большую воронку, наполненную водой. И вот однажды наблюдаем такую картину: вверх по откосу котлована медленно ползет бульдозер Гусака. Маша вертится поблизости, что-то кричит ему, машет руками. Гусак – ноль внимания, никак не реагирует. Бульдозер добирается до верха откоса и вдруг резко переваливается вперед и совсем исчезает из виду!

Мы-то знаем, что там глубокая воронка с водой, видимо Маша дала задание поправить обвалование этой колдобины. Утонул наш Гусак! Прямо душа в пятки ушла! Бегом через весь котлован туда: из воды торчит только конец выхлопной трубы, а на берегу онемевшая Маша и смущенный Филипп Иванович.

– А шо? Я не растерявьси, як вин тонуть, а я з ньёго як сигнув!

Вот тебе неповоротливый Гусак! Как приспичило, так действительно сиганул, да еще как!

Что за человек Маша, я узнал поближе, когда меня поселили в одном доме с ней и с Савченковыми. Одну комнату занимала Маша, две – Савченковы и одну – мы с Виктором Баевым. Двери у всех выходили в один коридорчик. Мы по холостяцки вечно паслись у неё по части всякой снеди, хозяйственных мелочей, посуды.

Не скрою, большим испытанием для наших отношений стало то, что месяца через три начальство решило поменять нас с ней рабочими местами. Ему, начальству, как говорится, виднее, а я просто извелся, неудобно как-то. Но молодчина Маша всё поняла правильно и мы остались добрыми друзьями и прекрасно работали вместе до конца строительства. Здесь она нашла и свою судьбу, вышла замуж за нашего механика Виталия Петручука, могучего богатыря с милым мальчишеским лицом.

Спасительные дамбочки

В эти первые месяцы строительства у нас было несколько основных забот: развернуть бетонирование днища под щиты и быстроток; завершить разработку котлована под водобойный колодец; завершить монтаж и запуск бетоносмесительного завода; наладить изготовление впрок арматурных каркасов и сборных железобетонных блоков.

Особенно много хлопот было с котлованом под водобой. В семнадцатиметровом котловане последние 6—7 метров были ниже уровня грунтовых вод и дорабатывались плавучими землесосами. По мере их углубления напор грунтовых вод возрастал, борта бесформенно оплывали, котлован расползался вширь, а глубина увеличивалась мучительно медленно. Стоило снизить темп откачки, и котлован на глазах заиливался оползающим грунтом, все наши труды летели насмарку. Оплывание можно было как-то удержать только гравийным фильтром, но гравий ценился на вес золота: добывали его в 60 километрах от нас за пограничной контрольно-смотровой полосой в русле реки Тедженки. Мы тряслись над каждым кубом.

В это время приехал к нам С. К. Калижнюк. Послушал он нас, посмотрел котлован и говорит:

– «Хотите с котлованом справиться, сразу не жалейте гравмассу, как бы дорого она нам ни доставалась. Иначе бесполезно, больше утопите её в плывуне, самим дороже обойдется».

По плывуну можно пробраться только пешим ходом

Всем миром отсыпаем спасительные гравийные дамбочки

для удержания бортов от оплывания.

Это решило всё, он буквально развязал нам руки! Въезд в котлован мы без оглядок продолжили в зоне грунтовки сплошной отсыпкой из гравия. Получилась твердая дорога поперек котлована, с которой удобно стало забивать шпунт. А уж от этой перемычки, как от склада гравмассы, стали вручную на носилках выносить гравий на хлябь оплывающих откосов, устраивая проход для самих себя.

Получились ленты гравийных дамбочек высотой с полметра. Эти дамбочки легли поперек откоса и служили упорами и фильтрами одновременно: оплывающий грунт задерживался, а чистая вода стекала вниз. Из несколько рядов таких дамбочек получался устойчивый каскад по всему откосу. (См. фото).

Ура! Борта больше не «ползли», мы-таки справились с котлованом! Правда, для этой работы на несколько смен мобилизовали буквально всех, кто мог таскать носилки. Дно котлована круглосуточно походило на развороченный муравейник.

«Батько» Лавриненко

Как-то раз со дна котлована вижу, что наверху у кромки появился Савченков, а с ним представительный дядя в кожаном пальто и шляпе. «Опять начальство какое-то пожаловало». Так и есть, зовут к себе. Я с досадой тащусь наверх: за день столько раз приходится мотаться вверх-вниз, да на промзону и обратно, да еще раз-другой на башню завода взберешься, – ноги подкашиваются.

«Знакомься, – говорит Савченков, – новый главный механик твоего участка Андрей Иванович Лавриненко». Я со зла чуть не брякнул вслух, мол, на кой мне нужен этот пижон в шляпе. Но как бы я ошибся!

Когда шляпа и роскошный кожан остались где-то дома, перед нами предстал крепко тертый жизнью мастеровой мужик, который всегда находил выход из самых мудрёных ситуаций. Сам отличный сварщик, монтажник, механизатор, он не только прекрасно разбирался в «железках», но очень скоро дал всем нам понять, что такое рачительный хозяин. Пусть его кое-кто костерил «куркулем» и «жмотом». Никакие эмоции на него не действовали. Нашему молодежному коллективу это был прекрасный противовес. Хоть был он старше многих из нас всего лет на 10, за глаза все звали его «батькой», а некоторые добавляли «Махно» – за самостийность и настырность.

Так сложилось, что до его выхода на пенсию проработали мы с ним рядом много лет. И, несмотря на постоянные стычки и препирательство с начальством по части отчетов, нарядов и прочих бумажно-дисциплинарных дел, сколько я помню, Лавриненко поручали все самые сложные работы, связанные с монтажом, сваркой, работой механизмов. Так было при монтаже и оборудовании первых в республике скважин на воду. Так было в Тедженстрое. Так потом стало в Подземводе, где только благодаря ему много лет держалась специализация по строительству насосных станций и трубопроводов. Так было и при строительстве очистных сооружений для питьевого водоснабжения в Ашхабаде и Кизил-Атреке, хлопкоочистительного завода в Каахка, сифонного водосброса в Кировске и многих других объектов.

А тогда, на Втором Тедженстрое, я, как начальник участка, очень скоро почувствовал крепкую опору в механизаторских делах.

Иван Мартиросов

На нашем участке, кроме Маши Кривой, были еще два старших прораба: Иван Мартиросов и Виктор Баев.

Хотя родился Иван в Туркмении, в Иолотани, внешне он выглядел как стопроцентный кавказец: нос крючком, жгучий брюнет. Всё в нем мощное – рост, комплекция, черты лица, громогласный голос. Он немного щеголяет армянским акцентом. От него так и брызжет жизнерадостным озорством, он всегда готов на какую-нибудь проделку или розыгрыш. Иван неистощим на анекдоты, прибаутки, всякие были и небылицы. Он всегда в центре внимания. С ним всегда держи ухо востро, иначе влипнешь в какой-нибудь розыгрыш.

Общаться с Иваном и жить рядом с ним весело и легко. Правда, эта легкость иногда чуть-чуть отражается на работе, но это действительно «чуть-чуть», можно считать просто придирками начальства. Что из того, что Вано лучше смотрится

на фоне шашлыка, зелени и вина, чем в котловане или на фоне арматурной паутины? Даже, если это действительно так, в

Неунывающий Иван Мартиросов. Эх, досада – сапог остался в трясине!

самые напряженные времена на Ивана Мартиросова можно было полностью положиться: экономить себя в работе он не станет. Немного позднее Иван привез свою жену Эмму, но и после этого не очень-то остепенился. Впоследствие Иван Асатурович Мартиросов работал в Мары, поближе к родине, главным инженером треста Минсельстроя.

Виктор Баев

С Виктором Баевым какое-то время мы жили в одной комнатушке, значит без секретов. Виктор – длинный, тощий, голова, как «редька хвостом вниз». Уши воттопырку – постоянный предмет его собственных острот. Узкие плечи, широкий зад, большущие кисти длинных рук, весь его облик какой-то несуразный и развязный. У него и характер подстать. Во мне всегда была уверенность, что он на самом деле много лучше того, что из себя изображает и на себя наговаривает. Вечно сомнительные остроты, довольно бесцеремонные реплики, насмешки не только над товарищами, но и над рабочими. А с другой стороны, безапелляционные команды: «Делай без разговоров! Не рассуждать!» и прочее в том же духе, и вот уже у Виктора репутация человека неуживчивого, даже скандального. Везде его преследовали всякие производственные неприятности, да и семейные.

Виктор Баев в собственном репертуаре

Но как инженер, руководитель работ Баев показал себя специалистом грамотным, принципиальным и настойчивым. Очень скоро Виктор перешел на самостоятельную работу, руководил строительством сооружения «23-й километр». У нас с ним сохранились добрые отношения, хотя мы давно уже не те Виктор и Володя, какими были тогда.

Виталий Медяный

Отлично сложились у нас отношения с главным механиком СМУ Виталием Семеновичем Медяным. В деловом плане Медяный всегда шел нам навстречу. Что зависело от него, делалось оперативно и добротно. От него всегда можно было услышать толковый совет. Но, кроме того, Виталий был отличным компанейским товарищем, неугомонным весельчаком и большим любителем поесть.

Так и стоит перед глазами его здоровенная фигура с могучим торсом, сотрясающемся в смехе от очередного анекдота или новой «хохмы». Жаль, что Виталий Медяный рано ушел из жизни в расцвете лет.

Главный механик СМУ В. С. Медяный (справа) и начальник участка В. А. Верный

Надарий Карчава

Как-то очень быстро сошлись мы с прорабом гидромеханизаторов Надарием Карчава. В этом парне не было ничего от расхожего стереотипа грузина: могучих богатырей, одинаково легко управляющихся как с тяжелым мечем, так и с бурдюком вина. Но он был воплощением глубоко национальных черт мужчины-горца: мягкость, я бы даже сказал лиричность, и в то же время беззаветная самоотверженность. Надо было слышать, как он пел свои родные песни, да и наши тоже. Он чисто по-грузински умел с нежностью относиться к своим друзьям, всегда открыт был для помощи. Тихий скромный Надарий становился непреклонным, если сталкивался с непорядочностью или несправедливостью.

Наверное, поэтому у него были настоящие преданные друзья. Но были и такие, кто ненавидел его именно за его порядочность. От руки такого подлеца и погиб Надарий: он с голыми руками встал против вооруженного бандита. Было это уже на другой стройке несколько лет спустя. А рассказала мне об этом Валентина Николаевна Карташева, которая и тогда работала в производственном отделе Трансгидромеханизации.

Строительные хитрости

А на сооружении и плотине работы упорно продолжались.

На участках плотины, выполняемых сухоройной техникой – бульдозерами и скреперами, был организован подвод воды в карьеры. Затем из этого влажного грунта отсыпалось с укаткой тело плотины.

Стали устойчиво работать земснаряды на русловой части плотины. Велась подготовка к перекрытию русла.