Текст книги "Балинтовские группы: история, технология, структура, границы и ресурсы"

Хороший вопрос ведет к множеству новых вопросов, тогда как плохой заводит обсуждение в тупик.

Хороший вопрос часто следует из предшествующих реплик собеседника. Из одной реплики может вырастать веер вопросов, но не их цепочка, каждый последующий из которых опирается на то, как, по мнению спрашивающего, скорее всего или правильнее всего ответит собеседник. Вопросы растут из того знания, которое актуализируется в беседе, а не из знания, «втаскиваемого извне», например не из того, чему нас учили в университетах.

Хороший вопрос побуждает рассказчика занять позицию уважительного любопытства по отношению к самому себе и к различным аспектам своей истории.

И наконец, можно сказать, что хороший вопрос – это тот, о котором человек-адресат вопроса сам сможет произнести: «Какой хороший и полезный вопрос!»

Чтобы сформулировать хороший вопрос, необходимо занять рефлексивную позицию. При этом важно «заглядывать вперед» и думать, какие у этого вопроса могут быть последствия. В этом – ответственность того, кто задает этот вопрос. Как отмечал Мишель Фуко, «важно не только делать и знать, что мы делаем, важно также знать, что затем делает то, что мы делаем».

Проведенные в разных странах на протяжении многих лет наблюдения за работой балинтовских групп и их анализ отражают поэтому один из ведущих принципов работы – приоритет эмоционального в процессе супервизии над рационально-рассудочным, приоритет эмпатии над стремлением собирать дополнительную информацию о пациенте (исходя из наивного предположения, что этот путь как-нибудь поможет участнику, представляющему на обсуждение в группе историю из своей практики). «Когда что-то понимаешь, то жить становится легче. А когда что-то почувствуешь, то тяжелее. Но почему-то всегда хочется почувствовать, а не понять!» (Евгений Гришковец).

Еще один из важнейших принципов работы балинтовской группы заключается в том, что ведущий удерживает ее от смещения и в область личностно-ориентированной, гуманистической, динамической или любой иной индивидуальной или групповой психотерапии. Анализ методических руководств по ведению балинтовских групп во многих европейских странах, а также наш опыт участия в работе ряда зарубежных групп позволяет утверждать, что в балинтовской группе в целом не только не приветствуется, а во многих случаях и не допускается применение явных психотерапевтических методик, например психодрамы, релаксационных техник, моделирования и работы с образами (символ-драмы), проигрывания ролей, в частности, за отсутствующего здесь и сейчас пациента, методов когнитивной психологии, ориентированной на достижение инсайта и т. д. Ведущий группы удерживает ее от сползания в, казалось бы, естественную в такой ситуации неотложную антикризисную психотерапию участника группы, представляющего на обсуждение свой случай, даже тогда, когда это случай достаточно эмоционально горяч и ясно, что за ним стоит много тревоги, страха, раздражения, вины и других негативных чувств. «Использование психотерапевтических техник в группе – удобный способ избежать чего-то другого и достаточно важного в ее работе», – считают G. Corey [et al.] (1998), и часто азартное лечение одного из участников группы может стать ее основным занятием. Это со всей очевидностью нарушает принципы работы как балинтовской группы, так и основополагающие методологические принципы любой психотерапии, в частности предполагающие необходимость заключения с пациентом соглашения в виде психотерапевтического контракта, без которого психотерапия, даже «необъявленная», просто невозможна, поскольку у пациента и психотерапевта (в данном случае – группового) могут быть совершенно различные представления о характере проблемы, терапевтическом запросе, критериях его удовлетворения, оценке эффективности терапевтического вмешательства и т. д. Положение о запрете психотерапии в любом ее виде в балинтовской группе относится также к использованию различных игр и упражнений, применяемых в тренингах или групповой психотерапии для «разминки».

Признавая, что балинтовская группа не занимается явной психотерапией, следует отметить, что эмоциональное переживание, выражаемое в группе, – это очень часто пример неявной, но успешной психологической коррекции, поскольку ее задачу в самом широком смысле можно описать как позитивное изменение, преобразование ситуации напряженной коммуникации «врач – пациент» и связанного с нею напряженного внутреннего переживания из недостаточно ясной и осмысленной в более осмысленную или, как минимум, поддающуюся осмыслению, из, кажется, безнадежной, в более оптимистичную, из тягостной и неприемлемой – в более приемлемую и спокойную. Поэтому часто анализ профессиональных историй из практики участников группы может быть вполне удачной, хотя и неявной, психотерапией, поскольку она часто связана с более глубоким осмыслением стоящих перед человеком проблем и новым способом принятия мира взаимоотношений с пациентом. Естественно, речь тем не менее не идет о прямом психотерапевтическом воздействии в балинтовской группе. В данном контексте важно то, что группа является очень продуктивной формой, «конструкцией» для выражения эмоциональных переживаний и их осмысления, которые становятся возможными благодаря этой форме и созданному нею «пространству» и атмосфере взаимодействия.

Рекомендуемые Международной Балинтовской федерацией технологии не допускают также проведение группы в виртуальном формате, например в виде «видеоконференций» с использованием современных интернет-технологий среди участников, находящихся в это время в разных городах, обсуждающих свои клинические случаи без четких границ балинтовской группы, с ориентацией на обмен советами и рекомендациями по решению этих случаев и, естественно, без постоянного ведущего (с такими примерами мы сталкивались в некоторых регионах России). Появление таких «балинтовских» групп отражает не только растущую популярность самого метода, все еще малознакомого широким массам врачей в России, но и распространенность идеи, что если можно консультировать и лечить пациента, находящегося в другом городе и даже в другом часовом поясе, по скайпу или по телефону (что не может не вызывать множества вполне обоснованных возражений, поскольку это подрывает фундаментальные принципы обеспечения качества медицинской практики вообще и психотерапии – в особенности), то и супервизию, даже аналитическую, кажется, можно проводить точно так же.

Группа помогает врачу создать и свою внутреннюю коммуникацию, научая его четче определять характер своих ролей, особенно неформальных и нередко противоречащих конвенциональной роли врача (например, строгого Родителя), эмоциональных переживаний и связанных с ними психологических защит. Очень часто чувства, которые врач выражает в группе, соответствуют тем чувствам, которые ранее, во время консультации, ему выражал пациент. Это явилось продуктивным продолжением представления о том, что «…ни один врач не продвигается в своей работе дальше, чем ему позволяют собственные комплексы и внутренние сопротивления…» (Фрейд З., 1910). Поэтому границы эффективности психотерапии во многих случаях определяются не особенностями клинического случая или самого пациента, а «границами» самого психотерапевта. Балинтовская группа помогает ее участникам ответить на вопрос, почему в общении с пациентами многие врачи часто игнорируют, вытесняют, подавляют в себе то, что они по разным причинам не в состоянии осознать в переживаниях, мотивах, ожиданиях, психологических защитах пациента, так же как и своих собственных, связанных с разнообразными контрпереносными реакциями в отношении пациента. Это успешно отвечает той задаче, которую, по мнению М. Балинта, должен ставить перед собой каждый врач: «Он должен открыть в самом себе способность выслушивать у своих больных то, что им вряд ли всегда удается выразить словами, и поэтому он должен начинать с того, чтобы послушать такую речь у себя самого».

Анализ работы балинтовских групп убедительно показывает их эффективность в отношении устранения многих ошибок, которые допускаются самими врачами в процессе работы, в частности связанных с игнорированием ожиданий пациента и его предшествующего опыта, неудачей в подготовке пациента к разнообразию эмоциональных реакций (даже негативных) в процессе терапии, в формировании терапевтического сотрудничества с пациентом, в согласовании терапевтических целей, в планировании и осуществлении терапевтического процесса. Балинтовская группа помогает специалистам лучше осознавать их собственный «вклад» в формирование конфронтации с пациентом за счет стиля реагирования самого врача, который может быть агрессивным, равнодушным, пассивным, формальным, авторитарным, импульсивным, аффективно-ригидным. Группа помогает ему лучше понять проблемы, связанные с установлением границ в межличностном взаимодействии между врачом и пациентом, когда создаются слишком ригидные барьеры в терапевтической коммуникации, когда возникает слишком большая идентификация с пациентом либо, наоборот, высокая степень дистанцированности и закрытость психотерапевта для пациента, когда врач игнорирует недостаточную мотивацию пациента к терапии и поэтому не понимает характер его сопротивлений. Балинтовская группа помогает терапевту лучше понимать самого себя в процессе работы и обращает внимание на то, что часто его сложности связаны с незнанием (или непризнанием) своих ограничений в методологии работы, опыте, потребности в супервизии или иррациональных установках и мифах, присутствующих в профессии психотерапевта (всемогущества, «апостольской миссии», перфекционизма, враждебности, долженствования успеха и т. д.). Эти установки часто выражаются в наиболее распространенных нарциссических ловушках самого врача и состоят в стремлении (неудовлетворяемом и недостижимом по определению и в результате делающие его несчастным) все знать и понимать, всех излечить, всем понравиться, быть всеми любимым…

На одном из семинаров с врачами М. Балинт заметил (цитирую по своей беседе в 1998 г. с Майклом Кортни, многолетним участником группы, ведущим которой с 1957 г. был сам Балинт), что ему нередко кажется, будто пациенту во время общения с врачом иногда не остается ничего другого, как взять в руки что-нибудь тяжелое и слегка стукнуть врача, чтобы тот наконец обратил на него внимание и прислушался к тому, что говорит пациент. Конечно, это было эмоциональным преувеличением, но оно достаточно точно передает те нелегкие чувства, которые часто испытывает пациент в такой коммуникации с врачом. Вероятно, до этого пациент долго стучит в закрытую для него дверь, пытаясь получить разрешение на «вход» во внутренний мир врача. Идея про внутренний и внешний миры в сознании врача привнесена в идеологию балинтовских групп из классического психоанализа. Поскольку все, что есть во внешней реальности, может иметь внутреннее представительство не только в сознании человека, но и в сфере бессознательного, известный психоаналитик Мелани Кляйн предложила понятие «проективной идентификации». Оно обозначает путь, которым пациенту удается внедрить отдельные фрагменты, «осколки» своей психической реальности в психическое пространство врача, который чувствует их присутствие, желательное для него или нежелательное, в своем внутреннем мире. Естественно, врачу при этом гораздо комфортнее думать о своем пациенте не как об объекте фрагментарных, отрывочных суждений, а как о целостной личности, которая получает внимание врача, входя в его внутренний мир через открытую для этого дверь, предварительно получив «приглашение и согласие на вход».

В этом отношении представляется интересной аналогия с историей о том, что Фрейд иногда проводил анализ своим пациентам, когда они буквально гостили у него дома, особенно летом. Конечно, сейчас это уже нельзя воспринимать иначе, как нечто шокирующее и даже маловероятное в нынешних условиях. Вероятно, только Фрейд мог с этим справляться – сначала завтракать с пациентом, потом проводить с ним психоанализ. Однако «домашний гость во внутреннем мире» врача – это совсем другое дело. Когда пациент представляется балинтовской группе, он кажется человеком, который уже проник в этот внутренний мир врача, еще не будучи туда приглашенным. Он может беспокоить «хозяина дома» громким стуком в дверь, звонить среди ночи в дверной звонок или влезать в дом через открытое окно. Естественно, он может оказываться внутри и разными «незаконными» способами, например: проникать в дом незаметно, крадучись, или, наоборот, вламываясь с грохотом и шумом, занимая самую большую комнату в доме и долго из нее не выселяясь. И вот теперь «хозяин» замечает присутствие в своем «доме» неожиданного, нежеланного, очень беспокоящего его своим присутствием «гостя», обращающегося к нему с назойливыми просьбами или даже требованиями, иногда чем-нибудь его раздражающего, вызывающего самые разные чувства, например страх или вину за то, что ему не оказывают должного внимания. И все это помимо воли «хозяина». Это именно та область, которая анализируется в группе и в которой врачу становится яснее, насколько пациент соответствует представлениям «хозяина» дома о хороших «гостях». Иногда группа стремится помочь «хозяину» просто избавиться от таких «гостей». Гораздо чаще группа помогает врачу лучше понять пациента как человека, который все-таки заслуживает несколько большего пространства или «помещения» во внутреннем мире врача, в котором он найдет больше понимания, поддержки и даже заботы.

Метафора с внутренней «гостиницей» часто оказывается очень продуктивной в работе группы. Она помогает врачу лучше понять, что в этом «доме» есть множество «комнат», в которых разрешено жить самым разным пациентам, пока они получают лечение, внимание и поддержку своего врача. Но время от времени их там сменяют другие люди. Балинтовская группа помогает ее участникам решить, кому можно разрешать останавливаться в этой «гостинице», как долго и на каких условиях, которые должны помочь не только самому врачу чувствовать себя увереннее и комфортнее, но и пациенту в ощущении того, что он услышан и принят. Многим врачам такая метафора помогает лучше осознать, как много эмпатии и поддержки они могут оказать своим пациентам, не испытывая при этом нелегкого ощущения, что пациенты вторгаются в их внутренний мир, дезорганизуя его и разрушая.

Одним из важнейших принципов работы балинтовской группы, реализующимся в ее технологии и правилах ведения, является плюрализм мнений и разных точек зрения. Именно он в значительной мере позволяет поддерживать в группе профессионально продуктивный и одновременно с этим доброжелательный диалог коллег с различным уровнем опыта и объединять их профессиональные и личностные ресурсы. Понимание и допущение справедливости разных мнений и точек зрения в балинтовской группе во многом совпадает с представлениями H. Wilkinson (1999) о плюрализме как «воздержанности в теоретическом диалоге», позволяющей избегать категорических утверждений, независимо от того, насколько обоснованы и этически справедливы позиции его участников (обсуждение проблем и критериев истинности суждений в балинтовской группе, по определению, не возникает). Плюрализм в таком понимании представляет собой в определенном смысле допустимую конфронтацию мнений и идей, признающую правомерность их различий. При этом он с неизбежностью предполагает и взаимное уважение к разным точкам зрения, стремление узнать их получше и не добиваться их обязательного объединения или компромисса, чтобы добиться иллюзии псевдосплочения группы. Это позволяет участникам группы лучше услышать и понять, что представляют собой эти разные идеи и суждения.

Процесс обсуждения в группе, который запускается свободно структурированным сообщением одного из участников группы с определенным запросом и который вызывает определенное эмоциональное вовлечение других участников, позволяет сделать более отчетливыми различные грани обсуждаемой ситуации нелегкого и напряженного, не во всем ясного взаимодействия в данных условиях у данного врача с данным пациентом в решении данной проблемы. Возникает новая картина этой коммуникации и новое представление о ее главных участниках, появляется новая мозаика, составленная из отдельных «камешков» (идей, ассоциаций и чувств участников группы). Можно использовать обратную аналогию и сравнить этот процесс с лучом света, проходящим сквозь стеклянную призму и распадающимся в результате на целую гамму цветов. Когда человек рассказывает нечто важное для себя не одному, пусть даже внимательному, слушателю, а сразу нескольким коллегам по работе, составляющим балинтовскую группу, отраженное от них «эхо» его собственных слов и переживаний становится для него «громче» и отчетливее, а значит, более осознанным и понятным. Большая степень осознанности врачей в своей работе, прежде всего в ее коммуникативной составляющей, делает их и более свободными, и более ответственными в профессии.

Для описания принципов работы балинтовской группы может быть интересной аналогия научного исследования, предложенная Френсисом Бэконом, которая включает в себя такие модели, как «путь пчелы» и «путь паука». Первый предполагает тщательный и кропотливый сбор по крупицам разных знаний, относящихся к обсуждаемому вопросу, и их исчерпывающую систематизацию, необходимость ознакомления со всем доступным объемом предшествующих исследований. На их основе осуществляется продвижение вперед как продолжение и развитие этой «траектории» с формированием определенного заключения. Такой путь часто напоминает расследование и поиск истины или единственно верного объяснения определенной проблемы, соответственно – определение ее единственно верного решения. «Путь паука» предполагает не только гораздо меньшую зависимость от предыдущих знаний фактического материала, всегда недостаточно полных и во многом противоречивых, но даже и отказ от их обязательного сбора и представления. Этот путь допускает возможность появления нового знания «из самого себя», генерирование новых идей и представлений, напрямую не связанных с предшествующим готовым знанием. Такому подходу даже противопоказан скрупулезный и педантичный анализ уже имеющихся данных, поскольку очень жесткая, нередко даже тенденциозная, искажающая восприятие привязка к ним служит препятствием для свежих и часто вполне продуктивных идей. Этим во многом можно объяснить успех работы балинтовских групп для медиков и других профессионалов, оказывающих психологическую помощь и всегда работающих в условиях некоторой неопределенности и дефицита фактических данных.

Здесь также следует иметь в виду, что даже опытным и глубоким специалистам свойственно нередко находиться в плену тенденциозного, избирательного восприятия того, что кажется им бесспорными фактами. Хорошо известно, что люди обычно верят в истинность того, что они неосознаваемо предпочитают, им свойственно обосновывать и поддерживать то, что они когда-то приняли для себя, иначе это разрушает привычный строй их представлений. Поэтому можно полагать, что балинтовские группы, использующие описанную Ф. Бэконом метафору, служат достаточно успешным средством от стереотипии и даже жесткой ригидности мышления, с годами превращающейся у многих врачей в серьезную проблему.

Групповую дискуссию вполне можно рассматривать как своеобразный вариант исследования, направленного на более глубокое понимание профессиональной коммуникации. В таком исследовании балинтовская группа может принимать также довольно отличные друг от друга, во многом даже контрастные образы «шахтера» и «путешественника». Эти образы привнесены нами в анализ работы балинтовских групп из технологии исследовательского интервью (S. Kvale, 1996).

Метафора образа «шахтера» представляет знания как ценные и полезные, но скрытые в глубине ископаемые, а группу – как горняка, добывающего их. Некоторые «шахтеры» при этом собирают объективные факты, некоторые ищут также их значение и смысл. И то и другое предполагает, что знание ответов на сложные вопросы коммуникации в терапевтической практике находится внутри самого человека и его можно (и нужно) «добыть». Группа как исследователь «расчищает» поверхность сознательного опыта переживаемого случая из практики участников группы, погружаясь при этом и в сферу их неосознаваемого. Ценность получаемого «конечного продукта» определяется его связью с объективной реальностью и с реальностью субъективного, внутреннего опыта.

Альтернативный этому образ «путешественника» рассматривает группу в движении, в «пути», который завершается определенным итогом, описанием своих дорожных впечатлений и открытий по возвращении домой. Привлекательная сторона этого образа в том, что путешественник может беседовать с разными людьми, свободно двигаться в разных направлениях, исследовать разные новые для себя места, нанесенные ранее на его карту или вовсе им неизведанные. Он может свободно скитаться в поиске удачи, но может и целенаправленно искать определенное и необходимое ему место на этой карте. При этом путешественник общается с множеством собеседников, подтверждая исходный смысл слова, распространенного во многих языках, поскольку происходит оно из латыни (conversation – беседа, «странствие вместе с другими»). Возможные смыслы того, что увидено и услышано им по ходу «путешествия», описываются в различных интерпретациях. «Путешествие» ведет не только к новому знанию, оно меняет и самого «путешественника». Оно включает механизм активной саморефлексии, что приводит «путешественника» к новому самоосознаванию. Это один из основных ценных эффектов, достигаемых в балинтовской группе.

В последние годы ряд авторов, в частности J. Sternlieb (2009), C. Höfner [et al.] (2009), исследуют возможности более широкого анализа границ применения балинтовской технологии в помогающих профессиях. Корректно функционирующая балинтовская группа рассматривается ими как очень эффективный ресурс в процессе профессионального развития врачей и психологов. Это в значительной мере связано с тем доверием, которое испытывают участники группы к процессу открытого и достаточно искреннего, эмпатийного, уважительного и поддерживающего анализа тех сложностей и вызовов, которые возникают в ходе сложного взаимодействия с пациентами. В результате такого анализа у докладчика и в совсем немного меньшей степени у других участников группы появляется новое понимание того, как складывалась эта коммуникация и что ее осложняло, появляется новое понимание пациента, а у врача формируется новое видение других, более для него спокойных и эффективных путей формирования терапевтических отношений, соответственно, и более успешного терапевтического процесса.

Структура работы балинтовской группы включает в себя два процесса, достаточно непривычных для врачей и поэтому используемых крайне редко, – возможность свободно обсуждать характер взаимодействия с пациентом, фокусируясь на своих и его переживаниях и реакциях, а также соблюдать заложенную в правилах группы определенную необходимость некоторое время, находясь за кругом, слушать мнения других участников группы, не имея возможности спорить с ними, комментировать, «исправлять» другие точки зрения и доказывать свою «правоту», защищаясь и нападая. Это позволяет реже использовать свои привычные и хорошо знакомые, хотя и не всегда конструктивные, поведенческие стили или, как минимум, лучше их видеть, реже прибегать к поиску «оборонительных» объяснений своих реакций и своих действий, что очень часто не дает возможности как-нибудь иначе посмотреть на пациента и на себя в работе с ним. Тем самым балинтовская группа расширяет «репертуар ролей» в профессиональной деятельности, сужает зону «слепых пятен» и способствует более глубокому пониманию ответа на вопрос «Каков я как врач?».

Исследователи уделяют достаточно много внимания анализу того, как влияет должностной статус отдельных участников на взаимодействие в группе, поскольку это всегда вопрос потенциально большей власти у этих участников и их возможности более активно влиять на ход дискуссии в группе. Кроме того, когда люди связаны иерархическими служебными отношениями, они по-разному слушают друг друга, и тенденция здесь, как правило, однонаправленная. Она выражается в том, что люди с более высоким служебным статусом, чем у других участников группы, слушают их существенно меньше, чем наоборот. Это особенно заметно в тех случаях, когда балинтовская группа сформирована из сотрудников одного учреждения.

Эта особенность взаимодействия в группах является достаточно типичной и относится к одной из стратегий «выживания» в коллективе, но во многих случаях она является неосознаваемой в отношении наших установок, связанных с общением. В этом смысле балинтовская группа помогает многим участникам понять и то, какова «цена», которую мы платим за поддержание этих установок и за развитие в себе новых навыков слушания и внимания к другим людям. Эти вопросы, часто неосознаваемые, находят отражение в балинтовской супервизии, фокусирующейся на профессиональной коммуникации. Это пациент всегда обращается за помощью к врачу, и никогда не бывает наоборот. И это врач, который, в отличие от пациента, всегда чувствует себя ответственным, обязанным найти успешное решение проблемы пациента и придать взаимодействию с ним терапевтическое направление. При этом у него всегда есть ограничения времени, знаний, собственных сил и энергии, разного рода ресурсов, доступных ему в лечебном процессе, но есть также и ограничения в простом понимании того, что многие проблемы пациентов слишком сложны и зачастую находятся вне возможностей врача управлять их решением. Поэтому, несмотря на исходное неравенство в положении в этой коммуникации, в ресурсе власти и в возможностях влиять на терапевтический процесс, именно врач нередко чувствует себя беспомощным и зависимым от пациента.

Рядом исследований показана высокая эффективность балинтовских групп для врачей самых разных специальностей, включая не только врачей общей практики (семейных врачей), для которых изначально и создавалась эта форма супервизии, но и для врачей-интернистов более узких направлений (кардиологов, ревматологов, эндокринологов и т. д.), акушеров-гинекологов, педиатров, даже стоматологов, физиотерапевтов, остеопатов и других медицинских специалистов.

Можно отметить еще один важный критерий, определяющий целесообразность «экспансии» балинтовских групп среди медицинских специалистов, – необходимость преодоления ими своей профессиональной изоляции. Утверждение о том, что чем выше степень такой изоляции и чем меньше у врачей возможностей получать поддержку коллег в виде коректно структурированного обсуждения своих случаев из практики, тем больше врачи демонстрируют признаки профессионального выгорания и тем больше пользы приносит им работа в балинтовской группе, подтверждается рядом исследований.

J. Sternlieb (2006, 2009) приводит данные об эффективности балинтовских групп и в других, немедицинских сферах, работа в которых тесно связана с межличностной коммуникацией. Это, в частности, психологическое консультирование, сферы образования, менеджмента и бизнеса, работа полицейских, духовенства, т. е. там, где межличностные отношения активно влияют на эффективность работы и профессиональное самочувствие самих работников. Представление о возможности использовать потенциал балинтовской технологии подтверждается опытом разрешения многих кризисов в таких коллективах, особенно в тех случаях, когда только управленческие решения сами по себе ожидаемого эффекта не приносят. Он может быть источником развития персонала и позитивного влияния на взаимоотношения между сотрудниками в данной организации, что не может не отразиться на всей ее работе.

Вместе с тем существуют и определенные предостережения о необходимости корректного и даже иногда сдержанного отношения к идее внедрения балинтовских групп в разных социальных сферах. В частности, во всех этих случаях сохраняется необходимость создания такой технологии работы группы, которая способна обеспечить своим участникам атмосферу безопасности и эмоциональной поддержки, возможность свободного обмена мнениями и взглядами на обсуждаемый случай. Именно это делает балинтовскую группу столь информативной и развивающей. Это предполагает необходимость во всех этих случаях иметь хорошо подготовленного ведущего, отвечающего требованиям, которые предъявляются к его квалификации. При этом он должен понимать и специфические характеристики, условия, своеобразие и даже, возможно, уникальность профессиональной культуры работы в той сфере, которую представляют участники данной балинтовской группы. Например, как реализовать требование сохранять конфиденциальность и сотрудничество в группе менеджеров, если у отдельных участников есть конфликт интересов или определенное соперничество за статус лидера. Очень важным обстоятельством в подобных случаях является и необходимость учета индивидуальных систем ценностей участников группы, в частности религиозных, чтобы в группе не возникала ситуация их конфликта. Тогда группа, даже достаточно гетерогенная по своему составу и по своим взглядам, может быть вполне продуктивной. В литературе, анализирующей эффекты балинтовских групп в США и некоторых европейских странах, описаны случаи успешной многолетней работы нескольких групп, состоящих из 7–8 священиков разных конфессий и представляющих разные религиозные направления, собиравшихся 1–2 раза в месяц, при этом участники этих групп выражали потребность в сохранении такой группы и высокую степень удовлетворения от ее работы.

Поэтому, обсуждая масштабы «экспансии» балинтовских групп в разные социальные сферы, лучше всего подходить к этому с разумным пониманием границ возможностей и ресурсов данной технологии. Она не меняет весь «мир» внутри нашей профессии, но даже таких факторов, как повышение удовлетворенности своей работой, снижение выраженности и частоты стрессов в работе и риска профессионального выгорания, повышение эффективности самого терапевтического процесса вполне достаточно для того, чтобы по святить этому небольшую часть времени, постепенно отмечая у себя все возрастающий интерес и внимание к изменениям в себе и в своем отношении к пациентам. Это и составляет непрерывное профессиональное развитие врачей и психологов.

В завершение этой главы приведем заметки Ирины Дреминой, кандидата психологических наук, доцента кафедры психологии развития и образования Марийского государственного университета (Йошкар-Ола) об ее опыте участия в балинтовской группе (текст приводится с разрешения автора и с сохранением его стиля):