Текст книги "Юлия"

Закончив рассказ, Юля заметила как женщина чаще и сбивчиво заморгала ресницами. По её увядающим щекам одна за другой покатились слезинки. Юля подумала, что своим вызывающим тоном огорчила, обидела её, ведь не ожидала, что перед ней сидит круглая сирота, а такая никому не нужна.

– Вы, пожалуйста, извините, я вас не хотела обидеть, вам стало плохо? Я уйду сейчас, вы не беспокойтесь, я здесь не останусь, вы меня больше не увидите, я скоро уеду… зачем я только всё вам рассказала? Мне теперь очень стыдно, а если стану учиться, с какими глазами я буду с вами встречаться?

– Что ты говоришь, деточка! Куда ты встаёшь? – её лицо выражало сострадание, ей и своя жизнь вспомнилась. – Вот и чай уже поспел, а ну садись на место, – женщина почти насильно усадила Юлю обеими руками, приговаривая ласково, куда и девался недавний суровый тон: – Садись, детка, сейчас чайку попьём, а там решим всё как надо. Ах, как я давеча, – и она сокрушённо, в досаде покачала головой, смахивая вновь набежавшие слёзы, принявшись разливать по стаканам чай. – Я тебе, детка, и о себе расскажу…

За чаем тётя Паша поведала, что жила вдвоём с мужем Виктором. Детей им Бог не дал, муж работал слесарем на заводе. Стал выпивать, сделался нервным, вспыльчивым. Хотя в молодости был выдержанным, уравновешенным, никогда ей не грубил. Всю войну прошагал с первого до последнего дня: был ранен, контужен. А до войны (поженились они перед самой войной) он совсем не пил, учился тогда в институте. Но учение прервала война, а до книг был страстный охотник, и после, как вернулся с фронта, с книгами не расставался. И тогда заметила за своим Виктором проклятую тягу к водочке. Об учёбе больше не помышлял. А после войны туго было, нужда, голод, сразу пошёл на завод, надо, говорил, из разрухи поднимать экономику. «Детей хотел, ох как хотел, я старалась, чтобы его обрадовать. А время шло, а я всё пустая ходила, чем сама изводилась и кручинилась, этого наверно, никому не понять. Тогда я работала в железнодорожном депо, паёк там давали, вот и пошла на железку… А Виктора любила и он тоже меня любил. Но деток у нас всё не было и не было, он потерял всякую надежду, вот поэтому и запил мой Витя, нервным сделался. Ты, говорит, нарочно не хочешь? Я что ему отвечу, стыдно и молчу, а самой больно на душе, ноет сердце. Тогда говорю, уходи от меня, ищи себе здоровую бабу, чтобы тебе детей нарожала. А я дура, сморозила, не подумавши ему в обиду, так он подошёл и треснул по лицу меня».

– Вот так, деточка, жила я, так живём и поныне, – тётя Паша глубоко задумалась, вздохнула и отхлебнула чай (по второму стакану пили), она понимала, что основное, что пережила, всё-таки она не стала говорить этой девочке. Ведь и без того увлеклась: видела, с каким жадным вниманием слушала её девушка. А то главное, о чём она постеснялась поведать Юле состояло в том, что муж, как после выяснилось, действительно нашёл женщину и втайне к ней похаживал. Потом она родила ему сына. Он сам признался: к ней уйти, однако, не смог, так как любил её больше, чем свою новую зазнобушку. Между тем тётя Паша винила себя, мечтала тайно, чтобы Бог послал той женщине скорую смерть, а её сына она бы усыновила, отчего потом суеверно крестилась за свои злые мысли. После чаепития тётя Паша встала и сказала:

– Ну, а теперь ко мне поедем: поживёшь у меня, если понравится – буду очень рада, как своей дочке, честное слово: будем с Витей считать, что ты когда-то потерялась, а теперь нашлась.

Однако тёте Паше пришлось долго уговаривать Юлю, при этом она пыталась понять: почему девушка отказывается от её искреннего желания приютить её у себя? А Юля просто не хотела принимать как бы из милости проявленную к ней жалость, потому упорно твердила, что она сама в состоянии пойти к директору, и он поможет приискать ей жильё.

– Хорошо, я вижу – ты чего-то боишься. Наверно, ты думаешь, я стану с тебя брать за постой оплату? Деточка, зря ты так думаешь! Я от чистого сердца…

Однако никакие её доводы, что к ней она питает исключительно материнские чувства, девушку в обратном не убеждали. И она решила тогда предложить свои условия:

– Поступим так: поживёшь у меня временно, а потом мы похлопочем, чтобы дали тебе общежитие!

На таких приемлемых для неё условиях Юля дала согласие. Конечно, она и предположить не могла, что женщина рассчитывала оставить её у себя насовсем. Она руководствовалась своим соображением, надеясь при этом на своего мужа. Он поддержит её, не отвергнет девушку и одобрит желание жены приютить сироту. И там, гляди, девушка к ним привыкнет, станет вместо дочери, если муж будет по-хорошему с ней обращаться, как с родной.

Тётя Паша жила недалеко от центра в старом двухэтажном доме, занимая с мужем квартиру из двух комнат. У них имелась своя небольшая библиотека, телевизор, холодильник. Правда, мебель была довольно старая, но ещё добротная, массивная – вся на подбор: шифоньер, буфет, стол, диван и все с резными деталями.

Жизнь Юли потекла день за днём. Вспомнила она сестру и задумалась. Ведь письмо так и не отправила: надо его дописать, что теперь живёт у доброй женщины, муж которой хоть порой и выпивает изрядно, но не такой нелюдимый и грубый, как Семён. Хотя жить у тёти Паши она долго не будет, что скоро ей выхлопочут место в общежитии. Однако написать обо всём этом ей не давала только одна мысль, что Семён прочитает письмо. И решила послать его на имя сестры до востребования, чтобы только не попало в грязные руки зятя. Валентина сделала ей много хорошего, за всё сестре благодарна. Обиды на неё давно забылись, она всё простила сестре, что когда-то причиняла ей боль. Валентина, провожая её и подругу, просила, чтобы их не забывала, хотя бы изредка слали о себе весточки.

Глава пятнадцатая

Недели через две своего пребывания у тёти Паши Юля нечаянно услышала доносившийся из кухни разговор хозяйки и её мужа. Она только что вернулась с улицы, где сидела на лавочке с книгой. Вечер был чудесный. Уходить не хотелось, но по телевизору должен был начаться фильм. Разговор между супругами, как догадалась Юля, шёл непосредственно о ней. Тётя Паша советовалась с мужем. Юля уловила только отдельные слова: «пальто, выходное платье, сапоги, туфли», а потом повышенным тоном женщина отчитывала мужа: «Ты бы, Витенька, поменьше заливал в свою глоточку. И целыми были бы денежки, у меня небольшие сбережения есть». Подслушивать Юле стало стыдно, и она ушла в комнату. Но из этого она поняла, что супруги Тепляковы хотят её приодеть. А у самих туговато с деньгами. Но из добрых побуждений они не посмотрят на свои скромные возможности, чтобы доставить ей радость. Если бы этот разговор хозяев она не услышала, они бы справили ей обновы, которые она бы, наверное, приняла, чтобы только не обидеть добрых супругов. Но теперь она знает, что у них мало денег, а на неё нужно много, в таком случае она наотрез откажется от подарков. А ещё Юля думала, что этими вещами они хотят сделать первый шаг к её удочерению. В её возрасте это будет выглядеть по меньшей мере смешно. Юля создала нарочитый шум, чтобы супруги знали – она рядом. Вскоре постоялица увидела тетю Пашу, выходившую из кухни с доброй улыбкой на лице.

– Ты чего так рано, деточка, ещё бы погуляла? – ласково и вместе с тем с удивлением проговорила хозяйка.

– Я читала книгу – устала от жары, а скоро кино будет… вы там обо мне говорили, я случайно услыхала, извините, – не глядя на тётю Пашу, волнуясь, начала Юля. – Вы громко разговаривали, а я только дверь открыла и слышу… в общем, мне ничего от вас не надо…

Хозяйка несколько смутилась и рукой взялась за грудь, и тут в прихожую вошёл Виктор Фёдорович.

– Разве за это можно на нас обижаться? – на ходу заговорил он, глядя на Юлю открыто. – Ты нам очень нравишься… будешь нам дочерью, это я от всей души… – и слегка подался к девушке.

– Ой, Витя, да погоди! – несколько в досаде прервала его жена.

– Я на вас не обижаюсь, но подарков от вас я вовсе не жду! Если так думаете, то глубоко заблуждаетесь. У вас мне хорошо, этого вполне достаточно, – ответила, волнуясь.

– Так мы же от всего сердца! – воскликнул Виктор Фёдорович.

– Извините, у меня деньги есть, их пришлёт сестра, я сама и куплю…

Юля увидела, как тётя Паша густо покраснела, и опустили глаза.

– Извините, я не хотела вас обидеть: почему вы думаете, что если человек сирота, то с ним непременно надо носиться. А вы знаете, что лишнее об этом напоминание меня и обижает, и оскорбляет.

К этому разговору ни Тепляковы, ни Юля больше не возвращались. Юля помогала по домашнему хозяйству тёте Паше: ходила в магазин за продуктами, ездила с ней на дачу, иногда даже ходили в кино. Так для Юли незаметно пробежали дни до начала занятий в училище. Всё это время она испытывала острую потребность в близкой подруге. Маша пока ничего ей не написала, нашла ли она свою мать, и хорошо ли доехала.

Перед началом занятий в речном училище Юля получила форму, которую пришлось подгонять под её фигуру, на что ушло три вечера кряду. Ей помогала тетя Паша, у которой была ножная машинка, и Юля сама пробовала строчить. Вместе с хозяйкой они так постарались, что теперь форма сидела на ней, как влитая…

Конечно, училище – это не школа. Здесь читают лекции, а ты их с ходу конспектируешь, и еле успеваешь записывать. На первых порах в училище Юля никого не знала, кроме Сани, Андрея да тёти Паши. Со временем стала привыкать к незнакомым лицам учащихся и преподавателей. Однако это не мешало ей подчас чувствовать себя такой одинокой, что поневоле думалось о сестре, которой давно уже отправила письмо, а ответ от неё всё не приходил. Может, адрес неверно написала? Так ведь тётя Паша сама подсказала, как отсылают с уведомлением до востребования. Значит, туда письмо идёт долго.

Юля училась старательно, с большим желанием, даже охотней, чем в школе. Мало-помалу она перестала жалеть, как на первых порах переживала, что не поступила в медицинское училище. И хотя она успокаивалась, что выучится на речного кока, станет работать на суднах, увидит новые города, всё равно для полного счастья ей не будет хватать любимого дела. Временами она жалела, что не пошла санитаркой в больницу, даже были минуты отчаяния, была готова бросить училище. Но потом этот порыв проходил. В их группе было немного девчонок, и со всеми Юля поддерживала хорошие отношения. Больше всех ей нравилась Люда Мухина, с которой она сидела за одним столом. Люда была не очень симпатичной, но довольно открытой, общительной и приятной девушкой. На ней форма сидела тоже превосходно, подчёркивая всю её ладную фигуру. Были девушки – настоящие красавицы, но большие задаваки…

С какого-то времени Юля стала замечать, что на неё с интересом смотрели парни из групп мотористов и слесарей-ремонтников. Она продолжала поддерживать приятельские отношения с Саней и Андреем, которые иногда шутливо подтрунивали над ней, что она приобретает новых поклонников. Она ещё не умела правильно оценивать складывавшиеся вокруг неё, обстоятельства. Для этого Юля хотела почерпнуть знания – о первых чувствах и людях – из книг. Когда на неё выставлялись ребята, ей это не нравилось, и раз чуть было не крикнула: «Чего пялитесь?» Юля даже стала присматриваться к тому, как ребята смотрели на других девчонок, и ей всерьёз казалось, что на остальных они почти не обращали внимания. Она также очень жалела, что ещё недостаточно глубоко разбиралась в себе и своих чувствах. О своей внешности она была обычного мнения, мол, ничем не хуже других, конечно, она скромничала, но уже слышала, что обладает достоинствами настоящей красавицы. Этому она мало придавала значения, просто думала, что есть и красивей. Когда смотрелась в зеркало, то почти искренне удивлялась: чего все нашли в ней красивого? Кожа белая, волосы чёрные, глаза иссиня-голубые, нос маленький, закруглённый, губы почти детские и взгляд то робкий, то дикий, а брови широкие.

Словом, чем чаще Юля ловила на себе взоры парней и девушек, тем больше стала делать вид, что никого не замечает, особенно, когда проходила мимо соглядатаев, вскидывая при этом нарочито гордо голову. Иногда ей казалось, что она для них лишь объект насмешек, и тут нет ничего общего с поклонением перед её красотой. С другими девушками парни обращались как с давно знакомыми, хотя те были такие же первогодки, как и она. Причём они поступали с ними очень вольно, чего бы она ни за что им не позволяла. Девушки прогуливались с ребятами почти в обнимку. Иногда девичья голова торчала у кого-то из-под мышки, откуда и раздавался её озорной смех…

Ещё со школьной скамьи Юля стала мечтать о дружбе с юношей. В то время с такими предложениями к ней подбивалось много парней, даже записки писали с признаниями в любви. Но эти парни были домашние, и она их очень стеснялась. Ведь они ей так нравились, что своим благополучным положением даже вызывали зависть. И только поэтому она не могла принять их дружбу. Детдомовских Юля знала наперечёт, и относилась к ним как к своим братьям из одной семьи. С ними она беседовала обо всём и никого из них не стеснялась. Хотя детдомовские девчонки порой обижались на своих ребят из-за того, что они не разрешали им дружить с домашними парнями. А Юле иногда приходилось улаживать разногласия, ибо между детдомовскими и домашними ребятами из-за девчонок дело доходило даже до драк…

Саня Пятаков и Андрей Зубов из группы мотористов, как Юля заметила, тоже стремились втайне друг от друга перейти с ней на сугубо личные отношения. Но Юля относилась к их поступкам снисходительно и над ними посмеивалась, стараясь не обидеть. Юля дорожила дружбой с обоими и делилась с парнями своими первыми впечатлениями об окружающих. В частности её интересовало мнение друзей на тот счёт, почему некоторые девчонки ведут себя вульгарно, а парни не ставят их на место. Да и ребята в свой черёд поступают не лучше.

– А ты сама спроси у своих однокурсниц, – отвечал Саня, – наверно, развязное поведение их вполне устраивает.

– Зачем, я и так вижу, что это некрасиво. Лично вам такие девушки по душе? – не отставала Юля.

– Какие именно? Которые в первый же вечер дают себя целовать? – уточнил Андрей. – А это как кому нравится, пусть целуются на здоровье, – тут же усмехнулся он.

– С тобой же так никто не ведёт, значит, мы против, – заметил Саня, похлопывая дружка по плечу, точно этим жестом хотел упрекнуть товарища за несообразительность. Юля с интересом, долго смотрела на Саню, относясь в душе к его словам с одобрением. Больше ей нравился Андрей, хотя на вид они были оба ещё совсем мальчишки. Но вот уже пытались выяснить: кого из них она предпочитает, на том бы многозначительно остановила свой взгляд. Однако Юля шутливо уходила от ответа, о серьёзном увлечении кем бы то ни было она ещё не помышляла. Впрочем, она давно догадывалась, что каждый из них втайне мечтал о дружбе с ней, чтобы она выбрала только его одного. Когда ребята оставались наедине, разговор у них не клеился, и под благовидным предлогом предпочитали расстаться. Так между ними всё чаще возникали натянутые отношения…

Глава шестнадцатая

Юлю поселили в рабочее общежитие нефтеперерабатывающего комбината. От тёти Паши она всё-таки надумала уйти, впрочем, та особо её не уговаривала остаться, зачем удерживать насильно, коли девушка желает быть независимой. Виктор Фёдорович, видя, чем жена опечалена, старался её успокаивать:

– Пашенька, да зря ты по ней тужишь! Сейчас молодёжь родных родителей признавать не желает. Вон все уезжают, стариков бросают. И даже им писать ленятся. А от Юли ждать подавно нечего, ты уж на меня не сердись, это сущая правда.

– Да дело-то не в этом, Витя, она к ласке неохочая. Душа у неё замкнутая, всё ей мнится людская корысть, откуда у неё недоверие к людям, кто её так обидел, что она во всех разочаровалась? Молчи! И всё равно мне она не чужая уже, как родная…

– Ничего, повзрослеет – поумнеет, это сейчас такой возраст, а ты ей купи что-нибудь от нас – примет, думаю.

Юля жила в комнате с тремя девушками, служащими комбината. Наташа красивая, с пепельно-русыми волосами, некогда была даже замужем, теперь разведена, детей не имела. Она курила прямо в комнате перед открытой форточкой, держа на коленях стеклянную пепельницу. На левой щеке у неё грубоватой полоской, почти от глаза и до подбородка, розовел шрам. Всякий раз любопытным Наташа отвечала с некоторой гордостью и бравадой:

– Сеча с мужем была, за что я от него откололась.

Две другие, Оксана и Августина, тоже курили, но чуть меньше подруги. Внешне эти были поскромней, однако любили одеваться, одалживая друг другу свои вещи. Все трое много читали, на столе всегда лежали зачитанные и потрёпанные книги. Иногда спорили о прочитанном, включали магнитофон и слушали музыку. Когда к вечеру они сходились все вместе, Юле было невозможно готовиться к урокам. Она долго стоически выносила их шум, а девушки, занятые своим разговором, порой не замечали, что Юле не давали заниматься. Когда они уходили во вторую смену, в комнате стояла тишина и Юля наслаждалась покоем. Они разрешили ей пользоваться магнитофоном, и она слушала музыку, проводя уборку, причём она делала это каждый день. Её усердие девушкам пришлось по вкусу, но сказали, что сами убирали и готовили еду по очереди. Если ей так нравится мыть полы, готовить еду, они ей будут только благодарны.

С первого дня Юля вызывала у девушек неподдельный интерес своей необычной внешностью. Они состязались в бесцеремонности и бестактности, расспрашивая у неё, откуда она родом. Лично Наташу, эту эффектную молодую женщину, поражали её необычайно широкие брови, белокожее лицо и большие голубые глаза. Ибо по всему было видно, что Юля относилась к экзотическим девушкам, имеющим в своём роду чужестранные корни.

– Ей-богу, девки, удивительное создание! – она прихлопывала в ладошки. – Юлька скажи, тебе какие страны снятся?

– Почему вы думаете, что мне снятся чужие страны? – наивно переспросила Юля, помня, однако, как в детстве она грезила о далёких странах и городах.

– Да ты вся такая необычная: волосы чёрные, а глаза голубые, а так разве бывает? Смотри: у Оксанки светлые волосы, а глаза серые. Кто же твои предки?

– Моя мать была русская и по метрикам я русская, – ответила она чуть слышно.

– Обманываешь! – усмехнулась сероглазая с крашеными волосами Оксана. – А папаша кто, не из Африки ли?

– А ты видела белокожих африканцев? – спросила Августина и засмеялась.

– Я отвечать больше не буду! Разве непонятно? – хмуро добавила Юля, чувствуя прилив обиды оттого, что её начали так цинично обсуждать. Наташа с недоумением пожала плечами, странно переглянувшись с подругами.

– А чего ты застеснялась своего происхождения? Может, мы завидуем тебе. Вот Августина не скрывает, что она чувашка, это мы с Оксаной русские, а ты, будто с другой планеты.

Юля исподлобья поочерёдно зыркнула на всех и сильно покраснела. Она не любила, когда её уличали во лжи, и потому крепко сжала губы, чтобы не заплакать. Девушки увидели, что Юля обиделась, и более не обращали на неё внимание. Оксана вышла из комнаты, за ней – Августина. Наташа осталась, улеглась на кровать в халате с книгой в руках. А Юля тем временем смотрела в окно с застывшими на глазах слезами. На улице уже стемнело, в окнах домов напротив их общежития горели огни. На столбах по краям дорог зажглись фонари. И сразу на душе у неё до пронзительного отчаяния сделалось тоскливо. Вспомнились фонари в родном городе, свет которых падал прямо в спальню детдома. И вдруг захотелось хоть на минутку, хоть одним глазком посмотреть, как там сейчас без неё? Надо написать Маше, а её адреса не знает; надо написать Тамаре Игнатьевне. Она всё тянет, всё перекладывает на следующий день и тут же забывает…

В отсутствие Юли девушки обсуждали её: называли странной, дикой, а, в общем, всем она нравилась, и они уже привязывались к ней, как к меньшей сестрёнке. Спустя время они привыкли к Юле, узнали её характер и уже опасались тревожить её своими вопросами. Они жили своими интересами: имели мужчин, работали, читали книги, ходили в кино, театр, ресторан. А то, чем жила их юная соседка, они особо не вникали и не старались вовлекать её в свои разговоры и увлечения. Когда к ним приходили кавалеры, они тотчас собирались и уходили с ними. Но выпадали вечера, когда девушки с мужчинами в комнате играли в карты, пили вино и обсуждали новости на комбинате, ругали начальство. Потом включали музыку, танцевали, шутили, смеялись, а Юля в уголке за шторкой готовила в этом гвалте и шуме уроки.

Один блондин с длинными до плеч волосами, неприлично улыбаясь, отдёрнул шторку и подсел к Юле за стол, затеяв с ней двусмысленный разговор. От него пахло вином, сигаретами. Он нагло взял её за руку, при этом властно глядя на неё. Начал отпускать комплименты и хотел угостить вином. Тут подоспела Наташа и увела парня, надавав ему шутливых шлепков по затылку. Они продолжали и после мешать ей заниматься. Однажды Юля не утерпела и пожаловалась на девушек коменданту. Она была очень полная женщина, и явилась как раз в самый разгар веселья. Потребовала выключить музыку, ведь время уже было отнюдь не раннее. Наташа была старшая в комнате и начала ей выговаривать. Парни быстро ретировались…

– Вы чего тут, дорогуши, устраиваете сборища? Такого беспорядка, какой я вижу у вас, нет ни в одной комнате. Учтите: на вас стали поступать жалобы, хотя бы сироту пожалели. Ей заниматься мешаете своими кутежами, беспутные! А накурили, уже дышать нечем, фортку откройте.

– А кто сирота? – удивлённо посмотрела на комендантшу Наташа.

– Разве я вам не говорила? Ой, из головы совсем выскочило, да вот наша новенькая девочка, – и она непосредственно обратилась к Юле. – Ты извини, что я должна это сообщить при тебе.

– Ничего, – тихо сказала Юля, чуть подняв на неё признательные глаза.

– Мария Матвеевна, честное слово, мы не знали! Теперь больше не повторится! – искренне поклялась Наташа.

– А мы её сестрой уже считаем! – воскликнула Оксана.

– И потому бардак устраиваете, хороши сеструхи! К вам я ещё зайду, тогда не обижайтесь, увижу бедлам – расселю!

– Вой, как страшно! – притворно бросила Августина. – Заходите, милости просим, мы будем рады за чуткое внимание к нам!

Когда комендантша удалилась, Наташа тотчас обратилась к Юле.

– Ты жаловалась ей? А нам молчала, что у тебя родни ни души…

– Не приставай, Наталья, мы правда оборзели – сказала Оксана.