Текст книги "Медведь"

Глава девятая

Платье на Соне висело мешком. Соня сутулилась, лицо ее совсем обвисло, а волосы висели длинными, давно не мытыми сосульками. Она чуть заметно пошатывалась на ходу.

– Соня! – крикнула Маргарита.

Соня медленно повернула голову и поискала глазами, кто ее зовет. Увидела, шаркая каблуками, проковыляла к стойке и уселась рядом с Маргаритой.

– Сделай, как обычно, – попросила она бармена. Голос сдавленный, словно ей петлей сдавили горло.

– Тебя тут дожидаются, – сказал он, подавая ей полный стакан водки и тарелку с кукурузными хлопьями.

Соня медленно повернула голову, окинула Маргариту мутным взглядом и спросила:

– Ну, деваха, чего надо?

Глаза у нее были воспалены, веки полуопущены, а в уголках глаз скопилась слизь. И дышала она через рот, как будто страдала от жестокой простуды.

– Привет тебе от Глафиры, – сказала Маргарита. – Ты не помнишь меня? Я живу… Жила с ней в одной комнате.

Она все так же слепо смотрела на Маргариту. Потом отвернулась, взяла стакан и, давясь от отвращения, выхлебала его тремя глотками. Бармен налил ей еще один стакан.

– Интернатская, стало быть?

Маргарита кивнула.

– И как там моя сестренка?

– С ней все нормально.

Видимо, разговор о сестре напомнил Соне о хороших манерах. Она встряхнула головой, провела рукой по лицу, словно снимала невидимую паутину. Тон разговора изменился, стал мягче, теплее.

– Ну и ладно… Ты это… Извини. Чертовски неудобно получается, но сейчас я занята – нет ни минуты свободной. У меня встреча. Такие дела…

– Я только сегодня приехала… Мне негде остановиться. Разве Глафира не звонила тебе?

– Не знаю… Что-то припоминается… Как тебя зовут?

– Рита… Маргарита.

– Видишь ли, Маргарита… Короче говоря, я должна сейчас двигать… – Она опрокинула в себя еще один стакан и начала остервенело давиться кукурузными хлопьями. – Крыша тебе нужна, да?.. Ты посиди здесь, подожди меня. Через час освобожусь… Такие дела. – Она помолчала, растирая ладонью дряблые щеки. – А пока осмотрись. – Руки у нее дрожали. Смотреть на нее было жутко. – Как все скверно… Тошнит от всего этого…

– Ты изменилась, – невольно вырвалось у Маргариты.

– А ты видела меня раньше?

– Я же говорю, ты как-то приезжала в интернат. Привезла бутыль «Кахетинского»…

– «Кахетинское», водка – все дрянь, – неожиданно озлобилась Соня. – Все дрянь, – повторила она. – Нужно бросать. А лучше было бы и не начинать… Знаешь, двигай за мной. Мне надо с одной циркачкой потолковать, а ты ее мужика отвлечешь. А потом домой. И все дела!.. Идет?

– Идет, – обрадовалась Маргарита.

Соня сползла с табурета и, прижав к груди пустой стакан, заковыляла в глубь бара. Маргарита кинула на стойку купюру и, не дожидаясь сдачи, поспешила следом.

Они сидели за угловым столиком – артист цирка, непревзойденный стрелок, мастер кинжала и пули Олег Кулагин и его ассистентка и жена Валентина – маленькая блондинка с голубыми глазами.

Свои прекрасные, золотисто-белые волосы она уложила в замысловатую прическу, обнаженные плечи, казалось, светятся в полумраке бара, тонкая шея, прямая осанка, а лицо удлиненное, слегка высокомерное и презрительное. Маргарита так и не смогла определить ее возраст – Валентине могло быть и двадцать четыре, и тридцать четыре. Движения ее были плавными и грациозными, хотя было заметно, что она изрядно выпила и продолжает пить дальше.

Говорила в основном Валентина. Правда, иногда ее монологи были такими несвязными, что Маргарита ничего не могла понять. Но из обрывочных фраз было ясно, что Валентина говорит о жизни вообще и о своей жизни в частности.

– Что вы пьете? – спросила Соня, присаживаясь рядом с Валентиной.

– Кто это «мы»? – вскинула голову Валентина. – Я, например, пью коньяк, а этот Вильгельм Телль… – Она кивнула на мужа. – Он, как верблюд, вообще ничего не пьет. И правильно делает, потому что завтра представление, и мне совсем не хочется, чтобы в самый ответственный момент у него дрогнула рука.

Кулагин сдержанно улыбнулся.

Красивое лицо, мужественное. Лицо полководца – ямка на подбородке, стальные глаза, чеканный профиль. И кажется, ревут слоны, гоплиты ударяют мечами о щиты, лучи солнца сверкают на наконечниках копий, крик, боевые кличи, а вокруг него тишина, никакой болтовни, только приказы, и все повинуются… Военный совет, на горизонте неприступные стены крепости, но к вечеру она будет взята.

Перед таким, как Кулагин особенно остро чувствуешь себя женщиной. Хочется поправить прическу, припудриться, призывно улыбнуться… А вот Соне все до лампочки. Где ей призывно улыбнуться этими серыми, обескровленными губами… Так могла бы улыбнуться Валентина, но она дошла уже до той кондиции, когда ее улыбка может расцениваться только как призыв выпить еще по рюмке.

– Это подружка моей сестренки, – представила Маргариту Соня. – Ее зовут… Как тебя зовут?

– Маргарита.

– Вот-вот… Маргарита. А вы о чем беседуете? – Соня непринужденно плеснула в свой стакан коньяку и посмотрела на Кулагина.

– О будущем, – сказал Олег.

– Глупости. – Соня лихо хватила коньяк и закусила долькой лимона. – Какой смысл предсказывать будущее. Я, кстати, тоже это умею. Вот на столе стоит початая бутылка коньяка, а я стопроцентно уверена, что через полчаса она будет пустой. Такие дела…

– Нет никакого будущего, – с вызовом произнесла Валентина. – Только настоящее. Только здесь и сейчас. И много – все сразу… А то рассуждаете…

– А никто и не рассуждает, – примирительно сказал Кулагин. – Ни у кого сейчас нет времени рассуждать. Сейчас нужно только успевать крутиться. Маргарита, возьми мою рюмку, я к ней не притрагивался. Нет, нет… Я, как Соня, предвижу, что мы подружимся… Выпей, выпей, а то смертельно обидишь.

Коньяк жидким огнем пробежал по телу. Маргарита как-то вдруг почувствовала себя бодрой, веселой и пьяной. Внутреннее напряжение последних дней оставило, не хотелось никуда идти, а хотелось сидеть вот так в этом полутемном баре и не думать о том, что будет завтра. Завтра наступит еще не скоро…

Впрочем, наверное, это большая ошибка – считать, что завтра наступит не скоро. Это раньше, когда один день был зеркальным повторением предыдущего и точным шаблоном следующего, все перемены маячили где-то далеко-далеко, за горами, за долами. А теперь, Валентина права, и сегодня, и завтра слились в одно целое – разобрать, где кончается причина и начинается следствие, представляется совершенно невозможным.

– Что это на тебя, Рита, вон тот жлоб у стойки пялится? – спросила Валентина, кивая на верзилу, сидящего рядом с лысым коротышкой. – Мерзкая рожа. Знаю я этих кобелей… Ненавижу.

– Вот тебе и на, – усмехнулся Кулагин. – А я-то думал, что тебе такие мужики и нравятся.

– Какие мужики? – выпрямилась Валентина. – Нет теперь никаких мужиков. Теперь или животное, или баба!

– А как же твой муж? – с интересом спросила Соня.

– Он слишком любит свой пистолет. Видала, как он управляется с ним на арене? Он даже спит с ним. А если ему придется выбирать: я или пистолет, он выберет пистолет. – Она пьяно расхохоталась. – Я кто? Я – мишень. А пистолет для него – бог и царь. У него талант… Ах, как мне не повезло, что у него талант!

– Ну, Валя, ты что-то совсем расклеилась, – заметил Олег. – Откуда в тебе эта злость? Допивай свой коньяк и пошли отсюда.

– Злость!.. Это не злость, милый, а страх. Думаешь, легко мне каждый вечер вращаться на этом деревянном колесе, когда ты мечешь вокруг меня свои дурацкие ножи. Или держать на голове яблоко и смотреть в дуло твоего пистолета? Может, махнемся местами, не глядя?..

– Да ты ведь даже не знаешь, с какой стороны браться за пистолет!

– А ты знаешь!.. – Валентина налила себе еще рюмку и лихо ее опрокинула в горло. – Ах, да… Я и забыла: у тебя же талант. А если у тебя исчезнет этот талант, то останется пустота. Ноль. И я тоже – ноль. Два нуля… Как на туалете…

– Но ты очень симпатичный ноль, – пробовал отшутиться Кулагин. – Если у тебя, конечно, исчезнет твоя злость и страх, ты станешь самим совершенством: стройная, красивая, аппетитная, а к тому же смелая и добрая – такая, какая ты и есть на самом деле. Это только когда ты выпьешь, просыпаются злость и страх. А на самом деле все иначе. На самом деле в тебе, и в каждом из нас, всего понамешано понемножку: злости и доброты, страха и отваги – сложнейшая смесь. А жизнь, как пресс. Весь вопрос в том, что этот пресс выдавливает из этой смеси наверх…

– А тот кобель все пялится…

– А я его знаю, – оглянулась Соня. – Фаня-докер. Нормальный мальчик. Когда трезвый. Ладно, я отойду на минуту…

– Я с тобой, – засуетилась Валентина и покосилась на мужа: – Сейчас я схожу, припудрю носик и сразу вернусь. И прямиком в гостиницу. Гарантирую, заяц, что тебе сегодня будет не до сна…

Она с трудом поднялась со стула и, пошатываясь, пошла за Соней.

– Немного перебрала, – улыбнулся Олег. – Иногда на нее находит. Словно бес вселяется. Последнее время что-то слишком уж часто.

– Она ничего… – промямлила Маргарита, гадая о том, чем же сейчас занимаются Соня и Валентина. – Она славная. Правда.

И тут рядом возник Фаня-докер. Рыжий верзила появился ниоткуда. Он навис над Маргаритой, как грозовая туча, буркнул что-то вроде приветствия и уселся на Сонино место.

– А ты мне нравишься, – доверительно сказал он, масляно глядя на Маргариту. – Попка, что надо. Ты откуда здесь взялась?

– Не твое дело. Проваливай! – огрызнулась Маргарита.

– Норовистая кобылка, – ухмыльнулся Рыжий. – Мне такие по душе.

– Ты не слышал, о чем тебя попросила дама, – вмешался Олег.

– А ты не вякай, клоун. Не на арене.

Верзила взял со стола бутылку коньяка и, не отрывая грозного взгляда от Кулагина, влил ее себе в глотку. Бульк, бульк… Ну совсем как кухонная раковина, всасывающая остатки воды после мытья посуды. Кадык перекатывался, как поршень, темные струйки потекли по подбородку. Фаня шумно утерся, а затем поставил пустую бутылку на стол и перегнулся к Кулагину.

– Вали отсюда, циркач. Не видишь, мне с этой кобылкой побеседовать надо…

И тут Кулагин резко дернулся – носком ботинка ударил под столом в коленную чашечку верзилы, а когда тот завыл дурным голосом, схватил его за волосы и шмякнул лицом о стол. Потом еще раз, еще…

Позиция у Кулагина была крайне выгодная: Рыжий отчаянно пытался встать, но мешало кресло, и тогда он начал молотить по воздуху пудовыми кулаками, пытаясь достать противника, но для этого нужно было разогнуться. А разогнуться не было никакой возможности, потому что Кулагин с размеренностью метронома опускал его голову на стол, приговаривая:

– И где тебя учили, щенок, так грубо разговаривать со старшими?.. Сукин сын, хамло…

Но так долго продолжаться не могло: от стойки, расталкивая посетителей и опрокидывая столы, уже неслись приятели Фани – такие же докеры, причем один из них своими габаритами мало уступал самому Фане.

Казалось, время остановилось: окровавленная морда рыжего верзилы, побелевшее от гнева лицо Кулагина, на заднем плане, в дверях, Соня и Валентина, и совсем рядом злобные физиономии докеров с налитыми кровью глазами. А потом время тронулось с места, полетело, понеслось, как сорвавшаяся с привязи свора.

Не раздумывая, Маргарита схватила пустую бутылку со стола и с размаху опустила ее на рыжую голову Фани. Он дернулся и сполз под стол. Кулагин одобрительно хмыкнул, хотел что-то сказать, но тут налетела стая, и стало уже не до разговоров.

Первого, самого здорового, Кулагин встретил очень удачно – ребром ладони по горлу. Тот захрипел и исчез куда-то вниз. А вот второй, лысый коротышка, как пушечное ядро, врезался ему в живот, а третий повис сбоку. А в глазах у них горело желание примерно отомстить, изувечить – сломать нос, разорвать рот, вывернуть руку.

Кулагин пропал под кучей тел, и Маргарита теперь кружила с горлышком бутылки в руке одна. На мгновение они замерли – кольцо злобных, звериных морд с разинутыми пастями. И она бы не ушла, они бы в конце концов ее достали, но с тыла, размахивая шокером налетела разъяренная Валентина.

Сухо затрещали электрические разряды, раздались крики. Здоровенные мужики начали валиться с ног, как телята. А тут еще Соня со сломанной ножкой кресла наперевес и бармен, которому не нужны были неприятности, а для этого драку нужно прекратить в корне, пока она не переросла во всеобщее побоище.

Крик, шум, с кухни прибежали два повара с увесистыми скалками… В итоге Фаня и трое его приятелей так и остались лежать на полу, дожидаясь приезда патрульного наряда, а остальные спешно покинули поле боя.

Преследуя отступающего в панике неприятеля, Маргарита вылетела на улицу и только там немного пришла в себя, успокоилась, осознав полную победу.

– Виктория! Это событие нужно отметить как следует! – Валентина все еще сжимала в руке электрошокер. – И не в этой паршивой забегаловке, а в приличном ресторане! Такси! Эй, шеф, сюда!..

И тут ноги ее подкосились. Если бы Соня не подхватила ее под руки, Валентина бы рухнула прямо на заплеванный асфальт.

– Все. Готова! – профессионально сообщила Соня. – Вези ее, Олежка, в номер. К утру оклемается. И осторожнее будь. Этот Фаня осатанеет, когда придет в себя. Отомстит. Уматывать вам надо из города. И тебе тоже. – Соня поглядела на Маргариту. – Езжай-ка ты с ними. Переночуешь сегодня в гостинице, у них в номере, а завтра свидимся, решим, как быть дальше. Приходи часиков в десять. Солнечная, восемнадцать, квартира номер семь. Завтра я выходная.

– А с тобой-то ничего не сделают?

– Ну что ты?!.. Я с ними разберусь. Как-нибудь управлюсь, не беспокойся.

Она махнула рукой и пошла по улице вниз.

Маргарита растерянно смотрела ей вслед, потом перевела взгляд на Кулагина.

– Неудобно получилось… Я, пожалуй, пойду… Поздно уже.

– Куда ты пойдешь? Я так понял, что ночевать тебе негде. Не гоношись. Помоги лучше довезти эту валькирию до кровати.

А Валентина совсем окосела: ее голова свесилась на грудь, ноги совсем не держали. Она блаженно улыбалась и все твердила о каких-то облаках, на которых так чудесно кататься верхом.

Кулагин затащил ее в гостиницу и прислонил к стенке лифта. Едва кабина поехала вверх, Валентина начала медленно сползать на пол. Тогда Олег подхватил ее на руки и вынес из лифта на руках, как спящего ребенка. А Маргарита шла впереди, чтобы открыть дверь.

Кулагин отнес жену в спальню и положил на кровать.

– Я с ней управлюсь, – сказал он. – Подожди минуту.

Маргарита тактично вышла в гостиную, огляделась. Номер был шикарным: просторный, с балконом, с большими окнами, из которых было видно море. Маргарита уселась в кресло. И тут взгляд ее упал на сумочку Валентины.

Она валялась на полу – видно, соскользнула с ее плеча. Кожаная сумочка, белая, с блестящими застежками. Не отдавая себе отчета, Маргарита подняла сумку, открыла. Пудреница, зеркальце, косметичка, салфетки… Вот. Пластмассовая коробочка, целый набор: одноразовый шприц, тонкий резиновый жгут, ложка и два пакетика с белым порошком. Теперь ясно, о чем Соня толковала с Валентиной…

– Вот и все. – Кулагин закрыл за собой дверь спальни. – Спит, как младенец. А я боялся, что ты уже ушла. – Тут он заметил раскрытую сумочку и пакетики в руках Маргариты. – Что это?

– Сумка валялась… – растерялась Маргарита. – А я подняла… И вот…

Кулагин подошел ближе, недоверчиво коснулся пальцами шприца, пакетиков с героином и буквально рухнул в кресло.

– Положи все на место, – глухо сказал он. – И молчи. Ничего не говори Валентине. Я сам… – Он ошеломленно потряс головой. – Значит, опять…

– Что опять?

Кулагин кивнул на пакетики.

– Это было и раньше. Но мне казалось, что с этим покончено раз и навсегда. Она обещала, а я поверил. И напрасно. Придется искать новую ассистентку… – Он поднял глаза на Маргариту. – Хочешь быть цирковой актрисой?

– Нет.

– Это так интересно, – оживился Кулагин. – И делать тебе ничего особенного не придется. Выйдешь на арену, минутку потанцуешь, а потом встанешь возле щита, а я метну рядом с тобой несколько ножей, пару раз выстрелю… Ты только не шевелись. И улыбайся.

– Нет, не думаю, что у меня получится…

– Получится, – махнул рукой Кулагин. – Поможешь мне, сама подработаешь. Сейчас сезон. Тысячи отдыхающих, самый бизнес, а тут… – Олег покосился на дверь спальни. – Она и напилась так, потому что сегодня я ее чуть было… У нее не выдержали нервы. Обычно я привязываю ее к щиту, щит вращается, я стреляю… А она вдруг забилась, закричала, выгнулась дугой… А нож-то уже в полете! Н-да… Ей повезло. И мне… А в следующий раз все может закончиться гораздо хуже. – Кулагин вздохнул и посмотрел Маргарите прямо в глаза. – А у тебя нервы крепкие. Вон ты как хватила рыжего бутылкой по башке!.. Молодец!

– Да ну… – зарделась Маргарита. – Это тебе спасибо. Вступился за меня, как настоящий рыцарь. Я о таком только в книжках читала. Никогда бы не поверила, что мужик может рискнуть своей драгоценной шкурой ради незнакомой женщины… Ой, прости…

– Ладно. А предложение мое обдумай.

– Ты не обижайся, но… Нет.

– Завтра поговорим. Утро вечера мудренее. Ложись на диване. Подушка на кресле, одеяло в шкафу…

Маргариту вдруг почему-то захлестнуло волной благодарности… И вины. Она подошла к Кулагину, обняла его и поцеловала в губы. Потом отстранилась, пожала плечами и виновато улыбнулась.

– Спокойной ночи, Олег. И… Спасибо тебе…

Соня жила в доме больше напоминающем барак. Зато почти у самого моря.

Маргарита поднялась на второй этаж. Дверь оказалась незапертой. Не дверь, а одно название. Может, она никогда и не запиралась?

Маргарита постучала, но Соня не отозвалась и не вышла навстречу. Маргарита толкнула дверь и вошла в темную прихожую. Пахло спиртом, табачным дымом и еще чем-то горелым. На кухне что-то готовилось, но что бы это ни было, оно пригорело – месиво в алюминиевой кастрюле шипело и дымилось. Маргарита выключила плиту.

– Вот ненормальная! Кто ж выходит, оставляя на плите кастрюлю?!.. Соня! Ты где?

Маргарита покинула кухню и открыла дверь в комнату. И замерла на пороге. Мухи! Черные, жирные. Целый рой, встревоженный ее появлением, беспорядочно носился в воздухе. Густое жужжание наполняло всю комнату. А на полу лежала Соня.

Затылок был проломлен. Сгустки мозга… Кровь испачкала все лицо, пролилась на пол и застыла темной лужей. Рот был широко открыт, а глаза неподвижно смотрели в потолок, на голую, без абажура, лампочку.

Маргарита почувствовала, как по ее спине потекли ручейки пота. Она стояла и смотрела на мертвую Соню, не в силах ни говорить, ни закричать, ни кинуться прочь. Она схватилась за горло, превозмогая внезапную тошноту, отступила на несколько шагов назад и прислонилась к стене.

Все ясно. Стул опрокинут, пепельница на полу, рядом кухонное полотенце. Значит, Соня готовила завтрак, кто-то вошел, она пошла навстречу и… И случилось это совсем недавно, минут двадцать назад – суп еще не успел полностью выкипеть.

Правая рука Сони была завернута за спину, а левая вытянута вперед и крепко сжата. В кулаке были зажаты несколько длинных рыжих волосков. Они были выдраны с корнем.

А вон и орудие убийства – маленькая деревянная скалка. Это ж какой силой нужно обладать, чтобы столь невзрачным кусочком дерева снести половину головы?! Это мог сделать только кто-то очень сильный. И безжалостный… И наверняка у убийцы были рыжие волосы… Вот так верзила. Ай да Фаня-докер…

Маргарита осторожно попятилась к входной двери. Она знала, что не будет обращаться в милицию: стоит только оказаться замешанной в убийстве, и на будущем можно сразу поставить крест. Ее посадят. Или вернут в интернат. Или отвезут к родителям. Или придумают еще что-нибудь, что никак не входит в ее планы.

Нет, объясняться с милицией нет никакого резона. Соню уже не вернуть. Нужно спасаться самой. Внутреннее чутье подсказывало, что следующей на очереди будет она. Нравы здесь простые, незамысловатые – скалкой по голове и, как говорила Соня, все дела…

Сматываться… Быстрее… Вот только куда? Денег – кот наплакал, знакомых – никаких…

Кулагин! В памяти всплыло его вчерашнее предложение. Вот, дура! Еще нос вертела! Хоть бы он только не передумал! Хоть бы… И Валентина. Нет, она-то как раз будет не против. Наоборот, только обрадуется…

Маргарита вылетела из квартиры, стремглав промчалась по лестнице вниз, выскочила на улицу и понеслась к автобусной остановке.

«Черт с ним, – думала она. – Постою я у этого щита, пусть стреляет, кидает вокруг меня ножи, крутит, вертит… Сейчас я согласна на все, лишь бы подальше отсюда, прочь из этого города… И защита… Маргарита надеялась, что Кулагин сумеет ее защитить».