Текст книги "Побеги древа Византийского. Книга вторая. На перекрёстках двадцатого века"

Часть вторая
В тисках

 
Страна лесов,
Страна полей,
Упадков и расцветов,
Страна сибирских соболей
И каторжных поэтов.
 
 
Весь мир хранит твои меха,
Но паче – дух орлиный:
Он знает стоимость стиха
И шкурки соболиной.
 
 
И только ты, страна полей,
Предпочитаешь сдуру
Делам своих богатырей
Их содранную шкуру.
 

Николай Панченко

Глава I
Испания

В чистом, безоблачном небе показалась четвёрка бомбардировщиков Ju-87, донёсся характерный звук двигателей. Немецкие самолёты заходили для бомбометания.

«Хорошая техника у Германии! – подумал Михаил. – Истребители тоже отличные. Превосходят наши по скорости и манёвренности. Хоть у нас и высокая выучка, и мастерство, но самолёты до немецких пока не дотягивают. Гитлер пригнал сюда значительно больше тяжёлого вооружения, и не зря: Германии сняли все запреты по Версальскому договору, вот они и стараются испытать машины и поднабраться опыта. Недаром создали такое мощное подразделение, как легион “Кондор”».

– У-у-у-у! – на высокой ноте завыла бомба.

– Ложитесь, товарищ комбриг! – прокричал немецкий коммунист из интербригады, приданный Михаилу в качестве переводчика. – Сейчас накроет!

Они упали в высокую, ещё не успевшую высохнуть траву. Поблизости послышались разрывы бомб, воздушной волной сорвало фуражку, рядом траву посекли осколки. Михаил перекатился в ближайшую ложбинку, представлявшую собой поросшую зеленью яму. Здесь можно было переждать налёт.

Операция по освобождению небольшого городка Брунете была тщательно разработана группой советских и испанских военных, в которую входил и Михаил. Подразделения наступающей республиканской армии насчитывали восемьдесят тысяч солдат; защитников города в свою очередь было всего десять тысяч. Победа казалась неминуемой. Взятие Брунете решало две задачи: отвлечь силы фалангистов генерала Франко от северных районов страны, где республиканцы терпели поражение, и перерезать дорогу, по которой снабжались фалангисты, наступающие на Мадрид.

Поначалу наступление развивалось успешно: наступающие выбили националистов из городка и перерезали дорогу. Но позже на помощь фалангистам пришло подкрепление – три дивизии и легион «Кондор», бомбардировщики которого буквально сметали войска республиканцев. Битва шла уже девятнадцатый день, были уничтожены сорок процентов личного состава республиканцев и почти вся техника.

Сегодня, 19 июля, националисты Франко при поддержке немецких танков и самолётов легиона «Кондор» выбили республиканцев из Брунете. Теперь войска республики отступали, но их уже никто не преследовал. Лишь бомбили немецкие самолёты. Вывалив свой смертоносный груз, они улетели.

Михаил вылез из ямы и, отряхнувшись, огляделся. Переводчика нигде не было видно.

– Ганс! Где ты, Ганс? – закричал Михаил, но ответа не услышал.

Подойдя к тому месту, где их застала бомбёжка, Михаил увидел Ганса лежащим на спине. Его широко открытые глаза неподвижно смотрели в небо, голову залила кровь. Михаил пилоткой накрыл лицо убитого и стал звать санитаров. Мимо бежали остатки интербригады, но никто даже не подумал подойти, все спасали свои шкуры.

– Эх вы, вояки! – в сердцах крикнул Михаил. – С такой дисциплиной вас передушат как курей!

Он знал, что эти люди всё равно не поймут его. Их заставляла думать о дезертирстве малейшая трудность на фронте. Междоусобица, межпартийная грызня, доходившая до военного противостояния, отсутствие профессионализма и низкий моральный дух приводили к тому, что войска республиканцев терпели поражение за поражением. Теплилась надежда на прибытие основной части советских лётчиков и танкистов, но их численность не могла решить исход войны.

Подбежала какая-то девушка с сумкой, на которой был выведен красный крест.

– Вам помочь? – спросила она по-русски, но с акцентом.

– Помощь уже не требуется, – ответил Михаил, внимательно разглядывая красивую светловолосую незнакомку с открытым славянским лицом. – Откуда ты знаешь русский?

– Я русская. Мой отец – генерал Белой Армии.

– Ты ещё так молода, а уже воюешь за Республику!

– Мне уже восемнадцать.

– А где твои родители?

– Мама умерла, а мы с папой с прошлого года воюем в Испании. Он сейчас в 11-й дивизии. Так сложилось, что он пошёл служить к республиканцам младшим офицером.

– Генерал – младшим офицером?.. – удивился Михаил.

– Да, мы в чужой стране. К тому же все эти годы он не служил, а просто работал.

– А ты хорошо говоришь по-испански?

– Я учила испанский ещё в школе, здесь быстро освоилась. У меня способности к языкам, – улыбнулась она. – Ну, мне пора.

– Подожди! Как тебя зовут?

– Вероника. Вероника Есимонтовская. Можно просто Вика.

– О, я слышал эту фамилию… Правда, не припомню где… Вероника, я советник при Генеральном штабе, комбриг Комнин из Советского Союза. Мне нужен переводчик, и я предлагаю тебе занять эту должность.

Девушка растерянно посмотрела на стоящего перед ней уже немолодого человека.

– Я… я даже не знаю… Мне надо подумать, посоветоваться…

– Испанцев, знающих русский, очень мало. Я договорюсь с твоим начальством. И отец, думаю, будет не против. Вот мой адрес в Мадриде.

Михаил набросал несколько слов в записной книжке и отдал вырванный листок.

– Жду тебя уже завтра, предстоит много работы.

Он протянул руку, Вика пожала её и побежала догонять товарищей.

Наконец-то прибыли основная группа советских танкистов и танки БТ-5. Пока формировался первый отдельный интернациональный танковый полк со смешанными экипажами, Михаил в группе советников участвовал в разработке операции на Арагонском фронте. Он был категорически против прямой лобовой танковой атаки, на которой настаивало руководство республиканской армии, и требовал подготовку комбинированной фланговой атаки с участием пехоты.

– Да чего там опасаться! – высокомерно заявлял командир 21-го корпуса полковник Касадо, которому было поручено наступление на Сарагосу. – Имея такую технику, храбрые русские солдаты с ходу захватят Фуэнтес-де-Эбро!

– Этот город хорошо укреплён, там создана противотанковая оборона, а солдаты решительны и хорошо подготовлены. Необходимо провести тщательную разведку огневых точек и проделать проходы в минных полях, – возражал Михаил, а Вика тщательно переводила. – В противном случае они перещёлкают нас как цыплят. Танки хоть и быстроходные, но лёгкие, их лучше применять для рейда по тылам, когда оборона противника уже прорвана.

Однако все доводы Михаила в стремлении переубедить упрямого полковника были бесполезны. Тогда Михаил решил выехать вместе с полком на поле боя.

Днём 13 октября началась атака. Танки пошли в лобовую, за ними потянулась 15-я интербригада. В последнюю минуту Касадо сделал уступку Михаилу:

– Ладно, дам команду посадить на танки в качестве десанта батальон пехоты из 15-й бригады.

Михаил покачал головой, но возражать самонадеянному полковнику не стал.

Для скоростного движения танки БТ-5 могли переходить на колёсную тягу, сняв гусеницы. Засушливая Арагонская долина с твёрдой почвой это позволяла.

Машины рванули вперёд, пехота и артиллерия сразу отстали. И тут произошло непредвиденное. Противник открыл шлюзы оросительных каналов, текущих от реки, и долина сразу превратилась в озеро. Колёса танков начали увязать и замедлили ход. В это же время противотанковые орудия открыли огонь. Надеть гусеницы под обстрелом не представлялось возможным. Совсем необученные пехотинцы так и сидели на броне.

– Вперёд!.. Пошёл!.. – кричали им танкисты по-русски, но они не понимали и не желали прыгать с танков в жидкую грязь. Националисты расстреливали танки в упор, и те один за другим выходили из строя. Некоторые загорались.

– Чтоб вы провалились!.. – выругался Михаил в сторону представителя республиканской армии, находящегося с ним на наблюдательном пункте.

– Перевести? – спросила Вика, невинно моргая умными, с хитринкой глазами.

– Не надо… – Михаил достал платок и вытер вспотевший лоб. – Переведи, чтобы они помогли организовать эвакуацию подбитой техники. Для этого есть специальная рота.

Вика быстро перевела его слова.

– Поехали! – обратился к ней Комнин. – Больше здесь нам делать нечего. Вояки!..

В этом бою полк потерял шестнадцать машин и тридцать семь танкистов, больше половины из которых были советские.

– Товарищ комбриг, – Вика вошла в маленький кабинет Михаила, – вам почта и газеты.

– Спасибо, Вика. Можешь называть меня по имени-отчеству. Тем более в личной беседе. А газеты у тебя откуда?

– Прибыли с пароходом, на котором привезли оружие и военных из Советского Союза.

– Хорошо, на сегодня ты свободна.

Девушка кивнула и вышла.

Письма и распоряжения поступали по дипломатической почте, но периодика редко попадала в руки советников. Михаил просмотрел письма и развернул сложенную вчетверо газету. За чтением заголовков он не заметил, как побелели его пальцы, с силой сжимающие и мнущие дешёвую бумагу. Очередной список обвинённых в заговоре и шпионаже!

Отбросив газету, Михаил задумался. Пять месяцев назад, когда он получил «Правду», заполненную единодушным осуждением «заговорщиков и предателей в погонах», чьим руководителем называли Тухачевского, ему в сердце словно заползла холодная безжалостная змея. Да, он предчувствовал это ещё тогда, после убийства Григория Ивановича Котовского. И это предчувствие разделил с ним ставший командиром корпуса Николай Криворучко. Наверху идёт передел, безжалостная бойня, там нет единства, какое необходимо народной партии. Но у него не укладывалось в голове, почему в этой эгоистичной борьбе должны гибнуть самые верные, преданные и талантливые люди! Эти самородки достигли высоких постов в армии своими способностями и усилиями, они победили в Гражданской войне. Как можно поверить бредовым идеям насчёт их заговора?! Но миллионы людей поддались на эту провокацию. А сообщения о признании вины?.. Неужели это правда? Эти люди ничего не совершили против системы, даже если бы захотели, он в этом уверен. Это теоретически невозможно в современных условиях. Как они могли признать то, чего не было, оговорить себя?! Тухачевский назвался «руководителем фашистского заговора»! Это уже слишком…

Сначала Михаил негодовал, думал написать письмо с опровержением, собрать подписи. Но, вспомнив разговоры с Дмитрием Гагариным, резко поостыл. Некому писать, некому что-то объяснять: те, кто у власти, сознательно уничтожают цвет Красной Армии.

Газета, которую он только что прочитал, содержала новый список из полсотни командиров дивизий и корпусов. Завтра в таком списке может оказаться и его фамилия. И ничего не докажешь, весь сценарий подготовлен заранее.

Эх, жаль, что Гагарина нет рядом, этого верного, надёжного, мудрого и проницательного друга. Ни с кем так больше нельзя поговорить, ни с одним человеком… Что же ему делать, если завтра придёт распоряжение о возвращении в Москву? Не подчиняться? Невозможно. Удрать за границу? Кому он там нужен? Для белой эмиграции он предатель. Да и Дашу с детьми не бросишь.

Так ничего и не придумав, Михаил положился на привычную схему: когда обстановка не совсем ясная, следует действовать по обстоятельствам, а в остальном – будущее покажет. Пока что ему предстояло заниматься подготовкой военных операций, ведь дела у республиканской армии были далеко не блестящие. Оценивая весь комплекс доступной ему информации, а также собственные впечатления, полученные из непосредственного участия в боях, Михаил приходил к неутешительным выводам: они и Республика в их лице теряют одну позицию за другой. Преимущество армии Франко становилось всё очевиднее. Если националисты имеют хорошо подготовленные дисциплинированные части, то Народная армия скомплектована из наспех сформированных дивизий и интернациональных бригад, которые представляют собой сплошной сброд. Здесь и идейные представители различных стран и партий, и надеющиеся на оплату безработные, и просто романтики-бунтари. Другое дело, если бы они были хорошо подготовлены и обучены, как, например, солдаты французского легиона, решающие военные задачи за пределами своей страны. Но основной состав интербригад – это гражданские люди, никогда не державшие в руках оружия. Однако их почему-то сразу бросают в бой, как пушечное мясо. На территориях, контролируемых Франко, все политические партии запрещены, зато экономическое положение значительно лучше. Даже цены заморожены, чтобы не вызывать инфляцию. Многие страны признают режим Франко.

На территории Республики положение остаётся ужасающим. Экономика и сельское хозяйство почти не функционируют, существует острый дефицит товаров и продуктов, начинается настоящий голод. А самое важное – Советский Союз начал сокращать военную помощь: никто уже не верит в победу республиканцев. В этих условиях руководство республиканской армии решило, что для перелома в войне нужна одна небольшая, но убедительная победа, которая поднимет упавший дух солдат. Для этого был выбран небольшой город-крепость Теруэль на Арагонском фронте, где находился Михаил.

Стояла морозная зима с густыми снегопадами. Республиканцы сосредоточили для наступления силы, в шесть раз превосходящие численность и вооружение защитников города.

– А что, если подойти к городу скрытно и осадить его без предварительных бомбардировок и огневой подготовки? – предложил Михаил.

– Без артиллерии? – удивился военный министр. – Они нас перебьют из-за стен крепости!

– Когда под прикрытием снегопада мы неожиданно появимся под стенами города и окружим его, использовать артиллерию будет невозможно, – заметил Михаил. – Авиация тоже бесполезна в такую погоду. Взять крепость с ходу не в наших силах, но мы будем наступать дальше.

– Получается, вы советуете оставлять город в тылу? – военный министр недоверчиво поглядел на Комнина.

– Тут два варианта, – Михаил почесал лысеющую голову. – Если Франко ответит наступлением на Центральном фронте, нам придётся снять часть сил и перебросить туда. Если же он бросит войска на то, чтобы деблокировать город, нам придётся принять бой. Так что наступать пока нет смысла. Да и брать город тоже, чтобы не отвлекать войска.

– И когда же мы будем брать Теруэль?

– После того как прояснится обстановка. Если они сами к тому времени не сдадутся.

За два декабрьских дня войска Республики тайно приблизились к Теруэлю и окружили его. От полученного известия Франко сначала растерялся, но потом решил двумя войсковыми группировками деблокировать город. Республиканцы отбили все атаки националистов и начали штурм крепости.

Михаил возражал против использования быстроходных танков БТ-5 в уличных боях.

– Эти танки высокоскоростные и манёвренные! Их лучше всего использовать в наступлении для ввода в прорыв!

Но его не слушали, танковому полку был дан приказ ворваться в город. С болью в сердце Михаил смотрел с наблюдательного пункта, как неловко разворачиваются машины на узких, заваленных снегом улочках, как стреляют по ним в упор из домов, превращённых в огневые точки. Ценою больших потерь город был взят.

Националисты не оставляли попыток вернуть утраченные позиции. Последний день года стал критическим. Бой был жестокий, восемь пехотных батальонов франкистов при поддержке танков и авиации подошли вплотную к западным окраинам Теруэля. 40-я пехотная дивизия республиканцев отступила из города, и в нём оставались лишь советские танкисты.

– Находись пока здесь! – приказал Михаил Вике. – Я поеду в город, – он махнул рукой в сторону сражающегося Теруэля.

– Товарищ комбриг, Михаил Константинович, разрешите мне с вами! Я вам пригожусь! Наверняка потребуется переводить! Кроме того, я медик!

– Нельзя! Оставайся здесь! – резко осадил её Комнин. – Все танкисты в городе – русские.

Он сел в бронеавтомобиль и помчался на позиции.

Михаил, конечно, знал, что непосредственное участие советских военных советников в боях запрещено, но выдержать уже не мог: вся операция могла провалиться, а эта победа была жизненно необходима республиканской армии.

Целый час Михаил расставлял танки за развалинами домов, переходя от одной машины к другой и показывая, как их маскировать.

– Подпускайте поближе, не выдавая себя. А после расстреливайте в упор! – рассказывал он танкистам. – Контратаковать будем одновременно по команде. До этого никому с места не двигаться!

Пехота и танки франкистов осторожно входили в притихший город, в котором, казалось, не осталось ни души. Создавалось впечатление, что республиканцы полностью покинули его.

Внезапно замаскированные танки открыли из засады шквальный огонь в упор. Несколько машин противника сразу загорелись, остальные попытались развернуться на узких улочках. Михаил дал сигнал к атаке. Танки, вылетевшие из засады, отсекли наступающую пехоту от танков противника и начали утюжить её гусеницами и расстреливать из пулемётов.

Целый день танкисты были единственными, кто оборонял город. 40-я дивизия возвратилась в Теруэль лишь к вечеру, когда командование поняло, что город всё ещё в руках советских солдат.

Уже стемнело, когда Михаил, пожав руку командиру дивизии, сел в свою машину. Откуда-то раздался выстрел, и пуля, отрикошетив от броневого листа, ударила ему в плечо.

– Вот чёрт! – выругался Михаил, почувствовав влажную от крови гимнастёрку в том месте, где задела пуля.

Рану наскоро перевязали, и бронемашина быстро набрала скорость по укатанной колёсами и гусеницами дороге.

– Ой, Михаил Константинович! Что с вами?! – кинулась к нему Вика.

– Ничего страшного, зацепило слегка.

– Как это «слегка», когда у вас весь рукав в крови?! Поедемте быстро в медпункт! – скомандовала она, и Михаил почувствовал, что с охотой подчиняется ей. – Какая же я дура, что отпустила вас одного!

– А ты разве умеешь пули останавливать? – спросил он, неловко улыбнувшись, когда они уже подъезжали к лазарету.

– Я бы не дала вам залезть в самое пекло, – не оценила его шутки Вика.

Михаил не стал с ней спорить, тем более что рана действительно начала заметно саднить.

Фельдшер определил, что пуля прошла навылет в предплечье.

– Пару недель полежите, и всё пройдёт.

На следующий день Михаил проснулся от головной боли, его знобило, чувствовалось, что температура повышена.

В дверь постучали, на пороге возникла улыбающаяся Вика.

– Михаил Константинович, как вы себя чувствуе… – она не договорила, настороженная, видимо, чем-то в облике Михаила.

– Температура у меня, Викуся, – неожиданно для себя назвал её ласково Михаил. – Позови доктора.

Вика выскочила и вскоре вернулась с врачом. Осмотрев рану, тот нахмурился:

– Необходимо срочно промыть. Попала инфекция.

– Я… я промою, – вызвалась Вика. – Я умею! И перевяжу!

– Она у нас медсестра, – успокоил доктора Михаил.

– Знаю, знаю, – улыбнулся тот и вышел.

Вика стащила с командира нательную рубаху, налила в небольшой таз воды и стала тщательно тампоном обрабатывать рану. Михаил поймал себя на мысли, что, несмотря на боль, ему приятны прикосновения девушки.

– А теперь отдыхать, – скомандовала Вика, закончив перевязку. И незаметно погладила Михаила по забинтованному предплечью.

В феврале Михаил получил известие об оставлении Теруэля. Несмотря на упорное сопротивление республиканцев и особенно советских танкистов, город пришлось оставить. Танковый полк вывели в тыл, в нём насчитывались всего пятнадцать танков из сорока и только треть личного состава.

После поражения при Теруэле инициатива в войне перешла к националистам, сформировавшим мощную группировку на Арагонском фронте и перешедшим в наступление. Упавшая духом дезертирующая республиканская армия не могла оказать сопротивления. Многие руководители потеряли веру в победу. К маю Франко контролировал уже большую часть Испании.

В весенних боях был убит бывший генерал царской армии Еси-монтовский, отец Вики, сражавшийся за республиканцев простым офицером.

– Что с тобой, Викуся? – спросил Михаил, увидев, какой тихой и поникшей появилась девушка в его кабинете. Работы у него в последнее время было мало, и он понимал, что скоро его непременно отзовут в Советский Союз.

– Папу убили… – тихо проговорила Вика и заплакала.

– Как же это? – Михаил подошёл к ней, но девушка ничего не ответила и заплакала ещё сильнее.

Он положил руку ей на плечо и гладил, не зная, какие слова подобрать, чтобы успокоить. Внезапно она прижалась головою к его груди, а он обнял её и погладил по волосам:

– Всё будет хорошо, Викуся. Ты не одна… не плачь.

Михаил пальцами вытер слёзы с её щёк, и Вика улыбнулась мокрым лицом. Вдруг она неловко поцеловала Михаила куда-то в уголок губ. Он крепче прижал девушку, осыпал поцелуями её мокрое от слёз лицо, погладил по голове и спине.

Зазвонил телефон. Михаил взял трубку, прикрыл ладонью микрофон и тихонько сказал, обращаясь к Вике:

– Приходи сегодня ко мне. Помянем отца.

– Пусть земля ему будет пухом! – поднял бокал с тёмно-бордовым испанским вином Михаил. – Я хоть и не знал генерала лично, но хочу помянуть добрым словом храброго русского воина, сохранившего гордость и честь до конца жизни.

Вика рассказывала о своём детстве, родителях, вспоминала разные смешные и грустные истории, перемежая всё это очередным поднятием бокалов. Доброе испанское вино весело бежало по жилам, горяча кровь, и тяжесть утраты казалась не такой горькой. Вика внимательно слушала успокоительно-отвлекающие слова Михаила и ловила себя на том, что чувство глубокого уважения к этому человеку переросло в нечто большее. Он нравился ей, привлекал её как мужчина, она тянулась к нему, не в силах совладать с собой. И это притяжение доставляло ей радость и необыкновенный внутренний восторг. Какой он замечательный! Как приятно дотрагиваться до него, держать за руку, гладить будто ненароком…

Они и не заметили, как опустела бутылка. Вино расслабило, отпустила боль утраты, тёмный цвет траура посветлел. Вика встала из-за стола и пошатнулась то ли от долгого сидения, то ли от количества выпитого.

– Я, пожалуй, пойду… Поздно уже. Спасибо вам за всё, Михаил… – Она запнулась на отчестве, но так и не произнесла его.

– Куда же ты, Вика? Ночь на дворе, да ещё выпила столько. Оставайся у меня…

Девушка сняла с вешалки шинель и замерла, не одеваясь.

– Неудобно… Я вас стесню, – она невольно посмотрела на одинокую походную кровать.

– Нисколько не стеснишь! Я человек военный, мне комфорт не нужен. Хочешь, чтобы я всю ночь не спал и беспокоился, как ты добралась? Время сейчас лихое, много разного сброда шастает по округе – дезертиры, самовольщики, диверсанты. Нет, я тебя не отпущу!

Вика улыбнулась и повесила шинель на место. Спать Михаилу в эту ночь всё равно не пришлось.

Весной националисты организовали новое наступление, и армия республиканцев терпела поражение за поражением. В марте Советский Союз отозвал своих танкистов, и экипажи боевых машин были заменены на испанские.

Ближе к лету стали уезжать и военные советники. Михаил чувствовал, что настаёт его черёд. Республиканцы налаживали контакты с Франко и опубликовали условия, на которых готовы прекратить борьбу. Однако франкисты не реагировали.

В начале лета прибыл новый главный военный советник комбриг Качанов. Он привёз приказ о возвращении комбрига Комнина на родину.

– Ну как, Михаил Константинович? Надоело тебе здесь, домой охота?

– Охота, конечно… Но и остался бы с радостью: хочется дела закончить, много задумок есть.

– О, это интересно! А какие задумки?

– Республиканцы терпят поражения, армия разлагается, авторитет внутри страны и на международной арене падает. Премьер-министр требует операцию, которая бы подняла моральный дух бойцов. Вот здесь, – Михаил подошёл к большой карте, висевшей на стене, – наступала хорошо подготовленная армия генерала Солчаги. Они взяли Валенсию. У наших было в четыре раза больше людей и техники, но толковый генерал Менендес отбил все атаки и удержал город. Сейчас идёт позиционная война, франкисты считают, что мы выдохлись, и не ждут наступления. Самое время собрать все силы в кулак и ударить по армии Солчаги на реке Эбро.

– Так-так, – перебил его Качанов, – я сейчас же свяжусь с руководством армии и предложу им ваш план.

Михаил кивнул и вышел. Он не кривил душой, когда говорил главному советнику, что не хочет уезжать. Ему трудно было расставаться с Викой, к которой он уже успел привязаться. И пусть они соблюдали все законы конспирации, Михаил знал, что за каждым военным советником следят агенты НКВД, и это обязывало его быть вдвойне осторожным: малейшее подозрение могло привести к катастрофе.

Вскоре Качанов позвонил ему по телефону и сообщил, что руководство одобрило план в общем порядке, но сейчас его надо разработать в деталях.

– Как вы смотрите на то, Михаил Константинович, если я свяжусь с Наркоматом и попрошу задержать вас ещё на несколько месяцев?

– Я согласен, Кузьма Максимович, – по-военному прямо ответил Михаил.

В ночь с 24 на 25 июля республиканская армия приступила к форсированию реки Эбро. Не ожидавшие наступления националисты были растеряны и бросились бежать, бросая оружие и технику. Франко приказал немедленно прекратить все бои на других участках и сосредоточить силы против наступающих.

– Почему не переправляете технику? – кричала в трубку Вика, переводя вопрос Михаила. – Сейчас франкисты оправятся, соединятся с подкреплением и сбросят нас в Эбро!

Однако переправить смогли только часть техники. Франкисты, используя беспрецедентное господство в воздухе и переброску дополнительных частей, а также массированную помощь Германии и Италии, остановили наступление. Начались жестокие и кровопролитные бои, растянувшиеся на несколько месяцев. Лишь с пятой попытки франкисты вынудили республиканцев начать отступление за реку. Тем временем пришла осень, похолодало.

Михаил по своей привычке находился за Эбро на линии боёв. Он подсказывал испанским командирам, как лучше окапываться и отражать атаки, а Вика старательно переводила, прячась от пуль и укрываясь в воронках от снарядов.

– Всё, Викуся, уходим, – сказал он девушке, – переправляемся. Надо договориться с кем-то, чтобы нас пустили в лодку. Вода холодная.

Попав на борт, они вскоре оказались на простреливаемой речной глади. Немецкие самолёты бомбили переправу, взрывами взметая столбы воды. Одним из таких перевернуло лодку.

Подхватив Вику, Михаил потащил её к берегу, который, к счастью, был рядом. Уже у самой кромки, услышав характерный визг падающей бомбы, Комнин закричал:

– Ложись!..

Вика упала на землю, и Михаил закрыл её своим телом. Бомба взорвалась совсем рядом, засыпав залёгших бойцов землёй и осколками.

Самолёты отбомбились, и Вика окликнула Михаила:

– Всё, встаём!

Но тот не поднимался. Она осторожно отодвинула отяжелевшее тело, встала на колени и заглянула Михаилу в лицо. Оно было смертельно бледное, глаза закрыты.

– Михаил! Миша!! Мишень-ка!..

Подбежали бойцы, разорвали и разрезали намокшую одежду. Весь правый бок был в крови. Вика принялась останавливать её, используя перевязочные пакеты, которые всегда носила с собой в медицинской сумке.

– Скорее в госпиталь! Это русский из Советского Союза! – умоляюще просила она.

Михаила положили на носилки и понесли. Остановив какую-то машину, погрузили в кузов. Вика сидела рядом и едва сдерживала рыдания.

В госпитале раненого сразу понесли в операционную. Михаил так и не пришёл в сознание.

Вика дежурила около его кровати, чутко прислушиваясь к дыханию спящего. Сама она поначалу едва могла дремать, пристроившись на стоящей рядом кушетке.

На третий день Михаил очнулся, мутным взглядом оглядел комнату, что-то пробормотал и снова впал в забытьё.

Только через сутки он снова пришёл в себя. За окном стоял яркий солнечный день, какие редко выпадают дождливой осенью. Вика, скорее почувствовав, чем услышав какой-то шорох, оторвалась от книги и склонилась над Михаилом. Он смотрел на неё и пробовал улыбнуться.

– Викуся… – прошептал сухими потрескавшимися губами.

Она поднесла к его рту влажную губку.

– Ну как ты, мой хороший?

– Хорошо… Пить хочу.

– Потерпи, милый. Нельзя тебе пока.

Михаил закрыл глаза и, казалось, уснул.

– Вика, ты здесь? – вдруг позвал он.

– Здесь, конечно, здесь!

– А где мы находимся?

– В госпитале. Тебя ранило.

– А-а… Да. Который сегодня день?

– Двадцатое сентября, пятница.

– Наши отступили? – спросил он после небольшой паузы.

– Отступили за реку. Но дальше наци не прошли.

Через пару недель проведать его зашёл комкор Качанов.

– Ну, как себя чувствуешь, Михаил Константинович?

– Да вроде лучше, Кузьма Максимович.

– Видишь, как получилось… Теперь придётся тебе подлечиться, сил набраться. Вижу, девушка очень хорошо за тобой ухаживает… – Качанов с улыбкой взглянул на Вику, которая суетилась рядом.

– Да, спасибо ей большое, – Михаил улыбнулся.

– Я сообщил в Москву, что ты был ранен случайным снарядом на наблюдательном пункте. Если узнают, что ты находился в боевых порядках, достанется нам на орехи. Знал же, что нельзя!

– Знал, да душа не выдержала.

– Ладно, выздоравливай быстрей! По выписке сразу и уедешь. Небось, по дому соскучился?

Михаил ничего не ответил, лишь кивнул начальнику и отвернулся к стене, а Вика присела на краешек кровати и задумалась. Столько времени она пыталась разобраться в себе! И вот нежданно-негаданно влюбилась в человека, который в два с лишним раза старше неё. Человека из чужой страны, ровесника отца. Да, отец… Это началось, когда они вечером поминали его, погибшего… Нет, неправда! Это началось гораздо раньше, просто в тот вечер, когда она осталась на свете одна-одинёшенька, Михаил стал не просто любимым мужчиной, но и заменил ей родителя. В тот вечер в нём слились сразу двое – отец и любимый. И это непостижимым образом сочеталось в её отношении к нему. Она знала, что он обязательно уедет, там у него семья, служба, долг, присяга. А здесь – девятнадцатилетняя девчонка, временная подруга, которая любит. Ну и пусть, зато это её любовь, и она навсегда останется с ней. Останется маленький человечек – его сын, о котором он никогда не узнает. И она даст ему фамилию Михаила, великую фамилию византийских императоров.

Прошёл месяц. Михаил выписался из госпиталя и готовился к отъезду на родину. Он уже прекрасно осознавал весь процесс ужасающих репрессий, происходящих в его стране, который коснулся не только командиров Красной Армии, но и всего народа. Ему было ясно, что, вернувшись домой, он не избежит их участи. Правильно назвал его Дмитрий Гагарин, он «лакомый кусочек» – князь, имел судимость в 1920-м, сестра вышла замуж за немецкого офицера, побывал в командировке в Германии. Эх, Дмитрий, Дмитрий… Как жалко, что тебя нет рядом… Разве можно доверить кому-нибудь свои размышления, когда Испания кишит агентами НКВД?

Мысль о невозвращении неоднократно посещала его. Он взвешивал все «за» и «против»: основным «за» было то, что на чужбине он сохранит себе жизнь, а главным «против» выступало понимание, что ему больше не удастся увидеть Дашу и детей. Очень вероятно, что органы, узнав о его предательстве, примутся за его семью. Их могут даже расстрелять как пособников «врага народа». А если и оставят в живых, то судьба их будет исковеркана…