Текст книги "Завтрак для людоеда"

Завтрак для людоеда
сборник
Владимир Янсюкевич

© Владимир Янсюкевич, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дружеский шарж на автора художника Игоря Макарова.

Завтрак для людоеда
(Приятного аппетита!)

Сон разума порождает чудовищ.

Ф. Гойя

1

Это обычная история, хотя с первого взгляда может показаться и необычной, и даже фантастической. Это обыденная практика для обитающих на Земле людей, хотя чувствительным сердцам она может показаться и противоестественной. За всю историю человечества не было периода, когда бы одни люди во имя своих интересов – из чего бы то ни было: из лучших побуждений, грубости нравов, невежества, отсутствия воображения, мести, религиозного фанатизма или высокомерного представления о своей избранности – не унижали бы, не порабощали и не сживали со света других.

Древние мифы, сказки, легенды, сказания не врут. Пользуясь фантастическим инструментарием, они повествуют о том, что происходило на самом деле. (Разве только некоторые из них, в угоду чувству справедливости и чаянию большинства, отступая от истины, приукрашивают течение событий и приписывают историям счастливые концы).

И наше время не исключение в этом ряду. И когда мы спрашиваем сегодня – КУДА ИСЧЕЗАЕТ МНОЖЕСТВО ЛЮДЕЙ (?), которым ещё слишком далеко до естественного исхода, то часто получаем в ответ бесконечные разглагольствования на отвлекающие темы: а) о сложности современного мира, б) о закономерности глобализации, в) о непредсказуемости человеческой психики, г) о коварстве внеземных цивилизаций, д) о злобных подземных духах, е) о демографическом дисбалансе и))) прочее и прочее – не хватит алфавита перечислять. И всё это расходится среди глупцов, как сложносочиненные биг-маки из Макдональдса. Однако для людей с головой вся эта высоколобая болтовня и смехотворные придумки являются свидетельством абсолютного неведения или, что ещё хуже, завуалированного запрета на полную информацию. И от знания правды нас оберегают отнюдь не в благих целях.

Но технический прогресс обессмысливает любые запреты и просочившиеся во всемирную паутину доносы о происходящих во всех уголках земного шара событиях, повергают нас в шок. Наш разум не в состоянии переварить открывшуюся реальность, о которой мы часто и не подозреваем, и потому ответ напрашивается с виду фантастический: ОНИ ИДУТ НА КОРМ ЛЮДОЕДАМ…

2

Иерохим, старый людоед, с каждым годом кряхтел всё громче и чаще. Всё его раздражало. Всё ему было поперёк. И ворчал без умолку. Даже свою любимую дочь, Мариолу, отчитывал по каждому пустячному поводу. То она, видишь ли, подала ему на завтрак печень простолюдина вместо печени аристократа. То подсунула сердце чиновника, а у того оно маленькое и жилистое, как мясо стервятника. То подложила колбасу из требухи обиралы-банкира, а то и того хлеще, какого-нибудь отъявленного работника ЖКХ или распоясавшегося блюстителя дорожного порядка – вонь на все этажи людоедского замка. То потчевала варёным языком не в меру горластого политика, а он, хоть и без костей, жёсткий, как дубовый корень. То ставила перед носом жареные мозги педофила или террориста. Мерзость! С души воротит!

– Папан, не привередничай! – грубо откликалась Мариола на претензии старого людоеда. – Где я тебе возьму аристократа, окстись! Сам знаешь, на продовольственном рынке кризис. Люди с каждым годом делаются всё хуже и мерзопакостней. Потому что вытворяют на каждом шагу такое, что в моём людоедском мозгу не укладывается. И кормятся чёрт знает чем! Сплошь химия и нитраты! А наш Клан чересчур к ним лоялен. И тебе, как его главе, должно быть стыдно. Сами себя не уважаете! Лучше бы припугнули их правительство! Мой муж не раз намекал тебе, но ты в результате послал его… и куда? В Америку! – У Мариолы навернулись слёзы на глаза. – А ему жирное противопоказано, у него с сердцем проблемы. И Михореи без отца страдает, пожалел бы внука.

– Выходила бы замуж за здорового.

У Мариолы моментально высохли слёзы. Она скрипнула зубами.

– А где они теперь здоровые? Скоро и сам-то, глядишь, превратишься в вегетарианца. Только должна предупредить: здесь тебя ожидает облом. Чистые экологические овощи и фрукты нынче чересчур дороги. И не факт, что они являются таковыми. Да ещё попробуй достань! А то сунут неизвестно какую дрянь под эту марку! Нынче и редиской можно отравиться. Так что лопай, что предлагают, и молчи в тряпочку!

– Мариола! – взревел Иерохим. – Как ты с отцом разговариваешь?!

– В соответствии с обстоятельствами. А ты, папан, с каждым годом становишься всё менее адекватным. Не чуешь реальности.

На этом и закончилась их последняя стычка. Мариола с грохотом поставила перед отцом мелкий пенис крупного бизнесмена в собственном соку, потерявшийся меж двух страусиных яиц поданных на гарнир, и хлопнула дверью. Да так хлопнула, что этот грохот прошёлся эхом по ста девяноста пяти государствам. Иерохим с досады поморщился.

И только внук, наивный и любознательный Михореи, пока ещё радовал сердце старого людоеда. Каждый вечер, перед сном, Иерохим присаживался рядом с засыпающим малышом и рассказывал очередную сказку на ночь. Но и сказки у него получались теперь на сказки непохожие, какие-то душераздирающие монологи, где вымысел был перемешан с гнетущей душу былью.

– Годы проклятые! – жаловался старый людоед внуку. – И ноги не ходят, и зубы на полке, и аппетит ни к чёрту. Вчера одним бухгалтером чуть не подавился. Никак прожевать не мог. Пока это я ворочал вставными челюстями, он, собака, у меня на языке кувыркался – с бумажками мухлевал. Он даже не понял, что ко мне в рот попал. Наверное, подумал, в конторе свет погас. Да я б его и не ел, пусть бы его наслаждался своей чёрной бухгалтерией, да никого лучше поблизости не было. И обстановка в мире – туши свет! Эти люди как с ума посходили со своими изобретениями. Уничтожают друг друга почём зря, то из пистолета подстрелят, то из автомата. А то пойдут из самолётов разбрасывать, или в океане топить. Уже по звёздам научились палить. И ведь попадают, оглоеды! Вон уже и на Луну забросили троих. Хорошенькие такие: в меру упитанные, весёлые, чистенькие и без вредных привычек. Разведывают, где ещё можно пожить. А на Марсе хотят, вишь, колонию основать. На Земле-то тесно стало, не развернёшься. Так ведь на Луне или на том же Марсе разве его достанешь! Что дальше будет, ума не приложу. Во времена моего пращура всё было куда проще.

– А кто такой пращур, дедушка?

– Наш предок. Которого слопал этот поганец… кот в сапогах.

– А почему он его слопал? – не отставал внук.

– Хвастун был несусветный.

– Кто, кот?

– Да не кот. Пращур. И фокусы любил показывать с превращениями. Кто его за руку тянул! Допревращался.

– Кто, кот?

– Дался тебе этот кот! Пращур, говорю! А ума при этом не нажил. Вот и пострадал из-за своей глупости. И тайну магии не успел нам передать. И наследство не оформил, как полагается… Всё в желудке у кота переварилось. Теперь мучайся из-за него.

– Как это?

– У него-то рацион был почище нашего, королевский. Как у всякого порядочного Великана-Людоеда. Бездна разнообразия. Превратился в льва – растерзал косулю. Стал петухом – поклевал зерна. Влез в кабана – желудями или трюфелями полакомился… А мы теперь только людей жрать способны. А люди, сам знаешь, продукт неблагонадёжный и совсем не экологичный. Один злобой исходит – есть невозможно, сплошная кислятина! И никакая приправа не помогает. Другой – пьяница. Ешь его словно падаль проспиртованную! Третий на всякую химию нажимает – одни нитраты! А то ещё бывают бомжи, те помойкой воняют. Запомни, есть надо только кротких и добрых, и по возможности, обеспеченных – они самые вкусные. Деликатес, можно сказать. К сожалению, кроткие и добрые у них почему-то редко бывают обеспеченными. И ещё – бесстрашных. Трусы весь обед портят: перед едой внезапно дурной дух испустят. Весь аппетит пропадает.

Внук хлопнул густыми ресницами, захихикал.

– Да-да, а то и наложат… Защитная реакция, что ли. Короче, употреблять следует только хороших людей. От плохих бывает страшная изжога. Да вот беда, хороших-то почти не осталось…

– А куда ж они подевались?

– Подъели. За столько-то веков…

– А как их отличить?

– Ну, это просто. Подходишь ночью, спрашиваешь: как пройти в библиотеку. Если начинает объяснять, значит хороший человек, отзывчивый. Тут его и берёшь тёпленьким. Ему-то, хорошему, и в голову не придёт, что ты его слопать собрался. А плохой, он ждёт от тебя, что ты его слопаешь! Потому сам такой. Встаёт в позицию. Пургу всякую несёт, хоть уши затыкай. Приходится возиться с ним. Морока!

– Дедушка, а как плохой отвечает на вопрос «как пройти в библиотеку»?

– Да никак. Просто посылает тебя куда подальше.

– А куда?

– Тебе это знать пока не надо.

– И туда надо идти?

– Куда?

– Ну, куда тебя плохой человек посылает?

– Скажешь тоже! Не надо туда ходить. Это небезопасно. Заболеть можно. Тоже мне, ходок! Всё, на сегодня достаточно. Спи. Завтра продолжим.

3

На следующий день на заседании Совета Международного Клана Людоедов (МКЛ) Иерохим, как его Председатель, информировал присутствующих о надвигающемся продовольственном кризисе и поставил вопрос о гуманитарной катастрофе и в связи с этим об оказании срочной помощи малообеспеченным людоедам. Из двенадцати членов Совета его поддержали одиннадцать. Двенадцатый отказался голосовать без объяснения причины.

– Аргументируйте свой отказ, – потребовал глава Совета.

Вердухай, так звали двенадцатого, он же по иронии людоедской судьбы и отвечал за продовольственную программу, состроил такую презрительную гримасу, что его мигом заподозрили в тайном пособничестве людскому сообществу.

– А чего тут аргументировать… – начал он, разглядывая лепнину на потолке зала заседаний. – Ни для кого не секрет, что людоедству скоро будет крышка.

– А поконкретней? – подал свой авторитетный голос Загребалкусман, финансовый воротила, владелец Международного банка людоедов (МБЛ) «ЗагребалБанк».

– Люди стали несъедобными. Куда уж конкретней.

– Да их уже за семь миллиардов перевалило! А наша нация столь малочисленна, что на всех хватит! И надолго. Неужели не из чего выбрать? – возразил Филоноза, уполномоченный по связям с международными людоедскими организациями и философ-самоучка. – Может, они нам специально подбрасывают гнилой товар? А всё хорошее при себе оставляют? Я всю жизнь размышляю о связи желудка с мозговыми извилинами, извините за отступление, и прихожу к выводу, что чем лучше мы питаемся, тем активнее функционирует наш умственный орган.

– Тоже мне бином Ньютона! – фыркнул Загребалкусман.

– Бином Ньютона совсем о другом, – на полном серьёзе поправил банкира философ. – Да-да, представьте себе! Тем больше хороших мыслей приходит в нашу людоедскую голову. А отсутствие доброкачественного продукта отрицательно влияет не только на телесную конституцию, но и на нашу духовность, господа людоеды! – с пафосом провозгласил господин Филоноза. – А ущербная духовность, в свою очередь, плохо влияет на культуру людоедского стола!

– И стула! – добавил не без юмора Загребалкусман.

– А что в этом смешного? И стула! Цивилизованный процесс испражнения не менее важен, чем цивилизованный процесс поглощения пищи. Отсюда и наше пониженное требование к духовности. Мы потихоньку деградирует, как культурная нация.

– Во завернул! – буркнул Вердухай.

– Я вчера ходил в наш Самый Большой театр (СБТ) на балет «Бахчисарайский водопровод»… И чему, представьте, я был свидетелем? Главная балерина, очевидно, неосмотрительно вкусив перед спектаклем недоброкачественного продукта, при каждом прыжке издавала такие неприятные звуки, каких не было в партитуре. И главное, поперёк музыки. Я потом справлялся у дирижёра. Он извинился за балерину и сказал, что она «несла отсебятину». А меня похвалил за тонкий слух.

– Терпеть не могу балета! – рявкнул Марахулл, глава Людоедской Службы Безопасности (ЛСБ).

– Но это ещё не всё, – продолжал Филоноза. – А главный балерун, сразу после поддержек то и дело бегал за кулисы. Мне потом объяснили, что у него незапланированное расстройство желудка и в связи с этим лёгкое недержание.

– Судя по вашему выступлению, – вставил слово Загребалкусман, – вы тоже перед заседанием съели нечто недоброкачественное.

– Что это он? Зачем? – обратился к Председателю растерявшийся Филоноза.

– Вы закончили? – спросил Председатель у философа.

– Ещё полторы фразы! О чём я… ага! За это передо мной тоже извинились. А заодно отметили мою наблюдательность.

– К чему это всё, уважаемый господин Филоноза? – прервал философа Вердухай.

– А вот к чему. Может, следует вывести их правительство на чистую воду и припугнуть каким-то образом?..

– Да, вы немножко отвлеклись, господин Филоноза, но в целом, похоже на правду, – резюмировал Председатель. – Вчера дочь такое на стол подала!.. Вслух сказать неприлично… чуть не блеванул, извиняюсь за выражение.

Его поддержал Марахулл:

– И я, прошу заметить, регулярно недоедаю. И не потому что аппетита нет, а попросту в рот не лезет вся эта дрянь, которую нам поставляют. За неделю похудел на сто килограмм. А для моей комплекции это катастрофа. С меня брюки сваливаются в самые неподходящие моменты. Да и вид у меня стал неавантажный. И меня это бесит. Многие уже не верят, что я директор ЛСБ. Стоило раньше выйти из машины, как все замолкали и в струнку вытягивались. А теперь всюду приходится предъявлять служебное удостоверение. На что это похоже!

– Да, людей становится всё больше и больше, – продолжил Вердухай, ободрённый замечанием Председателя МКЛ и подробным комментарием директора ЛСБ, – но они, к сожалению, всё хуже и хуже. Ни чести, ни совести, никакого чувства меры ни в чём и фатальное отсутствие сердца и мозгов. О печени и прочей требухе уж и не заикаюсь, сплошная желчь и цирроз. За последние сто лет ни один идеалист мне на зуб не попался. Одни авантюристы, грабители, бандиты, алкоголики и наркоманы, а то ещё хуже – циники и прагматики. Такое есть невозможно!

– А что вы предлагаете? Надо же что-то делать! – выкрикнул Филоноза с несвойственным философу эмоциональным посылом.

– Я предлагаю кардинально пересмотреть наши традиции и на употребление людей в пищу объявить временный мораторий, – вывел Вердухай и зажмурился в ожидании всплеска возмущения.

И не без причины. На пол мгновенно обрушился топот одиннадцати пар людоедских ног. Раздались громовые выкрики:

– Неслыханно!

– Видали умника!

– Да так мы с голоду подохнем!

– Изменник!

– Отступник!

– Отставку Вердухаю!

И тут поднялся Председатель.

– Господа людоеды! Уважаемые подельники! От вопроса, поставленного господином Вердухаем, несёт пораженчеством, но…

– Но? – воскликнули все, как один.

– …просто так отмахнуться от него нам не удастся. Проблема существует. И она требует серьёзного и всестороннего осмысления. Именно поэтому я сегодня сделал наше заседание закрытым. Надеюсь, всё, о чём мы здесь говорим, останется между нами.

Члены Совета закивали головами и пробурчали что-то невнятное себе под нос, с недовольством поглядывая в сторону господина Вердухая. А Председатель продолжил:

– Будущее поколение набирает силу и, если будет благоразумным, вскоре возродит былую славу людоедства. Мой внук, например, тянется к людоедству вполне сознательно. И это, надеюсь, результат моих частых бесед с ним. Я ему на ночь в общих чертах пересказываю нашу историю.

Послышались возгласы одобрения. Кто-то начал аплодировать. Посыпались вопросы.

– И как он реагирует?

– Правильно реагирует.

– Слушает внимательно?

– Не сводит с меня глаз и сам задаёт вопросы, если что-то непонятно.

– А про кота в сапогах рассказывали?

– Про кота в первую очередь.

– А сколько лет вашему внуку?

– Завтра семь исполнится. В школу пойдёт.

– А не рано ему толковать о нашей истории?

– В самый раз. Он у меня смышлёный. Не то, что его папа. Писателя от доносчика не смог отличить… – проворчал Председатель себе под нос, а затем обратился к Совету. – Минутку внимания, я не закончил. Одно хочу нашим молодым людоедам посоветовать: берегите людское племя, ухаживайте за ним ежедневно, и тогда люди будут абсолютно безвредными и очень вкусными. И чем раньше наша молодёжь будет об этом знать, тем светлее видится мне наше будущее. И тогда за наш людоедский рацион можно будет не беспокоиться. То, что мир людей постепенно и неуклонно сходит с ума, известно давно. Однако чем дальше, тем больше. Но если бы каждый не посчитал за труд включить голову и умерить свои, часто неправомерные, амбициозные аппетиты, падение в чёрную дыру сумасшествия не было бы столь стремительным. Так помогите им стать нормальными людьми! Сумасшедшие, как вам уже известно, отвратительны на вкус.

– И каким образом, господин Председатель, вы предлагаете беречь людское племя? – поинтересовался с ухмылкой Марахулл.

– Надо наставлять их, оберегать от необдуманных поступков и скверных мыслей. А то они уже переходят все рамки разумного. Самец спаривается с самцом, понимаете ли! Самка с самкой! Они хотят, видите ли, наслаждаться, а нам с вами остаётся глодать их старые кости или довольствоваться их прогнившим с рождения молодняком! И этот процесс как однажды пошёл, так и идёт полным ходом. Каким-то образом следует всё это контролировать.

– А что если нам организовать питомник и выращивать людей на корм в особом отстойнике? Построить нечто вроде Города Солнца… – предложил Филоноза.

– В резервации, хотел сказать, – поправил Марахулл.

– Пусть будет резервация. Солнечная резервация. Тогда исчезнут проблемы с экологией!

Председатель усмехнулся.

– Сразу видно – говорит теоретик. Всё это мы уже проходили. Люди, выращенные в неволе, ещё менее пригодны в пищу, чем, скажем, убийца или алкоголик.

– Почему? – не унимался Филоноза.

– Те же нитраты. Только в ещё большем количестве. Вам же захочется, чтобы они росли быстрее, и вы станете их перекармливать. А это во вред любому организму. Ваша философия, господин Филоноза, излишне прекраснодушна, потому что герметична. Она никак не соотносится с реальностью. Рабская психология, к вашему сведению, делает людей искусственно жизнерадостными. Отсюда раннее и бурное цветение и полное отсутствие созреваемости. То есть, они неспособны к самостоятельным шагам. А это отрицательно влияет на усвояемость продукта.

– Да не может быть!

– Я вам говорю! Я на этом не одну собаку съел.

– А если искусственно осеменять?

– Не говорите о том, чего не понимаете. И что ещё хуже, такая пища провоцирует возникновение неизлечимых заболеваний. Попадание в наш организм болезнетворных бактерий типа палочки сострадания или микроба доброжелательности чревато уничтожением людоедского менталитета. Где ваше людоедское достоинство! Подумайте о своём здоровье и судьбе нации. Человек, то есть, продукт, сам должен добывать себе пропитание, как и повелось испокон веков. Он должен быть диким, а не домашним. Надо оставлять за ним право думать, что он свободен. А когда он свободен, то и вполне съедобен. И выделять средства из казны на сомнительные предприятия подобного рода я не намерен.

– Ну, что ж, убедили, – стушевался Филоноза.

Большинство членов Совета МКЛ признало проблему, и для некоторых выход из неё напрашивался совершенно определённый. Загребалкусман, например, предложил немедленно применить жёсткие санкции к людскому сообществу.

– А именно? – поинтересовался Председатель. – Что вы имеете в виду?

– Заморозить их счета, блокировать Бархатное соглашение и не пускать их на нашу территорию. Пусть развлекаются в своём свинарнике, в окружении собственного дерьма. И выжидать. Через год, второй, они сами подохнут.

– Опять двадцать пять. Послушайте… – возразил Председатель, слегка откашлявшись. – Эмоция – плохой советчик. Сейчас мы ничего не решим. Мораторий, конечно, не выход, согласен. Питомник, какой бы он ни был солнечный, разумеется, – нет. Всё это уже было и ничего хорошего нам не принесло. Надо смотреть на вещи практичней. Но и отставка господина Вердухая не добавит нам доброкачественного продукта в наше меню. А санкции, уважаемый банкир, тоже могут выйти нам боком. Думайте, прежде, чем говорить. Вы рубите сук, на котором сидите. Если они все подохнут, как вы полагаете, то вслед за ними и мы деградируем, как людоеды. Потому что совершенно останемся без традиционной пищи. И как нам тогда называться? Козлоедами? Быкоедами? Рыбоедами? Травоедами? Или, что совершенно недопустимо, Гуманоидами?

Загребалкусман задумался и спросил:

– А что же делать?

– Предлагаю в рабочем порядке создать комиссию по выяснению реального положения дел на продовольственном рынке и разработке конкретных мер по преодолению свалившегося на наши головы кризиса.

За предложение Председателя проголосовали единогласно. И на этом заседание Совета МКЛ было завершено.

4

Дело было к вечеру, и четыре члена МКЛ, а именно: Иерохим, Загребалкусман, Вердухай и Марахулл, отправились в клуб людоедов «Моржовый ус» выпить по стаканчику спиртного и перекинуться в дурака. Им предоставили отдельный кабинет, и игра началась.

– А я вчера одного режиссёра оприходовал, – похвастался Марахулл, сдавая карты. – Деликатес. Такой аппетитный попался. Рыгал весь вечер.

– Кто, режиссёр? – сострил Загребалкусман.

Людоеды громко загоготали.

– Киношника? – поинтересовался Вердухай.

– Зачем!.. Твой ход, господин Загребалкусман! Киношники – паршивый продукт. У них сперма ядовитая. Поскольку от частого возбуждения не успевает выработаться в нужной консистенции. Чего-то там не хватает. А они всегда её выпускают, когда его на вилку насаживаешь. Как лесные клопы-вонючки. То ли удовольствие получают от этого, то ли защитная реакция… Моя благоверная съела однажды киношника, не досмотрел. Так чуть не забеременела, господа! Да-да, внематочная беременность! Доктор сказал. Еле откачали. Потому что кино – та же порнографическая фотка, только в движении. А уж съёмки – сплошной свальный грех.

– Вы, поди, ничего кроме порнофильмов и не смотрите, – съязвил Вердухай. – Есть и другие…

– Я смотрю то, что смотрю, – парировал Марахулл. – А вот театральный режиссёр совсем другое дело! Как говорится, театр начинается с вешалки, а кончается туалетом. Хороший режиссёр попался, оригинальный на вкус. С постмодернистской начинкой. И приправа не понадобилась. Давно такого не пробовал. Правда, вначале он покочевряжился малость, руками размахивал, упирался, а под конец выкрикнул какие-то две нелепые фразы, я так и не понял, что они означают…

– Какие фразы? Против нас? – поинтересовался Председатель.

– Да нет! Типа «искусство не умирает вместе с художником!» и «художник всегда прав!», и спёкся. Так что в результате слегка горелым попахивал и меня чуть не пронесло. Пришлось закусить артисточкой из той же оперы. Славненькая попалась, пухленькая, молоденькая. Правда, как артистка никудышная. Ненатурально играла, с какими-то кошачьими ужимками, с придыханиями. А вот роль десерта сыграла великолепно – так естественно и мило огорчилась, когда я её ко рту поднёс… я чуть не прослезился и проглотил целиком, не жуя. И что любопытно, господа, на вкус в ней что-то было от режиссёра, которого я до этого слопал.

– Видно, спелись, – заключил Загребалкусман.

Марахулл погладил себя по животу, мечтательно улыбнулся:

– Так что дело не в таланте, господа. Главное, чтобы ножки, грудка и всё прочее было на месте.

– Да что ты всё об искусстве да об искусстве! – вставил Загребалкусман. – А я вчера одним бизнесменом средней руки полакомился, господа! Вот на кого надо наседать. Они настолько энергичны и самоуверенны, что им и в голову не приходит, что вполне съедобны.

– А этот сейчас про коммерцию заведёт, – пробубнил Вердухай и вдруг вспыхнул, ухватив Загребалкусмана за рукав. – Э-э! Не жульничай! Туза королём кроет, видали!

– А про что нам ещё говорить? – озлился Марахулл. – Про политику? Да пропади она пропадом! С души воротит! Меня, например, успокаивает, когда про еду говорят. Потом лучше сплю.

– А Загребалкусман жульничает! – ещё раз напомнил игрокам Вердухай.

– Да пошёл ты.… – огрызнулся Загребалкусман. – В свои карты смотри! Вегетарианец хренов!

– Господа, соблюдайте приличия! – провозгласил Иерохим. – Выражения типа «пошёлты!» и «твоюмать!» надо озвучивать в полном объёме или не употреблять вовсе. А то найдутся такие – подумают о чём-нибудь нехорошем. Проявляйте уважение к народной речи. А вот вы ещё, уважаемый Марахулл, сказали «театр начинается с вешалки», правда, про туалет не припоминаю… Это спорное утверждение на нынешний момент. Раньше так было, слыхал. А нынче по-другому. Не знаю уж, с чего он теперь начинается, но что кончается вешалкой совершенно определённо. ТАКОЕ показывают – повеситься хочется! Сдайте карты, господин Вердухай. И прошу вас играть повнимательней. Других уличаете, а сами… нехорошо. Вы скоро туза двойкой будете крыть!

– Я не нарочно…. Меня возмутило жульничество господина Загребалкусмана. Я нервничаю…

– Это, наверное, оттого, что вы встали на путь воинствующего вегетарианства, – подытожил Иерохим.

Кабинет содрогнулся от хохота трёх людоедов.

– А я тут… кстати… между прочим… к слову сказать… как-то одного коррупционеришку подхватил, – вдруг стал оправдываться господин Вердухай, видимо, желая окончательно дистанцироваться от приписываемого ему вегетарианства.

– Подхватить можно только заразную болезнь, – грубо оборвал Вердухая господин Загребалкусман. – Коррупционеры вообще несъедобны! Его с какого боку ни возьми – смердит тюрягой, хоть тресни!

– Согласен, – поддержал банкира господин Председатель. – Паршивый продукт! Его только в крайнем случае можно. С голодухи.

– Да, нет, я серьёзно! Вполне безобидный попался, – настаивал господин Вердухай. – Брал по мелочи. Видать, у него с головой проблемы были…

– Или никто больше не давал! – подхватил на смехе Марахулл.

Но Вердухай мужественно завершил рассказ о своём завтраке.

– Ничего, съел в охотку. Даже не рыгал. Только вот со стулом была задержка…

Фраза господина Вердухая о стуле была жестом примирения со своими насмешниками.

В общем, хорошо посидели, расслабились на славу. Выиграл, как и следовало ожидать, Загребалкусман. Иерохим остался в дураках один раз, Марахулл – три, а Вердухай – целых восемь. Проигравшие сбросились на выпивку, и большая часть денег пополнивших кассу клуба, пришлась на кошелёк господина Вердухая, получившего после нынешнего заседания Совета прозвище Вегетарианец. Потом, как и полагается, загнали его под стол и заставили прокукарекать восемь раз кряду. Остальные откупились деньгами.

Под конец игры вдоволь напившись и повеселившись, три людоеда пригрозили четвёртому, что если он где-нибудь и когда-нибудь во всеуслышание вякнет о своей склонности к вегетарианству, они его самого, в обход людоедского закона «не есть своих», вымочат в уксусе, нашпигуют трын-травой, зажарят и подчистую слопают на дружеской вечеринке.

5

На ужин Мариола предложила отцу отварную вырезку из спины наёмного футболиста и хорошо прожаренные почки популярной писательницы.

– Чем ты меня кормишь? – возмутился Иерохим. – Мясо воняет потом, а от почек несёт тошнотворным гламуром! Словно пудру смешали с омолаживающим кремом да ещё добавили туда ложку помады для цвета да шампанского для куражу и подали в качестве питья! Смерть для моего старого организма!

– Папан, не начинай. Я тебе всё вчера высказала. И пока ваш МКЛ будет бездействовать, ничего другого предложить не смогу. Так что утри свою мудрую бороду и жуй, что дают.

И снова, как и в прошлый раз, старый людоед отвёл душу, разговаривая перед сном с внуком.

– Я тебе открою страшный тайну, малыш: наш род происходит от людей.

– От людей? – удивлённый внук широко раскрыл рот.

– По теории нашего старого учёного позапрошлого века, Чарла Барвина, наш род, род Людоедов, ведёт своё начало от обезьяноподобных человеков. Есть, правда, гипотеза, будто людоедское семя было занесено на землю с других планет…

– Значит, мы – инопланетяне?

– Маловероятно. Такого, как у нас, нигде не может быть. Я же говорю, гипотеза. Для дураков. Чистокровный людоед – определённо детище матушки-земли. У нас немало традиций чисто земного свойства. К примеру, раньше, когда кто-то клялся, ему говорили: «Ешь землю!» И он ел. А на других планетах земли просто нет. У нас много чего было интересного. Были и свои кумиры, на которых мы воспитывались. Один Отец народов чего стоит. Или тот же Фюрер, к примеру. Их аппетиту можно было позавидовать. Столько людей за свою жизнь пожрали, нам и не снилось. Были, конечно, и отщепенцы, воинственно вставшие на путь вегетарианства.

– А как их звали?

– Тебе не надо знать.

– Ну, дедушка, назови хоть одного!

– Ладно, не канючь. Не люблю этого. Лет сто назад был один Граф… всё мужика из себя изображал, бородой землю пахал, девок, словно кур, щупал. Но его отлучили от нашего стола, и о нём, к счастью, в истории людоедства не принято говорить.

– Почему?

– Дабы не оскорблять память предков отказом от привычного рациона. Если бы мне кто-то сказал раньше, что я когда-нибудь откажусь от людоедства, раскаюсь, я бы не плюнул ему в лицо, как это делают некоторые слабаки из нашего рода, нет, и я бы не стал съедать его за один присест по примеру наших Собакевичей, а отрезал бы по маленькому кусочку и употреблял бы, как лакомство, как деликатес, смакуя и тщательно пережёвывая. Конечно, со временем с продовольствием у нас возникли проблемы…

– Проблемы? Какие, дедушка?

– Ох, и не спрашивай… продукт стал, мягко говоря, недоброкачественный.

– А почему недоброкачественный?

– Прогресс донимает.

– Как это?

– Ну, как тебе сказать, попроще… бессортица пошла в ход. Ещё лет сто назад было из чего выбрать. А теперь всё перемешалось… Видишь ли, съедобность человека зависит от места рождения, образа жизни, от пищевого рациона, ну, от профессии, конечно, и от занимаемой должности. И от пола, разумеется. Баба и мужик всегда были очень разные на вкус. Баба всегда была ядрёней, а мужик острей. А теперь… не различают, – Иерохим безнадёжно махнул рукой. – Но самое нежное и вкусное мясо когда-то было у крестьянских детей, оно экологически чистое. А сейчас крестьян ноль целых ноль десятых. Все в город подались. Всё так перемешалось… Одна химия да нитраты. И алкоголь. От алкоголя у людей мясо делается горьковатым. Да и желчи хватает. А то ещё курильщики бывают. Его, конечно, съесть можно, хоть он и табаком приванивает. А внутренности гнилые – сразу на помойку. Одна поганая слизь. Такой продукт пошёл, что хоть не ешь – вымачиваешь его в артезианской воде, вымачиваешь, а он, собака, всё равно горчит! Да что мы всё о еде да еде!