Текст книги "Чёрный оникс. Детективный роман"

Начались повальные сокращения штатов на переставших функционировать производствах. Влада уволили в числе первых. И больше работу невозможно стало найти. Перебивались на учительскую зарплату Маруси, которую часто задерживали по нескольку месяцев. А тут ещё банк, в котором хранили семейные сбережения, внезапно прогорел. Хуже всего было то, что, пока Влад работал, семья помогала Марусиной маме откладывать средства на приобретение собственного жилища. И вот они лишились всех этих денег. Тёща тяжело переживала случившееся. На этой почве у неё развилось онкологическое заболевание, и она скоропостижно скончалась в течение трёх месяцев.

Тяжело пережили горе. Но, как говорится, мёртвым – цветы, а живым надо дальше устраивать жизнь. Влад сажал в огороде овощи, развёл небольшое хозяйство: уток, курей, кроликов. Только животных держать оказалось себе в убыток, поскольку цены на корма для них торговцы взвинтили до неимоверных размеров. В стране инфляция поглощала, как крокодил, всю сохранявшуюся на руках у населения денежную наличность.

Владислав не находил себе примененья. И приспособился, скитаясь в окрестных лесах, проводить время в раздумьях о жизни насущной. Плодом этих размышлений стал рукописный труд, изложенный в стихотворных строфах. Кроме этого, из лесных недр Влад скоро научился добывать ценный продукт для домашних заготовок – грибы. Он уезжал на своей «девятке» куда-нибудь в отдалённые места и там, в глуши, набирал полный багажник этого дорогого природного деликатеса. Перекупщики на рынке с удовольствием покупали у него оптом эти дары леса. Таким образом приспособился пополнять семейный бюджет. Жаль только, что это дело сезонное.

В лесу однажды познакомился с бывшим спортсменом-прыгуном в высоту Романом Кислицей, переехавшим в Горячий Ключ из Новороссийска. У того жена Людмила была уроженкой сих мест. Роман сидел без работы, как и Влад. А Людмила кандидат наук, ежедневно в Краснодар на электричке ездила на работу. У них с Романом богатая библиотека, к которой теперь на правах друга семьи получил неограниченный доступ Влад. Появилась возможность познакомиться с творчеством известных авторов, достать произведения которых раньше Владислав и не мечтал. Он стал много времени посвящать литературе: чтению и собственным сочинениям. Роман и Людмила сами были очень начитанны, с ними всегда интересно беседовать на разные темы. Однажды Влад решился и показал своим новым друзьям то, что сам написал.

– Я раньше, в Таджикистане, немного печатался как внештатный корреспондент в местной прессе, – скромно признался он. – Правда, там, в основном были заказные статьи на производственные темы. Стихи редко печатали.

– Ну-ка покажи, Владислав, нам свои работы, – живо заинтересовался Роман.

– Нет, лучше сам почитай свои стихи. Авторское чтение многого стоит, – добавила Людмила.

Влад с готовностью продекламировал:

 
Парад осенних акварелей
продемонстрировала нам
природа, дабы лицезрели
живой пейзаж по сторонам,
изваянный бессмертным гением
неповторимого Творца.
За исчезающим мгновением —
бег кисти тщетен иль резца,
рукою грешной управляемый,
а посему немудрено, —
сознанием запечатляемый
в этюде миг не воплощаем, но
живую гамму акварелей
палитра осени несёт,
мы лишь проводим параллели
меж сущим и сакральным. Чёт
и нечет живо чередуются
в движение вечном без конца
и в комбинации красуются
натуры – взяты с образца:
вот лист берёзовый средь осени
парит вне времени, движим
порывом грёз на фоне просини;
как этот миг непостижим!
 

– Браво! – бурно одобрил услышанное Роман.

Люся с серьёзным лицом вежливо поаплодировала и попросила почитать ещё что-нибудь. Вдохновившись успехом, Влад по памяти продекламировал ещё несколько своих стихов.

– Да, Владислав! Не скрою, впечатлил, – призналась она. – То, что ты прочитал, на мой взгляд, – работы вполне состоявшегося автора. Я предлагаю тебе сходить в редакцию местной городской газеты «Горячий Ключ» и там показать свои стихотворения.

– Люся, кому это надо? Попрут меня оттуда, чтоб не отвлекал занятых людей от дела, – скептически отозвался стихотворец.

– Нельзя зарывать талант, – решительно заявила женщина. Она, сама по себе, являлась активным и решительным членом общества. Привыкла добиваться всего в жизни благодаря своим лидерским качествам и упорству. Вот и в случае с Владом Людмила взяла инициативу в собственные руки:

– Решим, значит, так. Ты сходишь здесь в редакцию и покажешь свои стихи. Я не профессиональный специалист в литературной сфере, просто увлекаюсь хорошими авторами. Поэтому наведу справки в Краснодаре, где там обитают настоящие кубанские писатели и покажу им твои работы. Идёт?

– Я-то не против, – неуверенно согласился Влад. – Только выйдет ли из всей этой затеи какой-нибудь толк?

Роман укоризненно покачал головой:

– Дружище, будь уверенней. И если Люся берётся за дело, то, уверяю, успех почти гарантирован. Остальное зависит от тебя.

– В жизни всего надо добиваться! – вспомнилась Владиславу кстати поговорка отца…

Главный редактор газеты «Горячий Ключ» встретил Влада прохладно. Однако, присесть пригласил. Осведомившись о причине визита, скептическим взглядом окинул посетителя:

– Вы знаете, у нас газета информационные материалы публикует. Держим читателя, так сказать, в курсе происходящих в мире событий. В наше время совсем не до поэзии людям. И как я понимаю, вы вовсе не Пушкин.

Влад смутился от таких слов:

– Действительно какой из меня Пушкин. Просто друзья порекомендовали показать в газете мои работы. Я и решился на авантюру.

– Вы, молодой человек, раньше когда-нибудь печатались?

– Было дело немного. Когда жил в Таджикистане. Но в основном писать приходилось статьи и заметки на производственные темы.

– Так вы сотрудничали со СМИ?

– Да, как внештатный корреспондент.

В глазах главреда полыхнул огонёк заинтересованности:

– Ну-ка дайте взглянуть на ваши вирши!

Влад протянул приготовленную тетрадку. Газетчик уткнул взгляд в первую страницу. Потом, не отрываясь, пробежался по другой, третьей… С замиранием сердца трепещущий стихотворец следил за реакцией специалиста. А тот, не скрывая интереса, не отрывал уже глаз от листов. Редактор наощупь отыскал сигаретную пачку на столе, достал из неё сигарету, и так же наощупь схватил зажигалку и прикурил от неё. Он упивался чтением. И это нельзя уже было не заметить. Мужчина временами часто-часто прикладывал к губам сигарету, взволнованно выпуская клубы дыма изо рта.

Влад про себя подумал:

– Да, кажется, его проняло!

И тут вдруг редактор схватил телефонную трубку и позвонил кому-то:

– Виктор, срочно поднимись ко мне.

Сам продолжал читать. Вошёл журналист газеты.

– Этого человека будем печатать! – неожиданно объявил шеф газеты. И протянув тетрадь Владислава вошедшему, распорядился: «Приготовь из этой рукописи подборку стихов и немедленно сдашь в набор. Пойдёт в субботний номер».

– Хорошо. Я сейчас же займусь этим, – будничным тоном ответил подчинённый и удалился к себе.

– Ну вот, вы теперь наш автор. Поздравляю! – заметно потеплев, обрадовал редактор. – Будем сотрудничать. В ваших стихах есть свежесть. И хороший слог!

– Рад, что вы оценили.

– Включаю вас в сеть наших внештатных корреспондентов. И вот вам первое задание: напишите статью на какую-нибудь животрепещущую бытовую тему. Только там чтоб о чём-то обнадёживающем было. А то в наше безрадостное время совсем народ духом пал. Кругом сплошная безысходность.

– Договорились! Я попробую, – с вдохновением пообещал осчастливленный Владислав.

Через три дня он принёс сразу две статьи. Обе пошли в набор. Редактор отметил качественный подход к делу. После публикации радостно говорил, что на статьи Влада было много звонков и писем от читателей. Их здорово затронула тема. А через месяц внештатнику предложили место штатного корреспондента в редакции газеты. Вместо того самого Виктора, который готовил первую подборку стихов Влада. Виктор уехал на родину в Днепропетровск.

И завертелось. Началась беспокойная жизнь на новом поприще. Деятельность газетчика весьма насыщена событиями. Каждодневно идёт настоящая охота за свежим, горячим материалом. А тут беспокойная Чечня под боком. Хотя в крае и своего бандитизма хватало. В стране творится полный раздрай и активизировались всякие преступные элементы. Журналист, как боец развернувшегося фронта, – всё время на передовой. Сколько их в то жестокое время безвозвратно кануло в небытие! Профессия оказалась одной из наиболее опасных. С одной стороны, журналист защищён законом – находится под покровительством властей, правоохранительные органы его оберегают. С другой стороны, если сунул нос куда не следует – прищемят его так, что и мама не горюй!

Написал Влад статью о проблемах в летний период в городе с водоснабжением. А его вызывают на ковёр в городскую администрацию отчитаться перед заместителем мэра по жилищно-коммунальному хозяйству.

– …а почему это у вас, Владислав, такой жуткий поклёп на нашу действительность пронизал всю статью? – допытывался дотошный чиновник. – Что за насмешка такая, когда червяк вылезает из водопроводного крана и, изогнувшись вопросительным знаком, озадачивает читателя провокационным вопросом?

– Ну это же фельетон, – пытается Влад объяснить. – И в насквозь прогнившие трубы действительно лезут дождевые черви. Не раз о подобном писали нам жители. Подставят чайник под кран, чтоб воды набрать, а туда плюхается червяк.

– Так зачем же и вам доставлять беспокойство народу? Надо по-тихому устранить причину и всё.

– Сколько ни бьются люди, но причина не устранена до сих пор. Трубы надо менять, а для этого выделите средства из городского фонда, тогда народ и успокоится…

Или вот ещё другой пример. Ветеран войны поделился воспоминаниями к Дню Победы. И рассказал он о тяжёлых днях 41-го. Вспоминал, как держали они оборону в начале зимы в устье Днепра, удерживая важный плацдарм. Не хватало ни еды, ни патронов. К тому же, в окопах непролазная грязь по щиколотку. А по ночам всю эту жижу сковывал морозец. Днём опять пригревало солнце и, перемешанная сапогами, грязь опять хлюпала и налипала на обувь. Негде было обогреться и обсушиться. Целыми днями то отбивали атаки наседающих фрицев, то сами бросались вперёд. Ночью обессиленные валились на дно окопа, чтоб чуть-чуть отдохнуть и собраться с силами. Бывало утром дозорный бьёт тревогу: «Немцы в атаку пошли!» Вскакивает боец на ноги, а у него за ночь шинель вмёрзлась в застывшую на морозе грязь. Так пола и обрывается от резкого усилия и остаётся во льду. Под рукой ничего нет, чтоб постелить в траншее. Это у фашистов всегда дно окопа сухое, устлано аккуратно досками. Тыловики успевают снабжать передовые части стройматериалами. И блиндажи тёплые у них для обогрева и сна всегда на передовой подготовлены. Кофе свой и горячий паёк по часам принимают в комфорте. А что наш солдат? Как всегда, своей неприхотливостью лишь пособляет нерадивым снабженцам. Те только и могут спирт хлестать в тылу. И рассказал ветеран, как солдаты приспособились обустраивать быт в тех окопах:

– Был у каждого из нас свой «иван» – так мы их называли. Это значит – свой труп вместо спального места. Выползали мы в темноте из окопов и притаскивали себе убитого. Потом укладывали на дно окопа и спали на нём. Всё не в жидкой грязи. Пристроишься на трупе, положишь шапку на мёртвое лицо и прикорнёшь словно к подушке. Зрелище это ужасное. Но на войне жизнь протекает в иных измерениях.

– А почему убитых называли «иванами»?

– Так, друг мой, немцы своих покойников тихо забирали каждой ночью. А наших никто не убирал. Они и мёртвые продолжали держать оборону. В перестрелках с врагами, ползая по открытому пространству, прятались мы за холмики тел погибших и принимали они на себя живым предназначенные пули. Вот она неприглядная правда войны…

Влад, как есть, записал интервью со слов выжившего героя. Что после этого началось! Городской комитет ветеранов в суд подал на провокационного журналиста.

– Не могло быть такого в нашей армии! – убеждённо с пеной у рта разорялся посетивший редакцию председательствующий среди ветеранов участник войны.

– Ну, а если не было, тогда меж собой разберитесь, уважаемый, – терпеливо объяснял заслуженному человеку главред. – Кому верить из ветеранов? Мы лишь взяли интервью у участника прошлых событий. У него, видимо, на сей счёт имеются очевидцы. Иначе, заявлять о таком прилюдно – это, знаете ли, чревато…

Хуже всего дело обстояло с криминальными элементами. К коим можно вполне причислять и местных националистов-казаков. Они чувствовали себя здесь полными хозяевами положения. Создавали свои казачьи сообщества, построенные на военной основе. Их представители напористо лезли везде: во властные структуры, в выборные органы, с милицией осуществляли совместные рейды и одновременно участвовали в криминальных делах. Потом свои представители власти их выгораживали из щекотливых ситуаций. Люди возмущались такой откровенно негативной ролью казачества и постоянно жаловались на творимый ими произвол. Эти борцы за свою идентичность учиняли то армянские погромы, то греков преследовали, то татар. В общем, на неблагоприятном фоне сложившейся в стране обстановки служили дестабилизирующим фактором.

Первый раз Владислава возмутил из ряда вон выходящий случай, когда три пьяных молодца из казаков зверски избили уважаемого в городе престарелого учителя не казачьего происхождения. По этому случаю написал Влад гневную статью. В тот же день его посетил на рабочем месте казачий атаман Остапенко. Не стесняясь в выражениях, казак принялся угрожать расправой. Но Владу самому два года пришлось участвовать в боевых событиях и на такого как он не так просто нагнать страху. И он, твёрдо глядя в глаза предводителю националистов, веско отрезал:

– Я не стану закрывать глаза на безобразия ваших молодчиков!

– Ну тогда мы закроем тебе их сами, – цинично пообещал Остапенко.

На том и расстались, возненавидев друг друга…

Потом был совершенно возмутительный случай, когда в центре города на пруду купальщики нашли отрезанную женскую голову. Оказалось, молодой пьяный казак изнасиловал пожилую пенсионерку, жестоко её истязал и в итоге отрезал голову и бросил в пруд.

Постоянные происки казаков будоражили округу. Особенно невыносимы были их пьяные оргии. Тогда лучше совсем не попадаться им на пути – изувечат безжалостно. Как случилось с милиционером Мартышевским. Он вступился возле местного Дома культуры за мужчину, которого избивали два пьяных казака. Те оставили прежнюю жертву и переключились на милиционера. Часа два они злобно отделывали хлипкого вида правоохранителя. И долго куражились уже над мёртвым телом. Били зверски коваными ботинками военного образца: череп пробили, раздробили кости лица, поломали рёбра…

Владислав всё это придал огласке, дабы понесли наказание виновные. Только принялись их выгораживать люди с высоким положением. А в почтовый ящик Аксаровых кто-то подбросил записку угрожающего содержания, мол, не заткнёшься – будешь иметь бледный вид. При встречах на официальных городских мероприятиях Остапенко многозначительно намекал, что найдёт на Владислава способ эффективного воздействия.

Но оказались и преимущества в нынешнем положении Владислава. Поприжали языки свои недоброжелательные соседи, когда стали Влада часто видеть по муниципальному телевидению да читать его статьи в местной газете. Поняли разом, что нет резона вступать теперь с ним в конфронтацию. Мало ли на какие высоты вознесёт такого соседа судьба. Решили, что с ним надо быть повежливей! И участковый стал первым здороваться и заискивать, признав превосходство Аксарова над собой. Много в работе лейтенанта было недостатков и если газета тряхнёт его, то может запросто лишиться хлюст своего тёпленького места.

А тем временем Люся объявила о своём достижении:

– Владислав, я встречалась с писателем Лихоносовым. Это тот, что написал культовый роман о кубанском казачестве под названием «Маленький Париж». Он просмотрел твои работы и отозвался о них весьма лестно.

– И что теперь делать мне?

– Лихоносов звонил Валентину Меланьину, возглавляющему молодое крыло начинающих кубанских писателей и рекомендовал тому принять тебя. На субботу назначена встреча.

– Что я ему скажу? – заволновался Владислав.

– Поедем вместе. Я тебя поддержу морально, – обнадёжила Людмила.

И Роман поддержал друга:

– Давай, не робей, писатель! Будем ждать твоих книг с нетерпением…

3. Милашка

Валентин Меланьин встретил Людмилу с Владиславом в своём кабинете в бывшем здании крайкома комсомола на улице Красной 17. Это был крашеный блондин лет сорока пяти. На макушке, когда он наклонял голову, было заметно, что ближе к корням волосы имеют каштановый цвет. Да и глаза у искусственного блондина были вовсе не голубые, как это в таких случаях определено природой, а карие. Весь облик предводителя молодой поросли кубанских литераторов представлял собой тип холерика с ярко выраженной нервической реакцией на окружающее. Его миниатюрные женственные ручки с мелко подрагивающими тонкими пальцами, аккомпанируя хозяину при разговоре, делали жесты, характерные для женщин-кокеток. Масляный взгляд отражал притворную безграничную любовь к посетителям. А во всём остальном известный кубанский прозаик ничем не выделялся из обычной обывательской массы.

– Странный какой-то субъект, – подумал о Меланьине Влад, но тут же успокоил себя: известно, все они, творческие личности, с приветом.

Между тем, беседа получилась плодотворной, обнадёживающей. Меланьин предложил Владиславу принять участие в объявленном литературном конкурсе, посвящённом Дню Победы. С милой улыбочкой он принял от нового автора несколько его стихотворений и рассказов, пообещав показать членам ассоциации для получения компетентной оценки специалистов.

– А как связь с вами поддерживать, Валентин Николаевич? – спросила Люся.

– Запишите мой телефон. Кроме того, по вторникам и пятницам мы проводим заседания здесь, в большом зале, с пятнадцати часов, – пояснил председатель ассоциации. – Так что, милости просим.

– Я привезу на следующей неделе стихотворение на конкурс, – напоследок пообещал воодушевлённый Влад.

Распрощались довольные друг другом. Итак, благодаря Людмиле теперь Владислав имел доступ к писательским кругам в крае. Вернувшись домой вдохновлённым открывшейся перспективой, он за неделю сочинил для конкурса стихотворение «Атака»:

 
1.
Сигнальная
ракета
обожгла, словно спирта короткий глоток,
пищевода ночИ предрассветную слизь;
и рассвета
бледнеющий призрак – луны завиток
исчезал в небосвода бездонную высь.
По приказу:
«В атаку!..»
вытрясли батальоны
окопы
взашей.
 
 
В оголённом пространстве
невозможно укрыться
даже мраку.
Децибелами рвут перепонки ушей
искажённые криками страшные лица.
Запах смерти повис
в мегатоннах из жерл устремлённых снарядов,
неизменно несущих страданья и горе земле.
Здесь дюймовости «бис!»
воздавать непристойно, ведь время парадов
не пришло.
Всё известно в Кремле:
что голодной диетой
истомились обойм ненасытные брюшки,
почернели гортани голодных стволов…
Пропагандой газетной
не насытить умолкшие грозные пушки,
как теплом по весне
не унять истомлённость полов.
Дали пайку
окопного дымного хлеба —
и скорей в наступленье!
За пядями пядь
горемычной земли загребаем рывками…
Хоть охапками снега готовы принять
наше
кровное
всё,
что копилось веками
и оставлено предками пестовать нас.
Нам не нужно чужого!
 
 
Мы готовы делить без остатка своё
меж роднёй и друзьями.
Только сами!!!
 
 
2.
Заворочалось утро.
Показал красный зев небосклон.
Взрыв, как вызов перчаткой,
брошен прямо в лицо.
Перламутра
раскололся небесный шаблон…
Расслоённой сетчаткой
искажённо внимаю весь огненный ад.
«Это вроде чистилища первый этап
батальоны проходят!» —
так сказал перед боем весёлый комбат.
 
 
…Пахнет йодом ползущий ко мне эскулап.
Я не чувствую тела —
значит крепко задело,
значит вовремя всё же меня санитары находят.
«Будем жить!» —
всё шептал, вынося на себе из огня,
санитар с растрепавшейся рыжей косою,
надрываясь под тяжестью грузного тела.
Как решить
это мог за меня
этот взгляд,
покоривший очей
бирюзою?
 

Владислав отвёз стих в Краснодар и в первый раз посетил заседание молодых кубанских писателей. Здесь он впервые познакомился воочию с некоторыми из них. Сразу же бросилось в глаза, что все, молодые и старшего возраста, называли друг друга на «ты» и исключительно по имени.

– Да, демократия тут развёрнута на полную катушку, – отметил для себя Влад. – И стар, и млад имеют равнозначные права. Как видно, преобладают свободные нравы.

Это впечатляло. И обнадёживало. Сулило перспективы. А в остальном нужно было присмотреться. Однако перед Меланьиным все лебезили, хотя и старались показать себя независимыми. И всё-таки чувствовалось кто здесь хозяин хотя бы по тому, что только Валентин Николаевич позволял себе капризничать. Он, как избалованная девица, надувал губы и обиженным тоном выказывал своё недовольство по поводу любого неугодного ему действия со стороны коллег либо критического замечания в адрес его прозаических сочинений. В таких случаях он раздражённо выкрикивал:

– Брошу всё! Надоели. Как будто только мне одному всё надо. Кручусь, как белка в колесе. И никто этого не ценит.

Его тут же бросались успокаивать младшие по рангу коллеги. И тогда он милостиво ничего не бросал, оставался на месте. В данном случае выходило как раз наоборот нежели в известной поговорке, ибо не Меланьин красил место, а оно его. По этому случаю один из подающих надежды – стихотворец Елисей Горчаков выразился за спиной литературного вожака так:

– Наш Милашка возомнил себя всеобщим заступником, хотя об этом его не просили.

Но что возьмёшь с этого Горчакова? Вечно неухоженный и растрёпанный, неисправимый циник и хронический проходимец. Об этом все знали и тихо его игнорировали. К тому же, Владу нашептали, что циник подвержен ещё и шизофрении. Якобы потому его стихи и насыщены такими сочными художественными образами. Всё дело оказывается заключалось в его больном воображении.

Именно за образное мышление Меланьин и ценил Горчакова, оттого его назначал в жюри поэтических конкурсов.

Несколько уступал по силе поэтического дарования признанному молодому гению местного масштаба другой участник событий – поэт Гена Павловский. Он играл вторую скрипку среди собратьев по искусству стихосложения. И тоже являлся завсегдатаем конкурсных жюри. Эти два абсолютно противоположных персонажа даже подружились на почве обоюдного пристрастия к административной активности. Но, главным образом, их объединяла всепоглощающая страсть к поэтической строфе.

Оба начинающих гения отнеслись к стихам Влада со сдержанной снисходительностью: особенно не критиковали, но и каких-либо восторгов не проявляли. В общем, отношения у новенького сложились с зубрами литературного бомонда вполне приемлемые.

Нравы царили в творческих кругах, как уже было сказано, свободные. Поэтому все здесь свободно роптали на гнёт презренных редакторов, губящих на корню любое творческое начало своим нежеланием предоставлять неограниченные площади в своих изданиях для полной реализации молодых дарований. Роптали на власть в стране, на скудность гонораров, на падение нравственной культуры в обществе… По поводу шефа своего Меланьина тоже в кулуарах высказывали нелицеприятные вещи.

– Он гомосексуалист, – трагическим шёпотом извещал Владислава в курилке один из хулителей разразившейся демократии. – Меланьин год оттянул на «зоне» за совращение малолетних. Там он и получил кликуху «Милашка».

– Да ну? – сомневался Влад. – Как же его тогда поставили во главе ассоциации молодых писателей?

– …и в партии восстановили. И судимость сняли, – подливал масла в огонь презренный интриган. – Сами удивляемся. Не иначе у него есть влиятельный покровитель…

Все эти досужие разговоры Влад воспринимал, как полёт фантазии одарённых людей, ничего общего не имеющий с действительностью.

– Да и какое мне дело до личной жизни других, – решил он для себя. – Разбираться кто там «голубой», а кто шизофреник или ещё какие имеет отклонения – дело специалистов. Меня интересует здесь исключительно литературная деятельность.

Сообщество молодых литераторов состояло всего-то из трёх десятков авторов, а делилось на множество литературных течений и направлений. Это как секты в русском православии. С первого взгляда довольно сложно было разобраться во всех этих неофициальных отношениях. Словно в банке со скорпионами – все жалили друг друга и пожирали ослабевшего.

Влад решил придерживаться субординации и в личных контактах соблюдать дистанцию. Меланьин скоро при всеобщем голосовании включил нового члена в своё мятежное сообщество и стал приглашать на творческие встречи с читателями в библиотеки, учебные заведения, трудовые коллективы. Начались поездки по краю, призванные сеять разумное, доброе, вечное в массы. На банкетах по случаю презентации выходящей книги того или иного автора случалось Владиславу выслушивать неожиданные откровения перебравших горячительного собратьев по перу. Этак однажды сам Валентин Меланьин выплакал Владу в жилетку свою незавидную долю.

– Вот ты, Владислав, человек надёжный, – начал исповедоваться отягчённый порочностью грешник. – Знаю, лишнего болтать не станешь. И верить в распространяемые злыми языками слухи обо мне не будешь. Я тебя уважаю больше всех из нашего противоречивого братства. Поэтому, чтоб между нами не сложилось какой-то двусмысленности, лучше сам тебя посвящу в свою историю.

Владислав по привычке молчал и слушал излияния собеседника.

А тот вдохновенно продолжал, размазывая обиду по щекам:

– На меня такие тяжкие грехи вешают! Уверен, что и тебе уже наплели обо мне. Не так ли?

– Я сам не святой и не собираюсь судить других.

– Это правильно. И я тебе доверяю. Потому и хочу, чтобы всё услышал из моих уст. А то никто здесь толком ничего не знает о моей истории и плетут всякие небылицы. Между тем, всё было вот как. Работал я преподавателем русского языка и литературы в школе. В летний период подрабатывал воспитателем в пионерском лагере. Там всё и произошло. В тот день для детей проводился праздник Нептуна, и я с физруком сильно набрался алкоголя. Не помню, как добрался до своего отряда. Очухался утром уже в обезьяннике в горотделе милиции. Там следователь потом мне предъявил какие-то фотографии, где я совершенно голый в постели с обнажёнными мальчиками своего отряда. Кто меня раздел, кто всё сфотографировал – ничего не помню. Объяснить это могу только провокацией со стороны завистников-коллег. Ведь у меня с воспитанниками были наиболее доверительные отношения, и другие педагоги этому ужасно завидовали. За это я получил срок. Потом доказал свою невиновность. Восстановился в партии, судимость сняли. Что ещё надо? Живём в стране завистников и проходимцев. Как среди всего этого оставаться чистым? Мне всю жизнь приходится всего добиваться благодаря собственным способностям. Я всегда испытывал притеснения. А всё из-за того, что наша семья была репрессирована.

– Ну это же когда было! – не выдержал Влад долгого нытья коллеги. – Сталинский период давно канул в небытие.

– Для кого-то давно, а моему отцу только в разгар советской «оттепели» разрешили покинуть места отдалённые, где находился в ссылке на поселении после отсидки. Мы ведь с сестрой родились в посёлке Сусуман Магаданской области. На Кубань, на родину отца, приехали уже в старшем школьном возрасте.

– Ничего себе! – изумился Владислав. – Это же как надо было провиниться перед государством, чтоб так долго расплачиваться?

Но лучше бы Влад не задавал этот вопрос. Прозвучавший дальше ответ поверг его в шок. Чувство запоздалого сожаления болезненным укором придавило душу.

Милашка продолжил исповедь:

– Всего-то вины было, что отец во время войны оказался в плену и там согласился служить во власовской армии. Всем выжить хотелось. Трибунал ведь не доказал его причастность к убийствам советских граждан. И всё равно он отсидел 12 лет…

Больше к этой щекотливой теме Меланьин не возвращался в разговорах с Владом. Видимо в тот раз достаточно излил накопившееся в душе.

*

В редакции газеты, где работал Владислав, накалялись страсти вокруг него. Местные националисты не могли смириться с тем, что он непримиримо клеймил их преступные деяния на страницах печатного издания. А там подошло время выборов в местные органы самоуправления. Когда в финале борьбы за пост главы городской администрации оказались два кандидата, своими газетными публикациями Влад поддержал не того, который происходил из местных казаков, а другого – бывшего школьного учителя, еврея и человека в высшей степени нравственного и интеллигентного. Соперник же учителя был замаран в криминальных делах, грубо обходился с гражданами и явно не блистал умом.

Когда в день завершения выборов глубокой ночью подвели итоги, оказалось, что подавляющим большинством голосов население отдало предпочтение скромному учителю. И в этом немалую роль сыграли статьи Владислава. Наутро в редакции появился разъярённый несостоявшийся мэр города и, ворвавшись в кабинет Аксарова, разразился гневной тирадой:

– Спасибо тебе за проявленную прыть в дискредитации моей кандидатуры. Я этого никогда не забуду!

– Вам надо быть сдержанней с избирателями, – спокойно посоветовал корреспондент.

Тот в сердцах лишь громко захлопнул дверь за собой. Неудачник оставил главному редактору для публикации в газете предусмотренный законом о выборной кампании свой завершающий материал, больше смахивающий на дешёвый кляузный пасквиль проигравшего неудачника в адрес победившего соперника.

А дальше последовало вот что. Во-первых, в своём почтовом ящике Аксаровы снова нашли подброшенную кем-то записку угрожающего содержания. Но это ещё куда ни шло – Влад привык к подобной реакции недоброжелателей. Хуже было другое.

Владислав возвращался домой после работы, когда с ним поравнялась «Волга» с обычным госномером и из неё на тротуар выскочили двое крепких ребят в гражданской одежде. Подхватив под локотки строптивого журналиста, они вежливо попросили проехать с ними куда следует, предъявив удостоверения сотрудников ФСБ. Доставленного в городской отдел ФСБ допрашивал сам заместитель начальника. Он старался всячески придать встрече неофициальное значение, что-то похожее на обычное собеседование. Но по характеру затронутых вопросов содержание разговора имело форму допроса. Ответственный чин интересовался гражданской позицией Аксарова и его лояльностью к нынешнему политическому порядку в стране. Самое интересное крылось в деталях.

– Так вы, гражданин Аксаров, не поддержали на выборах коренного выдвиженца, – докапывался офицер. – А не позволите ли узнать по какой причине?