Текст книги "Благословите женщину. Идеал женственности"

Глава 4. Русские святые женщины

Все начиналось в Киеве. Равноапостольная княгиня Ольга

Равноапостольная княгиня Ольга была первой русской христианкой из княжеского рода. Она родилась около 890 года в селе Выбуты, неподалеку от Пскова, откуда впоследствии киевские князья нередко брали себе жен.

Мужа Ольги, киевского князя Игоря, зверски убили соседи киевлян – древляне. Игорь, не довольствуясь данью древлян, грабил этот народ и опустошал древлянскую землю, «словно волк, повадившийся ходить в овечье стадо», по выражению самих древлян.

Ольга осталась вдовой с малолетним сыном Святославом, и поэтому сама стала править Русской землей. Воспитателем Святослава был Асмуд, а воеводой – Свенельд, еще при жизни Игоря прославившийся тем, что его воины были богаче «оружием и платьем», чем дружинники скупого Игоря, жаловавшиеся, что они «босы и наги».

В то время кровная месть считалась делом родовой чести, законом, строго исполнявшимся по всей стране. Даже много лет спустя правнук Ольги, первый русский законодатель Ярослав Владимирович, устанавливая писаный закон для Русской земли под названием «Русская правда», первой статьей этого закона обозначил родовую месть: «Если убьет муж мужа, то мстит брат за брата, либо сын за отца, либо отец за сына, либо племянник за дядю…»

И Ольга первой своей обязанностью сочла отомстить убийцам мужа. Она исполнила это с редкой находчивостью и даже изысканностью.

Древляне после убийства Игоря рассуждали так: «Вот мы убили русского князя. Теперь возьмем его жену Ольгу за нашего князя Мала, а с сыном его Святославом что хотим, то и сделаем!»

Древлянская земля, выбрав двадцать лучших соотечественников, отправила послов к Ольге. Древлянскую землю пересекала река Ушь, впадающая в Днепр, и древляне отправились в Киев на ладье.

Когда Ольга узнала о прибытии послов, то позвала их к себе и спросила, зачем они пришли. Послы ответили:

– Нас послала Древлянская земля сказать тебе: «Мужа твоего мы убили, потому что он грабил нас, как волк. Наши же князья добры, отчего бы тебе не выйти замуж за нашего князя Мала?»

– Люба мне ваша речь, – ответила Ольга, – ведь мужа мне уже не воскресить! Но мне хочется завтра почтить вас перед моими людьми. Так что идите к своей ладье и отдохните там. А когда завтра утром я пошлю за вами, то вы скажете: «Не поедем на конях, не пойдем пешком, а несите нас в ладье!» Вас и понесут!

Древляне, ничего не подозревая, ушли к ладье, а Ольга тотчас велела выкопать глубокую яму на тюремном дворе.

Утром она послала за древлянами.

– Ольга зовет вас оказать вам честь, – говорили посланцы Ольги.

– Не поедем ни на конях, ни на возах, не пойдем пешком! Несите нас на ладье! – отвечали древлянские гости. И киевляне понесли древлян в ладье. Древляне же, говорит летописец, сидя в ладье, ломались и важничали.

Древлян принесли на тюремный двор и по приказу Ольги бросили в яму вместе с ладьей. Ольга подошла к яме и спросила:

– Довольны ли вы честью?

– Ох, наша смерть лютее смерти Игоря! – отвечали послы. – Ты умеешь мстить!

Ольга вернулась в Киев. Чтобы довести свою месть до конца, чтобы враги никогда о ней не забыли, она собрала большое войско и на следующий год повела его на Древлянскую землю. С ней в походе был и сын Святослав. Был с ними и опытный, закаленный в боях Свенельд, ходивший в походы еще при Игоре, покоряя с ним соседние народы. Был и воспитатель юного князя Асмуд.

Узнав о походе Ольги, древляне выступили против нее объединенными силами всей Древлянской земли.

Когда войска неприятелей сошлись, Святослав, ехавший на коне среди воинов, первый начал битву: кинул в древлянина копье. Но его рука была еще слаба, и копье упало к ногам его коня.

– Князь уже начал! – сказали Свенельд и Асмуд, обращаясь к войску: – Вперед, дружина! За князем!

Началась сеча. Древляне не выдержали натиска киевлян и побежали с поля битвы. Преследуемые войском Ольги, они разбежались по своей земле и затворились по городам.

Брать каждый город было нелегко. Тогда Ольга, взяв сына и собрав все войско, пошла к Коростеню, главному городу Древлянской земли и к конечной цели своего продолжительного и упорного мщения.

Но Коростень, обложенный войском киевлян, упорно защищался. Коростенцы до последней возможности отстаивали город, боясь думать о сдаче, потому что не надеялись уже ни на что и не могли ждать пощады от Ольги, мужа которой разорвали на части и которая, как они убедились на горьком опыте, умела мстить.

Осада Коростеня продолжалась все лето, однако город не сдавался. Тогда Ольга придумала новый план взятия города и новый вид мести.

Она отправила в Коростень своих людей и велела сказать:

– Чего вы сидите? Все ваши города уже сдались и обязались платить мне дань. Они уже спокойно возделывают свои нивы! Вы одни хотите лучше умереть от голода, чем платить мне дань!

– Мы рады бы платить дань, – ответили коростенцы, – но ты ведь хочешь мстить за мужа.

Ольга ответила:

– Я уже не один раз отомстила за мужа. Теперь уже не хочу мстить, хочу брать дань понемногу и, помирившись с вами, уйду прочь!

– Чего же ты хочешь от нас? – спросили доверчивые древляне. – Мы рады давать тебе дань и медом, и мехами!

Мед и меха были естественным богатством Древлянской земли, поэтому это была подходящая для них дань.

Но Ольга ответила:

– Теперь у вас нет ни меда, ни мехов… Поэтому я требую от вас немного – дайте мне от двора по три голубя да по три воробья. Я не хочу налагать на вас тяжелой дани, как делал мой муж, а прошу так мало, потому что вы изнемогли в осаде.

Простодушные древляне и тут не догадались о хитрости изобретательной Ольги, а обрадовались ее снисхождению и, собрав с каждого двора по три голубя и три воробья, отправили эти дары к осаждающим и даже велели посланцам поклониться Ольге.

Ольга сказала посланцам:

– Вы уже покорились мне и моему ребенку, так ступайте к себе в город, а я завтра отступлю от него и пойду к себе домой!

Древляне ушли в город, который был обрадован принесенным им известием о намерении Ольги снять осаду и вернуться в Киев.

Ольга же раздала голубей и воробьев своим ратникам и велела, привязав к каждой птице по завернутому в тряпицу кусочку серы с огнем, при наступлении сумерек выпустить их на волю. Голуби и воробьи, вырвавшись из рук воинов, конечно, полетели к своим гнездам и подожгли город со всех концов.

Мы знаем об этом из рассказа летописца: «Голуби и воробьи полетеша в гнезда свои, голуби в голубятни, воробьи же под стрехи (соломенные крыши. – Авт. – сост.), и так возгорелись голубятни, дома, чердаки…»

Не было ни одного двора во всем Коростене, где бы ни загорелось, а гасить было некому да и невозможно, потому что загорелся разом весь деревянный и соломенный город. Жители в испуге бежали из города, чтобы не сгореть самим в сплошном пламени. А ратники Ольги ловили беглецов…

Город был выжжен и захвачен. Коростенских старейшин Ольга взяла к себе, часть горожан, по обычаю того времени, отдала в рабы как трофеи и добычу. Остальных пощадила, чтобы они платили дань победителям.

Тяжелую дань наложила Ольга на убийц своего мужа и распределила ее на три части: «Три части идет Киеву, а одна часть Вышеграду». Вышеград, или Вышгород, как прижизненное владение принадлежал лично Ольге и был главным местом хранения ее сокровищ – мехов, меда и всего, что тогда составляло царскую и частную казну.

Отомстив древлянам за смерть мужа, Ольга, однако, не пошла к Киеву, как обещала древлянским послам, а отправилась устанавливать порядок на Русской земле во всех своих тогда уже обширных владениях.

Русские князья того времени в ноябре выходили обычно со своей дружиной на полюдье. Полюдье состояло в том, что князья разъезжали всю зиму по областям подвластных им племен и собирали с подданных дань, называемую «оброк», чинили суд и расправу. Области, по которым проезжал князь, кормили в это время его и его дружину. В некоторых местах, наиболее удобных, князь останавливался, и население должно было являться к нему для несения дани и прочих надобностей (если кто имел нужду в князе, в его суде, расправе, в совете или помощи). В местах княжеских стоянок, называвшихся «гощения», или «погосты», впоследствии устраивались небольшие дворы, где могли жить княжеские тиуны – представители правящей власти, соединявшие в своем лице и судью, и приказчика, и полицейское око, и, наконец, сборщика княжеских пошлин.

Таким образом, Ольга, отступив от Коростеня, вместе со своим сыном и дружиной отправилась по Древлянской земле, организовывая уставы – учреждения, определяющие взаимные отношения населения между собой и с княжеской властью, и уроки – обязанности, возлагаемые на население по отношению к князю и к своей земле.

Спустя много лет, даже во времена первого летописца, еще указывали на Ольгины становища и ловища – на места, где она останавливалась для гощения и распорядков, а также где она охотилась с дружиной.

Установив порядки в Древлянской земле, «Вольга, – как называет ее летописец, – шла в Новгород и устави по Мсте погосты и дани, и по Лузе оброки и дани, ловища ее суть по всей земле… и места, и погосты, и сани ее стоят в Пскове и до сего дня, и по Днепру, и по Десне есть село Ольжичи и доселе».

* * *

Лет через десять после этих событий, в 957 году, мы уже видим Ольгу в Константинополе, где она принимала Крещение, так как до того времени и она, и все, населявшие Русскую землю, были язычниками.

Что привлекло смелую язычницу и как смотрели на нее, почти дикарку, византийцы в далеком блестящем городе, центре тогдашней цивилизации и роскоши, неизвестно. Но она поехала туда именно для того, чтобы принять христианство. Христиан она уже видела на Руси, так как русские воины и русские торговые люди, отправляясь в Константинополь или на службу к византийским императорам или по торговым делам, иногда возвращались не язычниками, а христианами и могли хвалить новую веру. Быть может, ее тянуло туда любопытство – взглянуть на чудеса столицы цивилизованного мира, на великолепие, на блестящую и своеобразную жизнь греков, умнейших людей, на их храмы и дворцы, о чем она могла слышать еще от своего мужа и от его послов, бывших в Константинополе для заключения известного договора с греками. Варварам, какими были тогда русские, столица греков могла представляться чем-то сказочным, поражающим воображение и заманчивым. Всякий, кто побывал в сказочном царстве, мог гордиться и чваниться перед другими русскими тем, что видел чудеса, которые варварам и не грезились.

Как бы то ни было, Ольга отправилась в Царьград с большой свитой. С ней были ее племянник, послы, гости, знатные женщины, переводчики, священник и служанки. Отношения Руси с Византией были уже в то время делом привычным, дорога в Царьград была известна русским с самых первых походов варягов. Греки жили и торговали в Русской земле, и русские люди жили в Византии.

В Византии царствовали в то время императоры Константин Багрянородный и Роман. Первый из них не оставил нам описание приема Ольги в Царьграде и церемоний, которыми сопровождался при дворе этот прием. В самой церемонии греки хотели было выказать различие, которое они полагали между особами императорского дома, преемниками римских цезарей и августов и между представительницей северных варваров, русской княгиней. Однако русская женщина, правительница народа, который частенько заставлял дрожать гордых византийцев в их роскошных дворцах, когда русские облагали своими бесчисленными ладьями столицу цивилизованного мира и опустошали Византийское царство, со своей стороны, продемонстрировала царственный такт, не дав грекам возможность унизить ее самолюбие. Например, когда в церемониях приема ей отвели место, по-видимому, наравне с женами знатных византийских придворных, Ольга сама выделилась из них. А когда при выходе императрицы-матери знатные гречанки приветствовали ее тем, что, по восточному обычаю, падали ниц, Ольга выразила приветствие только легким поклоном.

Предание говорит, что византийский император предложил Ольге свою руку, вероятно, рассчитывая браком привлечь на свою сторону могущественных северных варваров и стать обладателем Русской земли, столь страшной тогда для Византийской империи и заманчивыми природными богатствами. Но Ольга перехитрила цивилизованного императора, как не раз проделывала то же самое с древлянами. Ольга сказала, что не отказывается стать его женой, но попросила, чтобы ее прежде крестили и чтобы император был ее восприемником от купели.

Император выполнил это пожелание. Когда же после Крещения он повторил предложение вступить в брак с Ольгой, русская княгиня, уже достаточно наставленная в догматах христианской веры, напомнила, что по христианскому закону крестный отец не может жениться на крестнице.

– Ольга, ты перехитрила меня! – воскликнул император.

* * *

В Киеве Ольга решила обратить в христианство своего сына. Но молодой Святослав был упорен в язычестве, и не потому, как говорит летописец, что признавал преимущества отцовских верований перед христианством. А потому, что в язычестве ему жилось привольнее. Здесь ничто не мешало ему «творить норовы поганские», тогда как христианство потребовало бы нравственной и физической сдержанности. Кроме того, он не хотел в этом разойтись с народом, который оставался в язычестве. Христианство вызывало насмешки язычников, оно могло вызвать и вражду. Святослав, конечно, не хотел быть ни смешным в глазах народа, ни чуждым ему по вере.

– Я узнала Бога и радуюсь, – часто говорила Ольга сыну. – Если и ты узнаешь Его, то также будешь радоваться.

Святослав обычно отвечал на это:

– Как мне одному принять другой закон? Дружина станет над этим смеяться!

– Если ты крестишься, то и другие последуют за тобой, – настаивала мать.

Но все было напрасно. Настойчивость матери только раздражала князя. А Ольга видела себя одинокой и даже стала бояться язычников.

– Народ и сын мой в язычестве… Дай мне Бог уберечься от всякого зла, – говорила она Патриарху.

Когда Святослав возмужал и вышел из-под опеки матери, его перестали видеть в Киеве. Он все время находился в походах с дружиной, а Ольга жила в Киеве с его детьми – своими внуками.

Ольга успела состариться, а Святослав все воевал, добывая себе славу. Он разбил хазар, которым вятичи платила дань, взял их столицу на Дону – Белую Вежу, победил ясов и касогов, живших у Кавказа; напал на волжских болгар и разграбил их главный славившийся торговлей город, стоявший ниже Казани. Оттуда кинулся вниз по Волге, взял Итиль при впадении Волги в Каспийское море; вышел в это море, разграбил Семендер в нынешнем Дагестане; потом покорил вятичей. Затем, став союзником византийских императоров, завоевал Дунайскую Болгарию и поселился в Переяславце на Дунае.

Во время мыканья по свету неутомимого «барса», с которым Святослава сравнивали летописи, престарелая Ольга оставалась в Киеве, по сути, брошенном на произвол судьбы и никем не защищенном. За Днепром расстилалась степь, откуда могли свободно приходить кочевые хищники-печенеги.

Печенеги действительно пришли и обложили Киев. Обороняться было некому, а помощи ждать неоткуда – Святослав с дружиной был далеко. Ольга заперлась в городе с внуками и горсткой киевлян. Печенеги долго держали осаду, не отходя от стен города, откуда поэтому никто из осажденных не смел выйти. Киев не мог ни подать вести Святославу об опасности, угрожавшей его матери и детям, ни собрать войско из окрестных земель. Начался голод, воды также не было.

Хотя за Днепром и собрались ратники, по малочисленности они не решались напасть на печенегов, а киевляне, отрезанные от Днепра и от этих ратников, не могли послать им весть о бедственном положении.

Киевляне стали решать, нет ли кого, кто перешел бы на ту сторону и сказал ратникам, что если завтра они не нападут на печенегов, то город сдастся. Идти вызвался молодой человек.

Взяв уздечку, он тайком вышел из города. Будто разыскивая свою убежавшую лошадь, он стал ходить среди печенегов. А так как он понимал их язык, они приняли молодого человека за своего. Так он дошел до реки, не будучи узнанным.

На берегу он скинул с себя одежду, бросился в воду и поплыл на другую сторону. Только сейчас печенеги догадались, что их обманули, и стали пускать стрелы в киевлянина. Но смельчак успел отплыть далеко, и стрелы не причинили ему вреда.

Ратники, стоявшие за Днепром, поспешили в ладье к посланцу, подобрали его и перевезли на свой берег.

Он сказал им:

– Если не подступите завтра к Киеву, люди сдадутся печенегам!

Воевода ратников, Претич, ответил на это:

– Подступим завтра на ладьях, как-нибудь захватим княгиню с внучатами и умчим. А то как вернется Святослав, погубит нас!

На следующий день ратники, сев в ладьи, громко затрубили. Осажденные киевляне радостно откликнулись на сигнал. Печенеги, испугавшись, что это вернулся Святослав, отбежали от города. Ратники воспользовались замешательством неприятеля, пристали к городу, посадили в ладью Ольгу с внуками и отплыли на другой берег Днепра. Печенеги видели это, но не могли понять, что делают киевляне.

Печенежский князь один вернулся к городу, приблизился к воеводе Претичу и спросил:

– Кто это пришел?

– Люди с той стороны, – уклончиво ответил Претич.

– А ты князь? – снова спросил печенег.

– Я княжий воин, за мной идет полк с князем, бесчисленное войско, – ответил воевода, желая напугать печенега.

Это подействовало.

– Будь мне другом! – сказал печенег. Претич согласился. Военачальники подали друг другу руки и одарили друг друга по тогдашнему обычаю. Печенежский князь отдал Претичу коня, саблю и стрелы, Претич одарил его мечом и щитом.

Печенеги отступили от города, но встали так близко (на Лыбеди), что киевлянам нельзя было и коней напоить. И киевляне послали к князю за помощью.

– Ты, княже, ищешь чужой земли и ее блюдешь, а от своей отрекся. Без тебя нас чуть было не взяли печенеги с твоей матерью и детьми, – говорили Святославу киевские посланцы. – Если не придешь и не защитишь нас, мы попадем в плен! Разве тебе не жалко твоего города, старухи-матери, малых детей?!

Тогда Святослав, немедленно посадив на коней дружину, примчался с ней к Киеву и прогнал хищных варваров в степи.

Но в Киеве, на тихой родине, этому неспокойному потомку варягов и прародителю запорожских казаков, не сиделось, несмотря на то, что там оставались его маленькие дети и старуха-мать, уже бессильная защитить себя и их, как она когда-то защищала свою землю и малолетнего сына от древлян.

А сын говорил ей теперь:

– Не любо мне в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае. Там середина земли моей, туда со всех сторон свозят все доброе – от греков золото, ткани, вина, разные овощи, от чехов и венгров – серебро и коней, из Руси – меха, воск и рабов…

– Ты видишь, я больна… Куда же ты уходишь? Когда похоронишь меня, иди куда хочешь! – говорила ему Ольга.

Через три дня Ольга умерла. И плакали по ней, говорит летописец, сын, внуки и люди плачем великим. Умирая, Ольга запретила править по себе языческую тризну, как она сама, будучи язычницей, правила по мужу Игорю под Коростенем. У нее был священник, который и похоронил ее.

Ольга – идеал женщины своего времени. Народ смотрел на нее как на мудрую правительницу. В основе преданий о ней – значительная доля исторической правды и факты, приукрашенные впоследствии народным эпическим творчеством. Как на идеал женщины своего времени смотрел на нее и летописец, передавший нам образ первой знаменитой русской женщины.

С современной точки зрения, Ольга может казаться коварной, жестокой и мстительной. Но это было естественно для законов, по которым жило тогдашнее общество. Оттого и святой равноапостольный князь Владимир, сам принявший православие и обративший в православие русский народ, называл свою бабку Ольгу «мудрейшей из всех людей».

Летопись завершает повесть о святой Ольге так: «Она первая на Руси вошла в Царство Небесное. Ее славят все русские сыны, ибо она и после смерти молит Бога за Русь».

Святая из Скандинавии
Благоверная княгиня Анна Новгородская

Родившаяся в 1001 году Ингигерда была старшей дочерью шведского короля святого Олофа Шетконунга (правил в 995–1022 гг.), прозванного всехристианнейшим королем. В 1008 году король, его семья и дружина приняли святое Крещение.

Ингигерда получила хорошее для женщин того времени образование: изучила Священное Писание, литературу, историю. Она была истинной дочерью Скандинавии эпохи викингов и потому с ранних лет пользовалась большой свободой, участвовала в общественной жизни, путешествовала, принимала гостей, хорошо владела оружием. Исторические источники особо отмечают ее ум, смелость, большое влияние на окружающих.

В 1017 году Ингигерда по воле отца вышла замуж за того, «кто был достоин его дружбы» – великого князя Киевского Ярослава Мудрого. В качестве приданого она принесла Русской земле город Альдейгаборг (Старая Ладога). Православие Ингигерда приняла с именем Ирина. Став великой княгиней, она все силы отдала новой родине, будучи верной помощницей и советчицей мужа в его делах.

Однажды, когда возмутилась наемная норвежская стража и попросила великую княгиню быть посредницей между ними и Ярославом, она согласилась, но предупредила, что будет защищать интересы мужа. Когда против великого князя выступил с ратью его брат Мстислав Тмутараканский, Ирина предложила решить спор военным поединком с ней, но Мстислав ответил, что с женщинами бороться не привык – и уступил брату.

Большое влияние оказала Ирина на добрые отношения с северными странами Европы. Она приютила в Киеве изгнанных сыновей английского короля Эдмунда – Эдвина и Эдуарда, а также принца Магнуса Норвежского. Он не возвращался на родину до тех пор, пока великая княгиня не убедилась, что норвежцы отдадут ему отчий престол и его права будут уважены.

Русское государство в то время играло значительную роль в жизни Европы, его авторитет и влияние были как никогда высоки – и в этом немалая заслуга великой княгини.

В 1046 году греческая царевна Анна, выходя замуж за сына Ярослава и Ирины Всеволода, принесла в Киев чудотворную икону Божией Матери «Одигитрии» (Путеводительницы) – благословение Пресвятой Богородицы Русскому государству. Духовное значение этого образа для христианской Руси выражают слова акафиста Пресвятой Богородице: «Радуйся, Царствия нерушимая стено!» Эта икона получила впоследствии имя Смоленской.

Уже при жизни Ирина прославилась добродетелью и благочестием. Святитель Иларион, в 1051–1055 годах бывший митрополитом Киевским, в своем знаменитом «Слове о законе и благодати» пишет, обращаясь к уже покойному святому Владимиру – крестителю Руси: «Взгляни на сноху твою Ирину, взгляни на внуков и правнуков твоих, как они живут, как Бог их хранит, как они соблюдают веру, которую ты им завещал, как они восхваляют Имя Христово!»

Ирина стала матерью семерых сыновей и трех дочерей. Особенно известны ее сыновья: святой благоверный князь Владимир Новгородский, великий князь Изяслав Киевский, Святослав Черниговский, Всеволод Переяславский (отец Владимира Мономаха).

Дочери Ирины, как и их отец, мать и братья воспитывались в атмосфере «книжности». Летописец сообщает, что Ярослав «насеях книжными словесы» сердца близких ему людей. Великая княгиня научила детей родному языку, и они прекрасно понимали скандинавские саги, которые распевали при дворе князя варяжские воины. Дочери Ирины и Ярослава стали королевами: Анна – французской, Мария – венгерской, Елизавета – норвежской. Известно, что великая княгиня основала в Киеве монастырь во имя своей покровительницы – святой великомученицы Ирины и, по обычаю того времени, должна была не только заботиться о нем, но и управлять им.

В 1045 году Ирина направилась в Новгород к сыну Владимиру на закладку собора во имя Святой Софии Премудрости Божией.

В Новгороде великая княгиня Ирина приняла монашеский постриг с именем Анна. Это был первый постриг в великокняжеском доме. С него началась традиция пострижения русских князей и княгинь после исполнения ими долга правителей народа. Здесь же, в Новгороде, святая княгиня Анна скончалась 10 февраля 1051 года и была погребена в Софийском соборе. Вскоре рядом с ней упокоилось и тело ее сына – новгородского князя Владимира.

Почитание святой Анны и ее сына, святого Владимира, было установлено после знамения, бывшего Новгородскому архиепископу святителю Евфимию в 1439 году. В связи с этим знамением была установлена соборная память Новгородских святителей, погребенных в соборе Святой Софии.

Святая равноапостольная Ольга и преподобная Анна Новгородская, стоящие в основании русской женской святости, раскрывают два пути служения: духовного и земного материнства.

Преподобная Анна Новгородская положила начало соединению двух путей святости – святых благоверных княгинь (цариц) и преподобных, деятельного служения миру и молитвенного созерцания, монашеского подвига.

Особенность пути преподобной Анны раскрывается в ее происхождении. Дочь иного народа трудится над созиданием Святой Руси, встает вместе со святой Ольгой в основании лествицы русской женской святости. Преподобная Анна принимает чужих как своих, не делая различия, созидая единство рода человеческого.

Святой царицей Ириной называли ее в северных странах – среди святых жен этих народов она воссияла первой и стала небесной покровительницей и молитвенницей за них. Так имя Ирина, что значит мир, полученное Ингигердой в православии, оказывается глубоким выражением ее духовного делания.

В образе преподобной Анны Новгородской мы видим истоки многих основных направлений духовного труда русских женщин. В преподобной ярко проявилось творческое начало человеческой личности, и потому она имеет возможность помочь в выборе пути. Вся ее жизнь была служением Божией Матери, одарившей святую благодатными дарами и счастливым материнством. Поэтому так много значит предстательство преподобной Анны перед Пречистой.

Другое имя, данное ей при постриге – Анна, что значит «благодать», – указывает на единственную силу, которая помогает человеку достичь святости – благодать Божию.