Текст книги "«Дети небесного града» и другие рассказы"

Детство святого Иоанна Кронштадтского

Он родился на крайнем севере, в селе Суре, Пинежского уезда, Архангельской губернии 19 октября 1829 года. Его отец Илья Сергиев был бедный псаломщик из этого села, в деревянной церкви которого даже священные сосуды были оловянные. Но это были люди очень набожные и благочестивые.

У бедняков родился слабенький ребенок, которого поспешили окрестить, чтобы он не умер без Святого Крещения. Ребенок быстро окреп. По дороге в школу он постоянно останавливался и молился перед старинной церковью во имя Святителя Николая Чудотворца, построенной еще в XVII веке.

Когда мальчику было шесть лет, он увидел в горнице ангела и очень смутился, но небожитель сказал ему, что он его Ангел Хранитель, который будет хранить его на протяжении всей жизни.

Мальчик Ваня постоянно ходил с отцом в церковь и полюбил церковные службы и богослужебные книги и сделался набожным и благочестивым. Он был послушен и старался во всем поступать согласно с волей Божьей.

Отец Иоанн, впоследствии уже прославленный, неоднократно говорил, что все свое благочестие он почерпнул из чтения богослужебных книг.

Изба, в которой родился о. Иоанн

Весьма характерно, что односельчане отца Иоанна еще в мальчике Ване прозрели великого молитвенника и в бедах и нуждах своих всегда просили его помолиться за них.

Когда пришло время учиться, родители собрали последние деньги и определили мальчика Ваню в Архангельское Приходское Училище.

Обучение давалось ему туго: он плохо понимал и запоминал.

Мать отца Иоанна

Это обстоятельство чрезвычайно огорчало и смущало доброго мальчика, он осознавал, как трудно дается родителям его обучение.

Он думал о родном доме, о тамошней нищете и в это время научился с особенной болью чувствовать чужую нужду, болеть о чужой бедности. Он больше всего грезил о том, что когда вырастет, то выведет отца и мать из нужды.

Школьная мудрость оказалась для него еще труднее начального обучения. Учителя мало заботились о том, чтобы помогать ученикам. Он старался и все-таки не успевал. Поэтому, движимый пламенной верой, он однажды, ложась спать, особенно горячо помолился Богу, прося просветить его ум.

Молитва кроткого и смиренного мальчика была услышана. Вот что пишет об этом сам отец Иоанн:

«…Ночью я любил вставать на молитву. Все спят, тихо. Не страшно молиться, и молился я чаще всего о том, чтобы Бог дал мне свет разума на утешение родителям. И вот, как сейчас помню, однажды был уже вечер, все улеглись спать. Не спалось только мне, я по-прежнему ничего не мог уразуметь из пройденного, по-прежнему плохо читал, не понимал и не запоминал ничего из рассказанного. Такая тоска на меня напала: я упал на колени и принялся горячо молиться. Не знаю, долго ли я пробыл в таком положении, но вдруг точно потрясло меня всего. У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове и мне ясно представился учитель, его урок. Я вспомнил даже, что он говорил. И так легко, радостно стало на душе. Никогда не спал я так спокойно, как в ту ночь.

Юный о. Иоанн молится Богу по дороге в школу. 1900-е гг. Рис. Сергея Животовского

Чуть рассвело, я вскочил с постели, схватил книги и, о счастье, читаю гораздо легче, понимаю все, а то, что прочитал, не только все понял, но хоть сейчас рассказать могу. В классе мне сиделось уже не так, как раньше: все понимал, все оставалось в памяти. Дал учитель задачу по арифметике – решил, и учитель похвалил меня даже. Словом, в короткое время я подвинулся настолько, что перестал уже быть последним учеником. Чем дальше, тем лучше и лучше успевал я в науках и в конце курса одним из первых был переведен в семинарию».

Религиозный настрой нисколько не ослабел у Вани за годы учебы: впечатления, вынесенные из семьи, были слишком сильны.

«Знаешь ли, – сказал отец Иоанн в беседе с игуменией Таисией, – что, прежде всего, положило начало моему обращению к Богу и еще в детстве согрело мое сердце любовью к Нему? Это святое Евангелие. У родителя моего было Евангелие на славянскорусском языке. Любил я читать эту чудную книгу, когда приезжал домой на каникулы, и слог ее и простота речи были доступны моему детскому разуму. Читал и наслаждался ею и находил в этом чтении высокое и незаменимое утешение. Это Евангелие было со мной и в духовном училище. Могу сказать, что Евангелие было спутником моего детства, моим наставником, руководителем и утешителем, с которым я сроднился с ранних лет».

Воспоминания адмирала

После своего назначения в Кронштадт отец Иоанн стал другом моих родителей и частым гостем у них. Мой отец был его помощником и сотрудником. Он разрабатывал план совершенно нового для России учреждения: Дома Трудолюбия для помощи всем сирым и убогим, оказавшимся в тяжелом положении. Вместе с моим отцом он реализовывал этот проект в _И Кронштадте.

В гимназии урок Закона Божия. После молитвы за преподавательский столик садится отец Иоанн. На его щеках играет румянец, и он кажется моложавым, несмотря на пробивающуюся седину в бороде. Добрым светом горят его светло-голубые глаза. Этих глаз не забудет, кто их видел. Батюшка, не в пример прочим преподавателям, говорит всем нам «ты», и это «ты» звучит просто и естественно в его устах. Обратись к нам так другой педагог – это показалось бы нам грубым и даже оскорбительным.

Двое моих одноклассников начинают играть в «перышки» на его уроке. «Ничего, отец Иван добрый, да он не заметит». Но батюшка заметил и поставил на колени около своего столика.

Дом в Кронштадте, где жил о. Иоанн. 1900 г.

Рис. Н. А. Тронина

Как сейчас вижу эту картину. Преподавательский столик приходится как раз на высоте глаз стоящих на коленях и те, вытягивая свои шеи, стараются рассмотреть, что батюшка пишет в классном журнале.

– Вот, ужо я вас, – говорит он им, стараясь казаться сердитым, но те в ответ только широко улыбаются, видя, что это только так – одна угроза.

Мои родители рассказывали, что когда отца Иоанна назначили в Кронштадт, то местные обыватели, привыкшие видеть своих батюшек одетыми в рясы модного покроя и старающихся держать себя на «столичный» лад, ворчали про себя: «ну и послали попа, простого сельского. Никакого вида у него нет».

Не нравилась им также и проникновенная служба отца Иоанна, который то протяжно, слог за слогом, произносил знакомые слова молитвы, то молниеносной скороговоркой обращался к Создателю.

В жизни отца Иоанна было два периода. Первый стал как бы подготовкой к последующему подвигу. В это время для него существовали еще разные мелкие утехи и радости жизни, свойственные всякому человеку. Впоследствии, когда отец Иоанн был уже Членом Священного Синода и вполне равнодушно относился ко всем выпавшим на его долю высоким орденам и наградам, трогательно было вспомнить, как его заботило и огорчало, когда его, скромного соборного священника, почему-то обходили первой очередной небольшой наградой: орденом святой Анны III степени.

В моей памяти живет до сих пор «Отец Иван» этого первого периода, мой законоучитель, друг моей семьи, частый гость в нашем доме и на редкость милый и бесконечно добрый человек.

В середине восьмидесятых годов в газетах стали появляться заметки, сначала отрывочные и краткие, а затем все более и более подробные о том необыкновенном влиянии, которое имел отец Иоанн на народные массы и об исцелении им сотен больных, посредством молитвы и простого наложения рук. Сообщалось также о чудесном свойстве проповедника видеть и ощущать события, происходящие в сотнях верст от него, а также о его даре предрекать грядущее.

Друзья и знакомые отца Иоанна, которые видели его в своих домах, поддерживающим за стаканом чая разговор на самые обыденные темы, пришли сначала в некоторое смущение.

– Что это газеты делают с нашим милым отцом Иваном? – говорили они. – Ведь они его каким-то иконописным угодником и чудотворцем изображают. Это же кощунство.

К нему потекли со всех концов нашей обширной родины толпы ищущих помощи духовной и телесной, он стал как в России, так и за ее пределами – высоким авторитетом в религиозных вопросах. Многие, никогда и не подозревавшие, что существует такой город – Кронштадт, узнали, что есть «отец Иоанн Кронштадтский».

Но личной жизни у отца Иоанна совсем не стало. Он больше не располагал своим временем. Друзья могли теперь только мельком видеть его, когда батюшка, окруженный толпой, выходил из экипажа у подъезда дома, где живет ожидающий его помощи больной.

В Кронштадте бьет большой колокол Андреевского собора. Служит сам отец Иоанн. Читая главу из Евангелия, он переживает всей душой Страсти Господни. Слова бегут неудержимым потоком. Затем он как будто бы снова замедляет темп, растягивая каждое слово. Батюшка не смотрит на Священную Книгу, то, что там написано, он с детства знает наизусть. Сейчас он не с нами. Он телом находится среди нас, но духом, мыслью он в далекой стране Иудейской. Читая священные строки, он поднимается вместе с Христом на небольшой холм в окрестностях столичного города. Уже за полдень. Идти в гору жарко, место заброшенное, печальное. Сюда приходят толпы только в дни даровых зрелищ: посмотреть на мучения и казни людей. Дороги хорошей нет, ноги вязнут в песке, острый щебень чувствуется даже сквозь подошву. Раскрыв рты, смотрит на происходящее иерусалимская чернь. Это ее день. Но среди оборванцев есть и нарядно одетые люди – завсегдатаи всяких казней, любители сильных ощущений.

На вершину холма, однако, проходимцев не пускают. Караул выглядит слишком внушительно. Закаленные в войнах и походах, мускулистые люди в красивых касках и латах, носят у бедра короткие острые мечи, а в руках длинные копья с металлическим наконечником. Чернь боязливо косится на неприятных ей римлян. Выражение лиц у солдат равнодушное:

«Нам что, – думают эти люди. – Нас назначили сюда в наряд наблюдать за порядком, а что тут происходит – для нас безразлично».

Отец Иоанн взглянул вверх на купол собора, увидел изображение Четырех Евангелистов, столь ему знакомых за годы его служения, опустил взор на аналой с Евангелием, вспомнил, что его слушает паства. И он обычным тоном читающего Священную книгу священника заканчивает главу.

Голос его, довольно высокого тембра, – «удивительно молодой голос», – как тогда говорили, звучит все так же, как несколько лет тому назад, когда в гимназии он был моим учителем, звучит так же, как у нас в доме, где он был близким другом моего отца и часто запросто бывал. Тринадцать лет они прослужили вместе в соборе, где мой отец был старостой.

Обласканный Царской Семьей и глубоко чтимый ею, он был далек от стремления к мирским благам и почестям.

В моей семье был такой случай. Брат поступал в морское училище. Отец нашел случай попросить отца Иоанна:

– Батюшка, благословите нового моряка на службу Царю и Отечеству.

Батюшка сначала глубоко задумался, затем как бы очнулся, и, обратившись к кадету, сказал:

– Да благословит тебя Господь Всемогущий и да охранит тебя святая Десница Его, как на водах, так и под водой.

За отцом Иоанном уже тогда установилась слава провидца будущего. Поэтому сказанное батюшкой даже несколько обеспокоило моего отца.

– Что это значит – «под водой»? Тонуть моему сыну придется, что ли? – говорил он, придя домой.

Слова отца Иоанна были прочно забыты. Вспомнили о них только через четверть века, когда брат был назначен командиром подводной лодки.

В то время, когда батюшка произносил свои вещие слова, еще и разговоров не было о кораблях, плавающих под водой.

В последние годы жизни отца Иоанна злобный большевизм стал показывать свою суть. Отец Иоанн был всегда полон снисхождения к людским слабостям и прегрешениям, но для губителей нашей родины он нашел слова гнева и проклятия. Огненным словом обрушился он на них в своих проповедях, полных горячего патриотизма. Это не было забыто новой властью. Ей нужно было стереть с лица земли все напоминающее об отце Иоанне.

Поэтому они разрушили Андреевский собор, столь тесно связанный с его именем.

Отец Иоанн Сергиев с самого своего прибытия в Кронштадт был дружески принят в семье моего деда. Крайне добрый и приветливый отец Иоанн иногда казался грустным и спрашивал: почему кронштадтцы, как духовенство, так и миряне, недружелюбно к нему относятся? Действительно, многие горожане говорили: «Назначили какого-то сельского попика в собор, могли и кого получше назначить».

Мой дед успокаивал отца Иоанна, что все со временем образуется, и что все поймут личность батюшки.

Ребенком я часто видел батюшку. Он был очень добр с нами – детьми и часто ласкал нас, гладя рукой по голове.

Когда я поступал в первый класс Кронштадтской гимназии, отец Иоанн сразу меня узнал и, экзаменуя, спросил:

– Андрюша, скажи, что Бог сотворил в четвертый день?

Я правильно ответил. Отец Иоанн заставил меня прочитать «Богородицу» и когда я кончил молитву, то сказал: «молодец», и поставил пять.

Два года я пробыл в гимназии и оба эти года отец Иоанн был нашим законоучителем. В этот период отец Иоанн стал по всей России известен своею святостью, крепостью веры и силой своей молитвы перед Богом.

Постоянно занятый и утомленный, он часто стал опаздывать на уроки и, сидя за кафедрой, дремал. Но уроки нам задавались и батюшка нам вкратце все объяснял с присущим ему вдохновением и верой. Спрашивал очень редко и меньше четверки не ставил.

Святой Иоанн Кронштадтский. 1900-е гг.

Худ. Сергей Животовский

Мой отец был 13 лет старостой Кронштадтского Андреевского собора, переделал оба крыла собора за свой счет и высадил вокруг собора прекрасный парк.

В Морском Кадетском Корпусе я тяжело заболел брюшным тифом. Меня положили в особую палату лазарета вместе с кадетами Старком и Ильяшевичем. В виде исключения, моей матери разрешили быть все время в нашей палате и помогать сестре милосердия, назначенной к нам от Покровской Общины. Мое положение стало критическим, и отцу удалось отыскать отца Иоанна и упросить его посетить меня и помолиться.

Было позднее время, почти ночь, когда батюшка подошел к моей койке и сказал:

– Андрюша!

Я сразу пришел в себя, узнал «нашего» батюшку и улыбнулся ему. Отец Иоанн встал на колени у моей койки и сказал:

– Помолимся.

Кто был рядом – тоже опустились на колени. Отец Иоанн жарко и громко молился, я же в полном сознании повторял молитвы.

По окончании молитвы отец Иоанн благословил меня, а моей матери сказал лишь:

– Поправится!

С той ночи я быстро стал поправляться, и вскоре совсем выздоровел.

Святой отче Иоанне, моли Бога о нас!

Царственные мученики

Святой царь-мученик Николай Александрович родился в день святого Иова Многострадального, 6 мая 1868 года. Часто он сам сравнивал свою жизнь с жизнью святого Иова. Потеряв свое земное достояние – Российскую империю, он взамен царства земного обрел Царствие Небесное. Как святой Иов на земле нес скорби и лишения, так и святой царь мученик претерпел много скорбей – измену близких, издевательство врагов и, наконец, мученическую смерть.

С ранних лет святой царь-мученик воспитывался в строго христианском духе: в простоте, в покорности, в воздержании. Первой его воспитательницей была скромная учительница гимназии Александра Петровна.

Поручая ей воспитание своего наследника, будущий император Александр III наказывал:

– Имейте в виду, что ни я, ни великая княгиня не желаем делать из них оранжерейных цветов. Они должны шалить в меру, играть, учиться, хорошо молиться Богу. Мне нужны нормальные, здоровые русские дети. Подерутся, пожалуйста. Но доносчику – первый кнут.

Со своей первой учительницей наследник сразу же подружился. Дружба эта – простой русской женщины с наследником престола, а затем императором Российским – сохранилась все последующие годы.

Александр III с семьей. 1893 г.

Александра Петровна работала в учебном ведомстве. Зная крайнюю нужду некоторых своих сослуживцев или учеников, не способных заплатить за обучение, она всегда шла к своему бывшему венценосному воспитаннику и просила за них.

Государь очень любил эти посещения. На ее скромных прошениях он писал – «выдать», только к указанной сумме добавлял еще один ноль. На протесты Александры Петровны государь отвечал всегда шуткой:

– Разве тебе лишнего нулика жалко?

В конце беседы он, всегда шепотом, просил ее никому ни слова не говорить о его помощи.

Царь-миротворец Александр III воспитывал своих детей строго, почти в аскетической простоте. Спали они на простых деревянных кроватях, с жесткими матрасами и без подушек. Питались просто. Во время обеда, общего с их августейшими родителями, им подавали первое блюдо только после того, как был обслужен последний из гостей. Вставали они ежедневно в семь утра и сразу же шли под холодный душ.

Но одно воспитание ничего не смогло бы дать, если бы в самой природе мальчика не были заложены ценные качества, выросшие затем в христианские добродетели, которые обессмертили имя святого царя-мученика.

Он с детства был трогательно боголюбив. Торжественный вынос плащаницы особенно сильно поражал его детское сознание. Весь день он скорбел и просил мать рассказать, как злые первосвященники замучили доброго Спасителя. Глаза его наливались слезами, и он часто говорил, сжимая кулаки:

– Эх, не было меня тогда там, я бы показал им.

Он очень любил изображение Богоматери, эту нежность, с которой Она обнимает Младенца. Он всегда завидовал брату – тому, что его зовут Георгием, потому что у него такой красивый святой покровитель, убивающий змея.

Цесаревич Николай Александрович. 1889 г.

Это был ребенок ласковый, уступчивый, вежливый от природы, щедрый; он, например, никогда не позволял себе съесть конфету, не поделившись прежде с братом или товарищем. В своих родителях он просто души не чаял. Наблюдая за птицами в дворцовом саду, наследник, засмотревшись, как бы замирал, а выражение его глаз делалось настолько неземное, что другие дети, заметив это настроение, просили:

– Ники, еще раз посмотри на птиц.

И Ники, краснея, возвращался к обыденной жизни. Он готов был молиться даже о спасении жизни маленького птенца, выпавшего из гнезда.

– Надо помолиться за воробышка: пусть Бог его не берет, – сказал он однажды, когда птенец казался умирающим.

Это непрерывное светлое христианское настроение никогда не оставляло его.

Простота в отношениях со своими подданными императора Александра III перешла и к его сыну – царю-мученику Николаю II. Он всегда тянулся к простому народу, так как сам по природе был человеком простым и бесхитростным и в людях умел ценить простоту.

Однажды наследник читал со своим воспитателем англичанином Хиссом один из эпизодов истории Англии, в котором описывался выезд короля Джона, любившего простонародье и которого толпа приветствовала восторженными криками: «Да здравствует король народа!» Глаза у Ники заблестели от волнения, и он воскликнул:

– Ах, вот я хотел бы быть таким!

Он и стал таким, каким мечтал быть, ибо простой народ любил своего государя и чувствовал его ответную любовь к себе. Раз старик крестьянин, приветствуя государя, от волнения и нахлынувших чувств не мог произнести заранее приготовленную речь. Государь моментально понял все, обнял его и поцеловал, ибо эти чувства ему были дороже всех слов.

Когда наследник подрос и стал изучать курс общеобразовательных наук, то к нему были приставлены лучшие педагоги того времени – профессора высших учебных заведений Российской империи. Наследник был очень способным учеником.

В 16 лет он был зачислен на действительную военную службу. В 19 лет – произведен в младшие офицеры, а в 24 года – в полковники лейб-гвардии Преображенского полка. Генерал Зубов, служивший вместе с будущим царем-мучеником в одном полку, вспоминает:

– Он был подлинным отцом командиром, заботившимся о своих подчиненных, как офицерах, так и солдатах, о солдатах же в особенности, так как он любил их всем своим русским сердцем. Его влекла к ним их бесхитростная простота, что было основной чертой его собственного характера. Наследник цесаревич не только интересовался их питанием и условиями их казарменной жизни, но и их домашними делами, жизнью их семей и помогал им в нужде.

Однажды государь, чтобы узнать, насколько удобно солдатское обмундирование, в полной солдатской форме прошел 20 верст.

В 1884 году в Петербурге торжественно праздновалось бракосочетание великого князя Сергея Александровича с принцессой Елисаветой Гессен Дармштадтской. На торжествах присутствовала юная сестра невесты – Аликс, скромная двенадцатилетняя девочка, отличавшаяся необыкновенной красотой.

Здесь впервые встретились будущие супруги, царственные мученики. Наследнику тогда было 16 лет.

Завязалась дружба двух простых и чистых сердец, дружба, которая вскоре выросла в крепкую любовь. Девочка вернулась обратно в Дармштадт, через пять лет снова посетила Россию и пробыла в Санкт-Петербурге несколько недель. Тогда у наследника созрело окончательное решение: он женится на Аликс Гессенской.

Государь Александр III не дал своего согласия.

«Все в воле Божьей, – записал наследник у себя в дневнике после продолжительной беседы с отцом, – уповая на Его милосердие, я спокойно и покорно смотрю на будущее».

Вообще святому Николаю была свойственна покорность родительской воле и покорность высшей Божьей воле. Из послушания меньшему рождается послушание большему. Привыкнув слушаться родителей, Николай легко предавался и воле Божьей, потому что отличался покорностью и смирением.

Пять лет испытывала судьба чистую любовь двух юных сердец. Принцесса Аликс, уже настоящая красавица, к которой сватались многие коронованные женихи, отвечала всем решительным отказом. Так же и цесаревич отвечал спокойным, но твердым отказом на все попытки своих родителей устроить иначе его счастье.

Наконец, августейшие родители наследника, видя непоколебимое решение своего сына, его терпение и кроткую покорность родительской воле, дали свое благословение на брак.

В том же году он вместе с протопресвитером Иоанном Янышевым выехал в Кобург, чтобы сделать предложение принцессе.

Аликс была искренно верующая. Но, воспитанная в лютеранстве, ее честная и прямая натура воспротивилась перемене религии.

«Единственное препятствие или пропасть между ней и мной – это вопрос религии, – писал в своем дневнике наследник, – кроме этой преграды нет другой. Все в воле Божьей. Уповая на Его милосердие, я покорно и спокойно смотрю на будущее».

Эта покорность воле Божьей бывает свойственна истинным последователям Христовым. Только высокие духом и мудрые люди обладают этой высшей покорностью, а царю-мученику это качество было всегда особенно свойственно.

После сделанного предложения наследник записал в своем дневнике:

«Говорили 12 часов, но безуспешно, она все противится перемене религии. Она, бедная, много плакала. Она плакала все время и только время от времени произносила шепотом: „Нет, я не могу“».

Будучи исключительно честной сама с собой, отличаясь благородством и преданностью своим идеалам и к тому же прекрасно образованная – она получила при Оксфордском университете степень доктора философии, – Аликс не была способна принести весь свой внутренний мир в жертву любви к цесаревичу.

Ей помог ее духовник – богослов, бывший ректор Санкт-Петербургской Духовной академии протопресвитер Иоанн Янышев.

Он сумел открыть ей всю красоту и истину православной веры. Вспоминая впоследствии дни обручения, государыня писала супругу:

«Ты видишь, как даже тогда вера и религия играли такую большую роль в моей жизни. Я не могу просто к этому относиться, и если я прихожу к уверенности в чем-либо, то уже навсегда. И также любовь к Христу – она всегда была так близко связана с нашей жизнью».

Но полному обращению принцессы помогли искренние, горячие слова наследника, излившиеся из его любящего сердца:

– Аликс, я понимаю Ваши религиозные чувства и благоговею перед ними. Но ведь мы веруем в одного Христа. Другого Христа нет. Бог, сотворивший мир, дал нам душу и сердце. И мое сердце и Ваше Он наполнил любовью, чтобы мы слились душа с душой, чтобы мы стали едины и пошли одной дорогой в жизни. Без Его воли нет ничего. Пусть не тревожит Вас совесть о том, что моя вера станет Вашей верой. Когда Вы узнаете, как прекрасна, благодатна и смиренна наша православная религия, как величественны и великолепны наши храмы и монастыри и как торжественны и величавы наши богослужения, – Вы их полюбите, Аликс, и ничто не будет нас разделять.

Принцесса с затаенным дыханием слушала вдохновенные слова цесаревича, и вдруг она заметила, что из его голубых глаз потекли слезы. Сердце ее, переполненное любовью и печалью, не выдержало, и из уст послышалось тихое:

– Я согласна.

«Милая, дорогая, бесценная мама, – в восторге писал домой наследник, – ты не можешь себе представить, как я несказанно счастлив. Сегодня утром нас оставили одних, и тут, с первых же слов, она согласилась. Одному Богу известно, что произошло со мной. Я плакал, как ребенок, и она тоже. Весь мир сразу изменился для меня: природа, люди – все. И все мне кажутся добрыми, милыми и счастливыми. Я не мог даже писать, до того у меня дрожали руки. Спаситель сказал нам: «Все, что ни просишь у Бога, даст тебе Бог». Слова эти бесконечно мне дороги, потому что в течение пяти лет я молился ими, повторяя их каждую ночь, умоляя Его облегчить Аликс переход в православную веру и дать мне ее в жены».

Дни их помолвки совпали с предсмертной болезнью государя Александра III. За 10 дней до его смерти они приехали в Ливадию. Государь Александр III, желая оказать внимание невесте своего сына, несмотря на все запреты врачей и семьи, встал с кровати, надел парадную форму и, сидя в кресле, благословил припавших к его ногам будущих супругов. Лично к принцессе он отнесся с лаской и большим вниманием, о чем впоследствии царица-мученица с волнением вспоминала всю жизнь.

Государь Император Александр III умер. На следующий день среди глубокой печали блеснул луч радости: принцесса Аликс приняла Православие с наречением ей имени Александра, в честь царицы-мученицы Александры, и оба, жених и невеста, причастились Святых Таин. Через три недели в скорбной, траурной обстановке состоялось венчание государя императора Николая Александровича и принцессы Александры.

Император Николай II и императрица Александра Федоровна. 1896 г. Фото Сергея Левицкого

– Свадьба наша, – вспоминала потом государыня, – была как бы продолжением этих панихид, только меня одели в белое платье.

Первые 20 лет супружества были самыми счастливыми. Более счастливой семьи никто из близко знавших их не встречал. Святые страстотерпцы и сами это сознавали – так, государыня в одном из своих писем к государю писала:

«В нынешние времена редко видишь такие браки. Ты – моя жизнь, мой свет. Когда на сердце тяжело от забот и тревог, каждое проявление нежности дает силу и бесконечное счастье. Ах, если бы дети наши могли бы так же быть счастливы в своей супружеской жизни».

И другие, наблюдая со стороны их тихое счастье и примерную семейную жизнь, удивлялись этой идиллии двух венценосных супругов. Пьер Жильяр, воспитатель наследника цесаревича Алексия, писал:

«Какой пример, если бы только о нем знали, давала эта столь достойная семейная жизнь, полная такой нежности. Но как мало людей о ней подозревали. Правда, что эта семья была слишком равнодушна к общественному мнению и укрывалась от посторонних взглядов».

Другой близкий к царской семье человек, флигель-адъютант Мордвинов, вспоминал:

«Я навсегда буду под впечатлением этой изумительной, до встречи с ними никогда ранее мною не виданной, чудной во всех отношениях семьи».

«Я скажу про них просто, – говорил камердинер Волков, – это была самая святая и чистая семья».

Родилась первая дочь – славный, крупный ребенок, вызвавший новые заботы, давший новые радости.

«Богом нам посланную дочку при молитве мы назвали Ольгой», – отметил в своем дневнике государь.

Святая мученица великая княжна Ольга унаследовала от отца все лучшие стороны его души: простоту, доброту, скромность, непоколебимую честность и всеобъемлющую любовь к Родине, а от матери – глубокую евангельскую веру, прямоту, умение владеть собой и крепость духа. Она обладала живым умом и рассудительностью – этой высшей добродетелью, по слову преподобного Антония Великого. Неудивительно, что государь часто советовался с ней, даже по самым важным вопросам. Ее чистая, «хрустальная» душа, как выразился один из ее воспитателей, отражалась и на внешнем ее облике. Люди чувствовали в ее присутствии какой-то неиссякаемый источник жизни, радости и мира.

«Чем больше глядишь на нее, тем миловиднее становится ее лицо, – говорила сестра, работавшая с ней в лазарете, – оно озарено внутренним светом, оно становится прекрасным от каждой ее светлой улыбки. Она вся ясная, радостная».

Святая великая княжна Ольга очень любила Россию и так же, как и ее отец, любила простой русский народ. Когда заходила речь о том, что она может выйти замуж за одного из иностранных принцев, то она не хотела и слышать об этом:

– Я не хочу покидать Россию. Я – русская и хочу остаться русской.

Через два года родилась вторая девочка, названная во святом Крещении Татьяной, еще через два года – Мария, а еще через два года – Анастасия.

С появлением детей святая царица отдала им все свое внимание: кормила, ежедневно сама купала, неотступно бывала в детской, не доверяя своих детей никому. Бывало, что, держа на руках ребенка, она обсуждала серьезные вопросы своего нового учреждения или, одной рукой качая колыбель, она другой подписывала деловые бумаги. Государыня не любила ни минуты оставаться праздной, и своих детей она приучила к труду. Чудные вышивки выходили из-под их быстрых рук. Две старшие дочери – Ольга и Татьяна – во время войны работали с матерью в лазарете, исполняя обязанности хирургических сестер.

– Чем выше человек, – говорил царь-мученик, – тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения. Такими должны быть и мои дети.

Сам являясь добрым примером простоты, кротости и внимательности ко всем, государь и детей своих воспитал такими же.

Доктор Боткин в письме к своей дочери описывает, как он попросил сидевшую у него великую княжну Анастасию выйти в коридор и позвать лакея.

– Вам зачем? – спросила княжна.

– Я хочу вымыть руки.

– Так я вам подам.

На протесты доктора она сказала:

– Если это ваши дети могут делать, то отчего я не могу? – и, завладев чашкой, помогла ему вымыть руки.

Во время прославления преподобного Серафима Саровского царственные мученики горячо молились в Сарове перед мощами новоявленного угодника Божьего, о даровании им сына – наследника. На следующий год у них родился мальчик, который был назван Алексием в честь святителя Алексия, митрополита Московского.