Текст книги "Мата Хари. Раздеться, чтобы выжить"

Глава 3

Рита вышла на улицу, еще не веря своей удаче. Ее взяли! С первой попытки, сразу! Правда, с ней не заключили никакого контракта, пригласили лишь на один вечер и деньги пообещали небольшие, но ведь и этого могло не быть. Лиха беда начало!

Радость так и распирала ее. Ей с кем-то бы поделиться этим чувством, и тут она вспомнила про Мэри. Рита совсем забыла об этой малышке! Сколько сейчас времени?

Рита посмотрела на часы. Ровно половина девятого, то самое время, которое она назначила подруге для встречи. Надо идти поскорее, нехорошо заставлять девочку ждать.

К счастью, шагать было недалеко, и уже через несколько минут Рита подошла к входу в подземку. Солнце давно село, но темнее не стало. Весь Бродвей был залит сиянием электрических огней.

В этом сказочном, переливающемся свете Рита издали заметила фигурку Мэри. Девушка в потертом жакете сиротливо стояла в сторонке, не обращая внимания на огни реклам, на прохожих, снующих мимо. В ее позе было что-то жалкое, и у Риты возникло нехорошее предчувствие.

Оно подтвердилось, едва она спросила подругу о ее успехах.

– Успехов у меня как у быка молока, – грустно сообщила Мэри. – Когда я говорила о том, что умею хорошо готовить, и просила взять меня в повара, надо мной только смеялись. За эти два часа я получила лишь три предложения. В двух местах меня были готовы взять посудомойкой, в одном – официанткой. Нет, было еще одно предложение. Его повторили раз пять. Догадываешься, какое именно?

– Кажется, да. Тебе предложили переспать с хозяином.

– И не только с хозяином! Первым мне это предложил шеф-повар одного ресторанчика, ужасно противный дядька. Потом, в другом месте, парень, который стоит у входа.

– Вышибала?

– Вот-вот! Еще дважды – хозяева заведений. Стоило плыть за океан, чтобы валяться в постели с толстыми дядьками! Лучше бы я осталась дома!

Мэри была готова разрыдаться от отчаяния. Эта отзывчивая и чуткая девушка даже не спросила Риту о ее делах.

Та поняла, что надо срочно исправлять положение, и заявила:

– Кажется, я знаю, как помочь твоему горю. Ты ведь еще и есть хочешь. А на голодный желудок в голову лезут одни только черные мысли. По себе знаю. Пошли, поужинаем где-нибудь. Может, тогда ты будешь веселее смотреть на мир.

– Пойдем, – согласилась Мэри. – Только я в те заведения, где была, не пойду, мне противно.

– А ты в какой стороне работу искала?

– Я пошла туда, вверх. – Мэри махнула рукой в нужном направлении. – Потом подумала, что на самом Бродвее работу не найти, слишком тут все круто. Я свернула, дошла аж до Двенадцатой авеню, и ничего!..

– В таком случае мы пойдем вниз, к Ист-Ривер, – решила Рита.

Подруги двинулись в путь, и тут Мэри вспомнила о своей оплошности.

– Ой, я ведь даже не спросила, как у тебя все прошло! – воскликнула она. – Ты нашла работу?

– Представь себе, да, – ответила Рита. – Завтра я выступаю в шоу.

– Вот это да! – радостно воскликнула девушка. – Какая же ты молодец! Я очень я за тебя рада! – Она кинулась обнимать и целовать старшую подругу.

От ее уныния не осталось и следа. Голод тут был ни при чем. Мэри Маккейн была так устроена. Ей требовались хотя бы какие-то радости в жизни, пусть даже чужие. Она радовалась им точно так же, как и своим.

– Расскажи, как все было! – пристала она к Рите. – Ты пела? Танцевала? Что тебе сказали?

– Хорошо, я все расскажу, но не на улице, – отвечала Рита. – Сначала ужин, потом рассказ. Так, что тут у нас? Гляди, бистро! Прямо как в Париже. Но ведь нам оно не нужно, верно? Мы хотим поужинать основательно. Так, тут кафе, дальше бар.

– А что там? – спросила Мэри, указывая на другую сторону улицы.

Там над солидной дверью переливалась надпись «Ресторан «Петербург». Кухня царей. На любой вкус!».

– Смотри-ка, русский ресторан! – заявила Мэри. – Мне рассказывали, что у них интересная кухня. Может, пойдем туда?

У Риты слова «русский ресторан» вызвали в памяти два воспоминания: капитана Маслова с его угрозами и русскую водку, которая помогла ей расслабиться. Никаких блюд она вспомнить не могла. С другой стороны, почему бы нет? Опасного капитана тут точно не будет, а водка, наоборот, обязательно найдется. Да и поесть что-нибудь предложат.

– Хорошо, идем, – согласилась она.

Подруги пересекли улицу и вошли в ресторан. Внутреннее убранство заведения под названием «Петербург» живо напомнило Рите Париж, те места, куда она так любила ходить в былые годы. Зеркала, цветы, обилие позолоты, вся эта роскошь, бьющая в глаза!.. Давно она этого не видела.

Все здешние официанты были облачены в длинные белые рубахи без воротника, подпоясанные узким ремешком, носили усы и походили на капитана Маслова. Рита даже усмехнулась. Надо же, каким навязчивым оказалось это воспоминание!

Метрдотель проводил их к столику. Тут же подскочил их официант, блондин с внимательными серыми глазами и, в виде исключения, без усов.

– Что желают дамы? – спросил он вежливо, но без приторного подобострастия. – Можем предложить кухню русскую, французскую, немецкую, итальянскую, мексиканскую.

– А русская кухня – это что? – спросила любопытная Мэри. – Наверное, ваш знаменитый красный суп со свеклой, каша и грибы?

– Нет, не только борщ и грибы. – Официант усмехнулся. – Как основное блюдо могу предложить заливную осетрину, расстегаи, бараний бок с кашей. И закуски: балык, черную икру, селедочку, буженину.

– Нет, Мэри, ты как хочешь, а я бараний бок пробовать не буду, – запротестовала Рита. – И эти… расстегаи тоже не надо.

Я привыкла к французской кухне и сейчас хочу именно что-то из нее. Можете подать котлеты де-воляй и порцию лукового супа?

– Я очень сожалею, но настоящий луковый суп у нас варить не умеют, – ответил безусый официант. – Вот котлеты наш шеф изготовит, не отличите от парижских. А вам, мадемуазель? – Так он обратился к Мэри.

Как видно, официант зачислил обеих подруг во француженки.

– Я бы попробовала что-нибудь ваше, – задумчиво сказала Мэри.

– В таком случае рекомендую осетрину. Не пожалеете!

– Хорошо, пусть будет осетрина.

– Да, и принесите закусок, – велела Рита. – Каких хотите, по вашему выбору. Еще обязательно русской водки. Надо отпраздновать мой успех!

– Извините, мадам, но водки подать никак не могу, – заявил официант и развел руками.

– У вас нет водки? – Удивление Риты было безмерно. – В таком случае давайте коньяк и это, что пьют американцы – виски.

– Увы, и этого не могу, – сообщил служитель. – Запрещено!

– Как это запрещено? Кем?

– А вы разве не знаете? – Теперь настала очередь официанта удивляться. – Ведь в Америке уже месяц действует сухой закон! Во всей стране запрещено производить, продавать и употреблять любые спиртные напитки. Даже специальная поправка к конституции принята для этого.

– Никакого алкоголя?! – Рита была поражена. – Но как же расслабляться, праздновать?..

Официант пожал плечами и заявил:

– Тут нашлись трезвенники, которые несколько лет подряд устраивали демонстрации, требовали запретить спиртное. Они добились своего. Алкоголь теперь вне закона.

– И что же, все перестали пить?

– Нет, не все, конечно. Есть разные способы. Предприимчивые люди – например, многие фермеры – производят виски у себя в хозяйстве и продают потихоньку. Другие люди – их тут называют бутлегерами – возят спиртное из Канады или из Мексики. Их ловят, сажают в тюрьму, но появляются новые. – Официант внимательно посмотрел на подруг, наклонился к самому уху Риты и тихо произнес: – Мы сами расстроены, что не можем удовлетворить желание клиентов. Но если вы очень хотите…

Рита сразу его поняла.

– Да, мы хотим, – так же тихо ответила она.

– Если вы умеете держать язык за зубами и не будете кричать об этом на каждом углу…

– Мы не будем кричать.

– Тогда я могу, в виде исключения. Только это самодельный продукт. За качество, сами понимаете, мы ручаться не можем. Не удивляйтесь, если напиток будет выглядеть как чай.

– Почему бы нет? – Рита пожала плечами. – Да хоть как компот! Лишь бы там был спирт.

– Спирт будет, – заверил официант и исчез.

– Теперь рассказывай, как тебя приняли, куда, что ты будешь делать! – сказала Мэри, как только они остались одни.

Рита рассказала о том, как пришла в театр «Лунный свет», спела две свои песенки, поговорила с мистером Самуэльсоном. Она как раз дошла до того момента, когда импресарио предложил ей гонорар, как возле них вновь возник официант с подносом в руках. Он сгрузил на стол тарелки с икрой, семгой, бужениной, фаянсовый чайник, графин с водой и две изящные фарфоровые чашки.

– Желаю вам приятного аппетита, дамы, – сказал сероглазый блондин на чистом французском языке, с настоящим парижским выговором. – Только у меня есть одна большая просьба. Когда вы будете употреблять этот чай, не показывайте слишком откровенно, какое действие он оказывает. Надеюсь, вы меня понимаете. Дело в том, что напиток довольно крепкий. Если желаете, можете разбавить его водой. Все, я вас пока покидаю. Скоро будут готовы ваши блюда.

Официант исчез.

– Что он сказал? – спросила Мэри.

– Кажется, принял нас за француженок, – ответила Рита. – И попросил не очень кривиться, когда мы будем пить то, что он нам принес. Посоветовал разбавлять, говорит, что очень крепкое.

– Что ж, сейчас попробуем, – сказала Мэри и разлила напиток по чашкам.

По виду он и правда напоминал чай, был такого же цвета, только вот пах совсем иначе.

– Давай выпьем за твой успех, – сказала девушка, храбро подняла свою чашку и принюхалась. – Судя по всему, это виски.

– А разбавить не хочешь?

– Нет. У нас в семье все пили виски и никогда не разбавляли. Салют! – Мэри храбро опрокинула в себя содержимое чайной чашки и на секунду застыла.

Зрачки у нее расширились, лицо покраснело. Рите казалось, что она не может дышать.

Затем девушка глубоко вздохнула, покачала головой и произнесла немного охрипшим голосом:

– Ну и чай в этом «Петербурге»! Силен, ничего не скажешь. Намного крепче обычного виски. Если ты не привыкла пить чистый спирт, советую разбавить.

Рита послушалась подругу, долила в свою чашку воды и выпила. Она не удержалась и, несмотря на обещание, данное официанту, слегка поморщилась. Напиток и в самом деле был крепкий и сильно отдавал сивухой. Зато в груди у нее сразу потеплело, краски вокруг стали ярче, мир сделался добрее.

После такого чая требовалось закусить, и подруги дружно набросились на еду.

Расправляясь с икрой, Мэри спросила:

– Так сколько тебе дадут за участие в завтрашнем концерте?

– А я разве не говорила?

– Нет, не успела. Официант как раз принес тот чай, который мы сейчас пили.

– Импресарио обещал мне двадцать пять долларов за вечер.

– Двадцать пять? – Глаза у Мэри расширились так, словно она опять отхлебнула этого чая. – Я слышала, столько получает здешний хороший повар за неделю. Мне за работу официантки предлагали восемь.

– Правда? А мистер Самуэльсон еще извинялся, что так мало.

Рита впервые осознала, насколько денежной является ее работа. Впрочем, в Париже и Лондоне ей тоже очень хорошо платили за выступления. Но тут в голову женщины внезапно пришла тревожная мысль.

– Да, но в чем я буду выступать? – воскликнула она. – У меня же ничего нет!

Все ее концертные платья остались в Лондоне, в квартире, расположенной в Вулидже, или в театре. Она бежала из Англии, спасаясь от ареста. У нее не было времени подумать о своем гардеробе. Потом, во время войны в Ирландии, платья ей не требовались. Рита и забыла, что у нее когда-то были особые наряды, в которых она выходила на сцену.

Как же быть? За сутки концертное платье не сошьешь, да у нее и денег на это нет.

– Слушай, кажется, я смогу тебе помочь, – внезапно сказала Мэри. – У меня осталось платье, в котором… в общем, я сшила его к свадьбе. Думала, что пойду в нем к венцу с Брайаном. Но не получилось. Я, конечно, немного ниже тебя, но в плечах мы одинаковые. Давай, когда вернемся на квартиру, ты попробуешь его надеть. Вдруг подойдет?

– Хорошо, попробуем, – сказала Рита, с благодарностью глядя на подругу. – Спасибо! Ты замечательная!

– Не такая уж я замечательная, просто должна же хоть чем-то тебе помочь. Ты столько для меня сделала!..

– Пока ничего особенного я не сделала, – заметила Рита. – Работу тебе не нашла.

В это время возле стола вновь возник официант. Теперь он прикатил целую тележку, на которой благоухала тарелка с котлетами, виднелось огромное блюдо с заливной рыбой и судки с гарнирами. Он переставил все это на столик и собрался удалиться, но Рита его остановила. Внезапно ей в голову пришла интересная мысль.

– Простите, можно узнать, как вас зовут? – спросила она по-французски. – Случайно не Жан?

– Вы почти угадали, мадам, – отвечал тот. – Я русский, и меня зовут Иван. По-французски это имя звучит как Жан.

– Вы русский? – удивилась Рита. – Но очень хорошо говорите по-французски.

– Наша семья подолгу жила в Ницце, – объяснил Иван. – Отец не любил проводить лето в России, ему больше нравилось море.

– Но если вы жили в Ницце, то, наверное, были богаты? Почему же вы здесь?

– Вы, мадам, наверное, ничего не знаете о том, что произошло в России, – отвечал официант. – Там была революция, мы потеряли все. Да и не только мы.

– Вы меня простите за мое любопытство, – сказала Рита. – Оно вовсе не праздное. Дело в том, что моя подруга Мэри похожа на вас. После войны в Ирландии она потеряла все.

Это была неправда, но Рита чувствовала, что так ей удастся расположить к себе светловолосого Ивана. Еще она радовалась тому обстоятельству, что их разговор шел на французском и Мэри не понимала ни слова.

– Так вы из Ирландии? – осведомился Иван. – Но у вас, мадам, чисто парижский выговор!

– Я француженка, – ответила Рита. – А Мэри – ирландка. Мы познакомились на пароходе. Сейчас девочка ищет работу. Она хорошо умеет готовить. Скажите, не нашлось бы в вашем ресторане для нее место?

– На кухне – вряд ли. – Иван с сомнением покачал головой. – А вот в зале – вполне возможно. Два дня назад у нас ушла одна официантка, так что есть свободное место. Если хотите, я спрошу у хозяина.

– Буду вам очень признательна, – сказала Рита, послав светловолосому Ивану самую нежную из своих улыбок.

Он уже повернулся, чтобы уходить, когда она спросила:

– Да, но скажите, почему ушла эта девушка? Может, ей было здесь неуютно? К ней приставали?

– Совсем нет! – ответил Иван. – Наоборот! Она познакомилась здесь с одним состоятельным человеком, постоянным клиентом, и он сделал ей предложение. У этой истории счастливый конец. Так мне спросить хозяина?

– Обязательно! – отвечала Рита.

Глава 4

– Резче! Ты двигаешься так, словно вот-вот родишь! А ты должна быть на сцене как нож, как сабля! – заявил Чарли Сандоза и сам исполнил то движение, которого добивался от Риты.

Они занимались уже час. За это время она несколько раз готова была послать своего инструктора подальше, развернуться и покинуть «Лунный свет», чтобы никогда не возвращаться. Рита чувствовала себя оскорбленной. Ей, Мате Хари, говорят, что она не умеет двигаться! Ее учат каким-то азам!

Но каждый раз, когда Рита готова была сорваться, она вспоминала девушку Мэгги, которую мистер выгнал отсюда вчера после прослушивания. Женщина знала, что в сумочке у нее едва можно насчитать сотню долларов, и сдерживала свой гнев.

Если ее что-то и радовало, так аккомпаниатор Том Ковач. Этот польский еврей, прибывший в Америку пять лет назад, был настоящим виртуозом. Он улавливал любую мелодию, тут же подбирал для нее подходящий аккомпанемент, отлично держал ритм, темп и при этом сохранял неизменную невозмутимость. Рита, потрясенная его игрой, выразила удивление тем обстоятельством, что такой пианист прозябает за кулисами театра, тогда как мог бы выступать с концертами.

Том только усмехнулся и сказал:

– Вы слишком добры ко мне, миссис Рита. В Нью-Йорке много хороших исполнителей. Чтобы выступать с сольными концертами, нужно показывать действительно высокий уровень. Мне это не дано. Я знаю свое место. – Он выдал на рояле иронический пассаж, что-то вроде музыкального «ха-ха-ха».

– Так, давай в последний раз прогоним этот номер, и довольно, – скомандовал Чарли. – Только прошу, не злись, у тебя голос от этого портится. Расслабься, будь естественной.

– Как тут расслабиться, когда ты все время стоишь над душой со своим «резче!»? – возразила она.

– А ты все же попытайся, – сказал Чарли. – Ну, начали!

Она опять исполнила песенку, над которой они работали. Кажется, на этот раз ее мучитель остался доволен. Во всяком случае он не потребовал повторения.

Вместо этого Сандоза неожиданно сказал:

– Так, а теперь мы с Томом покажем тебе настоящую мелодию. Песню, по которой сейчас сходит с ума весь Нью-Йорк. Настоящий блюз! Ну-ка, Том, сыграй «Грустную девчонку».

Том заиграл, а Чарли, этот желчный, жесткий тип, вдруг запел. Голоса у него не было. Да он и не пытался его изобразить, лишь показывал Рите, как может выглядеть эта песня в устах хорошего исполнителя.

Она была очарована тем, что услышала. Это было что-то совсем новое. Ничего подобного никогда не звучало в Европе.

Когда замер последний аккорд, Рита сказала:

– Это потрясающе! Как, ты говоришь, называется этот стиль?

– Это блюз, детка, – отвечал Чарли. – Так поют негры из Луизианы. Вообще-то считается, что по-настоящему блюз могут исполнить только темнокожие люди. Но уже появились белые девушки, которые пытаются освоить его. Кое-что у них получается.

– Так ты хочешь, чтобы я тоже попробовала?

– Мне показалось, что ты могла бы, – отвечал Чарли. – Что-то в тебе такое есть. Пожалуй, я бы сказал так: ты понимаешь, что поешь, ловишь чувства зрителей. Так что давай, попробуй. Только не здесь, не на сцене. Сюда сейчас должны прийти другие люди. Идите с Томом в малую студию и позанимайтесь полчаса. Потом он будет занят.

Они ушли в помещение, которое называлось малой студией, Том сел за рояль, и Рита начала разучивать «Грустную девчонку». Без Ковача у нее ничего не вышло бы. Она постоянно сбивалась на привычную, европейскую манеру исполнения, а пианист ее поправлял. Он делал это деликатней, чем аргентинец Чарли, но был достаточно тверд и постоянно указывал Рите на ее ошибки. В результате через полчаса у нее стало что-то получаться.

– Все, мне надо идти, – заявил Том, вставая. – Да и тебе пора что-нибудь поесть, переодеться, подготовиться к выступлению. Так что встретимся вечером.

– Ты считаешь, я могу с этим выступать? – спросила Рита, которая все еще чувствовала себя неуверенно в новой для нее звуковой стихии.

– Вполне можешь, – отвечал пианист. – Только расслабься и думай о песне, а не о впечатлении, которое производишь. До вечера!

Рита вышла на улицу усталая, но довольная. Она отработала свой номер, кроме того, выучила песню в новом для себя стиле, самую современную, которую зрители наверняка примут. Еще Рита, кажется, приобрела себе друга в лице Тома. Нет, между ними ничего не будет. Она это чувствовала, но на доброе отношение пианиста могла рассчитывать.

В то же время Рита находилась в некоторой растерянности. Она никак не ожидала, что Сандоза сделает ей столько замечаний, будет гонять ее по сцене, как девчонку. Ее досаду усиливало одно обстоятельство. Рита ощущала, что придирки Чарли были справедливы. Недаром Том ни разу не остановил постановщика, не пришел ей на помощь.

Да, надо честно признать правду. За два года, проведенные в Ирландии, она утратила многие навыки. Во всяком случае, не получала новых, не двигалась вперед. А без этого в искусстве нельзя.

Размышляя об этом, о предстоящем концерте, почти не замечая окружающего, Рита добралась до своей квартиры. Очнулась только тогда, когда разделась и вошла на кухню. Женщина тут же сообразила, что ничего не купила на обед.

«Какая же я шляпа! – ругала она себя. – Придется опять одеваться, идти в магазин, потом готовить. Или лучше поискать недорогое кафе?».

Однако аппетитный запах, донесшийся до ее ноздрей, подсказал ей, что идти никуда не надо, еда находится на кухне. Она подошла к плите и обнаружила на ней кастрюльку с рагу. Значит, Мэри не теряла времени даром, до ухода на работу успела подумать о подруге.

Испытывая глубокую благодарность к девушке, Рита накрыла на стол и села обедать. За столом она успела подумать о том, как там Мэри на новом месте. Не обижают ли ее, не тяжело ли ей?

Дело в том, что Мэри Маккейн в этот день тоже вышла на работу. Только уехала она позже, чем Рита.

Переговоры девушки с владельцем ресторана «Петербург», величественным господином с пышными седыми усами, прошли накануне. Они завершились тем, что тот взял Мэри на работу и обещал ей двенадцать долларов в неделю.

Так вот и получилось, что Рита нашла подруге работу. Она совершенно не потратила на это времени.

Впрочем, Мэри отдала ей долг благодарности в тот же вечер. Когда они вернулись домой, она достала из своего фанерного чемодана белое платье с нарядной черной и красной отделкой, лежавшее на самом дне. Как ни удивительно, оно оказалось Рите почти впору, только чуть тесновато в плечах и длинновато, хотя Мэри и была ниже нее. Девушка тут же заявила, что все исправит. Она без устали работала иголкой, к часу ночи подшила подол платья и немного расширила плечи.

Рита не была в восторге от своего наряда. Она знала, что ей не слишком идет белый цвет. Но выбирать было не из чего.

Пообедав, Рита надела платье и попробовала проделать те движения, которые намеревалась выполнять на сцене. Длинный подол немного мешал ей, но, в общем, работать было можно.

Пару часов, оставшиеся до вечера, она провела в нетерпеливом ожидании, куря одну сигарету за другой. Рита поймала себя на мысли о том, что никогда еще так не волновалась перед выступлением. Такого не было даже в те дни, когда она блистала в лучших залах Парижа, Рима, Милана.

Рита понимала, почему так вышло. Тогда у нее впереди была вся жизнь. Не получится здесь, она сможет отыграться в другом месте, в иной роли. Теперь же ей предоставлялась, может быть, последняя возможность вернуться на сцену, в этот волшебный мир, озаренный светом прожекторов, где звучат овации и поклонники дарят цветы. Если сегодня она провалится, то вряд ли осмелится пробовать еще раз.

Что тогда? Петь в ресторанах? Танцевать обнаженной в каких-нибудь ночных клубах? Но есть ли они в этом городе и стране? Если здешние власти запретили алкоголь, то запросто могут прикрыть и всю ночную жизнь.

Да и кому она нужна на сцене в сорок четыре года? Попробовать, конечно, можно, но…

Рита взглянула на часы и поднялась. Пора! Надо одеваться.

Тут она задумалась. Где ей надеть платье, в котором она будет выступать? Раньше Рита всегда делала это уже в театре, в артистической уборной. Но сейчас у нее возникло сильнейшее предчувствие, почти уверенность в том, что никакой уборной она не получит. В чем придет, в том и будет выступать.

Можно, конечно, попробовать переодеться в туалете. Она представила себе этот процесс и покачала головой. Нет, придется здесь. В конце концов, можно подоткнуть длинный подол, чтобы он не испачкался.

Так Рита и сделала. В половине шестого она уже стояла на платформе станции метро. Со временем творилось что-то странное. Оно то тащилось еле-еле, то пускалось вскачь.

Так или иначе, но в положенное время Рита вошла в двери театра «Лунный свет». Не в те, парадные, в которые входила накануне. Чарли днем показал ей служебный вход.

Войдя в него, она по узким коридорам прошла в контору мистера Самуэльсона. Идя по коридору, Рита слышала музыку, доносящуюся со стороны зала.

Мистер Самуэльсон был не один. С ним за столом сидел тот кудрявый парень, который вчера уступил Рите свое место в зале. Мужчины склонились над какими-то бумагами. Когда она вошла, они подняли головы.

– Ага, вот и миссис Дан! – воскликнул парень. – С этим все в порядке. Я пойду и скажу Чарли, что она будет после Марты. – Он выскочил из комнаты.

– Миссис Дан? – удивленно спросила Марта. – Кто это?

– Ты, дорогуша, – отвечал импресарио. – Ты ведь говорила, что предпочитаешь выступать под фамилией Донаван. Но мы с Чарли решили, что это слишком длинно, и немного сократили ее. Так что у меня ты будешь Рита Дан. Выступаешь после Марты, нашей танцовщицы. Свое пальто можешь снять здесь, причесаться тоже. Надеюсь, ты уже надела платье для концерта?

– Да, сэр, – сказала она, отмечая собственную предусмотрительность.

– Вот и хорошо. Когда будешь готова, можешь пройти за кулисы. Чарли скажет, когда тебе выходить. У тебя две песни, поняла?

– Да, сэр.

– Потом вернешься сюда, получишь деньги, и мы поговорим о дальнейшем. Ну и чего стоишь? У тебя не так много времени.

Да, это был совсем не тот стиль общения с артистами, что в Лондоне! Никто не желал ей удачи, не напутствовал, не давал последних советов.

Рита спешно сняла пальто, повесила на крючок, причесалась перед зеркалом, висящим на стене, и вышла. Она не помнила, как пройти за кулисы, а спрашивать у мистера Самуэльсона не хотела.

«Я же сама учила Мэри, что здесь каждый сам должен искать свою дорогу, – подумала она. – Вот и найду».

Впереди Рита видела холл, в котором сновали зрители. Одни еще только приехали и спешили в зал, другие вышли покурить, побеседовать со знакомыми.

«Если вход в зал там, значит, за кулисы можно пройти здесь!» – подумала она, заметив узкую дверцу, прятавшуюся в нише.

Рита открыла ее и оказалась в таком же узком темном коридоре. Она едва заметила ступеньки, ведущие вниз, спустилась по ним и оказалась в другом коридоре, пошире. Здесь сновали нарядно одетые люди, прошел высокий негр в золоченом пиджаке с саксофоном в руках. Рита двинулась за ним, поднялась по другим ступенькам и оказалась там, где нужно, за кулисами зала.

Здесь всем командовал Чарли. Сейчас он разговаривал с тем самым саксофонистом и еще двумя темнокожими музыкантами. Чарли замолчал и сделал знак курчавому парню.

Тот шагнул на сцену и заявил:

– Что может быть лучше хорошей музыки? Только еще лучшая музыка! Перед вами оркестр братьев Томсон! Божественный саксофон Джимми, мощный барабан Джона и пианино Клайва!

Он не успел договорить, как братья заиграли.

Курчавый парень вернулся за кулисы и обычным голосом обратился к женщине, стоявшей возле выхода на сцену:

– Марта, готова? Ты следующая. Опять ты куришь эту свою дрянь! Я же говорил, чтобы ты не воняла здесь!

– Если я не сделаю пару затяжек, то не смогу как следует выступать, – ленивым голосом ответила Марта.

Рита наконец-то смогла разглядеть как следует артистку, вслед за которой предстояло выступить ей. Марта была значительно моложе ее. На вид лет двадцать с небольшим. Высокая блондинка, одетая в вызывающе короткое платье, оставляющее колени открытыми. Рита уловила непривычный запах, доносившийся от ее сигареты, и поняла, что это какой-то наркотик.

Между тем братья Томсон продолжали играть, и Рита вдруг узнала очередную мелодию, которую они исполняли. Это была «Грустная девчонка», та самая песенка, которую она учила сегодня. Но как ее расцветили темнокожие музыканты! Они раскачивали мелодию, как расшалившийся мальчишка лодку, отходили в сторону от основы, исследовали варианты. Это было классно!

Рита поняла, что имел в виду Том, когда говорил, что есть исполнители джаза куда лучше его. Да, это был высокий уровень.

«Интересно, что представляет из себя эта Марта, – подумала она. – Ведь она тоже танцует, как и я. Мне выступать после нее».

Тут она и получила ответ на этот вопрос. Кудрявый парень, имени которого Рита до сих пор не знала, выскочил на сцену и объявил, что братья Томсон теперь не одни. К ним присоединяется несравненная Марта Блюм.

Блондинка погасила сигарету и выбежала на сцену. Именно выбежала, а не вышла. Она двигалась, резко четко. Музыканты играли в очень быстром ритме, и Марта безупречно попадала в него.

Рита не могла бы сказать, что танец ей понравился. На ее вкус, движения Марты были слишком резкими, экстравагантными. Это была акробатика, а не танец, как его понимала Рита.

Но она видела и другое. Это был высокий уровень мастерства. Публика к нему привыкла. Вот почему Чарли требовал от нее самой большей четкости движений.

Не успела она додумать эту мысль, как братья Томсон исчезли со сцены, и конферансье объявил выход Риты Дан, известной певицы из Европы. Ее будто пружиной подбросило. Всякие сомнения и страхи исчезли.

Рита вышла на сцену танцующей походкой, уже входя в ритм той мелодии, с которой должна была начать свое выступление. Боковым зрением она успела заметить, как Том Ковач скользнул за рояль. Рита щелкнула пальцами, крутнулась на месте и запела.

Как же правильно она сделала, что поставила эту быструю песню впереди грустной, той, которая ей самой нравилась куда больше. Рита интуитивно чувствовала, что делает все так, как и нужно. Никакой печали, ни малейшей! Публике подавай бодрость! Она играла голосом, старалась двигаться больше, резче, как ее учил Чарли.

Когда Рита замолчала, в зале раздались аплодисменты и оглушительный свист! Она растерялась. Что это значит? Ее прогоняют? Это конец? Рита в панике обернулась к Тому. Тот ободряюще кивнул ей, поднял большой палец. Мол, все отлично!

Она ободрилась, решила, что здесь так принято. Просто ей никто не сказал об этом. Мистер Самуэльсен не предупредил Риту, что не надо долго кланяться, делать паузы между номерами. Она сама поняла это за последние полчаса, наблюдая за выступлениями артистов.

Поэтому Рита широко улыбнулась, снова шагнула к краю сцены и запела. Но опять не ту песню, которая ей больше нравилась, а модный блюз, разученный сегодня с Чарли и Томом.

По молчанию, наступившему в зале, она поняла, что публика ее слушает и одобряет. Рита осмелела и стала импровизировать, сделала паузу, которой в песне сначала не было, потом повторила последний куплет и замолчала.

Вновь раздались аплодисменты и оглушительный свист. Теперь она уже не испугалась, низко поклонилась, поблагодарила публику и легкой походкой направилась за кулисы. Рита помнила: две песни, не больше.

Однако за кулисами она столкнулась с курчавым распорядителем.

– Нет-нет, вы не закончили! – воскликнул он. – Давайте еще!

– Но мистер Самуэльсон сказал… – начала она.

– Не важно! Зал вас принимает. Надо развивать успех. Давайте еще одну!

Ее не нужно было уговаривать. Рита развернулась, вернулась на сцену и была встречена совсем уж оглушительным свистом. Подходя к микрофону, она сделала плавный пируэт так, словно начинала медленный танец в ритме той самой песни, которую все откладывала. Рита спела ее, танцуя, кружась по сцене. Вся скованность и испуг исчезли, пришло ощущение полной свободы. Как когда-то в Париже, в начале карьеры.

Допев, она помахала публике рукой и ушла, теперь уже окончательно. Ведь даже если бы курчавый парень велел ей сейчас петь еще, то Рита не смогла бы выполнить это требование. В запасе у нее больше не было ничего такого, что зал принял бы с восторгом. А портить впечатление зрителей было нельзя. Она это понимала.