Текст книги "Остроумие мира"

Часть II. Восток

Глава 1

 
Язык болтливый вечно губит нас:
Так гибнет от свища лесной орех.
 

Саади

С китайским остроумием можно отчасти познакомиться, прочитав несколько анекдотов, связанных с именем народного героя Куньлуня, жившего, по преданиям, в конце XIII века в провинции Су-Чжоу.

Куньлунь был очень жаден до денег. Раз кто-то сказал ему:

– Дай я тебя прибью до смерти; я заплачу тебе за это тысячу лан. Куньлунь подумал и потом сказал:

– Ты лучше прибей меня до полусмерти и дай мне не полную тысячу лан, а только пятьсот.

Куньлунь приехал в гости к одному человеку. Хозяин был человек богатый, у него на дворе ходило множество кур и уток. Но он был скуп, ему не хотелось тратиться на угощение гостя, и он начал извиняться, что у него ничего нет, нечем угощать. Куньлуню уж очень хотелось кушать, и он предложил хозяину зарезать лошадь, на которой он приехал, и из нее изготовить обед.

– На чем же ты поедешь к себе домой? – спросил хозяин.

– А я займу у вас либо курицу, либо утку. У вас их много. Я на ней и уеду домой.

Однажды шли вместе Куньлунь и его сын. На них напал тигр, схватил отца и поволок. Сын тотчас же натянул лук, чтобы выстрелить в тигра. Куньлунь же, видя, что он хочет стрелять, закричал ему:

– Стреляй осторожно, чтобы не испортить шкуру, а то потом за нее никто не даст ни гроша!

Куньлунь очень любил выпить. Вот раз, придя к кому-то в гости, он увидал на столе очень маленькие рюмочки и принялся горько плакать. Удивленный хозяин спросил, что значат его слезы.

– Как же мне не плакать, – сказал Куньлунь. – Я как увидал эти рюмочки, так и вспомнил о своем покойном родителе. Его тоже позвали в гости и угощали из такой же маленькой рюмочки. Он нечаянно проглотил ее и от этого умер.

Куньлуню случилось обедать с большим обжорой. Он чрезвычайно быстро съел стоявшее перед ним кушанье и сейчас же потребовал себе свечу.

– Да зачем же? – спросил его собеседник. – Еще совершенно светло.

– Нет, не светло, – отвечал тот, – я ничего перед собой не вижу на блюде.

У одного богатого человека была тысяча лан. Он очень этим чванился и однажды сказал Куньлуню:

– Разве ты не знаешь, что я богач, отчего же ты мне не кланяешься?

– У тебя больше денег, чем у меня, – отвечал Куньлунь, – так с какой же стати я буду тебя уважать?

– Ну а если бы я отдал тебе половину своего имущества?

– Ну что же, тогда было бы у меня 500 лан, у тебя 500 лан, мы стали бы равные, так чего ж бы мне перед тобой кланяться?

– Ну уж не знаю, как бы ты мне поклонился, если бы я отдал тебе все мои деньги?

– Вот что выдумал! У меня была бы тысяча лан, а у тебя бы ни гроша, да еще я же тебе стал бы кланяться!

Один богач говорил Куньлуню:

– У меня в доме богатства на миллионы. А Куньлунь ему отвечал:

– Да и у меня в доме запасов тоже на миллионы.

На вопрос же изумленного богача, где у него эти миллионы, Куньлунь отвечал:

– Ты имеешь, да не тратишь, а я и тратил бы, да не имею. Какая же между нами разница?

Куньлунь пригласил к себе гостя откушать. Но у его жены была в запасе только каша, да и той было очень немного. Чтобы казалось больше, хозяйка и положила в кашу большой булыжник. Когда каша была доедена и булыжник показался из-под нее, сконфуженный хозяин, чтобы оправдаться во мнении этого гостя, начал упрекать жену: как же, дескать, ты так неаккуратно промываешь крупу и оставила в ней такой большой камень.

К Куньлуню, у которого было множество долгов, однажды пришли все его заимодавцы и совершенно заполнили его квартиру. Ими заняты были все кресла, стулья, скамьи, так что некоторым пришлось сидеть на перилах лестницы. Хозяин подошел к одному из этих последних и шепнул ему, чтобы он завтра приходил к нему пораньше. Кредитор понял это в том смысле, что хозяин собирается уплатить долг ему одному, чтобы другие не знали. Порешив с этим, он сейчас же принялся уговаривать остальных заимодавцев, чтобы они подождали уплаты. Те вняли его увещанию и разошлись. На другой день кредитор поспешил явиться к Куньлуню, и тот вежливо сказал ему:

– Вчера мне было очень совестно, что вам пришлось сидеть на лестнице, я и пригласил вас сегодня прийти пораньше, чтобы вы могли занять кресло.

Однажды Куньлунь сбился с дороги и стал расспрашивать о ней у встречного путника. Но тот оказался немым и только знаками показывал, что желает получить деньги за свою услугу. Куньлунь дал ему несколько монеток. Тогда «немой» преспокойно раскрыл рот и очень внятно и отчетливо рассказал путнику, куда ему надо идти. Тот с удивлением его спросил:

– Зачем ты притворялся немым, пока не получил денег?

– Оттого, – отвечал он, – что нынче только тот умеет говорить, у кого есть деньги.

Куньлунь, к которому некто пришел в гости, очень хотел есть, но в то же время не желал угощать своего гостя. Поэтому он под каким-то предлогом ушел во внутренние комнаты и там плотно покушал. Когда он снова вышел к гостю, тот сказал ему:

– Какие у вас прекрасные колонны в комнатах и как жаль, что они съедены муравьями!

Хозяин начал с удивлением оглядываться по сторонам и сказал, что до сих пор ничего такого не заметил.

– Да ведь они едят у себя внутри, а снаружи ничего и нельзя заметить.

Один хвастун как-то раз сказал Куньлуню, что в его земле есть такой великан, что он головой упирается в небо, а ногами в землю. А Куньлунь сказал, что в его земле есть великан еще больше: он верхней губой подпирает небо, а нижней землю.

– А где же у него тело-то?

– Не знаю, – отвечал Куньлунь. – Я видел только, как он старался разинуть рот как можно шире (т. е. прихвастнуть).

Один хвастун говорил, что в их местах есть барабан в несколько обхватов, так что его грохот слышен за 50 верст. А Куньлунь сказал, что в его земле есть корова, у которой ноги длиной в 10 000 шагов. Когда же присутствующие начали сомневаться, он сказал:

– Если бы не было такой большой коровы, то откуда же бы взять такую огромную шкуру, какая нужна на тот барабан, про который сейчас сказывали.

Однажды в дороге встретились житель Шань-Дуня и Куньлунь, житель Су-Чжоу. Разговорились, и оказалось, что шаньдунец направляется в Су-Чжоу посмотреть тамошний мост, про который ему рассказывали чудеса, а Куньлунь отправляется в Шань-Дунь, чтобы посмотреть на тамошнюю редьку, про которую ему тоже насказали чудес.

– Если вы хотите знать об этом мосте, – сказал Куньлунь, – то вам незачем самому туда ездить, я вам о нем расскажу. Ровно год назад у нас с этого моста упал один человек и до сих пор все еще летит и не может долететь до воды. Вот каков у нас мост!

– Ну, спасибо вам, – сказал шаньдунец. – Если хотите, вы тоже можете не ездить к нам смотреть редьку. Я вам расскажу о ней. Она теперь только еще растет, но к будущему году так вырастет, что дотянется до вашего Су-Чжоу, и тогда вы сами ее увидите.

Один крестьянин пришел из деревни в город и зашел в гости к Куньлуню. Его начали угощать, подали чай. Крестьянин все время, не переставая, хвалил напиток. Куньлунь счел его за знатока чая и спросил, что ему, собственно, так нравится: сам чай или вода, в которой он настоян?

– Мне больше всего нравится, что горячо.

Куньлунь с сыном были очень упрямы и никогда никому ни в чем не уступали. Случилось однажды, что Куньлунь послал сына купить мяса. Сын, купив мясо и неся его домой, встретился гдето в тесном месте с прохожим, и им никак нельзя было разойтись без того, чтобы один уступил дорогу. Но прохожий попался тоже страшно упрямый и дороги уступать не желал. Поэтому оба как встали, так и стояли друг против друга, не двигаясь с места. Тем временем Куньлунь, обеспокоенный долгим отсутствием сына, пошел его отыскивать и, увидав его в этом положении, сказал ему:

– Ты ступай домой, неси мясо, а я пока постою и не буду его пускать.

Непочтительный сын часто бивал своего отца Куньлуня, старик же постоянно нежно нянчился с сынишкой своего сына, своим внуком. Ему говорили, зачем он так старается нянчиться с этим мальчишкой, коли сын так непочтителен в нему.

– Мне хочется, чтобы мальчик вырос и хорошенько отомстил за меня, обращаясь со своим отцом так же, как он со мной.

Куньлунь с женой работали в поле. Жена отошла в сторону и начала готовить обед, а когда он был готов, крикнула мужу, чтобы он шел есть. Тот, в свою очередь, крикнул ей издали, что он оставит лопату на том месте, где работает, и затем подошел к жене. Та встретила его бранью и упреками: зачем он на все поле кричал о том, где оставил лопату. Теперь все слышали, знают, где лопата положена, кто захочет, придет и украдет ее. Спрятал бы потихоньку, потихоньку же и сказал об этом. И она сейчас же прогнала его назад, чтобы он принес лопату. Куньлунь сходил и, возвратившись назад, осторожно оглянулся кругом, нагнулся в самому уху жены и шепнул ей:

– А ведь нашу-то лопату уже украли.

Преступник должен был перенести телесное наказание, но он нанял за себя Куньлуня. Тот взял деньги и явился в суд, чтобы принять наказание. Судья приказал дать ему тридцать ударов бамбуковой палкой. Но, получив с десяток палок, Куньлунь не стерпел, и все полученные деньги потихоньку сунул палачу, и тот нанес ему остальные удары полегче. Встретившись с преступником, он стал его горячо благодарить.

– Хорошо, что ты дал мне деньги, – говорил Куньлунь, – а то бы мне нечем было подкупить палача, и он забил бы меня насмерть.

Куньлунь был изобличен в том, что украл вола. Его судили, заковали в кандалы и повели в тюрьму. По дороге с ним встретился его приятель и спросил его, за что его заковали. Куньлунь сказал:

– Сам не знаю, за что. Я проходил и увидел соломенную веревочку; думал, что она брошена, никому не нужна, и взял ее. Вот за это потом меня и судили.

Приятель спросил:

– Что же за беда поднять соломенную веревочку?

– Право, не знаю, – отвечал Куньлунь. – Должно быть, тут все дело в том, что на конце веревочки была привязана одна штучка.

– Какая же?

– Одна маленькая штучка, которую запрягают в плуг, когда пашут.

Жена в отсутствие Куньлуня приняла гостя, но муж неожиданно вернулся домой. Жена быстро посадила гостя в мешок из-под крупы и спрятала мешок за дверь. Но Куньлунь сейчас же заметил мешок и спросил, что в нем. Смутившаяся жена молчала, не зная, что сказать. Тогда ее друг отвечал из мешка:

– Крупа.

Л. Боландер. Фрагмент росписи китайского салона дворца

Куньлунь был большой любитель тишины и спокойствия, но, по несчастью, случилось так, что у него с одной стороны поселился медник, а с другой слесарь, которые, конечно, целые дни стучали и грохотали и не давали ему покоя. Он часто говаривал, что если бы эти его соседи переехали, то он с радости знатно угостил бы их. И вот однажды оба мастера пришли к нему и сказали, что они переехали. Куньлунь на радостях задал им настоящий пир. За столом он спросил их, куда же они переехали.

– Он в мою квартиру, а я в его, – отвечали соседи.

Куньлунь женился на старой женщине. Когда ее привели к нему в дом, он, видя на ее лице морщины, спросил, сколько ей лет. Она отвечала, что 45 или 46 лет. Тогда муж напомнил ей, что в свадебном договоре было обозначено 38, и начал ее уговаривать, чтобы она сказала о своем возрасте годы по совести; но она твердила все то же. Тогда Куньлунь прибег к хитрости. Он взял кусок ткани и сказал:

– Надо накрыть соль в кадке, чтобы ее не съели мыши.

– Вот смех-то! – воскликнула жена. – 68 лет живу на свете, никогда не слыхивала, чтобы мыши ели соль.

Глава 2

Неуменье шутку понимать – свойство дурака.

У. Закани

Источником для ознакомления с турецким народным остроумием может послужить весьма известный и популярный в Турции герой Ходжа Насреддин.

Насреддин считается лицом историческим, жившим во времена Тамерлана, то есть в конце XIV – начале XV столетия. Турки же до такой степени освоились с этим именем, что обычно приписывают ему все ходячие народные словца, остроты, выходки, прибаутки и т. д. Вероятно, что в многочисленных сборниках только часть материала должна быть отнесена к авторству Насреддина, а все остальное только приписано ему.

Однажды Насреддин в качестве духовного лица взошел на кафедру в мечети и обратился к предстоящим правоверным с такими словами:

– О, мусульмане, знаете ли вы, о чем я хочу беседовать с вами?

– Нет, не знаем, – отвечали присутствующие.

– Как же я буду говорить с вами о том, чего вы не знаете? – вскричал Ходжа.

В другой раз он тоже с кафедры возгласил:

– О правоверные, знаете ли вы то, о чем я хочу с вами беседовать?

– Знаем! – вскричали все предстоявшие, вспомнив прежнюю выходку Ходжи.

– А коли знаете, так мне не о чем с вами беседовать, – сказал Ходжа, сходя с кафедры.

После того его обычные слушатели сговорились между собой, и когда он на следующей проповеди опять спросил их, знают ли они, о чем он будет с ними беседовать, то одни из них крикнули в ответ – «знаем», а другие – «не знаем».

– Ну, коли так, – порешил Ходжа, – то пусть те, кто знает, научат тех, кто не знает.

Однажды ночью Ходжа увидел во сне, что кто-то дает ему девять асиров (мелкая монета). Ходжа заспорил и за просил десять асиров. Ему их дали; тогда он начал просить пятнадцать асиров, но в это мгновение проснулся и, ничего не видя у себя в руке, воскликнул:

– Экая досада, ведь давали десять асиров, надо было брать.

Случилось, что Ходжа шел через пустынное место и увидал, что навстречу ему едут какие-то всадники. Подумав, что это разбойники, и, испугавшись, Ходжа быстро разделся и вошел в могильную пещеру, которая как раз тут случилась. Но всадники уже заметили его, подъехали и окликнули:

– Что ты делаешь тут, зачем вошел в могилу?

Перепуганный Ходжа трепещущим голосом пробормотал им в ответ:

– Это моя могила… я мертвый… я только на минутку выходил прогуляться.

Ходжа забрался в чужой огород и без церемонии надергал из гряд моркови, репы и набил этим добром свой мешок. Но едва собрался он уходить, как был застигнут на месте преступления хозяином огорода.

– Ты как сюда попал? – спросил его хозяин.

Растерявшийся Ходжа сказал, что он шел мимо и вдруг поднялась буря, и его перекинуло сюда, в огород.

– А кто же репу-то повыдергал? – спросил хозяин.

– Вот тебе раз! – воскликнул уже овладевший собой Ходжа. – Если ветер мог человека перебросить с места на место, то что же стоило ему вырвать репу и морковь?

– Ну, хорошо, – сказал огородник, – а кто же все это спрятал в мешок-то?

– Вот об этом-то я все и сам думал, пока ты не пришел! – воскликнул Ходжа.

Во время Рамазана (пост, продолжающийся месяц) Ходжа вздумал считать дни. Он взял какую-то посудину и каждый день клал в нее по камешку. Его маленькая дочка, увидев камешки в посудине, набрала целую горсть камешков и бросила их туда же. И вот случилось, что вскоре после того кто-то спросил у Ходжи, сколько дней Рамазана прошло и сколько остается. «Сейчас я сосчитаю», – сказал Ходжа и, высыпав камешки из посудины, насчитал их сто двадцать. Ходжа сообразил, что если он объявит такую цифру, то его сочтут за дурака. «Надо сказать поменьше», – порешил он и объявил, что сегодня 45-й день Рамазана.

– Как сорок пятый! Что ты говоришь, Ходжа! Разве ты не знаешь, что в месяце тридцать дней?

– Скажите спасибо, что всего только сорок пять, – отвечал Ходжа, – если бы считать по камешкам, какие у меня накопились в посудине, то вышло бы сто двадцать.

Ходжа сидел на берегу реки. Подошли десять слепых и уговорились с ним, чтобы он их перевел через реку, обещая ему по денежке за каждого. Но когда переходили через реку, один из слепых утонул. Все другие тотчас же подступили к вожаку с бранью и с угрозами.

– Что же вы кричите? – отвечал им Ходжа. – Я взялся перевести десять, а перевел девять; ну, значит, вы мне и заплатите одной денежкой меньше, вот и все.

Кто-то из друзей Насреддина, держа в сжатой руке яйцо, сказал:

– Если ты угадаешь, что я держу в руке, то я тебе эту вещь подарю, и ты можешь себе сделать из нее яичницу.

– Как же я могу угадать? – отвечал Ходжа. – Ты мне скажи приметы, тогда я и отгадаю.

– Изволь; эта вещь снаружи белая, а внутри желтая.

– А, знаю! – вскричал Ходжа. – Репа! Середина у ней вырезана и набита рубленой морковью.

На посев, принадлежавший Ходже, зашел чужой вол. Ходжа схватил палку и погнался за ним, но вол убежал. Через несколько дней Ходжа снова увидал этого вола в то время, как его хозяин пахал на нем. Ходжа сейчас же схватил палку, подбежал к волу и начал его бить, а хозяину на его вопрос, за что он бьет вола, отвечал:

– Это не твое дело. Ты не беспокойся. Он отлично знает, за что я его бью.

У Ходжи был ягненок, которого он заботливо откармливал. Его друзья-приятели заприметили этого ягненка и порешили какнибудь, пользуясь простотой Ходжи, выманить у него ягненка и съесть. И вот один из них явился к Ходже и сказал:

– На что тебе этот ягненок? Разве ты не знаешь, что завтра будет светопреставление? Давай лучше съедим его сегодня.

Ходжа не поверил известию о светопреставлении, но в эту минуту пришел другой приятель и подтвердил известие. Тогда Ходжа сделал вид, что верит, зарезал ягненка, развел огонь и начал его поджаривать. В то же время, хлопоча около костра, он ради прохлады скинул с себя верхнюю одежду, а вслед за ним и гости его тоже разделись. Как только они скинули одежду, Ходжа тотчас же схватил ее и бросил в огонь.

– Что ты делаешь? – закричали приятели.

– На что же вам одежды, – отвечал Ходжа, – коли завтра светопреставление?

Однажды ночью к Ходже в дом забрался вор, наскоро подобрал все, что попало под руку, и понес. Но Ходжа видел всю эту проделку, забрал еще много разных вещей, не захваченных вором, взвалил их себе на плечи и потихоньку шел следом за вором. Вор подошел к своему дому и только в эту минуту заметил, что вслед за ним идет Ходжа.

– Тебе что тут нужно? – спросил вор у него.

– Как что нужно? – отвечал Ходжа. – Ты сюда понес мои вещи, значит, я в этот дом переезжаю. Я и захватил все остальное и пошел вслед за тобой.

Г. Бауэрнфайнд. Рынок в Яффе

Случилось, что Ходжа занял у своего соседа большой котел, а когда принес его назад, то в котле хозяин с удивлением увидал маленькую кастрюльку. На вопрос, откуда взялась эта кастрюлька, Ходжа серьезно отвечал, кто котел, пока он был у него, родил маленькую кастрюльку. Хозяин котла поверил или сделал вид, что поверил, и взял себе кастрюлю. Через несколько времени Ходжа снова попросил у него котел, но на этот раз очень долго не возвращал его обратно. Когда же, наконец, сосед пришел за своим котлом, Ходжа объявил ему, что котел умер.

– Как умер? – удивился простофиля-сосед. – Разве котлы умирают?

– Ведь ты же поверил, что котел родил кастрюльку; почему же ты не хочешь поверить, что он умер?

Однажды кто-то пришел к Ходже и попросил у него на время его осла. Ходжа отвечал, что осла нет дома. Но как раз в эту минуту осел громко закричал, и сосед с упреком сказал Ходже:

– Как же ты говоришь, что осла дома нет, а он, слышишь, сам подает голос?

– Стыдно тебе, сосед, – отвечал ему Ходжа. – Я человек старый, почтенный, с седой бородой, и ты мне не веришь, а глупому ослу веришь!

Однажды Ходжа преподнес городскому начальнику блюдо слив. Тому очень понравился подарок, и он отблагодарил Ходжу целой пригоршней мелкой монеты. Спустя некоторое время Ходжа снова вздумал сделать подношение начальству, и на этот раз понес ему пучок свеклы. По дороге ему встретился кто-то из приятелей и спросил его, куда он идет, и посоветовал вместо свеклы поднести начальству фиговых плодов. Ходжа послушался. На этот раз, однако, начальство было ужасно чем-то раздражено, и, когда Ходжа предстал пред ним со своим подношением, градоправитель с гневом схватил ягоды и начал их одну за другой швырять в голову Ходжи. Тот при каждом ударе фиги об его голову низко кланялся и благодарил.

– За что ты благодаришь меня? – полюбопытствовал начальник.

– Я не тебя благодарю, а Аллаха, – отвечал Ходжа. – Благодарю я его за то, что он внушил мне послушать доброго совета. Я нес к тебе свеклу, а мне посоветовали поднести тебе фиги. Что бы теперь было со мной, кабы я не послушался? Ты бы мне всю голову расшиб моими же свеклами.

Однажды Ходжа приказал зажарить гуся и понес его в подарок Тамерлану, но дорогой его одолел голод. Он оторвал от гуся заднюю лапку и съел ее. При подношении Тамерлан, конечно, заметил, что у гуся нет одной лапки, и спросил, куда она девалась.

– В нашей стороне все гуси с одной ногой, – отвечал Ходжа. – Коли не веришь мне, посмотри сам. Вон целое стадо гусей стоит около воды.

И действительно, гуси в эту минуту все стояли на одной ноге. Тамерлан подозвал барабанщика и приказал ему ударить в барабан. Испуганные гуси сейчас же насторожились и выпрямили поджатые лапки.

– Вот видишь, – сказал Тамерлан, – все они с двумя ногами, а вовсе не с одной.

– Чего же мудреного, – воскликнул Ходжа, – это если и тебя начать палками бить, так ты побежишь на четвереньках.

Когда Насреддин исполнял обязанности судьи, к нему однажды пришли двое людей судиться. Один из них жаловался, что другой укусил его за ухо. Другой же возражал, что он вовсе не кусал, а что тот сам себя укусил за ухо. Ходжа задумался: может ли человек сам себя укусить за ухо? Для того чтобы проверить это на опыте, он на время выслал вон спорящих и стал пробовать схватить себя зубами за ухо. Делая эти безумные попытки, он так вертелся и метался, что свалился с ног и расшиб себе голову, ударившись ею обо что-то. Тогда он вновь позвал участников тяжбы и важно объявил им:

– Знайте, что человек не только может укусить себя за ухо, но сверх того, может свалиться и расшибить себе голову.

Случилось раз, что Ходжа ехал верхом в большой компании. Он ехал впереди всех и притом сидя лицом к хвосту своего осла. Над ним, конечно, все смеялись, спрашивая, зачем он так сел.

– Если бы я сидел как следует, то, будучи впереди всех, я должен был бы повернуться ко всем спиной, а это невежливо; а если бы я ехал позади всех, то тогда все другие были бы ко мне спиной. А теперь я еду, повернувшись ко всем лицом.

Однажды ночью в дом Ходжи забрался вор. Жена Ходжи заметила его и хотела было поднять тревогу, но Ходжа остановил ее:

– Тише, молчи, не мешай ему. Авось, с Божьей помощью, он что-нибудь найдет у нас; тогда я брошусь на него и отниму добычу.

Ходжа вместе с женой отправились на речку стирать белье, захватив с собой кусок мыла. И вот вдруг прилетел ворон, схватил мыло и улетел с ним. Жена закричала, хотела было швырнуть чемнибудь в ворона, но Ходжа остановил ее, говоря:

– Оставь его в покое. Он чернее нашего белья, ему мыло нужнее, нежели нам.

Случилось, что несколько приятелей Ходжи затеяли какое-то судебное дело и позвали Ходжу в свидетели, причем он хорошо понимал, что приятели ждут от него ложных показаний в их пользу. Судья сказал, обращаясь к Ходже:

– У вас спор идет насчет пшеницы?

– Нет, насчет ячменя, – отвечал Ходжа.

– Не ячменя, а пшеницы! – накинулись на него приятели, вызвавшие его в свидетели.

– Чудаки вы! – сказал им Ходжа. – Коли надо врать, так не все ли равно, о чем врать, о пшенице или о ячмене!