Текст книги "Твоя кровь – мои слёзы"

– П-потому что, – слышалась дрожь в ее голосе, она отвернулась и больше не смотрела на меня, – не хочу, чтобы ты повторял моих ошибок, вот и все. Я поступила неправильно, игнорируя их столько времени. Такое решение правда было ошибочным. Твой отец еще за несколько лет до своей смерти просил меня ничего им не говорить, но это вовсе неважно. Если люди тебе близки, то ты должен быть с ним честен, а если даже нет, то как минимум признать свою вину и извиниться. Увы, я этого не сделала, теперь очень об этом жалею. Поэтому мне хочется, как и любому любящему родителю, хочется, чтобы ты брал от меня только самое лучшее, делал выводы и не повторял совершенных мною глупостей, сынок.

– Мам, ты знаешь, что…

– Поговорим позже, – перебила она меня и кивком головы указала вперед. – Машина подъехала, пойдем.

Выходя из нагретого салона, я сразу же накинул по самые глаза капюшон своего темного плаща и опустил взгляд вниз. Мама подошла ко мне. Вместе, под руку, мы зашли на кладбище. Людей внутри оказалось гораздо больше, чем около входа. Пробиваясь через нескончаемое скопление народа, я находил знакомые лица одноклассников, многих близких друзей и изо всех сил надеялся, что они меня не замечают. Солнце совсем не показывалось из-за облаков, сплошная завеса туч закрывала его. Туман поглотил собой все видимое пространство, видеть что-либо дальше пары метров было затруднительно. Моему плану оставаться не признанным это сыграло на руку.

– Мы встанем сбоку, вон там, – мой палец указал на свободное место возле дерева.

– Оно далековато, – мама несогласно помотала головой. – Родители М будут стоять ближе.

– Мы к ним приедем, обещаю. Я поговорю с ними, но позже. Сейчас не время и не место.

– Как скажешь, – выдыхая, согласилась она. Похоже разговор на повышенных тонах в машине слегка ее пристыдил. Если так, то меня он пристыдил поболее.

Стоя на небольшом пригорке, поросшим ядовито-зеленым мхом, под высоким дубом, нам стало видно, как по заросшей травой тропинке вдоль крестов и могильных оград шагают четверо крупных мужчин, несущих черный лакированный гроб на своих плечах. Перед ними люди расступались, замирали на месте и провожали их застывшим взглядом. Все ближе они подходили к вырытой в земле яме, на которую смотреть мне не хотелось. С каждым их последующим шагом сердце в груди сжималось сильнее, а пальцы рук тряслись от волнения еще больше. На теле выступил холодный пот. До меня только в эти секунды начало доходить, что же именно сейчас произойдет.

Конечно, все три минувших дня я осознавал, что этому обязательно суждено случиться, но сейчас все мои прошлые переживания меркли по сравнению с тем внутренним хаосом, что бушевал во мне. «Там же М, моя любимая, – думал я. – Сейчас ее закопают в эту чертову яму навсегда! Нет, нет! Она не должна лежать там, пожалуйста! Господи, ей надо жить! Пусть мы даже не будем больше вместе, пусть она ненавидит меня целую вечность, но она… Главное, она должна жить! Хотя бы где-то поблизости, пусть даже совершенно не ведая обо мне. Костьми за это лягу! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, я отдам за это все, что у меня есть без остатка. ВСЕ, что у меня есть, когда-то было, и еще будет в будущем!»

Мой бурный разум будто запустили заново и вернули ему всю ту боль, которая сводила меня с ума, заставляя принимать беспечные решения. На несколько дней его обездвижили, а теперь все спрятанные эмоции вырвались наружу. Состояние было сравнимо с тем самым, в котором я забрался на крышу и от безысходности, безумия и потери собственного сознания, собрался прыгать вниз. Мои ноги подгибались, тело, казалось, через мгновение рассыплется вовсе. Хотелось упасть на землю и больше никогда не подниматься с нее. До меня наконец-то добралась правда.

– Ты накачивала меня чем-то? – с претензией в голосе спросил я и повернулся к маме.

– Что? – обомлела она.

– Все эти дни я был вялым, сил не было ни на что, спать хотелось вечно. Ты подсыпала мне успокоительные?

– Это было для твоего же блага, – сказала она, виновато опустив голову вниз.

– И с какого момента?! – потребовал объясниться я.

Люди начали оборачиваться на нас и недовольно шептаться между собой.

– Тише! – мама поднесла ладонь к моим губам. – С тех пор как забрала тебя из больницы.

– И куда? – мои глаза расширились. – В напитки, еду?

– Во все понемногу, – переступала она с ноги на ногу. – Ты бы не стал пить их сам, поэтому мне пришлось. Они правда помогали тебе, за все время ты даже улыбнулся пару раз.

– Ага, а еще меня чуть не убила комната, а затем и я себя сам, – промычал я себе под нос. – Ты невообразима, мама!

– Веди себя спокойнее, мы все-таки на похоронах.

– Так что же, я не спокоен? – язвительным тоном спросил я. – Сегодня забыла еду мне отравить, да?

– В, что с тобой такое? Почему ты так себя ведешь? Сейчас не время для выяснения отношений!

После этих слов раздался глухой звук. Гроб поставили на землю перед ямой, затем начали читать молитву.

В своих словах она оказалась совершенно точно права. Время для демонстрации своих претензий было совсем неподходящим. Эмоции уже в который раз одержали надо мной верх и властвовали над моим поведением.

Кладбище наполнилось безмолвием. Переговаривающиеся между собой люди полностью замолчали, их лица в миг, как по заказу, наполнились печалью. Говорил лишь священник, одетый в белый подрясник, точнее, запевал похоронную молитву, что разносилась пронзительным эхом по всему кладбищу. Кадило в его руке поднималось снизу в верх, издавая гремящий звук цепи, заполняя густыми облаками благовонного дыма пространство вокруг гроба.

– Смотри-ка, в закрытом будут хоронить, – зашептала пожилая женщина в платке, стоявшая в метре от нас.

– Ага, ага, – отвечала ей вторая, обернутая шалью. – Совсем видимо живого места не осталось на девчушке.

Чем громче звучала молитва, тем более душераздирающими становились рыдания вокруг. Некоторые эмоциональные родственники кричали навзрыд и падали на колени в сырой песок. Мужчины покрупнее подавали им руки, поднимали, прося срочно успокоиться, однако после их слов истерики продолжали бушевать с еще большей театральностью.

Я перевел взгляд на родителей М, к которым так и не решился подойти из-за нехватки смелости. Несмотря на убедительные слова мамы о их отношении ко мне, чувство вины все равно пожирало меня изнутри. Они стояли рядом друг с другом, взявшись за руки, выпрямив спины ровно. На их лицах не читалось ни единой эмоции. Их взгляды устремились в одну точку и ни разу не перевелись на кого-то еще. Казалось, происходящего они просто не замечают, лишь борются с собственными демонами в голове, не давая им победить себя и показав этим самым слабину. Совершенно определено, градус стресса, переживаемого ими в эти дни, был настолько чувствителен и высок, что, вероятно, мне и не понять вовсе. Хоронить собственного ребенка, стать наследником его юности – самое кошмарная участь любого родителя. Тем не менее, они находили в себе силы справляться и держать себя достойно. Я испытывал искреннее уважение к этим людям, а так же собственную никчемность к самому себе, ведь не мог сказать им о том, какие же они замечательные и удивительные люди.

Священник закончил читать молитву. Могильщики начали забивать гвозди в гроб. Я заткнул уши, пытаясь не слышать этого, но у меня не получалось. Каждый удар молотка откликался болью в сердце. Затем они обвязали его вокруг веревкой. Пару раз проверили надежность крепления и, надев рабочие перчатки, подняли его и понесли прямиком к яме. Опускали они его аккуратно, старались не повредить. Люди длинной очередью потянулись к яме, чтобы бросить по три горсти земли сразу же после того, как первыми это сделали родители. Все крики и стонущие рыдания утихли. Тишину разрезали лишь хлипкие звуки топающей обуви по грязи.

Взяв в руки лопаты, мужчины начали засыпать яму песком и формировать могилу. К ним поднесли могильный крест терракотового цвета, который они установили позади. По окончанию, они сформировали земельную горку, на которую поставили фотографию М в рамке. Ее полностью завалили цветочными венками разнообразной палитры пестрых цветов, выражая этим свой траур. На черных ленточках виднелись золотистые надписи: «С глубокой скорбью, одноклассники», «Печаль и скорбь не выразить словами», «От родных и близких», «Помним, скорбим».

Постепенно все начали расходиться по сторонам, собираясь на поминальную церемонию. Кладбище заметно пустело. По какой-то причине с уходом людей мне стало спокойнее и легче дышать.

– И нам пора, – сказала мама, аккуратно взяв меня за рукав плаща.

– Давай еще постоим, – настоял я.

– Давай хотя бы подойдем ближе. Все ушли.

– Я хочу один. Оставишь меня?

– Хорошо, я подожду тебя в машине. Потом мы точно поедем сам знаешь куда. Поэтому давай не долго.

– Угу.

Мама направилась к выходу, утопая своими каблуками в лужах грязи. Я наблюдал за ее медленно удаляющимся силуэтом до тех пор, пока он полностью не растворился в тумане. Оставшись в полном одиночестве, под назойливое карканье кружащих в воздухе ворон я начал идти к могиле. Когда мне оставалось пройти пару метров, выразительный взгляд М на фотографии встретил меня, заставив замереть на месте. Издалека не было понятно какое ее фото выбрали оставить здесь. Теперь мне удалось его разглядеть.

Однажды в художественной школе ей дали задание написать картину, чтобы отправить на конкурс. Для участия в нем требовалось прикрепить рядом со своей работой собственную фотографию. Тогда она, возникнув из ниоткуда, в панике подбежала ко мне на улице возле школы.

– Ты же, В, правильно? – схватила девушка меня за плечи. – Мы в одном классе учимся.

На ней идеально сидело легкое ситцевое платье в мелкий цветочек. Летний наряд цвета спелой вишни слегка оголял колени и вынудил меня оробеть. Глаза и все лицо было накрашено довольно ярко, но это не показалось мне чем-то вызывающим. Броский макияж лишь подчеркивал ее непревзойденную внешность. Она выглядела как красивая девушка с интернет-картинки, которая вряд ли когда-то заговорит с тобой. Но я решил попробовать и общаться при этом спокойно, оставить волнения своего сердца в тайне, не давать волю эмоциям, чтобы в будущем мысли об одной лишь даже мимолетной встрече с ней заставляли меня задыхаться.

– Здорово, что ты запомнила моя имя спустя год, – максимально безразлично попытался ответить я. Ходят слухи, что девочкам такое нравится.

– Да-да, мне говорили, что ты не умеешь шутить, знаю! Мне нужная твоя помощь!

– Кто это тебе такое сказал? – нахмурился я. – Впрочем, не имеет значения. Какая помощь требуется?

– Пошли со мной в лес! – попросила она с выпученными глазами, схватив меня за руки.

– Типа… на пикник меня зовешь?

– НЕТ! – М мотнула головой и ее черные волосы вспорхнули. От их насыщенного аромата я чуть не упал в обморок. – Мне фотки нужно сделать!

– Я похож на фотографа? – спросил я, причудливо осматривая свое тело.

– Ты похож на доброго парня, который может мне помочь.

– А-а-а… друзья твои не могут?

– Друзей у меня нет, – жалостливо произнесла она. – Я ведь недавно переехала.

– Чего? Ты же самая популярная девочка в классе!

– ЧТО, ПРАВДА?! – завизжала она, улыбнулась и приблизилась ко мне.

– Ты даже не знаешь этого… – я прикрыл голову ладонью и опустил взгляд. – Ладно, пойдем.

– Спасибо! – крикнула она. – Ты такой отзывчивый!

Неподалеку от нашей школы протекала широкая река. Сразу за ней начинался огромный хвойный лес. Перейдя через железный мост над серебрившейся водой, мы отправились прямиком туда.

– Вот, держи, – сказала М и протянула мне сумку с фотоаппаратом.

– А давно ты рисуешь? – спросил я, после того как М, по пути, поведала для чего ей нужны фотографии.

– Сколько себя помню. Скоро закончу художественную школу и отправлюсь в свободное плавание. Хочу связать жизнь с искусством.

– Неплохо.

– Вот, смотри какая полянка! – сказала она, переступая через упавшие ветви деревьев. – Ну чудо же! Хочу здесь! Значит так, смотри, нужно включить камеру, направить на меня, а затем нажать во-о-от на эту кнопочку.

– Да, я умею фотографировать. Спасибо.

– Ой-ой, какой ты молодец! Приступим!

Она начала филигранно позировать, принимая различные позы, меняя выражения лица со смешных на серьезные. Вставала возле повалившегося дерева, присаживалась на него, ложилась, извивалась как только могла. Я только и успевал опускать и поднимать камеру, ловя ее в интересном ракурсе.

– Ну, как я на фото? – поинтересовалась М, положив руки на пояс и надув губы.

– Красивая, – совершенно не думая, выдал я.

– Э-эм… я про… смазалась или нет… – смущенно проговорила она, прикрывая часть лица волосами.

– То есть… красиво… получается, вот!

– Вот и превосходно! – пропела девушка, а затем с задумчивым видом отвела взгляд чуть в сторону.

В этот момент она показалась мне особенно прекрасной. Решая не упускать момент, я направил объектив фотоаппарата на М и сразу же ее сфотографировал. Это фото было моим любимым из сделанных тогда. На нем она смотрела не прямо в камеру, а скорее на место около, словно внимательно разглядывала кого-то, но не смотрящего на нее. Подбородок был слегка приподнят, губы плотно сомкнулись в розовый бутон, а бледная кожа сверкала в лучах солнца. Роскошные кудрявые волосы сплывали на левое плечо. На контрасте с голубым цветом глаз смотрелось это сказочно красиво.

– Все, готово, – заявил я, опуская камеру.

– Дай-ка, посмотрю! – попросила она, подбегая ко мне. – О-о-о, у тебя прям талант! Вышло здорово.

– Думаю, что дело вовсе не во мне.

– В ком же тогда или в чем? Правильный свет?

– Фото не вышло бы столь замечательным, если бы на нем был запечатлен кто-то другой, – после этой фразы мы удивленно подняли глаза и с нескрываемым интересом принялись изучать друг друга.

Внезапно меня выкинуло из омута приятных воспоминаний в суровую давящую реальность. Лучезарная опушка леса сменилась мрачными памятниками из черного камня. На голову начали падать редки капли прохладного дождя, но уходить я пока не собирался. Глубоко погрузившись в приятное прошлое, мне захотелось остаться в нем, запереться и никогда его не покидать. Тот стал началом нашей истории. Тогда случился наш первый диалог, вспоминавшийся мною регулярно. После этого завязалось наше тесное общение. «Интересно, почему выбрали именно этот снимок? – думал я, – обычно, как правило, выбирают более строгие кадры. Вроде фото на паспорт или подобные таким.» Хотя, она являлась личностью неординарной, поэтому такое было как раз к месту.»

Дождевые капли ложились и на стекло рамки. Казалось, будто по лицу самой М в этот момент льются слезы. Не желая этого видеть, я сдвинул венки плотнее, образуя небольшую крышу из них. Затем, встав на колено, тыльной стороной ладони протер образовавшуюся влагу с ее щек.

– Красивая, – тихо зазвучал нежный голос у меня за спиной.

– Очень, – согласился я, затем опомнился и, покинув свои мысли, обернулся.

Перед могильной оградой стояла высокая незнакомка в длинном бежевом плаще, затянутым поясом на тонкой талии. Ее пепельные волосы спускались крупными локонами до пояса. Пара завораживающих глаз цвета серого дымчатого агата внимательно рассматривала меня. Внешне ей было чуть за двадцать, но смотрела она на все сорок, смотрела так, будто знает цену себе и может назначит цену тому, кто ведет с ней разговор. Тонкие острые черты лица рисовали ей образ некой невозмутимой девушки, подходящей к делам с абсолютной уверенностью в успехе. Такая внешность, как у нее, магически приковывала, заставляя любоваться каждой деталью лица, не отрываясь ни на секунду.

Вдруг длинные черные ресницы девушки захлопали, выражая немой восторг. Ее голова подобно механизму заведенной куклы начала качаться из стороны в сторону, касаясь ушами собственных плеч. На стройной шее выступили сухожилия. Тучи начали сгущаться еще больше, тьма охватила собой солнечные просветы. Листья на деревьях зашелестели, под гнетом ветра сами стволы начали наклоняться к земле в такт с головой девушки. Я почувствовал как по всему моему телу проходит дрожь от холода. Мои черные ботинки покрылись тонкой коркой льда. На коже высыпали мурашки.

– Не боишься меня? – с интересом спросила она и немного озадачилась.

– Кто ты такая? – спросил я оробевшим голосом. – Что здесь делаешь, вы дружили с М?

– Значит, он видит меня иначе, – задумчиво проговорила она, затем начала обходить могилу по кругу. – Куда более важнее узнать… кем же сейчас являешься ты.

– Я тебя не понимаю, – пожал плечами я, пристально следя за ее вальяжной походкой. В каждом движении тела проглядывалась наигранность. Мне показалось, что девушка собиралась посетить театр, а вместо этого заплутала на кладбище.

– Вот и я тебя совершенно не понимаю, В. Недавно ты ходил по краю, а сегодня уже стоишь здесь. Определись уже наконец.

«По краю?» – подумал я и вспомнил треск рвущегося капюшона.

– Откуда тебе известно мое имя? Что это вообще за…

– Какой нетерпеливый! Хм, истина откроется тебе скоро, подожди. Попрошу ответить, но только без свойственных тебе истерик. Скажи, кем для тебя была эта девушка?

– Знаешь, мне несвойственно отвечать на подобные вопросы подозрительным незнакомкам.

– Можешь звать меня Ю, – представилась девушка и покрутила золотую серьгу на мочке уха. – Раз теперь мы знакомы, вернемся к моему вопросу.

– Любимой… она была моей любимой! Теперь ты довольна?

– Интересно, а как это? – прошептала она и ненадолго ушла в свои мысли, приложив ладонь к щеке, словно пыталась ее согреть. – Так что же, ты и правда готов отдать за жизнь этой девушки все, что у тебя есть, без остатка?

Незнакомка только что обнажила мои мысли, процитировала их с улыбкой.

– Но… как ты?

– «ВСЕ, что у меня есть, когда-то было, и еще будет в будущем».

– К-как ты узнала… о чем я думал? – недоумевал совершенно я. Мои губы затряслись, тело пронзил страх. – Т-ты… ведьма какая-то или что?

– Это выше моих сил! – Ю закатила глаза и подняла голову к небесам. – Так меня еще никто не оскорблял…

– Отвечай на вопрос! – не выдержал я и закричал. Меня бросило в агонию злости из-за того, что она залезла в мой разум и начала потешаться. Да и как вообще она в него залезла?

– Ну, ты громко думал, – читая мои мысли, ответила она, – вот я и услышала твои искрометные думы. Даже не смей спрашивать меня: «как, зачем и почему?» Просто наберись смелости и ответь: правда ли это? Готов ли ты пожертвовать абсолютно всем, что имеешь, каждой счастливой проведенной в будущем минутой в этом мире, приносящим тебе ранее столько радости и восторга? Оставить все те прелести, что имеешь здесь, потерять то, чем дорожишь ради М, ради жизни с той, кого всем сердцем любишь, в каком бы мрачном свете эта новая тяжкая реальность не предстала перед тобой, ведь главное для тебя, чтобы она жила. Все верно?

– Я не знаю для чего тебе это, – тихо проговорил я и на секунду задумался, – но будь у меня возможность вернуть ее, я бы и правда сделал это.

– Так, скажи же это, – улыбнулась Ю и сократила расстояние между нами до непозволительного.

Ее мистические глаза смотрели прямо в мои. Казалось, что они глядят намного глубже, чем я только мог себе представить, проникают в мою душу и спокойно разгуливают по ней.

– Да, – невольно сорвалось с моих губ. Изо рта внезапно повалил морозный пар. – Я готов отказаться от всего, что имею сейчас, если М будет рядом.

– Да будет так! – ее руки сложились в замок, она сделала шаг назад и закрыла глаза. – В непроглядной мгле, иль при свете дня, пусть миру воля явится сия, заберет покойный сон и жизнью их наполнит взор!

– И что все это знач… – не успел я договорить, как вдруг меня охватила разрывающая головная боль.

Уши пронзили громкие крики: плач и стоны женщин, визг детей, мужские измученные вопли – все они осадили меня градом беспрерывных голосов. Они молили о пощаде, просили о спасении, слезно требовали не забирать их покорные души раньше времени. В этот момент мое тело замерло, как если бы его заключили в цепи. Я не мог пошевелить ни одной частью тела. Прилагая силы, пытался из раза в раз открыть глаза, но каждая попытка оканчивалась крахом. Их будто склеили. Безграничных потоков яростных речей вскоре стало куда больше, чем мог воспроизвести мой мозг. Тысячи, миллионы, может, миллиарды различных людей оглушали меня со всех сторон. Из кромешной темноты вырисовывались ведения. Повсюду начали возникать силуэты и образы, похожие на человеческие. Скачущие всадники на конях топтали заживо всех, кого только видят. Сверкающие мечи срубали головы, перерезали глотки. Раненые пытались ползти в надежде спастись. Стрелы лучников протыкали насквозь треснувшие доспехи, добираясь до тел. По моей коже скатывался пот, каждая клеточка тела адски пылала. Мне думалось, что вот-вот весь белый свет запросто расплавится и не останется вообще ничего.

Вдруг все окружающее пространство мигом погрузилось в тишину. Чудовищные сражения и смерти сменились ночной цветочной долиной под чарующим звездным небом. Над алыми розами, источающими упоительный аромат, кружили голубые бабочки, с их крылышек сыпалась блестящая пыльца. Потоки воды водопадом спадали со скал, красиво сияя в сапфирном свете, и впадали в прозрачное озеро. Неподалеку, на подошве горы, расположился аккуратный деревянный домик, с трубы которого выползал слабый дымок. На пороге избы сидели старики и рассматривали вереницу детишек, собирающую хворост для костра. Они подбрасывали веточки в огонь, завывая мотивы народных песен.

Позади меня послышались приближающиеся шаги, шелестящие по траве.

– Привет, – мелодично зазвучал до боли знакомый голос.

Я обернулся и передо мной в белой кружевной накидке предстала М. Босиком она подходила все ближе, наступая на свежие капельки росы. На лице сверкала счастливая улыбка. По всей видимости, ей было радостно меня видеть. Подойдя ко мне, она сразу же потянулась к моей руке, взяла за запястье и приложила мои пальцы к своей щеке. Я почувствовал приятное тепло от нежной бархатной кожи, проходящее напором по всему телу, когда она прильнула лицом к моей ладони. В серебристом свете луны обескураживающие черты ее лица выделялись живописными изящными линями.

– В, теперь мы и правда останемся с тобой вместе навсегда, – самые желанные мною слова были сказаны ею, девушка кинулась обнимать меня.

– Неужели… снова сплю? – спросил я в страхе проснуться. Мои руки были опущены по швам, в то время как М вцепилась в меня, обхватив спину, и не выпускала из объятий. Все прикосновения ощущались, как если бы наяву. Однако, почувствовать ее вновь казалось мне бесценной роскошью. Такой бесценной, что такого просто не могло произойти.

– Нет, дурачок, ты не спишь, – моя грудь ощутила на себе тепло ее дыхания. – Ты стоишь на моей могиле.

Резкая жемчужная вспышка света озарила всю щебечущую долину и заставила меня зажмуриться. Прозвучал протяжный свистящий шум, похожий на гул сирены, после чего все испарилось. Открыв глаза вновь, передо мной возник сгусток тучных облаков. Лицо поливали капли проливного дождя. Спина начала жутко болеть – под ней ощущалась твердая поверхность. Мое состояние было похожим на то, когда человек только проснулся и вяло потягивается, разминая тело. Немного придя в себя, я понял, что лежу на улице, весь вымокший, холодный.

Резко вскочив, увидел стальную лавочку, на которой очнулся. «Но ведь… это же не кладбище, – думал я, – Где та девушка Ю? Она так странно говорила. Можно подумать, что читала меня, как открытую книгу, при чем даже не читала, а перечитывала уже в который раз. С ее присутствием в воздухе воцарился холод, пробирающий меня до костей. А что же М? Ведь сразу понял, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Что вообще со мной происходит? Наверное, упал в обморок, все это привиделось мне. Затем кто-то нашел меня без сознания и перенес сюда. Хотя… почему именно сюда?»

Внимательно осмотревшись, сориентировавшись, я догадался, что эта скамейка стоит возле дома, который находился в сотне метров от моего собственного. Последние дни со мной явно происходило что-то необъяснимое. Все эти ведения, возникающие из ниоткуда; моя переменчивость в настроении; нервные срывы; давящие стены сжимающейся комнаты; и наконец-то этот ненормальный диалог возле могилы. Становилось сложно отличать реальность от сновидений и галлюцинаций. Не было никаких гарантий, что даже в данный момент мне все это мне не кажется. Как только приду домой, попрошу маму больше не поить меня успокоительными. Вероятно, всему причиной служило их побочное действие, думал я.

Ливень понемногу прекращался, небо заметно прояснялось, свет проглядывал между слоистых облаков. Полностью вымокший, с прилипшей к телу одеждой, под лучами бронзового солнца, вдоль цветущих клумб, я лениво перебирал ногами по сырому тротуару в направлении дома, хлюпая переполненными водой ботинками. Идти было совсем недалеко. Обойдя здание, необходимо повернуть за поворот, затем невзрачная серая многоэтажка, которая теперь была мне не мила, появится в своем угнетающем виде.

Время, видимо, перевалило за вторую половину дня. На улице было довольно людно и шумно. В магазине через дорогу у витрины копошились продавцы. По округе раздавался смех ребят, возвращающихся со школы, мамочки возили в коляске плачущих детишек по территории деткой площадки. С проезжей части доносились вопли нервных водителей и омерзительные для моих ушей гудки их сигналящих машин.

– Мама, мама, смотри! – крикнула маленькая девочка за моей спиной. – Водяной идет! У-у-у, страшила!

– Здравствуйте, – поздоровался я, признавая в ребенке и женщине своих соседей по лестничной клетке.

– Ходят тут странные всякие, детей только пугают, – заворчала мама девочки, отворачивая ее рыженькую голову от меня. – Пойдем, дорогая!

– Уже как восемнадцать лет ходят тут вообще-то, – недовольно пробормотал я.

Никакого внимания моим словам они не предали. Лишь засверкали пятками в противоположном направлении. Решив, что и мне тоже пора, я ускорил шаг и, оставляя мокрые следы позади себя, завернул за поворот.

Возле собственного подъезда какой-то прохожий одарил меня косым взглядом. Мне же хотелось лишь поскорее зайти домой, скинуть с себя всю одежду, а затем отправиться в ванну. Дверь домофона была открыта нараспашку, придвинутая кирпичом к углу. Повезло и с лифтом, в который мне удалось проскользнуть боком за секунду до его закрытия.

– Здравствуйте, – кивнул я стоящему в углу мужчине, держащему на поводке собачку с высунутым язычком.

– О, добрый день, молодой человек! – приветливо поздоровался он. – Вам на какой этаж?

– Седьмой, как всегда, – буркнул я, вопросительно посмотрев на него.

– Как всегда? Вы к нам только переехали? Что же, раз так, полагаю, теперь вам всегда на седьмой. Правильно понимаю вас?

– Только переехал? – насторожился я. Черт, может, подъездом ошибся и зашел не в свой. Ну я и придурок.

– Вы не переживайте! Мы с женой на восьмом живем. Так что, соседями почти будем. У нас отличный дом, все очень добры и приветливы друг к другу! Взять вот, к примеру, пятый этаж, так там вообще одна интеллигенция обосновалась, знаете ли, каждый второй музыкант, а вот на шестом вообще скульптуры осели с актерами театра драмы на пару. Ох, театр! Давно мы с супругой на спектакль не выбирались, пора исправляться, согласны? А, кстати, с девятого недавно алкоголиков всех выселили, так дышать легче стало, ей богу! А то орали ночи на пролет, ух! Как с дурдома сбежали, клянусь! О-о, вот и ваш этаж, прошу. Счастливого вам дня!

– В-всего доброго, – ошарашено ответил я, задержав на нем ненадолго свой изумленный взгляд, а затем вышел из лифта.

Он на прощание помахивал мне ручкой до самого закрытия дверных створок. Неразбериха в голове, по окончании этого мимолетного диалога, становилась еще куда более запутанной. Мне всегда казалось, что у нас в доме никогда не жили ни музыканты, ни скульптуры, да и вообще других деятелей культуры тоже вряд ли бы удалось отыскать. Можно предположить, что у это дядьки потеря памяти случилась, все-таки возраст берет свое. Именно поэтому меня вспомнить ему не удалось. Еще приветливым таким был, милым… точно с головой проблемы.

Череда удивлений и новых открытий продолжилась. Я подошел к своей квартире и сразу заглянул под горшок с цветком в поиске ключа. Его там не оказалось. Тогда мне пришлось постучаться, потому как звонок у нас был сломан. За дверью затоптали приближающиеся шаги. Замок с щелчками начал открываться и дверь открылась.

– Здравствуйте, вы что-то хотели? – спросила мама, выглядывая в белом пушистом халате и тапочках. На ней были очки, а в руках газета. – Слушаю вас.

Меня охватила злоба.

– Вообще-то, знаешь, это мне хотелось бы послушать, куда ты делась, почему уехала с кладбища?

– А-а-а, что-что, простите? – удивленно спросила она, теребя прядь волос между пальцев.

– Ты сказала, что будешь ждать в машине. Потом я вырубился возле могилы, а пришел в себя уже на лавочке. И вообще, с каких пор ты носишь очки? Они тебе не идут.

– Молодой человек, с вами все в порядке? – спросила мама, подтягивая оправку очков выше к носу. – Какое кладбище? Вы может квартиру перепутали? Даже если так, попрошу мне не тыкать, ведь я явно постарше вас буду. Вы куда шли вообще?

– Мам, ты тоже решила принять те успокоительные, которые мне подсыпала? Вижу подействовало, но тоже с побочным эффектом.

– МАМ?! – раздался оглушительный крик на весь подъезд. Мои ноги даже слегка подкосились. – Значит просто пьяный… это вам на девятый этаж подняться надо! Там вам помогут, ступайте!

– Стой! – остановил я рукой закрывающуюся дверь. – Если это шутка, то она сильно затянулась! Впусти меня уже домой!

– Молодой человек, отпустите быстро! – мама дергала ручку на себя. – Я сейчас полицию вызову.

– Хочешь оставить мокрого сына на улице? – промычал я, сражаясь с ней за дверь. – Не самый лучший материнский поступок!

– Какого к черту сына?! У меня не было его никогда!

После этих слов по всему телу пробежала дрожь, словно меня ударили электрошокером. Сразу же вспомнилась соседка с ребенком на улице, мужчина в лифте – они оба думали, что мы видимся с ними впервые, но это определено было не так. Эти люди знали обо мне всегда, каждый день здоровались и с удовольствием говорили со мной.

– То есть, ты не знаешь меня? – ошарашенно спросил я, делая шаг от двери.

– Впервые вижу! Ступайте уже отсюда!

– Но… м-мам, как же так? Прошу, скажи, что ты шутишь… мне уже страшно становится.

– У МЕНЯ НЕТ СЫНА!

– Я-я… Я сейчас докажу тебе, подожди секунду, – моя рука полезла в карман за телефоном. – Черт, где же он! Сейчас покажу тебе фотки, тогда ты все вспомнишь. Вспомнишь… как порезалась на море об ракушку и попросила это сфотографировать, вспомнишь как научила меня подделывать твою подпись в дневнике, чтобы я расписывался сам и вспомнишь как заставляла меня смотреть «Сумерки», да, вспомнишь. Только вот найду телефон… и покажу.